Текст книги "Пилот Хаоса"

Чарльз Ингрид
Пилот Хаоса

Посвящается моему отцу, который боролся за родину и любил ее, и школьному приятелю Рою Корригану, который тоже любил ее, хотя она принесла ему смерть. И Шейле – за непоколебимое спокойствие перед лицом опасности.

Часть 1
ЗВЕЗДНЫЙ ДОМ

Глава 1

Сильный ветер мешал снижению посадочной капсулы – он начал биться о ее стенки с того самого момента, как капсула вошла в верхние слои атмосферы планеты под названием Скорбь. Пассажиров на борту капсулы в общем отсеке болтало в поясах безопасности, швыряя о переборки. В переднем отсеке всего двум пассажирам первого класса приходилось мириться с трудной посадкой. Чоя поднялся на ноги, не обращая внимания на нырки капсулы в воздушных ямах и ощутимые толчки, и принялся вышагивать по отсеку. Его спутник, даранианец, прикрыл глаза и часто-часто забормотал молитвы. Однако из-под густых ресниц даранианец продолжал следить, как шагает чоя. Хотя оба они были двуногими, как и большинство разумных существ, коренастое, поросшее густой шерстью тело даранианца нельзя было и сравнивать с телом чоя. Чоя был высоким и худощавым, но широкоплечим, его руки с двумя локтевыми суставами были мускулистыми и двигались грациозно, к тому же чоя держался с естественным высокомерием и уверенностью вожака – по-видимому, он был рожден для этой роли.

Капсула завибрировала с пронзительным скрипом, почти недоступным для их слуха. Чоя остановился и поднял голову; густые каштановые волосы водопадом заструилась по спине из-за высокого рогового гребня, венчающего его голову. В такой позе напряженного внимания он застыл всего на секунду, и тут же капсулу резким рывком кинуло вниз.

Даранианца выбросило из сидения, и он беспомощно заболтался на натянувшемся предохранительном поясе, но чоя почти без усилий удержался на ногах, пока капсула выравнивалась резкими толчками. Когда даранианцу удалось вернуться к сидению, он поразился тому, что чоя действовал, как будто заранее зная, что произойдет.

Чоя взглянул на спутника.

– Ну, хватит с нас, – произнес он и решительно, но сдержанно прошелся к дверце с табличкой «вход воспрещен», ведущей в кабину управления.

Даранианцу удалось скрыть торжествующую гримасу. Чоя был тезаром – значит, даранианец сделал правильный вывод, ведь только легендарный пилот-тезар не смог бы стерпеть двух вещей: такой вот болтанки и смешанных браков своих сородичей.

Чоя скрылся за переборкой. Даранианец прикрыл третий глаз и с еще большим рвением отдался молитвам.

Палатон с силой толкнул дверь второй переборки. Он переутомился, отрабатывая годичный контракт, и теперь, по правилам прибытия в Чертоги Союза, ему приходилось подвергаться неслыханному унижению – лететь в качестве пассажира. Он ощущал покалывания в роговом гребне – предвестники того, что в кабине управления что-то случилось, и как только дверь открылась, истерические вопли поразили Пала-тона, как удар в лицо.

Он не согласился бы на такое назначение и не принял бы его, если бы не приказ старшего. Две недели, проведенные в напряженной атмосфере политических страстей в Чертогах вряд ли можно было назвать желанным отдыхом. Его бахдар мерцал от утомления, предупреждая об опасном истощении, грозящем потерей ценного дара психики, но истерия пилота и штурмана вызвала раздражение. Палатон вздрогнул, собрался с силами и смачно выругался.

– Кто здесь старший? – затем спросил он, согнув руки и скрестив их на груди.

В кабине воцарилось немедленное изумленное молчание, как только пилот и штурман повернулись к нежданному гостю. Пилот, четырехрукий брахиатор, сморщил кожистое лицо, а штурман, пугливый крылатый ивриец, плюхнулся на свое сидение. Горман приподнял губы, обнажив клыки, и прорычал:

– Вы нарушили правила.

