Текст книги "Камни последней стены"

– Напрасно. Если я потерплю неудачу, мне придется возвращать деньги.

– А вы можете потерпеть неудачу?

– Странный вопрос. Вы считаете, что у меня могут быть гарантии? Вы ведь профессионал.

– Именно поэтому я вас и предложил. Дело обстоит не совсем так, как вы полагаете. Вам нужно не просто вычислить предполагаемого информатора. Боюсь, что нам будут мешать. И мешать с определенной целью. Американцы готовы выложить любые, абсолютно фантастические, суммы, чтобы получить информацию об агентуре, «законсервированной в Германии». Мы предприняли очень большие усилия десять лет назад, чтобы сохранить наиболее ценных агентов. Очень большие усилия, – повторил Осипов. – И вы даже не можете себе представить, какой будет нанесен ущерб, если все еще существуют копии документов, которые должны были быть уничтожены.

– Неужели ваши аналитики не имеют никаких версий?

– Мы вычислили Нигбура, – объяснил Осипов. – Они полагали, что это Нигбур. Но мы ошиблись.

– Я знаю, чем кончилась ваша ошибка.

– Хватит. Вы себе много позволяете, Дронго. Вы ведь прекрасно понимаете, что не можете выйти из игры. В течение ближайших дней все будет решено. И пока мы не найдем информатора, вы будете под самым пристальным вниманием наших сотрудников. Если мы его найдем, то прекрасно, все будет закончено. А если не найдем… тогда меня отсюда выгонят и вы вернетесь домой.

– Я подозревал, что вам нельзя доверять, – усмехнулся Дронго. – Только не нужно меня пугать. Чтобы вытряхнуть из меня все секреты, которые мне известны, понадобится работа целого отдела вашего управления в течение нескольких лет. Я уже давно привык ничего не бояться.

– Я вас не пугаю. Я лишь реально смотрю на вещи. Вы согласны продолжить расследование или будете отдыхать у нас до десятого ноября? Вы слишком ценный эксперт, чтобы от вас так просто избавиться.

– Как высоко вы меня оценили. Не нужно меня пугать. Конечно, я полечу в Израиль. И вы прекрасно знаете, что я никогда не останавливаюсь на полпути.

– В таком случае завтра утром вы вылетаете в Тель-Авив. Компания «Трансаэро», вам заказан билет бизнес-класса. Сопровождать вас будут два наших сотрудника. Они будут вас охранять. Мужчина и женщина. Они полетят как семейная пара.

– Неужели они могут ввезти оружие в Израиль?

– Зачем? – удивился Осипов. – Профессионалы умеют действовать и без оружия. Они настоящие специалисты. Вы немного отстали от жизни, Дронго. Сейчас можно обеспечить настоящую охрану и без револьверов. Это уже вчерашний день.

– И наблюдение за мной?

– И наблюдение за вами, – кивнул Осипов. – Завтра утром вы вылетаете в Израиль. Кстати, вы еще не сказали, как вам понравился Шилковский.

– Он действительно был так плох?

– Очень плох. Пуля попала в позвоночник. Мы нашли его в таком тяжелом состоянии, что даже не хотели вывозить из Берлина. Думали, не выживет. Парень оказался живучим. Но обратно в Берлин мы его, конечно, не отпустили. Ведь прошло столько лет.

– Вы не выясняли, почему на них напали? Кому понадобилось их убивать? Шилковский был прав, когда говорил, что только вам было выгодно их убрать, после того как они сдали вам документы.

– Какая чушь, – поморщился Осипов. – Вы мыслите стандартными категориями прошлого. Зачем нам их убирать?

– Очевидно, смерть Нигбура несколько отличается от «стандартных категорий прошлого»? – иронически спросил Дронго.

– С вами невозможно разговаривать, – разозлился Осипов. – Нет, тысячу раз нет. Зачем нам нужно было сначала стрелять в Шилковского, а затем его спасать? Мы бы пристрелили его на месте. Но нам было важно узнать, кто и почему решил напасть на них. Нам важно было понять, кто был предателем в этой группе и кто знал о нашей акции. И все эти годы мы пытались узнать, но у нас ничего не получилось. Повторяю – мы этого не делали. И мы до сих пор не знаем, кто и почему напал на них.

