Текст книги "Семилетняя ночь"

После этого Хаён начала меняться. Она стала многословной и разговаривала с ним беспристрастно, словно диктор, объясняющий по радио текущую ситуацию и положение дел. Всё это было зафиксировано в другой записи. Кроме того, письменно она сообщила следующее:

Я сохраняла свой брак двенадцать лет, потому что очень боялась, что муж может убить меня или даже дочку, если я потребую от него развода или убегу из дома с дочерью. В конце концов, я всё-таки решилась на побег, так как осознала, что если не покончу со всем этим, то мы с дочерью точно погибнем.

Он был в полном замешательстве: выходит, он совсем не знал Хаён. Та, которую он знал, не была хладнокровной и не продумывала каждый свой шаг. Она не была также жестокой и не стала бы использовать дочь, чтобы выиграть суд. Она прекрасно знала, что будет с дочерью, если убежит одна. Вот такая женщина однажды неожиданно превратилась в непонятное существо сродни окаменелости, пролежавшей миллионы лет глубоко в земле. Как такое возможно? Между двумя этими Хаён огромная, как безбрежный океан, пропасть. Что случилось? Кто её направлял?

Конечно, не кто иной, как тесть. Он также был единственным человеком, способным получить признание внучки. Серён была неразговорчива. Так Ёнчжэ воспитал свою дочку. Он был почти уверен, что посторонним вмешательством в их семейные дела он обязан тестю. Но по совету адвоката Ёнчжэ ничего не предпринимал. Теперь же можно было себя не сдерживать. Суд закончился, адвокат уволен.

Ёнчжэ вышел из отеля и отправился в город Ёнин. В торговом центре, где продавали электронику, было немноголюдно. В ремонтной мастерской народу было и того меньше. Тесть разговаривал с кем-то по телефону. Увидев Ёнчжэ, он сразу положил трубку. На его лице появилось явное напряжение. Ёнчжэ сел на стул, положив ногу на ногу.

«Где Хаён?»

Встав с места, тесть протёр сухой тряпкой экран телевизора.

«Она со мной не связывалась».

«Я дал вам целых четыре месяца, я надеялся, что вы уговорите Хаён вернуться ко мне. Мне и в голову не приходило, что это вы направляли её действия, помогая развестись со мной».

В это время клиент с пылесосом вошёл в мастерскую. Ёнчжэ встал:

«Передайте Хаён, что я даю ей неделю. Если она за это время не вернётся, то больше не увидит дочь».

Тесть посмотрел на него без каких-либо эмоций. Ёнчжэ улыбнулся. Наверно, этот старик раньше всех узнал о решении суда и очень хочет верить в правосудие.

«Для меня решение суда не имеет никакого значения. Хаён поймёт, что я имею в виду».

Ёнчжэ выезжал на развязку, ведущую в город Серён. Он не хотел обращаться с апелляцией в высшую инстанцию. Он решил дать ещё один шанс сотрудникам «Supporters». Он прикажет им обшарить всю страну и, если понадобится, порыться даже в преисподней, чтобы найти Хаён. С её головы не должен упасть ни один волосок, никто не имеет права дотрагиваться до неё, так как она – только его собственность. Она должна вернуться на своё место и получить наказание согласно его законам. Но, конечно, первой будет наказана предательница-дочь, которая сейчас дома.

Дождь припустил сильнее. Когда Ёнчжэ приехал домой, уже лило как из ведра. Он раскрыл зонт и медленно поднялся по лестнице на крыльцо.

Когда он открыл дверь, то увидел кроссовку Серён с загнутым задником. Вторая криво лежала на пороге. Как дикий жеребёнок, она сбросила их тут и убежала в дом. Он смотрел на комок земли в прихожей и на отпечаток руки на зеркале. Под вешалкой валялись портфель и мешок со сменкой. Из темноты гостиной доносилась мелодия – от игрушечного колеса обозрения. Ёнчжэ оставил в прихожей зонт, вошёл в гостиную и включил свет. Над вешалкой висела доска для записей. Утром, уходя из дома, он приклеил на неё одиннадцать стикеров, теперь там ничего не было. Их не мог унести ветер, так как стеклянная дверь и окно у лестницы были закрыты. Занавески в гостиной были аккуратно собраны. Днём дома убиралась домработница, значит, стикеры позже сорвала Серён.