– А вы сбились с курса. Что случилось?

Ивриец в привычной угрозе пощелкал гибким клювом и залопотал:

– Мы попали в самую середину смерча. Мы были застигнуты врасплох.

Смерчи над Скорбью были весьма серьезной опасностью, но от профессионалов требовалось умение справляться с такой ситуацией. Правила гласили, что только нейтральные лица имеют право пилотировать капсулу от орбитальной станции, где причаливали корабли, предназначенные для дальнего космоса, но сейчас Палатон постарался забыть о правилах, которые подвергли бы его еще большему унижению.

– Дайте я попробую, – произнес он.

Его слова прозвучали тихо, но голос – а вернее, голоса, ибо у Палатона их было два – дрожали от нетерпения.

Капсула попала в еще один термальный поток, и ее резко бросило в сторону. Палатон перенес тяжесть тела на ступни и согнутые колени, но иврийцу не удалось удержаться на сидении, и он покатился кубарем, трепеща перьями. Пилот со стоном схватился за пульт и затряс шерстистой головой. Палатон коснулся переборки, чтобы удержать равновесие, прищурился и взглянул на пульт управления. Автопилот не был включен – при посадке на Скорбь запрещалось пользоваться высокочувствительными приборами, чтобы волны не повредили городу, населенному самыми различными существами. Но факт оставался фактом – мощный автопилот мог бы справиться с посадкой капсулы.

Горман грубо подтолкнул его.

– Вот, – предложил он. – Приступайте, – и закрыл лицо всеми четырьмя ладонями. Палатон не нуждался в более вежливом приглашении. Он прошел вперед и опустился во второе кресло. Присутствие гормана вызывало у него легкую дрожь отвращения, но он подавил брезгливость и занялся системой управления. Послав вперед свой бахдар, закрученный спиралью, он мысленно ощупывал края смерча с их понижениями и повышениями давления, нынешними и предстоящими столкновениями вихрей. На мгновение бахдар потускнел, мигнув, как перегоревшая лампочка, и сердце Палатона яростно заколотилось.

Тезар ничего не стоил без бахдара. Конечно, раньше или позже такое случалось со всеми – бахдар таял, сгорал дотла, как примитивная сальная свечка, но Палатон еще не был готов к этому. Он сбросил охватившее его оцепенение и попробовал вновь – на этот раз ему стало все понятно.

Капсула подчинилась его управлению, как ребенок матери, и, казалось, обрадовалась покою. В свою очередь Палатон успокаивал и убаюкивал ее, обходя яростные вихри, швыряющие капсулу, и выбирая чистые участки неба. Капсула двигалась пугливо, как птенец на еще не окрепших крыльях.

– Вам придется встать на ремонт, – вслух произнес Палатон, как только определил причину неисправности. – Вероятно, что-то стряслось с двигателем. Конечно, это вызвало бы затруднения у любого.

У любого, только не у тезара – Палатон не стал добавлять это. Он помнил, что это запрещено. Горман поднял голову. Крылья его широкого, приплюснутого носа подрагивали.

– Спасибо, тезар Палатон, – произнес он.

– Не за что, – отозвался чоя. – Если не возражаете, я сам посажу капсулу, ведь она неисправна.

Он собрался с остатками сил, отбросил тревогу и с гордостью принялся за дело. Он старался не замечать, как обессиленно мерцает его бахдар, но это было невозможно.

– Сочту за честь, – запоздало сказал пилот.

Ивриец ничего не сказал, но теперь его крылья трепетали не в смятении, а мягко и неторопливо. Пассажиры второго класса ничего не знали об опасности, от которой чудом спаслись, и даже даранианец только догадывался о случившемся.

Капсула еще раз дрогнула, но сразу же выровнялась, и ее перестало болтать. Чоя не вернулся из кабины управления, и даранианец в полном спокойствии ждал, когда закончится посадка.

