Текст книги "В поисках бафоса"

Глава 2

Утром ему позвонил Самедов. Он уже успел забрать билеты и ждал его в холле отеля. Дронго оставил чемодан в номере, который был оплачен на ближайшие два дня, и, забрав большую сумку, вышел из комнаты. Увидев его, Самедов радостно шагнул навстречу.

– Хорошо, что вы приняли предложение Максудовых. У нас будет чудесная поездка.

– А где супруги Джанашвили? – поинтересовался Дронго.

– Они уже уехали в аэропорт на своем автомобиле, – пояснил Керим Агаевич, – Резо обычно заранее заказывает себе автомобиль, чтобы не зависеть от местных таксистов. Он любит сам управлять машиной.

– Вчера он показался мне довольно мрачным, – заметил Дронго, усаживаясь в машину.

– Он всегда такой. Немногословный. За него обычно говорит его супруга, – улыбнулся Самедов, усаживаясь рядом с ним, – но он очень знающий и толковый человек. Просто ему не повезло...

– В каком смысле? – уточнил Дронго.

– В аэропорт, – приказал Самедов водителю, – дело в том, что Резо необычный человек со своим сложным характером. И не удивительно. Ведь раньше он был заместителем министра внутренних дел Грузии. Жаль только, что он не успел получить генерала. Остался полковником. Говорят, что он был одним из самых решительных сторонников Эдуарда Шеварднадзе. Защищал его до конца. Именно люди Резо вывели Шеварднадзе из зала Верховного совета, когда туда ворвался Саакашвили со своими сторонниками.

– Понятно. И когда пришла новая власть, он сразу потерял свою должность?

– Конечно. Как только премьером стал Зураб Жвания. Вы его действительно знали?

– Неплохо знал. Он не производил впечатление оголтелого ястреба.

– В том-то все и дело. Жвания знал Резо до этого переворота и хотел его оставить на должности. Ведь Жвания при Шеварднадзе даже одно время считался его естественным преемником. И был спикером парламента Грузии. Но вмешались другие. Особенно Окруашвили, он сейчас тоже в оппозиции к Саакашвили. А тогда был его правой рукой, министром обороны. И Резо был вынужден уйти. А самого Жванию, говорят, задушили в машине охраны Саакашвили. Так говорил сам Окруашвили, хотя потом он отказался от своих слов.

– Политический детектив, – зло заметил Дронго, – вся наша жизнь последние двадцать лет один сплошной затянувшийся дурной политический детектив, которому не видно конца.

– Наверно, вы правы, – вздохнул Самедов, – но Резо вынудили уйти.

– И он уехал из Тбилиси?

– Нет. Но иногда нужно бывает сменить место работы или даже место жительства, чтобы наладить свой бизнес, – философски заметил Самедов, – хотя власти очень сильно на него давили. Я ведь тоже уехал из Баку в девяносто втором, когда к власти пришли наши «фронтовики». Против меня завели уголовное дело, и я просто сбежал. Через два года вернулся. К этому времени в Баку президентом был уже Гейдар Алиев. Я до сих пор удивляюсь, как ему удалось так быстро навести порядок. Разогнал весь криминал, буквально вышвырнул из страны всех наиболее авторитетных криминальных авторитетов, подавил вооруженные восстания, разоружил все незаконные воинские формирования, сумел восстановить порядок. Вы, наверно, помните, как было сложно.

– Помню, – ответил Дронго, – тогда всем было сложно. И мне тоже. Но я спасался своей работой, которая не зависела от местных властей. И вообще ни от кого не зависела. Остальным было сложнее. И Резо остался в Грузии?

– Не совсем. Он начал восстанавливать прежние связи. Но по отношению к действующей власти в Грузии ушел в глухую оппозицию. Когда Окруашвили стал министром обороны, а Мерабашвили министром внутренних дел, стало ясно, что им вдвоем не сработаться с Резо. Это сейчас Окруашвили считается главным критиком режима Саакашвили. А тогда все было иначе. И Резо решил уйти в бизнес. У него сохранились неплохие связи с Украиной, ведь мать Эки была из Львова. Сначала он наладил работу с Николаем Квитко, а затем они создали компанию вместе с Сарваром Максудовым. Им нужен был мощный паровоз, а у Максудова были большие деньги.

