Текст книги "Его апатия"

Глава 2

Утром около одиннадцати он позвонил Фатиме.

– Я плохо спал, – признался Дронго, – все время думал о деле вашего брата. Вы сами знали человека, семью которого он убил?

– Нет, не знала. И никогда о нем не слышала, – взволнованно сказала Фатима. – Но неужели вы думаете, что мой брат мог перебить семью своего знакомого?

– А семью незнакомого – можно? – в сердцах спросил Дронго.

– Извините, я сказала глупость. Конечно, никого нельзя убивать.

– Он вам ничего не говорил?

– Ничего. Омар признался, но его к этому принудили. Мой брат невиновен, – твердо сказала женщина, – он не мог застрелить мужа и жену, а потом задушить ребенка. Он не способен сделать такое!

– Откуда у него пистолет?

– Не знаю. У нас дома никогда не было оружия. Отец даже на охоту не ездил с друзьями, не любил он это занятие. И Омар не ездил. Он не мог смотреть, как курицу режут. В детстве во время курбан-байрама убегал домой, не мог видеть, как режут жертвенного барана. И такого человека они сделали убийцей!

– Успокойтесь, – мрачно сказал Дронго. – Приезжайте сейчас ко мне, буду вас ждать.

– Вы живете один? – спросила она. – Это неудобно.

– Умереть можно от вашей непосредственности, – буркнул Дронго. – На улице меня ловить удобно, предлагать мне последние ценности вашей семьи удобно, просить меня защитить вашего брата удобно. А приезжать ко мне неудобно.

– Извините. Я на все согласна.

– Только не нужно такой патетики. Я понимаю, что у вас большое горе, но я зову вас к себе не в гости, а чтобы уточнить некоторые детали. Так что приезжайте поскорее. И перестаньте все время извиняться! Если я решил заняться делом вашего брата, то уже вряд ли передумаю.

– Спасибо, – взволнованно сказала Фатима.

Она приехала к нему ровно через полчаса. И позвонила в дверь коротким звонком, словно, дотронувшись до кнопки звонка, сразу отдернула руку, боясь обжечься. Дронго открыл дверь и провел ее в гостиную. Она нерешительно оглядывалась по сторонам, теребя сумочку.

– Давайте для начала условимся, что вы ничего не будете от меня скрывать, – сказал Дронго, усаживая гостью на диван и устраиваясь рядом с ней. – Начнем с вопроса о том, откуда у него мог взяться пистолет.

– Честное слово, не знаю, – сказала Фатима. – Сама не могу этого понять.

– Кто его адвокат?

– Какой-то старик. Голиков Андрей Андреевич. Его назначили, Омар отказывался от адвоката, но они сами назначили.

– Все верно, – кивнул Дронго, – по российским законам в таких случаях государство назначает адвоката. Когда речь идет о тяжких преступлениях.

– Да-а… – Она готова была снова заплакать, но сдерживалась. – Еще Омар сказал, чтобы мы не приезжали на суд. Он не хочет нас видеть. Я так за него боюсь!

– Завтра я вылетаю в Москву, – сказал Дронго, – хотя честно признаюсь, что ненавижу летать. Я сделаю пересадку в Москве – и в Ростов. У вас есть телефон Голикова?

– Конечно, есть. Процесс должен возобновиться в понедельник.

– Сегодня среда, значит, через четыре дня.

– Голиков сказал, что нет никаких шансов. Омар все признал и все подписал. Может, вы сумеете найти убийцу за эти дни?

– Только в книгах или в кино, – пробормотал Дронго, – убийцу удается найти за несколько дней. А я не Шерлок Холмс и не Эркюль Пуаро. Но попытаюсь понять, что там произошло и по каким основаниям обвиняют вашего брата.

– Спасибо, – взволнованно сказала она, – я вам так благодарна!

– Вы поедете в Ростов?

– Конечно. Я взяла билет на сегодняшний вечер. Поезда сейчас идут в обход Чечни через Дагестан. В Махачкале меня встретят муж и его брат. А может, они приедут в Хачмас, чтобы ехать со мной до Махачкалы.

– Может, вам не нужно приезжать в Ростов, если ваш брат был против?

– Как это не нужно? – изумилась она. – У меня только и есть на свете наша семья и Омар. Я ему все время как мать была, так неужели я его сейчас брошу?

