Текст книги "Искатель приключений Эмиас Лэй"

Глава XII
Как Эмиас второй раз вернулся домой

После долгих лет отсутствия Эмиас возвращался на родину. Грустные мысли овладели им, когда он увидел перед собой широкую сверкающую реку, длинный мост и белые домики, лепящиеся по склону холма. Его мать не жила больше в Бэруффе. Уступая настояниям своего старшего сына, она переселилась к нему в Лондон. И – увы! – Норшэм и Байдфорд также опустели для Эмиаса, так как, подъехав к дому Ричарда Гренвайля, он узнал, что тот в Ирландии, а леди Гренвайль – в Стоу. Тогда он поехал обратно вдоль главной улицы к той самой корабельной таверне с низкими окнами, где принесло свою клятву братство Рози, и уселся в той же комнате, где они ужинали.

– А! Капитан Лэй, – засуетился хозяин. – Байдфорд совсем опустел, и в нем нет ничего интересного, сэр. Закажите пинту хересу, сэр, для аппетита. Помните вы мой старый херес? Джен! Хересу и сахару, живо, пока я стащу сапоги с капитана.

Эмиас сидел усталый и грустный, а хозяин гостиницы продолжал болтать.

– Ах, сэр. Странные дела творятся со времени вашего отъезда. Вы должны знать испанского капитана, пленника?

– Того, что я прислал сюда из Смервика?

– Вы прислали? Тогда вы, быть может, уж слышали?

– Как мог я слышать? Что?

– Он удрал.

– Не уплатив выкупа?

– Этого я не могу сказать, но с ним ушла и девушка, дочь Солтерна.

– Рози Солтерн, дочь мэра – Роза Торриджа?

– Да, она, но что с вами?

Эмиас откинулся на спинку кресла с таким расстроенным лицом, что хозяин, взглянув на него, сказал себе:

«А, бедный молодой человек, он – один из тяжело пострадавших».

– Как старик? – спросил Эмиас, помолчав немного.

– Переносит это довольно хорошо, сэр, но он очень изменился. Ни с кем не разговаривает. Некоторые говорят, что у него голова не совсем в порядке; он стал скупым, ничего не ест, кроме хлеба, и не пьет, кроме воды, и целые ночи напролет проводит в ее комнате, перебирая ее платья. Говорят, что он был слишком строг с ней, и это довело ее до такого поступка. Я знаю одно, что он ни разу не зашел сюда выпить хоть каплю вина (а он приходил каждый вечер аккуратно, словно городские часы), с тех пор как она ушла. Он пришел только один раз, дней десять тому назад; он тогда встретил у дверей молодого Карри, и я слышал, как он спросил мистера Карри, когда вы вернетесь.

– Надень мне опять сапоги. Я пойду повидать его.

– Но не уйдете же вы так поздно с пустым желудком?

– Наполни желудки моих людей и не беспокойся о моем. Сегодня базарный день, не правда ли? Пошли узнать, в городе ли еще Карри.

И Эмиас быстро вышел и пошел вдоль набережной к Мостовой улице. Он постучал в дверь Солтерна. Солтерн сам открыл ему со своей обычной суровой вежливостью.

– Я видел, как вы шли по улице, сэр. Входите же, входите. Я разучился быть вежливым. – Он ввел Эмиаса в гостиную и сейчас же послал учеников в одну сторону, а повара – в другую.

– Вы не должны беспокоить себя, чтобы раздобыть мне ужин.

– Я должен, сэр, и ужин и лучшее вино; у старого Солтерна была не одна бочка аликантского в старое время, в старое время, сэр.

И старик вышел отдать распоряжения. Эмиас сел, ожидая, что будет дальше, смущенный внезапной веселостью старика и его гостеприимством, так не похожим на то, что он ждал на основании слов хозяина гостиницы. Спустя минуту один из учеников вошел, чтоб накрыть стол, и Эмиас спросил его, как живет его хозяин.

– Спасибо, что вы пришли, сэр, – сказал мальчуган.

– Но почему?

– Потому что будет повод для нас, бедных, получить немного жареного мяса. Мы наполовину умерли с голоду за эти три месяца – хлеб и сало, хлеб и сало – ох, горе! А теперь он послал в гостиницу за цыплятами, за дичью и салатом и за всем, что только можно купить за деньги, а вниз в погреб вытащить лучшее вино. – И мальчик громко чмокнул губами в предвкушении вкусного ужина.

– Он лишился рассудка?