Палатон с плохо скрытой гримасой недовольства слушал, каким восторженным тоном благодарил его даранианец, и напомнил себе, что эти благодарности заслужил только благодаря дару тезара. Он наблюдал, как даранианец вертится неподалеку, выбирая подходящий транспорт, чтобы добраться до Чертогов. Сам Палатон чувствовал себя так, как страдающее клаустрофобией существо, оказавшееся на свободе; встав против ветра, разгоняющего рассеянные облака, он глубоко вздохнул, стараясь прийти в норму. Страх, сжимающий его, наконец ослабил хватку, но Палатон не мог избавиться от беспокойства. Раньше, даже переутомившись, он был в состоянии справиться с собой. Потеряв свой дар, он станет ничтожеством. Он был безродным чоя – редкое обстоятельство, о котором предпочитали умалчивать – и без своего бахдара он лишился бы не только работы.

Каждому тезару приходилось примириться с неизбежным: когда-нибудь его дар должен был угаснуть. Такова была природа этого свойства психики. Но в роду чоя свойства психики не были преходящим явлением – они казались столь же неизменными, как любое из пяти более распространенных чувств у большинства разумных существ. Сущность этого дара скрывалась от соседей по космосу ради преимуществ в галактической политике, а также во избежание порабощения, но только этот необходимый для управления тезарианским устройством при межпространственных перелетах дар нес с собой грозное генетическое заболевание.

Палатон был еще слишком молод, чтобы заболеть, работал слишком мало, чтобы истощить свой дар. Он отчаянно гнал прочь мысль о том, что сегодняшнее событие – начало его конца. Вихри в верхних слоях стратосферы, тревожащие поверхность планеты, теперь превратились в промозглый ветер, обдувающий лицо Палатона. От ветра в уголках его глаз выступили слезы, но Палатон стоял на вулканической равнине до тех пор, пока у него в голове не прояснилось. Ветер предвещал бурю, а буря отражала его собственное внутреннее смятение. Стоя вблизи стоянки для капсул, вдыхая горячий запах воздуха после их посадки, вслушиваясь в скрежет остывающего и оседающего металла, а также многоязычный говор экипажей, Палатон постепенно успокаивался и собирался с духом. Наконец, он прошел на транспортную стоянку и намеренно выбрал быстроходные сани, предпочитая их традиционному автомобилю. Палатон терпеть не мог подражать степенным обитателям планеты.

В это раннее утро кристаллические каналы, ведущие к огромному городу, известному под названием Чертоги Союза, были почти пусты. Палатон снял шлем – будучи одинакового размера, эти шлемы подходили далеко не всем, особенно народу чоя, двойные полушария мозга которых и роговые гребни достигали внушительной величины. Несколько дождевых капель брызнули ему на лицо. Палатон оскалился, досадуя на непогоду. Ему совсем не хотелось попадать под ливень, но пока сани несли его по дорогам-каналам, дождь постепенно кончился.

По планете Скорбь разносился запах ранней весны. Погода менялась непрестанно, балансируя между весенней и зимней, как на тонком лезвии меча. Палатону нравился этот переход от зимы к весне. Он упивался воздухом, который от быстрого скольжения саней по каналу обдувал его лицо. Но стоило Палатону опустить голову, и он видел узников кристалла, со всей отчетливостью вспоминая, почему планета названа Скорбью. По мере приближения к Чертогам каналы сливались в застывшее озеро, пересеченное мостом из отдельной, без единой трещинки, совершенно прозрачной кварцевой арки, но смерть, заключенная в кристалле, явственно просматривалась сквозь его поверхность. Все желающие вступить в Союз должны были пройти через этот мост, и только самые решительные отваживались бросить беглый взгляд вниз.