В комнате наступило молчание.

– Я еще поработаю с документами, – сказал Дронго, – отосплюсь в самолете. Надеюсь, с Бутцманом все в порядке. Он еще жив?

– Не нужно так шутить, – парировал Георгий Самойлович. – Вы хотите познакомиться со своими сопровождающими?

– Нет. Завтра мы все равно познакомимся.

– Как хотите. До свидания.

Дронго поднялся и вышел из кабинета. Осипов долго смотрел ему вслед. Затем поднял трубку телефона и сказал:

– У нас могут быть проблемы. Нужно продумать наши варианты во всех подробностях.

Тель-Авив.

2 ноября 1999 года

Он приехал в Шереметьево-1 за час до посадки. Обычно он просил, чтобы ему заказали VIP-зал, чтобы по возможности избежать общения с другими пассажирами. Просторный зал аэропорта Шереметьево-1 напоминал еще о тех временах, когда через него проходили правительственные делегации, и поэтому в зале был установлен бюст Ленина. Дронго сидел на диване и читал газету, когда увидел, что к нему подходит молодая пара.

– Здравствуйте, – вежливо сказал молодой человек. – Мы, кажется, летим вместе.

Дронго убрал газету и посмотрел на подошедших. Высокий молодой человек, лет тридцати пяти. Открытое дружелюбное лицо, светлые волосы, добрая улыбка. Он был похож скорее на журналиста или научного работника, чем на громилу, способного обеспечить безопасность охраняемого лица. Рядом с ним стояла женщина. Ей было тоже не меньше тридцати пяти. Волевой подбородок, нос с небольшой горбинкой, красивые зеленые глаза, темные, коротко остриженные волосы. Дронго поднялся.

– Мне нужно представиться? – усмехнулся он, обращаясь к незнакомцам.

– Нет, – ответил молодой человек, – не нужно. Я Андрей Константинович, а это Лариса. Лариса Шадрина, соответственно моя жена.

– Очень приятно, – пробормотал Дронго, кивнув женщине, которая молча смотрела на него. – Садитесь, – показал он на диван рядом с собой. Они сняли плащи. Мужчина был в костюме. Женщина в платье чуть выше колен. У нее были ровные, красивые, чуть мускулистые ноги, какие бывают у спортсменок. Она села рядом с ним, достала сигареты. Потом взглянула на Дронго.

– Извините, – произнесла она низким резким голосом. – Вы, кажется, не курите?

Это были первые слова, которые он от нее услышал.

– Нет, – ответил Дронго, – но вы можете курить. Я терпеливый.

Она словно не слышала его слов. Поднялась, отошла в сторону и щелкнула зажигалкой.

– Тяжелая у вас «семейная жизнь», – пошутил Дронго, глядя на женщину и обращаясь к Андрею Константиновичу.

– Наверно, – улыбнулся тот. – Вообще-то в семье все должна решать женщина.

– Особенно в такой образцовой, как ваша, – кивнул Дронго. – Как ее зовут на самом деле? Если, конечно, вы не выдаете важную государственную тайну.

– Так и зовут, – ответил Андрей Константинович, – это ее настоящее имя. Мы – журналисты, отправляемся в Израиль готовить материалы для нашего радио.

– Не сомневаюсь, что вы привезете оттуда самый лучший репортаж, – буркнул Дронго, снова разворачивая газету.

Лариса докурила сигарету и вернулась. Усевшись на диван, она взяла другую газету и молча стала читать ее, так и не проронив ни слова до того момента, когда наконец объявили посадку. В салоне Дронго с удивлением обнаружил, что у его сопровождающих были билеты в салон эконом-класса. Поднявшись со своего места, он прошел во второй салон.

– Извините, – сказал он, обращаясь к женщине, – может, мы поменяемся местами. Я сяду с вашим мужем, а вы пересядете на мое место.

Она взглянула на него. Зеленые глаза смотрели с несколько большим интересом. Она говорила, делая небольшие паузы, словно обдумывая каждое свое слово.

– Спасибо, – сказала она, – не нужно пересаживаться. Вам положено сидеть в бизнес-классе, а мы останемся здесь, на своих местах.