– Я не могу сказать. Но он говорит: ему нужно собрать много денег, потому что он собирается начать большое дело, а какое, он никому не говорит. Его теперь по всему городу все называют «хлеб и сало», – по секрету сообщил Эмиасу ученик.

– Они называют, называют, бездельник! Вот увидишь, завтра начнут называть меня «хлеб без сала». – И старый Солтерн, подойдя сзади, хотел было дать бедному малому по уху, но, к счастью, вспомнил, что держит по паре бутылок в каждой руке.

– Дорогой сэр, – сказал Эмиас, – не думаете же вы, что мы вдвоем выпьем это вино?

– Почему нет, сэр? – ответил Солтерн отвратительным полуиздевательским тоном, поглаживая свой подбородок и четырехугольную седеющую бороду. – Почему нет? Почему мне не веселиться, когда я имею честь принимать у себя в доме благородного капитана, капитана, который плавал по морям и резал горло испанцам и может еще перерезать, сэр?

«Какая цель у этого старика? – подумал Эмиас. – Льстит он мне или издевается надо мной?»

– Гм! А! Не имеет смысла торопиться. Я не торопился. Нет, я ждал вас; и вот вы явились, и вам рады, сэр! А вот и ужин – неважный, как видите. Каплун и пара куропаток. Я не имел времени приготовить вам угощение, какого вы заслуживаете.

И так продолжалось в течение всего ужина. Старик не позволил Эмиасу вставить ни слова, осыпая его грубой лестью и заставляя пить, а когда убрали со стола и собеседники остались вдвоем, он стал настолько невыносим, что Эмиас принужден был добродушно пожурить его.

– Я буду откровенен с вами. Вы слышали, вы слышали, что со мной случилось, с тех пор как вы видели меня последний раз?

Эмиас кивнул головой.

– Я так и думал. Весть о позоре быстро распространяется. Теперь слушайте меня, капитан Лэй. Что бы вы сделали на моем месте?

– Гм, – ответил Эмиас, – это сильно зависело бы от того, было ли бы «мое место» вызвано моей собственной виной или нет.

Неожиданно Солтерн поднялся и сказал:

– Пойдемте со мной наверх, сэр, раз вы не хотите больше пить. У меня слабость к вам. Я наблюдал за вами с той поры, как вы были мальчиком; я доверяю вам и покажу вам то, чего не показывал ни единому смертному, исключая одного человека.

И, взяв свечу, старик пошел вперед, указывая дорогу наверх, а Эмиас, полный удивления, следовал за ним. Старик остановился у одной двери и открыл замок.

– Здесь, входите. Эти ставни не открывались с тех пор, как она… – И старик замолчал.

Эмиас оглядел комнату. Это была низкая, обитая панелями комната безукоризненной чистоты. Белоснежные простыни на постели были подвернуты, как бы приготовленные для своей владелицы. На полке были расставлены книги, а на столе стояли свежие цветы. На туалетном столике красовался целый женский мир булавок, колец и брошек. Даже платье лежало на спинке стула. Ясно было, что все сохранилось в том самом виде, как было оставлено.

– Это была ее комната, сэр! – прошептал старик. Эмиас молча кивнул и подался немного назад.

– Вы не должны стесняться войти сюда теперь, – зашептал старик с насмешкой. – Здесь давно уже не было ни одной живой души.

Эмиас вздохнул.

– Я подметаю ее сам каждое утро и держу все в чистоте. Взгляните сюда!

И он открыл шкаф, где лежали в ряд куклы Рози и ее старые детские игрушки.

– Это самое приятное для меня место во всей комнате, так как они напоминают мне то время… А теперь, – шепнул старик, – еще одна вещь. Посмотрите сюда!

И, вытащив ключ, он открыл сундук.

– Смотрите сюда. За две тысячи фунтов нельзя купить этот сундук. Двадцать лет собирал я эти вещи. Здесь цвет того, что было куплено во время многочисленных поездок на Левант и в Вест– и Ост-Индию. – Старик пожирал глазами свои сокровища.

– А для кого, думаете вы, я все это хранил? Это предназначалось ко дню ее свадьбы – ее свадьбы. Вашей свадьбы, если вам угодно! Да, вашей, сэр! А теперь, – сказал он, указывая на открытый сундук, – вот то, чего я хотел, а вот, – указывая на пустую кровать, – то, что есть. Ничего не поделаешь. Пойдемте вниз кончать вино. Я вижу, все это мало вас трогает. И почему это должно вас трогать? Идем и будем веселы, пока вы молоды! И все же все это могло быть вашим. И – но я не думаю, что вы из тех, кого можно купить деньгами, – все это еще может быть вашим и двадцать тысяч фунтов в придачу.

