Текст книги "Темнее дня"

Чарльз ШЕФФИЛД
ТЕМНЕЕ ДНЯ

Киту и Карен

ПЕРЕЧЕНЬ ГЛАВНЫХ ДЕЙСТВУЮЩИХ ЛИЦ

(В АЛФАВИТНОМ ПОРЯДКЕ)

СЕБАСТЬЯН БЕРЧ:

перемещенное лицо после Великой войны с навязчивым интересом к облачным системам внешних планет.

ДЖЕК БЕСТОН:

по кличке Людоед, глава проекта СЕТИ «Аргус».

ФИЛИП БЕСТОН:

по кличке Ублюдок, глава проекта СЕТИ «Цербер».

ДОКТОР ВАЛЬНИЯ БЛУМ:

глава Ганимедского отдела научных исследований.

МИЛЛИ ВУ:

аналитик СЕТИ, а также трехкратная чемпионка Сети Головоломок среди юниоров.

ЗЕТТЕР:

глава службы безопасности проекта «Аргус».

МАГРИТ КНУДСЕН:

высокопоставленный член правительства Юпитерианских Миров, а также бывшая начальница Свами Савачарьи.

КАПИТАН ЭРИК КОНДО:

капитан лайнера Внешней системы «Ахиллес».

ХАННА КРАУСС:

старший аналитик СЕТИ, начальница Милли Ву.

АГАТА ЛИГОН:

симбионт, двоюродная бабушка Алекса Лигона и член совета директоров «Лигон-Индустрии».

АЛЕКС ЛИГОН:

предсказательный модельер и младший член семьи Лигонов.

ГЕКТОР ЛИГОН:

кузен Алекса Лигона.

КАРОЛЮС ЛИГОН:

дядя Алекса Лигона, главный спец по темным делишкам в «Лигон-Индустрии».

КОРА ЛИГОН:

двоюродная бабушка Алекса Лигона и член совета директоров «Лигон-Индустрии».

ЛЕНА ЛИГОН:

мать Алекса Лигона, симбионт.

ПРОСПЕР ЛИГОН:

двоюродный дедушка Алекса Лигона и глава «Лигон-Индустрии».

НАТАЛИ И РАШЕЛЬ ЛИГОН:

кузины Алекса Лигона.

ЮЛИАНА ЛИГОН:

кузина Алекса Лигона, симбионт.

КЕЙТ ЛОНАКЕР:

глава отдела передового планирования и предсказательного моделирования на Ганимеде, а также непосредственная начальница и любовница Алекса Лигона.

ГАРОЛЬД ЛОНИУС:

ведущий разработчик в сфере нанотехнологии.

ПОЛ МАРР:

старший помощник на лайнере Внешней системы «Ахиллес».

ЛЮСИ-МАРИЯ МОБИЛИУС:

дочь Сайруса Мобилиуса.

САЙРУС МОБИЛИУС:

«Солнечный Король», изобретатель термоядерного мотора типа «мобиль», а также глава компании «Мобилиус».

МОРД:

уникальный Факс высокого уровня покойного Мордекая Перельмана.

КРИСТА МЭТЛОФФ:

руководитель медицинского учреждения на орбите Земли.

НЕВОД:

интегрированная компьютерная система, охватывающая все миры Солнечной системы.

ОЛЕ ПЕДЕРСЕН:

способный, но излишне честолюбивый и подозрительный глава предсказательной группы, соревнующейся с Алексом Лигоном и Кейт Лонакер.

СВАМИ САВАЧАРЬЯ:

он же Сова, он же Мегахиропс, философ-анахорет и Мастер Сети Головоломок.

НАДИН СЕЛАССИ:

легендарная разработчика утраченного оружия возмездия «темнее дня», предположительно убитая в конце Великой войны.

БЕНГТ СУОМИ:

главный научный сотрудник «Лигон-Индустрии».

ХАПУГА:

старший член и Мастер Сети Головоломок.

ЯНИНА ЯННЕКС:

перемещенное лицо после Великой войны, а также потенциальная колонистка Внешней системы.

