Текст книги "Ибупрофен"

Закончив монолог, Игорь взял обе тарелки и выплеснул остатки супа за порог.

* * *

А в шесть заявился Макс. В красных кедах, со спальником и пенкой за спиной.

Завидев друга из окна, Игорь решил, будто ему померещилось. Они ведь собирались на даче лишь при условии полной договоренности. В субботу утром, перед поездкой, созванивались в чате, удостоверялись, что все в порядке. Ради хохмы такие сборы на даче называли саммитом. Если кто-то не выходил на связь, саммит отменялся. Легко запомнить, не?

Игорь выскочил навстречу Максу и зашипел на него:

– Вали отсюда, вали!

– Ты чего?

– Вали, говорю! – Игорь выталкивал друга с участка.

– Куда валить? Из России, что ли? – растерянно пошутил айтишник.

– Уезжай, потом объясню!

Макс на секунду застыл.

– Догнал! Это у вас розыгрыш такой.

Айтишник увернулся от толчков Игоря и проскользнул в дом.

Игорь вошел следом.

Медленно, почти обреченно.

– …так что не советую, – извещал новоприбывшего Кирилл. – У нас целый отряд в укрытии, тебя схватят. Даже до остановки не добежишь.

Макс обернулся и вопросительно посмотрел на Игоря. Тот отвел взгляд.

– Тебе же, Игорь Александрович, я ноги укорочу, если хоть раз еще сорвешься без команды.

Кирилл в пять минут изложил Максу диспозицию.

Отныне и ему вменялось в обязанность любые действия согласовывать с федералом. В противном случае анархистов привлекут за создание террористического сообщества. За особо тяжкое, куда страшнее изготовления и хранения взрывчатки.

– Игорян, а где Дима с Юрцом? – поинтересовался Макс, катая хлебный мякиш между пальцев. – Свалили?

– Их не было.

– Разве?

– Ты дебил? – не выдержал Игорь. – Мы не выходили утром на связь, вот они и не приехали. И ты зря приперся.

Макс пропустил «дебила» мимо ушей.

– Ты не выходил, верно. Это Юра передал, что ты ему звонил. И переслал в чат твое сообщение. Ты писал, будто у тебя сдох зарядник и ты будешь ждать на даче.

– Что за чушь? Поехал бы я без зарядника. Где это сообщение?

Макс полез в карман за телефоном, но Кирилл выставил перед собой ладонь и помотал головой.

– Никакой электроники.

Федерал потребовал, чтобы Макс выключил телефон. Айтишник нехотя послушался.

– Вот они, – Игорь кивком указал на Кирилла, – Юру и развели. Как ребенка. Да чего уж там, всех нас развели.

Пожав плечами, Макс бросил в рот комочек хлеба и отломил новый.

Игорь не понимал, почему друг не сыплет вопросами, почему не злобствует, не винит. Макс напоминал то ли аморфную медузу, то ли зайца, который, угодив в клетку, преспокойно грыз морковку, а не метался туда-сюда. Либо айтишник был оглушен, либо робел говорить при Кирилле. Либо игнорировал глубину задницы, в которой они застряли.

Допустим, уроды проникли в квартиру Игоря, по-быстрому взломали его телефон (там графический ключ, никаких хитростей) и набрали Юре текстовуху. Допустим. А как насчет того, что Игорь якобы звонил Юре? Центр «Э» подделал голос Игоря? Юра соврал? Макс соврал?

– И у тебя не возникли сомнения, когда ты прочел сообщение от меня? – поинтересовался Игорь.

– Никаких, – заверил Макс. – Твой стиль: коротко, вежливо, без смайликов.

– А сам Юра? А Дима? Почему их здесь нет?

– Мне откуда знать? Я получил сообщение и приехал. Зарядку, между прочим, привез.

В голосе друга чувствовалась обида.

И все же что-то не складывалось. Максим, собранный и осторожный, повелся на провокацию. Примитивную, как призыв перейти по ссылке и выиграть денег. Максим, который годами успешно уворачивался от крючков в Даркнете и обещал через месяц-другой взломать беспилотное такси, угодил в капкан, выставленный охотниками на самом виду.

– И Дима с Юрой тоже планировали приехать? – уточнил Игорь.

– Ну да.

– Сегодня?

– Игорян, ты меня в чем-то подозреваешь?

