Текст книги "Вы – чародей. Пособие по выживанию в средневековой Англии"

Я следил за разговором в растерянности, даже забыл отключить усиление звука, поэтому голоса звучали чересчур громко. Что это, ритуал? Или религиозная оценка моей особы? Или просто специфический местный обычай?

Я открыл было рот, чтобы задать вопрос, но тут мой обостренный слух кое-что уловил.

– Слышите? – Я встал и повернулся к источнику звука.

– Что? – спросил Эальстан.

– Рога, – ответил я, нахмурившись. – Вон там.

– Какие такие рога? – спросил Эальстан.

– Длинные. Которые ревут. Три низкие, резкие ноты.

Эальстан посмотрел на Сефауинн.

– Прошу тебя, – сказал он. – Да, это нас задержит, но мне нужно хотя бы увидеть.

Она насупилась, но отрывисто кивнула. В считаные секунды меня усадили на лошадь, и мы от дороги направились к берегу. Я пытался получить объяснение, но мешали топот копыт и мое желание удержаться в седле.

Вскоре я понял, что происходит. По требованию Эальстана мы спешились, крадучись приблизились к пологому обрыву и увидели, как внизу в сорока футах волны разбиваются о камни. Вдоль берега, пугающе близко, шли три судна.

Даже я смог узнать галеры викингов. А судя по лицам спутников и тихой ругани Эальстана, для местных это было зрелище не из отрадных.

FAQ:

Все-таки хотелось бы получить ответ, почему я не могу обзавестись измерением, в котором много говорящих бананов.

С подобными просьбами к нам обращаются часто. «Подайте мне мир, где люди умеют летать!» «Хочу измерение без лягушек, они меня бесят». «А я бы предпочел, чтобы там было небо в шотландскую клетку».

Такого рода заказы демонстрируют фундаментальное непонимание природы альтернативных измерений и вероятностей. Общепринятая теория параллельных миров полагает, что в каждом из них повторилась история нашего мира – вплоть до момента, когда некое событие вызвало ее поворот. В одних случаях альтернативное будущее отличается от нашего совсем чуть-чуть, в других – радикально.

Величина разницы между тем или иным альтернативным измерением и нашим родным зависит от двух факторов. Первый: когда именно история сменила русло? Если давным-давно, то отклонение будет значительным – скорее всего, но не наверняка. (Ведь бывает и параллельная эволюция!) Второй: чем поворот был вызван? Если каким-нибудь масштабным событием (например, в 2020-м астероид, пролетевший мимо нашей Земли, врезался в другую), то мы увидим большую разницу, пусть даже точка отклонения лежит недалеко от нынешней даты.

Соседствующие миры, как правило, обладают схожими признаками. Вообразите дерево. Ствол – это история нашего измерения, а каждый сук – результат какого-то отклонения. На сучьях появляются ветви потоньше, создаваемые второстепенными отклонениями, но все они имеют те же свойства, что и ветка, от которой они отрастают.

Мы, «Рачительный волшебник, инкорпорейтед»®, приобрели такую ветку. Здесь средневековая Британия населена людьми, которые говорят на понятных нам языках. Но распределение измерений имеет форму колоколообразной кривой. Допустим, мы каталогизировали тысячу миров и ранжировали их по признаку подобия нашему родному. Затем по этим данным строится график: на оси X отражается сходство с нашим миром, а на оси Y – количество найденных нами миров с такой же степенью сходства.

Вы видите, что в левой части графика, ближе к краю, собраны измерения, наиболее похожие на наше. В спектре миров, которым мы располагаем, они довольно редки. (Отметим, что бывают спектры, где вершина «колокола» смещена влево или вправо.) В середине графика вы обнаружите группу измерений, названных нами «Земля-лайт»™. Кое в чем они схожи с нашим, но имеют интересные девиации культурного характера. В нашем спектре большинство измерений статистически приходится на эту часть «колокола».

Ответ на вопрос, содержащийся в заголовке, лежит в правой части графика. Кривая тянется в бесконечность, а следовательно, теоретически существует шанс обнаружить даже в принадлежащем нам спектре измерение, абсолютно во всех отношениях разительно отличающееся от нашего. Тем не менее статистические законы таковы, что можно искать хоть тысячу лет, но так и не обнаружить мир с говорящими бананами. По той лишь причине, что вероятность появления говорящих бананов исчезающе мала.

