Текст книги "Иррационариум. Толкование нереальности"

Притормози немного и улыбку дурацкую спрячь. Тебе задали вопрос. Про любовь, между прочим!

Мне не пришлось долго отыскивать ее взглядом. Она встала сама и теперь с вызовом смотрела на меня. Защитница любви. Ну-ну… Впрочем, так даже интереснее. Елена Латникова, дочь нищих родителей. Каким чудом ее вообще сюда занесло? Девочка рискнула бросить мне вызов. Мне! Даже не припомню, когда такое случалось последний раз. Да и случалось ли вообще? Иных уж нет, а те далече… В ее вопросе не было ничего удивительного или странного – обычная наивность. Но взгляд, поза, голос! Она хотела войны. Кипящей битвы! О, юношеский максимализм! Нашла с кем бодаться. Смелая девочка. Еще бы ума побольше – вообще бы цены ей не было. Но не всё сразу, не всё сразу… Для начала и так неплохо. Я даже проникся к ней некоторым уважением. Да что там уважением – я готов был ее расцеловать! Красавица девка. Есть на что посмотреть. Белая блузка, черная юбка. Классика.

Спокойно, ты отвлекаешься. Все-таки кроме нас тут еще три сотни студентов. Не забывай о воспитательной функции. Просто объясни ей, куда она может засунуть свою любовь…

Ну вот сейчас и позабавимся. Раз девочка смелая, почему бы и нет? Можно ведь?

Можно, только осторожно.

Меня аж перекосило. Точно я целый лимон без сахара зажевал.

– Фу, какая пошлость! И вам не стыдно, Латникова? Мы тут о серьезных вещах разговор ведем, а вы к нам со своей хиромантией лезете. Детский сад какой-то устраиваете. Вы хоть сами-то знаете, что это такое, ваша любовь? Можете нам четкое определение дать?

– Нет…

Смутилась, бедняжка. Глазки долу. Значит, протест не подготовлен. Просто оса ужалила в одно место. А вот мы подготовились…

– Ну так о чем разговор, юная леди? Вы отказываетесь от денег ради неизвестно чего? Послушайте, ребята: вам предлагают выбор. Я не хочу на вас давить, вы взрослые люди и живете в демократической стране. Так что решайте сами. На одной чаше весов непонятная абстракция, обильно смазанная романтическими соплями, на другой – деньги и ваше положение в обществе. Думайте, что вам ближе и определяйтесь. Здесь я учу зарабатывать деньги. Любви вас научат в другом месте.

– Да идите вы к черту с вашей лекцией!

Смело, но мимо. Голосок у нее приятный.

– А там не так уж плохо, Елена Владимировна. Может, составите мне компанию и мы вместе к нему сходим? Я вас познакомлю… Не желаете? Будет весело. Обещаю! Что скажете?

– Я вас презираю! Вы ничтожество! От ваших слов становится дурно! – Бедняжка аж покраснела, запыхалась вся.

Какая страсть!

– Зато ваши слова настоящий бальзам для меня. Продолжайте, Елена Владимировна, прошу вас!

– Я ничего вам больше не скажу!

– Ну вот и славненько! То есть вы образумились и даете мне возможность продолжить лекцию? – Дружный хохот.

– А у вас хорошая обувь?

Первая осмысленная попытка. Очень, очень неплохо! Девочка пытается держать удар. Снимаю шляпу!

– Замечательная!

– И вы, надо понимать, хорошенько в ней потоптались на чужих ценностях?

– Так понимать не надо.

– А почему же? Все бизнесмены топчутся, и только вы один жалеете нас, несчастных?

– Я жалею свою обувь. Не хочу ее пачкать лишний раз. Отмывать потом долго. – Опять дружный хохот.

Аудитория на моей стороне. Надо же быть такими идиотами?! Я выигрываю по всем пунктам.

– Как вам не стыдно набивать наши головы этой отравой? Неужели вы не понимаете, что делаете всем нам только хуже?

Всё, осмысленные попытки закончились. Это уже истерика, еще чуть-чуть – и ребенок заплачет. Что-то я увлекся.