– Конкретизирую.

– Конкретизирует он. Это из-за тебя я тут очутился. В дерьме по уши.

Игорь устыдился. Вместо решения проблемы они с Максом собачились на глазах у государственника, прямым текстом грозившего пришить им терроризм.

Что, если боны и не думают нападать? Если это федералы собрали анархистов, чтобы те перегрызли глотки друг другу? А Игорь разоткровенничался: Дима, Юра, сообщения в чате. Тупейшим образом лепят дело себе же самим.

Но почему тогда никто, кроме Макса, не клюнул? Почему именно он, такой умный, прокололся и присоединился к Игорю? Какого на рожон лез?

* * *

Сидели на кухне. Поначалу гнетущую тишину нарушали только мухи и комары, затем Мажор с соседнего участка включил музыку. Что-то электронное и динамичное, скудное на мелодику.

В семь вечера Кирилл плотнее задернул шторы и зажег свет. Игорь углядел в сторонке черный чемоданчик, стильный и компактный.

– У вас там оружие?

Кирилл похлопал себя по кобуре.

– Это значит нет?

– Это значит, что вам нечего бояться, пока вы слушаетесь.

А ведь они могли его обезвредить. Кирилл, очевидно, трусит и потому спрятался в себя. Навалиться бы с двух сторон, обезоружить, связаться по мессенджеру с Димой и Юрой, написать родителям и правозащитникам…

– Чайник поставлю? – спросил Игорь у федерала.

– Пей воду.

– Я не могу распоряжаться у себя в доме, правильно понимаю?

– Никакого чая.

Что-что, а воспрещать они умеют. Кирилл даже голос не поднял. И без того его ответ прозвучал настолько решительно и жестко, что Игорь отложил затею с чаем.

Боится, что кипятком его обольют. Предохраняется. Соображает, что дорогое начальство использовало его как разменную монету и бросило в логове против двоих противников. Вот и стращает, чтобы не потерять авторитет.

Жаль, Игорь нож после готовки убрал в стол.

* * *

В восемь Кирилл, уставший отбиваться от комаров, дал слабину:

– Парни, у вас спрей от насекомых есть?

– Не-а, – протянул Игорь. – Мы привыкшие.

Макс поколебался и сказал:

– У меня тоже нет.

Игорь догадывался, что друг врет. Макс всякий раз привозил с собой аэрозоль.

Кирилл улыбнулся, во второй раз за минуту проявив живые чувства.

– Тогда и я привыкну.

На секунду Игорю стало жаль федерала. Крепкий, выносливый. Стрессоустойчивый, как говорят в анкетах. Не жалуется, за день ни разу в сортир не сходил. Пригодился бы анарходвижу, а служит продажному государству. Средней квалификации холуй, обреченный остаться в тени.

В этот момент Кирилл выглядел уязвимым, если не слабым. Толстозадым, глупым, растерянным. Его преимущество, целиком обеспеченное служебным положением и пистолетом на поясе, казалось теперь шатким, если не призрачным.

Игорь задержал взгляд на друге, чтобы проверить, видит ли Макс то же самое. Макс встретился глазами с Игорем и тут же отвернулся.

* * *

В девять Игорь спросил:

– И когда вы поделитесь своими планами? Пора бы.

– Со мной свяжутся, и я раскрою детали.

– Когда с вами свяжутся?

– В течение трех часов.

– Какой-то размытый временной интервал, у вас нет такого ощущения?

– У меня есть ощущение, что вы пытаетесь выбесить.

Макс, до того сидящий как аутист, вдруг подал голос:

– Вы ждете сообщения от сотрудника, верно? Того, который к бонам внедрился. Он должен сказать, сколько человек нападет и когда именно. Я прав?

– Почти. Наш оперативник оповестит отдел, а отдел спустит информацию мне.

– Защищаться чем будете от бонов? – поинтересовался Игорь. – Огнестрелом?

– Убивать я никого не стану.

– А что станете?

– Все детали потом.

* * *

В десять Кирилл получил сообщение.

– Короче, они явятся втроем, – передал он. – Примерно в час ночи. Вооруженные молотками, ножами и металлической болванкой, чтобы выбить замок. Они тренировали взлом, так что справятся в момент. Войдут в комнату, и я их обезврежу.

