Текст книги "Смерть сказала: может быть"

Глава 6

Несмотря на все усилия, Зина не смогла обедать. Мари-Анн осталась при ней в комнате для друзей.

– Что я вам сказал? – ворчал Нелли. – Я начинаю их узнавать, подопечных благотворительности… ах, прошу меня извинить – святого Дела благотворительности. Не забудьте про заглавную букву! Ужи – да, их тут видимо-невидимо. И если эта девушка воспитывалась в деревне, как вы утверждаете, то у нее было время насмотреться на ужей.

– То была гадюка, – поправил его Лоб.

– Странно, здесь не водятся гадюки. Тем не менее…

Нелли покрыл голову широкополой соломенной шляпой.

– Пошли! – позвал он Лоба. – Мы должны разыскать ее, эту гадюку.

Лоб без труда отыскал овраг, и Нелли принялся голыми руками ворошить камни, то там, то тут нарушая покой ящериц, при виде которых сердце Лоба отчаянно колотилось. Взмокнув от пота, Нелли остановился и вытер руки носовым платком.

– А может, то была медяница? – предположил он.

– Нет. Я знаю медяниц. Гадюка приземистее, металлического отлива, и потом ее безошибочно выдает форма головы.

– Я обыщу всю территорию, – пообещал Нелли. – Если только это и в самом деле гадюка, то, к сожалению, она не пребывает в одиночестве, и я вовсе не желаю, чтобы они тут водились.

Они вернулись домой. Вскоре Мари-Анн присоединилась к ним в гостиной.

– Зина уснула, – пробормотала она. – Я дала ей таблетку. Я сожалею о происшедшем, господин Лоб.

Трапеза проходила в мрачной атмосфере. Нелли не скрывал плохого настроения, а у Лоба не шло из памяти то мгновение, когда Зина бросилась к нему в объятия.

– Есть ли у нее родственники? – поинтересовалась Мари-Анн.

– Наверняка, – ответил Лоб. – Люди, принявшие ее у себя по смерти родителей. Но, если я правильно понял, Зина не поддерживает с ними никаких отношений.

– Я покажу ее своему доктору. Нельзя же оставлять ее в таком состоянии, бедняжку. Знаете, как вам следовало бы поступить, господин Лоб? Немножко пожить тут… не «нет», а «да»! Она питает к вам дружеские чувства. И втроем мы сумеем создать вокруг нее радостную атмосферу. Она так нуждается в заботе!

Лоб чуточку посопротивлялся, для проформы.

– Во всяком случае, не сейчас, – сказал он. – Флешель предоставил в мое распоряжение свои папки. Самое время мне всерьез приняться за работу. Через недельку, если угодно. Сомневаюсь, однако, что мы добьемся результата.

И он рассказал все, что ему поведала Зина. Нелли время от времени передергивал плечами; он хранил злобное молчание.

– Словом, – заключил Лоб, – она вообразила себя жертвой некого заговора. Возьмите случай с гадюкой… Так вот, уверен: она решит, что эту гадюку подсунули ей злокозненно.

– Знамение судьбы! – хихикнул Нелли.

– О-о! Я могу это понять, – сказала Мари-Анн.

– Извините, – продолжал Нелли, – я, несомненно, полный идиот, но лично мне непонятно… ну вот ничегошеньки! Прежде всего она еще не выложила вам все начистоту, верно я говорю?

– Да, – подтвердил Лоб.

– Вот видите! Тогда поверьте мне. Подлинное объяснение не замедлит себя ждать. Потому что все эти байки про комплексы, торможение годятся только для простаков. А я говорю вам: если она боится, значит, у нее есть конкретная причина.

– О-о! Вы… – начала было Мари-Анн.

– Не терплю литературщины, – словно отрезал Нелли.

Он встал и пошел за корзиной с фруктами.

– Умеет ли она водить машину? – спросила Мари-Анн!

– Думаю, что да.

– У нас тут есть маленькая «симка», которой я не пользуюсь. Я езжу на «DS». У меня повреждено несколько позвонков; и врач рекомендовал мне автомобиль с мягкой подвеской. Я могла бы отдать эту «симку» в распоряжение Зины – пусть себе разъезжает.

– Прекрасная мысль!