Он нашёл их за десять секунд. Они были налеплены на фотографию, висевшую в гостиной на стене за диваном. Если точнее, они были наклеены на лицо папы.

Первая записка на лбу. «Я еду в Сеул на научный семинар. Планирую вернуться завтра после обеда».

Вторая на левом веке. «Все вещи должны быть на своих местах».

На правом веке третья. «Строго соблюдать все правила».

Остальные восемь штук были приклеены между улыбающимися губами.

«Перед входом вытирать руки».

«Не трогать руками зеркало».

«Обязательно подходить к телефону раньше, чем раздадутся три звонка».

«Не играть в маму».

Обвешанное стикерами лицо на фотографии стало похоже на лицо идиота: висящие веки, вытянутый синий язык и губы, растянутые в улыбке. Он представил себе, как смеётся и радуется Серён, превратив его в посмешище. Конечно, у него тоже было чувство юмора, но сейчас он был не в настроении хвалить Серён за остроумие. Когда он подумал, что она развлекалась так каждый раз, когда он уезжал из дома, в нём закипела злость. Жена вонзила нож в спину мужа, а дочь смеётся над отцом. Они стоят друг друга.

Ёнчжэ оторвал все записки и вошёл с ними в гостиную. Повсюду были следы осмелевшей Серён, которая делала всё, что он ей запретил. На туалетном столике Хаён была рассыпана пудра и неаккуратно разложена косметика. Под стулом валялся пузырёк от лосьона. Он открыл шкаф Хаён: было видно, что там кто-то шарил. Одна вешалка была пуста. Он вынул из кармана ключи от машины и кошелёк и положил их на туалетный столик. Пиджак и галстук повесил в шкаф. Закатал рукава сорочки и пошёл в комнату Серён. Он открыл дверь: комнату было не узнать.

За порогом на полу лежали шорты Серён, скрученные восьмёркой. Тут же валялась рубашка, рукава которой были вывернуты наизнанку. Один носок был свёрнут шариком. На полу были рассыпаны конфетти, цветные бумажки, ненадутые резиновые шарики. На столе горели три свечи, а рядом с ними находились легко воспламеняющиеся плюшевые игрушки в колпачках. Перед ними под музыку, которую часто включала её мама, вращалось колесо обозрения. Когда-то он убрал его на склад. Из приоткрытого окна в комнату заливал дождь. На подоконнике стоял огарок от спиральки для комаров. Серён спала на кровати. Волосы были распущены, лицо покрыто пудрой, ресницы очень густо накрашены, губы с розовой помадой, на ней была мамина блузка без рукавов, которая еле прикрывала её тело. Из-под неё торчали голые ноги. Серён была похожа на маленькую проститутку из фильма «Водитель такси».

Ёнчжэ вздохнул. Что-то очень горячее и свирепое вихрем двигалось в его желудке, словно он выпил натощак водки. Он подошёл к кровати и, нагнувшись, сказал на ухо дочери: «Серён».

Никакого ответа не последовало. Под закрытыми веками медленно двигались глаза. Было такое ощущение, будто она находилась на грани сна и реальности. Он протянул руку и, поглаживая большим пальцем, обнял её за шею. Её кожа была влажной и очень мягкой.

«Открой глаза».

Глаза Серён перестали двигаться.

«Твой папа пришёл».

Ёнчжэ смотрел на дрожащие ресницы дочери. Было видно, что её дыхание становится тяжёлым, волоски на щеках встали дыбом, а под его большим пальцем запульсировало горло. Серён не открыла глаза.

«О Серён».

Он с силой вжал палец во впадинку на шее. Этим он дал ей понять, что знает, что она не спит. Это означало: «И не мечтай, что пронесёт». Это было предупреждением: «Если ты сейчас же не откроешь глаза, я сам заставлю их открыться». Серён открыла глаза, её зрачки бегали от страха и смотрели на отца. Её взгляд говорил, что она прикидывает свои шансы выжить сегодня.

«Моя красавица, я тебя поздравляю с днём рождения».

Он обхватил её рукой, притянул к себе и поднял, словно переключая скорости в машине. И сразу же начал «исправление». Серён отрешённо смотрела на кулак, летящий к её лицу. Когда кулак стал возвращаться назад, Серён перевернулась и упала на кровать. На белом одеяле расплылись красные пятна. Сзади он схватил её за волосы и снова поднял на ноги. Потом потянул волосы вниз, заставив её смотреть ему прямо в глаза. По её подбородку из носа текла кровь. Из губ доносился стон.