– Ваше ведомство могло бы купить всем нам билеты в первый класс, – пробормотал Дронго, – но обещаю вам, что не выйду из самолета до тех пор, пока мы не приземлимся в Тель-Авиве.

– Надеюсь, вы сдержите слово, – ровным голосом произнесла она.

Он вернулся на свое место. Один из знакомых онкологов однажды объяснил Дронго, что радиация в самолете превышает допустимый фон и, чтобы хоть как-то защититься от нее, нужно пить красное вино. А так как красное вино было практически единственным алкогольным напитком, который он употреблял, то он честно последовал рекомендациям врача и выпил несколько стаканов красного вина.

В Тель-Авиве было жарко и многолюдно. Один из самых охраняемых аэропортов мира был по-восточному шумным и многоголосым. Они быстро прошли пограничный и таможенный контроль. Для семейной пары журналистов Шадриных была заказана машина. Когда Дронго получил свой чемодан и направился к выходу, неожиданно за его спиной оказался Андрей.

– Лариса оформила машину, – пояснил он, – мы ждем вас на улице. Сразу отвезем в отель.

– Какой отель вы мне заказали?

– «Холидей Инн».

– Нужно было «Хилтон», – вздохнул Дронго.

– Почему «Хилтон»? – не понял Андрей.

– Меня ведь послали не просто так, – тихо пояснил Дронго. – Ваше руководство полагает, что за Бутцманом должно быть установлено наблюдение. И появление сотрудника внешней разведки рядом с домом Оливера Бутцмана будет выглядеть как своеобразный вызов вашей службы. Я же не должен вызывать раздражения ни у израильтян, ни у немцев, не говоря уже об американцах.

– Не понимаю, при чем тут «Хилтон»? – спросил Андрей.

– Во многих разведках мира знают, что я живу в отелях «Хилтон», уже много лет ношу обувь и ремни фирмы «Балли», употребляю парфюм «Фаренгейт». Я не считаю себя популярным эстрадным исполнителем, о котором пишут таблоиды, но мои привычки всем известны. Хотя в последние годы я иногда живу и в других отелях. Ладно, пусть будет «Холидей Инн». Это не столь принципиально.

Они вышли на улицу, и сразу рядом с ними затормозил «фиат», за рулем которого сидела Лариса. Андрей уселся рядом с ней на переднем сиденье, Дронго устроился сзади.

Почти все время они молчали. Андрей дремал, Дронго смотрел по сторонам. Он отметил, как уверенно женщина чувствовала себя за рулем. Она так же уверенно ориентировалась в дорожных указателях, безошибочно выбирая верный путь.

– Вы раньше бывали в Израиле? – понял Дронго.

Она взглянула на него в зеркало заднего обзора и ничего не ответила.

– Меня нервирует ваше молчание, – заметил Дронго. – Я не уверен, что молчание всегда золото. Либо вам нечего сказать, либо вы не хотите со мной разговаривать.

– Возможно, – коротко ответила Лариса, выруливая на дорогу.

– Что, возможно?

– Любая причина, какая вам нравится.

– Очень любезно с вашей стороны, – ответил Дронго.

– За нами следят, – неожиданно сказала она, глядя на идущую за ними машину.

– Что? – сразу проснулся Андрей.

– За нами следят, – подтвердила она. – Я заметила их от самого аэропорта.

– Одна машина? – спросил Андрей.

– Кажется, две. Они меняют друг друга, обгоняя нас или немного отставая.

– Я вам говорил про «Хилтон», – напомнил Дронго.

– Нужно было добираться на разных машинах, – нахмурился Андрей.

– Нет, – ответил Дронго, – так гораздо лучше. Если за нами следят, значит, они сразу бы вас вычислили. Мы прилетели на одном самолете, одним рейсом и остановились в одной и той же гостинице. Я думаю, в такие совпадения профессионалы не верят. Они проверили бы вашу службу на радио и все бы узнали. Поэтому лучше, что мы поехали вместе. Если это израильская контрразведка, то они поймут, что вы обеспечиваете мою безопасность.

– А если не израильская? – спросил Андрей.

– Тогда поймут, что меня прислала сюда ваша служба, – невозмутимо ответил Дронго. – В любом случае они должны были нас вычислить. Меня только волнует, почему они сделали это так быстро.

