Текст книги "Мизантроп"

Чингиз Абдуллаев
Мизантроп

Самый тонкий наблюдатель и самый тонкий мыслитель всегда наиболее снисходительные судьи. И только одинокий мизантроп, терзаемый воображаемым страданием, склонен обесценивать хорошие особенности человека и преувеличивать дурные.

Генри Бокль

Люди в массе своей так жестоки, такие плуты и завистники, что мы почитаем за счастье, когда встречаем одного из них, у которого есть только слабости.

Вольтер

© Абдуллаев Ч.А., 2013

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2013

Глава первая

На часах было около шести тридцати, когда он открыл глаза. Эта привычка просыпаться рано укоренилась у него давным-давно, еще тогда, когда он был совсем молодым человеком. Утром можно спокойно обдумать планы на день, наметить расписание, привести в порядок необходимые документы. Правда, не всегда удавалось придерживаться продуманного распорядка. Он постепенно привык к тому, что засыпал в полночь, а поднимался всегда после шести утра. Такой вот режим, уже вошедший в привычку, стал для него почти нормой.

Проснувшись, он поднялся с кровати, прошел в ванную, умылся и недовольно провел ладонью по щеке. Его раздражала любая щетина, появлявшаяся на лице, и он ежедневно брился по утрам, даже в нерабочие дни, когда никуда не нужно было выходить. Он намылил щеки, тщательно выскоблил их, еще раз умылся, вышел из ванной и прошагал в гостиную, где лежали несколько его телефонов.

Среди них был и мобильник с английским номером, необходимым для разговоров с дочерью. Разница в три часа с Лондоном всегда его раздражала. А после того как в Москве отменили перевод стрелок, она выросла до четырех часов, и привычное общение с дочерью по вечерам стало почти невозможным. Он шел спать в полночь, когда в Лондоне было всего лишь восемь вечера. Теперь Елизавета чаще присылала ему сообщения, которые он читал, просыпаясь утром. В Лондоне к этому времени стояла уже глубокая ночь.

Он посмотрел очередное сообщение дочери, которая просила денег, и поморщился. Она почти никогда не писала на другие темы. Только напоминала об очередном или экстраординарном переводе денег, которые отец должен был перечислять на ее счет в тамошнем банке.

Он положил телефон на столик и проверил еще два мобильника. На них ночью не поступило никаких сообщений. Это его немного успокоило. До появления домработницы, которая приходила в восемь тридцать утра, и водителя, обычно заезжавшего за ним примерно в это же время, оставалось еще около часа. Можно было сесть за компьютер, просмотреть последние новости в Интернете, прочитать поступившие сообщения.

Борис Семенович Репетилов был первым заместителем министра транспорта. Ему недавно исполнилось пятьдесят три года. Он был относительно молодым человеком и считался потенциально перспективным чиновником. Всегда коротко острижен, среднего роста, кряжистый, плотный. В молодости Борис занимался штангой, но так и не достиг в этом виде спорта больших успехов. Крупные, но правильные черты, живые, наблюдательные глаза, несколько мясистое лицо, уже чуть обвисшие щеки – таким был запоминающийся облик Репетилова.

Он сделал удачную карьеру в девяностые и занялся бизнесом в нулевые. Несколько лет назад Репетилов стал заместителем министра транспорта. Уже через два с лишним года в названии его должности появилось дополнение «первый». В самом министерстве ходили слухи о том, что при очередной реорганизации он вполне может возглавить его.

Борис прошел на кухню и приготовил себе кофе. По утрам он предпочитал пить его без молока и сахара, на завтрак позволял себе лишь нежирный творог. Два года назад Репетилов обнаружил, что уровень глюкозы в крови превышает норму. Тогда ему прописали диабетон, который нужно было принимать по утрам, и назначили достаточно строгую диету. Про лекарство он частенько забывал, а вот режим питания старался соблюдать. Борис вообще не удивился, узнав, что уровень глюкозы поднялся. Стрессы, пережитые в последнее время, конечно же, сказались и на его здоровье. Кстати, сладкое он не любил и никогда им не увлекался.

