Текст книги "Внутренний ребенок. Как исцелить детские травмы и обрести гармонию с собой"

Глава 2. Возникновение концепции Внутреннего ребенка

Упоминания о Внутреннем ребенке встречаются еще в дохристианскую эпоху, но для текущей версии этой концепции важны три относительно недавних события.

Жестокое обращение и пренебрежение детьми

Первое родилось из двух движений. Одно из них – движение за признание и лечение последствий жестокого обращения с детьми. Другое – интерпретация этого процесса некоторыми клиницистами и авторами, работавшими в области психотерапии. Эти концепции развивались на протяжении семидесяти лет, и, возможно по совпадению, на тот же период пришлось зарождение второго крупного движения, связанного с Внутренним ребенком.

Это второе большое событие включает в себя появление движения самопомощи «12 шагов» и тесно связанного с ним движения за лечение алкоголизма в семьях. Тех, кто незнаком с этими тремя сферами – жестоким обращением с детьми, психотерапией и лечением алкоголизма, – такое сочетание может удивить, однако между ними есть очевидная взаимосвязь, и все они внесли свой важный вклад.

Лечение алкоголизма

Успешно лечить алкоголизм начали в 1935 году благодаря основанию содружества «Анонимные алкоголики» – АА. Большинство основателей AA не только сами страдали от этой болезни, но и были повзрослевшими детьми алкоголиков и зачастую подвергались в прошлом плохому обращению и насилию. Многие безуспешно пробовали различные формы психотерапии, но даже сегодня, к сожалению, неспециализированная индивидуальная психотерапия алкоголиков и членов их семей на раннем этапе выздоровления улучшилась лишь незначительно.

Как и психотерапия, область лечения последствий жестокого обращения и пренебрежения в детстве только начинает открывать для себя многочисленные эффективные клинические приемы, доступные в области терапии алкоголизма, других химических зависимостей и созависимости (см. определение ниже). В свою очередь, лечение алкоголизма и созависимостей все больше заимствует у психотерапии жестокого обращения и пренебрежения в детском возрасте.

В течение первых двадцати лет своего существования «Анонимные алкоголики» быстро росли и заняли прочную позицию в качестве метода «лечения» алкоголизма (Kurtz, 1979). Их «12 шагов» к выздоровлению стали откровением для алкоголиков, которые до этого страдали от непонимания и плохого обращения. В середине 1950-х годов одновременно возникли движение за общую семейную терапию и общество Al-Anon, предназначенное для членов семей и друзей алкоголиков. В то же время детям алкоголиков и особенно Внутреннему ребенку всех затронутых этой проблемой уделяли мало внимания.

Публикаций для всерьез обращавшихся к вопросу детей из таких семей не было вплоть до конца 1960-х. Первая книга на эту тему, The Forgotten Children («Забытые дети») Маргарет Корк, вышла в 1969 году, и с тех пор внимание к этому вопросу и количество литературы постепенно растут.

Семья и дети

В конце 1970-х и начале 1980-х годов возникли практические подходы к пониманию и решению проблем членов семей, столкнувшихся с алкоголизмом и другими химическими зависимостями. Область развивается так стремительно, что сегодня уже появились клиницисты и педагоги, специализирующиеся на этих вопросах. Основанная в 1983 году Национальная ассоциация детей алкоголиков (National Association for Children of Alcoholics, NACoA) поощряет налаживание контактов и распространение информации. Первые группы самопомощи для взрослых детей алкоголиков (Adult Children of Alcoholics – ACA или ACoA) начали появляться в 1977 году. Они активны и сегодня и выпустили первое издание своей Big Book («Большая книга») (ACA, 2006).

В последние несколько десятилетий концепция Внутреннего ребенка вновь возникла и начала созревать не только в области лечения алкоголизма и помощи семьям, но и в психотерапии.