Успокой девочку. И помягче, помягче…

– Я так не считаю, Елена Владимировна. Я учу зарабатывать деньги, и всё. Учу тех, кто этого хочет. Я никого не заставляю. Есть здесь хоть кто-то, кого заставили учиться на финансиста под угрозой физической расправы?

Аудитория ответила дружным смехом. Это уже становится подозрительным. Интересно, если я им средний палец покажу, они и тогда грохнут?

Не отвлекайся!

– Вот видите? Вы ведь, Елена Владимировна, тоже добровольно пошли учиться финансовому делу? Или по глупости? А может быть, деньги вам просто не нужны? Может быть, вы очень богатая? Но не все же такие богатые, как вы.

Ты чё творишь, сука? Ты кого мочишь под дых кастетом? Чистая игра без фолов!

Ошибочка вышла! Занесло немного!

Сдавай назад. Медленно и осторожно.

– И вообще, я же не в монастырь пришел, а в Академию финансов. Так какие претензии ко мне? Я просто учу зарабатывать деньги. Тех, кто этого хочет. Там, где этому надо учить. Еще вопросы?

– Все равно вы сволочь! Меня от вас тошнит! Я не могу здесь больше находиться! – Она развернулась и пошла к двери. Вся пышущая праведным негодованием. Каблучки – цок-цок. А туфельки старые. Не один год им уже. Ножки стройные, юбочка – прелесть. Красота-то какая! Так бы и расцеловал всю! Красавица девка!

Про красавицу уже было и про поцелуи тоже. Ты повторяешься.

Но никакой жизненной хватки. Мысли о самоубийстве скорее всего приводят в ужас, а собственными руками перечеркивать свое будущее, закрывать одну дорожку за другой – это пожалуйста, это сколько угодно. Копает сама себе могилу, а еще туда же, о любви рассуждает. Дитя природы. На удар сил не хватило, так хоть в рожу плюнула напоследок. Ай да молодец! А если дать ей силу? Может получиться очень интересно…

– Нищенка! – бросил кто-то с последних рядов и, разумеется, испортил весь спектакль. Показательный мастер-класс превратился в коллективное избиение. А это уже совсем неспортивно.

Она дрогнула, словно ее вытянули кнутом вдоль спины. Мне показалось, еще немного – и на белоснежной блузке выступит кровавая полоса.

Я слишком заигрался и опоздал. Перепутал предвиденье с фантазией.

Аудитория утонула во тьме. Огненный бич слепящей синусоидой настиг беззащитную жертву и тут же исчез. Вместо крика – звенящая тишина. Только сейчас я понял, что моя правая ладонь уже секунду сжимает теплую рукоять меча. Мог бы успеть… И рассыпалась бы алая змейка пеплом.

Поздно, тормоз! Даже не думай.

Кому это дите помешало? Сама себе могилу роет. Доходяга доходягой.

Ты тоже неплохо ее приложил. Показал пример!

Это моя лекция! И я всё контролировал!

Не всё. Ты заигрался.

Сейчас мы это исправим…

Успокойся, Цицерон. Поздно. Уже ничего не исправить. Только хуже будет. Не при детях же мечом размахивать! Потом поквитаемся.

Черта с два! Они за это ответят, я обещаю!

Успокойся! Начал оратора изображать – продолжай. Нельзя останавливать время надолго. Еще секунда – и они увидят твой меч. Мальчишку не трогай, он здесь ни при чем.

Снова стало светло. Дверь захлопнулась. Единственный человек из трех сотен, которому не хватало денег на еду, покинул аудиторию с пустыми карманами и двадцатью рублями в сумочке. На это в нашей столовой тарелку супа не купишь. Все правильно – деньги к деньгам. Вот и поиграли в благотворительность.

Обожаю устраивать спектакли, но сегодня комедия несанкционированно превратилась в драму.

Я резко повернулся и отыскал студента, который одним словом перечеркнул себе дорогу в финансовый мир. Он все еще показывал какие-то знаки в сторону двери.

– Вы действительно так думаете, Валерий Арнольдович? Не торопитесь. Финансист не должен делать поспешных выводов. – Я решил дать ему шанс.

– А чё тут делать? И так всё ясно! – Наглая самодовольная морда улыбалась.

Откормленный боров. Смотреть противно. У папаши пятьдесят процентов колбасного завода и полуподвальный бар возле метро «Таганская». Это не контрольный пакет «Лукойла» – сыночек мог бы вести себя поскромнее.

