Текст книги "Ползучее слово"

Далия Трускиновская
Ползучее слово

– А во вторник я не могу, во вторник у меня суд, – сказал Аристарх супруге Февронии Марковне, – Дело выигрышное, так что мы получим по меньшей мере семь тысяч отступных плюс тысячи две за амортизацию.

– Из которых пять тысяч уйдет на штраф, – тут же напомнила супруга.

– Это мелочи, главное – мы сохранили клиентуру.

Клиентура у Аристарха Брусникина была не самого высокого полета – в основном сценаристы, авторы бесконечных сериалов, но именно тут для специалиста по охране авторского права был огромный простор. Чего только не приходилось ему патентовать! Старый пьяница Христофор Хиосский, который нанимался писать остроумные диалоги, изобретал пословицы – регистрировали и получали свидетельство на каждую в отдельности. А Тамара Македонова специализировалась на неожиданных сюжетных ходах. Вот тут семь потов с агента сойдет, пока он составит грамотное описание сюжетного хода – такое, чтобы передрать его было уже затруднительно. Несколько раз Аристарх горел на половом вопросе – нечеткая формулировка позволяла плагиатору в суде заявить: а у вас-де прыгает из окна и попадает на крышу циркового фургона бородатый мужчина, у меня – беременная женщина. А причина, по которой персонажу пришлось прыгать и, проломив крышу, попадать в клетку с обезьянами, совпадает тютелька в тютельку, но это роли уже не играет, и эпизод плагиатом не считается.

Но вообще охрана авторского права кормила немало народу, и кормила неплохо.

Судебный процесс, на который так надеялся Аристарх, был очень хорошо подготовлен и мог войти в анналы юриспруденции: речь шла о том, считать ли плагиатом совершенно самостоятельное произведение, к которому автор присобачил чуть-чуть искаженные имя и фамилию известного прозаика и припер в провинциальное издательство, представившись литагентом. Роман был написан в манере знаменитости и там действовал даже один сквозной персонаж этой самой знаменитости, но с вывернутым наизнанку характером. В итоге известный прозаик захотел выкупить право на роман, началась торговля, и юное дарование, которое обратилось за поддержкой к Аристарху, имело неплохие шансы ощипать исписавшуюся знаменитость.

Феврония Марковна покормила мужа завтраком и попросила по дороге в офис заглянуть в универсам – там с утра бывают очень вкусные кофейные булочки, еще горячие, так пусть возьмет. Сама она общественных мест избегала – там, где приходилось контролировать свою лексику, чувствовала себя очень неловко, срывалась и даже как-то процитировала приемщице в химчистке Шекспира. С большим трудом Аристарху удалось доказать, что это не цитата, не плагиат, а плохо исполненный парафраз с сорока процентами искажения.

Но одно дело – химчистка, а другое – универсам. Сто раз Аристарх объяснял супруге, что в универсамах все не так страшно, как ей кажется, но она, смертельно напуганная той историей с Шекспиром, все равно боялась.

Универсамы были так называемой свободной зоной. Не то чтобы авторское право совсем на них не распространялось – такого места на Земле не было и быть не могло, а просто эта свобода стоила немалых денег. Налог на использование названий продуктов был заложен в их оптовую цену, налог на лексику продавцов, соответственно, прибавлялся к розничной цене, с покупателями было иначе – они имели право примерно на полтысячи слов и в сложных случаях всегда могли свериться со списком, который имелся в любом кассовом аппарате. Но случались казусы – допустим, забредал иностранец, который имел нестандартный словарный запас или же вовсе применял слова не по назначению. Или маленький ребенок громко выкрикивал семейные слова.

В семье, у пресловутого домашнего очага, допускалась любая лексика, даже цитаты – лишь бы не возникало возможности ее тиражирования или ознакомления с семейными разговорами посторонних лиц. Самые разумные на всякий случай регистрировали смешные и трогательные словечки малышей – эта услуга оказывалась бесплатно, а лицензия на использование могла пригодиться до того дня, как ребенка отправляли в школу.

Но вот в офисах стояли казенные микрофоны для выборочных проверок. Аристарх выправил своей конторе разрешение на использование цитат в объеме не более десяти процентов от общего текста, надо было бы – в двадцати, но он поскряжничал и потому жил в постоянной легкой тревоге. Впрочем, жил-то он как раз неплохо, и чуточка тревоги была ему даже полезна – держала в тонусе.