– Вы приедете в Ростов одна?

– Да. Мужа не отпускают с работы.

– Ясно, – вздохнул Дронго. – Где вы в Ростове остановитесь?

– У знакомых. В Ростове живут наши хорошие знакомые, семья Аркадия Петросяна. Ой, извините, что я вам об этом говорю.

– Почему – извините? – не понял Дронго. И лишь затем до него дошло. – Вы считаете, что я стану относиться к вам иначе только потому, что вы живете у Петросянов? – печально спросил Дронго. – Наверное, вообще боитесь говорить в Баку, что у вас есть друзья-армяне?

– Да, – кивнула она, – я никому про них не говорю. Они очень хорошие люди. Были соседями моей тети, уехали из Баку в восемьдесят девятом. Вы знаете, как они вспоминают Баку и его людей, как любят этот город!

– Вполне могу себе это представить. Во что же нас всех превратили, если вы, приехав сюда, боитесь говорить о своих друзьях только потому, что они армяне! Ладно, не будем больше об этом. Дайте мне телефоны и адреса Голикова и семьи Петросян, чтобы я мог найти вас в случае необходимости.

Она продиктовала телефоны и адреса. К удивлению женщины, Дронго не стал записывать, а лишь покивал головой, запоминая адреса и номера телефонов.

– Почему ваш брат оказался в Ростове? Что он там делал? – поинтересовался Дронго.

– Не знаю. Помнится, он несколько раз ездил в Ростов, говорил, что у него там какие-то дела.

– Не объяснял какие?

– Нет. Ничего не объяснял.

– Когда произошло убийство, он был в Ростове?

– Они его подставили.

– Кто именно?

– Что? – не поняла Фатима.

– Вы сказали: «Они его подставили». Кто именно? И вы не ответили на мой вопрос.

– Следователи, бандиты, какие-то его знакомые. Не знаю. Но он был тогда в Ростове, поэтому его и подставили.

– После того как произошло убийство, он приехал в Махачкалу? Или поехал в другое место?

– Он поехал к своей семье в Киев. Из Ростова удобнее ехать в Киев, чем из Махачкалы.

– И потом приехал к вам?

– Примерно через две недели.

– Ничего необычного в его поведении вы тогда не заметили?

– Ничего, – после едва заметной паузы тихо ответила она.

Дронго почувствовал некоторую неуверенность в ее голосе.

– Мы договаривались, что вы будете со мной откровенны, – напомнил Дронго.

– Да, конечно, – кивнула Фатима. – Он был каким-то тихим, задумчивым. Я решила, что у него опять неприятности с Леной, и не стала его расспрашивать. А на следующий день его арестовали.

– Лена – это супруга?

– Да. Я говорила, они познакомились и поженились еще в восемьдесят восьмом. Омар еще совсем молодым человеком был. Я тогда даже хотела уговорить его не торопиться, но потом решила, что не нужно ему мешать. Он ее так любил! Никогда себе не прощу, что тогда его не отговорила. А в восемьдесят девятом у них сын родился, Руслан. Ему сейчас уже почти четырнадцать. Совсем взрослый парень.

– Они сейчас живут в Киеве?

– Да, у матери Лены. Она ему не пара, хотя очень красивая девушка. Такая высокая, статная.

– Почему не пара? Может, вы к ней были несправедливы? Кстати, я вас не спросил, не хотите ли чаю или кофе?

– Ничего не нужно, спасибо, я завтракала. А что до моей ее оценки… Знаете, есть вещи, о которых никто и никогда не говорит. Лена была славная девушка и, наверное, любила Омара. У них поначалу была хорошая семья. Сын родился – Омар от радости чуть с ума не сошел. Все твердил: у меня, мол, будет пятеро детей. У него ведь младшего брата не было, Омар говорил, что Руслан будет ему и сыном, и младшим братом, и другом. Знаете, что такое для лезгина рождение сына, первенца.

– Представляю.

