Текст книги "Скромная семейная свадьба"

Глава 2

Феррейра был компаньоном моего отца, и не просто компаньоном, а очень хорошим близким другом. Поэтому, когда в их семье родился Даниэль, а у моих родителей через два года – Тереса, все сочли это знаком свыше, что нашим семьям суждено породниться. Все мы трое росли в этой уверенности – слишком часто фьорды Феррейра в шутку называли мою сестру невесткой, да и она всегда говорила «мой Даниэль», тем самым постоянно утверждая право на него. И пусть никаких обязательств между семьями не было, я всегда считала Даниэля почти собственностью сестры, поэтому пришла в ужас, когда поняла, что он мне нравится совсем не как брат. Мне было тогда четырнадцать, ему – восемнадцать. Этакое щенячье обожание в адрес почти взрослого фьорда с первыми усиками, которые его совсем не портили, а лишь подчеркивали строгую линию яркого рта. Ко мне он относился скорее покровительственно, но Тересу тоже вниманием не баловал. Ее это ужасно злило, так как в свои шестнадцать она была девушкой достаточно привлекательной, чтобы получать записочки, а то и букетики от своих обожателей, близких ей по возрасту. А Даниэль приезжал с родителями все реже и реже: у него была учеба, друзья в столице, возможно, даже краткосрочные романы, о которых мы ничего не знали. Тереса его совсем не интересовала, несмотря на все ее ухищрения. Вела она себя иногда с ним на грани приличия, но его это лишь забавляло, не более. Все эти томные взгляды и нечаянные прижимания выпуклых, и даже очень, частей ее тела оставляли его равнодушным. Во всяком случае, я ни разу не заметила, чтобы он хоть как-то ее поощрил.

– Он еще об этом пожалеет, – в сердцах сказала однажды сестра, глядя вслед грифону, уносящему объект ее желаний. – И очень сильно пожалеет.

– Возможно, он просто считает, что ты еще слишком маленькая, – предположила я, желая утешить сестру.

– Дура! Это ты для него слишком маленькая, – взвилась она неожиданно. – А мне почти уже семнадцать! Ничего, поеду в Академию – быстро все станет так, как я хочу.

– Но родители сказали… – Я проглотила оскорбление и все-таки пыталась с ней говорить.

– Будет так, как я хочу, – уверенно сказала Тереса. – Увидишь.

Но поехать в Академию ей удалось лишь через год, когда родители настолько устали от ее постоянного нытья, что сочли за лучшее согласиться. Проучилась она там ровно один семестр, первые же экзамены сдать не смогла, после чего вернулась домой насовсем, привезя с собой две привычки: спать до полудня и курить тонкие эльфийские сигареты. Вспоминать о проведенном в Академии времени сестра не любила – судя по всему, там Даниэль остался для нее столь же недоступен, как и здесь. Кроме привычек, из Фринштада Тереса привезла несколько тонких тетрадок, про которые с придыханием говорила, что там заклинания, необходимые, чтобы добиться успеха в жизни. Я втайне от нее пролистала эти записи и пришла к выводу, что если уж Тересе не удалось сдать экзамены, то провести хоть один из этих сложнейших ритуалов безо всяких ошибок она точно не сможет. Так и вышло. Сестра заказывала самые разные снадобья и ингредиенты и чего только не пыталась с ними делать. Эдита по секрету рассказывала мне, что несколько раз ей приходилось отмывать от странных символов пол в Тересиной спальне, а иногда даже стены. Но результата все не было и не было – деньги, успех и любовь были от моей сестры так же далеки, как и раньше. Наверное, нужно для этого сделать что-то более существенное, чем испачкать пол в своей комнате сажей из сожженных волос…

