Текст книги "Выстрел на Рождество"

Глава 5

Выйдя от бизнесмена, Дронго позвонил Игорю Дегтяреву.

– Я поговорил с вашим знакомым и компаньоном, – коротко сообщил он.

– Очень хорошо. У вас уже есть своя версия случившегося? – сразу спросил Игорь.

– После первого же разговора? Это было бы слишком самонадеянно.

– Но вы хотя бы составили свое мнение о случившемся?

– Пока я только разговариваю со свидетелями. И мне понадобятся еще два свидетеля, с которыми я должен побеседовать в Москве, прежде чем вылечу в Шотландию.

– Не понимаю, о чем вы говорите? – удивился Дегтярев. – В Москве больше нет никаких свидетелей. Все, кто присутствовал в нашем замке, находятся в данный момент в Великобритании. Все, кроме меня и Нурали.

– Я говорю о двух важных свидетелях, которые не были в момент совершения убийства в вашем замке, но с которыми я обязательно должен встретиться и побеседовать перед тем как полечу в Гоффорд.

– Кто они?

– Бывший супруг вашей сестры и бывшая супруга вашего брата, – объяснил Дронго. – Мне кажется важным встретиться с ними и уточнить некоторые детали.

– Извините, но мне кажется, что это лишняя трата времени, – решительно заявил Дегтярев, – Валя давно разведена, уже больше десяти лет, а Виктор вообще развелся, когда еще учился в институте. Это больше шестнадцати лет назад. Он тогда еще совсем молодым человеком был. Зачем вам с ними встречаться и разговаривать? Что нового они могут вам сообщить? Они не имеют к случившемуся в Гоффорде никакого отношения. Абсолютно никакого.

– Вы закончили? – спросил Дронго. И, не дожидаясь ответа, продолжал: – Мы с вами сразу договорились, что я веду расследование так, как считаю нужным. И для составления общей картины случившегося мне важно понимать, кто там был и какой у каждого из членов вашей семьи характер. Поэтому я настаиваю на этих двух встречах.

– Как хотите, – немного разочарованно заявил Игорь, – телефон Марины я могу вам дать. Но учтите, что она вышла замуж и, возможно, ее нынешнему мужу не понравится ваша встреча. Имейте это в виду. Я уже не говорю о Грише, бывшем супруге Вали. Ему вообще не нравится, что в момент убийства там была не только Валя с его сыном, но и Нурали. Он его терпеть не может и один раз даже чуть не устроил драку, когда они где-то встретились. Не говорите, что вы разговаривали с Нурали, он может опять взорваться и вообще не станет отвечать на ваши вопросы.

– Он до сих пор так любит свою бывшую жену? Даже спустя десять лет после развода?

– Нет. Валя тут ни при чем. Он же понимает, что у нее могут быть друзья и, в конце концов, она рано или поздно выйдет замуж. Но ему не нравится, что его сын должен знакомиться с этими друзьями и вообще бывать в нашей компании. Он и Виктора не очень любил. Хотя они были даже похожи друг на друга своими взрывными характерами. Говорят, что мужчины любят женщин, похожих на их мать, а женщины – мужчин, похожих на их отцов. Отец умер, когда Валя была еще подростком. Может, поэтому она выбрала мужа, так похожего на своего брата. Виктор и Гриша даже дружили, когда мы были родственниками.

– Он живет в Москве?

– Да. Но часто бывает в командировках. Учтите и это обстоятельство. Он коммерческий директор крупной торговой фирмы, занимается продажей мебели. Часто летает в Европу. Его может просто не оказаться в Москве.

– Ничего, – сказал Дронго, – если понадобится, я полечу за ним в Европу.

Игорь замолчал. На несколько секунд. Осмыслил услышанное и тихо спросил:

– Неужели это для вас так важно?

– Иначе я не стал бы настаивать. Мне важно понять общую атмосферу в семье и характеры ваших родных, услышать мнение свидетелей, которых не было в замке Гоффорда.