Психотерапия

Концепция Внутреннего ребенка появилась в психотерапии после открытия человеческого подсознания. За этим последовала теория травмы Фрейда, однако он быстро отказался от нее в пользу теории инстинктов (влечений) и Эдипова комплекса (Freud, 1964; Miller, 1983, 1984), хотя это было менее эффективно с точки зрения лечения детских травм. Несмотря на то что наиболее выдающиеся и плодотворные ученики и коллеги Фрейда, в том числе Юнг, Адлер, Ранк и Ассаджоли, не были согласны с последними двумя его теориями и внесли свой ценный вклад в развитие психотерапии, концепция Внутреннего ребенка – Настоящего, или Подлинного, «Я» – приживалась медленно. Путь к ней вымостили Эриксон, Кляйн, Хорни, Салливан, Фэйрбейрн, Хартман, Джейкобсон и другие исследователи. Наконец, лондонский педиатр Дональд Винникотт поделился своими наблюдениями за матерями, младенцами и более взрослыми детьми. Они включали сведения о Настоящем, или Подлинном, «Я», которое является нашим Внутренним ребенком и имеет решающее значение для того, чтобы мы чувствовали себя живыми.

Опираясь на литературу по психоаналитической терапии, особенно работы Фрейда и Винникотта, а также основываясь на наблюдениях за своими пациентами и чтении трудов о жестоком обращении с детьми, психоаналитик Алис Миллер в 1979 году начала интегрировать все эти знания. Она написала три книги, но лишь дважды обозначила важную связь между таким существенным фактором, как алкоголизм родителей, и ущербом Внутреннему ребенку. Я никоим образом ее не виню: я уверен, что ее образование было столь же неполным, как у меня и у большинства остальных специалистов. В сущности, мы не имели никакой подготовки в области влияния алкоголизма и детских травм как первичных процессов (Whitfield, 1980). Вообще говоря, наше раннее обучение в сфере этих двух распространенных клинических состояний можно считать негативным.

Соматические заболевания

Еще один вклад в проблему исцеления Внутреннего ребенка внесло применение групповой психотерапии и наведения образов[7]7
  Целенаправленная фиксация воображения на каких-либо образах.


[Закрыть] для лечения онкологических больных. После того как выяснилось, что многие пациенты пренебрегали своими потребностями и выражением чувств, Мэтьюз-Саймонтон и другие авторы (1983) описали подходы к исправлению этой ситуации. Врачи начали применять аналогичные приемы при лечении сердечных заболеваний и других опасных для жизни состояний (Dossey, 1984; Felitti et al., 1998). Я уверен, что принципы и методики исцеления нашего Внутреннего ребенка могут оказаться полезны для облегчения любых болезней и страданий.

Духовность

Наконец, все вышеперечисленные области связывает с Внутренним ребенком сфера духовности. Ее уже эффективно используют, чтобы помочь восстановиться алкоголикам и членам их семей. Ее ценность начинают признавать некоторые психотерапевты и врачи (Wilber, 1979, 1983; Whitfield, 1985; Wegscheider-Cruse, 1985; Vaughan, 1985; Gravitz, Bowden, 1987). В этой книге, особенно в главе 15, к духовности – но не к организованной религии – обращаюсь и я. По моему убеждению, она имеет решающее значение для полного выздоровления от любого медицинского или психологического состояния и особенно для открытия и последующего освобождения Внутреннего ребенка, нашего Настоящего и Истинного «Я».

* * *

Так кто же такой наш Внутренний ребенок? Как мы узнаем его, когда увидим, почувствуем или осознаем? Какое отношение это имеет к исцелению от вышеупомянутых состояний, а также от других физических, психоэмоциональных и духовных недугов?

Глава 3. Что такое Внутренний ребенок?

У каждого из нас есть Внутренний ребенок, каким бы далеким, неуловимым и даже чуждым он ни казался. Это в высшей степени живая, энергичная, творческая и состоявшаяся часть нашей личности, наше Настоящее «Я» – то, кем мы являемся на самом деле. Хорни, Мастерсон и некоторые другие исследователи называют его «реальным “Я”»; психотерапевты, включая Винникотта и Миллер, предпочитают говорить о «подлинном “Я”»; а клиницисты и педагоги, занимающиеся проблемами алкоголизма в семье, знакомы с «ребенком внутри».