Внутри кристалла погиб целый народ – спрессованные люди навечно застыли в каналах и озерах этой части материка. Ни один из народов, входящих в Союз, не знал, кем были погибшие и что с ними стало, но сам вид этой братской могилы служил постоянным напоминанием о них. Что же это было – война или массовые самоубийства? Уничтожение или наоборот, сохранение до того дня, когда люди из разбитого кристалла смогут вновь вернуться к жизни? Никто не строил на этот счет догадок, но кристалл был изготовлен так, что не представлялось возможности ни сделать что-либо подобное, ни разбить его. Обычно считали, что в гибели целого народа повинна война – этой версии всячески придерживались в надежде избежать еще одной войны, подобной той, в которую уже был втянут Союз.

В каком-то смысле надежда оправдалась: уже давно не вспыхивала война таких разрушительных масштабов. Палатон понимал, что этого и быть не могло: ни один из народов, входящих в Союз, не знал, как изготовить такое оружие, и, по-видимому, даже не осмеливался попробовать изобрести его. Вид с моста вызывал тошноту. Особенно сильно сжималось сердце при виде закованных в прозрачный кристалл детей.

Палатон въехал на мост с разгона, и монитор саней предупредил его об опасности, потребовав снизить скорость. Он не обратил внимания на грозное предупреждение. Будучи тезаром, Палатон точно знал, насколько он может превысить скорость. Сани подчинились ему, в высоком прыжке взлетев на арку моста. На мгновение сердце Палатона пропустило положенный удар. Сани вылетели на канал, и он резко затормозил – впереди была более оживленная дорога, а вдали уже виднелась стоянка. Подобно тому, как ветер разгоняет дождевые тучи, быстрая езда оживила его. Палатон повернул сани и медленно въехал в ворота стоянки.

– Это он, – сообщил даранианец существу, стоящему рядом с ним в тени. – Мы прибыли вместе с ним в капсуле. Он спас всех нас – капсулу едва не затянуло в смерч.

Существо, скрывающееся в тени, негромко отозвалось шипящим голосом:

– Значит, поможет и мне.

– Мне нет до этого дела, – возразил даранианец. – Я указал вам его. Мой долг и обязательство выполнены.

– Разумеется, – ответило существо в тени, но даранианец уже втянул голову в плечи и заковылял прочь. Темная фигура проследила за ним узкими глазами, привыкшими видеть даже ночью, и улыбнулась. Со своего наблюдательного поста неизвестное существо следило, как чоя проезжает мимо, а затем пружинисто потянулось, подпрыгнуло и направилось к воротам. Его оружие из пустотелой кости воспринималось как безвредное, поэтому охрана не обратила на него внимания. Постепенно прибавляя шаг, неизвестный настигал свою добычу, идя по ее следам в Чертоги Союза, но остерегаясь приближаться вплотную.

Докучливая болтовня служащих стоянки заставила Палатона вспомнить о своей обычной маске высокомерия. Она была необходима, чтобы выжить в Чертогах, особенно ему – больше, чем кому-либо из посланных сюда чоя. Никто из этих несчастных, навсегда привязанных к земле существ, не смел указывать ему, как и с какой скоростью следует водить транспорт – это ему, известному тезару!

Сосредоточившись и как можно глубже загнав подавленный страх потерять свой дар, Палатон был готов приступить к делам. Он зарегистрировался в администрации и подождал в вестибюле, пока не будет отпечатана его карта и ему не вручат маршрутные листы, но едва взяв их, Палатон уже знал, куда ему идти. Крыло, где заключались контракты, найти не составляло труда – оно располагалось в передней части муниципального комплекса. Значит, он окажется в окружении скорее бизнесменов, чем политиков, и это радовало Палатона.

Своему назначению Палатон был обязан слабому здоровью Моамеба, и хотя теперь он был измучен отработанным контрактом, предстояло провести целых две недели в этой чертовой дыре. Придется пересмотреть кипу контрактов, десятка два из них потребуют дополнительных переговоров. Работы было всегда хоть отбавляй, и тезары могли выбрать дело себе по вкусу. Они были повелителями Хаоса. Только они могли вести корабли по межпространственным каналам, соблюдая при этом максимальную точность. В этой лавке галактического союза тезары были главным товаром народа чоя. Никто из существ в Чертогах не должен был узнать, какой позор скрывает в себе Палатон – впрочем, такой позор было гораздо проще скрыть среди чужаков, чем среди своего народа.