Раньше Репетилов много времени проводил на даче. По утрам ему готовила кофе старушка, которую он поселил в небольшом домике на своем участке. Она и сейчас там жила.

На даче оставался и один из его бывших телохранителей. Второй, которого звали Кириллом, работал с ним в министерстве в качестве помощника. Репетилов и без ненужных объяснений понимал, что у чиновника его ранга не может быть телохранителей, которые сразу вызвали бы массу вопросов. Поэтому личный водитель Бориса теперь именовался служебным, начальник его охраны стал помощником первого заместителя министра, а один из телохранителей сидел на даче в качестве своеобразного дежурного сторожа.

Репетилов допил кофе, поднялся и направился в кабинет. Когда он жил на даче, все было гораздо проще. Но ежедневно добираться оттуда до места работы было практически невозможно. На дорогу в утренних пробках уходило не меньше полутора часов. В конце концов все это ему надоело. В будние дни он оставался в своей городской квартире, откуда можно было доехать до министерства в течение примерно двадцати минут даже при большой загруженности дорог.

В кабинете Борис прошел к столу, уселся, оглядел шкафы с книгами, подвинул к себе компьютер. Он не мог знать, что уже через минуту все его планы на предстоящие несколько дней кардинально изменятся. Надо было только включить компьютер.

Репетилов так и сделал, потом взглянул на экран. Почти сразу в новостях появилось сообщение о крушении самолета в Перми. Борис нахмурился. «Сухой Суперджет 100», новый самолет, недавно принятый в эксплуатацию, разбился при посадке. Так утверждалось в сообщении.

Он привычно потянулся за телефоном, посмотрел на часы. Еще только семь двадцать две. Слишком рано. В министерстве никого не будет. Нужно звонить в Пермь и выяснять, что у них там произошло. Тем более что именно его заставят заниматься расследованием этого вопроса. Репетилов еще не успел додумать эту мысль до конца, когда раздался телефонный звонок.

Он сразу ответил и услышал знакомый голос министра:

– Борис, здравствуй! Ты не спишь? Я знаю, что ты рано встаешь по утрам.

– Я уже проснулся, – сообщил Репетилов. – Что случилось в Перми?

– Уже знаешь? Мне только недавно позвонили из МЧС. Их люди уже там работают. Нужно, чтобы ты туда срочно вылетел. А днем я тоже прибуду, если понадобится.

– Я все понял. Когда вылетать?

– Прямо сейчас. Самолет будет готов через час. Я уже дал указание. Сможешь быстро добраться до аэропорта? Сам знаешь, какие у нас пробки по утрам. Ты сейчас где, на даче или в городе?

– В городе, в своей квартире.

– Значит, будет легче. Поймай такси и езжай. Надо как можно быстрее быть в аэропорту. Вылет из Внуково. Постарайся на месте разобраться, что там опять случилось.

– Разберусь, – пообещал Репетилов. – Какой компании принадлежал самолет, Вадим Алексеевич? В Интернете я пока не нашел никаких подробностей.

– Дочерняя компания «Аэрофлота» – «Аэромир», – пояснил министр. – Сам понимаешь, насколько деликатная проблема и с самолетом, и с этой компанией.

– Все ясно, Вадим Алексеевич. Я уже практически готов. Сейчас спущусь и поймаю такси или возьму свою машину. Она у меня рядом, на стоянке.

– Так будет лучше. А водителю скажи, чтобы заехал за ней в аэропорт и забрал ее оттуда, – посоветовал министр. – И не забудь, что никаких комментариев ты давать не должен. Нужно сначала разобраться с этой компанией и с самолетом, а потом уже сообщать, что именно приключилось. Сам понимаешь, что это не просто авария. Произойдет катастрофа всего авиапрома, если выяснится, что самолет разбился из-за очередных неполадок в нашей системе. После всего, что уже было.