Я продолжала вздыхать о Даниэле, ни на что не надеясь – если уж он на Тересу не обращал внимания, то вряд ли заметит меня. Ведь я уступала сестре во всем: ни ее прекрасных форм, ни Дара, достаточного для Академии, – ничего-то у меня не было. Тересины поклонники смотрели на меня снисходительно, как на маленькую сестренку предмета своего обожания, которую можно попросить передать записочку и пообещать за это что-нибудь сладкое. Я была тощей, маленькой, нескладной и ужасно переживала по этому поводу. Мне начинало казаться, что меня никогда не заметят на фоне красавицы сестры, как вдруг все изменилось. Платья внезапно стали коротки и тесны в груди, и мама охала, недоумевая, как это я так вдруг быстро выросла. Мне было семнадцать, и все вокруг расцветало и радовалось жизни вместе со мной.

День рождения фьордины Феррейра отмечался в конце весны. Тереса начала готовиться к нему загодя. Столько счетов отец еще ни разу не оплачивал, он пытался спорить с сестрой, но она ему так нежно и недоуменно улыбалась, говорила, что хочет не так уж много, что он смирялся и подписывал все новые и новые чеки. У меня так никогда не получалось, поэтому я собиралась ехать на праздник в перешитом платье сестры – «почти новом», по выражению смущенной мамы.

– Дура ты, Патти, – как-то сказала мне Тереса, небрежно вертя в руках зажженную сигарету. – К мужчинам нужно иметь подход, а то так и проходишь всю жизнь в обносках с чужого плеча. Сначала платья, потом – мужья. Хочешь, я дам тебе попользоваться Даниэлем? – Она хохотнула, поглядев на мое вспыхнувшее лицо. – Думаешь, я не знаю, что ты по нему сохнешь?

– Пока еще Даниэль не твой, – заметила я.

– Вот именно, пока. – Она пустила струйку дыма в мою сторону, заставив меня немного поморщиться, и добавила: – Все, рулетка судьбы крутанулась и остановится там, где мне нужно. Для этого сделано уже столько, что успех обязан прийти.

Но рулетка судьбы крутанулась в этот раз не так, как она ожидала, потому что сама Тереса неожиданно слегла с болью в горле и высокой температурой, а Даниэль, не менее неожиданно, заметил меня.

– Патрисия? – удивился он. – Как ты изменилась.

– Я немного выросла, – смущенно пояснила я.

– Немного, – согласился он, разглядывая меня совсем по-другому, не так, как раньше.

Весь вечер он не отходил от меня, находя все более интересные темы для беседы. Я ужасно смущалась, отвечала невпопад – такое внимание было мне в новинку и больше пугало, чем радовало. Мне все казалось, что это злая шутка той самой судьбы, в рулетку с которой играла Тереса, делая ставки все больше и больше в надежде однажды сорвать банк.

На следующий день он приехал к нам с единственной целью – увидеть меня. Тереса все так же лежала в кровати, не имея возможности спуститься вниз, но когда ей рассказали о том, что он приехал и даже спросил о ее самочувствии, уверилась, что ее усилия наконец-то вознаградились.

– Любые цели хороши, чтобы добиться своего, – чуть хрипловато сказала сестра, когда я зашла спросить, не нужно ли ей чего-нибудь. – Пусть у нас черная магия и запрещена, но результат-то ты видела?

Она закашлялась, а у меня духу не хватило ей объяснить, что Даниэль спрашивал о ней лишь из вежливости, а приезжал ко мне. И смотрел только на меня. А на прощание поднес мою руку к губам, нежно поцеловал и долго потом не отпускал, а я забирать не стала. Так мы и простояли еще полчаса, прощаясь, говоря словами ни о чем, но глазами и улыбками – об очень многом…

Тереса провела в постели целую неделю. А когда встала, сразу поняла, что случилось. В гостиной она сидела с каменным лицом, время от времени вставляя короткие фразы, чтобы показать, что она участвует в общем разговоре. Но говорила она такие гадости, что лучше бы молчала. Наверное, эта же мысль пришла и ей в голову, так как она сослалась на плохое самочувствие и ушла, напоследок мазнув по мне неприязненным взглядом. Я поежилась. Непохоже, что она ограничится только этим: Даниэлю ничего высказывать не будет, а вот мне… Вечер оказался безнадежно испорчен этими мыслями. Я ждала воплей, швыряния в стену всего, до чего могла дотянуться моя сестра, и требований отправить меня куда подальше, чтобы не мешала ее личному счастью.