– Это израильтяне, – коротко сообщила Лариса.

– Почему вы так думаете? – нахмурился Дронго. Он примерно догадывался, какой ответ должен услышать.

– Мы предупредили их о своем визите, – сообщила женщина, подтверждая его худшие опасения.

Андрей несколько ошеломленно взглянул на нее, но ничего не сказал. Видимо, Дронго не полагалось знать о таких деталях.

– Можно узнать, почему вы это сделали? – поинтересовался Дронго.

– Можно, – ответила женщина. – Наше руководство полагает, что в такой небольшой стране, как Израиль, спрятаться невозможно. При существующей системе безопасности это еще и рискованно. К тому же вы слишком известный человек, чтобы просто так прилететь в Израиль на один день. За вами все равно бы устроили слежку. Плюс встреча с бывшим сотрудником «Штази», о котором израильтяне знают. Они могли вас задержать на несколько дней и сорвать нам всю операцию. Поэтому было принято решение информировать израильскую разведку о нашем визите. Они знают, что вы собираетесь говорить с Бутцманом и что мы – ваши телохранители. В подробности, конечно, мы их не посвятили. Надеюсь, вы будете говорить так, чтобы никто, в том числе и Бутцман, не поняли истинных целей вашего визита.

– Какой длинный монолог, – восхитился Дронго, – прямо шекспировские страсти. Вы его выучили, или это был экспромт?

Женщина сжала губы и не ответила на его едкое замечание.

– Вы усложняете мне работу, – недовольно закончил Дронго. – Может, вы и в Германию послали сообщение о нашем визите? Может, и в БНД уже обо всем знают?

– Это было необходимо, – пояснила Лариса. – У нас сейчас партнерские отношения с МОССАДом. Мы сотрудничаем…

– С чем я вас и поздравляю, – разозлился Дронго. – И они теперь будут знать, что я прибыл в Израиль в сопровождении двух сотрудников Службы внешней разведки. Вы портите мне репутацию, Лариса. Неужели вы этого не понимаете? Весь мир знает, что я независимый эксперт, а вы так гадко меня подставляете.

– Независимых не бывает, – сказала женщина, глядя на дорогу. – И не нужно больше об этом. Я могла вам этого не говорить, но посчитала нужным поступить именно так.

– Только не врите, – поморщился Дронго. – Вы были обязаны мне сказать об этом, чтобы я, соответственно, правильно построил свой разговор с Бутцманом. Верно?

Она молчала. Андрей взглянул на нее.

– Верно? – снова спросил Дронго. – Если вы не ответите, я попрошу вас остановить автомобиль и сойду.

– Не угрожайте, – мрачно попросила она. – Да, вы правы. Мне разрешили сообщить вам об этом в любое удобное время перед разговором с Бутцманом.

– Считайте, что сообщили, – Дронго закрыл глаза. – Ненавижу все спецслужбы в мире, – пробормотал он достаточно громко, чтобы его услышали. Андрей улыбнулся. Лариса невозмутимо продолжала вести машину.

Они разместились в отеле на одном этаже. Правда, их номер оказался чуть дальше сюита Дронго, выходившего окнами на море. Он принял душ и переоделся, когда в дверь постучали. Дронго открыл дверь. На пороге стоял Андрей. Он тоже успел переодеться и был в светлом костюме и голубой рубашке.

– Я хочу спуститься вниз поесть. Вы не хотите пойти со мной? – любезно спросил Андрей.

– Нет. Я собираюсь звонить Бутцману и договариваться о нашей встрече.

– Он сейчас еще на работе, – взглянул на часы Андрей, – будет дома только через полтора часа. Вы ведь знаете, что он работает в частной строительной компании. И вас просили не звонить ему на работу.

– Вы все обо мне знаете, – отмахнулся Дронго. – Я лучше полежу у себя в номере. А где ваша спутница?

– Принимает душ, – сообщил Андрей.

– После вас? – уточнил Дронго. – У вас влажные волосы, Андрей. Я думаю, вы не станете возражать, если я буду называть вас по имени. Вы, кажется, немного моложе меня. Неужели она уступила вам ванную комнату? Или она в тот момент, когда вы принимали душ, выходила из номера?