С этими словами Кирилл открыл черный чемоданчик. Взору предстал стеклянный контейнер, внутри которого выстроились в ряд шприцы в форме дротиков, наполненные бесцветной жидкостью. Также в чемоданчике обнаружились респираторы, прибор ночного видения и компактные пистолеты с корпусом из белого пластика. Игорь догадался, что они для инъекций.

– Транквилизатор, отечественный, – прокомментировал Кирилл. – Дозы конские, но не смертельные.

– Внушает, – признался Игорь. – Что произойдет, когда вы их обезвредите?

– Задержим отморозков и предъявим обвинение в покушении.

– Что случится с нами?

– Если операция пройдет успешно, вас поблагодарят за содействие органам. По делу вы пройдете исключительно как свидетели.

– И вам можно верить?

– Разве у вас есть выбор?

Кирилл велел имитировать подготовку ко сну. Игорь разложил в дальнем конце кухни раскладушку, Макс раскатал пленку и развернул спальник. Затем оперативник распорядился поодиночке выйти в сортир.

Очутившись за дверью, Игорь оценил обстановку. Ночь выдалась лунной, безветренной и как будто замершей, установившейся навсегда. Музыка за забором Мажора стихла. Минор прекратил надрывать худосочное тело в огороде и звякал посудой в доме. Милые старички, еще одни соседи, так и не приехали. Из осинника, затянутого темной пленкой, не доносилось ни звука.

Если драпать через дачи, то есть шанс добежать до станции, куда пристают речные суда. Там, у причала, Игорь однажды видел рыбацкую лодку. Если удрать на ней, эти кретины не сразу сообразят, как его ловить. Оттуда либо плыть по течению в город, либо что есть мочи грести к противоположному берегу, что лучше. Там заповедная зона с краснокнижными животными и лес. Август сухой и теплый, так только в плюс. Зря, что ли, Дима учил их выживать?

Может, и не зря, но бросать товарищей в беде Дима не учил.

Похоже, Кирилл не врет насчет бонов, иначе с чего бы ему столько транквилизаторов. Толковый у них план вырисовывается: и нациков поймать, и антифа зашкварить. Какие они, к черту, анархисты, если сотрудничают с госслужбами? Вынужденно, по своей воле – без разницы. Это все равно что в полицию устроиться или стучать за плюшки. До смерти не отмоются от позора.

Плюшки стукачам, к слову, полагаются исключительно черствые. Зубы сотрешь от таких подачек.

Сполоснув руки водой из умывальника, Игорь снова огляделся. Будь он один, свинтил бы отсюда. Честно, свинтил бы без колебаний.

Обиднее всего, что с Максом ничего не ясно. С кем он, за кого – не поймешь. Может статься, Игорь не убегает лишь из-за друга, который теперь ни разу не друг.

* * *

В одиннадцать часов Кирилл зарядил дротиками шесть пистолетов. На вопросительные взгляды федерал пояснил:

– На всякий случай. Вдруг по дозе не хватит.

– Поделитесь с нами, – предложил Игорь. – Тоже на всякий случай.

– Сколько раз стрелял из такого?

– Ни разу.

– В том-то и дело. Еще в меня попадете.

Игорь и Макс надели респираторы.

Кирилл сел на пол слева от двери, прямо под выключателем. Прислонился спиной к стене и выложил заряженные пистолеты в строгий ряд по правую руку от себя.

– Не паникуем, когда они заявятся. Не вскакивайте с мест и не носитесь по комнате, чтобы я вас случайно не подстрелил. Все ясно? Тогда вырубаем свет.

Прежде чем комната погрузилась во тьму, Игорь отметил про себя, что Макс, забравшись в спальный мешок, не застегнул молнию. Разумный ход, чью бы сторону айтишник ни принял. Сам Игорь накрылся покрывалом так, чтобы при первой возможности отбросить его и на рывке преодолеть расстояние до спальни. Во-первых, совет не вскакивать с мест звучал вовсе не убедительно, а во-вторых, в спальне под шкафом хранился топор. Ржавый, от бабушки достался.

Кто-кто, а шакалы из Центра «Э» – последние люди на земле, кому бы Игорь доверил свою жизнь.

В темноте Макс стал ворочаться. Раздраженный Кирилл приказал соблюдать тишину.

– Вы вообще тут нелегально, – огрызнулся Макс. – Так что ваши команды меня не касаются.