– Ясно, – кивнул Дронго, – судя по всему, Максудов тоже уехал из своей республики?

– Откуда вы знаете?

– Когда мы встречались несколько месяцев назад, он сказал, что они граждане России. Даже не сказал, а подчеркнул. Обычно на такие темы люди говорят только в том случае, если в них подсознательно сидит некий комплекс.

– С вами всегда интересно разговаривать, – рассмеялся Керим Агаевич, – дело в том, что Максудов был одним из тех, кто руководил промышленностью Узбекистана еще в середине девяностых. Он и до этого был достаточно богатым человеком. Но допустил небольшую ошибку. Вы, наверно, помните, как лет пять назад появились сообщения о тяжелой болезни Ислама Каримова. Тогда начались закулисные игры, связанные с вопросом о том, кто может сменить президента на его посту. Некоторые выдвигали Уткира Султанова, бывшего премьера, некоторые самого Сарвара Максудова. Но как обычно бывает, президент поправился, и все изменилось. Султанова сделали сначала вице-премьером, а через два года сняли с работы. А Максудова просто освободили, и он сразу уехал. К тому же поползли слухи, что он каким-то образом связан с оппозицией, а терпеть подобные связи узбекские власти не могли ни при каких обстоятельствах. Его не преследовали, разрешили уехать. К тому времени у него уже была своя компания «МСИ». В России он развернулся, наладил бизнес с Турцией, где у него тоже оставались связи. И стал руководителем крупной компании с миллионными оборотами.

– Вы рискуете, Керим Агаевич, – заметил Дронго, – подписывать соглашение с компанией, где два таких ярких оппозиционера. Узбекистан и Грузия союзники официального Баку, особенно руководства в соседней республике. Вы не боитесь, что у вас могут возникнуть проблемы?

– Нет, – возразил Самедов, – совсем не рискую. Мы поставляем оборудование и не занимаемся политикой. Причем оборудование идет либо через Турцию, либо через Украину. А там сидит Николай Квитко, который очень лояльно относится к существующей власти на Украине. Достаточно сказать, что его родной дядя является губернатором Львовской области. Поэтому у меня не может быть никаких проблем. И все знают, что я не лезу в политику. Никакой политики, нигде и никогда. Только бизнес. Иначе можно так погореть. Я и так плачу все положенные «откаты». Всем плачу, кому нужно. Но я зарекся на всю жизнь заниматься политикой после девяносто второго года. И вообще политика – грязное дело.

– А бизнес чистое? – поинтересовался Дронго. – Помните у Карла Маркса? Обеспечьте бизнесмену пятьсот процентов прибыли, и нет такого преступления, на которое бы он не пошел? Вы действительно считаете, что многое с тех пор изменилось в психологии людей?

– Карл Маркс был наивным коммунистом, – отмахнулся Керим Агаевич, – сейчас другие времена. А насчет бизнеса, я вам так скажу. Везде есть непорядочные люди. И в политике, и в бизнесе. И везде есть люди, с которыми можно иметь дело.

Автомобиль подъехал к аэпропорту. Самедов вышел, дожидаясь, пока водитель вытащит его небольшой чемодан и сумку гостя. Он приказал водителю приехать за ними в понедельник утром, когда они прилетят в Стамбул. Самедов хорошо говорил на турецком, что было не удивительно для азербайджанца. В новом комплексе международного аэропорта они свернули после входа направо и вошли в небольшой зал для пассажиров бизнес-класса.

Сдавать багаж они не стали. Войдя в салон, Дронго и Самедов увидели сидевших на диване супругов Джанашвили. Резо читал газету на русском языке, его супруга говорила с кем-то по телефону. Увидев вошедших, она убрала аппарат. Самедов прошел и уселся в кресло рядом с ними. Дронго занял второе кресло.