– Я понимаю, – сдержанно произнес Репетилов.

Он сразу уразумел, каким именно будет политический и финансовый эффект от этой аварии. Нужно срочно принимать меры. Министр прав, счет идет буквально на часы. Потом станет поздно.

– Держи меня в курсе, – попросил министр. – Наверное, через час мне придется докладывать президенту или премьеру. Я пока не могу получить никаких подробностей. Как только узнаю, сразу тебе перезвоню.

Министр закончил разговор. Репетилов выключил компьютер, поднялся. Нужно быстро собраться и спуститься вниз. Благо его собственный автомобиль стоит возле дома. Необходимо взять права, паспорт и самому сесть за руль. Как все это раздражает!

Раньше было легче. Он руководил собственной компанией. Все делали водители и телохранители. Не нужно было никуда торопиться, бегать сломя голову. Сейчас настали другие времена.

Борис нахмурился. Воспоминания о былом иногда раздражали его. Сколько возможностей было упущено!

Он достал небольшой чемодан, привычно сложил туда вещи, необходимые для недолгой поездки. Две свежие рубашки, запасной галстук, пару нижнего белья, носки. Репетилов еще раз оглядел чемодан и запер его. Потом он подошел к полке и осмотрел свою любимую коллекцию. Там было восемь различных часов.

Чуть поколебавшись, Борис достал «Омегу». Строго и со вкусом! Самое главное, что они недорогие. В таких часах можно появляться среди людей. В конце концов он уже давно не президент компании, а обычный чиновник, пусть даже и высокого федерального ранга.

Репетилов положил в карман паспорт и права, взял ключи от машины. Он уже собирался выходить, но вспомнил о зарядных устройствах для двух телефонов, которые собирался взять с собой, положил их в чемодан и выбежал из дома. Стоянка автомобилей примыкала прямо к стене.

В этой сталинке, стоявшей на Кутузовском проспекте, не было подземного гаража, которые уже стали привычными в новых зданиях. Но ему нравился этот солидный дом. В его квартире жил раньше кто-то из секретарей ЦК, который продал ее не самому бедному бизнесмену. Тот довольно быстро сбыл жилье некоему криминальному авторитету. Этот пахан, в свою очередь, почти сразу велел маклеру выставить недвижимость на продажу, так как должен был срочно покинуть Москву. В результате несколько лет назад обладателем престижных апартаментов стал Борис Репетилов.

Раньше у него была квартира в другом месте, на Патриарших прудах. Он оставил ее своей второй супруге. Первый заместитель министра нахмурился. Как же давно это было!

Он подошел к своей машине. Это был «Лексус ЛС 460», который стоил четыре с лишним миллиона рублей и обычно отдыхал на стоянке. Без водителя Репетилов чаще всего ездил именно на нем. Он сел за руль, осторожно выкатился со стоянки и, набирая скорость, помчался в сторону Внуково.

Борис уже выехал на проспект, когда снова позвонил телефон. Репетилов не любил разговаривать, управляя автомобилем, и с немалым раздражением взглянул на дисплей. Номер был незнакомым. Но какой посторонний человек будет звонить так рано утром? Очевидно, опять что-то неприятное, связанное с этой катастрофой.

– Слушаю вас, – сказал Репетилов.

– Извините, что беспокою, Борис Семенович, – услышал он торопливый голос, который сразу узнал.

Это был помощник министра Костя Крючков, относительно молодой, всего-то лет тридцати, но уже успевший полысеть и поэтому выглядевший гораздо старше своего реального возраста. Самому министру было сорок восемь, и он гордился копной своих еще черных волос. Правда, недоброжелатели перешептывались насчет того, что Вадим Алексеевич, дескать, подкрашивал волосы, но никто не мог быть уверен и в обратном.

– Что случилось?

– Есть известие из Перми, – передал Крючков. – Шестьдесят шесть погибших пассажиров плюс шесть членов экипажа. Вадим Алексеевич просил передать вам, чтобы вы были в курсе.