Так что Аристарх оставил жену дома (у нее там было все необходимое для работы, а занималась она редактированием рекламных текстов, переведенных с английского и французского), а сам поехал на работу. По дороге взял эти самые булочки – с расчетом две употребить в полдник с кофе, а четыре принести домой к ужину.

Когда Аристарх вошел в кабинет, хорошенькая секретарша Инесса посмотрела на него с тревогой. Она знала про грядущий суд. Но не смела спрашивать – Аристарх в ожидании денег, которые рассчитывал получить по иску, еще не заплатил налога на лексику персонала – секретарши и двух изыскателей. А собственный их стандартный словарный запас, не облагаемый никакими поборами, составлял двести слов. Многим, кстати, вполне хватало…

Аристарх покосился на казенный микрофон, торчащий в потолке рядом с дыркой противопожарного устройства. И сел к компьютеру.

Первым делом он открыл почту. Там было кое-что приятное – нашелся покупатель на «Харитона».

Закон об авторском праве включал в себя и право на имена собственные. Ничего сложного этот раздел не представлял – просто имена делились на две категории. В первую входили совсем общеупотребительные – всевозможные Саши-Маши-Антоши. В день крестин за них платили небольшую пошлину. Потому их и развелось неимоверно много. Во вторую – имена, право на которые семья могла доказать. Допустим, был прапрапрадед Варсонофий, родство с которым подтверждается документально. Очень хорошо, теперь имя «Варсонофий» совершенно бесплатно является собственностью семьи, и его можно давать новорожденному без всякой пошлины. Более того, это маленький капитальчик на черный день – всегда найдется желающий назвать свое дитя таким заковыристым образом, чтобы все знали: и его предки вместе с варягами на Русь пришли. Тогровля лицензиями на имена велась без особого размаха – все-таки их количество было ограничено, и агенты знали, какие семьи являются держателями того или иного оригинального имени.

Конечно же, было немало держателей прав на «Варсонофия», возможно, семей сорок или пятьдесят, но все они зарегистрировались в ономастическом управлении, стояли на учете уже десятилетиями, платили символический налог и порой даже знакомились и роднились между собой. Особенно женщинам это нравилось – числить себя в аристократках и докапываться до корней старинных имен.

Аристарху повезло – супруга Феврония Марковна происходила из поповского рода, и в нем тщательно хранили все документы со времен патриарха Никона. Это – с одной стороны, а с другой – род был, как оно и полагается, многодетный, имена в последнее время давали дочкам в приданое. Супруга имела лицензию на свое собственное имя, на «Акилину», «Авраамия», «Прокопия», «Харитона», «Феофила» и решительно никому не нужного «Гамалиила». Аристарх же – только на собственное имя.

Ответив предполагаемому покупателю «Харитона», Аристарх открыл письмо от старшего сына, тоже Аристарха, который воспитывался первой женой в строгости, и потому в сложных финансовых ситуациях являл феноменальную привязанность к незримому батьке.

Ребенок (тринадцатилетний пацан, лентяй, умница и изобретатель вечных двигателей) писал, что хочет диск с новым блокбастером; писал, не выбиваясь из положенного ему по возрасту школьного словарного запаса, не облагаемого налогом; было там про содержание фильма, но Аристарх проскочил эти несколько строчек; затем хитрое дитя похвасталось школьными успехами, и отцовское сердце растаяло. Аристарх полез в электронный магазин, отыскал диск с фильмом, перечислил деньги и указал адрес, куда доставить товар. Обложка диска папашу несколько смутило – там чешуйчатая скотина прижималась к голой блондинке, и явно не с людоедскими намерениями. Аристарх вернулся к письму ребенка, запоздало решив понять, для чего ему этакие страсти.

Ребенок грамотно изложил начало сюжета: «На Землю прилетает космоплан с рептилием, этот рептилий разведчик, он хочет разрушить Америку…» Аристарх поморщился: чему их только в школе учат? Он не поленился и полез на сайт государственного обучения, в словарь школьника. Покопался и присвистнул.

Собственно, нетрудно было понять причину ошибки.