Нелли принес фрукты и бутылку ликера. О Зине больше не говорили, и Лоб уехал, так ее и не повидав. Он мог бы и дождаться ее пробуждения, но предпочитал сохранить воспоминание об этой напряженной минуте, когда гадюка уползала в щебень. Он все еще был потрясен, но нисколько не спешил в этом разобраться. И, хотя из-за усталости и был вынужден ехать не спеша, чувствовал себя очень неплохо. И у него уже появилось желание вернуться на хутор. Отныне он ни о чем другом не мог думать. Лениво, сменяя одна другую, ему представлялись картины… Зинины волосы, когда он наклонил голову, чтобы крепче прижать к себе девушку, прильнувшую к его груди… Прикосновение к ее голой спине под легкой блузкой… Жар зверька, обезумевшего от страха, и тяжелые удары его забившегося сердца… Воспоминания о прочитанных книгах… обрывки музыкальных пьес. Временами он думал, но без особой убежденности: «Какой же я дурак!» – и сделал то, чего никогда не делал прежде: остановился у бистро и выпил бокал гренадина, как в те времена, когда начинал один бывать на людях и стакан гренадина символизировал для него чуть ли не распутство. Он смотрел на обгоняющие его машины. Он был как бы вне этого потока. «Я был мертв, – подумал он. – И возможно, ожил еще не совсем».

В отеле его сразу же стало мучить желание позвонить Зине. А когда он проснулся, телефонный провод у изголовья сразу напомнил про гадюку, и он восхитился тем, что устрашающее обличье змеи все еще вызывало в нем такое волнение, в котором радость брала верх над страхом. Как Зина провела ночь? Он протянул было руку, но, увидев свое отражение в зеркальном шкафу, устыдился. Он решил отправиться к Флешелю и, если возможно, поработать. Его принял Меркюдье – один из сотрудников Флешеля. Старый, болтливый, грудь в орденах. Из самых добрых побуждений он лез из кожи вон, что раздражало Лоба. Конечно же, он наслышан о Зине, интересовался тем, как она и что. Объяснил, что по утрам у них затишье, утро – время передышки, звонков не бывает… Открыв шкаф с досье, Лоб приступил к делу.

«Мартинелли, Франсуаза, 24 года… Отравилась гарденалом. Причина: брошена любовником… Ланселот, Робер, 22 года… Повесился на задвижке оконной рамы. Причина: провал в финале конкурса певцов-любителей».

И так папка за папкой. Приходилось читать все подряд, расставить по категориям, классифицировать по аналогам, предлагать свою интерпретацию, чертить графики. И тут Лоб вдруг засомневался в том, что подобное исследование сможет представить какой-либо интерес.

– Разрешите? – спросил он Меркюдье.

И, не дожидаясь позволения, снял трубку и попросил соединить его с Антрево. Ему сразу ответила Мари-Анн. Да, все в порядке.

Впрочем, Зина находилась рядом… ее подозвали. И Лоб расслышал ее бегущие шаги.

– О-о! Это вы, Эрве… Как мило с вашей стороны!

– Вы пришли в себя?

– Вполне. Знаю, я вела себя просто смешно. Когда вы появитесь снова?

– Приеду на уик-энд.

– Вы так сильно заняты?

– Дел еще невпроворот. А чем займетесь вы до моего приезда?

– Прогулками. Мадам Нелли согласна одолжить мне свою маленькую «симку». Мсье Нелли будет первое время меня сопровождать. Что за чудесные люди!

– Значит, настроение хорошее?

– Скажем, не слишком плохое.

– Зина, надо отвечать не так. Надо сказать: у меня чудесное настроение. Давайте… Попробуйте сказать: у меня чудесное настроение.

– У меня чудесное настроение.

– Звучит намного лучше. Вы делаете успехи. Постарайтесь хорошо спать.

– Постараюсь хорошо спать.

– О-о! Превосходно, моя крошка Зина… Передайте привет нашим друзьям.

Он повесил трубку, продолжая удивляться своей естественности, спокойствию. Но вскоре почувствовал, как впечатление непринужденности, легкости блекнет.