ПРОЛОГ

ГОД 2071 ОТ Р.Х.

Великая война завершилась. Прошло четыре месяца с момента ее начала, когда правители Пояса – раздавленные и опустошенные, униженные и беззащитные – согласились на безоговорочную капитуляцию.

И все же Великая война не закончилась. Она попросту не могла закончиться. Гигантским штормом пройдя едва ли не по всей Солнечной системе, война, подобно любому другому шторму, оставила за собой следы разрушения, незримые токи нерастраченной энергии, водовороты ненависти и сбитые в многочисленные кучи обломки: людей, оружие и тайное знание. Обломкам этим до поры до времени суждено было оставаться заброшенными.

Марс об этом факте не сознавал, однако, пусть ему и крепко досталось, ему вдвойне повезло. Верно, больше половины его населения погибло. Однако жизнь могла и дальше идти под поверхностью, и те же самые инфернальные силы, которые начисто опустошили северное полушарие планеты, запустили таяние вечной мерзлоты. Две тысячи лет спустя люди смогли бы без скафандров ходить по поверхности и дышать чистым марсианским воздухом.

Но все это было еще очень нескоро – в далеком и невообразимом будущем. Сегодня же липкая пленка микрофагов покрывала почву от экватора до полюсов, ожидая, пока что-либо с циклом ГАЦТ потребует рассоединения.

Настала ночь – в семьсот пятидесятый раз со времени окончания Великой войны. Вышли звезды, яркие и четкие в черном небе. На фоне звездного поля с запада на восток мчался Фобос. Близорукие фаги не сознавали его присутствия – как не сознавали они восхождения Юпитера и Сатурна.

Однако другие обитатели Марса об этом сознавали. В трехстах километрах от бесплодного экватора, в мертвой точке невысокой, гладкой долины десятиметровый кружок поверхности выпустил в разреженный воздух туманное облачко химикатов. Любая форма ГАЦТ или ГАЦУ погибла бы в этом тумане за считанные миллисекунды. Рассоединители были сделаны из более прочного материала, но они достаточно хорошо знали, как распознавать опасность. Волна микрофагов отхлынула во все стороны, оставляя кольцо голого серого щебня вокруг туманного кружка. Те несчастливые фаги-рассоединители, которым случилось оказаться внутри кольца, теперь корчились, возвращаясь к центру и ссыхаясь там в небольшую кучку обезвоженного порошка.

Ток более теплого воздуха снизу развеял этот порошок. В центре кольца появилась черное пятнышко. Это пятнышко быстро расширилось в темный открытый диск, из которого стала подниматься круглая плоская платформа. Микрофаги отхлынули еще дальше, отстраняясь от коричневого спрея по периметру платформы.

В центре платформы стояли две фигуры в скафандрах. Пожилая женщина, держа за руку маленького мальчика, указывала вверх. Мальчику не было еще и пяти лет, и корчащееся кольцо микрофагов заодно с блеклым пейзажем интересовало его куда больше звездного неба.

– Видишь его? Видишь? – Женщина со странно изогнутым позвоночником спрашивала голосом грубым и хриплым. Затем она нетерпеливо дернула мальчика за руку. – Ты не туда смотришь. Вон там. Самый яркий.

Для своего возраста мальчик был достаточно высок и крепко сложен. Проследив за указующим перстом женщины, мальчик уперся взглядом в нависающий над восточным горизонтом Юпитер. Темные глаза засверкали под визором шлема, но его сердитого вида в тусклом свете было не разглядеть.

– Он совсем небольшой. Ты сказала, он будет большой.

– Юпитер большой. Огромный. Куда больше этой планеты. Он только кажется маленьким, потому что он очень далеко.

– Он такой маленький, что я его в кулаке раздавлю. Он не может нам навредить.

– И все-таки он нам навредил. Юпитер кажется крошечным, но на самом деле он такой громадный, что вокруг него кружатся другие миры, почти такие же большие, как этот. Люди, которые живут на этих мирах, начали войну. Они чудовища. Они убили твоего отца, твою мать и твою маленькую сестренку. Они бы и нас убили – если бы мы остались на Поясе. Из-за них нам пришлось спрятаться здесь.