Эка была одета в кожаные брюки и кожаную черную куртку, под которой была надета темно-фиолетовая майка. Ее красные волосы торчали в разные стороны. Очевидно, это была ее новая прическа. Увидев Дронго, она добродушно усмехнулась.

– Вы решили все-таки отправиться с нами? Это правильное решение. Не нужно портить отношений с миллионером. Вдруг понадобится...

– Я учту ваши советы, – холодно заметил Дронго, – если вдруг он попросит меня заняться расследованием какого-либо непонятного дела.

– Не отказывайтесь, – улыбнулась она, – он хорошо заплатит. У Резо только несколько процентов акций его компании, но на эти деньги мы совсем неплохо живем. А у нашего хозяина виллы таких акций целый контрольный пакет. Можете себе представить. Я думаю, что он стоит миллионов тридцать или сорок.

– Вы его не любите?

– Я их просто обожаю, – фыркнула она, – всех этих бизнесменов и миллионеров. Как только их вижу, то сразу в них влюбляюсь. Сразу и навсегда.

Резо убрал газету и хмуро взглянул на нее. Эка замолчала. Неловкую паузу прервал Самедов.

– Я подумал, что будет неправильно, если мы туда полетим без подарка. Я заказал небольшой ковер, который доставят нам в аэропорт Измира.

– Вы меня опередили, – признался Резо, – я тоже заказал подарок. Его доставят на борт самолета. Целый бочонок нашего лучшего вина. Это не дешевая подделка, которой торгуют в других странах. Настоящее вино. Его почти уже не осталось. Из него готовят киндзмараули. Сами попробуете.

– У меня с собой серебряный рог, – признался Дронго, – я вез его с собой в Италию для моего хорошего друга. Но теперь подарю его Максудовым, а новый рог попрошу прислать из Баку. Это работа наших мастеров из Кубы.

– Какой вы молодец, – обрадовался Керим Агаевич, – я давно хотел сделать подобный подарок. А мой ковер им, наверно, и не нужен. Глупо дарить людям, живущим в Турции, турецкий ковер.

– Они не всегда живут в Турции, – возразила Эка.

Объявили посадку на их рейс.

Когда все оказались в самолете, Резо, заняв свое место, накрылся одеялом и заснул. Самедов пристегнулся, глядя в иллюминатор. Когда самолет начал набирать скорость, Дронго закрыл глаза. Когда они уже поднялись достаточно высоко, он их открыл и заметил, как внимательно смотрит на него Эка.

– Вы боитесь летать? – спросила она. – Неужели наш известный сыщик чего-то боится?

– Да, – кивнул он, – ужасно боюсь и не люблю летать.

– Как странно, – задумчиво сказала она, – обычно мужчины не признаются в своих фобиях. И вообще не любят сознаваться в своей трусости.

– Очевидно, я не совсем такой, как остальные, – пожал он плечами.

– И много вы летаете? – поинтересовалась она.

– Много. Иногда в год по сорок-пятьдесят раз сажусь в самолет.

– Как интересно, – медленно сказала она, – значит, вы боитесь и все-таки летаете. Преодолеваете свой страх. Вы необычный человек, мистер сыщик.

– Можно я тоже задам вам один вопрос? – спросил Дронго.

– Вам все можно, – шепнула она, – вы же все равно знаете ответы на большинство вопросов. Так что задавайте.

– Я еще в жизни не встречал супругу бывшего заместителя министра, которая бы позволяла себе ходить с такой, мягко говоря, необычной прической и с подобным цветом волос. Ведь ваш супруг был заместителем министра МВД. Неужели и тогда вы позволяли себе появляться в Тбилиси в таком виде? Извините меня, если мой вопрос показался вам бестактным.

– Нет, ничего. Даже интересно. Значит, вы обратили внимание на мою «раскраску». И сразу сделали далеко идущие выводы. А почему жена заместителя министра не может одеваться и краситься так, как ей хочется?

– На Кавказе свои условности, – напомнил Дронго.

