Книга: Путешествие дилетантов - Булат Окуджава

Книга в основном составлена из писем, как сказано "написанные на историческом материале начала XIX века", что эта была реальная история, которая дошла до нас в такой вот книге. Очень необычный конец. Очень много положительных эмоций в душе, прямо трясет от счастья после прочтения этой истории.

Когда о середине ХІХ века, пишут так, словно это начало ХХ, связуя опыт Печорина с маленькими сверхчеловеками из произведений Ф. Достоевского, которые только и делали, что спасали от унижения падших женщин, каким-то таинственным образом, унижая их ещё больше.

В век без телевизоров авантюрный дух и любвеобильность князя Мятлева, вызвала бы множественные вздохи: "Господитыбожемой!" Лавиния (что-то одновременно древнегреческое и современное, искровысекательное) - образ, заимствованный из двадцатого века или английской действительности девятнадцатого столетия. В этой девушке, презирающей слабых мужчин, свободно распоряжающейся своим сердцем, умеющей держать ответ, слишком мало феминистичного, чтобы причислить её к женщинам нового типа. Но есть то ли хамелеонство умной женщины, что умеет жить, не замечая "атмосферного" давления, то ли она - лишь марионетка в руках автора, который любит женщин с перчинкой, мальчишеской фигурой и собственным мнением, женщин, которые вызывают горячечное желание обуздать. Однако, сложно сказать, что Лавиния - мустанг-иноходец, скорее эта характеристика больше под стать иной особе, что лишь порой сетовала на судьбу:"Господитыбожемой!" и пыталась спрятаться в скорлупе собственной болезни от мужского мира, который предлагает помощь, а затем взыскивает натурой.

В целом, произведение, что говорится, классическое, живи Окуджава в одной с Лермонтовым эпохе. Что оно может дать людям, мало заинтересованным в поисках черт романтизма и любовании грузинской экзотикой? Да то, что, собственно, время не имеет значение. В обществе девятнадцатого века были свои способы сплетничать, презирать, ополчаться. Были свои развлечения, которые эвфемистически величались борьбой за мораль. И были свои герои-дилетанты.

Не вижу я ничего прекрасного ни в князе Мятлеве, ни в Лавинии.

Герои у Окуджавы получились какие-то книжные, да и весь роман не то чтобы картонный, а такой… бумажный. Всё приблизительно, всё придумано. Исторического контекста – минимум, психология трещит по всем швам, слишком много тумана и многозначительности, что же касается языка, то это тот редкий случай, когда я могу сказать – слишком много букв. Вязко, рыхло и по-бабьи слащаво. Минимум содержания на такой неоправданно раздутый объём.

"...Удобный случай не заставил себя долго ждать, ибо он всегда возле нас и тотчас объявляется, лишь прояви мы к нему расположение..."

"...Читать древних - значит беседовать с ними. Беседа очищает. Я и беседую. А вот с нынешними не хочется. Что же мешает? Пожалуй, то, что древние умеют говорить и о тебе тоже, тогда как нынешние - всегда лишь о себе."

Написано романтично, мягко, с тонкой иронией, сюжет уносит в дальние края, ... все, как и в самих песнях Окуджавы - только вот спустя эти "много лет", когда мне вдруг захотелось оживить ощущения того лета, я к своему сожалению понял, что источник был не в книге, а где-то внутри меня ))

Эпизоды повествования больше похожи на фрагменты, а не единое повествование, действующие лица остаются лишь _обозначенными_, и только редкие ремарки автора, остающегося в стороне, придают книге свое очарование.

Несколько цитат себе на память....

Нынче князю было уже тридцать пять. Молодость давно миновала, да и все с нею связанное отлетело прочь.

Неожиданно он понял, что она неописуемо хороша, пленительна и что случится непоправимое, ежели он не сможет отныне видеть ее часто.

Что чувства делают с человеком! Их избыток так же вреден, как и нехватка.

Я имею в виду не праздную лень посредственности, а способность не быть суетным.

Красота – слово жеманное, претенциозное, расплывчатое. Что может обозначать «она была красива», кроме того, что все в ней соответствовало известным нормам?

... полна всяких удивительных достоинств, которым не сразу и название–то подыщешь.

P. S. Если случится Вам попасть в Москву и Вы ненароком пройдете мимо нашего дома и услышите из–за ограды лай, не пугайтесь: это я сижу посреди двора на цепи и лаю от тоски и отчаяния.

Нельзя оживить того поэта, не подвергая его участи стреляться вновь…

Живем по–деревенски и обучаемся искусству по выздоровлении все успеть, все сделать, обогатиться, прославиться, всех очаровать, оставить по себе добрую память, со всеми подружиться, всем наговорить приятностей, ничего не упустить, благопристойно умереть и прочее…

Красота – слово жеманное.

... украшенный кудрями сомнительной густоты.

Грешников нельзя пускать в рай. Вы видите, как они всё испортили?

Конечно, мы не вольны выбирать отечество, но уж героев–то своих мы выбирать можем…

«Любовь, – повторил он. – От этого невозможно спастись…» – «А время?» – спросил я…

Они все еще помешаны на соотношении голубой крови, воинских доблестей и собственного превосходства над страшным противником, которого сами же с удовольствием величают страшным, чтобы выглядеть в своих же глазах героями.

Придется откладывать до лучших времен. Лучшие времена – это те времена, которые могут наступить, но почему–то никогда не наступают.

Скоро все выяснится. Дыши весной!

Неужели мы и впрямь были уверены, что придуманный нами мир столь элегантен, последователен, неколебим, вечен и стоек, что ни произойди, а его развитие всегда неизменно? Почему мы считаем всякое отклонение его от привычной линии в удобную нам сторону – усовершенствованием, а в чуждую – предательством?…