– Конечно, они любили друг друга. Но потом у них начались мелкие ссоры, стычки. Я вам вот что скажу. Лена была хорошая жена – но хорошей женой для хорошей жизни. А когда начались проблемы, она не выдержала. Омара уволили с завода, у него не было работы, не было денег. Как-то устроиться он не сумел. А брат Лены в это время в Киеве торговал обувью, и она всегда его в пример Омару ставила. Ну разве станет умная женщина так унижать своего мужа? Все время приводя в пример других, более удачливых мужчин? Будь она лезгинкой, такого никогда бы не сделала. Простите, что я об этом говорю. Об этом обычно не говорят.

– Ум женщины не зависит от национальности, – усмехнулся Дронго.

– Может, вы и правы. – Фатима вздохнула. – Только когда в семье все хорошо, мелким ссорам не придают значения. А вот когда плохо… Хорошая жена – это женщина не только на добрые, но и на тяжелые для мужчины времена. Когда она может его понять и поддержать. Когда она его подпирает, чтобы он не упал. Я ведь закончила филологический факультет нашего университета. Помните, как у Гюго. Беру тебя в жены для жизни в радости и в горе, в счастье и несчастье. Что-то похожее. А Лена была хорошей женой в счастливые времена. Только в счастливые. И сломалась, когда все изменилось.

– У них не было больше детей?

– Нет, не было. – Дронго промолчал. – Понимаю, почему вы молчите, – неожиданно сказала Фатима. – Да, Лена не хотела больше детей. Не хотела больше рожать. – Дронго опять никак не отозвался. – Когда женщина не хочет рожать детей от своего мужа – значит, она его уже не любит. – В голосе Фатимы звучала абсолютная убежденность. – У нас две девочки, и я все время переживаю, что не родила мужу сына. Мне тридцать девять лет, а я до сих пор страдаю из-за этого. Если бы я могла… – Она покраснела, отвернулась. – Даже не знаю, почему говорю вам такие вещи. Но вы хотели, чтобы я от вас ничего не скрывала. Лена бросила Омара и уехала в Киев к своим брату и матери.

– Может, эта семейная трагедия сказалась на душевном состоянии вашего брата?

– Конечно, сказалась. Знаете, как он своего сына любит? С ума сходил, когда несколько месяцев его не видел. От меня по телефону звонил, говорил и плакал. Я сама видела. Такой человек не пойдет на убийство. И потом, он ведь умный, понимал, чем ему такое грозит.

– Однако вы ведь сказали, что он признался в убийстве.

– Да, – тихо произнесла она, – но я не верю. Не мог он этого сделать, слышите, не мог! Не он убивал. Его подставили. Помогите нам, я умоляю вас!

Она была сильным человеком, но Дронго чувствовал, что его гостья готова сорваться. Он быстро прошел на кухню, принес бутылку минеральной воды и стакан. Открыв бутылку, он налил воды и протянул ей стакан. Фатима поблагодарила его кивком головы и жадно выпила воду.

– Простите мне мое поведение, – неожиданно сказала она, – и мою болтовню. Я как пьяная, сама не знаю, что говорю. Но лгать вам не хочу. Я ничего больше не знаю. Если бы что-то еще знала, обязательно рассказала бы.

– Я вызову машину, чтобы вас отвезли обратно, – предложил Дронго.

Когда Фатима ушла, он прошел в свой кабинет, сел в любимое кресло и минут тридцать вспоминал все, что она ему сказала. Затем взял телефон, уточнил через справочную код Ростова и набрал номер адвоката. Ждать пришлось достаточно долго, пока наконец не раздался молодой женский голос:

– Алло. Я вас слушаю.

– Здравствуйте. Это квартира Голиковых?

– Да.

– Вы не могли бы позвать к телефону Андрея Андреевича?

– Его нет, – ответила девушка, – папа сейчас в юридической консультации. Он сегодня дежурный. Что ему передать?

– Ничего. Извините, что побеспокоил. Я перезвоню. – Дронго положил трубку.

