Текст книги "Три цвета крови"

Глава 12

Они втроем выехали из отеля. Он отдал им пистолет Пискунова, чтобы выбросили его где-нибудь по дороге. В аэропорту Франкфурта они были уже в десять часов вечера. Выяснилось, что ни турецкая авиакомпания «Тюрк хава йоллары», ни немецкая «Люфтганза», ни даже американская «Дельта» до утра в Стамбул самолеты не отправляют. Однако им повезло. Небольшая турецкая компания «Истамбул Айрлайнз» летела туда ночным рейсом, и Дронго поспешил купить билет.

В половине первого ночи самолет прибыл в Стамбул. Полет проходил тяжело. Кресла были на редкость неудобными, сам авиалайнер, казалось, чудом не разваливается. В салоне почти не было пассажиров. И, только попав в Стамбул, Дронго почувствовал себя гораздо лучше. Ему всегда не нравились перелеты, но другого транспорта в век скоростей не существовало.

Быстро пройдя пограничный контроль, он отправился в туристическое бюро, размещенное прямо в аэропорту. Дронго часто бывал в Стамбуле и знал этот удивительный, не похожий на другие, огромный, раскинувшийся на двух материках город. Знал, что в Стамбуле два «Хилтона»: сам отель «Хилтон» и парк-отель «Хилтон», находящийся чуть ближе к проливу Босфор и знаменитому босфорскому мосту.

– Добрый вечер, – сказал он по-турецки, – мне заказан номер, но я не помню, в каком точно отеле. Вы не знаете – сорок шесть семьдесят, чей это номер? Третья цифра один.

– А вы не знаете, какой отель? – спросил молодой человек, сидевший за столиком.

– Кажется, «Хилтон».

– Сейчас проверю. – Парень наклонился над клавиатурой компьютера. – Нет, – сказал он, – такого телефона нет ни в одном «Хилтоне».

– Как это нет? – похолодел Дронго. – Проверьте еще раз.

Парень снова заработал на компьютере.

– Да, – сказал он наконец, – извините меня. Там несколько телефонов. Сорок шесть пятьдесят, сорок шесть семьдесят, сорок шесть девяносто. Это все отель «Хилтон». Вы знаете, где он находится?

– Знаю, – бросил Дронго на ходу.

Одним из самых больших преимуществ Стамбула были его такси, исправно работавшие по всему городу: они стояли стайками у международного аэропорта и отвозили пассажира по первому требованию в любое место. При этом в центр города можно было доехать за десять долларов, а до отеля «Хилтон» – за четырнадцать. По меркам турецких водителей это была очень большая сумма.

Дронго пообещал водителю двадцать долларов, если тот быстро отвезет его в «Хилтон». И веселый черноусый таксист выжимал из своего желтого «Пежо» все возможное.

Отели «Хилтон» славились комфортом и строгим рациональным американским стилем. Построенные обычно в самых красивых местах, они олицетворяли американские стандарты, американский образ жизни и американское качество жизни. Они предлагали одинаковый набор стандартных услуг на очень высоком уровне по всему миру. Дронго любил эту компанию. Он жил в «Хилтоне», построенном на развалинах старого замка в Будапеште, в «Хилтоне», расположенном рядом с Эйфелевой башней в Париже. Лондонский «Хилтон Парк Лейн» был одним из самых великолепных отелей этой компании, а отель в Буффало восхищал искусственным садом внутри здания. Известная на весь мир нью-йоркская «Уолдорф-Астория» также относилась к этой компании.

Отели «Хилтон» в Турции были построены в Измире и Стамбуле, причем первый – уже в начале девяностых, и являл собой образец удачного решения архитектурных и строительных проектов. Направляясь сейчас к отелю, он вспоминал, как однажды приезжал сюда со своей матерью. Это было много лет назад. Мать была поражена роскошью и комфортом этого знаменитого отеля, выходящего окнами номеров на Босфор.

В отеле он поспешил к портье.

– Мне нужен номер с видом на пролив, – попросил Дронго, – и желательно на шестом этаже. Я неплохо знаю ваши номера. Покажите мне, какие номера свободны, и я сам выберу.