«Весело было, да?»

Он показал ей одиннадцать записок. Серён покачала головой.

Ёнчжэ ударил Серён головой о стену. Она отскочила и упала на пол. Из открытого рта выпали два маленьких белых комочка. Ёнчжэ подумал, что это, наверно, передние зубы. Он включил в комнате свет, но зубы уже где-то затерялись. Хотя они ей больше не понадобятся. Он погасил большим пальцем свечи и выдернул из розетки колесо обозрения. Эта тяжёлая штуковина уже лежала в его руке. То, что надо.

Серён задом отодвигалась назад к столу и качала головой, словно умоляя: «Не надо». Окровавленные губы пытались улыбаться. Так она просила его остановиться.

Колесо обозрения пролетело мимо щеки Серён и ударилось об угол комнаты. С грохотом оно разбилось и упало на пол. Серён застыла с ужасом на лице. Одна слезинка скатилась по её щеке. Струйка мочи между ног окрасила белую блузку в жёлтый цвет.

«Я же сказал тебе не трогать вещи мамы. Ты уже забыла?»

Серён моргала глазами. А Ёнчжэ подумал: знает ли эта маленькая потаскуха, что колесо обозрения пролетело мимо не случайно, а только потому, что папа сдерживал себя изо всех сил?

«Да, теперь пора указать тебе на ошибки. Вставай».

Он снял кожаный ремень – инструмент для указания на ошибки. Серён еле-еле встала, прислонившись спиной к стене.

«Раздевайся».

В этот момент со стороны окна раздался гулкий звук. Ёнчжэ невольно обернулся. На подоконник запрыгнул кот. Этот неожиданный гость пригнул верхнюю часть туловища и присел на лапы, готовясь к прыжку. Он враждебно смотрел на Ёнчжэ. Его короткая шерсть встала дыбом, как щётка для обуви. Он напомнил ему кошку, которую он убил когда-то давно. В этот момент он вспомнил про котёнка, которого не удалось поймать. Пока он размышлял, почему этот кот ни с того ни с сего появился здесь, произошло то, чего он не ожидал. Серён схватила со стола подсвечники.

Прежде чем он успел что-то сказать, один из подсвечников полетел ему в лицо. Он попытался отбить его рукой, но не сумел. Подсвечник ударил его прямо в лоб. Горячий воск полился ему в глаза. Сразу же прилетел второй подсвечник и врезался в переносицу. Было ощущение, будто его лицо сварилось, а в ноздри затекла лава. Под ноги посыпалось стекло. Он закрыл глаза руками и застонал.

Непонятно, сколько прошло времени. Он прыгал как сумасшедший, вытирал нос, счищал воск с век. Когда он пришёл в себя, Серён в комнате не было. Кот тоже исчез.

Он взял салфетки и вытер лицо. По-прежнему было горячо и очень больно. Казалось, будто кожа на лице сходила вместе с салфеткой. Воск застыл и покрыл всё лицо, оттереть его было сложно. Кожа под воском горела.

Ёнчжэ обычно не суетился и не бегал. Он всегда двигался очень грациозно и плавно, но теперь ему было не до изящества. Он с шумом бросился в гостиную так, что даже задрожал потолок. На кухне, подбежав к холодильнику, дрожащей рукой он достал лёд, положил его в пакет и приложил к лицу. Затем Ёнчжэ устремился в свою комнату, схватил ключи от машины и выскочил на улицу. Спускаясь по лестнице, кнопкой включил зажигание. Он не стал разворачивать машину: обе руки у него были заняты. Одной он прикладывал к лицу лед, а другой переключал скорости. Машина шумно задом поехала к воротам. Он направился в сторону ворот, так как понимал, что Серён могла побежать только туда. Калитка за домом вряд ли открыта.