– Все погибли?

– Похоже, что так. Сейчас уточняем у МЧС. Там уже работают их специалисты.

– Уточняйте, – мрачно согласился Репетилов. – Террористический акт исключен?

– Пока не знаем. Сотрудники ФСБ уже все проверяют. Они говорят, что на террористический акт не похоже.

– Это был бы лучший вариант для всех, – пробормотал Репетилов.

– Что?.. – спросил Крючков, хотя наверняка услышал эту фразу.

– Ничего. Кто еще полетит со мной в Пермь?

– Астахов и Сафиуллина, – сообщил Крючков. – Они уже едут в аэропорт. Мы предупредили их, чтобы не опаздывали. Оба взяли такси.

Михаил Петрович Астахов прежде был летчиком и считался одним из лучших специалистов в подобных делах. Лина Борисовна Сафиуллина занимала должность ведущего эксперта Межгосударственного авиационного комитета, который проводил расследование во всех подобных случаях.

– Больше никто? Нужно было вызвать представителя завода-изготовителя, – разозлился Репетилов.

– Им уже передали, – чуть виновато пробормотал Крючков. – Они вышлют своих специалистов прямо сегодня. Просто мы не успели всех поднять. Сейчас еще мало кто на работе.

– Это я понимаю. Будут новости – сообщай. – Он отключился и прибавил скорость.

Только этого не хватало. Такая авария сейчас – это же настоящее катастрофа. Во всех смыслах слова. И человеческая, и техногенная, и политическая. Людей жалко. Теперь производители самолета будут в который раз доказывать, что у них все в порядке.

Конечно же, руководству страны придется делать политические выводы. Новый самолет – гордость всей отрасли. В него вложено немало сил и денег. С ним связывали восстановление российской авиационной промышленности, а он уже в который раз подводит! Могут быть приняты жесткие меры, и не исключено, что административного характера. Министр транспорта должен понимать, что в первую очередь в случившемся обвинят его. Ведь именно он дал согласие на полеты этих самолетов еще три месяца назад, когда снова появились серьезные возражения на этот счет. Да и Репетилов тоже запросто может потерять свое место.

Борис нахмурился. Еще несколько лет назад ему казалось, что он навсегда распрощался с государственной работой и уже никогда больше не впряжется в эту чиновничью лямку. Но кризис восьмого года изменил все. В том числе и его собственную жизнь.

Минут через десять первый заместитель министра все-таки попал в небольшую пробку, взглянул на часы и достал мобильный телефон. Он подумал, что Евгения наверняка еще спит, но позже позвонить уже просто не удастся. Поэтому Борис набрал номер и терпеливо ждал ответа.

Наконец раздался сонный голос:

– Слушаю. Что случилось?

– Доброе утро, Женя! – поздоровался он.

– Ты знаешь, который сейчас час? – недовольно спросила она.

– Знаю. Поэтому и позвонил. Извини, что беспокою, но сегодня встретиться не получится.

– Почему? – Кажется, Евгения окончательно проснулась.

– Не смогу. Много работы. – Ему не хотелось рассказывать ей о случившейся аварии.

В конце концов уже через несколько часов об этом передадут по всем каналам телевидения, и она все узнает сама.

– Борис, что происходит? Мы не виделись с тобой уже четыре дня. Мне казалось, что мы твердо договорились встретиться именно сегодня.

– У меня важные дела…

– Настолько важные, что ты не можешь или не хочешь со мной встречаться?

– Не все зависит от моего желания, – сдержанно объяснил он. – Не забывай, что теперь я государственный чиновник. У меня есть обязанности, которые я должен выполнять.

– В эти обязанности входит нежелание встречаться со мной? – Борису было понятно, что Евгения начинала заводиться.

– Я тебе объяснил, – терпеливо повторил он. – Очень важное дело. Я должен срочно улететь в Пермь, именно поэтому не смогу с тобой встретиться.