– Как вам угодно, – сухо ответил Игорь, – запишите номера телефонов. Марина сейчас по мужу стала Шмерлинг. Марина Шмерлинг. Теперь вы понимаете, кто ее новый муж? И учтите, что у меня нет мобильного телефона Марины, а только городской. Вам придется искать ее и убеждать, чтобы она захотела с вами встретиться. Сумеете?

– Посмотрим, – ответил Дронго.

Он сел в машину, которая ждала его у офиса Нурали Халдарова, и, когда автомобиль тронулся, позвонил Эдгару Вейдеманису.

– Мне нужны данные на Марину Шмерлинг, бывшую супругу Виктора Дегтярева. Если я не ошибаюсь, Леонид Шмерлинг сейчас руководитель федерального агентства?

– Я все время удивляюсь твоей способности выходить на таких людей. В следующий раз ты захочешь встретиться с какой-нибудь женщиной, супруг которой будет федеральным министром или президентом какой-нибудь соседней страны. Учти, что чиновники, занимающие столь высокое положение, очень не любят, когда кто-то пытается разговорить их жен. Очень не любят, – повторил Вейдеманис, – и боюсь, что на этот раз тебе не удастся с ней переговорить. Она просто не захочет с тобой разговаривать, чтобы не компрометировать своего супруга. Тем более что она действительно не имеет никакого отношения к этому убийству в Гоффорде.

– Найди все, что сможешь найти, – попросил Дронго, – и, возможно, среди наших знакомых есть люди, которые могут выйти на эту семью и попросить госпожу Шмерлинг встретиться со мной.

– Не уверен, что вообще кто-то будет просить, – пробормотал Эдгар, – это просто не тот случай. Ты же давно живешь в Москве и должен знать здешние нравы. Тебя могут с удовольствием принять, даже побеседовать, показать тебя своим друзьям как известного эксперта. Но ни слова об убийстве в Гоффорде, ни слова о прежней жизни госпожи Шмерлинг. Ты ведь лучше меня знаешь, какие тайны скрывает Рублевка. Многие мужья и жены старательно скрывают свое прошлое, особенно женщины, стараются сделать все, что об их прежней жизни не было известно.

– Именно поэтому мне нужно, чтобы ты все узнал, – напомнил Дронго, – и не нужно меня так пугать. В крайнем случае, меня просто не примут. Или выбросят в окно, чтобы я им не надоедал. Не будет же такой высокий государственный чиновник убивать меня только за то, что я попытаюсь поговорить с его супругой.

– Это еще неизвестно, – пробормотал Эдгар, – но посмотрим. Я попытаюсь что-нибудь узнать.

– И Григорий Лапесский, – вспомнил Дронго, – это бывший супруг сестры Дегтяревых. Только учти, что у тебя в запасе только один день. Не больше.

В этот вечер он постарался забыть о происшествии в Гоффорде, отправившись в один из тех любимых театров, куда обычно ходил, еще приезжая в Москву вместе с родителями. И хотя многое с тех пор изменилось, его любовь к театру не претерпела больших изменений. Хотя изменилось все: и страна, в которой они жили, и город, в котором новые театральные постановки считались событием, и сами театры, в которых шли иногда совсем иные спектакли, изменились даже режиссеры и актеры, проповедующие совсем другую театральную эстетику. Но сохранилась прежняя любовь к театру.

На следующее утром к нему приехал Эдгар. Он заранее предупредил о своем утреннем визите, но появился в десять часов утра, когда Дронго, успевший побриться, только сел завтракать. Поэтому разговор происходил на кухне.