Вечером у него возникло желание написать Зине, но кончилось тем, что, взявшись за тетрадь, он подвел итог:

«Совершенно очевидно, что происходящее со мной банально и называется словом, известным всем и каждому. Но тогда одно из двух: либо я предоставлю событиям следовать своим чередом, либо порываю с ней всякие отношения. Если первое, тогда одно из двух: либо она любит меня, либо нет. Если она любит меня, я не тот мужчина, который возьмет ее в любовницы; но, с другой стороны, если я на ней женюсь, она не будет со мной счастлива, учитывая мое происхождение, среду, профессию, связи и, конечно же, характер. Если же она меня не любит, я готовлю себе испытания, которые серьезно скажутся на моем душевном равновесии… Значит, лучше порвать сразу. А это означает возвратиться в Женеву».

Отложив ручку. Лоб замечтался, вслушиваясь в шум, доносящийся из порта. Итак, все начинается заново. Вся его логика, создающая иллюзию реальности, призвана готовить почву для его бегства. Так уже было, когда он познакомился с Моникой. Не говоря уж о его побегах до этого… Он дописал решительной рукой:

«Я придерживаюсь своих принципов. Я дал себе зарок раз и навсегда – не связывать себя никакими путами».

Лоб закрыл тетрадь, обзывая себя последними словами: педант, синий чулок, евнух, чокнутый. Неизбежное свершилось. Он позвонил среди ночи в приемную отеля и сообщил, что обстоятельства вынуждают его срочно уехать. Затем тщательно составил телеграмму для передачи на почту, как только та откроется поутру.

«Срочно вызван Женеву тчк Невозможно уточнить продолжительность отсутствия тчк Чувством большой дружбы тчк Лоб».

Все! Теперь он хорошо понимал, как люди могут кончать самоубийством на заре. Он машинально запер чемоданы и был удивлен, очутившись на улице. Кофе в пустом баре; отъезд, крадучись, через город в тот ранний час, когда он больше выглядит общественным парком с безлюдными аллеями, – все это походило на какой-то бредовый сон. Он пожелал сделать нечто такое, чему противилась вся его душа. Счетчик отсчитывал километры, все более отдаляющие его от Зины. Цифры прыгали и на приборном щитке, и в его мозгу. Он выиграл. Он проиграл. Выиграл! Проиграл! Выиграл! Проиграл! Только ни о чем больше не думать.

Проезжая берегом Женевского озера, он чуть было не развернулся обратно, подумав, не без радости, что заболевает. «Я вполне способен, – сказал он себе, – довести до этого из-за собственной желчности».

Он чувствовал себя преотвратно и, проглотив две таблетки, улегся в постель. Телефонный звонок вырвал его из оцепенения, в которое он впал. Он узнал голос Мари-Анн, но далекий, заглушаемый тысячью потрескиваний на линии, что лишало его всякого тепла и почти что всякой реальности. Что? Почему она спрашивала, а не является ли его отъезд, столь неожиданный, лишь предлогом?

– Уверяю вас, – протестовал он. – Я сам удивился.

– Зина долго плакала. Мне неизвестно, что произошло между вами…

– Да ничего. Клянусь вам, ничего!

– Она такая тонкая натура. И я надеялась, что как для нее, так и для вашего блага… Уж вы не взыщите, я говорю с вами откровенно.

– Да что вы, право.

– Намерены ли вы вернуться?

– Знаете, в данный момент не могу сказать ничего определенного. Все зависит от дел на службе.

– Я уверена, что ваше присутствие благоприятно действует на состояние ее здоровья. Мы с ней вели долгие беседы… Она рассказала мне такое, что вам наверняка неведомо.

– Например?

– Нет. Только не по телефону. Несомненно одно – у нее была странная жизнь. Филипп и тот согласен с моим выводом, и тем не менее… Словом, подумайте… Мы уже перебрались на летние квартиры, в хутор. Если вы пожелаете к нам присоединиться, то доставите этим удовольствие всем без исключения. Ваша комната ждет вас. И поверьте… эта малышка вовсе не так проста. Вы же простите меня, правда?

– Напротив, я вам крайне признателен. До скорого свидания, надеюсь.

Но Лоб произнес последние слова с такой интонацией, что они делали его возвращение весьма проблематичным. Настойчивость Мари-Анн показалась ему неприличной. А ведь такая благовоспитанная дама! Возможно, ее просила позвонить сама Зина. Возможно, супруги Нелли его сурово осуждают – Лоба снова обуревали сомнения. Он задавался вопросами с таким пристрастием, что у него загудело в голове, как бывало с ним в ту пору, когда он готовился к устным экзаменам.