Программа тщательно разложила на отдельные слова весь признанный каноническим текст из учебника зоологии. На детях не экономили – сперва талантливые ученые-популяризаторы писали действительно грамотный и доходчивый текст, не считаясь с перерасходом словарного запаса и налогами на иностранные слова, потом на его основе составлялся словарь и регистрировался в министерстве. Но слово «рептилии», очевидно, на протяжении всего текста фигурировало только во множественном числе – в таком виде и было закреплено в словаре и припечатано штампом министерства. А умный ребенок сам образовал от него единственное число – «рептилий». Откуда ему знать, что по-латыни ползучий гад был женского рода? Но сам ли?

Аристарху стало любопытно, он полез в аннотацию к диску. Там инопланетный разведчик назывался попросту чудовищем. Значит, дитя блеснуло эрудицией и находчивостью.

Потом Аристарх освоил прочую почту. Налоговая служба сообщала, что с будущего года резко понижается пошлина на эксклюзивные знаки препинания, и Аристарх усмехнулся – эта дрянь плохо отлавливается программами, поэтому проще снизить пошлину до минимума, чтобы все ее отстегивали, не морщась, чем платить бешеные деньги программистам – ради того, чтобы раз в год прищучили юмориста, употребляющего вместо восклицательного знака обыкновенный «+».

Инесса положила перед ним заявление. Некто Патермуфий («Чего-чего?» – прошептал потрясенный Аристарх), по фамилии Грибоедов, просился на должность младшего изыскателя.

Ушлый Иринарх тут же запросил в службе занятости анкетные данные Патермуфия Грибоедова. И заодно проверил законных держателей этого имени. Их оказалось немного – но в списке он не увидел ни одного Грибоедова.

Скорее всего, это были обычные проказы благотворительности.

Общество «Именослов» обходило банкиров и крупных промышленников с протянутой рукой. Им жертвовали разовое право употребления одного из семейных имен, а они передавали это право матерям-одиночкам, для которых и скромная пошлина на общеупотребительное имя была тяжким бременем. Но уже несколько раз оказывалось, что богатые люди, единожды сделав жест, больше материально не поддерживали использование имени, как было оговорено в законе, и у его нечаянного владельца копился долг перед государством.

Если взять на работу юного, только что из школы, Патермуфия, то ведь тут же придется компенсировать задолженность…

– Он где? – спросил Аристарх.

– Он в приемной. И вчера тоже приходил.

– Ладно, зови.

Патермуфий Грибоедов вошел и поклонился.

Это был типичный и обычный восемнадцатилетний интеллектуал – книжное дитя, знающее наизусть русскую и зарубежную классику, но не знающее адреса ближайшей парикмахерской. Аристарх подумал, что тут можно ограничиться минимальным окладом – не больше сотни абрикосов.

Была в свое время морока – регистрировать употребление слова «абрикос» применительно к банкноте, рисунок на которой имел посередке большое овальное пятно розовато-желтоватого цвета. Формально – нарушение закона, но волеизъявление народа определили путем референдума, после чего слово было легализовано президентским указом.

– Садитесь, – сказал Аристарх. – Как вы представляете себе работу младшего изыскателя в службе исторического анализа?

– Я на каникулах уже работал, только не у вас, а в… – парень задумался, и Аристарх мысленно похвалил его: человек не уверен, что еще пользуется правом называть вслух имя фирмы, и не рискует деньгами и репутацией.

Сам Аристарх ежегодно отстегивал сколько надо, чтобы иметь возможность называть поименно все структуры, которые имелись в большом телефонном справочнике. И даже такие, чьи названия произнести мог разве что китаец – в обход нечетко прописанного закона многие вместо букв родного языка употребляли иероглифы.

– В «Вертикали»?

– Нет.

– В Корпорации петристов?

– Нет.

Аристарх перечислил семнадцать конкурентов, пока парень сказал «да».

– Ваше последнее задание?

– «Пиит-творит-говорит-озарит».

– Докуда докопались?

– Всего только до восемнадцатого века. И то – многие писали не «пиит», а «пиита», тогда рифма не работает.

– Наследников нашли?

– Это все те же наследники Симеона Полоцкого, – с некоторым пренебрежением к стихотворцу петровского времени сказал Патермуфий. – А вот перед «пиитом» я изучал «уши-души», так там автор, сдается, Карион Истомин. Если эта рифма и употреблялась до него, то тексты погибли. Так что наследники…

Он задумался и приготовился было оглашать весь список.

– Вы сами оформляли свидетельства о праве на рифму? – спросил Аристарх.