Уж такова горькая правда: теоретически в измерении может существовать любая невидаль, но чем она необычнее или абсурднее, тем меньше шансов такое измерение когда-нибудь отыскать.

На сегодняшний день ученым удалось обнаружить несколько драгоценных миров, где доминирующим подвидом Homo sapiens стал неандерталец. Но ни в одном из исследованных измерений эволюция не привела к власти над планетой какого-нибудь негуманоида или хотя бы отличного от человека потомка обезьяны (уж не обессудь, Чарлтон!)[11]11
  Хестон Чарлтон – псевдоним американского киноактера Джона Чарльза Картера, исполнившего главную роль в фильме «Планета обезьян» (1969) и эпизодическую – в одноименном ремейке этого фильма (2001).


[Закрыть]. И появление разумных слонов в миллионы миллионов раз вероятнее появления разумных бананов.

При этом мы обнаружили тысячи миров, опустошенных падением метеорита или иной катастрофой. Поскольку, в отличие от развития разумных бананов, гибель от природного катаклизма крайне статистически вероятна.

Но вы не расстраивайтесь! Как показывает наш опыт, в других мирах запросто можно обнаружить культурные сдвиги – например, услышать, как греки общаются на латыни. Более того, тамошнее Средневековье так мало похоже на наше, что увлекательного и любопытного вы получите с лихвой.

Юридическое уведомление. Если приобретенное вами измерение обладает «исключительными признаками» (см. п. 10.2 договора), не отмеченными в нашем исследовательском отчете, то вам чрезвычайно повезло! Поздравляем: вам причитается $100 000 – премия первооткрывателя! Эта сумма будет выплачена после вашего безальтернативного, необсуждаемого отказа от права владения маяком и кодами к измерению. Советуем самым тщательным образом изучить договор, а если наше великолепное предложение вызовет вопросы, обратитесь с ними в юридический отдел компании.

Глава 13

Да, никаких сомнений: это викинги. Я сфокусировал взгляд на переднем корабле и включил зум. Носовое украшение – драконья голова на выгнутой шее, вдоль бортов по дюжине парней за веслами. Они очень похожи на людей, которых я уже встречал в этом измерении: их одежда пестра, а доспехи скудны. Только один отличается: крупный, с властной осанкой, в кольчужной рубахе. Но без рогатого шлема.

И вопреки моим ожиданиям никакие они не грязнули. Наоборот, удивительно опрятные. Длинные волосы, преимущественно светлые; бороды ухожены. Как будто эти морские разбойники регулярно принимают спа-процедуры и могут себе позволить дорогой кондиционер для волос.

А еще на каждой галере плыла женщина поистине неземного облика, с вьющимися по ветру длинными локонами. (Четыре звезды за фактор устрашения.) Как этим дивам удается спасать свои прически от сбивания в колтун?

Я взглянул на побледневшего Эальстана:

– Правильно ли я понял, что эти люди опасны?

– Они разбойники, аэлв, – прошептал он. – Беспощадные изверги. Убивая, эти негодяи хохочут. А еще громче хохочут, когда уводят тех, кто тебе дорог. Они сжигают деревни дотла и оставляют людей умирать со вспоротым животом и вываленными внутренностями, в кромешном ужасе от того, что их родичи теперь в плену у этих мясников.

– Викинги, – сказал я.

– Впервые слышу это слово, – пожал плечами Эальстан. – Мы называем их ордаманами.

– А тебе известно, из какой они страны? – спросил я. – Дания? Норвегия? Может, Швеция? – Я все еще пытался выяснить, чем этот мир похож на мой, а чем отличается.

– Нет, – ответил Эальстан. – Их Хордаланд лежит на востоке, они переплыли море.

– Я знаю о Норвеге, – сказала Сефауинн. – Было когда-то в той стороне такое королевство. А неподалеку от него – Дансик. Ордаманы покорили их. Они всех поработили, кроме геатов – те отважно сопротивляются, им помогают рунные камни. – Она сощурила глаза. – Три корабля всего лишь… Может, они приплыли разведать побережье, а не ради грабежа?