Портье протянул ему список. Дронго скользнул взглядом. Совсем неплохо. Шестьсот тридцать седьмой свободен. Это рядом с тем самым, шестьсот тридцать девятым.

– Если можно, вот этот, – сказал Дронго.

В эти майские дни в отеле было не так много народа.

– Конечно, можно. – Портье начал оформлять документы.

Дронго огляделся. Отель почти не изменился. Напротив стойки регистрации – небольшой японский садик, в миниатюрных прудах которого плавали небольшие рыбки. Портье протянул магнитную карточку.

– Спасибо, – поблагодарил Дронго, направляясь к лифту.

На шестом этаже он вышел. Его номер был рядом с лифтом и с номером шестьсот тридцать девять. Посмотрев на дверь, находившуюся справа, он вошел в свой номер. Достав из сумки небольшой магнитный дешифратор, служивший своеобразной отмычкой, подошел к телефону, набрал цифру семь и три цифры соседнего номера. Никто не ответил. Очевидно, хозяин предпочитал еще где-то гулять.

Он вышел в коридор. Вставил чистую пластиковую карточку в прорезь двери номера, затем пропустил через дешифратор, который считывал информацию с магнитной ленты и создавал нужную комбинацию на пластиковой карточке для открытия двери. Дверь открылась.

Дронго вошел в номер. Сомнений не было. Здесь еще жили. Он не опоздал. Открыв гардероб, он осторожно осмотрел карманы костюмов. Его внимание привлек небольшой чемоданчик, стоявший на полу. Применив свой универсальный дешифратор, он через минуту узнал комбинацию цифр и открыл чемоданчик.

Пара белья, носки, свежие рубашки, на дне чемоданчика – бельгийский «браунинг». Дронго достал пистолет и, подумав немного, положил в карман, аккуратно поставив чемоданчик на место. Огляделся. Кажется, все в порядке. Он вышел из чужого номера. Теперь оставалось ждать.

Вечерний Стамбул был не менее красив, чем дневной. Захватывающая воображение картина, открывающаяся с балкона номеров, восхищала туристов, прибывавших в этот отель. Внизу был пролив, десятки кораблей проходили по темной воде, салютуя своими огнями. Дронго сидел на балконе и, попивая кока-колу, вспоминал те дни, когда приезжал сюда с матерью.

Было уже два часа ночи, когда в соседнем номере наконец загорелся свет. Дронго поднялся, тихо вышел из номера, прошел к дверям другого и громко постучал.

– Кто там? – спросил голос за дверью.

«Опять тот же голос», – поморщился Дронго.

– Свои, – сказал он по-русски, и дверь открылась.

Теперь самое важное – темп. Он сильно толкнул дверь, и хозяин номера отлетел в комнату.

– Вы с ума сошли? – закричал он по-английски.

– Не орите, Галинский, – тихо, но с угрозой сказал Дронго, закрывая дверь, – вот мы наконец и встретились. Через столько лет.

Аркадий Галинский был последним резидентом советской разведки в Австрии. Именно из-за его бездарного руководства тогда, в девяносто первом году, погибла Натали. И именно он дал указание ликвидировать напарника Дронго Марка Ленарта, с которым они работали в Вене. Пришедший из комсомола, Галинский являл собой тот невероятный гибрид, который мог возникнуть и развиваться только в советское время. Он был комсомольско-партийным деятелем, не проработавшим нигде ни одного дня и рекомендованным в органы КГБ партийной организацией института, где был парторгом.

– Кто вы такой? – Галинский явно не узнавал своего «старого знакомого».

– А я думал, вы более внимательны, – сказал Дронго. – Не помните меня? Австрия. Вена. Девяносто первый год.

Галинский побледнел и бросился к своему чемоданчику. Щелкнул замком и стал лихорадочно шарить в нем.

– Вы ищете это? – Дронго достал пистолет.

Галинский тяжело сел на кровать.