– Мне не нужно денег, сэр, мне нужно только то, что я могу заработать своим мечом.

– Заработайте мои деньги в таком случае!

– Чего вы хотите от меня?

– Чтоб вы сдержали вашу клятву, – ответил старый Солтерн, хватая его за руку и смотря ему в лицо испытующим взглядом.

– Мою клятву! Откуда вы знаете о ней?

– А! Я полагаю, вы были смущены ею на следующий день! И в пьяной шалости – везде дочь какого-то купца! Но нет ничего тайного, что не стало бы явным, и всякое скрытое деяние находит своего глашатая.

– Смущен ею я никогда не был, но я имею право спросить вас, откуда вы о ней узнали?

– Что, если бедный, толстый, плаксивый малый, которого вы обманули, сделав из него мишень для насмешек, пришел ко мне в моем одиночестве и поклялся, что, если вы не сдержите своего слова, он, шут, сдержит?

– Джек Браймблекомб?

– И что если я привел его туда, куда привел вас, и показал ему все, что показал вам, и, вместо того чтобы стоять неподвижно, как сделали вы, он упал на колени у изголовья кровати и плакал, пока открылось мое суровое сердце в первый и последний раз, и я упал на колени и стал плакать вместе с ним?

– Я не создан для слез, мистер Солтерн, – заявил Эмиас, – мое дело действовать. Покажите мне, что я могу сделать; потом у вас будет достаточно времени упрекать меня в том, что я не выполню.

– Вы можете перерезать горло этому молодцу?

– Потребуется очень длинное оружие, чтобы достать его.

– Я полагаю, что добраться до Испанского моря не труднее, чем объехать вокруг света.

– Мой дорогой сэр, – сказал Эмиас, – в настоящее время я не имею других мирских благ, кроме моей одежды и моего меча, поэтому мне не совсем ясно, как могу я добраться до Испанского моря?

– А вы полагаете, что я намекнул бы вам на подобную поездку, если б считал, что вам придется тратиться на нее? Нет, если вам понадобятся две тысячи фунтов или пять тысяч, чтоб снарядить корабль, вы их получите! Вы их получите! Я копил деньги для своего ребенка, теперь я буду их тратить, чтобы отомстить за него.

Эмиас молчал несколько мгновений. Старик все еще держал его за руку.

Глава XIII
Как Эмиас отправился искать новые рынки для английских изделий

Недель через шесть после дуэли мельник из Стоу явился в господский дом в большом смятении и попросил взаймы собак-ищеек: Рози Солтерн исчезла ночью, никто не знал куда.

Сэр Ричард был в Байдфорде, но старый слуга на свою ответственность послал за собаками, и ловчие отправились на мельницу в сопровождении всех досужих мальчишек прихода, решивших, что охота за девушкой – превеселая игра, и, разумеется, смотревших на случившееся с самой благоприятной для Рози точки зрения. Они откровенно ругали мельника и его жену за их жестокосердие и не сомневались, что они заставили бедную девушку броситься со скалы или утопиться в море. В то же время все женщины в Стоу единогласно утверждали, что плутовка с кем-нибудь сбежала. Достоверно было одно: все драгоценные безделушки Рози остались целы, все было на месте, за исключением небольшого количества белья.

Единственным следом был маленький отпечаток ноги под окном ее спальни. К нему подвели ищеек. Они завыли, потом громко залаяли и пустились через ворота сада, вдоль переулка, таща за собой задыхающихся ловчих, пока очутились над дюнами. Они подбежали прямо к «Марачандскому устью» и, задыхаясь, ткнулись в дверь Люси Пассимор.

Люси была теперь вдовой и находила, что вдовство не очень противоречит ее интересам. Ее предсказание насчет ее старого мужа исполнилось. Он больше не вернулся с той ночи, как ушел’в море с Евстафием и иезуитами.

Что общего имела Люси с исчезновением Рози и где была сама Люси? Ее дверь была на запоре, и вокруг стояло стадо коз, тщетно призывающих хозяйку выйти и подоить их. А с верхушки дюны ее ослы, бредущие на свободе, отвечали на лай ищеек гармоничным ревом.

– Они смеются над нами, ловчие, наверное, мы даром теряем здесь время.

Но ищейки, повозившись немного около двери, повернули вниз по долине и, нигде не останавливаясь, добежали до самой воды.

– Они уехали морем. Идем обратно и разнесем дом старой колдуньи.

На обратном пути ловчие напали на коттедж и с общего согласия разграбили маленький домик, частью из негодования, а частью (по правде сказать) в надежде на добычу. Но никакой добычи не оказалось. Люси удрала со всем своим движимым имуществом, за исключением огромного черного кота.