Под воздействием родителей, других авторитетных лиц и институтов (например, образования, организованной религии, политики, средств массовой информации и даже психотерапии) большинство людей учатся подавлять Внутреннего ребенка или отрицать его существование. Если эта жизненно важная часть каждого из нас теряет подпитку и не получает свободу выражения, возникает ложное или созависимое «Я». Далее я опишу эти две части любого человека в таблице 1.

Таблица 1

Некоторые характеристики нашего Настоящего «Я» и ложного «Я»

Наш Внутренний ребенок, или Настоящее «Я»

В этой книге я использую все упомянутые термины – Настоящее «Я», Подлинное «Я», Внутренний ребенок, Ребенок внутри, Божественный ребенок и Высшее «Я» – и пишу их с заглавной буквы, чтобы показать их важность в нашей жизни и отличать от ложного или низшего «Я». Встречаются также названия Глубочайшее «Я» и Внутреннее ядро (James, Savary, 1977), которые указывают на ту же центральную часть нашей личности. Приведу к единому описанию: это то, кем мы являемся, когда чувствуем себя наиболее подлинными, истинными или одухотворенными.

Настоящее «Я» непринужденное, всеобъемлющее, любящее, дающее и общающееся. Оно способно принять и нас, и других людей. Оно испытывает чувства, будь они радостные или болезненные. Оно выражает их. Наше Подлинное «Я» принимает наши чувства без осуждения и страха и позволяет им существовать в качестве действенного способа оценивать жизненные события и дорожить ими.

Наш Внутренний ребенок экспрессивен, ассертивен и креативен. Он бывает ребяческим в высшем, самом зрелом и сложном смысле этого слова. Ему нужны игры и развлечения. При этом – может быть, как раз из-за такой открытости и доверчивости – он раним. Он готов поддаться себе, другим и самой Вселенной, и тем не менее он силен в истинном смысле (об этом я говорю в главе 11 и главе 15). Он здраво отвечает на свои потребности, рад заботе, рад получать. Он открыт для той обширной и таинственной части нашей личности, которую мы называем подсознанием, и обращает внимание на ежедневно исходящие оттуда послания в виде снов, затруднений и болезней.

Поскольку это «Я» реально, оно способно свободно расти. В отличие от ложного «Я», оно не забывает о нашем Единстве с другими людьми и Вселенной. Тем не менее для большинства людей Подлинное «Я» остается частным, а не публичным. Кто знает, почему мы предпочитаем им не делиться. Может быть, из страха, что нам причинят боль или нас отвергнут? По некоторым оценкам, мы демонстрируем его другим в среднем лишь около 15 минут в день и, независимо от причин, обычно держим эту часть личности при себе.

Когда мы исходим из нашего Подлинного «Я» или являемся им, мы ощущаем себя живыми. Мы можем чувствовать боль в форме обиды, грусти, вины и гнева, но при этом мы живы. Мы испытываем и радость в виде удовлетворения, счастья, вдохновения и даже экстаза. В целом мы склонны чувствовать себя настоящими, целостными, завершенными, уместными, подлинными, наполненными и здравомыслящими.

Внутренний ребенок естественным образом движется от нашего рождения к смерти через все моменты и переходы между этими точками. Чтобы быть Подлинным «Я», не нужно что-то делать. Оно просто есть. Если позволить ему быть, оно проявит себя без каких-то особенных усилий с нашей стороны. На самом деле усилия обычно требуются как раз для того, чтобы отрицать осознание и выражение Подлинного «Я».

Наше ложное «Я»

У нашей личности есть и другая, противоположная часть, которая обычно ощущается некомфортной, напряженной и неистинной. Я использую следующие равнозначные термины: ложное «Я», созависимое «Я», неподлинное «Я» и публичное «Я».