Палатон обнаружил, что он угрюмо усмехается, шагая по дорожке к крылу, где заключались контракты. Когда-то подобная манера Моамеба раздражала его, но вскоре Палатон понял – все, что ни делает старший, имеет свою причину, каким бы изможденным болезнью он ни был. Терпеливые внушения старшего, его собственный пример и речи, обращенные к ученикам, приобретали для Палатона все большее значение. «Укрепляйте свою позицию в Союзе, – наставлял старший. – Вам нужна не только ваша репутация». Моамеб не обратил внимания, когда Палатон возразил, что он не политик, что он не обучен искусству компромисса. «Уметь найти компромиссное решение ничуть не сложнее, чем найти термальный поток. Ты ведь пилот, верно? Тогда, с Божьей помощью, лети по ветру!»

Аллеи были заполнены существами, каждое двигалось с целью и в направлении, известном только одному ему. Однако почти все они успевали выразить уважение Палатону – он чувствовал это. Он был тезаром, и они расступались перед ним. На мгновение он остановил их, чтобы насладиться этим уважением – совершенно ребяческая, но необходимая выходка, принесшая ему утешение. Тем не менее он не был вампиром, не желал питаться энергией у ничего не подозревающих существ, и уже приготовился отослать их.

Клейкий, отвратительный шквал эмоций охватил его. Палатон прищелкнул языком, как будто проглотил слишком большой кусок, но успел проследить, чтобы со стороны его походка выглядела такой, как прежде. Что-то неприятное и злое прошло стороной. Ощущение вражды преследовало его, но как только Палатон пустил в дело бахдар, оно исчезло. Внезапно он почувствовал беспокойство. Он не владел ни телепатией, ни даром предвидения, но все же что-то чувствовал и был уверен в этом. В переполненном коридоре делового крыла он быстро обернулся.

Даже в этой враждебной толпе он смог различить красоту здания из камня и стекла. Комплекс строений Союза возвышался на фоне гор со снеговыми шапками и синего неба – чистого, насыщенного влагой, по которому метались пурпурные отблески. Впрочем, Палатон отвлекся ненадолго и теперь снова рассматривал проходящие существа – большинство из них были двуногими и передвигались самостоятельно, некоторые пользовались удобными колясками. Ничто необычное или угрожающее не привлекло его внимание. Палатон замер, досадуя на недоверие к самому себе. Оказавшись один на чужой территории, он имел право доверять только собственным чувствам.

Так или иначе, сейчас ему предстояло завернуть за угол. Залы для деловых переговоров располагались на верхних этажах, и Палатон направился к лифту.

Только внутри лифта он назвал номер своего этажа и код зала. Лифт быстро скользнул вверх, отделяя его от толпы. Взглянув вниз, Палатон обнаружил, что никто и не думает преследовать его. Он еле слышно прищелкнул языком: налицо были все признаки чрезмерной осторожности. Но вспомнив о головокружительном прыжке через мост, Палатон усмехнулся над своим предположением. Еще продолжая усмехаться, он вышел из лифта и увидел, что возле двери зала его уже ждут посетители.

Абдрелик стоял спиной к нему, но челюсти Палатона резко сжались и к горлу подкатила тошнота. Он ненавидел амфибий, терпеть не мог ни их привычки, ни убеждения, ни внешний вид. Он был почти готов повернуться и уйти, но тут абдрелик почувствовал его присутствие и обернулся. Это было плотное, коренастое существо, с массивным телом, приспособленным для выживания и на суше, и в воде. Его буровато-зеленая кожа была покрыта толстым слоем слизи, а на бесформенной голове, подобно шляпе, восседала слизнеобразная тварь, деловито выискивая крошечных паразитов и грибки, которыми изобиловала кожа абдрелика. Пожирая их, оно производило довольно громкие чавкающие звуки.