Два дня он провалялся в постели. Вздумай он выйти на улицу – он бы просто упал. В его холостяцкой квартире, из окон которой были видны лебеди, а вдалеке – струя фонтана, возвышавшаяся, подобно Эйфелевой башне, над гладью озера, с ее отсветами и пеной, он мало-помалу воссоздавал себя и опять становился таким, каким был: серьезным, энергичным и самоуверенным. По мере того как он заново окунался в атмосферу своих любимых книг, безделушек, досье, ситуация представилась ему в ином свете. Мари-Анн права. Зина хороша собой. Дочь знаменитого профессора! Женева приняла бы ее безоговорочно. Возможно, ей ставили бы в упрек, шепотком, отсутствие состояния. Ну и пускай! С другой стороны, Зина стремилась к спокойствию, стабильному положению в жизни. Он и забыл принять во внимание такой важный момент. В общем и целом, этот брак был вполне приемлемым. Тем не менее для вящей уверенности он написал Мари-Анн длинное письмо, где изложил свои сомнения и опасения.

«Не будь в жизни Зины чего-то такого, что от нас ускользает, мне кажется, я перестал бы колебаться. Но, похоже, она не желает посвятить нас в свою святая святых, несомненно из гордыни, и решила во что бы то ни стало скрыть от нас нечто вроде изъяна. Но именно это меня и удерживает от решительного шага. Допустим, правда откроется, когда она уже станет моей женой, – мне это будет стоить служебной карьеры. В любом случае говорить о том, что я на ней женюсь, – значит забегать далеко вперед: мне надо еще подготовить здесь почву и хотелось бы со всей определенностью знать, как следует воспринимать ее чувства. В этом отношении вы могли бы оказать мне неоценимую услугу, расспросив Зину с присущим вам тактом. Дайте ей почувствовать, что нашим планам серьезно навредила бы ее упорная скрытность…»

Лоб несколько раз перечитал текст письма, добавил парочку запятых. Письмо звучало несколько выспренно, но именно подобный стиль и подходил для такого адресата, как Мари-Анн. Повышенное чувство хорошего тона не позволит ей навязывать ему полезные советы.

Он стал ждать ответа с возрастающим нетерпением. Время от времени он проводил рукой по глазам, говоря себе: «Да как же я мог зайти так далеко? Это немыслимо. Девушка, о которой мне ничего не известно…» Он вспоминал их разговоры. Сколько любовников у нее было? Откуда у нее столь горький опыт с мужчинами? Он избегал выходить из дому, чтобы не встретиться с клиентами или друзьями. Он позвонил к себе на службу и сообщил, что находится в Женеве проездом, но не замедлит вернуться в Ниццу. Теперь уже за него принимал решения другой Лоб. И когда прибыл ответ Мари-Анн, он догадался о его содержании еще прежде, чем вскрыл конверт. Конечно же, ему непременно следовало туда вернуться.

«Поведение Зины приводит в замешательство. В данный момент она кажется перевозбужденной: смеется чересчур громко, много суетится. Возможно, это своеобразная реакция. Филипп приобщает ее к делу и утверждает, что у нее исключительный „нос“. Я старалась ее разговорить, но она стала намного скрытнее прежнего. У меня впечатление, что она сожалеет о своих первых откровенных признаниях. В сущности, она призналась, что в бытность ее на ферме на нее напал батрак и совратил ее. Вот чего я и не могла рассказать вам по телефону. На бедняжку этот случай наверняка наложил свой отпечаток. До какой степени? Трудно сказать. Однако я думаю, если она еще способна влюбляться – а все ее теперешнее поведение доказывает именно это, – значит, не поздно вернуть ее к нормальной жизни. Я говорила с ней о вас. Она на вас очень сердится. Считает вас „черствым эгоистом, полным предрассудков“. Но когда женщина так плохо отзывается о мужчине, значит, она по уши в него влюблена. Тем не менее, если вы будете долго отсутствовать, эта озлобленность может обернуться враждебностью. Так что не слишком откладывайте свой приезд…»

Лоб оттянул свой приезд еще на день. Не мог же он создать впечатление, пусть даже у Мари-Анн, что подчиняется капризу безответственной и своевольной девчонки. Он забронировал место на авиалинии «Свисс-Эр», телеграфировал супругам Нелли и на следующий день двинулся в путь. У него было четкое ощущение, что он поступает глупо. В Ницце он пересел на Мишлин-де-Динь [6Note6
  Железнодорожный состав на колесах с пневматическими шинами.