Нужно знать работу адвокатов, чтобы понять смысл состоявшегося разговора. Дронго нахмурился. Когда Фатима сказала, что ее брату назначили адвоката, он сразу усомнился в том, что Омару достался хороший защитник. Опытных и преуспевающих адвокатов не назначат в установленном законом порядке. Такие сами выбирают клиентов и обговаривают свои гонорары. Назначаемые адвокаты, как правило, – это либо стажеры, молодые ребята, лишь недавно получившие разрешение на работу, либо пенсионеры, которые получают за свою работу соответствующую плату в юридических консультациях. У него еще теплилась надежда, что Голиков может оказаться опытным профессионалом, согласившимся на защиту в силу необычности самого процесса. Но после разговора с его дочерью все стало ясно. Голиков еще и назначался дежурным по юридической консультации – значит, он обычный пенсионер, получающий работу лишь из уважения к его почтенному возрасту. Известные адвокаты не зарабатывают, оказывая услуги по составлению необходимых документов и оформлению жалоб. Обычно в консультацию обращаются старушки-пенсионерки с жалобами на соседей да сутяжники, ищущие управу на мелких чиновников-бюрократов.

«Странно, – подумал Дронго, – Омар, сравнительно молодой человек, должен понимать, какое суровое наказание получит за три приписываемых ему преступления. И при этом он так любит своего сына. Тогда почему он берет на себя эти три убийства и отказывается от адвоката? Человек, окончивший с отличием МАИ, не может быть идиотом. Значит, он пошел на такой шаг с какой-то целью. Может, ради… семьи?

Тоже маловероятно. Ведь у него остается Руслан – с клеймом сына убийцы на всю жизнь. Что же еще? Фатима говорила, что их мать умерла, когда дети были совсем маленькими: сестре десять, брату восемь лет. В Дагестане девушки рано выходят замуж. Получается, что их мать умерла, когда ей было немногим больше тридцати. Или даже меньше тридцати. Почему она умерла? От какой болезни? Если рак или сердце, то такая болезнь может быть наследственной? Может, Омар знает, что он обречен? Это может быть первой версией. Зная, что он не жилец, Омар берет вину на себя и выгораживает кого-то. Вот и вторая версия.

Нужно все проверить».

Дронго взял телефон, набрал номер родственников Фатимы и попросил ее позвать. Она почти сразу подошла к телефону, словно ждала его звонка.

– От чего умерла ваша мама? – спросил Дронго.

Она довольно долго молчала. Потом спросила:

– Вам это нужно для расследования?

– Да.

– Она умерла от рака, – сухо сообщила Фатима.

– Сколько ей было лет?

– Тридцать.

– Я должен задать вам еще один вопрос. Только поймите меня правильно. Мне нужно знать все обстоятельства, чтобы провести объективное расследование. Вы сказали, что хотели бы родить мужу сына. Но не можете. Я могу узнать почему? – Она молчала. – Алло, вы меня слышите? – спросил озадаченный Дронго.

– Слышу. Это тоже нужно для Омара?

– Я задаю вопросы не из праздного любопытства.

– Извините. У меня была операция. Очень сложная. И после этого я не могу рожать. Вы меня понимаете?

– Онкология? – безжалостно потребовал уточнения Дронго.

– Да. У вас еще есть вопросы?

– Нет, спасибо.

– До свидания. – Она положила трубку.

Дронго откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза. «Когда человеку все равно, он бывает непредсказуем в своих поступках. Кажется, похожее случалось с Эдгаром Вейдеманисом, но об этом потом. Первую версию придется проверить. И вторую тоже, она вполне может наложиться на первую. У Омара нет будущего, и он зачем-то берет чужую вину на себя. И третья версия: его пытаются запугать, шантажируя безопасностью семьи или какими-то обстоятельствами. Нужно будет проверять все версии». Однако завтра ему предстоит два авиаперелета. От одной этой мысли портилось настроение. А на поезде ехать долго. Вот так и приходится летать раз сорок или пятьдесят в году. Плюс еще в Италию к Джил и сыну. Кажется, он летает в год больше опытных летчиков.

«Омар отказывается от адвоката – значит, считает дело предрешенным, – вернулся к своим рассуждениям Дронго. – Неужели он собирается следующие лет сорок сидеть в тюрьме? Этого я не понимаю. Или я просто не знаю еще чего-то важного?»

Глава 3

Ростов порадовал Дронго ясной, теплой погодой. В аэропорту его встречал старый знакомый – Константин Федяков, с которым он дружил больше десяти лет. В начале девяностых они познакомились в Москве и с тех пор неизменно относились друг к другу с большой симпатией и уважением. Константин работал в местном издательстве и в первой половине девяностых издавал детективную и прочую коммерчески выгодную литературу, которая хорошо продавалась по всем странам СНГ.