Абдрелик взглянул на Палатона, широко распахнув два прикрытых тяжелыми морщинистыми веками глаза и изобразив гримасу, отдаленно напоминающую улыбку чоя.

– Палатон? – гулко произнес он. – Какая радостная встреча!

Как только ГНаск заговорил, из угла его рта потекла вязкая струйка слюны. Во встрече, которой порадовался абдрелик, Палатон не находил ничего приятного. Он молчал, и прежде чем нашелся, что ответить, к нему скользнули две фигуры. Это были незнакомые Палатону существа – по их осторожным и боязливым движениям он понял, что это люди, и когда они заговорили на общепринятом языке, трейде, их акцент подтвердил его предположение.

– Одну минуту, господин Палатон, – начал тот человек, что был повыше ростом. – Мы ждали… у нас контракт…

Такое вмешательство было серьезным нарушением протокола Союза, но в голосах этих двоих слышалась такая мольба, что Палатон решил ответить.

Абдрелик рассвирепел. В его голосе послышался скрежет – знак того, что вскоре он перейдет в рычание.

– Палатон, у нас назначена встреча.

Раздражение ГНаска лишь укрепило Палатона в решении поговорить с этими людьми. Он поклонился.

– ГНаск, они просят всего одну минуту. В конце концов, я… – он взглянул в сторону хронограммы – … прибыл раньше. – Он отступил, увлекая за собой оба существа подальше от абдрелика. – Чем могу вам помочь? – спросил он, не сводя глаз с раздувшейся от возмущения амфибии.

Абдрелик явно негодовал. Даже слизнеподобная тварь, его симбионт, прекратил жевать и свел поближе свои глаза на стебельках с выражением раздраженного любопытства. Подавив отвращение, Палатон склонился, слушая, что говорят люди.

Люди были новыми членами Союза, и Палатону еще не приходилось иметь с ними дела. Встретившись с одним из них взглядом, Палатон обнаружил, что на мгновение оцепенел – глаза этих существ были настолько похожи на его собственные, что он едва мог этому поверить. Таких огромных, блестящих и выразительных глаз он не встречал больше ни у каких существ. Глаза были зеркалом души этих людей.

– Господин Палатон?..

– Простите, – произнес он, внезапно возвращаясь к реальности. – Начнем еще раз. У вас контракт?

– Мы ждали несколько недель, чтобы тезар просмотрел его. Никто не пожелал встретиться с нами.

У людей не было постоянных представителей в Чертогах, к тому же их еще не полностью приняли в члены Союза. Никому не хотелось тратить силы и время, связываясь с этим народом. В силу своих странностей, даже самые молодые из посланников часто менялись, едва ли дослуживая положенное количество лет. У членов Союза едва хватало времени познакомиться с одним посланником людей, как тут же его сменял другой. Моамеб часто сетовал на ненадежность таких посольств. К тому же, как ясно давал понять абдрелик, люди считались ушедшими всего на один шаг вперед от неразумных существ, а потому зависели только от милости большинства народов, создавших Союз.

Но в Палатоне они неожиданно пробудили симпатию. Он потянулся за папкой, которую держал в руках один из людей.

– Совет уже рассматривал ваш контракт? Тот человек, что был пониже ростом, растерянно моргнул. Его одиночный голос повысился.

– Что это за Совет?

– А! – Палатон отдернул руку от папки, не взяв ее. – Вы упустили самый важный этап найма пилота. Совет просматривает все контракты и выносит им одобрение прежде, чем начнутся переговоры о назначении пилота.

Человек повыше покраснел.

– Нам никто не сказал об этом. Прошу прощения, капитан Палатон.

Палатону было незнакомо такое обращение, но по тону он догадался, что оно выражает уважение. Он слегка склонил голову.

– Рад был помочь вам. Когда вы представите свой контракт на Совете, скажите, что у вас преимущество системы класса Зет. Это означает, что вы прибыли из неразвитой системы и нуждаетесь в первоочередной помощи. В таком случае вы сбережете много времени.

Люди откланялись.