Хотя эта история не раз рассказывалась, мальчик стал более заинтересованными глазами глядеть на Юпитер.

– Эти миры там. Просто они так далеко, что ты не можешь их видеть. Но ты часто слышал их названия. Ганимед, Европа и старый Каллисто.

– И дымный дурашливый Ио. Ты пропустила один. В «Галилеевой песне» их четыре.

– Ты прав. Их действительно четыре. Но на Ио никто не живет.

– А почему? Разве там вот этого не хватает? – Взмахом руки мальчик обвел кольцо микрофагов, образовавших некое подобие набегающей на берег волны по ту сторону защитного спрея.

– Нет. Но на Ио бесконечные грозы, страшная жара и другие скверные вещи. Никто не может там жить. Ты бы не захотел туда отправиться.

– Если Юпитер такой большой, я хотел бы жить на Юпитере.

– Там ты тоже не сможешь жить. Юпитер слишком велик. Он тебя в лепешку раздавит.

– Могу спорить, не раздавит. Я сильный. Я сильнее тебя.

– Это правда. – Женщина попыталась рассмеяться, но вышел у нее лишь хрип из слабых легких. – Мальчик мой, теперь все сильнее меня. Люди из тех миров, что начали войну, меня не убили, но постарались они на славу. Раньше я тоже была сильной.

Вместе с ее последними словами в шлемах их скафандров прозвучал тревожный звонок. Полоска спрея, что держала фагов на расстоянии, становилась все тоньше. Женщина внимательно оглядела голый ландшафт, подмечая незримые для мальчика перемены.

Затем она взяла его за руку.

– Здесь больше нельзя оставаться. Все только хуже и хуже становится. Нам надо составить планы. Нет, не насчет Юпитера. Юпитер – настоящий гигант, он даже тебя раздавит. Идем. Пора возвращаться.

– Сейчас. – Мальчик стал крутить головой, оглядывая все небо. – А где другой гигант? Я его не вижу.

– Это потому, что он не такой яркий, как Юпитер. – Женщина указала на звезду, свинцовым глянцем отличавшуюся от соседей. – Вот он. Это Сатурн. Он большой, но не такой большой, как Юпитер.

– Но я смогу туда отправиться?

– Сможешь. Туда – или, быть может, к Юпитеру. – Она снова рассмеялась, словно бы какой-то тайной шутке. Платформа начала свое погружение в темную шахту. А кольцо микрофагов стало смыкаться. Женщина мучительно выпрямила искалеченную спину. – Да, ты сможешь туда отправиться. В один прекрасный день, мой мальчик, ты действительно отправишься к Юпитеру или к Сатурну. И тогда все эти люди заплатят за то, что они с нами проделали.

1.

ГАНИМЕД, ГОД 2097, ДЕНЬ НЕВОДА МИНУС ОДИН

Сложно было сказать, что хуже: просто ожидать наступления Дня Невода или переносить поток возбужденной чуши, предшествующий столь эпохальному событию.

Алекс Лигон глазел на выходные данные, что заполняли весь двухметровый объем дисплея в его ганимедском кабинете. В этом дисплее Солнечная система эволюционировала прямо у него на глазах. В данный момент модель проходила 2098 год, равномерно выдавая ежедневный свод статуса: данные о населении, экономической активности, производстве и использовании энергии и материалов, а также о транспортных и информационных потоках между мирами. Вся статистика была доступна по первому требованию. И, как из прошлого опыта знал Алекс, статистика эта вполне могла быть неверной. Все предсказания дальше недельного срока стабильно отклонялись от реальности.

Тут была не вина его моделей – в этом Алекс не сомневался. Дело было попросту в том, что ему приходилось прогонять их со слишком высокими уровнями ассоциации. Иначе однодневное предсказание стало бы медленней реального времени, и прогон модели потребовал бы более суток.