Но Тереса повела себя на удивление сдержанно. Нет, она не оставила случившееся без внимания, пришла ко мне сразу после отъезда Даниэля и насмешливо сказала:

– Дура ты, Патти. Я же сказала, что он мой. Но я добрая – пользуйся, пока есть такая возможность, скоро ее не будет.

И эта ее спокойная уверенность испугала меня намного больше, чем любой самый отвратительный скандал, на которые Тереса была мастерица. Скандалы она устраивала только тогда, когда считала, что другими методами ничего не добьется. А это значило, было у нее что-то, позволявшее надеяться на благополучный для себя исход. Сестра считала Даниэля собственностью, а свое отдавать она не собиралась.

Начала она на первом же совместном семейном обеде. От более раннего выступления ее удержало только нежелание встать к завтраку.

– Па-а-ап, – капризно протянула она, – тебе не кажется, что Патти ведет себя неприлично? Она столько времени проводит с чужим женихом, что пойдут слухи.

– С чужим женихом? – Отец вопросительно на нее посмотрел.

– С Даниэлем Феррейра, – невозмутимо пояснила Тереса.

– Подожди, разве он заключал с кем-то помолвку? – удивился папа. – Странно, что я об этом не знаю.

Теперь пришла пора удивляться Тересе.

– Но как же, папа, он же мой жених! – возмущенно сказала она.

– Дорогая, ты же не думаешь так всерьез? – ответил отец. – Мы с фьордами Феррейра, конечно, были бы рады, если бы вы поженились, но заставлять вас не стали бы. Так что Даниэль – молодой человек, свободный от всяких обязательств.

Тереса мелодично рассмеялась.

– Конечно, я не считаю, что шутка, прозвучавшая в нашем далеком детстве, должна непременно стать явью. Но вот наши соседи, – она выразительно посмотрела на отца, – убеждены, что мы с Даниэлем помолвлены. И в свете этого совершенно неприлично выглядит его поведение. Молодой фьорд, свободный от всяких обязательств, проводит много времени со столь юной девушкой, как Патти.

Отец задумался. Потом вопросительно посмотрел на меня.

– Мне вовсе не кажется, что мы с Даниэлем проводим так уж много времени вместе, – торопливо сказала я.

– Ой, Патти, да что ты понимаешь, – махнула рукой в мою сторону Тереса. – Ты еще слишком маленькая, чтобы судить об этом. А вот нашим родителям надо задуматься и оградить тебя от возможных слухов.

– Я поговорю с отцом Даниэля, – решил отец.

Тереса победно на меня посмотрела. Мне так хотелось сказать ей какую-нибудь гадость, что я даже губу прикусила, чтобы не дать повода обвинять меня потом в несдержанности и детском поведении.

– Ой, папа, Патти сейчас заплачет, – с деланым сочувствием сказала Тереса. – Она уже переживает возможную разлуку. Так что вовремя я обратила ваше внимание. А то бы сестра окончательно влюбилась и наделала глупостей.

Я встала из-за стола, резко отодвинув стул, и пошла к выходу из столовой. Взгляды родителей и сестры я чувствовала всей кожей спины, но не оборачивалась. Тогда я впервые почувствовала к сестре что-то похожее на ненависть и очень этого испугалась. Ведь она – одна из самых близких мне людей, я должна ее любить. Неужели Даниэлю удалось встать между нами?