– Я иду в ресторан, – ледяным тоном ответил Андрей.

Дронго закрыл дверь. Значит, они сообщили о приезде группы. Значит, эта операция настолько важна для Москвы, что они готовы взять в союзники даже МОССАД, не раскрывая, конечно, истинных мотивов их визита. Наверно, они сообщили, что Дронго хочет уточнить некоторые детали операции восемьдесят девятого года. Наверно, так. Они бы не стали говорить об агентах, оставленных в Германии. Эта сеть настолько важна и законспирирована, что МОССАД может попытаться начать свою игру.

Он взглянул на часы и вышел из номера. В конце коридора стояла горничная с тележкой. Дронго подошел к ней. Женщине было лет пятьдесят. Она была маленького роста, с темными волосами и загорелым лицом. Увидев Дронго, она приветливо поздоровалась по-английски.

– Вы говорите по-английски? – уточнил Дронго.

– Нет, мистер, – ответила горничная, – извините, но я не говорю по-английски.

– А по-русски? – неожиданно спросил он.

– Я из Биробиджана, – обрадовалась женщина, – мы переехали сюда четыре года назад. Вы тоже оттуда?

– Я приехал в гости, – кивнул Дронго. – Вы можете открыть мне дверь? Жена принимает душ, а я забыл ключ.

– Нам запрещено, – призналась она, – но я вам сейчас открою. Только вы меня не выдавайте.

Она подошла к номеру, где остановились «супруги Шадрины», и карточкой открыла дверь.

– Пожалуйста, – улыбнулась женщина.

– Спасибо. – Дронго положил на ее тележку двадцатидолларовую купюру и вошел в номер. Из ванной доносился шум воды. Он прошел в комнату. Два чемодана, один из которых был открыт. Не составляло труда проверить, какой из них принадлежал женщине. На кровати лежало ее нижнее белье. «Очевидно, она часто ездит за границу, – подумал Дронго. – Такое белье стоит в Москве огромных денег. Наверно, она покупает его за рубежом». Он открыл чемодан. Приборы прослушивания, скремблеры, – он так и думал.

– Закройте чемодан, – услышал Дронго за спиной.

Он обернулся. Лариса стояла на пороге ванной, сжимая в руках пистолет. Ее глаза потемнели от бешенства.

– Вам даже разрешили взять с собой оружие, – заметил Дронго. – Очень мило с их стороны.

– Закройте чемодан, – повторила она.

– Спокойно, – посоветовал Дронго, закрывая чемодан. – Вы можете в меня выстрелить.

– Вы даже не представляете, как я этого хочу, – призналась она.

– Вот почему вы «задержались» с оформлением машины, – понял Дронго. – Вы предупредили израильтян, чтобы они разрешили вам провезти оружие и приборы. Теперь понятно, почему вы были так уверены, что за нами будут следить.

– Отойдите от чемодана, – потребовала она со злостью.

Он сделал два шага в сторону.

– Уберите пистолет, – попросил он. – Пол скользкий. Вы можете поскользнуться и нечаянно выстрелить. А мне совсем не хочется умирать так глупо.

– В следующий раз стучите, когда входите в чужой номер, – посоветовала она, опуская пистолет.

В этот момент полотенце неожиданно упало на пол. Лариса даже не сделала попытки за ним наклониться. Лишь стояла и смотрела на Дронго. Небольшая грудь, плоский живот, развитые мышцы рук и ног, как у спортсменок.

– У вас хорошее тело, – пробормотал он. – Кажется, вы бывшая спортсменка?

– Закончили осмотр? – спросила она, затем наклонилась и подняла полотенце, но даже не сделала попытки снова им прикрыться.

Он увидел на ее левом плече след от затянувшейся раны. Ошибиться было невозможно. Это был след от пулевого ранения.

– Подождите, – громко сказал Дронго, когда она повернулась, чтобы вернуться в ванную.

– Что? – спросила женщина. – Вам еще что-нибудь показать, или достаточно стриптиза на первый раз?

– Я хотел извиниться, – пробормотал он. – Мне показалось странным, что нас так быстро вычислили, и я хотел убедиться в том, что мои подозрения напрасны. Извините, я не думал, что вы выйдете из ванной. И тем более я не рассчитывал, что у вас упадет полотенце.