Однако, как только Невод войдет в работу, эта проблема решится сама собой. Тогда Алекс станет способен моделировать каждую индивидуальную человеческую единицу, все пять их миллиардов, вместе с деталями банков данных по всей Солнечной системе. Также, если функционирование Невода будет соответствовать данным обещаниям, Алекс станет способен прогонять свои модели в миллион раз быстрее реального времени. Он сможет сидеть и наблюдать, как его модели за какой-то час охватывают целое столетие развития Солнечной системы.

«И погрузился я в грядущее, как только глаз увидеть смог», – мысленно процитировал Алекс. Погрузиться, впрочем, можно было и гораздо дальше – при небольшом содействии нужного компьютера. Более того, полагаясь на квантовый параллелизм Невода, можно было менять любые параметры и наблюдать за эффектом этих перемен.

«Если функционирование Невода будет соответствовать обещаниям», – напомнил себе Алекс.

Затем он взглянул в нижний левый угол дисплея, где демонстрировались вводы от СМИ. Уровень звука были приглушен, однако картинка достаточно полно сообщала Алексу о происходящем. Там шла еще одна безудержная реклама Невода, превозносящая его преимущества по сравнению с блоком вовлечения высокого уровня. Улыбающаяся женщина с неестественным числом зубов болтала без умолку; солидный пожилой мужчина рядом с ней уверенно кивал; а худая женщина с тревожными морщинками на лбу стояла позади – должно быть, одна из сотрудниц, несчастная дурочка, которой реально приходилось производить запутанный и мгновенный перенос данных Невода по всей Солнечной системе.

Алекс снова переключил все свое внимание на главный дисплей. Там дело уже продвинулось к концу 2099 года, почти в двух годах от настоящего момента, и модель показывала, что миллионы тонн материалов ежедневно курсируют между Ганимедом и Реей, вторым по величине спутником Сатурна. Если верить в эти цифры, легко было поверить и во все остальное. Аналогичный текущий грузооборот составлял менее сотни тонн в день. Модель опять отклонялась. Да, высокое разрешение было абсолютной необходимостью, если только результаты и впрямь должны были что-то значить.

Алекс выругался себе под нос и снова бросил взгляд на угол СМИ. Там возвращение Невода преподносилось как главное событие века, еще более важное, чем Великая война, на корню разрушившая первоначальный Невод. Вполне возможно, это и в самом деле было так. Первоначальная довоенная версия Невода связала Солнечную систему воедино, однако она была достаточно примитивной по сравнению со своим квантовым логическим преемником. А Алексу требовались абсолютно все компьютерные возможности, какие он только мог заполучить.

Тут угол СМИ без всякого объявления войны переключился с изображения тревожного лица компьютерщицы на другую картинку. Там появилось лицо Кейт Лонакер, и уровень звука изменился.

– Извини, что пришлось вмешаться. – Кейт скорчила недовольную гримаску. – Но здесь миссис Лигон на линии.

– Ч-черт. Может, скажешь ей, что я не…

– Нет, не скажу. Она знает, что ты здесь.

– Скажи ей, что я работаю.

– Ты всегда работаешь. Ну-ну, дорогуша, не откажешься же ты с родной матушкой поговорить.

– Но я как раз в середине прогона модели…

– Ага. И, судя по твоему лицу, этот прогон никуда не ведет. Так что можешь позволить себе перерывчик. Ну вот, она уже здесь. Будь с ней мил.

Кейт исчезла. На ее месте появилась женщина, чья живость и красота словно бы рвались наружу из дисплея. Она улыбнулась Алексу.

– Вот ты где.

– Привет, матушка.

– А эта молодая женщина, которая меня с тобой связала, просто сладенькая штучка. Она твоя ассистентка?

– Нет, матушка. – Алекс проверил, находятся ли они в режиме записи. Ему очень хотелось понаблюдать за лицом Кейт, когда она узнает, что она «сладенькая штучка». Вот будет потеха. – Мисс Лонакер моя начальница.

– Начальница? – На идеальное лицо Лены Лигон наползло изумленное выражение.