– Леонид Петрович Шмерлинг работает руководителем федерального агентства уже третий год, – сразу сообщил Вейдеманис, – его считают одним из лучших специалистов. Он не только известный организатор, но и достаточно успешный бизнесмен, по прежней жизни даже ученый. Доктор наук. Полный комплект. Можешь не поверить, но у него нет «шлейфа» разоблачений и афер, которые тянутся обычно за крупными чиновниками или бизнесменами. Шмерлинг всегда работал на реальных производствах. Ему сейчас пятьдесят два года. Тридцать лет назад он впервые вступил в брак. Они прожили четырнадцать лет, и супруга умерла. У нее был рак. От этого брака у Леонида Петровича осталась дочь. Сейчас она уже замужем, ей двадцать девять, есть двое внуков. Зять работает, между прочим, руководителем отдела ФСБ в центральном аппарате. Двенадцать лет назад Леонид Петрович снова женился. Марине было тогда двадцать шесть. Она родила ему сына, которому сейчас десять. Мальчика назвали Петром в честь деда. Насколько мне удалось узнать, у мачехи и дочери очень неплохие отношения, хотя разница между ними небольшая, только девять лет. Леонид Петрович считается кандидатом на должность федерального министра в новом правительстве. Его знают многие, но близких друзей у него не так много. Во всяком случае, мне не удалось найти человека, который мог бы ему просто так позвонить или хотя бы знал его мобильный телефон. Зато его супругу знают некоторые наши знакомые, в том числе и главный редактор журнала Юлия Ивченко. Я позвонил ей и попросил организовать вашу встречу с Мариной Шмерлинг. Она согласилась, но потребовала, чтобы ты дал интервью после завершения расследования ее журналу. Я вынужден был дать слово…

– Только этого не хватало, – недовольно сказал Дронго, – наша популярность нас, в конце концов, и погубит.

– Иначе она бы не позвонила Марине. А та не захотела бы с тобой встречаться.

– Хорошо. С этим понятно. Что с Григорием Лапесским?

– Он сейчас в Москве. Уедет через неделю в Хельсинки. Считается хорошим специалистом по закупке мебели, работает в своей фирме уже больше восьми лет. Женат. Его сыну шесть лет. Мне удалось найти номер его мобильного телефона. Ты можешь позвонить ему в любое время.

– Что бы я без тебя делал? – вздохнул Дронго.

– Не преувеличивай, – попросил Эдгар, – ты у нас главный. А я могу тебе только помогать. Сначала позвоним госпоже Шмерлинг. Она будет ждать твоего звонка на городской телефон.

Эдгар набрал номер телефона и протянул трубку Дронго.

– Слушаю вас, – раздался в трубке незнакомый женский голос. Дронго несколько удивленно взглянул на своего друга. Голос явно принадлежал пожилой женщине.

– Добрый день, – поздоровался Дронго, – извините, что я вас беспокою. Я могу поговорить с госпожой Шмерлинг? Мариной Шмерлинг?

– Кто говорит? – спросила незнакомка.

– Я эксперт. Меня обычно называют Дронго. К госпоже Шмерлинг звонила госпожа Ивченко насчет меня и договаривалась о нашем разговоре.

– Подождите минуту, – попросила неизвестная. В трубке раздался мелодичный звон – очевидно, на другом конце отключили звук.

– Наверно, их домработница или ее мать, – предположил Дронго, взглянув на Эдгара. Тот согласно кивнул…

– Алло, – услышал Дронго, – я сообщила о вашем звонке Марине Владимировне. Она будет вас ждать сегодня в три часа у себя в доме на Рублевском шоссе. Вы сможете приехать?

– Конечно.

– Тогда запишите адрес. – Дронго выслушал адрес и, попрощавшись, положил трубку.

– Серьезная женщина, – вздохнул он, – она даже не подошла к телефону. Назначила мне аудиенцию у себя на даче. Очевидно, она уже входит в роль супруги министра.

– Я тебя предупреждал, – напомнил Эдгар, – будешь звонить Лапесскому?

– Обязательно. – Дронго поднял телефон и набрал номер Григория Лапесского. Тот сразу ответил.

– Добрый день, господин Лапесский, – начал Дронго, – вас беспокоит эксперт по вопросам преступности. Меня обычно называют Дронго. У меня есть к вам небольшой разговор. Если вы не возражаете, я бы просил вас о встрече.