[Закрыть]], путь его пролегал через восхитительные ущелья, которых он даже не замечал, и наконец прибыл в Антрево, где его ждал Филипп Нелли за рулем своей малолитражки.

– Надеюсь, вы не переутомились в пути? – пошутил Филипп. – И хорошо, что не выпали из вагона этой игрушечной железной дороги. Вам просто повезло!

Филипп был, как всегда, веселым, оживленным, остроумным.

– Как поживает мадам Нелли? – спросил Лоб.

– Неизменно верна себе.

– Гадюка больше не объявлялась?

– Нет. Но мы пережили другую неприятность меньше часа назад. Передайте мне чемодан. К счастью, отделались легким испугом.

Он двинулся с места и поехал по дороге, которая поднималась на холмы.

– Помните, моя жена предоставила в распоряжение Зины свою «симку»? И, уверяю вас, Зина разъезжала на ней в свое удовольствие… Только Мари-Анн собралась завести в гараж эту машину, стоявшую позади ее «DS», и притормозила, тормоза отказали. «Симка» скатилась до самой дороги. Хорошо еще, что Мари-Анн не растерялась и воспользовалась задним тормозом, что замедлило разгон, а потом перешла на ручной. Тем не менее она оказалась на волосок от гибели… Когда я полез под кузов, то обнаружил, что один из тормозных шлангов оплавился. Впрочем, сейчас вы убедитесь в этом сами. Мы уже прибываем на место.

Наша машина одолевала перевал. На сей раз пейзаж показался Лобу уже привычным: ферма посреди лужаек, хутор, а в конце спуска он увидел голубое пятно «симки».

– Я оставил ее на месте происшествия, – объяснил Нелли. – Приедет механик и отбуксирует отсюда к себе в мастерскую.

Он остановился возле неисправной «симки» и спрыгнул на землю с легкостью, неожиданной для его довольно солидной комплекции.

– Взгляните.

Лоб подошел ближе. Нелли надавил пальцем на трубку.

– Мадам Нелли еще дешево отделалась, – сказал Лоб.

– Моя жена? Она-то не особенно рисковала – доказательство налицо. Но вот Зина вчера – та запросто могла разбиться насмерть. По счастью, тормозная жидкость вытекла не сразу, что позволило ей вернуться домой без неприятностей.

– Зина в курсе событий?

– Нет. Мы ничего ей не сказали.

– Щебенка?

– Вполне возможно. Тут разбрасывали гравий на дороге, почти до Анно. Могу себе вообразить, сколько ветровых стекол пострадало.

– Факт все же прелюбопытный!

Нелли опустил крышку капота, и та с шумом упала. Он обтер пальцы носовым платком.

– Только не надо драматизировать, – сказал он. – Случись такое со мной, вы не придали бы этому происшествию никакого значения. И потом, ведь с Зиной ничего не случилось. Все вы меня немного смешите – Мари-Анн, Зина, вы сами. Лично я нахожу, что эту девушку опекает ангел-хранитель. Ее жизнь держится на волоске. Она постоянно пребывает на грани катастрофы, но в последний момент катастрофа обрушивается на голову других.

Он пригласил Лоба опять сесть в машину и направился в ремонтную мастерскую.

– Вы оптимист, – сухо заметил Лоб.

– Ничего подобного! Я рассуждаю здраво и утверждаю, что Зине на роду написано остаться целой и невредимой.

– А между тем эпизод с батраком. Вы в курсе?

– О-о! Это… – протянул Нелли. – Знаете, она склонна подтасовывать факты. Ей хочется выглядеть жертвой.

– Но ведь ее самоубийство – не симуляция.

– Согласен. Однако причины, которые толкнули ее наложить на себя руки, не оправдывают такого шага – вот ведь в чем дело.

Он вырулил, желая поставить машину у стены, и достал чемодан Лоба.