– …но целые недели! – долетел до Палатона дрожащий от возмущения голос того, что был пониже.

– А помочь… – отозвался рослый человек, и они скрылись за изгибом коридора.

ГНаск промолчал, когда люди прошли мимо него, но струя слюны повисла из угла его рта, вытянувшись до самого пола. Машинально он утер губы тыльной стороной ладони.

Очнувшись, посланник заметил устремленный на него взгляд Палатона.

– А теперь, тезар, когда вы закончили играть с представителями низших форм жизни…

– Прошу вас, посланник, – перебил Палатон, указывая на дверь зала. В дверях он на мгновение остановился и задумчиво обернулся. Его роговой гребень покалывало мелкими иглами, как будто он услышал что-то подозрительное, хотя и не в обычном для себя диапазоне слуха. Он просто не мог этого не услышать. Постояв, Палатон решительно двинулся к залу. В нем закипало раздражение. Он не имел права сомневаться в себе, да еще на виду у абдрелика, и испытывал отчаяние. Неужели это первые симптомы «болезни, которая вначале заберет у него бахдар, превратив в беспомощного неудачника, а затем медленно, но верно уничтожит остальное?

Он постарался отогнать от себя этим мысли, напоминая, что если случится страшное, тут уже ничем не поможешь. Палатон глубоко вздохнул и вошел в зал.

ГНаск заковылял за ним. Дверь с секретным устройством закрылась сама. ГНаск бросил папку на стол, неповоротливыми пальцами повозился с замками и извлек контрактные документы. Палатон сел, глядя на освещенный экран.

– Мне нужны только самые лучшие пилоты, – начал ГНаск. – Вот почему я назначил встречу с вами, как только услышал, что вы временно замещаете Моамеба.

Предчувствие сделало Палатона осторожным. Он положил руку на крышку стола, разделяющего их.

– Мое присутствие здесь еще не означает, что я именно тот тезар, который удовлетворяет вашим требованиям. – Он вгляделся в разделенное по горизонтали изображение экрана, на котором высветился текст контракта: сверху на языке абдрелика, снизу – на трейде. Палатон старался держаться нейтрально, удивляясь тому, что его глаза, подобно человеческим, могут его выдать. Неужели в них видно, какое отвращение и боль вызывает у него работа, предложенная абдреликом? И самое страшное – неужели глаза выдают его страх?

Представленный контракт оказался военным. Абдрелик тактично молчал, давая тезару время ознакомиться с ним.

– Выгодно для нас обоих, – наконец заметил ГНаск.

– Чтобы воевать, вам необязательно использовать полеты межпространственных лайнеров, – Палатон отвернулся от экрана.

– Без них не обойтись. Кирлианцы слишком хорошо вооружены. Без таких полетов нам не удастся обезвредить их, – ГНаск остановился. – Мы не сможем создать командный пост в системе, из которой будет нанесен удар, придется совершать атаку извне.

– Значит, они так сильны?

– И свирепы, – ГНаск растянул губы в улыбку. – Мне больше нравятся сильные соперники.

– Вы поможете им?

– Конечно. Они хотят отразить нападение ронинов.

Раздражение Палатона усилилось. Ронины были убийцами в отдельности и головорезами все вместе. Иглы, составляющие их головные уборы, были заполнены смертельными ядами, способными поразить противника на расстоянии десяти шагов. Прежде, чем прогнать ронинов, их пришлось бы разоружить, а это никоим образом не соответствовало их свирепой натуре или их кровожадным наклонностям. Чоя постучал ногтем по столу, размышляя над противоречивостью ситуации.

– Полагаю, ронины ведут нечестную игру.

Плоские, непроницаемые глаза ГНаска блеснули.

– Конечно. Поэтому мы разоружим чересчур ревностных вояк кирлианцев, а затем заключим с ними союз против ронинов, которые попытаются еще раз покорить кирлианцев, если только как следует не обожгутся на этом деле.