Вскоре, правда, айтишник прекратил шуршать. Игорь подумал, не задремал ли Макс, и подал голос:

– Кстати, Кирилл Евгеньевич. – «Евгеньевич» прозвучало с издевкой. – Вы меня про умеренных правых спрашивали. Вспомнил я тут одного нацика активного. Гимадеев фамилия. Сам татарин чистокровный, зато за русскую идею глотку порвет и с имперским флагом позирует. Даже свечки в храме ставит за Россию. Вот такой вот герой. Воцерковленный.

На слова Игоря никто не отреагировал.

* * *

Сон наваливался, и голова тяжелела.

К тому же в респираторе Игорь чувствовал себя как в скафандре.

Дегенератская затея, в голове не укладывается. Не зная плана дома, ворваться и без лишнего шума забить до смерти энное количество молодых здоровых парней.

Дегенератская, но в духе бонов, следует признать. Они ведь не трусливые, просто с головой не дружат. Все сходится.

Окно со стороны Игоря выходило на дом Минора. Мужичонка также погасил свет и отправился на боковую.

Макс вертеться перестал. Успокоился, видимо. Как будто ему и не грозило прилететь молотком по черепу.

Игорь несколько раз щипал себя за предплечье, чтобы не заснуть. Чудилось, что минуло часов пять. До рассвета – руку протянуть. Кирилл почешет репу, уберет заправленные шприцы обратно в контейнер и позвонит начальству. Нагрянет Коваленко, обыщет с собаками сарай и найдет там прекрасное, безупречное и изысканное «ничего».

Все, что мог, Игорь сделал.

Впрочем, не все. Лукавил он. Выгораживал себя перед собой же. Он мог убежать, перечеркнуть свой статус исправного гражданина, который то ли содействует органам, то ли заискивает перед ними.

И еще Игорь с трудом признался себе, что боится ворочаться. Раскладушка скрипнет, и Кирилл, точно нянечка или воспитательница какая-нибудь, прикажет вести себя тихо. Игорь, конечно, возмутится, однако команды послушается.

Когда из сеней раздался оглушительный щелчок, Игорь аж подскочил и замотал головой, стряхивая дрему. Словно пробки выбило.

Макс зашуршал спальником.

– Ш-ш-ш, – прошелестел Кирилл. – Остаемся на местах.

Действовали нападавшие быстро, надо отдать им должное. Распахнули дверь в кухню и метнули дымовуху. Игорь успел отметить, что она самодельная. Дыма мало, и он какой-то негустой. Сами боялись отравиться.

* * *

Следующие события уместились секунд в десять.

Игорь залег за раскладушкой. Спальня с топором под шкафом оказалась такой же далекой, как и заповедная зона по ту сторону реки.

Щелкнул выключатель, и свет обрушился на глаза. Сквозь мутное стекло респиратора едва не ослепший Игорь разглядел, как рухнули два тела. Громко, точно с потолка свалились. Чьи-то ноги метнулись наружу.

Макс выкатился из спальника и дернулся вправо, подальше от эпицентра.

Ноги вернулись. Раздалось шипение, будто ножом выпустили воздух из огромного шара.

– Подъем! – воскликнул Кирилл. Голос звучал как из подвала. – Враг повержен.

* * *

Игорь поднялся.

В кулаке оперативник сжимал карманный огнетушитель и прыскал на потухшую дымовую шашку.

Нападавшие валялись как убитые. В черном с макушки до пят, даже лица спрятаны за балаклавой.

– Третьего на улице усыпил, – похвастался федерал.

Игорю почудилось, что он увидел у Кирилла ухмылку через респиратор.

– Что дальше? – спросил Макс.

Жавшийся до того к стене, он на секунду подался вперед.

Игорь слишком поздно заметил, что в правой руке у Кирилла заряженный дротиком пистолет. Последовал выстрел, похожий на плевок, и Макс без единого слова осел на пол.

Игорь, как идиот, смотрел, как Кирилл подхватывает очередную приготовленную инъекцию.

Стреляет в него.

И промахивается.

И только затем, когда федерал наклонился за последним, шестым пистолетом, Игорь обрушил кулаки на твердую, как гимнастический мат, спину Кирилла. Оперативник отшвырнул Игоря, и тот поясницей налетел на стол. Посуда, звеня, опрокинулась.