– Что вам нужно? – тихо спросил он, с ужасом глядя на человека, казалось, возникшего из небытия. Он был убежден, что Дронго давно погиб.

– Ответ только на один вопрос, – холодно сказал Дронго, – где и когда состоится ваша акция?

– Какая акция? – Лицо у Галинского дернулось.

– Ваша группа попросила мафию помочь в устройстве двух людей на работу. В Тбилиси и в Баку. Вы заплатили за это по сто тысяч долларов. Я должен знать почему? Что должно случиться?

Бывший офицер ПГУ, опустив голову, молчал. Он понимал, что встретил бесстрастного судью, уйти от которого нет никаких шансов.

– Говорите, Галинский, – с трудом сдерживаясь, прохрипел Дронго, – вы должны понимать, как мне хочется вас застрелить.

– Если скажу, вы даете слово, что оставите мне жизнь? – спросил Галинский.

– А вы верите в мое слово?

– В ваше верю, – откровенно признался Галинский.

– Говорите, – потребовал Дронго, глядя в глаза негодяя.

– Наша группа готовит покушение, – выдавил наконец Галинский.

– Это я давно понял. На кого? Имена и время?

– На президентов Азербайджана и Грузии. Во время их встречи в Баку.

– Кто заказчик? – уточнил Дронго.

– Я не знаю, – честно признался Галинский, – не забывайте, вы дали слово.

– Когда это должно произойти?

– Одиннадцатого или двенадцатого июня. Во время визита президента Грузии и подписания договора между двумя странами.

Дронго замер. Неужели Галинский говорит правду? Впрочем, врать ему нет никакого резона. С фактами, которые у них уже были, это сообщение вполне сходилось. Он даже на секунду забыл, что перед ним сидит тот самый Аркадий Галинский, которого он искал столько лет.

– Сколько человек в группе Груодиса?

– Пять, – ответил удивленный Галинский.

– А женщины в вашей группе есть?

– Нет. А почему вы спрашиваете?

– Вы уверены в этом?

– Да, конечно. Нас всего пятеро.

– Уже четверо. Пискунов погиб, – мрачно сообщил Дронго.

– Вы его убили?

– Нет. Это сделал кто-то другой. И я до сих пор не знаю кто.

– Вы дали слово, – снова напомнил Галинский.

– Да, – подтвердил Дронго, открывая мини-бар и доставая несколько бутылочек виски, джина и коньяка. – Пейте, – приказал он, – откройте бутылочки и пейте.

– Вы с ума сошли? – Галинский испуганно смотрел на Дронго.

– Пейте, или я буду стрелять, – потребовал тот.

Галинский открыл бутылочку виски и выпил целиком.

– Пейте остальные, – последовал приказ. – Пейте все, иначе я отсюда не уйду. Если хотите, я закажу вам яблоки или ужин, чтобы их принесли в номер. Я вас ненавижу, Галинский, и с трудом сдерживаюсь, чтобы не пристрелить вас.

– Идите к черту. – Галинский открыл следующую бутылочку виски.

Через двадцать минут все восемь бутылочек были пусты.

– Теперь все? – спросил заплетающимся языком Галинский.

– Все, – кивнул Дронго и вдруг, размахнувшись, ударил Галинского по лицу. Тот отлетел к столику и упал, больно ударившись головой. Из разбитого носа потекла кровь.

– Вы обещали меня не убивать, – всхлипнул пьяный.

– Да, – Дронго с омерзением глядел на него, – тогда ты был неистовым ревнителем чистоты наших рядов. Из-за тебя погиб мой друг. Такие, как ты, развалили мою страну. Это вы – бывшие партийные чиновники и комсомольские подхалимы, циники и проходимцы – предавали все. Идею, верность, идеалы, страну. Это для вас не существовало ничего, кроме выгоды. Будь ты проклят, Галинский! – Он больно пнул его ногой и грозно сказал: – Вставай, пошли.

– Вы обещали... – снова заканючил Галинский, тяжело поднимаясь.

Они вышли в коридор. Галинский шатался. Ему было нехорошо.