– И когда ты улетаешь?

– Прямо сейчас. Сижу за рулем, еду в аэропорт.

Кажется, она начала что-то понимать.

– Вчера ты не знал о том, что сегодня улетишь в Пермь? – спросила Евгения.

– Нет, не знал. Мне только утром позвонили и сказали, что я должен срочно вылетать. Это связано с аварией, которая там произошла.

– Понятно. Тогда счастливо. Вернешься, позвони.

– Обязательно. – Он убрал телефон в карман.

Она все-таки обиделась. В общем, ее можно понять. Они действительно не виделись уже четыре дня, договорились сегодня вечером вместе поужинать, а потом поехать на дачу. Получалось, что он сознательно избегал ее. Репетилов нахмурился. Нужно будет потом перезвонить Евгении и все объяснить.

В аэропорт он прибыл примерно через сорок пять минут. Утренние пробки были еще не такими непроходимыми. Потом ему пришлось ждать около получаса, пока прибыли Сафиуллина и Астахов.

Лина Борисовна была небольшого роста, с типичным азиатским лицом, не столь уж и характерным для татар. Астахов – высокий, плотный, седоволосый. Ему стукнуло уже под шестьдесят.

Оба уже знали о трагедии, поэтому ненужных расспросов не было. Все трое прошли в самолет. Репетилов недовольно оглядел «Ту-134», который использовали в их министерстве для подобных экстренных полетов.

«Надо же, какое старье подсунули! – зло подумал он. – Не хватает, чтобы и этот самолет грохнулся где-нибудь на подлете. Или они не знают, что все до единого подобные раритеты нужно было давно списать в утиль. Им по тридцать-сорок лет. – Он уселся в кресло, привычно пристегнулся и вспомнил: – В Перми шестьдесят шесть погибших пассажиров и еще шесть членов экипажа. Вот и не верь после этого в магию цифр! Три шестерки подряд. Кажется, так обозначается число зверя в Библии. Только какой это зверь? Несчастные люди. Сесть в самолет, чтобы погибнуть!..

Интересно, сколько там было детей? В таких полетах они всегда есть. Нужно будет предупредить, чтобы распечатали список пассажиров с указанием их возраста. Конечно, в аэропорт необходимо вызвать психологов».

При воспоминании об этом он поморщился словно от зубной боли. У него уже был печальный опыт такого рода. Однажды обезумевшие от горя родственники погибших пассажиров едва не линчевали двух психологов. Настолько несостоятельными и поверхностными показались им слова утешения. Нужно будет лично проверить, кого пришлют на этот раз. На месте происшествия должны работать квалифицированные специалисты.

Самолет набирал высоту.

Репетилов оглянулся на Астахова и уточнил:

– Какой там аэропорт? Вы на него садились?

– Конечно. Много раз. Аэропорт нормальный. Большое Савино. Примерно восемнадцать километров от города. Хотя там всего одна взлетная полоса. Ее эксплуатируют вместе с военными.

– Все как всегда, – вспомнив о своем, пробормотал Борис Семенович.

Астахов его не понял.

– Как обычно, – согласился он. – Там недавно разбился «МиГ», погибли оба летчика, но аэродром здесь ни при чем.

– Кто был капитаном «Суперджета»? – спросил Репетилов.

– Пока не знаем, – ответил Астахов. – Я уже два раза запрашивал. Но «Аэромир» – это ведь дочерняя компания «Аэрофлота», там кого попало за штурвал не посадят. Должны быть опытные специалисты.

– Поэтому они разбились? – нахмурился Репетилов.

– Я пока не знаю, что там произошло, – заявил Астахов. – Поэтому и не могу давать какие-либо комментарии. Может, опять были проблемы с шасси при посадке?.. Это характерный сбой у самолетов «Сухой Суперджет».

– Если у них такой характерный сбой, то нужно было выходить с конкретными рекомендациями и закрывать программу выпуска этих машин, – зло сказал Репетилов. – Раз и навсегда! Почему вы молчали?