Игорь, хоть и не удержал равновесие, из положения извлек максимум. Подцепив банку со сгущенкой, он ринулся в повторную атаку на Кирилла, ошеломленного такой наглостью.

Используй подручные средства и рассчитывай на лучшее.

Два удара пришлись по корпусу, два по затылку. Еще один раз – спонтанно и, судя по судорожному выдоху противника, болезненно – Игорь коленом въехал федералу в пах и аж взвизгнул от восторга.

Кирилл скрючился в три погибели. Чутьем понимая, что бронежилет защищает корпус, Игорь обратил кулак на шею оглушенного врага. Затем для надежности пнул размякшего негодяя.

Хоть бы он сдох.

Макс не подавал признаков сознания. Игорь принялся хлестать айтишника ладонями по щекам.

– Эй, очнись! Я его вырубил!

Макс не реагировал. Игорь не соображал, слышно его через респиратор или нет, и закричал:

– Дружище, эй! Посмотри на меня!

Игорь поздно услышал шаги за спиной. Он не успел обернуться, когда в плечо ему всадили иглу.

– Надымили-то, надымили, – откуда-то с потолка спустился пугающе задушевный голос Коваленко.

Он схватил Игоря за шкирку, как большую куклу, и поволок в спальню. Игорь не понимал, почему он не сопротивляется. Веки налились свинцом. Тело отрубилось и потеряло связь с разумом и волей.

Хлопнула дверь. Коваленко нашарил выключатель. Тусклый свет заполнил все и окончательно придавил Игоря к полу.

Коваленко наклонился и снял респиратор.

– Что тут у нас? Неонацистская группа ворвалась в загородный дом к антифашистам. Антифашисты дали бой. Неонацисты применили взрывчатку и по глупости не рассчитали мощности взрыва. Шесть трупов. Какая поучительная драма.

Конечности не слушались. Игорь силился зачерпнуть воздух ртом, но рот толком не раскрывался.

– Да не дергайся ты, – ласково пролепетал Коваленко, снимая респиратор и с Игоря. – Тебе ввели миорелаксант. Много миорелаксанта. Это такая штука, расслабляющая мышцы. Ты все равно что парализованный сейчас. Честно говоря, удивлен, что твое сердце выдержало. Крепкое, значит, сердечко-то. Сопротивляется.

Коваленко, умолкнув на секунду, посмотрел Игорю в глаза. Заинтересованно, почти с азартом.

– Ты спросишь, почему трупов шесть, а не пять. Все потому, что Дима тоже приехал. Только мы его раньше усыпили. Теперь он к вам присоединится.

Это Центр «Э» бонов на анархистов натравил. Через провокатора натравили. И Юра предал. Террористы на террористов. Без камер, без свидетелей. Государство получит жирный повод взяться за радикалов всерьез. Усилят чистки, подключат немыслимые ресурсы. И все под одобрение прессы.

Коваленко встал.

– Мы пошли ставить взрывчатку. Когда бабахнет и разбудит соседей, нас здесь не будет. Прощай.

Игорь очутился в темноте. Вслед за конечностями онемели живот и шея. Воздух кончался. Игоря как будто душила невидимая рука, не оставляя ему ни шанса.

Дверь отворилась в последний раз, и Коваленко произнес:

– Зато ты героически погибнешь в схватке с неонацистами. Красиво звучит, не правда ли?

Шавкат

Начитавшись агитационных листовок от местных активистов, Заман как-то пошутил, что у них в квартире коммунизм. Едят из одного котла, ложатся в один час, встают тоже. Решения вместе принимают. Если вас шестнадцать, а комнаты всего две, без заботы друг о друге вы натурально озвереете.

– Получается, при коммунизме все будут как роботы? – удивился Шавкат.

– Почему?

– Сон по расписанию, еда по расписанию, все вежливые и не дерутся. Чисто автоматы.

– Ну ты даешь! – воскликнул Заман. – Какие мы роботы? Роботы не едят и спать не ложатся.

Шавкат поскреб в затылке. И правда не складывалось что-то.

С тех пор как строительные компании по всему свету начали затариваться роботами-строителями, Шавкат беспокоился, что прогрессивные конкуренты отнимут у него хлеб. Эти чипированные мерзавцы все делали лучше: клали по две тысячи кирпичей в час, прекрасно управлялись с бетоном, выполняли любые виды отделки. А еще они не обедали, не отлынивали, не воровали, не уходили в отпуска и запои.