– Вам не говорили, что вы хам? – неожиданно улыбнулась она. – Я думала, вы извинитесь за то, что влезли в наш номер. А вас, оказывается, смущает только упавшее полотенце.

– И оно тоже, – кивнул Дронго. – Во всяком случае, теперь я знаю распределение ваших обязанностей в паре. Андрей, очевидно, из аналитического управления, а вы отвечаете за мою ликвидацию. Я имею в виду ваш пистолет. Шаг влево, шаг вправо, и вы стреляете. Мне будет приятно умереть от рук такой симпатичной женщины.

– Уходите, – сказала Лариса, все-таки прикрываясь полотенцем.

– Обязательно. Кстати, для вашего возраста у вас идеальная грудь. Вам никто об этом не говорил?

– Хам, – громко сказала она и рассмеялась. – Какой же вы хам!

Он вышел из номера и вернулся к себе в сюит. До назначенного времени оставалось около часа.

– Оливер Бутцман, – вспомнил Дронго. – Значит, он второй из оставшихся в живых. Второй после Шилковского.

Прошлое.

Восточный Берлин.

9 ноября 1989 года

Профессионалы видели ситуацию в Берлине и по всей стране лучше других. И каждый из них понимал, что необходимо уничтожить все документы или самые ценные вывезти из архива еще до того, как сюда войдут посторонние. Всю ночь они работали. Дамме предложил помощь своих сотрудников, но Хеелих отказался, справедливо рассудив, что чем меньше людей, тем больше гарантий от провала.

По приказу Дамме сотрудники его отдела не мешали группе Хеелиха готовить документы. Они работали с небольшими перерывами, чтобы успеть выполнить задание за сутки. Никто из них даже не подумал уехать домой девятого числа. Однако Хеелих несколько не рассчитал время. Чтобы подготовить документы, требовалось гораздо больше времени, чем ночь. Только девятого ноября, примерно к десяти часам вечера, они закончили всю работу, погрузили самые важные досье в микроавтобус и два автомобиля, на которых собирались выехать за город. Хеелих приказал остаться Нигбуру и Вайсу, которые должны были уничтожить следы их пребывания в архиве.

К этому времени события в Берлине уже вылились в массовые демонстрации у Берлинской стены. Член Политбюро Гюнтер Шабовский объявил на пресс-конференции, что визовые ограничения снимаются и каждый гражданин ГДР может посещать соседнее государство. Один из журналистов спросил, с какого момента снимаются эти ограничения. Шабовский, не совсем понявший его вопрос, ответил – с момента опубликования этого решения.

– То есть с этой минуты, – уточнил назойливый журналист.

– Да, – ответил Шабовский несколько растерянно. – Можно сказать, да.

В десятичасовых новостях эта новость была передана как официальное разрешение на посещение Западного Берлина безо всяких ограничений. И толпа хлынула к границе. Растерявшиеся офицеры даже не пытались выдавать визы. Они открыли границы и безучастно наблюдали, как тысячи людей переходят государственную границу, направляясь в обе стороны. Справедливости ради стоит признать, что самый массовый поток был в Западный Берлин. Люди плакали от счастья, кричали, пели. Пограничники и офицеры полиции даже не вмешивались. Многие сотрудники спецслужб ГДР еще никак не могли понять, что именно происходит. Некоторые поворачивались и уходили домой, чтобы не видеть всего этого. К ночи девятого ноября стало ясно, что Берлинская стена, служившая двадцать восемь лет примером противостояния двух систем, обречена.

Группа Хеелиха выехала поздно ночью. В этой части города людей было меньше, чем обычно. Все спешили к Стене, рассчитывая прорваться в Западный Берлин. Многие не верили, что это надолго, некоторые полагали, что границу через несколько дней закроют. Бутцман сидел за рулем первого автомобиля и напряженно смотрел вперед.