Ложное «Я» – это прикрытие. Оно подавлено, сжимается и боится. Это наше эгоцентричное эго и суперэго, вечно планирующее и увязающее в рутине, себялюбивое и непрерывно сдерживающее себя. Оно завистливое, критичное, идеализированное, обвиняющее, стыдливое и склонное к перфекционизму.

Оторванное от Подлинного «Я», ложное «Я» ориентировано на других людей и сосредоточено на том, каким, как ему кажется, они хотят его видеть. Оно страдает излишним конформизмом. Оно дает лишь обусловленную любовь, а чувства скрывает, прячет и отрицает. Оно может придумывать ложные чувства, как это часто бывает, когда мы стабильно отвечаем дежурным «Нормально» на вопрос «Как дела?». Этот быстрый ответ часто полезен и необходим, чтобы защититься от пугающего осознания ложного «Я», которое либо не знает, что ощущает, либо знает и цензурирует эти чувства как «неправильные» и «плохие».

Вместо уместной ассертивности Настоящего «Я» оно зачастую проявляет неуместную агрессию, пассивность или и то и другое.

Если использовать терминологию сценариев, принятую в трансакционном анализе[8]8
  Метод анализа поведения человека, разработанный американским психологом Эриком Берном и основанный на положении, что человек мыслит и действует из трех возможных эго-состояний: Ребенок, Родитель и Взрослый.


[Закрыть], ложное «Я» склонно вести себя как «критичный родитель». Оно избегает игр и веселья и прикидывается сильным и даже могущественным, хотя на самом деле власть его минимальна или вообще отсутствует и в реальности оно обычно боязливое, недоверчивое и деструктивное.

Поскольку наше ложное «Я» нуждается в том, чтобы отдаляться и контролировать, ему приходится жертвовать заботой о себе и других. Оно не умеет поддаваться. Оно самовлюбленное и пытается блокировать информацию, которую нам дает подсознание, хотя и склонно многократно отыгрывать подсознательные, часто болезненные паттерны. Оно ощущает себя отчужденным, забывая о нашей Целостности. Это наше публичное «Я» – то самое, которым, как нам кажется, мы должны быть по мнению других, а в итоге и по собственному мнению.

Когда мы пребываем в этом ложном «Я», мы в основном испытываем дискомфорт, онемение, пустоту, неестественность и зажатость. У нас нет ощущения реальности, полноты, цельности и здравомыслия. На том или ином уровне мы чувствуем, что что-то неправильно, чего-то не хватает.

Как ни парадоксально, это ложное «Я» зачастую воспринимается как естественное состояние – то, как «должно быть». Возможно, дело здесь в зависимости и привязанности: мы настолько привыкаем быть ложным «Я», что Настоящее «Я» начинает испытывать вину, как будто что-то неправильно, как будто чувствовать себя настоящими и живыми нельзя. Сама мысль о решении этой проблемы пугает.

Ложное и созависимое «Я», кажется, встречается у людей повсеместно. Оно бесчисленное множество раз было описано в литературе, мы упоминаем его и в повседневной жизни. Его называли разными именами: инструментом выживания, психопатологией, эгоцентричным эго, поврежденным и защищающимся «Я» (Masterson, 1985). Оно бывает разрушительно для самого себя, других и для близких отношений. Это обоюдоострый меч. Ему можно найти определенное применение. Но насколько оно полезно? И при каких обстоятельствах? Вот стихотворение Чарльза Финна, которое описывает многие наши битвы с ложным «Я».

Пожалуйста, услышьте то, о чем я молчу

 
Не дайте мне вас обмануть.
Не обманитесь, глядя мне в лицо.
Ведь я ношу маску, тысячу масок,
и я боюсь их снять,
и все они не я.
Моей второй натурой стало искусное притворство,
но не обманитесь.
Ради бога, не обманитесь!
Я пытаюсь вам внушить, что мне ничто не грозит,
что в сердце и вокруг все солнечно и безмятежно,
что я сама уверенность, что я хладнокровно играю,
что воды спокойны и я у штурвала,
что я ни в ком не нуждаюсь.
Не верьте мне.
Да, на поверхности все гладко, но поверхность – маска,
вечно меняющаяся, вечно скрывающая.
Под ней не найти удовлетворенности:
Под ней смущение, страх, одиночество.
Но я скрываю их. Я не хочу, чтобы об этом узнали.
 