– Эксперт по вопросам преступности? – недовольно уточнил Лапесский. – Я не совсем понимаю, о чем мы с вами будем беседовать.

– Если вы назначите время, мы обо всем поговорим.

– У меня мало времени, – грубо заявил Лапесский, – но если вы считаете, что вам нужно говорить именно со мной, то давайте встретимся. Когда мы можем увидеться?

– Это зависит от вас.

– Сегодня в два часа я буду обедать в ресторане…

– Извините, – быстро перебил его Дронго, – в два часа я не успею. У меня важная встреча в три. Вы не могли бы перенести нашу встречу на полдень?

– В это время я буду у себя в офисе. Вы можете приехать к нам, и тогда мы встретимся у меня в кабинете. Но учтите, что у меня будет не больше двадцати минут.

– Я думаю, мы уложимся, – взглянул на часы Дронго, – я буду в вашем офисе ровно в полдень.

Он убрал телефон и взглянул на Эдгара.

– Я начинаю думать, что Игорь Дегтярев был прав, – вздохнул Дронго, – одна даже не берет трубку, а второй явно не хочет со мной встречаться и разговаривать. Ты хотя бы знаешь, где находится его компания? Я даже не успел уточнить адреса.

– Знаю, – усмехнулся Вейдеманис.

Ровно в двенадцать часов дня Дронго вошел в небольшой кабинет Григория Лапесского. Фирма явно пыталась жить по средствам. Кабинеты были небольшие, скромно обставленные. Хотя оборот компании был достаточно большим, но в этой мебельной фирме основной пакет акций принадлежал шведам, которые пытались сэкономить буквально на всем. Лапесский оказался грузным высоким мужчиной лет сорока. У него были густые брови, тонкие губы и немного выпученные глаза. Шрам на подбородке придавал ему достаточно воинственный вид. Густые темные волосы были зачесаны назад, он уже начал лысеть. Рукопожатие было сильным. Он явно относился к той категории мужчин, которые привыкли все дела решать сами, не доверяя никому из своих помощников. Лапесский показал на стул напротив его стола и, усевшись первым, недовольно взглянул на своего гостя.

– Вы можете мне объяснить, что случилось и почему вы хотели со мной поговорить? – недовольно спросил Григорий Лапесский.

– Я пришел к вам поговорить об убийстве, происшедшем в замке Гоффорда, – пояснил Дронго.

– Так я и думал. Напрасно вы мне не сказали, зачем именно хотели со мной увидеться. Иначе вам не пришлось бы к нам ехать. Я не хочу разговаривать на эту тему, господин эксперт. Меня там не было, я ничего об этом не знаю, не слышал, не видел и не хочу узнавать никаких подробностей. Никаких.

– Но там были ваша первая супруга и ваш сын.

– К моему большому сожалению, – повысил голос Лапесский, – у моей бывшей супруги очень плохой вкус. Иначе она не выбрала бы себе в качестве друга на Рождество этого узбекского жулика Нурали Халдарова. Впрочем, я ее даже не виню. Насколько мне известно, Халдаров имеет крупный пакет акций компании братьев Валентины. И конечно, они сделали все, чтобы познакомить этого проходимца со своей сестрой.

– Почему вы считаете, что он жулик и проходимец?

– Я не считаю. Он действительно проходимец. Можете себе представить, что для новой гостиницы его компания заказала у нас мебель. Мы уже вышли на подписание договора, когда выяснилось, что он покупает мебель у наших конкурентов. На пятнадцать процентов дороже. Скажите мне: какой бизнесмен пойдет на подобную сделку? На пятнадцать процентов дороже. Это очень большие деньги. Мы не могли даже поверить в подобную глупость. А потом выяснили, что старший брат руководителя фирмы наших конкурентов как раз и был в московской мэрии руководителем комиссии, определявшей отвод участка для строительства новой гостиницы. Вы можете себе представить, какой мерзавец этот Халдаров. Он фактически подкупил этой сделкой председателя комиссии и получил отвод земельного участка. В центре Москвы. Я бы не удивился, если бы Нурали купил мебель в два раза дороже. Земля стоит сегодня таких баснословных денег.