Не то чтоб Шавкат любил свою работу. Ненавидел – так гораздо точнее. Вот только бездушным машинам отдавать ее не собирался.

Бригада то и дело спрашивала у начальника Бахрама, не планирует ли «Гелиос» автоматизировать производство. Ну, постепенно. Разогнать там половину рабочих, заменить их японскими или австралийскими железяками.

– Башку ерундой не забивайте, – отвечал бригадир. – На ваш век строек хватит.

И все же, когда Бахрама что-то бесило, он мог накричать:

– Чего ты вола манаешь? Думаешь, незаменимый? Хочешь, чтобы вместо тебя робота купили?

Хотя все понимали, что бригадир стращает, слова его западали в душу. Как будто проклятья от старой цыганки, которая если не предскажет, так накаркает.

Когда бригаду перебросили на общагу для студентов, поползли слухи, что этот объект – последний. Дальше, мол, «Гелиос» переходит на автоматику, и мигрантов выставят вон. То ли в грузовиках на родину вывезут, то ли денег на билет дадут – не суть. А другие стройкомпании тоже роботизируются. Рентабельно и модно.

Если раньше Шавкат отправлял жене и дочке ползарплаты, то теперь решил отсылать две трети. И наказал тратить по минимуму.

Общага, на которую перевели бригаду, прославилась в городе как позорный долгострой. К тому моменту, когда студентов по плану должны были расселять, едва-едва возвели стены. Украли какую-то легендарную сумму. Мэр, устав терпеть, сменил подрядчика и приказал закончить с работами за лето: чтоб там инженерные системы, теплоизоляция, отделка по высшему классу. Трудиться в три смены, подбивать на сверхурочные. Так Шавкату передали через шестые руки. Сам он, ясен пень, с мэром чай не пил, на ковер не вызывался.

Чушь какая-то выходила. Допустим, достроят они объект к сентябрю, сдадут. Так общага все равно целый учебный год пустой простоит. Если только мэр не найдет ей другое применение.

Баходир, товарищ Шавката, оценил грустный юмор их ситуации:

– Мы для студентов общежитие строим, а они нам роботов выдумывают. Вот такая благодарность.

– Студенты ни при чем, – сказал Заман. – Они дипломы получат и тоже без работы будут мыкаться, никому не нужные.

– Да уж, совсем не коммунизм, – подколол друга Шавкат.

– Конечно, нет. Коммунизм – это когда роботы трудятся, а люди отдыхают. Фильмы смотрят, гуляют по набережной, спортом занимаются, путешествуют. Рай на земле.

Мечтания Замана о рае разбивались уже на КПП, где строителей досматривали как на таможне. На входе искали алкоголь, на выходе дознавались, не упер ли чего-нибудь, мастерок там или гвоздей пачку. Воровать дозволялось только по-крупному и только начальству.

На воротах меж тем висела табличка с лозунгом стройкомпании: «Ближе к солнцу!»

Какой уж тут коммунизм, когда они к солнцу тянутся, а тебя в землю втаптывают. Когда у них маникюр-парфюм-укладка, а ты чумазый как не пойми кто. Еще и врут, что узбеки вечно грязные. Они ж узбеков лишь на стройке и видели.

Бахрам вконец озверел. Шпынял по пустякам, штрафовал за опоздания. Запретил перекуры, что вообще за гранью. Тоже переживал, наверное, за свою судьбу. Роботами его никто рулить не поставит. Там в технике разбираться надо.

Хотя чего с Бахрама взять? На кого велели, на тех и лает.

Мало того что по стройке гоняли, как рабов, так еще и погода доканывала. Каждый день плюс сорок в тени, а на солнце все шестьдесят. Как есть шестьдесят, без преувеличений, Шавкат поначалу не верил термометру и красной полоске, которая забиралась до безумия высоко.

Вдобавок ни дождичка, ни облачка целый месяц. Жарко, как в Ташкенте.

Пот стекал из-под каски и заливал глаза, заливал, заливал, заливал.

Надышавшись строительной пылью, бетоном, штукатуркой и гипсом, Шавкат возвращался со смены и полоскал ледяной водой нос, извлекая оттуда серую липкую слизь. Сколько её оседало в лёгких, одному Аллаху известно.