Ну что ж, я сделал всё, что мог. Откровенный брак. Осталось двести девяносто восемь болванок под станок и горстка пепла. Если так пойдет и дальше…

Ладно тебе, не грусти, прочитай им какую-нибудь нотацию: может, полегчает.

– Не совсем, Валерий Арнольдович, не совсем. Боюсь, что вы невнимательно меня слушали. Я сказал, что на моих занятиях мы будем учиться зарабатывать деньги. И всё. Я даже готов поощрять вас за внимание и пунктуальность. Но я не собираюсь поощрять хамство! Это понятно?

Тишина.

– Теперь насчет различного финансового положения. Думаю, оно у всех вас одинаковое. Где-то на уровне нуля. Доходы родителей мы не учитываем.

Закругляйся. Они все поняли.

– Да! Насчет этой девушки… – я кивнул в сторону двери. – Как вы думаете, она сможет заработать много денег?

Они так не думали. Они засмеялись.

– Может быть, кто-нибудь еще не хочет научиться зарабатывать деньги? Тогда он может последовать за ней. Уйдете сейчас – на экзамене проблем не будет. Обещаю. Денег не дам, но и зачетку не испорчу. У вас есть минута на раздумья. Встаньте, назовите свою фамилию и уходите.

Конечно, я не надеялся, что уйдет весь поток – хотя это было бы круто, – но человек десять-двадцать могли бы и составить компанию бедной девушке.

Никто не ушел. Один было привстал, но его тут же усадили обратно. Второй попытки не последовало. Жаль. Забавный паренек. Игорь Кудрявцев. Могли бы и поиграть. Отец – юрист в Сбербанке, мать – главбух супермаркета. Короче, бедность. Ладно, возьмем на заметку. За неимением поступков радуешься и намерению.

– Продолжим, господа. Шаг второй: освобожденные от всякой ерунды головы будем наполнять знаниями. А вот теперь записывайте…

Разбор полетов. Автосалон: давайте-ка вот эту поближе посмотрим

Ее подвели ко мне после второй пары…

Я шел по коридору, предвкушая горячий обед, и тут на полдороге к столовой меня перехватили. Глашатая шагала впереди, рассекая встречный поток на два рукава, а за ней, словно на цепи, семенила моя строптивая студентка. Бледная, дерганая, перепуганная. Метнула в меня ненавидящий взгляд. Я дружески улыбнулся – ее чуть не стошнило.

А где же радость по поводу начала семестра? Где огонек в глазах? Где улыбка? Нету их. Только страх с осколками ненависти, обреченность, жгучая обида и ожидание неминуемой расправы. Тяжеловатый коктейль для семнадцати лет. Водка, джин-тоник и черный перец. Вселенский депресняк на празднике жизни.

В показе коллекций от европейских домов моды мы не участвуем, обсуждать мировые курорты – не желаем. А играть гадкого утенка – пожалуйста. Подходящая роль.

Не понимаю. Ну, обозвала ты преподавателя сволочью, ну, хлопнула дверью, ну, и молодец! Печалиться-то зачем? Гордиться надо! Я бы на ее месте ходил и всем рассказывал о своем подвиге.

Огненный бич.

Н-да… Алая змейка хорошо напортачила.

– Вот, привела! – выдохнула Глашатая и замолчала, чтобы отдышаться. Стоит, смотрит на меня со значением, а Леночку за руку держит. Оцени, дескать, начальничек, мой труд по поимке беглой каторжницы! Я оценил. Судя по одышке, задачка выдалась физически не из легких. С такими габаритами за студенткой гоняться… Отважная женщина!

– Отойдем к балюстраде, – сказала Глашатая, подталкивая меня в указанном направлении. – Тут поговорить не дадут… И вам здравствуйте, Моисей Абрамович!

С ней лучше не спорить. Пришлось развернуться и топать куда приказали.

Здесь, на галерее, было поспокойнее: трое парней сидели на балюстраде да влюбленная парочка зажималась в углу за бюстом Джорджа Сороса. Скамейки пустые. Можно и поговорить.