Когда Ёнчжэ подъехал к воротам, шлагбаум поднялся, и он на большой скорости выехал на дорогу. Он был не просто зол, а весь клокотал от гнева и шока. Жёлтые языки пламени стремительно бежали по его жилам и сжигали его разум. Последнее, что отделяло человека от животного, полностью сгорело. Его глаза были нацелены только на то, чтобы найти Серён, все органы чувств искали её след. Сознание было направлено на одну-единственную мысль – как наказать девчонку. Его пульс бился, как у бегуна Карла Льюиса. Он проехал мимо ворот, мимо школы, медпункта. Школьная дверь была закрыта, в медпункте не было света, все магазины заперты. Кажется, все ушли пораньше из-за обряда поминовения. Свет горел только на заправке и в полицейском участке. В конторе АЗС какой-то парень смотрел телевизор. В участке престарелый полицейский дремал, положив ноги на стол. Серён нигде не было. Стоял туман, шёл дождь, но это не мешало Ёнчжэ прекрасно видеть, что происходит вокруг. Ярко горели фонари, дорога вдоль торговой улицы тянулась прямо до моста, да и он уже давно привык к туману на озере Серёнхо.

Ёнчжэ объехал Нижнюю деревню. Там было до странности тихо, казалось, что вокруг ни души. Наверно, обряд рано закончился из-за непогоды. Он выехал из деревни. И у въезда на мост позвонил старику Лиму, управляющему лесопарком. Как он и ожидал, тот выпивал на заправке. Он спросил, не приходила ли туда Серён.

«Нет, я не видел её», – медленно ответил Лим хриплым голосом.

Направив машину в сторону здания управления дамбой, Ёнчжэ дал ему распоряжение немедленно вернуться с заправки, закрыть ворота в лесопарк и вместе с охранником начать в лесу поиски Серён. И если они найдут её, сразу же ему сообщить.

Ёнчжэ остановил машину у поста охраны перед входом в управление дамбой. Через маленькое окошко выглянул охранник, которого он несколько раз видел на дороге перед домом. Кажется, его фамилия была Пак, он был начальником.

«Моя Серён случайно сюда не приходила?»

«С какой стати в такую ночь она сюда придёт?» – ответил Пак вопросом на вопрос.

Ёнчжэ хотел знать наверняка:

«Так приходила или нет?»

«Не приходила».

Ёнчжэ посмотрел на первый мост. На сваях горели фонари, кроме света, там ничего не было. Туман заслонил мост, как бетонная стена.

«Могу ли я въехать на первый мост?»

Когда Ёнчжэ задал этот вопрос, Пак удивленно проворчал:

«Это не то место, куда может пойти маленькая девочка».

Ёнчжэ был раздражён. Что, сложно ответить по-человечески?

«Вы можете убрать цепи, которыми закрыт въезд на мост, чтобы я туда проехал?»

Пак покачал головой.

«Нет, не могу. Мне нельзя покидать пост».

Так отвечать было совсем не вежливо. Более того, выражение его лица словно говорило: «Ага! Всё понятно». Он хитро смотрел на Ёнчжэ и разговаривал таким тоном, будто перед ним был просто какой-то лавочник. Ёнчжэ еле сдерживал себя, ему очень хотелось напомнить Паку, что он живёт в доме, принадлежащем ему. Ничего не оставалось, как покинуть это место. Он направился в сторону задней калитки лесопарка и остановил машину у въезда на первый мост. Дальше он пошёл пешком. Там не было ни души. У поста охраны водных ворот, где уже не горел свет, он опять набрал телефон Лима. Тот сказал, что они ищут Серён в лесу, но пока её не нашли. Ёнчжэ понял, что осталось последнее место – дорога вдоль озера.

Ёнчжэ думал: неужели она пошла туда? С ума сошла? Но он поехал, чтобы проверить. Даже при включённых фарах видимость была не более десяти метров. Здесь туман был ещё плотнее. Накрапывал дождь. Глядя в лобовое стекло, он проехал первый вход и первый поворот. Подъехав к водонапорной башне, он увидел, как что-то белое мелькнуло и исчезло. Что-то двигалось, и это не было предметом. Он нажал ногой на педаль газа и подумал: «Конечно, трудно понять, что нечто белое движется в белом тумане, как сложно разглядеть рыбку американский вьюн, плавающую в грязи». Не снижая скорости, он проехал второй поворот. Дорога шла зигзагом. Вскоре показалась дверь, ведущая к причалу. Он потёр рукой глаз, в который попал воск. Прошла всего секунда. Именно в это мгновение Ёнчжэ потерял движущийся объект из виду. Только туман, который нёс ветер, стелился у него перед глазами. Он доехал до съезда к ферме: здесь дорога вообще заканчивалась, и он по-прежнему не видел ничего, кроме тумана. Со лба стала сходить кожа, льдом он пытался унять боль и собраться с мыслями. Может быть, я обознался. Может быть, колыхание тумана я принял за человека. Будь то человек, он не мог просто исчезнуть, да и некуда. С одной стороны проволочный забор, с другой – горный обрыв. Единственный выход оттуда – тропинка на ферму, но она была полностью погружена в туман и темноту.