Федяков заранее заказал номер в отеле «Интурист», куда они сразу и поехали из аэропорта.

– Давно не был у нас в Ростове? – спросил Федяков. – А то ведь с тебя станется: заедешь и по занятости на глаза другу не покажешься.

– Больше десяти лет.

– Здесь все изменилось. – Федяков хохотнул. – Впрочем, сам увидишь.

– Я сюда по другому вопросу, – напомнил Дронго.

– Да я знаю. – Костя помрачнел. – Ты приехал на этот процесс, о котором, оказывается, весь город говорит. Напрасно ты приехал. Нужно было заранее мне позвонить. Я бы тебя отговорил ввязываться в это дело. Я вчера, как только ты сообщил, что приезжаешь, сразу заказал тебе номер, а потом поехал узнать подробности насчет суда над Омаром Нагиевым.

– Узнал?

– Лучше бы не узнавал, – признался Костя, – ты даже не представляешь, что у нас здесь творится. Оказывается, даже митинги проходят. Люди требуют, чтобы его расстреляли, он ведь целую семью тут вырезал! Такое не прощается.

– Неужели устроили открытый процесс?

– Конечно, открытый. Почти весь город на рогах стоит. Этого типа в тюрьме избили до полусмерти, он сейчас в больнице. Хорошо еще, что не убили.

– Ты считаешь, что такой самосуд может быть оправдан?

Костя взглянул на своего друга, затем снова посмотрел на дорогу. И ничего не сказал. Лишь через минуту он начал говорить:

– У нас уже восемь лет раненых и убитых привозят из Чечни. Сам должен понимать, как люди относятся ко всем «черным». Я не хочу тебя обидеть, но ты должен понимать чувства людей. Достаточно одной искры, чтобы начались погромы.

– Спасибо, что не сказал «к черножопым», – пробормотал Дронго. – Это из уважения ко мне?

– К тебе, – кивнул Костя, – к тебе. И поэтому давай я лучше закажу тебе билет на завтрашний рейс, и ты улетишь отсюда до того, как возобновится этот чертов процесс.

– Не улечу, – твердо ответил Дронго. – А то буду чувствовать себя, как негр в Алабаме в начале шестидесятых.

– Кончай валять дурака, – посоветовал другу Костя. – Ты будто не хочешь ничего понять: этот Нагиев убил троих, всю семью перебил, в том числе и ребенка. Его все равно задавят в нашей тюрьме. А если не успеют удавить, то приговорят к пожизненному заключению.

– Именно поэтому я и приехал, – заметил Дронго. – Тебе не кажется, что он может быть невиновен?

– Ага! И ты приехал его спасти, да? Ну прямо фильм о расовой дискриминации: город против черных, негра обвиняют в убийстве белого, приезжает мудрый шериф и находит настоящих убийц. Только это в кино бывает, Дронго. Ты ведь все прекрасно понимаешь. Нагиев сам во всем сознался…

– Если бы тебя избивали до полусмерти, ты бы тоже признался – хоть в убийстве Авраама Линкольна, хоть в покушении на папу римского, – заметил Дронго.

– А ты бы не признался? – в сердцах спросил Костя.

– Не знаю, – честно ответил Дронго. – Но надеюсь, что нет. Мне всегда нравились слова Хемингуэя, который сказал, что человека можно убить, но нельзя победить.

– Вот поэтому твоего Нагиева и убьют. – Костя явно разозлился. – Ты можешь мне объяснить, зачем приехал? Проводить самостоятельное расследование? Так тебе просто не дадут его проводить. А еще и голову проломят, как этому убийце. Ничего ты здесь сделать не сможешь. Лучше давай вечером к нам домой на ужин, а утром я отвезу тебя в аэропорт.

– Нет. – Дронго был тверд. – Я не люблю отступать. Хочу понять, что произошло на самом деле.

– Господи, ну почему ты такой упрямый! – Костя вздохнул. – Все равно же уедешь. После того как его осудят.

– Наверное, – согласился Дронго. – Но мне очень хочется сыграть на стороне Бога.

– Что? – не понял Костя. – Ты стал верующим?