– Начальница. Я у нее в подчинении.

– Но это просто нелепо. Ни одному члену нашей семьи не требуется быть ни у кого в подчинении. Кто она такая?

– Она глава отдела прогрессивного планирования Внешней системы. Она на государственной службе. Как и я.

– И чем же ты занимаешься?

– Тем же самым, что и в прошлый раз, когда ты меня об этом спрашивала. Я создаю предсказательные модели для всей Солнечной системы – Внутренней и Внешней. – Алекс бросил взгляд на большой дисплей, где по-прежнему прогонялась имитация. Предполагаемые тоннажи грузоперевозок для 2101 года уже вышли из интервала фиксированных точек и теперь докладывались как плавающие точки, имея до нелепости крупные показатели. – Боюсь, не слишком хорошие модели.

– Если тебя это так интересует, ты вполне мог бы заниматься этим сам, не находясь ни у кого в подчинении. Мы, слава Богу, не совсем нищие.

– Я знаю.

– И тебе не пришлось бы работать в подобном месте. – Акцентом на концовке фразы Лена Лигон красноречиво выразила свое отношение к спартанскому кабинету Алекса, где объем дисплея оставлял место лишь для единственного кресла и небольшого стола. На выкрашенных в нейтральный бледно-желтый цвет стенах не имелось ни картин, ни еще каких-либо украшений.

– Я знаю. Дай мне об этом подумать. Пожалуй, мы сможем это после семейного совета обсудить. – Алекс понимал, что тем самым он обрекает себя на еще одно нежеланное занятие, но это был наилегчайший способ избежать спора, в котором он победить не мог.

– Между прочим, Алекс, я за тем и позвонила, чтобы убедиться, что ты там будешь. И еще об одном деле не забывай. Я смогу распорядиться, как только ты будешь готов.

– Не забуду. – Алекс внимательно изучал изображение своей матери, пытаясь разглядеть незримое. – Я постоянно об этом думаю.

– Хорошо. Об этом мы тоже поговорим. Значит, завтра. В четыре.

– Да, матушка.

Лена Лигон кивнула.

– Постарайся не опоздать, как с тобой обычно бывает. – К облегчению Алекса она исчезла с дисплея. Он взглянул на главную имитацию, где половина переменных уже ушла на зашкал. Чушь собачья. Алекс коснулся пульта, желая остановить прогон, и в тот же самый миг услышал, как дверь у него за спиной открывается.

Это была Кейт – даже не стоило оборачиваться. Алекс почуял запах ее духов, всегда наводивших его на мысли о лимонах и апельсинах.

– Есть у тебя минутка? – спросила она.

– Прогон модели…

– …сплошной мусор. – Кейт взяла его за руку. – Я за ним следила. Вставай, дорогуша, пойдем ко мне в кабинет.

– Я должен изменить параметры и прогнать еще один вариант.

– Это может подождать. Лично я думаю, что мы вполне могли бы весь оставшийся день отдохнуть. – Кейт повела Алекса по узкому, темному коридору. – Если Невод будет функционировать, как это афишируется, завтра все переменится.

– Результаты прогонов не могут быть лучше моделей. А их Невод никак не изменит.

– Прогоны также не могут быть лучше вводов. Невод охватит все банки данных Солнечной системы независимо от того, где они находятся. В настоящий момент нам отчаянно не хватает данных Пояса. Как думаешь, быть может, именно это и есть недостающий ингредиент?

Они добрались до кабинета Кейт. Он был вдвое больше кабинета Алекса и в той же мере загроможден, в какой его был пуст. На почетном месте в центре одной стены, куда Кейт могла взглянуть всякий раз, как отрывалась от работы, висел квадратик ткани с ручной вышивкой. Внутри затейливого цветочного бордюра можно было прочесть слова: «Предсказывать сложно. Особенно будущее».

Алекс осел в кресло напротив Кейт, принял от нее стакан фирменной газировки и внезапно спросил:

– О чем ты хочешь поговорить?

– О тебе. Как ты себя чувствуешь?

– Отлично.