– Обычная коммерческая сделка, – усмехнулся Дронго, – ты мне, а я тебе.

– С Валей у них тоже была обычная сделка? – разозлился Лапесский. – Он покупает пакет акций, а братья Дегтяревы подставляют ему свою сестру? Это все Игорь, он у них самый хитроумный, а Виктор был просто грубым мужланом, который вечно лез напролом. Хотя мне лично его жалко, он был неплохим парнем.

– Говорят, что вы с ним дружили?

– Да. Когда я был женат на Вале. Я же вам говорю, что Виктор был очень неплохим парнем. Хотя грубым, не очень воспитанным, иногда несдержанным. Все это было… Когда я услышал о том, что случилось в замке Гоффорда, я даже не удивился.

– Почему?

– Вы очень ловко втягиваете меня в разговор, – криво усмехнулся Лапесский, – в разговор, которого я хочу избежать. Но я вам отвечу. Виктор был не совсем урановешенным человеком. И присутствие рядом с ним такой известной женщины, как Злата, рано или поздно должно было закончиться подобной трагедией. Это было почти неизбежно…

– Я не совсем вас понимаю. Если об этом знали вы, то почему об этом не догадывался сам Виктор?

– Человек вообще не может догадываться о том, как он себя поведет. Это виднее со стороны. Его характер начал формироваться еще в юности, когда он был женат на Марине. Тогда он показал свою полную несостоятельность, и родители Марины просто выставили его за дверь. А ведь он очень любил Марину. Представляю, какая это была для него травма. Вот он теперь всю жизнь и доказывает, что Марина тогда ошиблась. Вернее, ошиблись ее родители. Но, похоже, у него не очень получается. Он встречается обычно с самыми известными женщинами в Москве. Словно нарочно выставляет эти связь напоказ, чтобы о них все знали. Но у этих дамочек свои запросы и свои претензии. С такими, как Злата, тысяча проблем. Им мало просто дать денег, их нужно ублажать, носить на руках, возить на все премьеры и вечеринки. Она была не дешевка, которую можно просто купить. Это обеспеченная женщина, которая может позволить себе самой выбирать, с кем ей проводить время.

– А мне говорили, что он ей заплатил…

– Конечно, заплатил. Иначе она бы просто не поехала с ним в Гоффорд. Это само собой. Но нужно еще держать свой бешеный характер при себе. Я это так говорю, потому что и сам не ангел. Вы видите шрам у меня на подбородке? Это мы с Виктором однажды «погуляли» в одном баре в Киеве. Там была такая свалка. Нас сильно отдубасили, но и мы в долгу не остались. Дрались сразу с четырьмя здоровыми хохлами.

– Вы не с Украины?

– Я из Минска. Вот тогда я и получил свой шрам. Веселые были времена.

– Раз вы решили со мной поговорить, может, все-таки скажете, почему вы развелись с Валентиной?

Лапесский отвернулся. Нахмурился. Поднял голову и спросил:

– Вы считаете, что вам обязательно нужно знать об этом?

– Желательно. Я вылетаю в Гоффорд, чтобы провести независимое расследование. Поэтому мне важны подобные детали. О Халдарове вы уже определенно высказались. Братьев Дегтяревых тоже охарактеризовали. Может, объясните, почему вы развелись?

– Я никогда не говорю на эту тему, – мрачно ответил Григорий Лапесский.

– Прошло уже больше десяти лет.

– Поэтому и не хочу говорить. Что было, то было и прошло. Сейчас у меня уже новая семья, растет сын.

– От брака с Валентиной Лапесской у вас тоже есть сын.

– Есть, – недовольно кивнул Лапесский, – и я его очень люблю, хотя он постепенно становится мне не таким родным. Но это уже вина Валентины. Она его все время настраивала против меня. Представляете, что он думает, когда видит рядом с матерью таких типов, как Нурали Халдаров? Хотя бы нашла кого-нибудь из «наших». Извините, я говорю слишком откровенно. Мне не нравится, когда славянская женщина встречается с кем-то из…

– …«чернозадых», – подсказал ему Дронго, – не стесняйтесь. В конце концов, я тоже «чернозадый».