– Не совсем. Я агностик, мне каждый раз бывает страшно представлять, насколько невероятна Вселенная во времени и пространстве. Человеческий ум не в состоянии охватить такие масштабы. Но если есть некий Высший Разум, то в систему должна быть заложена и энтропия Зла. К сожалению, в мире слишком много людей, играющих на другой стороне. Бог, конечно, всемогущ, но иногда нужно помогать и ему.

– Хочешь помочь? – Вопрос прозвучал насмешливо.

– Хочу, – очень серьезно ответил Дронго. – Мне важно понять, почему Омар Нагиев признался в таких страшных преступлениях. Ты знаешь, что он закончил школу с золотой медалью и получил диплом с отличием Московского авиационного института?

– Полагаешь, что отличники не бывают убийцами? – изумился Костя. – Кто тебе это внушил?

– Бывают, – согласился Дронго, – только не такими. И не нужно ерничать. Нагиеву могут дать пожизненное, а у него сын растет.

– Он убил ребенка! – Костя настолько разозлился, что даже затормозил. – Ты меня не убеждай, адвокат нашелся. Я тебе говорю: он – убийца! И ничего ты не сделаешь.

– Не кричи, – тихо попросил Дронго. Они сидели в автомобиле посреди улицы, и стоявшие за ними машины начали сигналить.

– Извини, – пробормотал Костя, – я из-за тебя сорвался. Мне будет неприятно, если мой друг попадет в какую-нибудь историю.

– Не волнуйся, – сказал Дронго, когда их машина свернула к отелю. – Вечером другим рейсом прилетит мой помощник. Он не «черный», а вполне белый. Даже, скорее, синий. Посланец Балтики.

– Издеваешься? – Федяков явно обиделся.

– Нет, правда. Он латыш, Эдгар Вейдеманис, мой друг. Я попросил его прилететь в Ростов и помочь мне. Не будешь возражать, надеюсь, если здесь появится латыш? Против прибалтов ты ничего не имеешь?

– Не смешно, – ответил Костя. – Я просто не хочу, чтобы ты вообще занимался этим страшным делом.

Он вышел из салона и достал из багажника чемодан Дронго. На оформление в отеле ушло несколько минут. Дронго поднялся в свой номер. С Костей они попрощались внизу, договорившись встретиться вечером. Дронго принял душ, переоделся и позвонил Голикову.

– Андрей Андреевич, здравствуйте. Это я вам звонил вчера два раза, – напомнил Дронго, – по делу Нагиева. Мы не могли бы увидеться? Я остановился в бывшем отеле «Интурист». Не знаю даже, как он сейчас называется. Может, вы приедете ко мне? Я буду ждать вас в холле отеля.

– Хорошо, – согласился Голиков, – только не нужно в холле. Лучше я поднимусь к вам. Какой у вас номер?

Дронго назвал свой номер и с раздражением положил трубку на рычаг. «Кажется, они все здесь посходили с ума, – подумал он. – Что здесь происходит, черт их всех побери?!»

Он подошел к окну и посмотрел на улицу. Перед отелем стояло несколько машин, выделялись иномарки. Неожиданно раздался телефонный звонок. Дронго подошел к аппарату.

– Слушаю, – сказал он, сняв трубку.

– Вы не хотите отдохнуть? – спросил его игривый женский голос.

– Кто это говорит?

– Какая разница. Вы хотите отдохнуть?

– В каком смысле?

– Мы пришлем к вам девушку. Одну или двоих, по вашему желанию.

– Теперь понятно. – Дронго улыбнулся. – Нет, спасибо. Пока не нужно.

– Как хотите. – Женщина сразу положила трубку.

Все как обычно, подумал Дронго. В большинстве гостиниц раздаются такие звонки. Неизменная и поистине интернациональная особенность отелей любой страны СНГ и Прибалтики. За исключением самых дорогих и респектабельных. Обижаться не следует. Нужно либо принять предложение, либо сразу отказаться. Лучше принять, чтобы из номера не пропадали вещи. И платить гостьям, которые, в свою очередь, платят «налоги» своим сутенерам, охране отеля, администраторам, милиции, бандитам и всем остальным, кто добился «права» получать свою долю.