– Прежде всего, – начала Глашатая строгим официальным тоном, – я хочу вам сказать, что наша академия – старейшее учебное заведение страны. И здесь свято чтят традиции высшего образования. Куда вы смотрите?

– На Джорджа Сороса. Коллега невозмутим и холоден в двух миллиметрах от вулкана страсти. Я бы не выдержал: или отошел, или отвернулся. А ему дела нет. Что это – старость или сила воли?

– Это бюст! А безобразники еще получат. Как только я с вами закончу. Латникова, а ты куда смотришь?

Леночка вздрогнула и поспешно отвернулась.

Я переключил Глашатую на себя:

– Валентиночка Григорьевна, так что вы там говорили о традициях высшего образования?

– Безобразие!

– Полностью с вами согласен!

– Уважение преподавателя – незыблемый принцип, и если какой студент или студентка, – она бросила уничтожающий взгляд на Леночку, – позволяет себе всякие вольности, то это исключительный, вопиющий случай, который ни в коей мере не должен…

Надолго зарядила. Тормозни старушку.

– Помилуйте, Валентиночка Григорьевна, я прекрасно знаю все традиции высшей школы и особенно традиции нашей академии. Нисколько не сомневаюсь, что они живы, будут жить еще очень долго и даже нас переживут. Скажите лучше, зачем вы привели ко мне эту студентку?

Глашатая тяжело вздохнула.

– Тут у вас произошел конфуз во время лекции. Леночка недостойно себя вела, ругалась и теперь она хочет извиниться. Правда, Леночка?!

Заканчивай с этим. Надоело.

– Валентиночка Григорьевна, вас неверно информировали. Скорее всего, это моя вина. Деньги, знаете ли, обладают гипнотическим эффектом, вот студентам и видится всякое, а Леночка… Да, она действительно подошла ко мне в самом начале лекции, пожаловалась на недомогание… Как она это сказала? Мне плохо или что-то в этом роде – ну знаете, у женщин иногда такое бывает – и попросилась уйти. Я не увидел тут ничего криминального и сразу же ее отпустил. Надеюсь, что теперь у нее всё в порядке. А в чём, собственно, дело? Мне даже интересно.

Неплохо загнул!

Глашатая растерялась:

– Я просто хотела сказать, что…

Не надо! Не могу больше!

– Валентиночка Григорьевна, и не говорите! Не надо! Мы же не кони в валенках! Мы все понимаем! Традиции надо беречь, у них должен быть хранитель. Но труд сей не оплачивается. Поэтому я как представитель финансовой среды хочу исправить ситуацию и обратиться к вам с коммерческим предложением. Давайте-ка мы под вашим началом создадим фонд поддержки хранителей высшего образования. Для меня было бы огромной честью стать первым вкладчиком этого фонда. – Я протянул ей три стодолларовые купюры – они тут же исчезли в пухлой ладони.

– Ой, спасибо! Вот вы правда всё-всё понимаете!

– Кстати, Валентиночка Григорьевна, а как ваш внучек поживает? Николай. Не болеет? Если что нужно, лекарства там… или еще что-нибудь, вы только скажите.

– Нет-нет, вылечился, всё хорошо, – просияла Глашатая. – Теперь бегает как заводной.

– Передавайте от меня привет и купите ему какой-нибудь подарок. Умный мальчишка. Сейчас такие редкость. – Я протянул заботливой бабушке еще двести долларов, но уже с осторожностью. Их постигла та же участь.

– Обязательно передам! Он вас очень любит, спрашивает про вас всё время!

Постояли, поулыбались друг другу.

Когда улыбки закончились, я взял Глашатую под локоток, отвел чуть в сторонку и многозначительно произнес:

– Валентиночка Григорьевна…

– Да?

– У меня к вам будет еще одна маленькая просьба, если, конечно, не особо затруднит. Это касается Леночки. Она человечек хороший. Добрая душа. Я в этом уже убедился на лекции. А в людях я разбираюсь, вы же знаете… Так вот, если у нее возникнут какие-то проблемы, любые, с финансами там, или с успеваемостью, или конфликты с кем-то, не сочтите за труд, сообщите мне. Кто знает, вдруг случится чудо и у меня получится ей помочь? А то ведь она сама не скажет, постесняется, девочка скромная, тихая.

Ага, теперь-то уж точно тихая!