 
Меня панически страшит мысль обнажить свои слабость и страх.
Поэтому я отчаянно создаю маски и прячусь за ними,
за вычурным фасадом беспечности,
который помогает мне притворяться,
скрыться от взгляда, который все понимает.
Но именно в этом взгляде спасение, моя единственная надежда, и я это знаю.
Конечно, если за взглядом следует признание,
если за ним следует любовь.
Лишь это способно освободить меня от себя самого,
от собственных, мною построенных тюремных стен,
от барьеров, возводимых с таким упорством.
Лишь это убедит меня в том, в чем я не могу заверить себя:
что я правда чего-то стою.
Но я не скажу вам об этом. Я не осмелюсь. Я боюсь сказать.
Я боюсь, что за взглядом не будет признания,
что за ним не будет любви.
Я боюсь, что вы станете хуже обо мне думать, что начнете смеяться
и ваш смех убьет меня.
Я боюсь, что где-то в глубине я – ничто, что я просто негоден
и что вы увидите это и отвергнете меня.
 
 
Поэтому я веду свою игру, отчаянную игру притворства,
держу фасад уверенности
с дрожащим ребенком внутри.
Так начинается блестящий, но пустой маскарад,
И моя жизнь превращается в ширму.
Я веду с вами учтивые, поверхностные, праздные беседы.
Я говорю обо всем, не рассказав ничего,
и не говорю ничего из того, что все для меня,
из того, что плачет во мне.
Поэтому, слушая эту рутину,
не обманитесь словами.
Прислушайтесь, постарайтесь уловить то, о чем я молчу,
о чем я хотел бы сказать,
о чем я должен сказать, чтобы выжить,
но не могу.
 
 
Я не люблю прятаться.
Я не люблю играть в поверхностное притворство.
Я хочу прекратить эти игры.
Я хочу быть подлинным и непринужденным, хочу быть собой,
но вы должны мне помочь.
Вы должны протянуть мне руку
даже если это последнее, чего, как кажется, я хочу.
Лишь вы способны стереть с моих глаз пустой взгляд живого мертвеца.
Лишь вы способны призвать меня к жизни.
Всякий раз, когда вы добры, и мягки, и ободряете,
каждый раз, когда вы пытаетесь понять, потому что вам не все равно,
мое сердце обретает крылья,
очень маленькие,
очень слабые,
но крылья!
В вашей власти коснуться меня и вернуть мне чувства,
вы можете вдохнуть в меня жизнь.
Я хочу, чтобы вы это знали.
 
 
Я хочу, чтобы вы знали, как вы важны для меня,
что вы можете быть творцом – клянусь, творцом –
человека, который – я,
если только решитесь на это.
Лишь вам по силам разбить стену, за которой я дрожу,
лишь вы можете снять с меня маску,
лишь вы можете вернуть меня из сумеречного мира паники и неуверенности,
освободить из одинокой тюрьмы,
если только вы так решите.
Пожалуйста, решите. Не проходите мимо.
Вам это будет несложно.
 
 
Долгая убежденность в своей никчемности создает крепкие стены.
Чем ближе вы ко мне подходите,
тем больше я способен на слепой удар.
Это неразумно, но, что бы ни говорили о людях книги,
я часто неразумен.
Я сражаюсь против того, к чему взываю.
Но я слышал, любовь сильнее самых крепких стен,
и в этом моя надежда.
Попытайтесь разрушить эти стены
твердой рукой,
но будьте нежны,
ведь ребенок очень чувствительный.
 
 
Кто я такой? – спросите вы.
Я тот, кого вы очень хорошо знаете.
Ведь я каждый мужчина, которого вы встречаете,
и я каждая женщина, которую вы встречаете.