– Ложь Номер Один. Всякий раз, как ты видишься с твоей матушкой или еще с кем-то из твоих ближайших родственников, ты потом часами не можешь с мыслями собраться. Порой даже целыми днями.

– Тогда почему ты настаивала, чтобы я с ней поговорил?

– Допустим, я оставила бы ее на потом. Был бы ты способен нормально работать или без конца бы дергался, пока бы она до тебя не добралась?

Алекс ничего не сказал, и Кейт продолжила:

– Между прочим, твоя матушка только что предложила тебе то, за что большинство местных работников жизнь бы отдало.

– Ты подслушивала! Личной разговор!

– Очень может быть. Впрочем, большую часть этого разговора я и так знала. В любом случае, ты разговаривал в рабочие часы, и я могла воспользоваться своим правом. Но давай не отклоняться от темы. Лично мне требуется себе на жизнь зарабатывать. Я должна работать, должна мириться с бюрократическим маразмом. Я даже сама частично этот маразм генерирую, хотя стараюсь себя сдерживать. Но для тебя все по-иному. Ты можешь хоть завтра уйти. У тебя есть свобода работать, над чем тебе хочется, когда хочется и где хочется. И никто вроде меня не будет тебя там отчетами доставать.

– Ты не понимаешь.

– Вероятно, не понимаю. Но очень хотела бы. Я здесь сравнительно недавно, а ты уже больше трех лет проработал. Почему ты все-таки остаешься?

– Причина у тебя вон там на стенке висит. – Алекс указал на ткань с ручной вышивкой. – Я согласен с Нильсом Бором. Предсказывать сложно. Что случится в ближайшие десять лет или в ближайшие пятьдесят? Мы не знаем. Я просто склонен думать, что это самый важный вопрос в Солнечной системе.

– Полностью с тобой согласна. И, пожалуй, самый тяжелый.

Больше Кейт ничего не сказала, терпеливо ожидая, пока Алекс от души глотнет газировки, с трудом ее проглотит и выпалит:

– Модели, которые использовались, когда я сюда прибыл, ни к черту не годились. Они даже прошлого предсказать не могли. Их без конца прогоняли все те годы, что вели к Великой войне, но они так и не увидели ее наступления, пока линия обороны Армагеддон не оказалась прорвана и Оберт-Сити не был разрушен, но тогда уже было слишком поздно.

– А как насчет твоих моделей?

– Ты видела сегодняшний прогон. И правильно сказала, что это сплошной мусор.

– Но разве это не проблема вводов и компьютерных ограничений? Ты разработал модели, которые должны прогоняться с десятью с лишним миллиардами Факсов. Этого должно быть достаточно, чтобы включить в рассмотрение каждого отдельного индивида в Солнечной системе, даже если ты даешь предсказанию прогоняться на целое столетие вперед. Ты всегда вынужден был ассоциировать до миллиона или даже меньше. Что ты думаешь о самих моделях?

– Они очень хорошие.

– Пожалуй, следует назвать это Ложью Номер Два. Я неспособна судить о том, что ты делаешь, но прежде чем заступить на эту должность, я поговорила с людьми, чьим мнением я дорожу. Обожаю скромных мужчин, но скажи мне откровенно. Разве ты не создал совершенно новую теоретическую базу для предсказательного моделирования?

– Думаю, создал. – Алекс чувствовал, как комок у него внутри начинает растворяться, но не мог разобрать, было это из-за чего-то такого в выпивке или в Кейт Лонакер. – По крайней мере, раньше на это, кажется, никто не наталкивался.

– Именно так мне и сказали. Послушай, Алекс, ты уже должен был понять, что в технике я мало что смыслю. Я смотрела твои отчеты и ни черта собачьего не смогла из них извлечь. Можешь ты описать свои модели исключительно односложными словами – так, чтобы я поняла?

– Сомневаюсь. Если только у тебя нескольких лишних часов не найдется.

– Не найдется. Но твои модели все-таки предсказали Великую войну?