Ждать пришлось недолго, Голиков уже через полчаса вежливо постучал в дверь. Ему было лет шестьдесят. Среднего роста, редкие седые волосы смешно топорщатся, образуя на голове своеобразный хохолок. Достаточно было взглянуть на этого адвоката, чтобы понять, насколько «важные дела» и насколько успешно он ведет. На нем был потертый старый костюм, сорочка с застиранным воротником и галстук, завязанный старомодным узлом и не доходящий до пояса. На ногах начищенные, но немного стоптанные туфли. Голиков вошел в комнату и протянул руку Дронго, несколько церемонно представившись:

– Андрей Андреевич Голиков.

– Очень приятно. Меня обычно называют Дронго.

– Я знаю, – Голиков улыбнулся. У него было круглое лицо, крупный, немного приплюснутый нос, мясистые щеки и голубоватые глаза, еще сохранявшие, несмотря на возраст, яркость. Большие роговые очки дополняли облик. Рукопожатие его оказалось достаточно крепким.

– У нас в Ростове про вас много рассказывали, – признался Голиков, усаживаясь за стол, и поставил рядом с собой тяжелый кожаный портфель с вытертыми углами. – Говорят, что вы самый известный эксперт по вопросам преступности. Некий гибрид комиссара Мегрэ и Джеймса Бонда. Извините меня за такое сравнение.

– Ничего, – Дронго рассмеялся. – С кем только меня не сравнивали! А я всего лишь специалист по правовым проблемам. Иногда мне удается дать более или менее удачные советы людям, которые обращаются ко мне за помощью. Вот, собственно, и все.

– Не скромничайте, – махнул рукой Голиков. На левом запястье у него красовались старые часы «Слава» с потертым кожаным ремешком. – Вы очень известный человек. И наверное, приехали сюда по делу Нагиева, решив, что еще можно что-то изменить. Увы, должен вас огорчить. К сожалению, дело обычное и ничего выжать из него не удастся. Я беседовал с моим подзащитным, изучил все документы. Нагиев признал свою вину, и боюсь, обвинительный приговор предрешен. Как мне ни прискорбно сообщать вам такие новости, но вы должны знать правду.

– И вы не собираетесь ничего предпринять?

– Конечно, собираемся. У нас есть несколько фактов, на которые я хочу обратить внимание суда, но они, к сожалению, не могут переломить общую ситуацию.

– Вы сами считаете его виновным?

– Я адвокат, господин Дронго, и не имею права обсуждать такие подробности даже с очень известным экспертом. Извините меня.

– Считайте, что я ваш помощник. Кстати, я хотел вас просить, чтобы вы меня оформили именно в этом качестве. Ведь вы можете взять себе секретаря или помощника…

– Боюсь, что моего скромного гонорара не хватит, чтобы заплатить вам, господин Дронго.

– Меня наняла Фатима Магомедова, сестра Омара Нагиева. Я готов защищать его интересы, – пояснил Дронго, – и именно поэтому хочу просить вас о такой услуге. Чтобы попасть на суд и иметь возможность встречаться с обвиняемым.

– Мы можем вас оформить, – согласился Голиков. – Однако, повторяю, это ничего не даст.

– Возможно. И тем не менее прошу вас ответить на мой вопрос: вы считаете его виновным?

Голиков тяжело вздохнул. Осмотрелся по сторонам. Отодвинул портфель. И негромко признался:

– Безусловно. Нет никаких сомнений. К моему большому сожалению.

Дронго нахмурился. В порядочности и честности адвоката сомневаться не приходилось. Как и в его компетенции.

– Вы давно работаете адвокатом? – поинтересовался Дронго.

– Больше сорока лет, – ответил Андрей Андреевич. – Раньше было легче, мы обслуживали разные предприятия, меня в городе многие знали. А сейчас времена изменились. И все же: если вы спрашиваете, чтобы знать мое мнение о вине Нагиева, повторю: факты – упрямая вещь.

– Можете назвать мне основные моменты, на которых базируется обвинение?

– Конечно. Магомедова видели в день убийства поднимающимся по лестнице в квартиру убитых. Он поздоровался со встреченной соседкой, и она его запомнила…

– Он там раньше бывал?

– Дважды. И был в квартире убитых в день убийства. Более того, убитый Степан Ковальчук и мой подзащитный были вместе в каком-то баре за день до убийства, их там видели вместе.

– Но это еще не основания для такого страшного обвинения?