Переживала я до вечера, от которого не ждала ничего хорошего. Когда Эдита передала мне приглашение отца зайти в его кабинет, сердце мое оборвалось – настолько я была уверена, что сейчас услышу что-то плохое. Но отец, на удивление, выглядел довольным. Увидев меня, улыбнулся и сказал:

– Поговорил я сегодня с Феррейра-младшим. Он просил твоей руки. Если ты согласна, то о вашей помолвке сообщим на следующей неделе, а свадьбу сыграем, когда тебе исполнится восемнадцать.

И я не смогла выдавить из себя ничего более умного, чем:

– А Тереса?

– Она сама сегодня в обед сказала, что ее беспокоит только приличие, а не собственное сердце, – заметил отец. – Помолвлены они с Даниэлем никогда не были, поэтому тебе не следует себя винить из-за того, что выбрал он тебя, а не ее. Так что мне ответить фьорду Феррейра?

Он лукаво на меня посмотрел, как будто и не сомневался в моем ответе. Я его не разочаровала – покраснела, как положено счастливой невесте, и выдавила из себя робкое:

– Я согласна.

На ужине папа сидел с необычайно довольным видом, мама сияла не хуже весеннего солнца, одна лишь Тереса с мрачным видом вертела в руках вилку, бросая на нас странные испытующие взгляды. К еде она не притронулась. А вечером, незадолго до того, как я собиралась лечь спать, зашла ко мне и сказала:

– Думаешь, выиграла? Нет, Патти, твой он только временно. Он нужен мне, а значит, я получу его, чего бы мне это ни стоило.

После чего пошла к отцу и устроила ему самый громкий скандал из всех, что были раньше в нашем доме. Но папа в этот раз навстречу ей не пошел. Ведь Даниэль не игрушка в магазине, которую отказались купить маленькой девочке. Кричи не кричи – не получишь. Видно, поняла это и Тереса. В доме воцарилась тишина, правда, на мой взгляд, несколько зловещая. Но больше в этот день ничего не случилось. А на следующий она уехала в Фринштад, пробыла там почти неделю и вернулась к оглашению нашей помолвки. В новом платье, спокойная, довольно улыбающаяся и совершенно невозмутимая. Нас с Даниэлем она поздравляла так, что у окружающих не осталось ни малейших сомнений: моя сестра счастлива, что Феррейра-младший достался мне, а не ей. Но я-то знала, что это не так. Знала, и это знание отравляло мое счастье, хоть и было этого счастья столько, что казалось – тронь, и начнет щедро выплескиваться, одаряя всех, кто рядом.

Теперь у меня было законное право находиться рядом с Даниэлем. Он обнимал меня за талию, легко привлекая к себе, и шептал на ухо всякие милые глупости. Его дыхание на моем виске было таким горячим, таким обжигающим, что внутри меня что-то сладко сжималось и хотелось почувствовать на виске уже его губы. А может, и не только на виске. Казалось, он это почувствовал, так как предложил выйти в сад.

Было совсем темно. Но мы и не собирались любоваться недавно расцветшими розами редкого сорта, которыми так гордилась мама. Лишь только мы оказались вдали от посторонних глаз, Даниэль начал меня целовать с жадностью, которая передалась и мне. Я тесно прижималась к нему, мне всего было мало – и этой ночи, и наших поцелуев.

– Вы не слишком увлеклись? – раздался злой голос Тересы. – Даниэль, не забывай, из какой семьи Патрисия. А то смотрю, еще немного – и оприходуешь ее где-нибудь прямо под мамиными розами.

– Тереса, мы только целовались, – попыталась я оправдаться. – Что в этом такого?

– Ты вообще молчи! Видела бы ты себя со стороны. – Слова сестры, как звонкие пощечины, били, не зная пощады. – Ты выглядела как дешевая шлюха, жаждущая удовлетворить клиента.