Дронго подошел к мраморному столику и, вдруг подняв торшер, с размаху бросил его в большое стекло. Стекло лопнуло, торшер с невероятным шумом полетел вниз.

– Что вы делаете? – пролепетал в ужасе плохо соображавший Галинский.

Дронго осторожно поднял пистолет и отстрелял всю обойму в окно, вызвав внизу панику – в Стамбуле боялись курдских террористов. Сразу в двух лифтах к ним уже спешили сотрудники охраны отеля и полицейские.

– Возьмите ваш пистолет, – передал оружие ошалевшему Галинскому. – Вас посадят за хулиганство хотя бы на один месяц. А я за это время успею разобраться с вашими друзьями, – объяснил Дронго, быстро проходя к своему номеру. Ведь его шестьсот тридцать седьмой был рядом с лифтом.

Галинский пошатнулся. Он уже ничего не понимал. Ему было плохо. И он упал в раскрывшиеся створки лифта, прямо в объятия охранников отеля.

Утром было принято решение об аресте иностранца, незаконно владевшего оружием и учинившего злостное хулиганство в отеле «Хилтон». Галинский получил шесть месяцев тюрьмы. Но, сидя за решеткой, он сумел встретиться с пришедшим на свидание Груодисом и рассказать ему о Дронго. Так Груодис впервые узнал, что Дронго пытался помешать им во Франкфурте и устроил такой шум в Стамбуле.

– Дронго, – сказал Груодис, криво улыбаясь, – мы еще посмотрим, кто кого.

Часть II
ТРИ ЦВЕТА КРОВИ. ЧЕРНЫЙ

Глава 13

Самолет пошел на посадку, и стюардесса напомнила о необходимости застегнуть ремни. Груодис с интересом посмотрел вниз. Изрезанное на квадраты пространство и невероятное количество нефтяных вышек вокруг города столь характерно определяли его облик, что ошибиться было невозможно. Это был Баку – бывшая и будущая столица нефтяной империи.

В конце девятнадцатого века начался экономический бум, собственно, и породивший тот космополитический Вавилон, который возник в начале двадцатого века. Нищие прежде сельские жители небольших поселков вокруг центра города, владельцы крохотных клочков земли с лачугами, построенными из местного известняка, становились миллионерами за один день, когда на их участках находили нефть. В начале века здесь была самая настоящая «нефтяная лихорадка». Ротшильды и Манташевы сколачивали здесь миллионы. Будущие владельцы Нобелевских премий даже не подозревали, что на протяжении всего двадцатого века будут получать деньги, заработанные бакинскими рабочими для семейства Нобеля.

Строились невероятные дворцы-палаццо, напоминавшие своей эклектичностью и итальянские дома эпохи Ренессанса, и французские дома эпохи барокко. Миллионеры щеголяли богатством, в городе кипела жизнь, а разноязычная толпа людей делала Баку одним из самых значительных городов бывшей Российской империи. В этом городе любили показывать камеру в старой Баиловской тюрьме, в которой сидел сам «вождь народов». Это был город, чем-то напоминавший Сан-Франциско эпохи «золотой лихорадки», это был Вавилон, возникший на богатстве, неожиданно найденном на Апшеронской земле.

Но не все было гладко в городе. Периодически вспыхивающие конфликты между азербайджанской и армянской общинами искусно подогревались агентами царской охранки. Однако, даже несмотря на эти столкновения, обе стороны демонстрировали готовность к диалогу, понимая, как важно жить в мире в этом невероятном городе. В Баку находилась и крупная еврейская община, представители которой традиционно работали врачами и аптекарями, а затем, уже после семнадцатого, в массе своей стали заниматься адвокатской практикой и торговлей.

К чести горожан, привыкших к большой еврейской общине, в городе за всю его историю не было зафиксировано ни одного случая антисемитского погрома. Как не было их и в другом подобном полифоничном городе – Тбилиси. Революция семнадцатого года не прервала промышленное развитие Баку. Англичане и турки, французы и персы вновь и вновь стремились утвердиться на Каспии. Значение бакинской нефти понимала каждая из сторон. Но город останется в составе Империи, уже названной по-другому и живущей с другими идеалами.