Коз и ослов пригнали в Стоу. И вся ватага, когда прошел ее быстрый гнев, вернулась туда же. Ричард Гренвайль продал ослов и коз, обещая возместить Люси все потери, если она явится и отдаст себя в руки правосудия.

Но Люси не вернулась. Несколько дней спустя Ричард по дороге из Байдфорда в Стоу заглянул в Кловелли и упомянул между прочим о новостях, которые заставили Билла Карри подпрыгнуть до потолка.

– И нет никаких указаний? – спросил старый Карри, так как сын его безмолвствовал.

– Только одно: я слышал, что какой-то парень, бродивший в ту ночь по скалам, видел лодку, плывшую по направлению к Лэнди.

Билл встал и поспешно вышел из комнаты. Через полчаса он и несколько вооруженных слуг сидели в рыбачьей лодке, плывшей в Лэнди. Он не возвращался в течение трех дней. По приезде рассказал, что какой-то старый человек, по-видимому, иностранец, поселился несколько месяцев тому назад в одной половине разрушенного замка Мореско, арендуемого неким Джоном Брауном. Через несколько недель к нему приехал на корабле молодой человек, тоже иностранец – корабль был из Флешингера, или Истерлинга, или откуда-то в этом роде.

Корабль приходил и уходил не один раз, и молодой человек приезжал и уезжал на нем. Через несколько дней вместе с ним приехала в замок дама с толстой служанкой, и они долго разговаривали о чем-то со стариком так, чтобы никто не слышал. Они пробыли там всю ночь, а затем утром все трое уехали на корабле. Рыбак на берегу слыхал, как молодой человек называл старого отцом. Последний был очень тихий человек. Больше никто ничего не знал.

Билл Карри в течение некоторого времени был похож на помешанного. Он осыпал себя всевозможными напрасными упреками. Леджер, который был очень рассудительным человеком, тщетно старался убедить Билла, что здесь вовсе не было его вины, что те двое привязались друг к другу задолго до ссоры, что это должно было так кончиться рано или поздно, что строгость старого Солтерна ускорила катастрофу больше, чем ярость Карри, и, наконец, что Рози и ее судьба теперь, когда она убежала с испанцем, больше не стоят того, чтобы ломать из-за них голову.

Бедный Билл никак не мог успокоиться.

После того дело на несколько дней заглохло, пока не выступил на сцену некто, кто совсем не собирался дать ему заглохнуть – Джек Браймблекомб, ныне викарий города Хартланда.

– Я надеюсь, вы не обидитесь на меня, мистер Вильям, но когда собираетесь вы и другие отправиться за… за ней? – Имя застряло у него в горле.

Карри смутился.

– Тебе какое дело, Катилина, пьющий кровь? – спросил он, пытаясь смеяться.

Но Джек пристально смотрел ему в лицо и после некоторого молчания спросил:

– Как далеко до Каракаса, сэр?

– Что тебе до того, дружище?

– Я слышал, он назначен туда правителем, значит – это место, где ее можно найти.

– Не собираешься же ты отправиться туда отыскивать ее? – воскликнул Карри с насильственным смехом.

– Это зависит от того, смогу ли я отправиться; но если я смогу наскрести денег или получить место на каком-нибудь корабле, это будет исполнено.

Билл посмотрел на Браймблекомба, чтобы убедиться, не пьян ли тот, не сошел ли с ума. Но маленькие свиные глазки были трезвы. Билл не знал, что ответить. Смеяться над бедным малым было очень легко, отрицать, что он прав, было труднее.

– Вы увидите, – сказал Джек со свойственным ему глупым упорством. – Это трудно лишь с первого взгляда, и, кроме того, никому не причинит вреда, если я никогда не вернусь.

Карри изумленно молчал.

– Одолжите мне пять фунтов и возьмите в залог мои книги, чтобы помочь мне уехать.

– Ты сошел с ума или грезишь. Ты никогда не найдешь ее.

– Это не основание не искать ее.

– Но, мой добрый друг, если ты даже доберешься до Индии, то попадешь в руки инквизиции и тебя сожгут живьем, – это так же верно, как то, что твое имя Джек.

– Я думал об этом, – ответил Джек страдальческим тоном. – И я перенес тяжкую борьбу со своей плотью, так как я – большой трус, подлый трус и всегда им был, вы знаете. Но пусть лучше меня сожгут и все будет кончено, чем жить дальше таким образом! – И Джек горько заплакал.