– А у меня мама не с Кавказа, – резко ответила Эка. Затем, чуть успокоившись, сказала: – Конечно, вы правы. В таком виде я не могла бы ходить в Тбилиси, когда Резо получал генерала. Ни в коем случае. Нас бы просто не поняли. Представляю, как обсуждали бы журналисты мою прическу. Нет, тогда у меня были обычные длинные волосы. И обычная прическа, положенная супруге чиновника. А потом его сняли с работы. Сняли за то, что он честно выполнял свой долг и защищал своего президента. Более того, они решили его посадить в тюрьму. А наш генеральный прокурор даже грозился возбудить уголовное дело. Вот тогда я и решила, что поступлю всем назло. Я поменяла свой имидж, начала одеваться, как молодая девочка, перекрасила волосы в красный цвет. Это стало вызовом зарвавшимся чиновникам. Теперь, когда они меня видят, они просто пугаются. Я уже не говорю про их жен, те просто от меня шарахаются, как будто я заболела СПИДом. Хотя я думаю, что они шарахались бы от меня во всех случаях. Даже если бы я сделала прическу святой монахини или Жанны д’Арк. Или вообще обрила бы голову. Вы правы. У нас свои условности. И выпавший из обоймы человек уже не совсем человек. Многие прежние друзья его не замечают, а бывшие сослуживцы стараются даже не отвечать на его звонки. Вот поэтому я и покрасилась в такой необычный цвет. Пусть возмущаются. Я удовлетворила ваше любопытство? Или у вас есть еще вопросы?

– Только последний. Вчера по вашему лицу я понял, что вам не очень хочется лететь в Измир. Я могу узнать почему?

– Нет, не можете. Это уже мое личное дело. Моя личная жизнь, куда чужих я обычно не пускаю.

– Тогда простите. Я не предполагал, что это настолько личное.

– Именно настолько. Я бы предпочла остаться в Стамбуле. Но понимаю, что Резо должен лететь на встречу с Максудовым и Квитко. Они же компаньоны. Пусть и не очень равные, но все-таки компаньоны. А в деловых отношениях такие посиделки очень важны.

– А мой сосед? – показал на задремавшего Самедова Дронго.

– Он опасный человек, – очень тихо сказала Эка, – мне он никогда не нравился. Я знаю, что он ваш земляк. И не обижайтесь на мои слова. Но он слишком любезен. Все время пытается быть полезным нам, Максудовым, Николаю Квитко, даже его сестре. А я боюсь очень услужливых людей. Они всегда очень опасны.

– Хорошо, что он вас не слышит. Разве это такая плохая черта?

– Опасная, – уверенно ответила Эка, – у Резо был один такой подчиненный. Начальник отдела. Подполковник. Нужно было видеть, как он радовался, когда мы где-то появлялись, как он лебезил, какие тосты в нашу честь произносил. А когда Резо подал в отставку, он первый начал разоблачать своего бывшего шефа, придумывая чудовищные небылицы. И я вам скажу, что вынесла для себя твердое решение. Самые страшные люди – это подхалимы и льстецы. Они часто вас ненавидят еще сильнее, чем ваши враги. Но они трусы и поэтому вынуждены вас хвалить, вам угождать, бояться вас. А когда положение немного меняется, они вспоминают все эти переживания, весь свой страх, который они испытывали. И они никогда не забывают этого страха и не простят его вам.

– «Рабы мечтают станцевать на могилах своих хозяев», – процитировал Дронго.

– Почти. Но рабы – это все-таки другая психология. Они ущербны изначально и понимают, что надо соблюдать дистанцию. А вот те, кто считает, что им не повезло только потому, что повезло вам, вот эти действительно опасны. Они вас боятся и вам завидуют, но делают вид, что они – ваши лучшие друзья, чтобы однажды найти способ предать вас.

– Сколько вам лет? – неожиданно спросил Дронго.

Эка не стала кокетничать, скрывая свой возраст.