Во время второй мировой войны большая часть нефтепродуктов шла из Баку, обеспечивая фронт одной из главных составляющих, определяющих победу своей стороны. Но после войны значение города начинает падать. Сибирская нефть и газ, в неизмеримо больших размерах найденные и добываемые в труднодоступных местах огромной Империи, начинают во многом определять всю политику государства.

После распада Империи город переживает второй экономический бум. Здесь вновь начинается «нефтяная лихорадка». Сколачиваются невероятные состояния, на этот раз на воровстве и коррупции. Должностные лица, бывшие незаметные чиновники, становятся обладателями многомиллионных состояний, покупают дома в Швейцарии и Англии, в Испании и Турции.

На сладкий запах нефти и денег снова плывут, прилетают, приезжают многочисленные зарубежные гости, прежде сдерживаемые «железным занавесом». Вновь открываются филиалы английских и французских нефтяных компаний, в городе появляются турки и персы, англичане и французы. На этот раз здесь зримо присутствуют представители единственной супердержавы, оставшейся после распада Советского Союза, – американцы. И вместе с ними в образовавшийся коридор устремляются норвежцы, немцы, итальянцы, японцы, китайцы. Словом, все, кто почувствовал редчайшую возможность сделать деньги, прикоснуться к несметным подземным богатствам земли, столь много видевшей на своем веку и снова ставшей предметом вожделения.

Строятся новые пятизвездочные отели, открываются казино, возводятся многоэтажные виллы на берегах Каспийского моря. Баку – это последнее место на земле, где еще застолблены не все участки. И бешеная погоня продолжается. Компании, не стесняясь в выборе средств, покупают чиновников, понимая, что могут опоздать. Зарубежные посольства занимаются лоббированием интересов нефтяных компаний. Прибывающих в город гостей, от Маргарет Тэтчер до Збигнева Бжезинского, занимают прежде всего интересы собственных нефтяных компаний. И гонка продолжается.

Количество роскошных машин уже превосходит всякое воображение. Даже в центре Лондона или Парижа их число не превосходит число подобных автомобилей в центре Баку. Город стремительно развивается. Возводятся гигантские супермаркеты, открываются фешенебельные магазины, появляются представительства новых зарубежных банков.

А на другом полюсе – миллион беженцев, лишившихся крова и жилья из-за войны в Карабахе, потерянные двадцать процентов территории страны, солдаты, умирающие от голода и вшей в окопах у разграничительных линий. И нищие инвалиды, в чьих глазах страх непонимания и растерянность от бешеного напора жизни.

Этот город – последняя горячая точка в мире, последнее прибежище авантюристов и безумцев всех мастей. Здесь можно сделать себе состояние и стать обладателем миллиардов, подобно Ротшильду или Нобелю. А можно проиграть все, доверившись недобросовестному партнеру или еще менее добросовестному банку. Этот город словно живет своей отдельной жизнью, в котором уже нет места его прежним жителям.

Но они все еще существуют. После январских событий девяностого года, когда пролившаяся кровь навсегда изменила этнический облик города, в нем не стало сотен тысяч армян, некогда составлявших вторую по численности общину. После распада страны начался отток и другой, не менее представительной общины, – еврейской. И, наконец, в период правления Народного фронта город начали покидать русские и даже азербайджанцы.

Все изменилось после девяносто третьего года, когда обретение относительной стабильности позволило наконец начать переговоры по нефтяным контрактам, остановить военные действия, покончить с агрессивной преступностью, и это сделало город привлекательным для тысяч гостей, прибывающих ежедневно, среди которых начали попадаться и бывшие горожане, эмигрировавшие в Израиль или Америку, переехавшие в Россию или на Украину.

Груодис благополучно прошел пограничный и таможенный контроль. Его должны были встречать, но, едва он вышел из зала для прибывающих гостей, к нему бросились десятки молодых мужчин, предлагая на нескольких языках подвезти до города. Сквозь толпу с трудом протиснулся Энвер.

– Добрый день! – сказал он по-немецки. – Идемте к машине.