– Я хотел бы знать, что сказал бы на все это Эмиас Лэй, будь он дома?

– Сказал бы? Он сделал бы. Он не из тех, кто разговаривает. Он пойдет за нее в огонь и воду, поверьте мне, Билл Карри, и назовите меня ослом, если он этого не сделает.

– Будь рассудителен, Джек. Если ты подождешь, как разумный и терпеливый человек, вместо того чтобы очертя голову бросаться навстречу гибели, что-нибудь может выйти.

– Вы так думаете?

– Я не могу обещать, но… ты не должен ехать, пока не вернется Эмиас. Жизнью клянусь, я все расскажу твоему отцу, если ты не обещаешь мне сделать так, как я говорю, а отца ты не посмеешь ослушаться.

– Я не уверен даже в этом, по совести говоря, – с выражением сомнения промолвил Джек.

– Во всяком случае, ты останешься пообедать со мной, старина, и мы обсудим, нарушил ты пятую заповедь[64]64
  Пятая заповедь: «Чти отца и мать своих, дабы Господь продлил дни твои на земле».


[Закрыть] или нет.

Джек любил (как мы знаем) хорошо покушать, и любовь его слишком часто оставалась неудовлетворенной, поэтому он подчинился, и Карри думал, когда Джек уходил, что почти уговорил его. По крайней мере Джек отправился домой, и в течение недели его не было видно.

Но к концу этого срока он вернулся и радостно сообщил:

– Я все устроил, мистер Билл, я отправляюсь в Лондон переговорить с Фрэнком.

– В Лондон? Как ты туда попадешь?

– На своих на двоих, – ответил Джек, указывая на свои кривые ноги. – Но я надеюсь получить место на каком-нибудь каботажном судне до Бристоля, а оттуда, я слышал, остается уже совсем незначительное расстояние.

Напрасно старался Карри разубедить его. Получив насильно врученную ему маленькую ссуду, Джек ушел.

Через некоторое время он опять появился в поместье Кловелли, как раз перед ужином, похудевший и усталый, и уселся среди слуг, пока не появился Билл.

Билл позвал его наверх и после ужина отвел в сторону и спросил, что он успел.

– Я узнал, что есть на земле человек, который любит ее еще больше, чем я. Он говорит то, что я говорю: «поезжай!», и он говорит то, что вы говорите: «жди!»

– Что ж ты решил?

– Я послушаюсь того, кто лучше меня, и подожду.

И в тот же вечер Джек отправился домой в свой приход, несмотря на усталость и на все уговоры провести ночь в Кловелли.

Но его пребывание оставило ряд мыслей в голове Карри, которые не давали бедняге покоя ни днем ни ночью, пока незначительный случай не облек их внезапно в определенную форму.

В один пасмурный день Билл шатался (как он рассказывал потом Эмиасу) по набережной Байдфорда, когда подошел Солтерн. Карри избегал его раньше отчасти из деликатности, отчасти из неприязненного отношения к его предполагаемому жестокосердию. Но на этот раз они встретились лицом к лицу, и Карри не мог пройти мимо, не заговорив с ним.

– Ну, мистер Солтерн, как подвигается морская торговля?

– Подвигалась бы достаточно хорошо, сэр, если бы кто-нибудь из вас, молодых, последовал примеру мистера Лэя и отправился искать за нас, остающихся дома, новых рынков для наших изделий.

– Что? Вы хотите избавиться от нас, а?

– Не знаю, зачем мне этого хотеть, сэр. Нам не придется теперь столкнуться, как некогда могло случиться. Но если бы я был на вашем месте, я уже сейчас был бы в Индии, если б не сражался где-нибудь ближе к дому.

– В Индии? Вряд ли бы мне удалось ремесло Дрейка. На этом беседа прервалась, но Карри не забыл намека.

– Одним словом, брат, – сказал он Эмиасу, – если ты собираешься принять предложение старика, я тоже последую с тобой за бедой иль победой. Если она с ним, мы найдем их в Ла-Гвайре.

– А если их там нет, Билл, найдутся корабли с драгоценными грузами, и стыдно нам будет, если мы вернемся домой с пустыми руками.

– Только помни, если мы поедем, мы должны взять с собой Джека Браймблекомба, не то он пронзит себя оленьим рогом.

– Джек непременно поедет. Никто не заслуживает этого больше, чем он.

Затем последовало длинное совещание по практическим вопросам, и было решено, что Эмиас поедет в Лондон навестить Фрэнка и свою мать, прежде чем предпринять какой-либо дальнейший шаг.

И на следующее утро Эмиас отбыл в Лондон.