– Сорок один, – ответила она, – я не боюсь своего возраста. Вы считаете меня слишком молодой для подобных взглядов? Или, наоборот, слишком старой для моей прически?

– Я не поэтому спросил. Кстати, для своего возраста вы выглядите удивительно молодо и хорошо.

– Вы умеете говорить комплименты.

– В данном случае это не комплимент. Но, чтобы не слишком вас радовать, скажу, что ваше нарастающее ожесточение в душе меня пугает. Нельзя жить с подобной философией. Слишком тяжело.

– У вас другая? – поинтересовалась она. – Неужели вы до сих пор любите человечество? И каждого человека в отдельности? Вы же эксперт по преступлениям, представляю, с какими низкими проявлениями души человеческой вы сталкивались в своей жизни. Ложь, обман, предательство... Или у вас другое мнение?

– Другое, – печально ответил он, – я люблю жизнь. И люблю людей. Иногда мне приходится сталкиваться с ужасными проявлениями человеческих характеров, но это всегда их слабость. Я не прощаю людей, но я пытаюсь их понимать. Я люблю жизнь во всех ее проявлениях. Даже с учетом этих перелетов на самолетах. Я люблю проницательных собеседников, умные книги, хорошие рестораны, путешествие по нашему прекрасному миру. И, наконец, я люблю красивых женщин...

– Вы просто неисправимый эпикуреец. Вчера вы показались мне более современным человеком. Более цельным.

– Это я только притворялся, – вздохнул Дронго, – на самом деле я, конечно, эпикуреец. Учитывая, что я сегодня не завтракал, я с удовольствием съем то, что мне сейчас принесет стюардесса. И порадуюсь своему завтраку. Разве этого мало для счастья?

Он лукаво посмотрел на женщину. Она покачала головой.

– Кажется, мы говорим с вами о разных вещах, господин эксперт, – с явным сожалением произнесла Эка.

Глава 3

В аэропорту их встречали. Заказанный Максудовым микроавтбус ждал у выхода. Им пришлось немного подождать, пока принесли бочонок вина и ковер, который разместили в багажнике автомобиля. Все четверо забрались в салон автомобиля, и молодой водитель, развернувшись, поехал в противоположную от Измира сторону, где виднелись горы.

– Отсюда далеко ехать? – спросил Дронго у Самедова.

– Нет. За этим перевалом. Там прекрасное место. Тихо и спокойно. Рядом никого нет. Я бы тоже с удовольствием купил бы там дом. Сейчас многие известные люди покупают себе дома на Эгейском море. В Бодруме или в Измире. Очень удобно. Все понятно, все свое, родное. Язык, обычаи, культура, еда...

– Только не еда, – машинально возразил Дронго.

– Что? – не понял Самедов. – Ах да. Действительно. Многие наши земляки не любят турецкую еду. Она довольно своеобразная и сильно от нашей отличается. Их холодная долма, например, совсем не нравится приезжающим. С долмой вообще интересные метаморфозы происходят. Это ведь турецкое слово. Но в Армении долму считают своим блюдом, здесь тоже своим. Хотя я считаю, что лучше всех долму готовила моя мама.

– Да упокоит Аллах ее душу, – произнес традиционную фразу Дронго. Так обычно говорят в разговоре, когда кто-то вспоминает близкого и умершего человека.

– И ваших родных и близких, – вежливо ответил Самедов. – Но насчет еды вы правы. А насчет виллы я вам так скажу. Места здесь очень хорошие. Чистый воздух, хорошее море и очень безопасно. Здесь почти не бывает террористов. Все проблемы с террористами обычно бывают либо в самом Стамбуле, либо в Анкаре, либо в крупных туристических центрах. А на виллы иностранцев никто не нападает. Тем более если узнают, что там живет азербайджанец.

– Почему? – вмешалась Эка, поворачивая голову. Очевидно, она прислушивалась к их разговору. – Почему именно на азербайджанцев не станут нападать?