– Нет, скоп, ордаманы приплывают только ради грабежа, – возразил Эальстан. – Они алчут рунных камней, не в силах прекратить охоту за ними – как обжора не в силах порвать с чревоугодием. – Он схватился за меч. – Ордаманы плывут на север…

На север. А там Стенфорд. И явно не на безопасном удалении от берега расположена эта деревня. Видя, какой страх отразился на лице Эальстана, я предположил, что морским разбойникам не составит труда добраться до нее.

– Возвращайся, младший отец, – проговорила Сефауинн. – Если ордаманы высадятся…

– Наш рунный камень исправен, – сказал Эальстан. – Ну, почти… Лишь бы они не привели с собой скопов.

– Скопы? – спросил я. – Вроде Сефауинн? Но при чем тут они?

– Ордаманские скопы могущественны, – объяснил Эальстан. – Их хвальбы устрашают вихтов земли, лишают наши камни силы. Не далее как три месяца назад злодеи разграбили и сожгли Ниэхтун, а тамошний камень был могущественнее нашего.

– На каждом судне есть женщина, – указал я.

– Ты их видишь? – изумился Эальстан.

– Да, – ответил я. – Они стоят впереди.

Проплыв севернее, корабли на наших глазах взяли ближе к берегу. Викинги искали удобный пляж, чтобы высадиться.

– Мужчины при оружии? – спросила Сефауинн.

Я подрегулировал дальнее зрение:

– Да. При каждом отряде один человек в кольчуге, у остальных меч и щит. Женщины тоже сходят на берег.

Эальстан резко встал, как будто хотел броситься к своему коню. Но посмотрел на Сефауинн и не тронулся с места.

– У злого чужака оружие аэлвов, – сказал тан. – Я обязан предупредить эрла. И поскольку эта угроза серьезнее, чем набег ордаманов, эрл прикажет мне забыть о Стенфорде. Боюсь, я не смогу на это пойти. – Казалось, он вот-вот разрыдается. – Как бросить в беде Ровену? И моих людей?

– Возвращайся, Эальстан, – сказала Сефауинн. – Это правильный выбор.

– Если тебе удастся спасти брата, обещай: ты не остановишься на этом! Ты расскажешь эрлу о случившемся и попросишь прислать кого-нибудь, чтобы… наши тела предали земле.

– Погоди, – вмешался я. – Эальстан, ты говоришь так, будто битва уже проиграна.

Он с тоской посмотрел на меня:

– Прежде корабли эрла охраняли эти берега, отгоняли врагов… Но Воден лишил нас своей милости, и моей деревне не выстоять в одиночку против трех ордаманских дружин. Три дружины, аэлв, – это семьдесят воинов. После нашествия Медведя в округе нет такой силы, которую мы могли бы призвать на помощь.

– Так ты помирать собрался? – спросил я, поднимаясь на ноги.

– А что еще остается? – Тут его глаза расширились и он опустился передо мной на колено. – Аэлв! Ведомо мне, для чего ты пришел: чтобы всласть поглумиться над нами. Но если мы падем от мечей разбойников, тебе не с кем будет забавляться. Ответь, способен ли ты остановить ордаманов?

Я замер в растерянности.

– Он не поможет тебе, Эальстан, – тихо произнесла Сефауинн. – А я… Хотелось бы мне, чтобы мои хвальбы имели такую силу, но нет… – Она отвела взгляд.

Эальстан кивнул, встал и повернулся к лошадям. А я молчал, скованный растерянностью и… страхом? Но это же неправильно! Я полицейский, разве нет?

Вот только чего я стою против целой армии кровожадных викингов? Выдаю себя за волшебника, однако мои «колдовские» знания здесь практически бесполезны. У меня куча стелс-модификаций, но опять же викингов слишком много.

И все-таки видеть поникшие плечи Эальстана и слышать, каким тоном Сефауинн заявила, что я ничем не помогу… Это вызвало воспоминание – смутное, тягостное воспоминание о том, как я получил весть о гибели Джен в далеком краю…

– Эальстан, – окликнул я.

Он остановился и посмотрел на меня с надеждой.

– Они говорят на нашем языке? – спросил я.

– Если и не говорят, то их скопы могут перевести. Скопам приходится учить наш язык, чтобы здешние вихты понимали их хвальбы.