Ёнчжэ вернулся к машине. Задним ходом он с огромной скоростью помчался в сторону причала. Доехав до железной двери, он свернул. Как раз там, в этом месте, он потерял из виду движущийся объект. Он вышел из машины с фонариком. На железной двери не было замка. Он толкнул дверь ногой, но она была закрыта изнутри; под дверью он увидел щель примерно тридцать сантиметров высотой. Серён, возможно, могла туда пролезть.

Фонарем Ёнчжэ освещал обрыв, ведущий к озеру за дверью. Он полностью зарос травами и небольшим кустарником. Если Серён туда залезла, то найти её, скорее всего, невозможно. Обрыв тянулся вдоль озера от причала до дамбы на расстояние более километра. Чтобы как следует его прочесать, ему понадобилась бы помощь всех жителей деревни. Но уйти просто так он тоже не мог. Поэтому он стал звать Серён.

«Серён, дочка, ты здесь?»

Как он и ожидал, никакого ответа не последовало.

«Если ты спряталась, испугавшись меня, то можешь выйти. Если ты раскаиваешься, я не буду тебя больше наказывать».

Он старался изо всех сил говорить спокойно.

«Сегодня у меня был сложный день, голова была забита разными проблемами».

Со стороны озера поднимался влажный ветер. Листья трепетали и шуршали. Он расставил ноги и встал поближе к проволочной ограде, двигая фонариком, как поисковым прожектором, и сказал:

«Когда я вернулся домой, все вещи были не на своём месте. А я так хотел отдохнуть…»

Ёнчжэ замолчал. Пока он говорил, эмоции взяли над ним верх. Он подумал: «Чёрт возьми, чем я сейчас занимаюсь? Несмотря на усталость, я брожу под дождём в тумане и чуть ли не плачу из-за какой-то жалкой потаскухи». Когда он снова заговорил, изо рта вырвались слова, которые он до этого сдерживал:

«Эй ты, сука! Ты вывела меня из себя».

Он зажал фонарик между зубами и стал обеими руками трясти ограду. Затем поставил ногу на проволоку и подпрыгнул, как будто хотел перебраться через неё, чтобы Серён, если она смотрит на него, подумала, что он сейчас до неё доберётся. Но по-прежнему было тихо. Он подождал несколько секунд – ни звука.

Ёнчжэ слез с ограды. Конечно, он не собирался через неё перепрыгивать. Он никогда этим не занимался и не хотел порвать свои штаны. Более того, вероятность поймать Серён была ничтожно мала. Да и вообще вряд ли в дождливую ночь двенадцатилетняя девочка забралась туда, где не было ни одного фонаря. Он её отец и знает её характер. Она, конечно, смелая, но не до такой степени, чтобы залезть на вершину обрыва возле озера. Более вероятно, что она спряталась в лесопарке. Он вытер руку о штанину и снова позвал Серён.

«Я досчитаю до трёх, и ты выйдешь ко мне. Тогда я на всё закрою глаза. Один, два».

Никакого ответа.

«Ладно. Ты хочешь со мной поиграть? Посмотрим, сколько ты сможешь выдержать».

Он без колебаний покинул причал. Старик Лим и охранник Квак тоже никого не нашли. Они обыскали даже подвал, но и там никого не было. Похоже, что она узнала от мамы секрет, как исчезать без следа. Он оставил их на посту охраны ждать от него дальнейших распоряжений и поехал в сторону дома. Вернувшись домой, он решил всё обдумать. Что он упустил? На что не обратил внимания?