– Чтобы не оскотиниться, человеку после работы должно хватать сил на три вещи, – утверждал Заман. – Поесть что-нибудь горячее, принять душ и почитать новости на телефоне.

С третьим пунктом у Шавката не ладилось. Он споласкивался, ел рис с сосисками, выпивал два литра воды и отрубался. Весь мир сводился к тому, чтобы отпахать дневной план и перевести дух между сменами. Ничто не трогало: ни присланная женой фотография со дня рождения дочки, ни известие, что местному парнишке из соседнего отряда рухнула на ноги бадья с бетоном. Больничка, наркоз, ампутация. Парнишка на каникулах подрабатывал. Осторожней надо.

Как-то раз сломался погрузчик, и Бахрам приказал таскать на седьмой этаж кирпичи. На руках, как в какую-нибудь древнюю эру. Во время очередного захода изморенный Шавкат споткнулся, и кирпичи, которые он точно дрова прижимал к груди, высыпались на ноги. От усталости чувства настолько приглушились, что вместо боли он ощутил досаду. Опять нагибаться и поднимать. Ну и какие им роботы, если у них кран не работает?

Рядом нарисовался бригадир:

– Чего ползаешь? Дуй на седьмой! Каменщики заждались.

Вечером Шавкат осмотрел ногу в месте, куда упали кирпичи. Никаких следов.

По слухам, на стройку с инспекцией собрался сам мэр. Намекнуть намекнул, а день не назвал.

Ради дорогого гостя асфальтовую дорожку перед корпусом мели четыре раза в сутки. Бахрам, как и прочие начальники, регулярно отряжал часть бригады на ответственное задание.

Каждый мечтал взять в руки метлу и заняться бесполезным делом. Хотя бы часик. Не надрываешься, да и работа на воздухе. Куда проще, чем мотаться по каменным лабиринтам с языком на плече и делить дефицитный кислород с другими строителями. Такими же отупелыми и раздраженными.

Мести дорожку доводилось реже, чем хотелось бы. Команды обычно отдавались привычные: отнеси, принеси, убери, размешай.

– Хватаем по мешку ротбанда и – на чердак, в четвёртую секцию, – Бахрам бдил, чтобы разнорабочие и минуты не прохлаждались. – Надо девять мешков. Вас трое. Считать умеем?

Не хила бахила – мешочек-то тридцать кэгэ весит.

Пот стекал с грязных волос по лбу, по щекам, крупными каплями падал в пыль. Чтобы почесать голову, приходилось снять проклятую каску. Проклятую потому, что, едва каска водружалась обратно, снова нападал неуемный чес. Как вшивый, честное слово.

А рожа-то красная – хоть прикуривай.

– Скотину так не чморят, – Баходир оторвал от земли третий мешок и застыл с согнутой поясницей. – Скотину.

– Если скотина выйдет из строя, никто тебе лошадку новую не купит или коровку, – объяснил Заман. – А если строитель сломается, новых наймут. Сами придут наниматься.

Баходир взвалил мешок на плечо, покачнулся и, выпрямившись, сказал:

– В Америке хорошо. Что-то не понравится – в профсоюз жалуешься. Там этот, как его, девелопмент развития. Он за всем следит. Чтоб по закону. Там человек – это не вещь.

Шавкат открыл рот, чтобы уточнить про профсоюз, но передумал. Сил и так мало, на болтовню их еще переводить.

В коридорах и комнатах пол был усеян расколотыми кирпичами, бракованной плиткой, обрывками газет, пакетами из-под стройматериалов, бутылками из-под минералки и даже водяры. Кто-то умудрялся проносить ее мимо охранников. Сто пудов местные, их так строго не досматривали.

– Стращают нас роботами, а хоть бы одного робота наняли, – заметил Баходир. – Чтобы убирался.

Звучало разумно. Вообще, чем дальше Шавкат размышлял, тем более оправданной находил идею заменить строителей машинами. Машинам, кроме техобслуживания, ничего не требуется. Машины не говорят о профсоюзах и не точат зуб на начальство. Машины не справляют нужду на рабочем месте, как это делают самые ушлые: найдут пустую комнату и помочатся в угол. Сплошные плюсы.