– Хорошо, – сказал я. – Мне нужен корень марены, перо и хорошее место, чтобы несколько минут понаблюдать за этими викингами…

Через некоторое время, сидя на том же обрыве, я зарисовывал происходящее вдали на берегу. Викинги послали несколько человек к реке за пресной водой – вероятно, собирались как следует гидратироваться, прежде чем предаться кровавому разгулу.

Рисовать птичьим пером и тушью из корня марены – не самое простое занятие на свете; мешало и то обстоятельство, что мои объекты постоянно двигались. Но я смутно помнил, как учился рисовать без перьевой ручки, и вскоре обнаружил, что вживленная оптика умеет делать фотоснимки.

Такими темпами скоро закончатся полупустые страницы, зато у меня получается, и это главное…

Рисуя, я сосредоточился на своих эмоциях.

Одной из которых был растущий страх.

Это какая-то бессмыслица. Я же полицейский, детектив. Я внедрялся в картели. Наверняка побывал во многих опасных ситуациях. Так почему же пришлось включить стабилизацию пальцев, чтобы не дрожали?

Я вдруг поймал себя на том, что не помню ни одного случая, когда моя жизнь подвергалась опасности. Возможно, я участвовал в сотне перестрелок, но теперь этот опыт недоступен. Понятно, почему я так нервничаю. В сущности, здесь я зеленый новобранец.

То, как я принял на руку удар ножа, подсказывает, что у меня имеются прочные боевые инстинкты. Случись что, мое тело отреагирует правильно, даже если не сумеет отреагировать мозг.

Рядом нервно топтался Эальстан с топором в руке. Подумалось, что он сейчас похож на щенка – крупного, клыкастого, но все-таки щенка. Надо отдать ему должное, он не торопит меня. Неужели доверяет?

Это и радовало, и пугало одновременно.

– Ты говорил, что кони знают дорогу домой, – сказал я, рисуя.

– Это так, почитаемый аэлв, – подтвердил он. – Если их отпустить, они пойдут в Стенфорд.

– Может, отправить туда послание? – предложил я. – На случай, если у меня ничего не выйдет и мы попадем в рабство.

– Ордаманы не берут в рабство мужчин, – возразил Эальстан. – Они нас…

– Спасибо, мне не нужно знать подробности. Я всего лишь хочу сказать: если никто из нас не желает ехать обратно, почему бы не отправить лошадь с запиской?

– Что такое записка?

– Текстовое сообщение, – ответил я. – Могу сам его написать, и тебе не придется…

Тан молча смотрел на меня, и на его лице ничего не отражалось.

Ну да, конечно. Кто же прочтет эту записку?

Шаги в кустах возвестили о возвращении Сефауинн. Она достала из вьюка флягу с водой. Взглянула на меня, стоящего меж кустов на коленях с неумело очиненным пером, кувшинчиком красной туши и стопкой обгоревшей бумаги, но ничего не сказала.

Я отыскал в стопке последний лист, не целиком заполненный текстом. Затем включил зум, сфотографировал третьего вождя викингов и приступил к рисунку.

– Тут кто-то когда-то умел писать, – сказал я. – На камне в вашей деревне есть буквы.

– Да, Логна украла у Водена письмена и отдала нашим предкам, – объяснил Эальстан. – Те покрыли этими письменами камни, рунные камни, чтобы удерживать в деревнях вихтов и наделять их силой.

– То есть рунные камни нужны для того, чтобы… – Как бы попонятней выразиться? – С их помощью вы приманиваете и подчиняете себе фей?

– Не знаю, кто такие феи, – ответил Эальстан. – Но когда вихты земли оказываются в пределах воздействия рунного камня, мы им предлагаем дружбу. У них есть выбор, ведь приваживание – не принуждение. Оно… поощряет покончить с бродячей жизнью, выбрать дом для служения. Камень наделяет вихта способностью охранять и защищать. Но если вихт не получает должных подношений, он может стать боглом.

– Это плохо?

– Прости меня, почитаемый аэлв, но разве в твоей стране мало вихтов служит людям? Один из них привязался к тебе – я такого чуда отродясь не видывал. Конечно, ты сам знаешь ответ на свой вопрос.