– Как вы говорите, выгодное предложение, – Палатон глубоко вздохнул. Его гребень подрагивал от отвращения, и ему пришлось внимательно следить, чтобы голоса прозвучали ровно. – Если Совет решил, что вам нужны пилоты-тезары, это еще не значит, что я согласен с его мнением, но вы получите их. Согласен, вам потребуется не менее шести пилотов и вы получите обещанных вам тезаров на срок, равный трем оборотам планеты. Вы удовлетворены?

– Нет, – ответил посланник, опираясь лапами на крышку стола и склоняясь над Палатоном. – Мне нужен чоя вашего калибра. Мне нужны вы.

– Это исключено.

– Вы стали разборчивым, Палатон? Или по уши увязли в местной политики?

– Мои дела вас не касаются, – напряжение повисло в воздухе зала. Палатон опасался, что у раздувшегося от злости ГНаска лопнут доспехи. Но как только абдрелик захрипел, опасение Палатона сменилось яростью, а он знал, что с яростью справится гораздо легче. Они в упор смотрели друг на друга.

– Не согласен, – прохрипел ГНаск. – У меня свой интерес к падению Звездного дома.

– На все воля Круга, – ровным тоном ответил Палатон, хотя аура вокруг головы ГНаска внезапно стала пронзительно-багровой, невыносимой для нормального зрения. – Такова жизнь.

– Шестьсот лет межпространственными полетами всегда руководил Звездный дом, – ГНаск перевел взгляд на свои тупые когти, а потом быстро поднял голову. – Должно быть, за это время в ваших рядах произошли значительные перемены. Тезары за свою короткую жизнь среди чоя уже оставили яркий след, а Звездный дом правит с тех пор, как появились тезарианские корабли. Вы лишитесь не только императора – вы лишитесь всего правящего дома! – голос ГНаска сорвался в хриплый шепот.

Палатон резко поднялся на ноги.

– Я, например, не собираюсь обсуждать с вами проблемы получения икры у абдреликов или у целебного ила. И вы не имеете права говорить со мной о моих братьях.

Багровый блеск над головой ГНаска усилился. Его маленькие глазки быстро мигнули вслед за движением Палатона.

– Нет, имею. Событие, свидетелем которого я стал сегодня утром, заинтересовало меня, к тому же ходят слухи…

Зная, что абдрелик намеренно старается завести его, Палатон все же не удержался:

– Какие слухи?

– Слухи о незаконных сделках между людьми и чоя. Сам я едва мог поверить этому, однако теперь вы с явной благосклонностью отнеслись к ним. Вероятно, услышанное мной – чистая правда… о том, что чоя отбирают лучших из людей и обучают их.

Такое нарушение правил Союза было немыслимым, и Палатон сам слышал отдельные сплетни, но в целом о разногласиях среди чоя предпочитали умалчивать. Но при чем тут люди? Палатон глубоко вздохнул. Глаза, подумал он, черт бы побрал эти глаза!

– Вспомните о своем контракте, – негромко произнес он и услышал опасные обертоны собственных голосов.

ГНаск резко выпрямился.

– Вы угрожаете мне?

– Я только предупреждаю вас, что любой контракт, одобренный Советом, может быть отменен или пересмотрен.

Абдрелик мрачно улыбнулся.

– Вы умеете настоять на своем. Вижу, я ступил на опасную почву. Вы можете позволить себе быть разборчивым, Палатон, потому что нет пилотов, подобных тезарам, и никакая техника не является столь надежной, как тезарианская. Но все-таки запомните – ярмо никто из нас не наденет по доброй воле, а если падет Звездный дом… многие будут рады воспользоваться этим, – ГНаск поднялся и потянулся к своей папке. – Я не воспринял ваши личные замечания как оскорбление.

Он лгал. Но Палатон склонившись над столом ответил ему правду:

– А я воспринял как оскорбление все ваши замечания, и если я узнаю, что вы или любой другой абдрелик сует нос в мои дела или дела любого дома чоя, я спущу с вас шкуру, ГНаск, и пусть ваши наследники сделают из нее корзину для яиц.