– Вроде как. Когда я прогонял их от 2030 года и дальше, они достигли сингулярности в году 2067. Год как раз тот самый, но, понятное дело, невозможно обрабатывать временную линию дальше ее сингулярности. Так что итогов войны никак было не узнать.

– Ты предсказал катаклизм. Для меня этого более чем достаточно. Давай продолжим. Я попросила тебя говорить откровенно, и теперь моя очередь сделать то же самое. В самом верху списка моих забот есть три главных пункта. Во-первых, я тревожусь, что ты примешь предложение твоей матушки и организуешь собственный лабораторный комплекс.

– Ни под каким соусом.

– Но почему? И не говори мне, что твоя матушка тебе на нервы действует.

– Она мне действительно на нервы действует, но это к делу не относится. – Алекс немного помолчал. – Ты сказала, что любишь скромных мужчин. А это должно прозвучать совсем иначе.

– Я не сказала, что не люблю нескромных мужчин. Я их определенно немало встречала. Продолжай.

– Ладно. Мои модели могут выдавать мусор, но любая другая долгосрочная предсказательная модель, какую я когда-либо видел, сама по себе мусор. Мои модели по крайней мере имеют потенциал сработать как надо. Ты говоришь, что не понимаешь, что я делаю, но тебе этого в определенном смысле и не требуется. Потому что если ты одобряешь мои результаты, они идут дальше по цепочке. Если повезет, они таким образом смогут добраться до той точки, в которой эти результаты приведут к необходимым действиям.

– Надеюсь, что приведут. Иначе нам обоим не было бы никакого смысла здесь работать.

– Теперь предположим, что я отсюда отчаливаю и делаю то, что предлагает моя матушка. Я получаю массу исследовательских фондов – «Лигон-Индустрия» огромна, и она целиком в руках семьи. В моем распоряжении оказываются самые обширные средства.

– «Лигон-Индустрия» богаче самого Бога, если верить СМИ.

– Далее предположим, что я прогоняю свои модели, и они дают поразительные результаты. Я прихожу сюда и говорю: вот, посмотрите, что я обнаружил. Что происходит дальше?

– Мы должны будем подтвердить твои результаты, прежде чем начнем предпринимать какие-то действия. – Кейт кивнула. – По-моему, я уже вижу, куда ты клонишь.

– Понятное дело, ты станешь их подтверждать. Но чем? Другими моделями, которые тут вокруг тебя крутятся? При том, что я совершенно точно знаю, что все эти модели – патентованное дерьмо. Никакого согласия не будет – это я могу точно гарантировать. Для меня это будет штамп НУНУ – «не у нас установлено». Я могу прийти хоть с результатами, ясно показывающими, что Солнце вот-вот обратится в сверхновую – но меня никто не услышит. Итак, я работаю над самым важным вопросом в Солнечной системе, но какой от этого толк, если меня не воспринимают всерьез? Чтобы моя работа хоть чего-то стоила, я должен быть здесь своим. Разве это не улаживает твою первую заботу? Я не собираюсь отсюда уходить, если только кто-то сверху не явится и меня отсюда не выкинет.

– И это логичным образом приводит меня ко второй моей заботе. Ты сказал, что не можешь вкратце описать свои модели так, чтобы я это поняла.

– Потребуются многие часы.

– Не сомневаюсь. Но этот ответ я принять не могу. Потому что я верю в тебя и в твои модели и считаю, что очень скоро – быть может, даже завтра – они начнут давать значимые предсказания, результаты, в которые мы действительно поверим. Итак, я отправляю эти результаты моему непосредственному начальнику Солу Глаубу. И первое, о чем Сол Глауб меня просит, это объяснить, что происходит, причем так, чтобы он смог это понять. Дальше он должен будет проинформировать своего непосредственного начальника Томаса де Билеса. А уж Томасу де Билесу придется растолковать все это тем членам Совета, которые сподобятся проявить интерес.

– Как ты излагаешь, выходит тупик.