– Могу я на вас рассчитывать?

Секунду она смотрела на меня непонимающими глазами, а потом разоралась на всю балюстраду:

– Да что вы переживаете?! Это же мой долг! Да я за нее грудью встану!

Я посмотрел на необъятный бюст Глашатой и успокоился. Переть против такой груди мало найдется желающих.

Глашатую понесло:

– Да я всех на куски разорву! Ишь, чего выдумали – Леночку обижать. Да она же у нас солнышко, ангелочек. На лекциях с парнями не тискается. За бюстами никому не отдается. Не то, что Ирка Зябликова. Я всё вижу! А Леночка даже не целуется ни с кем. Скромная! – Леночка чуть лужей по полу не растеклась, услышав такую похвалу. Влюбленная парочка разъединилась, и оба скоренько потопали в направлении лестницы. Парни на балюстраде тоже ретировались от греха подальше. – Да, если на нее кто-то не так посмотрит, я тут же декану докладную записочку под нос и суну. Не место таким нахалам в нашей академии!

– Я тоже так думаю, Валентиночка Григорьевна. Золотой вы человек, здесь все только на вас и держится. Но не смею больше задерживать…

– Пошла-пошла, а то там без меня полный бедлам! За всем надо следить, никакого порядка!

Она сделала пару шагов и остановилась:

– Зябликову я узнала, а кто был рядом с ней? Леночка, ты его не знаешь?

– Знаю, это был Джордж Сорос.

Глашатая усмехнулась, покачала головой и скрылась в коридоре.

Мы остались вдвоем.

Леночка стояла на месте, боясь пошевелиться, и даже моргать перестала.

Я помахал ладонью у нее перед глазами.

– Тебе плохо?

– Нет-нет, – она ожила и села на ближайшую скамейку. – У меня галлюцинация?

– Не знаю. Всё может быть. Я присяду?

Она отрешенно кивнула и уставилась на белые балясины.

– Давайте мы кое-что проясним. Вы, наверное, не совсем правильно понимаете происходящее.

– Я вообще ничего не понимаю! Зачем вы за меня заступились? Теперь я вам обязана, а я не хочу быть вам обязанной!

– Потому что я сволочь?

Она отвела взгляд. Снова на балясины смотрит.

– Да не надо переживать! В конце концов, это мои проблемы, а не ваши.

– Я просто не хочу быть вам обязанной!

– И замечательно! И не надо! Забудьте эти глупости раз и навсегда. Вы мне ровным счетом ничего не должны. Я вам сейчас кое-что объясню. Послушайте… Вы можете слушать?

– Да.

– Я люблю деньги. Так уж устроен, и ничего с этим не поделаешь. Кому-то, например, марки нравятся или значки. У каждого свое хобби. Вы понимаете?

– Нет!

– Хорошо, давайте по-другому. Здесь, в Академии я занимаюсь благотворительностью. Война с вами в мои планы не входит. Я не желаю вам зла и не хочу, чтобы из-за меня у вас были проблемы. Так понятно?

– Я вам не верю! – Она потеряла интерес к балясинам и стала изучать свои поношенные туфельки.

– Думаете, мне интересно бодаться с семнадцатилетней девчонкой?

– Да. То есть нет! Спасибо. – Леночка потихоньку начала успокаиваться. Проморгалась, тряхнула головой, посмотрела по сторонам, повернулась ко мне и выдала: – Впервые вижу человека, которого любит наша стерва!

– Деньги, Леночка, деньги. В них скрыта великая сила. Теперь Валентиночка Григорьевна и вас будет любить. Очень-очень, вот увидите. И сразу перестанет быть стервой. Вы узнаете ее с лучшей стороны, откроете в ней доброго, понимающего человека. Наглядный пример, как деньги преображают людей, облагораживают их, открывают в них самое лучшее.

– Очень смешно!

В двести двадцатой напротив нас распахнулись двери, и студенты высыпали на галерею. Третий курс. Кто-то тут же оседлал балюстраду, кто-то потянулся в коридор. Очевидно, следующая пара у них в той же двести двадцатой.

– Послушайте, с вами что-то не в порядке. Вы можете сказать что?

Леночка покачала головой:

– Я бы хотела остаться одна.

– Живот болит?