– Какие глубокие познания, – насмешливо сказал Даниэль и крепко меня обнял, пытаясь хоть как-то поддержать, хотя единственное, чего мне сейчас хотелось, – убежать подальше и не слышать гадких слов сестры. – Чувствуется личный опыт. Обширный и разносторонний.

Тереса поперхнулась словами, которые собиралась выплеснуть на меня, и с ненавистью уставилась на моего жениха.

– Да как ты смеешь? – прошипела она. Смутно угадываемые в темноте, черты ее лица явственно исказились. – Я беспокоюсь о своей сестре.

– Побеспокойся лучше о себе. О ней теперь есть кому беспокоиться.

– Возвращайтесь в дом, если не хотите скандала. – Тереса сдаваться не собиралась. – Немедленно. Или я начну кричать.

– Что кричать? – недовольно сказал Даниэль.

– Поверь, это я придумаю.

Сказала она это почти спокойно, наверное, смогла взять себя в руки, но ни у Даниэля, ни у меня желания спорить не возникло. Вечер был уже безнадежно испорчен, и даже если бы вдруг сестра внезапно отсюда исчезла, воспоминания о ее словах все равно стояли бы между нами. Когда мы вернулись в дом, с лица Тересы не сходила торжествующая улыбка, а Даниэль сказал:

– Похоже, наша помолвка будет еще тем испытанием.

Он сжал мою руку и переплел свои пальцы с моими, а я подумала, какая разница, что там будет. Вместе мы пройдем любые испытания, да и сколько там осталось до нашей свадьбы? Разве Тереса может нам помешать?

Но оказалось, может. Она переговорила с отцом, живописав ему в красках мое грехопадение, и тот, несколько смущаясь, попросил меня не оставаться с женихом наедине без присмотра мамы или Тересы. Стоит ли говорить, что у мамы вечно находились дела и нашим бессменным надсмотрщиком была сестра? Гадостей она больше не говорила ни мне, ни Даниэлю, у меня даже закралось подозрение, что тогда она действительно беспокоилась обо мне, но само ее присутствие ужасно мешало. При ней слова застревали во рту, цеплялись за язык, делая его толстым и неповоротливым. Обычно Даниэль держал меня за руку и, чуть насмешливо поглядывая на Тересу, перебирал мои пальцы. Она делала вид, что ее это совсем не задевает, и пускалась в пространные рассуждения о новых модных тенденциях или о чем-нибудь другом, столь же далеком от общих интересов. Но ее расслабленная поза никого не обманывала. Острые, хищные взгляды, которые она бросала на моего жениха, каждый раз заставляли меня нервно вздрагивать. Даниэля они не особо беспокоили, разговаривал он с сестрой словно ничего не произошло и никаких выпадов в ее сторону себе не позволял. Иногда я спускалась раньше Тересы, и мы успевали поцеловаться до ее прихода, а потом сидели с невинным видом. И эти как бы украденные поцелуи были такими сладкими, что примиряли меня и с постоянным надзором, и с долгим ожиданием, которое вскоре должно было закончиться.

Вовсю шли приготовления к свадьбе. В тот день я задержалась у портнихи, которая никак не могла вставить рукав в пройму так, чтобы это устроило и ее, и мою маму. Когда мы вернулись домой, Эдита, наша горничная, с заговорщицким видом сообщила, что Даниэль уже тут. Но в гостиной его не было, не было его и на террасе, и в саду. Я даже подумала было, что он меня не дождался. Но его грифон был здесь, а значит, и мой жених никуда не улетел.