– Террористы здесь курды, которые борются за предоставление им независимости, – пояснил Дронго, – борются с турками. Азербайджанцы тоже тюркоязычный народ и в основе своей те же турки, но они никогда не имели никаких конфликтов с курдами. Более того, в самом Азербайджане живут сотни тысяч курдов. И мирно живут. Поэтому сами курды, живущие в Турции, очень четко разделяют турков и азербайджанцев. Даже когда азербайджанцы перегоняют машины через Турцию и Грузию в свою страну, их обычно никто не трогает. Зная об этом, даже турки стали в последние годы нанимать в подобные рейсы именно азербайджанцев.

– На Востоке всегда так, – мрачно заметил Резо, – свои особенности и свои тонкости. Нужно знать все эти запутанные отношения между народами. Я, например, никогда не мог понять, почему азербайджанцы, считающиеся в основе турками, являются по своей религии в большинстве мусульмане-шииты, тогда как родственная им Турция сплошь состоит из мусульман-суннитов. Интересно, что турки и курды тоже сунниты. А вот иранцы являются мусульманами-шиитами, хотя они не тюркоязычный народ и сохраняют удивительно тесные союзнические отношения с Арменией, у которой, в свою очередь, не очень хорошие отношения с Азербайджаном.

Самедов недовольно фыркнул, нахмурился. Посмотрел на Дронго, очевидно, ожидая, что тот начнет объяснять.

– Это вопросы, уходящие в глубь истории, – пояснил Дронго. – Шииты в основном живут в Иране, Азербайджане, Ираке, Пакистане. Но в последних двух государствах не являются большинством. И у них происходят ожесточенные столкновения. Единственная страна, где нет и никогда не было подобных эксцессов, – это Азербайджан, где есть шиитское большинство и суннитское меньшинство. А Иран традиционно с опаской относится к своему северному соседу. Дело в том, что северный Иран – это и южный Азербайджан, когда-то разделенный между Россией и Персией. И в южном Азербайджане живет в несколько раз больше людей, чем в северном. Если на севере семь, то на юге около тридцати миллионов. Вот такая статистика. Но в мире предпочитают об этом не говорить. О разделенном немецком народе все сорок лет писали книги и создавали фильмы. О разделенном корейском народе говорит весь мир. О разделенном азербайджанском народе никто не хочет слышать. И даже когда сами азербайджанцы попытались объединиться в конце сороковых, им просто не разрешили этого сделать. Вот почему у Тегерана всегда настороженное отношение к Баку.

– Вам нужно преподавать геополитику, – посоветовала Эка, – у вас хорошо получались бы лекции на международную тему.

– Никаких лекций, – возразил Дронго, – об их реалиях знает каждый житель республики. У многих живут родственники на другой стороне.

– А как относятся в Турции к узбекам? – насмешливо спросила Эка. – Они считаются созниками, друзьями или врагами?

– Хорошо относятся, – заулыбался Самедов, – очень хорошо относятся.

– Во всяком случае, можно гарантировать, что на нас не нападут ни курды, ни сами турки, – пояснил Дронго, – ну, может, за исключением каких-нибудь грабителей.

– Об этом можете не беспокоиться, – заверил его Самедов, – на вилле есть несколько ружей. У Максудова официальное разрешение. Он даже выезжает иногда охотиться. И он хорошо стреляет.

– Резо у нас тоже охотник, – показала на мужа Эка, – он тоже метко стреляет. А вы умеете стрелять, господин эксперт? При вашей работе такое хобби просто необходимо.

– Немного, – вежливо ответил Дронго.

Он не стал уточнять, как именно он стреляет. Несколько лет назад в Париже, когда они отдыхали вместе с семьей, его сын попросил пойти с ним в тир, расположенный в парке Тюильри. У мальчика не сразу все получилось. Тогда Дронго взял пистолет и выиграл все призы, которые там разыгрывались. Ошеломленная женщина, стоявшая в тире, отняла у него пистолет, крича, что он «профессионал». Но призы все-таки выдала. Домой они возвращались, нагруженные коробками с призами. Сын был счастлив и горд. Но Дронго взял с него слово, что он никогда и никому не будет рассказывать о том, как стреляет его отец.