– Лучшее тому доказательство, – продолжал он, – перемена, которая произошла с ней за то время, пока она живет здесь. Вот посмотрите. Она весела. Ей все интересно. Но стоит задать ей вопрос – и она замыкается. Вновь становится «героиней романа с продолжением» собственного сочинения с похоронным видом. Осторожно! Не угодите в масляную лужу… Здесь проехала «симка» и…

Шум мотора побудил их быстрее выйти из машины. Вслед за ними на большой скорости ехала Мари-Анн.

– Механик сейчас прибудет, – сообщила она. – Извините, господин Лоб, я забыла осведомиться, хорошо ли вы доехали… У меня еще не прошло потрясение. Подумайте только, что могло произойти!…

Она протянула руку Лобу.

– Главное, Зине ни слова! – порекомендовала она. – Девушка ни о чем и не догадывается. Мы сюда приезжаем уже более десяти лет и ни разу не встречали гадюки. У нас никогда не было ни малейших неприятностей с машинами. Но вот стоило ей появиться… Пошли, вам надо отдохнуть с дороги, господин Лоб.

Они направились к дому, пока Нелли доставал из багажника своей машины мешки и сетки с провизией.

– Филипп вам рассказал? – спросила она.

– Да. В общем, много шуму из ничего.

– Лично я от этого просто заболела. Она очаровашка! Уверяю вас, к ней невозможно не привязаться.

Мари-Анн смущенно кружила вокруг темы, близкой ее сердцу. Лоб был не тем человеком, который мог бы прийти ей на выручку.

– Она вами недовольна, – продолжала Мари-Анн. – Я брала вас под свою защиту, насколько это было в моих силах. Она такая обидчивая.

– Я тоже, – признался Лоб.

– Не говорите с ней пока ни о чем. Водите ее на прогулки… Дайте ей время настроиться на откровенность.

– Даже рискуя показаться грубым?

– Прошу вас. Ну пожалуйста. Зина ужасно сентиментальна, как и все женщины. А вы… так вот… вас на это не хватает. Своими вопросами вы отпугиваете ее. Она побаивается вас… Да-да! Прибавьте к этому, что она вновь обрела вкус к независимости. У нее наверняка душа не лежит к тому, чтобы заиметь повелителя.

– Уверяю вас, что…

– Знаю. Но в данный момент все мы должны казаться веселыми, жизнерадостными; знаете, Филипп нашел с ней правильный тон. Он никогда не принимает ее всерьез. Я прекрасно вижу, как это ее раздражает… Но и заставляет выползать из раковины.

– А я, по-вашему, я слишком замкнулся в своей?

– Думаю, да. Вы взвешиваете каждое слово, мой бедный друг. Возможно, для деловых отношений это необходимо, но вот для любовных…

Они вошли в дом, и Мари-Анн отослала его на второй этаж.

– Вы поселитесь рядышком с Зиной, – смеясь, сообщила она. – Чего бы вы хотели выпить?

– Просто фруктового соку.

– Сию минутку.

Лоб раскрыл чемодан, переоделся. Из его окна открылся превосходный вид: сельский пейзаж, небольшая долина, а на горизонте серо-голубые вершины, с которых шел спуск к невидимому отсюда морю. Чуть правее расположилась ферма в окружении деревьев незнакомой ему породы. Названия деревьев, птиц и цветов он так и не освоил. На фермерском дворе он разглядел цыплят, на крыше пристройки – голубей, важно расхаживающих по солнечной стороне, а чуть поодаль, на лужайке, образующей загон, – корову, жующую траву. «Особого веселья ждать не приходится», – подумалось Лобу.

Он уже собрался прикрыть ставни, когда увидел Зину, выходившую с фермы с толстухой, которая несла корзинку. Несмотря на приличное расстояние, он угадал, что Зина смеется, чем был шокирован, как если бы девушка что-то от него утаила. Он потянул на себя створки и спустился в гостиную, где его уже ждала Мари-Анн.

– Зина на ферме?

– Да. Она ежедневно ходит туда за молоком. Для нее это одно удовольствие.

– Настолько ей мила деревня?

Мари-Анн рассмеялась и протянула Лобу стакан.

– Позже, – сказала она, – если захотите ее удержать, купите ей клочок земли в окрестностях Женевы. Она вольнолюбивый зверек, эта Зина. Вам придется относиться к ней снисходительно, господин Лоб. И смириться с мыслью, что эта женщина никогда не будет принадлежать вам целиком и полностью.

Лоб выпил свой стакан залпом.