– В доме убитых нашли отпечатки пальцев Нагиева…

– Если он там бывал, они могли остаться и от прежних визитов.

– Отпечатки нашли на внутренней стенке платяного шкафа в спальне. Вещи были разбросаны, и везде – отпечатки его пальцев. – На этот раз Дронго промолчал. Голиков взглянул на него и продолжил: – Мужчина и женщина были убиты из пистолета «ТТ» – три выстрела в Ковальчука и один в его жену. Оружие нашли рядом с домом в кустах. На нем был неспиленный номер и отпечатки пальцев Нагиева. В обойме оставалось еще несколько неиспользованных патронов.

– В девочку тоже стреляли?

– Нет. Экспертиза считает, что девочку задушили, а затем проломили ей голову. Причем в момент удара она, возможно, была еще жива.

– Что говорит сам Нагиев?

– Ничего. Он вообще мало говорит. Но признает, что виновен.

– Вам не кажется, что его могли подставить? Если он убийца, почему вел себя так глупо? Убил двоих из пистолета, а потом выбросил оружие рядом с домом, оставив на нем свои отпечатки пальцев.

– Убийцы не всегда бывают логичны и последовательны в своих поступках, – устало возразил Андрей Андреевич. – За сорок лет работы в адвокатуре я никогда не встречал математически рассчитанных убийств, вроде тех, что обычно описываются в классических английских детективах. Большая часть убийств происходит на бытовой почве, а оставшиеся – всего лишь преступления с корыстным расчетом: взять деньги или другие ценности.

– Нагиев не похож на обычного убийцу, – возразил Дронго. – Он закончил школу с медалью и Московский авиационный институт с красным дипломом. Этот человек умеет как минимум логически мыслить.

– Может быть, – согласился адвокат. – Но он дал показания, что украл пять тысяч долларов. Взял их из шкафа.

– Деньги нашли?

– Нет, не нашли. Но Нагиев упрямо твердит, что забрал деньги. И даже показал место, откуда взял их. Следователь не поленился, провел экспертизу. Там действительно раньше лежали доллары. Нашли даже кусочек купюры – Нагиев, наверное, неловко дернул пачку.

– Он не сказал, куда дел деньги?

– Говорит, что потратил. Здесь у следствия самое уязвимое место. Куда мог обвиняемый потратить такую большую сумму денег, так и не установлено. Но старший следователь Митрохин, который вел дело, поступил достаточно просто – он затребовал счета из некоторых дорогих ресторанов Москвы и Киева. Знаете, сколько стоит бутылка хорошего вина в дорогом ресторане?

– Знаю, – мрачно кивнул Дронго.

– Следователь показал эти счета. Они, конечно, не принадлежат Нагиеву, но ясно, что если бутылка вина стоит до пяти тысяч рублей, то потратить за один день большую сумму совсем несложно.

– Это не доказательство.

– Верно. Но и такой спорный факт не истолкуешь в свою пользу. После убийства Нагиев уехал в Киев, затем в Москву и только потом в Махачкалу. И следователь настаивает, что обвиняемый спустил все деньги на кутежи в столичных ресторанах.

– Убить трех человек, чтобы затем прокутить все заполученные деньги? Не слишком ли примитивно?

– Не слишком. У меня было дело, когда внук зарезал собственную бабушку, чтобы взять у нее деньги на мотоцикл. Вы, очевидно, не вели дел на таком примитивном бытовом уровне. Извините меня, господин Дронго, но с подобными случаями мы сталкиваемся достаточно часто.

– Что еще? – печально спросил Дронго.

– Ничего. Если не считать того неприятного факта, что моего подзащитного два раза избили. Сначала в Махачкале, потом у нас, в Ростове. Уголовный мир не прощает таких преступлений. У всех есть жены, дети, даже у многих воров в законе. Хорошо еще, что его не обвиняют в изнасиловании. Иначе он наверняка не дожил бы до суда. Вы знаете, как охраняли в тюрьме Чикатило? Да его там просто разорвали бы на куски! Законы уголовного мира очень жестокие. Ты можешь убивать и грабить, но только не насиловать и убивать детей. Такие преступления не прощаются. Извините, что говорю вам об этом. Надеюсь, вы не станете передавать содержание нашего разговора сестре Нагиева.