Ёнчжэ планировал остановить машину у себя во дворе, но притормозил перед сто вторым домом, так как в гостиной горел свет. Он подумал, что теперь понятно, где Серён. Когда человек загнан в угол, он обычно ищет того, кто когда-то выказал к нему доброту или был с ним обходителен. Таков человеческий инстинкт. Он на цыпочках поднялся по лестнице и нажал на кнопку звонка. Никакой реакции. Снова нажал два-три раза. Никакого ответа. Он подошёл к клумбе и прислушался. Из гостиной доносился глухой звук включённого телевизора. Значит, там должен быть человек. Или эти двое, затаив дыхание, смотрят на него. Нет, а вдруг… Этот идиот из сто второго дома дотрагивался до Серён? Тогда я убью его и закопаю его кости на горе Серёнбон. Если Серён цела и невредима, тогда я засажу его на десять лет в тюрьму за похищение ребёнка.

Ёнчжэ обошёл дом сзади. Окно было закрыто, но не на задвижку. Внутри было темно. Он открыл окно и влез на подоконник. Комната была пуста, свет был выключен, но через приоткрытую дверь туда падал свет из гостиной. Он разулся, оставив обувь на подоконнике, и спустился в комнату.

Рядом с окном на столе лежал ноутбук, на котором было открыто несколько вкладок, на столе лежало много всяких вещей. Например, две банки пива, стеклянный стакан, внутри которого лежали окурки, записная книжка, ручка, сотовый. В гостиной работал телевизор, но никого не было. Он заглянул всюду в поисках Серён: в комнату, на веранду, в ванную, в подвал, даже открыл стенной шкаф.

Никого. Хотя всё говорило о том, что недавно тут кто-то был… Через секунду ему в голову пришла мысль: опять этот идиот отнёс Серён в медицинский пункт.

Надеюсь, на этот раз он не позвал полицейских. Наверно, он тихо окажет ей медицинскую помощь и вернёт обратно. Ёнчжэ вынул из коробки на обеденном столе несколько салфеток. Он вытер ими свои следы, накапавшую воду, вылез обратно через окно и закрыл его.

Ёнчжэ направился домой. Там он закрыл окно в комнате Серён. Потушил свет во всём доме. Поставив кресло у окна в гостиной, он сел и решил таким образом спокойно дождаться этой парочки.

Хёнсу всё время тёр глаза. В машине с закрытыми окнами очень хотелось спать. А когда он опускал стекло, внутрь заливал дождь. Кондиционер тоже совсем не помогал проснуться. Его сознание и органы чувств то и дело выходили из-под контроля. Спидометр показывал сто двадцать километров или выше, но ему казалось, что машина еле тащится. Мимо пролетали дорожные указатели и вывески. А у него было такое ощущение, что он плывёт в какой-то пустоте на воздушном шаре.

Именно поэтому, как только он въехал на развязку у города Серён, он пропустил нужный съезд к озеру. Когда он остановился, то обнаружил, что приехал не к озеру Серёнхо, а к Пхарёнхо. Он развернулся и снова доехал до развязки, потеряв целый час.

Выезжая на дорогу к озеру Серёнхо, он попытался ещё раз связаться с Сынхваном. Его сотовый и домашний не отвечали. Если там никого нет, то какой смысл туда ехать? Значит, из данных ему Ынчжу поручений он может выполнить только одно – посмотреть квартиру. Немного подумав, он решил, что это даже к лучшему: можно не обсуждать с Сынхваном неудобные вопросы. При этом будет что сказать Ынчжу. Я приехал туда с небольшим опозданием, а сосед куда-то ушёл, оставив только код от двери, поэтому удалось только посмотреть дом.

Хёнсу сунул мобильник в карман рубашки и застегнул пуговицу. Машина въехала на улицу с магазинами. Магазинов было совсем мало, и все они были закрыты. Безлюдная улица была погружена в туман, который походил на живое существо, угрожающе ползущее на Хёнсу, закрывая ему видимость. Из-за этого он не заметил ворота в лесопарк, которые находились в начале торговой улицы.

Он проехал улицу до конца и упёрся в третий мост. За ним ничего не было видно из-за тумана. Он увидел только большое электронное табло, установленное у моста. Оно светилось красным. На нём горели показатели воды у дамбы: её уровень, объём сбрасываемой воды и количество выпавших осадков. Под ним он еле разглядел дорожный указатель. Там было написано: «Управление дамбой и водные ворота. После моста направо», «Задний вход в лесопарк – прямо перед мостом направо». Хёнсу так и сделал – повернул направо, доехав до моста.