– Лайнеры-то как раз неплохие, – возразил Астахов. – Я сам входил в приемочную комиссию и сидел рядом с пилотами во время испытательных полетов. Нужно сначала все проверить, а потом уже делать выводы.

– Выводы сделают и без нас, – отмахнулся Репетилов. – А вот тщательная проверка входит в наши обязанности.

– Это я знаю. – Астахов угрюмо кивнул.

– Что вы думаете, Лина Борисовна? – Репетилов повернулся к Сафиуллиной.

– Пока ничего. Знаю только, что случилась авария. Нужно будет все проверить на месте. – Сафиуллина вздохнула. – Никак не могу привыкнуть к подобным случаям. Это всегда ужасно.

– Какая это авария на вашей памяти? – поинтересовался Репетилов.

– Девятнадцатая, – признала Сафиуллина. – Это сейчас такие катастрофы стали редкостью, а в конце девяностых самолеты падали с регулярностью раз в два-три месяца. Именно тогда был исчерпан парк старых машин.

– Это я помню, – мрачно согласился Репетилов.

Он решил, что не станет рассказывать ей о том, как две подобные катастрофы изменили его жизнь, будет молчать, чтобы не вспоминать. Все равно эти переживания уже ничего не изменят. Погибших людей все равно не вернуть с того света. Первый заместитель министра не сказал ни слова до тех пор, пока они не приземлились в аэропорту Перми.

Интерлюдия

Мы давно знаем друг друга. Меня зовут Алишер. Я часто выполняю разные поручения Наджибулло. Мы с ним ходили в школу в Душанбе, которую окончили в восемьдесят седьмом году. Самая обычная школа, где преподавание велось на русском языке. В прежнем Таджикистане их было достаточно много.

Ни он, ни я не поступили в институты, но вовсе не потому, что учились плохо. Наджибулло окончил школу с несколькими тройками, но, в общем, получил вполне приличный аттестат. У меня вообще были только хорошие и отличные оценки.

Но у нас не имелось влиятельных родственников, которые могли бы помочь нам с поступлением в институты. Сын нашего прокурора был абсолютным дебилом. Меня так нахально заваливали, чтобы протолкнуть его, что один из преподавателей не выдержал и вышел из аудитории.

Я подавал на юридический, а Наджибулло хотел стать товароведом. Мы провалились на вступительных экзаменах и получили повестки в армию. Меня отправили на Дальний Восток, где я служил пограничником и даже получил звание кандидата в мастера спорта по стрельбе, стал настоящим снайпером. Наджибулло призвали во внутренние войска охранять колонии. Словно кто-то там, наверху, не в военкомате, нет, а где-то гораздо выше, решил, чем именно нам заниматься в будущем.

Интересно, что во время службы на Дальнем Востоке я усовершенствовал свой русский язык и стал говорить вообще без акцента. А Наджибулло, служивший во внутренних войсках, охранявших места заключения, обходился междометиями и короткими словосочетаниями. Конечно, вернувшись домой, он не очень практиковался и говорил по-русски с сильным таджикским акцентом.

Наджибулло пришел из армии в восемьдесят девятом и почти сразу попал в тюрьму за драку, которую устроил с парнем своей невесты. Она не дождалась жениха, сошлась с другим. Представляю, как это обидно было Наджибулло! Он тогда просто избил до полусмерти своего обидчика, получил три года тюрьмы, но отсидел только половину срока.

Мой одноклассник вернулся в Душанбе через полтора года, как раз в тот момент, когда у нас началась гражданская война. Наджибулло быстро сколотил свой отряд, который выступал на стороне будущего президента Эмомали Рахмона. Времена были тяжелые. Первый секретарь ЦК партии Набиев умер, а следующего главу государства просто повесили на памятнике Ленина в Душанбе. Ожесточение было страшным, погибло очень много людей.