Я уже не знала, где его искать, а Эдита только недоуменно разводила руками. Что меня заставило пойти в комнату Тересы, до сих пор не знаю, ведь это было последнее место, где мог находиться мой жених. Но он был там…

Без одежды Даниэль был необычайно красив. С отрешенным лицом он мерно двигался, вжимая Тересу в ее постель. Капли пота перламутрово поблескивали на его рельефных плечах. Из горла вырывались чуть хрипловатые звуки, которые смешивались со стонами наслаждения сестры. Она выгибалась ему навстречу, впитывая каждое движение, каждый вздох. Ее волосы блестящими черными змеями разметались по подушке, пальцы впивались в плечи нависающего над ней мужчины, не гладя, нет, терзая его ногтями. Все это казалось каким-то нереальным, фантомным, неправильным…

Когда за моей спиной завизжала Эдита, я как будто очнулась от сна. Очнулась, чтобы увидеть вскинувшегося покрасневшего Даниэля и торжествующую улыбку старшей сестры.

– Патрисия… – только и успел сказать мой жених, теперь уже бывший, до того как я развернулась и побежала к себе.

Подушка не смогла полностью защитить меня от всех звуков, а их было много – до меня доносился и стук в дверь, и голос Даниэля, который сменился голосом мамы. Мне хотелось заснуть, проснуться и узнать, что это был лишь страшный сон, что ничего такого не было. Но нет, забыться и забыть мне было не суждено. Вечером мама нашла запасной ключ от моей двери и нарушила мое одиночество.

– Патти, мне так жаль, так жаль, что все так получилось, – горестно сказала она. – Но ты же понимаешь, что теперь и речи не может быть о вашем браке?

– Я не вышла бы за него после увиденного, будь он даже последним мужчиной, – резко ответила я.

В голове шумело, почему-то тошнило от одних мыслей о Даниэле и Тересе, и очень хотелось, чтобы меня опять оставили одну.

– Хорошо, что ты это понимаешь, – облегченно сказала мама, – ведь теперь он обязан жениться на Тересе. Боги, такой скандал! – запричитала она. – За что нам это?

Но мне не было никакого дела до того, что о нас будут судачить соседи. Ужасная, ни разу не испытанная доселе боль терзала меня изнутри. Лучше бы он сразу женился на Тересе, и не было бы этого призрака сияющего счастья, разбившегося сегодня на тысячи мелких тусклых осколков. Мама пострадала еще немного и ушла, а на смену ей пришла та, кого я сейчас желала видеть еще меньше, чем Даниэля.

– Патти, к чему это представление? – спокойно сказала она. – Подумаешь, жених изменил. В первый раз, что ли? Ты серьезно считаешь, что он все эти годы хранил целомудрие, чтобы достаться тебе в целости и неиспользованности? Дура ты, Патти, право слово.

Я вскинулась и с ненавистью на нее посмотрела. Раньше такое чувство мне было незнакомо. Я даже не представляла, что можно так сильно желать кому-то смерти, прямо сейчас, и желательно как можно более мучительной. Но вместо того чтобы умереть, она внезапно расхохоталась, глядя мне прямо в глаза.

– Обидели бедную девочку, надо же! Да забирай его назад, не нужен он мне больше. Не впечатлил. Совсем. Да и что он такое, этот твой Даниэль?

– Он не мой, – глухо ответила я.

– Твой, не твой – мне без разницы. – Она потянулась, как сытая кошка, и чуть мечтательно прищурилась. – Даниэль – не лучшее, уж поверь. Ни денег особых, ни связей. Нет, мне такой не нужен. Можно сделать вид, что ничего не случилось, даже свадьбу не отменять. Она у вас через неделю?

– Никакой свадьбы не будет.

– Да куда ты денешься? – усмехнулась она. – Пострадаешь да простишь. А забыть не забудешь, нет.

Тереса опять победно улыбнулась, как тогда, под Даниэлем, и вышла из комнаты, а я поняла, что просто сойду с ума, если пробуду здесь еще хотя бы мгновение…

Моих карманных денег хватило, чтобы добраться до Фринштада. Но что дальше? Я бродила по улицам, как вдруг увидела объявление на магазинчике старинных артефактов «Требуется продавщица». И я подумала: почему бы и нет? Учиться чему-то новому, что-то делать – намного лучше, чем бесцельно страдать. Да и было бы по кому страдать…