Дорога поднималась вверх. Там был плотный туман, надвигающийся на тебя прямо из темноты. Видимость стала совсем никудышной, ничего не видно. От фонарей не было никакого толку. Он с трудом разглядел указатель с надписью «Задний вход в лесопарк». Дорога резко потемнела и сузилась до одной полосы. Перед ним возник крутой поворот, описывающий полукруг. Скорость была высокой, соответствующей опьянению Хёнсу. Он не успел сориентироваться и резко вывернул руль. С большим шумом машина вписалась в поворот, но её занесло. Показался второй поворот. Хёнсу нажал на тормоз и вывернул руль в другую сторону. Из-за этого он не заметил неожиданно возникший объект. Когда он посмотрел вперёд, объект уже приземлился на капот. В голове стало пусто-пусто. Ногой он резко ударил по тормозам, но было уже поздно. В полубессознательном состоянии он услышал скрежет тормозов. Его глаза давно привыкли к бейсбольному мячу, который летит со скоростью больше ста километров в час. Поэтому он в деталях увидел то, что запомнил на всю жизнь. Длинный белый предмет, притёршийся к машине справа и падающий на капот. Распущенные волосы и голова, бьющаяся о лобовое стекло. Из-за удара тело отскочило под углом в сорок пять градусов и упало на дорогу. Поднялись брызги, тело прокатилось под дождем и замерло.

Хёнсу показалось, что он услышал короткий крик. Может быть, это он сам вскрикнул. Он не был уверен на все сто. Машина остановилась, врезавшись бампером в проволочную ограду. Головой он ударился о руль. Ремень безопасности удержал его тело, которое чуть не вылетело наружу. На мгновение у него перехватило дыхание: всё перед ним дрожало, будто его несло сильное течение. Он очень долго не мог прийти в себя от шока. В два раза больше времени понадобилось, чтобы поднять голову. Фары освещали именно то, что врезалось в его машину и отлетело. Длинное белое тело под углом лежало на дороге.

Хёнсу держался за руль и не двигался. Он смотрел не на белое тело перед собой, а на разбитый вдребезги мир одного мужчины. Он вспомнил эпизод шестилетней давности.

Бейсбольный стадион «Самсиль», первая верхняя часть девятого иннинга[11]11
  Иннинг – период бейсбольного матча, во время которого команды по разу играют в защите и нападении. Как правило, матч состоит из 9 иннингов. Полный иннинг состоит из двух частей: верх – одна команда играет в обороне, а другая – в нападении; низ – команды меняются местами.


[Закрыть], один игрок в ауте, а другой уже на первой «базе». Они долго проигрывали с разницей в три очка и еле сравняли счёт. Их тренер отправил на поле замену, и результат оказался плачевным. Противники поймали отбитый мяч и отправили в аут игрока на первой «базе». Настало время меняться местами. Во второй части девятого иннинга их тренер сразу заменил и питчера, и кэтчера. Прозвучало объявление: «Питчер – Ли Санчхоль, кэтчер – Чхве Хёнсу».

Когда Хёнсу вышел на поле, он был весь в ожидании чего-то хорошего, но чувствовал и страх. Перед выходом на поле он посмотрел на болельщиков, сидящих около первой «базы». Среди них была Ынчжу, которая хотела посмотреть на игру мужа, впервые вошедшего в основной состав. Шестилетний Совон стоял рядом с мамой и кричал. Его детский голос пробился сквозь гул трибун и долетел до Хёнсу.

«Папа!»

Хёнсу надел маску кэтчера, а Ли Санчхоль, разминаясь, начал бросать мяч.