– Я не хотел вас обидеть. Просто у каждого народа свои привычки, свои традиции, свои идеалы. Она могла выбрать кого-то из… других. Но у нее в друзьях либо азиаты, либо кавказцы, либо евреи.

– И ни один из них вас не устраивает?

– Да, не устраивает. Мне не нравится, что у моего сына может быть отчим еврей или кавказец. Не нравится. И я, не скрывая, говорю об этом. Вам бы понравилось, если бы у вашего сына появился отчим из представителей другого народа, другой культуры? Вот и мне не нравится. Считается, что об этом неприлично говорить. А я говорю открыто. Мне не нравится Нурали Халдаров. И не только потому, что он проходимец. А еще и потому, что он приехал к нам из Ташкента и является узбеком. У моего сына не должен появиться братик с узкими глазами.

– У Халдарова глаза очень даже европейские, – заметил Дронго, – и, между прочим, у него мама донская казачка.

– Это он всем так говорит, – возразил Лапесский, – наверно, какая-нибудь еврейка. Я бы не удивился. Бухарская еврейка. А он нарочно всем говорит, что казачка, чтобы втереться в доверие к славянам. Обычный и хорошо рассчитанный трюк. В Европе он бы уверял всех, что его мать полька или чешка.

– Трудно жить с подобной философией. Вы не думали, что в таком случае будет лучше, если сын иногда будет жить вместе с вами.

– Конечно, лучше. Но она его мне не отдает. Я даже хотел подать в суд. Она все время держит мальчика рядом с собой. Даже летает вместе с ним в Великобританию. Я только иногда встречаюсь с Алексеем, по большим праздникам. Валентина очень неохотно отпускает его к нам после того, как у меня родился второй сын. От второго брака.

– И ваша супруга стопроцентная славянка? – спросил Дронго, с трудом скрывая иронию.

Лапесский взглянул на него и покачал головой.

– Вы меня неверно поняли. Я не националист. Я обычный человек. Мне просто не хочется, чтобы мать моего сына, какая бы она ни была, встречалась с кем-то из этих «нацменов». Просто не хочется. А моя жена наполовину татарка. У нее отец русский, а мать татарка. И ничего плохого в этом нет.

– Вы позволяете себе то, чего не позволяете своей бывшей супруге.

– Да. И правильно делаю. Она уже и так… В общем, прекратим наш разговор. Мне не хочется ни говорить об этом, ни вспоминать. Мы развелись с Валей десять лет назад, и с тех пор мы чужие люди. Она может встречаться с кем угодно. Хоть выходить замуж за этого Нурали, это ее право. А мое право – не принимать этого выбора и не лобызаться с ее новыми партнерами. Ничего, через полгода Алексей станет совершеннолетним, получит паспорт, и тогда посмотрим… Может, он сам выберет, с кем ему жить…

– Вы не считаете, что можете таким образом нанести душевную травму своему сыну? Он уже подросток, и подобный разлад даже между бывшими родителями может вызвать у него потрясение.

– Потрясение у него может вызвать рожа Нурали Халдарова, – решительно заявил Лапесский, – извините, но ваше время закончилось. Я больше не хочу говорить на эту тему.

– Ясно, – Дронго поднялся, – спасибо вам за то, что уделили мне несколько минут вашего времени.

– Не за что. Если будете в Гоффорде, особенно не напрягайтесь. Это мой вам совет. Стрелял, конечно, Виктор, даже если он все отрицает. Он иногда бывал слишком неуравновешенным и совершал похожие поступки. Помните об этом. До свидания…

– До свидания. – Дронго вышел из кабинета, взглянув на часы. На Рублевке обычно не бывает пробок. Значит, до встречи с Мариной Шмерлинг у него есть еще немного времени.