– Бог ведает, о чем ты будешь его молить, еще до того, как получает твои дары, – высокопарно произнес я. – И все же смертному надлежит изречь подобающие слова и совершить ожидаемые действия. Не сомневайся, Эальстан: я лишь проверяю тебя и оцениваю, что тебе ведомо.

– О да, почитаемый аэлв, – произнес тан. – Да, боглы плохие. Это зловредные носители худого вюрда. В прежние времена рунный камень изгонял вихта, стоило тому измениться. Но камни теряют силу, а Воден запрещает укреплять их. Да и не знает никто из нас, как это делать. Хорошо хоть, что есть скопы, которые нам помогают.

Он указал кивком на Сефауинн, и та кивнула в ответ.

– Почему Воден не дает вам писать? – спросил я. – Какой ему прок от этого запрета?

Эальстан взглянул на блондинку, устроившуюся на камне неподалеку. Та подалась вперед и выпростала руки.

– Воден испытывает нас, – сказала Сефауинн. – Он требует жертв, преданности, искупления. Дело в том, что Фрайг – великая воительница, супруга Водена – пала в последней битве с Черным Медведем.

Поначалу наша война с валисками мало интересовала богов: просто очередная мелкая дрязга между смертными. Но потом король валисков, сам Медведь, от безысходности обратился к Тьме. От его прикосновения почернела земля. Развратились вихты земли, а из сумрака и огня на зов Медведя вышли баргесты. Боги приняли сторону людей, чтобы дать отпор Черному Медведю. На беду, тот нашел громадного волка Фенриса, которого однажды привадил Тиу. Фенрис, вынужденный подчиниться воле Медведя, принес с собой орудия методгодаса, гибели богов. Не желая рисковать существованием всего мира, боги отступили. Но потом Фрайг откликнулась на мольбы отчаявшихся, страждущих, гибнущих и вернулась на войну.

Сефауинн умолкла, и я, оторвав взгляд от бумаги, спросил, дивясь тому, как меня увлекла эта байка:

– Ну а что было дальше?

– А дальше, – улыбнувшись, прошептала Сефауинн, – были хвальбы. Прекрасные хвальбы, каких допрежь не слыхали люди. Яростные, они прогнали Черного Медведя. Сила Фрайг, мощь ее духа привадили короля к его собственной земле, как приваживают вихта. В тот день богиня спасла все человечество – не только жителей здешних краев, но и валисков, и ордаманов, и эриян на соседнем острове, и народы далеких стран, хоть они и не знают об этом.

Но Фенрис, волк, способный пожрать весь мир, остался неусмиренным. И Фрайг, ослабленная борьбой с Медведем, стала его жертвой. Своим предсмертным вздохом она приковала волка к кургану Черного Медведя, чтобы дремал, пока не придет срок умереть всем богам.

Погибнуть от волчьих клыков должен был Тиу, – продолжила Сефауинн, еще сильнее наклонившись вперед, словно делилась тайной. – Это его руку принял в пасть Фенрис, его крови отведал. Жертва, принесенная Фрайг, изменила все, что могло случиться. Вюрд обезумел, а мир получил надежду.

Но Воден не желал надежды – он жаждал любви. Рунами ведала Фрайг. Она сама их создала, научила им богов, а людям через них дарила божественную мудрость. Но люди больше не пишут – Воден запретил, потому что из-за них погибла богиня. И теперь сыновья Водена карают всякого смертного, оскорбившего ее память. Только Логна, знаменитая своей хитростью и расчетливостью, дерзает ослушаться Водена. Мы, скопы, – наследие Фрайг. Делаем то, что раньше делала она: управляем вюрдом и защищаем землю от боглов. И все держим в памяти, потому что больше не можем полагаться на руны.

– Поговаривают, что скопы служат Логне, – вставил тан.

– Глупости, – отмахнулась Сефауинн. – Мы ждем прощения от Водена. И получим его, когда будет принесено достаточно жертв. Не сомневайся, Эальстан, так и будет. Возможно… однажды скопы вновь станут достойны…

Я решил, что рассказанная Сефауинн история неплоха. Кинофильмов здесь нет, так почему бы не слушать сказочки вечером у камина. (Четыре звезды с половиной. Возможно, с куклами получалось бы лучше.)