На самом деле Хёнсу был когда-то в основном составе, его сильной стороной были врождённая сила и проницательный взгляд, помогающий правильно оценить ситуацию. Однако ему не хватало смелости и стабильности в защите. Все говорили, что если он разовьёт свои сильные стороны и преодолеет слабые, то сможет стать очень хорошим кэтчером. Об этом ему говорили ещё в университете. Но, когда он начал играть в профессиональной команде, дела пошли совсем плохо. Все его лучшие качества исчезли, а на первый план вылезли одни слабые стороны. Особенно часто он делал ошибки в защите. В самый решающий момент в его левой руке мгновенно появлялась скованность, которая позже, правда, проходила. Онемение левой руки появилось ещё в школе и усилилось, когда он служил в армии. В профессиональной игре оно давало о себе знать регулярно. Во время важных игр в решающий момент мяч выскальзывал из руки. В такие мгновения он не мог ни бросить, ни поймать мяч. Он просто бегал в замешательстве, желая получить его обратно. Конечно, тренер и другие игроки вообще не понимали, что происходит. Для него это были небесная кара и ужас, которые он скрывал от всех. Хирург не мог толком объяснить, в чём дело. Невролог сказал, что это связано со стрессом, и велел его избегать. Это означало, что он должен уйти из спорта. Питчеры не доверяли Хёнсу. Защитники поля каждый раз, когда Хёнсу выходил в качестве кэтчера, сильно нервничали. Болельщики «Файтерс» прозвали его Воротилой. Тренер не включал Хёнсу в основной состав. А Хёнсу делал всё возможное, чтобы в него попасть. Он изо всех сил держался за своё место в команде. Терпел палящее солнце, пустой стадион, нехватку денег, страх быть проданным в другую команду. Он держался не из-за прежних амбиций стать лучшим игроком, а ради Совона. Для Совона он был героем, и он очень хотел показать сыну, что он хороший кэтчер, заслуживший право играть в основном составе. Перед Совоном, который сидел на трибуне, он хотел сделать хоумран и подарить ему свою победу. Наконец-то момент настал. Значит, он должен полностью сосредоточиться на игре.

Первый игрок у противника вышел под номером один. Хёнсу подал сигнал питчеру бросить в его сторону слайдер[12]12
  Слайдер – подача на средней скорости, отклоняющаяся в сторону и вниз.


[Закрыть]. Мяч пролетел мимо, коснувшись шлема бэттера[13]13
  Бэттер – игрок нападения с битой, стоящий у «дома» перед кэтчером.


[Закрыть], и отлетел в сторону. За это игрок получил первую «базу». Биту взял следующий игрок, его поза показывала, что он собирается отбить мяч бантом[14]14
  Бант – короткий удар, при котором бэттер не замахивается для удара по мячу, а просто подставляет под него биту.


[Закрыть]. Это было ожидаемо. Хёнсу получил указание со стороны дагаута[15]15
  Дагаут – скамья, где сидят игроки, запасные и другие члены команды.


[Закрыть] дать ему отбить. Шорт-стоп[16]16
  Шорт-стоп – игрок защиты, находящийся между второй и третьей «базами».


[Закрыть] придвинулся ближе ко второй «базе». Защитник второй «базы» отошёл немного в сторону первой «базы». Такой способ защиты означал, что они хотят поймать первого игрока. Хёнсу дал знак питчеру бросить мяч внешним кёрвом[17]17
  Кёрв – кручёная подача.


[Закрыть]. Однако питчер не смог выполнить его указание. Мяч вышел за пределы страйк-зоны[18]18
  Страйк-зона – пространство, находящееся непосредственно над «домом». Оно ограничено серединой груди игрока и его коленом.


[Закрыть]. Как и все остальные его мячи. Таким образом, закончился выход второго бэттера, получившего первую «базу». В такой ситуации появился уже третий бэттер. Носками ботинок он выровнял землю, разминаясь, и два раза махнул битой. Хёнсу краем глаза наблюдал за ним и понял, что тому нравится отбивать с силой и когда питчер бросает фастбол[19]19
  Фастбол – прямая подача, при которой упор делается на скорость полёта мяча.


[Закрыть]. Тренеры дали Хёнсу знак, что этот мяч надо взять во что бы то ни стало. Это было правильным решением. Тем более что следующий бэттер под номером четыре очень сильный и точный. Но была одна проблема: питчер был не в форме. Он не мог бросить мяч так, как его просили. Он допустил уже два фола. При этом второй фол попал кэтчеру, отскочив от земли. Поймав этот мяч грудью, Хёнсу почувствовал, что перед глазами у него потемнело.

Игра шла совсем плохо. Хёнсу понимал, что сейчас надо подойти к питчеру и успокоить его, так как он очень волнуется. И таким образом остановить неблагоприятное течение игры. Однако Хёнсу обращал внимание не на питчера, а только на свою левую руку. Видно было, что аутфилдеры[20]20
  Аутфилдер – игрок обороняющейся команды, патрулирующий внешнее поле.


[Закрыть] боятся, что вот-вот может появиться Воротила. Хёнсу казалось, что все зрители смотрят только на его левую руку.