Хеелих находился рядом с ним. Автомат лежал на коленях. Даже своему напарнику Бутцману, даже своему заместителю Шилковскому Хеелих не сказал, куда именно они едут. Он понимал, как важно сохранить в тайне их сегодняшнюю поездку. Через час они были на месте. Хеелих увидел огни автомобилей и остановил машину в пятидесяти метрах от нужного места. Затем вышел, сжимая автомат. Из третьей машины вышли для подстраховки Гайслер и Вайсфлог. Они тоже имели при себе автоматы. Хеелих оглянулся. Каждый офицер знал свою задачу. Третья машина затормозила в стороне, чтобы не мешать микроавтобусу в случае необходимости дать задний ход и скрыться. Бутцман, оставшийся за рулем первого автомобиля, развернул свою машину так, чтобы в случае необходимости загородить дорогу преследователям. А они втроем, с Карстеном Гайслером и Габриэллой Вайсфлог, обеспечат отход автомобиля. Шилковский знал, куда нужно прорываться в случае засады.

Хеелих увидел, как к нему медленно приближаются два человека. Он сжал в руках автомат и сделал несколько шагов по направлению к ним.

– Хеелих! – громко окликнул его один из незнакомцев. Полковник растерянно опустил автомат. Он узнал этот голос. Он не мог бы его перепутать ни при каких обстоятельствах. Значит, все нормально. Все так и должно быть, если перед ним этот человек. Значит, согласие на вывоз документов было получено на самом высоком уровне.

– Я здесь, – ответил Хеелих.

Они подошли совсем близко. Один из них был представителем советского КГБ.

– Мы привезли, – сообщил Хеелих. Он не стал объяснять, что именно. Они знали, о чем идет речь.

– Грузите в наши автомобили, – предложил представитель Москвы, – вы успели, Хеелих. У вас с сегодняшнего вечера уже нет государственной границы с Западным Берлином, и любой посторонний может проникнуть в здание вашей организации.

– Я знаю, – ответил Хеелих. Он повернулся и махнул рукой, разрешая автомобилям приблизиться. Бутцман дал газ и медленно поехал к нему. За ним также не спеша двинулся микроавтобус. Когда первая машина поравнялась с ним, Хеелих наклонился к Бутцману: – Поезжай вперед, пусть они следуют за тобой. Вас уже ждут, чтобы выгрузить документы.

Когда мимо проезжал микроавтобус, он увидел напряженные лица Менарта и Шилковского. И кивнул им головой, подтверждая, что все в порядке.

– Почему так случилось? – спросил Хеелих, обращаясь к обоим представителям. – Разве нельзя было этого предусмотреть?

Советский представитель нахмурился. Он ничего не сказал, только чертыхнулся. Немецкий оказался более выдержанным.

– Вы слышали сегодняшние новости? – спросил он. – Из Политбюро выведены Беме, Ланге, Хемнитцер, Вальде.

– Их только вчера избрали, – вспомнил Хеелих. Он понял, о чем именно ему говорил Дамме.

– Вчера, – кивнул его собеседник, доставая сигареты, – а сегодня вывели. Такие у нас теперь правила, полковник. Поэтому не нужно ничему удивляться.

Хеелих замолчал. Он обернулся и заметил, что на него смотрит Габриэлла. Он всегда ей нравился. Полковник знал об этом, она ему сама призналась еще в прошлом году. Но он запретил себе даже думать о ней, понимая, что подобные отношения могут помешать их работе. Кажется, она обиделась на него и не скрывала своей этого.

– Что нам делать? – несколько напряженным голосом спросила Габриэлла. Возможно, она услышала последние слова собеседника Хеелиха.

Очевидно, задавая вопрос, она имела в виду не положение их группы, а состояние их страны. Но полковник Хеелих не знал ответа.

– Ничего, – ответил он. – Мы возвращаемся в город через несколько минут. Как только закончим.

Он впервые подумал, что две страны могут объединиться в одну, и тогда ему не будет места в этой большой стране. Он был на хорошем счету у руководства и слишком часто выполнял деликатные поручения Министерства безопасности, переправляя нужных людей из Западной Германии в Восточную. И не всегда с их согласия. Такое не прощается. На его счету было еще несколько громких дел. В Восточной Германии он получил за них благодарности и ордена. В Западной его обвинят в пособничестве террористам и дадут пожизненное заключение. Он подумал, что не сядет в тюрьму ни при каких обстоятельствах. Скорее, предпочтет самоубийство.