– Я тоже иногда езжу на охоту, – признался Самедов. – У нас есть общий знакомый. Теймур Аджалов. Вы, наверно, его знаете?

– Да, – кивнул Дронго, – конечно, знаю. Он самый известный охотник.

– Вот мы вместе с ним и ездим на охоту. Это такой отдых...

– И в кого вы стреляете, господин Самедов? – уточнила Эка.

– В кабанов. В диких уток. Иногда в медведей. В маралов, это такой вид оленей. Смотря по сезону.

– Вы тоже любите стрелять? – спросила Эка, обращаясь к Дронго.

– Нет, – ответил он, – не люблю. Я вообще никогда не бываю на охоте. Она не для меня.

– Боитесь крови? – уточнил Резо.

– Нет, – ответил Дронго, – я видел столько крови в своей жизни, что меня уже трудно испугать. Просто не могу понять, почему я должен стрелять в живое существо для забавы. Поесть я могу в ресторане, а стрелять в кого-то мне представляется несколько аморальным.

– Вы, наверно, член партии «Зеленых»? – пошутил Резо. – Боретесь за природу?

– И правильно делает, – сказала Эка. – В отличие от вас, живодеров. Ради своего удовольствия стреляете в животных.

– Почему только ради удовольствия? – возразил Керим Агаевич. – Мы их едим. Я очень люблю и диких уток, и оленей, и кабанину...

– А как же ваша религия? – напомнила Эка. – Мусульманам нельзя есть свинину.

Дронго улыбнулся, взглянув на Самедова. Тот нахмурился, достал платок и вытер пот, выступивший на лысине.

– Я вам объясню, – решил вступиться за него Дронго, – кабан – это не совсем свинья. Это как бы дикая свинья. Поэтому в некоторых ресторанах сразу объясняют, что это кабанина, а не свинина.

Резо тоже улыбнулся. Эка пожала плечами.

– Не понимаю разницы. Но у нас все едят свинину. И ничего страшного не происходит. И я очень люблю поросенка с гречневой кашей.

– А у мусульман другие законы, – напомнил Дронго. – Собственно поэтому и происходят такие ожесточенные столкновения в Индии между индусами и мусульманами. Первые считают корову священным животным и едят свинину. А вторые едят говядину и не прикасаются к свинине. Из истории известно, что, когда захватывали в плен представителей другой религии, их заставляли есть запрещенное к употреблению мясо. Тимур, например, таким образом убеждался в лояльности индийских раджей, заставляя их переходить в мусульманскую веру и есть говядину.

– И все соглашались? – презрительно спросила Эка.

– Не все. Некоторые погибали. Но большинство соглашалось. Чтобы спасти свой город или свое княжество от поголовного истребления. И вы напрасно говорите об этом с таким презрением. Вы можете мне не поверить, но многие грузинские цари, даже самые известные, принимали мусульманскую религию, чтобы спасти свой народ от истребления. Это исторические факты. Иногда приходится идти на компромисс не ради себя, а ради своего народа. Хороший правитель обязан думать о своем народе.

– Вы так говорите, как будто оправдываете трусость и предательство, – неодобрительно заметила Эка. – Вы часто в жизни шли на подобные компромиссы?

– Нечасто, – ответил Дронго, – но я не представлял весь народ. А отвечал только за себя. Это разные вещи. В Шемахе любят рассказывать историю о правителе, который пережил нашествие грозного Тимура. Когда завоеватель вторгся в пределы его владений, шемахинский шах послал в качестве подарков десять самых красивых женщин, десять самых лучших скакунов, десять сундуков с золотыми украшениями, десять ковров и девять лучших рабов. Удивленный Тимур спросил, почему всего по десять, а рабов только девять. Твой десятый раб – это я, ответил ему находчивый шах. Тимуру так понравился этот ответ, что он не тронул владения шемахинского шаха.

– Интересная история, – согласилась Эка, – находчивость правителя помогла ему спасти свой народ. Но насчет охоты я все равно возражаю. Очень неэстетичное зрелище. Кровь, вырванное мясо убитых животных, их обезображенные трупы.