То, что я затем сказал, предназначалось в первую очередь для Эальстана:

– Вы, смертные, многое помните, но есть и то, чего вы не помните. Странно…

Эальстан взглянул сквозь деревья на пляж и произнес, разрушив навеянные рассказом чары:

– Вернулись разведчики, нам надо спешить.

– Я почти закончил.

– Тогда займусь лошадьми, – сказал он. – Мне понравилась твоя идея, почитаемый аэлв. Если здесь у нас не заладится, я отправлю Черныша, вьючную лошадь, с кровавым отпечатком моего топора на седле. Ровена решит, что я, умирая, послал ей предупреждение, и деревня успеет подготовиться к обороне. – Кивнув мне, он похвалил: – Ты снова доказал свою мудрость.

Эальстан отошел, и будь я проклят, если его комплимент не придал мне чуток бодрости. Этот парень – викинг без торговой марки, у него больше смелости, чем ума, но он мне нравится. Такую искренность я нечасто встречал в моем родном измерении.

Сидевшая на камне Сефауинн встала и просмотрела мои рисунки. Сочла их, как и предыдущие, великолепными. Эх, видели бы меня сейчас учителя из художественной школы – пришлось бы им признать, что я в самом буквальном смысле лучший рисовальщик в мире.

– Прекрасная история, – сказал я скопу.

– Из тех, что мы рассказываем детям, – проворчала она. – А ты ее не знал! Никакой ты не валиск. Твоя страна лежит еще дальше, да?

– Дальше, чем ты можешь себе представить.

– Это очень опасный план, Рунник, – прошептала она. – Сомневаюсь, что тебе случалось жульничать, когда риск был так же велик.

– Я не жулик.

– Не ждешь же ты, что я поверю, будто ты князь аэлвов с краэфтовым оружием и властью над самой природой?

Я встретил ее взгляд – и по какой-то причине не мог солгать. Да и не хотел.

– Я обычный человек… но у меня есть кое-какие преимущества.

– Значит, все-таки жульничество. Ты хочешь обманом добиться, чтобы ордаманы ушли.

– Пусть так, – пожал я плечами. – Но тебя, Сефауинн, я не обманываю. Не говорю всю правду, но только потому, что тебе ее не понять. Я волшебник, рунник. Удовлетворись пока этим.

Она рассматривала рисунки, пока я заканчивал последний. Затем спросила:

– Могу я чем-нибудь помочь?

Я выдержал паузу:

– А ты правда этого желаешь?

– Что тут удивительного? – хмыкнула она. – Эальстан прав: набеги все опустошительней, а таны все слабей. Раз уж ты решил выручить местных, я хочу, чтобы у тебя получилось. Мы можем спасти сотни жизней.

– Помоги вот в чем: мне нужно выглядеть настоящим аэлевом.

– Аэлвом, – поправила она.

– Аэлвом, – повторил я.

– Ладно, давай попробуем. Внешность у тебя подходящая, и выговор, хоть он и смешон иногда, тоже годится. Трюков с раскрашенными руками и рисованием может быть достаточно. – Она задумалась на миг. – Что, если нам изобразить обратное сковывание? Это когда фейгермен одерживает верх над скопом, выведав ее истинное имя. В легендах описаны подобные случаи, и ордаманы поймут.

– Отличная мысль. И какова моя роль?

– Приказывай мне на каждом шагу, – сказала Сефауинн. – И называй траэлью. Это древнее слово, обозначающее рабыню. Остальное я сделаю сама.

Я кивнул, осторожно помахивая последним рисунком, чтобы побыстрей его высушить. Затем вернул глиняную тарелку для подношений – одолжил ее у блондинки, чтобы изготовить тушь.

– Побереги ее – если останемся живы, мне, возможно, снова придется рисовать.

Усилием воли я заставил нервы успокоиться. «Ты герой. Герой, пусть даже не помнишь этого».

– Ну а если не справимся…

– Знаю, – перебила она. – Никого не останется, чтобы спасти Уирма. А потому постарайся, чтобы у нас получилось. Хорошо?

– Хорошо. – Я решительно кивнул. – Приступаем. Carp diem.

– Карп? Чего?..

– Рыбу хватай, – ответил я. – Старинное присловье: «Carpe diem…» Вообще-то, это смешно, потому что… Ладно, забудь.