– Если ты начнешь распространяться о «множественных итерированных ядрах конволюции», то это точно тупик. А это, между прочим, самая яркая и живая фраза, какую я из твоего последнего отчета запомнила. Поэтому я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал, причем поставил это так же высоко в списке своих приоритетов, как и все, связанное с моделями. Я хочу, чтобы ты нашел способ описать свои модели так, чтобы их понял любой человек без специальной подготовки.

– Как же мне это сделать?

– Твоя проблема. Используй аналогии, используй рисунки, используй метафоры. Если попробуешь песни и пляски – я не против. Но мы по-настоящему в этом нуждаемся – иначе вся твоя работа будет проигнорирована точно так же, как если бы она пришла в нашу организацию извне.

Чувствуя себя полным идиотом, Алекс пристально на нее воззрился. Кейт была права, причем права так очевидно, что ему самому давно следовало до этого додуматься.

– Сделаю, что смогу. Но как я узнаю, что получил то, что тебе требуется?

– Мы используем наполеоновский принцип. – Видя недоуменное выражение на лице Алекса, Кейт продолжила: – Ты проинформируешь Маканелли, из группы Педерсена. Знаешь его?

– Нет. Но я о нем слышал.

– И что же ты о нем слышал?

– Что никому не нравится с ним работать. Что он самодовольный тупица, которому до полного дебила недалеко.

– Я о нем то же самое слышала. Просто идеальная кандидатура. Понимаешь, Наполеон имел при себе особого офицера, самого-самого тупого, чтобы тот прочитывал все входящие донесения. Если донесение не было достаточно ясным даже для этого кретина, дальше оно не шло. Лоринг Маканелли будет у нас таким офицером. Когда у тебя получится такое объяснение того, что ты делаешь, которое он сможет понять и изложить мне, на этом мы остановимся. А в чем дело? Что-то ты совсем помрачнел.

– Кейт, я хочу работать над теорией, хочу совершенствовать аналитические модели. То, чем мы занимаемся, представляется мне предельно важным. Но я терпеть не могу такого рода дела, когда наша работа упрощается до той точки, где она скорее сбивает с толку, чем дает информацию, после чего скармливается полудуркам.

– А знаешь, как говорят: Бог, должно быть, особенно любит полудурков, раз он так много их понаделал. Ну как, возьмешься?

– Я уже сказал – сделаю, что смогу.

– Когда у тебя дойдет примерно до половины, я стану твоим первым полудурком. – Кейт откинулась на спинку кресла. – Итак, это улаживает заботы номер один и номер два. Не уверена, есть ли у меня право спрашивать тебя насчет третьей заботы.

– Но ты уже собралась. – Когда Кейт Лонакер назначили его начальницей, Алекса это сперва несколько расстроило. Кейт была на два года его младше, и еще до конца их первого краткого совещания он понял, что с техническими талантами у нее слабовато. Теперь же он мало-помалу осознавал, что она имела взамен. У Кейт было куда больше выдержки, чем у него, плюс неизъяснимое очарование, которое сглаживало любые ее острые высказывания.

И был еще один талант. Как ей это удавалось – заставлять тебя чувствовать, будто ты ей до смерти нравишься, ни единого слова об этом не говоря? Теперь Кейт просто сидела и улыбалась Алексу так, словно он был самой интересной персоной в Солнечной системе. И она могла это с кем угодно проделать.

– Короче, если собралась спрашивать, спрашивай.

– Ладно, спрошу. – Кейт взглянула на часы. – Но я уже проголодалась. Можем мы одновременно есть и разговаривать?

– Можем. – «Она, часом, не увиливает?» – спросил себя Алекс. – Так что у тебя за третья забота?

– Я наблюдала за твоим лицом, когда твоя матушка сказала, что ты не должен забывать еще об одном деле, и что она распорядится, как только ты будешь готов. – Сочувственный взор голубых глаз Кейт опять сосредоточился на лице Алекса. – Как я уже сказала, это вообще-то не мое дело. Но мне бы не хотелось думать, что люди, которые мне нравится, должны когда-либо выглядеть так, как в тот момент выглядел ты. Что это за «другое дело», и почему ты сказал, что постоянно о нем думаешь?