Подбежал Менарт.

– Мы закончили. Все в порядке, полковник. Но, кажется, у меня спустилось колесо.

– Потом разберемся, – отмахнулся Хеелих, – сейчас уезжаем. Надо торопиться. Садитесь в машины.

– Спасибо, полковник, – протянул ему руку советский представитель. – Вы выполнили свою работу.

– Я служил своей стране, – строго ответил Хеелих, – и если бы не эта ситуация… Никто бы меня не заставил сдать вам наши документы. Никто.

Он повернулся и взглянул на немецкого представителя. Тот стоял с поникшим видом. У него не хватило мужества протянуть на прощание руку.

– Прощайте, – кивнул полковник. – Надеюсь, мы еще повоюем за нашу страну.

Когда они расселись по машинам, Хеелих обратился к Бутцману.

– У тебя нет лекарства от головной боли?

– Что? – изумился Оливер Бутцман. – У вас болит голова? Впервые за столько лет, полковник.

– Голова, – кивнул Хеелих, – наверно, это головная боль. Я даже не знаю, как это назвать.

Ему оставалось жить около пятнадцати минут.

Тель-Авив.

1 ноября 1999 года

Дронго заказал обед в номер и ждал, когда наконец сможет позвонить Бутцману. Когда часы показали шестой час, он вышел из своего сюита и прошел в номер, где разместились Лариса и Андрей. На этот раз он постучал. Дверь открыл Андрей. Увидев Дронго, он приветливо кивнул и впустил его. Лариса сидела в кресле и читала газету. Дронго отметил, что газета была на английском языке.

– Мне пора звонить, – пояснил он.

Она холодно посмотрела на него.

– Вы могли бы позвонить из своего номера, – заметила Лариса.

– Хорошо, – кивнул Дронго, – я так и сделаю. Но я хотел, чтобы вы знали. Мы ведь работаем вместе.

– Вы всегда так себя ведете, – поинтересовалась Лариса, – или только по отношению к женщинам.

– Я чувствую себя некомфортно, когда человек изначально настроен ко мне плохо, – признался Дронго. – Нам будет трудно работать вместе, – сказал он достаточно серьезно.

– У меня нет права выбора, – пожала она плечами. – Вернемся через неделю в Москву, и вы сможете выбирать себе других сопровождающих.

– Это не обязательно. – Невозможно было понять, когда он шутит, а когда говорит серьезно. – Наша вчерашняя встреча доставила мне большое удовольствие.

Она вспыхнула, чуть покраснела. Андрей смотрел на них, не понимая, о чем они говорят.

– Я позвоню отсюда, – сказал Дронго. – Если за нами следят, значит они все равно будут прослушивать оба телефона.

Он подошел к аппарату, набрал номер и, когда услышал ответ, попросил на английском языке Оливера Бутцмана. Женский голос попросил подождать. Дронго помнил, что вместе с Бутцманом в Израиль переехала его мать, жена и две дочери. Очевидно, это была одна из дочерей.

– Добрый вечер, – услышал он в трубке мягкий голос Бутцмана. – Кто говорит?

– Добрый вечер, – ответил Дронго, – я приехал по поручению ваших друзей из Германии, и мне нужно с вами встретиться.

– Каких друзей? – насторожился Бутцман.

– Ваших прежних знакомых, – пояснил Дронго. Он видел, как напряженно следят за разговором его сопровождающие.

– Кто вы? – спросил Бутцман. – Откуда вы?

"Ему наверняка заранее сообщили о моем приезде, – подумал Дронго. – Если они вели нас из аэропорта, значит предупредили Бутцмана. Он ведь бывший сотрудник разведки и должен понимать, что в Израиле ему позволяют жить только на условиях полной лояльности.

– Я приехал из Москвы, – сказал Дронго, заметив нервную реакцию Ларисы. Она взглянула на Андрея, но тот покачал головой, разрешая продолжать беседу. «Я был прав, – подумал Дронго. – Она – специалист по оперативным вопросам, а он аналитик». – Мне нужно с вами встретиться, мистер Бутцман, – продолжал Дронго, понимая, что по реакции собеседника он сумеет понять, насколько верны его подозрения.