– Да, но совсем не потому, о чем вы только что говорили! Придумать же такое!

– Я сейчас пойду в столовую обедать и прошу вас составить мне компанию.

– Нет! – Она резко отвернулась.

– И все же я настаиваю. Если вы упадете в голодный обморок, все подумают, что это из-за меня. Дескать, после общения со мной девушки теряют сознание. Зрители вон уже собрались. Начнутся сплетни, слухи, шушуканья за спиной. Зачем оно надо? Я вас очень прошу не портить мою репутацию. Пойдемте пообедаем, а потом вы сможете снова ненавидеть меня всеми силами вашей чистой, светлой души. На сытый желудок это делать намного приятнее и не так вредно для здоровья.

– Как вы узнали?

– Что вы с утра ничего не ели?

– Да.

– Легко. Ты себя в зеркало видела? Ведь вся зеленая. У тебя голодный взгляд, глаза голодные, упрямство голодное, нервозность, ну и далее по пунктам.

– А вы-то откуда это все знаете? Вы же…

– Я отвечу в столовой. Пойдемте, не будем терять времени. – Я взял ее за руку и помог встать. Наверное, на сопротивление у нее уже не было сил.

Перед уходом пришлось еще разок навестить Глашатую, зато на следующий день учебная часть организовала Леночке бесплатные обеденные талоны.

Вторая лекция. Автосалон: диагностика

– О, Леночка! Решили почтить нас своим присутствием? Неужели вы одумались и очистили свой разум от сентиментального мусора? – Я поиграл замками чемоданчика. – Желаете сто долларов?

Аудитория прыснула в кулачок. Открыто смеяться ребятки уже боялись, но и удержаться не смогли. Их можно понять.

Леночка смотрела на меня и молчала. Потом покачала головой.

Святая наивность! Она думала, после нашего общения тет-а-тет все проблемы закончились.

– Ответ отрицательный… Нестыковочка получается. Вам плохо от моих слов, но вы приходите, чтобы их слушать, и даже денег не хотите брать. Вы что, враг себе?

– Так ведь экзамен… – выдохнула Леночка и тут же запнулась.

– При чем тут экзамен?

– Будет сессия, стипендия…

– Я вас вообще не понимаю! На каждой моей лекции вы можете заработать двойную стипендию. Всего-то нужно – высидеть пару, внимательно меня слушая. Но вы не хотите, вы по-прежнему отказываетесь от денег, считая их злом или чем-то неподобающим. Замечательно! Можно искренне посочувствовать. И вдруг – капитуляция. Что случилось, Латникова? Почему вы наступаете на собственные принципы ради стипендии? Куда девалось ваше геройство? Отказываясь от сравнительно больших денег, вы согласны ломать себя за малые? Объясните нам, какой в этом смысл.

– Вы правы, никакого. Но экзамен… Меня же отчислят. – Голос дрожит, дыхание сбилось, глаза опущены. Уже сама не рада, что пришла.

– Ну и что? Зато вы одержите духовную победу. Ваши принципы останутся в первозданной чистоте, даже пыль вытирать не придется. Разве не это для вас главное?

– Ну так… образование. Мне диплом не дадут. Я же тогда на работу не смогу устроиться, деньги зарабатывать, – понуро промямлила Леночка.

О! Самое время обратиться к публике.

– Ставки растут, вы чувствуете? Начинаются торги. И деньги побеждают. Даже в душах самых идейных. Вот это, ребята, называется реальность.

Я снова повернулся к Леночке:

– Так чего же вы нам тут спектакли устраивали, если, как ни крути, всё упирается в деньги? А, Латникова?

Молчит, переминаясь с ноги на ногу.

– Ну решайтесь: или вы присоединяетесь к нам, встаете на путь истинный и больше не будете устраивать душеспасительные шоу, или уходите и не мучайте ни себя ни нас. Середины не дано. Ну? – Я подошел и помахал стодолларовой купюрой у нее перед носом.

Она молча взяла сумочку. Положила в нее тетрадку с ручкой, развернулась и пошла к выходу. Каблучки цокали уже не так уверенно, как в пошлый раз. Туфельки оказались те же самые.

Ну почему я такой добрый? Разбазариваю возможности… А ведь можно было и не отпускать ее…