Пацану с ампутированными ногами, по слухам, компенсацию не выплатили. Технику безопасности нарушил. И ничего, что все ее нарушают.

– Мы не скотина, мы возобновляемый ресурс, – заключил Заман. – У них все на цифрах: закупка техники и материалов, зарплаты, издержки, углеродный налог, сбор за утилизацию. А нас они чморят, чтобы цифры красивее стали.

В конце очередной смены к рабочим пристал скользкий тип. Нарядный, будто на свадьбу собрался. Клетчатая рубашка с короткими рукавами, солнечные очки в нагрудном кармане, светло-голубые, как небо, джинсы, начищенные ботинки. Каска белая, без единой царапинки. Лицо не загорелое и банка кваса в руках.

Таких ненавидишь с первого взгляда.

– Парни, помощь нужна.

– Мы не из вашего отряда, – ответил Заман.

– И что?

– Слушайте, – сказал Шавкат, – вы нам не бригадир, мы вас впервые видим. Исполнять приказы кого попало мы не обязаны.

Шавкат так устал, что брякнул первое пришедшее на ум. В голове сломался рычажок самоконтроля.

– Берега попутал? – незнакомец скорее удивился, чем разозлился. – Сейчас линолеум поднимут, поможете.

На шум явился Бахрам.

– Что за сход? О, Роман Аркадьич, здравствуйте.

– Здорово, бригадир. Борзеют твои подчиненные.

– Воспитаем, Роман Аркадьич. Так понимаю, работа есть?

– Еще как есть. С минуты на минуту линолеум прибудет. Твоим охламонам задача – по лестнице рулоны скатить и в коридоре бросить. С остальным мои ребята завтра разберутся.

– Так, дармоеды, смена не окончена. Живо за дело!

Бахрам отрядил на помощь Роману Аркадьичу четырех человек – Шавката, Замана, Баходира и Сайфутдина. Они потащились наверх.

Погрузчик доставил линолеум на специальный выступ между четвертым и пятым этажом. Рулонов оказалось всего шесть, зато масса с лихвой окупала количество. Когда Шавкат и Заман на пару оторвали один из рулонов от поверхности, кости заскрипели. Сердце, легкие, желудок – все будто скользнуло вниз и хлопнулось на кишки.

– Сколько весит? – прохрипел Заман.

– Сто пятьдесят! – улыбнулся Роман Аркадьич.

Кое-как спустили рулон с поддона на лестничную площадку и покатили по ступенькам на четвертый. Там и прислонили к стене. Баходир с Сайфутдином сделали то же самое.

Отдышались.

Повторили.

– Ещё чуть-чуть! – ободрил начальник и отхлебнул кваса.

Заткнись, гнида. Заткнись же, а.

Последний рулон как прирос к месту.

– Шавкат, тебе жить надоело? – спросил Заман. – Отойди оттуда.

Шавкат, не заметивший, как очутился на краю поддона, осторожно посмотрел за кромку. Пара шагов отделяла строителя от полёта на мешки с бетоном и штукатуркой, на доски и кирпичи, на упаковки керамической плитки с причудливыми узорами. А случится что-то недоброе? Открепись поддон от лестничной площадки, в последнее путешествие Шавкат полетит с товарищем. Погибнут из-за несчастного линолеума. А упырь в белой каске в отчете напишет, что рабочие нарушили технику безопасности.

– Давайте шустрее, – поторопил начальник.

Заман и Шавкат сжали зубы и опять взялись за рулон. Тяжеленная масса отклеилась от пола на пять сантиметров. Ещё чуть-чуть и…

Линолеум шмякнулся и придавил Шавкату правую кисть. Боль выстрелила так, точно кисть оторвало.

– Кончай кота за хвост тянуть! – рявкнул Роман Аркадьич. – Работа стынет!

Строитель выпростал ноющую руку из-под линолеума и молча двинулся на ненавистного начальника. Тот поздно сообразил, что его идут решать.

Шавкат схватил гада за шею и потащил на поддон. Остальные не посмели вмешаться или возразить. Роман Аркадьич тщетно пытался упереться пятками в бетонный пол и удержаться на месте. Шавкат, не говоря ни слова, не смакуя момент, отправил трепыхающегося начальника в свободное падение.

Раздался хлопок. Словно мешок с цементом сорвался вниз и лопнул от встречи с землей.