Энвер, среднего роста, черноволосый, с короткими, аккуратно подстриженными усиками, внешне ничем не отличался от стоявших вокруг мужчин. Но те каким-то неведомым бывшим, «советским» чутьем признавали в нем иностранца.

Они вышли на стоянку автомобилей, прошли к темно-синему «Фиату». Сели.

– Как дела? – спросил Груодис, усевшись в машину.

– Хорошо, – улыбнулся Энвер, – груз прибыл. Мы его получили.

– С таможней никаких проблем не было?

– Ну что вы, – засмеялся Энвер, – там все куплено. Достаточно заплатить энную сумму и можно перевозить хоть линкор. Главное – деньги.

– Вы все получили?

– Конечно. Я проверял. Никита тоже проверял. Не беспокойтесь.

– Где Никита?

– У меня на квартире живет. Я в городе две квартиры снимаю. Одну ему и Мирославу отдал.

– Сегодня уже восьмое число, – напомнил Груодис, – успеете все собрать до двенадцатого?

– У нас все готово. Никита говорил, что завтра проверит все в последний раз.

– Как насчет визита Шеварднадзе? Не отменили? Ничего не слышали?

– Нет. Я звонил в Тбилиси Вахтангу. Он говорит, что Шеварднадзе должен двенадцатого утром лететь в Баку. На всякий случай я проверил еще раз здесь, в Баку.

– Каким образом? – не понял Груодис.

– Посол Грузии в Азербайджане Георгий Чантурия одновременно является президентом нефтяной компании Грузии. Он все время в разъездах, выполняет личные поручения Шеварднадзе. А вместо него здесь находится их посланник – Зураб Гумбаридзе. Я поехал в посольство якобы просить визу для транзитной поездки через Грузию. И сказал, что хотел бы встретиться с послом. Мне объяснили, что посол будет двенадцатого, но принять меня сможет лишь четырнадцатого. Значит, все в порядке. Чантурия обязательно будет в Баку во время визита Эдуарда Шеварднадзе в Азербайджан.

– Хорошо, – одобрил Груодис, – это ты неплохо придумал. Как с приглашением на банкет?

– Все нормально, – уверенно сказал Энвер, – их будут готовить и рассылать одиннадцатого числа. На приглашении обязательно должна стоять печать аппарата президента. Списки приглашенных не меняются. Мы наметили три кандидатуры. Мирослав занимается всеми тремя. В последний момент выбираем того, кто нам больше подходит.

– Тебе сказали, что прилетит еще один человек? – вспомнил Груодис.

– Да. Но не сказали, кто и когда.

– Одиннадцатого. Самолетом из Москвы. Я сам приеду в аэропорт, чтобы встретить его. Где ты мне приготовил жилье? Ты помнишь, что это не должна быть общая квартира с Никитой и Мирославом?

– Помню, – кивнул Энвер, – для вас я уже снял отдельную квартиру в центре города. Она на втором этаже, с отдельным входом. Ключи только у меня.

– Вход с улицы?

– Нет, со двора.

– Очень хорошо. – Груодис посмотрел на часы. – Какая здесь разница во времени?

– С Лондоном три часа. А с Европой два. Летнее время действует.

Они проехали по мосту, рядом с которым стоял автомобиль ГАИ.

– Тот самый мост, – негромко сообщил Энвер.

– Какой мост? – не понял Груодис.

– Тот самый мост, где хотели взорвать президента, – пояснил Энвер.

Груодис оглянулся. Мост остался позади.

– Значит, не судьба, – негромко сказал он. – Может, она хранила его для этого случая? Ты как думаешь?

– Не знаю, – хмуро отозвался Энвер, – здесь говорят, что слухи даже по воздуху передаются. И, судя по всему, они уже что-то подозревают. По-моему, за нашим другом в милиции уже следят. Я не хотел вам говорить, чтобы не огорчать.

– Это даже хорошо, – вдруг усмехнулся Груодис неизвестно чему.

Энвер взглянул на него и прибавил скорость. Машина въезжала в город.