– Вы так говорите, словно были на охоте.

– Два раза была, – призналась она, – но это не для меня. Я просто сбежала.

– И никогда не стреляли?

– Стреляла. Как раз это мне очень нравится. Я даже занималась стрельбой из лука. Претендовала на место в сборной Грузии. Но это в любом случае не охота.

– У каждого свои слабости, – вмешался супруг. Резо явно не нравилось, что она слишком много времени уделяет эксперту. Он еще вчера обратил внимание, как она заинтересовалась этим непонятным гостем.

– Зато Николай у нас не охотник, – вспомнил Самедов. – Он любит рыбалку. Никогда не мог понять этих рыбаков. Сидишь часами и ждешь, пока клюнет. Лучше быть охотником, сам ходишь и сам выбираешь себе нужную мишень. Так интереснее, чем все время сидеть у воды. Я его много раз приглашал к нам на охоту, но он не любит стрелять и не понимает азарта охоты.

– Должен же быть среди вашей компании один относительно нормальный человек, – рассудительно произнесла Эка, – хотя сейчас выяснилось, что нормальных стало больше. Вот наш эксперт тоже не любит охоту. Хотя наверняка не боится вида крови.

Дронго промолчал, предпочитая не комментировать ее слова. На повороте их обогнал, сигналя, «Фольксваген» с затемненными стеклами.

– Это Николай, – сказал Самедов.

– Лихач, – громко сказал Резо. – Если он будет ездить по турецким дорогам с такой скоростью, он быстро сломает себе шею.

– Вы случайно не курировали автоинспекцию во время работы в МВД? – поинтересовался Дронго.

Эка прыснула. Самедов тоже улыбнулся. Резо посмотрел на них, не зная, как реагировать. И нехотя кивнул головой.

– Да, они мне подчинялись. И там было достаточно профессионалов. А потом пришел Саакашвили и его люди. Они объявили, что реформировать ГАИ невозможно. Все взяточники и коррупционеры. Поэтому службу просто расформировали и всех сотрудников уволили из МВД. Одним приказом. Потом стали набирать других... Теперь считается, что у нас нет больше коррупции.

– Интересный выход из положения, – вежливо согласился Дронго, – может, так нужно сделать и во всех остальных республиках бывшего Союза? Ну, может, за исключением Прибалтики?

Резо повернул голову, чтобы взглянуть на него, не понимая, шутит его собеседник или одобряет подобные действия.

– В любом случае нельзя так поступать с профессионалами, – мрачно изрек он. – Одним росчерком пера уволить несколько тысяч сотрудников. У каждого своя семья, дети, своя работа.

– Иногда лучше лечить подобным образом, чем позволить им заниматься вымогательством, – заметил Дронго.

– Мы с вами будем долго спорить и все равно ничего не решим, – отрезал Резо. – Для этого нужно работать с ними, быть профессионалом.

– До того как вас назначили заместителем министра МВД, где вы работали? – спросил Дронго.

– В службе безопасности, до этого в администрации президента...

– А до этого? Когда вы были молодым? Еще до девяносто первого года?

– В комсомоле, – с явным вызовом ответил Резо, – считаете, что я слишком тенденциозен?

– Нет, – ответил Дронго, – просто мне был интересен ваш опыт. А насчет профессионализма я вам могу сказать. Я занимаюсь своим делом уже почти двадцать пять лет. И, между прочим, являюсь почетным офицером вашего спецназа «Омега», который в свое время помогал Эдуарду Шеварднадзе прийти к власти.

Резо ничего не ответил. Микроавтобус затормозил наконец у ворот виллы, которые автоматически стали открываться. Дронго обратил внимание на камеру, установленную над воротами.

– Вот мы и приехали, – радостно заявил Самедов. – Уверяю вас, что вы не пожалеете.

«Кажется, да, – подумал Дронго. – Здесь будет много интересных собеседников. Со своими сложными и непредсказуемыми характерами».