Я тоже сражался в отряде Наджибулло. После окончания войны ему даже предложили должность какого-то чиновника, но мой друг отказался. Он хотел быть вольной птицей и стал таковой, постепенно подмял под себя многих криминальных лидеров. Его боялись даже прокуроры и начальники отделов милиции, которым платили дань все, но только не Наджибулло. Он был как бы особым исключением из правил.

Правой рукой своего бывшего одноклассника стал я, Алишер. Да, самой важной и страшной правой рукой, о которой люди боялись даже вспоминать. Если хотите, я исполнял при нем роль главного визиря и палача.

У Наджибулло был и еще один советник, Вагаб Рузанов. Но он появился немного позже, уже после того, как мы стали самыми главными поставщиками белого зелья в страны СНГ.

Некоторые участки границы оказались под нашим контролем. С руководителями застав мы умели договариваться. Афганистан постепенно превращался в основной источник сбыта наркотиков во всем мире. Особенно после того, как там свергли талибов.

Нет, я не очень любил этих бородатых ревнителей ислама, но могу честно признать, что при них такие караваны наркотиков никогда не появлялись на наших границах. А вот когда туда вошли американцы и их союзники, поток увеличился многократно.

Конечно, нам приходилось договариваться с каждым начальником заставы. Пограничников можно было понять. Они пропускали наши грузы через свою территорию. Каждая такая операция приносила им столько денег, сколько эти офицеры получили бы примерно за тысячу лет своей беспорочной службы. Или за пятьсот. Согласитесь, что такие доходы делали сговорчивыми любого пограничника.

Мы занимались этим уже много лет. Конечно, бывали накладки, случались неприятные разборки. Особенно с кавказцами в Москве. Не понимаю, почему они решили, что столица России – это их город, но в конце девяностых наших курьеров начали арестовывать, грузы забирали, а посредников и распространителей просто убивали.

Нам это надоело, и мы послали туда целый отряд наших лучших ребят. Нужно сказать, что в начавшейся войне погибло много людей, но в конце концов мы договорились. Кавказцы тоже умные люди. Они справедливо рассудили, что будет лучше, если мы начнем сбывать свой товар их представителям, которые затем сами станут продавать его мелкооптовым поставщикам. Так мы наладили мир и начали плодотворно работать со всеми. А потом наша деятельность охватила и самые разные регионы России. Ведь личностей, желающих отхватить большие деньги, можно было найти в любой части страны, уже не прежней, но все-таки самой большой в мире.

Вам, конечно, интересно, почему мы не пошли в чиновники, отказались от приличных должностей. Ведь победили «наши», и Наджибулло даже предложили пост заместителя министра. Но тут нужно было выбирать: стать вороватым, коррумпированным чиновником, которого все покупают и продают, либо свободным бандитом. Вариантов совсем немного. Оставаться просто честным человеком в нищей стране после гражданской войны, извините, никак невозможно.

И мы сделали свой выбор. Все-таки это унизительно, когда любой человек может дать большие деньги и приобрести вашу подпись, согласие, работу, совесть. В этом есть нечто от проститутки, которую покупает незнакомый клиент, приходящий в публичный дом.

Сами чиновники считают себя очень важными и нужными людьми, не думают о том, что продаются за деньги любому встречному. Словно на панели, где их выбирают клиенты. Скажите любому вороватому чиновнику, что он хуже девки, которая вынуждена торговать своим телом, и вы увидите его гневную реакцию. Каждый считает себя просто удачливым бизнесменом.

Нам не хотелось играть в эти игры, и мы выбрали для себя другой путь. Тоже не самый праведный, но тот, на котором нас хотя бы никто не покупал.

Конечно, сначала было очень сложно. Особенно в середине девяностых, когда повсюду царил полный беспредел. С другой стороны, работать было достаточно легко, потому что внутри СНГ границ не существовало. Любые грузы можно было беспрепятственно транспортировать по какому угодно маршруту. Меня назначили своеобразным проверяющим, контролирующим ход наших дел в соседних странах, особенно в России.

Обычно я вылетал куда-либо только в самых крайних случаях. Все знали, что Алишер выходит на сцену лишь тогда, когда все до единого методы увещевания оказываются безуспешными.

Этим я занимаюсь и сейчас. Моими подопечными иногда бывают обычные курьеры или распространители, которые не выдерживают испытания верностью. Ведь так легко запустить руку в пакет и отсыпать себе немного белого порошка, который поручено кому-то передать или куда-то отвезти. Запросто можно сообщить, что у тебя отобрали порошок сотрудники милиции или же ты его просто потерял. Каждый считает себя самым умным и хитрым, не понимая, что подобное уже много раз случалось в этом подлунном мире.

На каждого хитрого дурачка есть такие страшные люди, как Наджибулло и его помощник Алишер. Он бережет меня и никогда не посылает на рискованные дела, связанные с отстрелом наших врагов. Для этого у нас существует целый отряд «снайперов», которые очень неплохо работают в нужных случаях. Такого испытанного друга, как я, которого он знает много лет, Наджибулло не найдет. Поэтому он старается меня беречь. Но, когда нет иного выхода, приходится подключаться именно мне.

Нас трудно провести. Мы все проверяем лично. Горе тому, кто попытается нас кинуть. Наджибулло никогда и никому не прощает предательства. Его трудно убедить в том, что предателями бывают слабаки и трусы. Он беспощадно выносит свои приговоры, а я, его штатный палач, привожу их в исполнение.

Наши курьеры и распространители – обычные люди, которые сами сидят на этом проклятом порошке. Они воруют его не ради личной наживы, а из-за своей болезни, которую никаким другим способом вылечить невозможно. Это проверка для любого курьера. Если упаковка повреждена, то никто и ничего уточнять не будет. Значит, ты виноват и заслужил наказание. Тогда посылают меня.

Если распространитель уверяет, что порошок у него отобрал участковый или сотрудник уголовного розыска, то мы выходим на начальника милиции и все узнаем. Такие проверки мы устраиваем систематически. Потом распространителя находят в какой-нибудь канаве уже без признаков жизни. Показательно, что убийц в таких случаях не ищут. Достаточно взглянуть на исколотые вены наркомана, чтобы понять, насколько он был болен. В последний раз бедняга просто переборщил, ввел себе слишком большую дозу. Вот его сердце и не выдержало.

В нашем деле бывает всякое. Однажды банда Султана попыталась выбить нас из Ферганы. Мне пришлось поехать в Ташкент с двумя своими помощниками. О нашем визите до сих пор рассказывают легенды. Не только Султан, но и четверо самых активных членов его банды были найдены убитыми. В Узбекистане вообще беспощадно боролись с мафией. Как и во всех мусульманских республиках.

Нет, не потому, что там так непримиримо относились к криминальному миру. Просто местные прокуроры, сотрудники службы безопасности, судьи, начальники любых полиций и милиций, какие угодно мэры не терпели в своих районах конкуренции. Эти люди вполне справедливо считали, что только они имеют право собирать дань с населения, устанавливать собственную систему поборов и вымогательств, рэкетировать население вверенных им районов. Поэтому никто и не думал искать подлинных убийц Султана и его помощников.

История, которую я теперь хочу рассказать, началась ранним утром, когда мне позвонил Наджибулло. Я был в Москве у Анастасии, с которой познакомился еще полтора года назад. Она работала в банке, куда я несколько раз заходил.

Сначала я обратил на нее внимание, потом она на меня, мы начали перекидываться шутками, здоровались при встрече, справлялись друг о друге. Через некоторое время я пригласил ее на ужин. Затем мы сошлись совсем близко. Я даже купил ей трехкомнатную квартиру в новом доме, чтобы мы могли встречаться.

И вот утром раздался этот неожиданный телефонный звонок. Как только он прозвучал, я сразу открыл глаза, уже тогда понял, что неприятности только начинаются, и не ошибся.