– Да, и сам регистрировал в Министерстве авторского права. Процедуру я знаю.

– Учитесь?

– В будущем году хочу поступать на филфак.

– Какой там теперь конкурс?

– В этом году – примерно шестьсот двенадцать – шестьсот пятнадцать на место. Я решил год поработать, набраться опыта, стаж учитывается в пропускном балле.

– И еще вопрос. Как у вас с лицензией на имя?

– Никак, – честно сказал Патермуфий. – Я его менять буду. Стану Колей или Ваней, заплачу один раз пошлину – и никаких проблем.

– Как поменяете, сразу приходите, – серьезно произнес Аристарх. – Двух дней вам хватит?

Сам бы он не уложился и в неделю.

– Три дня, и то придется звонить знакомым, чтобы повлияли, – доложил Патермуфий.

– Три дня, так… В понедельник жду вас с новой метрикой, и сразу же приступите к работе. Паспорт сделаете потом.

– Хорошо, – сказал Патермуфий.

Побольше бы таких скромных, деятельных, эрудированных молодых людей, подумал Аристарх. И главное – забывающих задать вопрос об окладе…

Патермуфий ушел, зато явился долгожданный гость – юрист Онуфрий Песцов.

– Ну, с тебя причитается! – заявил он.

– Вышло?

– Вышло!

Аристарх раскинул руки для объятия – он получил-таки госзаказ!

Речь шла о пресловутом наследстве Маяковского. Покойный поэт наготовил неожиданных рифм на несколько поколений вперед, а написал он столько, что всякий литератор, экспериментирующий со словом, рисковал нечаянно оказаться плагиатором, тем более, что читать устаревшие по идейному содержимому поэмы охотников не было. Но прямых наследников, когда принимали закон об авторском праве, не нашлось, а потом, когда возникли какие-то боковые, непонятные, государство попросту не захотело отказываться в их пользу от такого гигантского лакомого куса. Поэт вместе с рифмами был объявлен достоянием страны.

Институт маяковедения составил неслыханного размера словарь рифм, и теперь его продавали поколоночно. За право разработки одной колонки, в которую входило двадцать рифм, сперва следовало немало заплатить. Но потом со всякого дела о незаконном использовании рифмы Аристарх мог иметь от пятнадцать до двадцати пяти процентов. Остальное пригребало государство.

Весь день ездили с Онуфрием по инстанциям, раздарили полпуда конфет секретаршам, к вечеру имели в кейсе подписанную лицензию, а в ресторане – заказанный столик на шесть персон. Не так все было просто с этим наследством Маяковского…

Неудивительно, что ближе к полуночи Аристарх вовсе не хотел ехать домой к супруге Февронии Марковне. А хотел он ехать к Дашеньке, своей молодой подружке.

Дашенька была студенткой-музыковедом, специализировалась по французской музыке середины семнадцатого века. Примо удивительно, сколько нечаянных музыкальных цитат из Люлли можно найти у современных композиторов, особенно у неоклассицистов четвертой волны. А цитата – это хороший процент со всех видов исполнения, со всех способов тиражирования, включая мелодии для мобильных телефонов.

Если же дурак-композитор откажется платить за скромное использование цитаты, то над ним нависает сущая уголовщина: обвинение в плагиате. После того, как несколько звезд музыкального мире с трудом выпутались из судебных процессов, а одного седовласого старца, известного больше под кратким титулом Маэстро, посадили-таки на три месяца, специалисты по авторскому праву особых хлопот с этой публикой не имели. И Дашеньке после получения диплома предстояло стать винтиком в хорошо отлаженной машине – винтиком с инициативой, правда, и неплохо оплачиваемым, но ведь если держать в голове всю музыку середины семнадцатого века и одновременно по три часа в день прослушивать новинки – так ведь и спятить недолго…

Почему Дашенька с ним связалась, Аристарх знал – девочка нуждалась в сильном плече, за которое можно спрятаться от жизненных невзгод. И между ними образовались достаточно теплые отношения. Можно сказать, даже дружба возникла. Если бы Дашенька специализировалась по промышленной филологии, ей бы вообще цены не было. Это была его мечта – понемногу втереться в сферу промышленной филологии, где платили не частные лица и не государственные учреждения, а крупные корпорации. В музыке же Аристарх не разбирался и работать с музыкой не хотел. Дело хлебное, и даже очень, но пусть кормится кто-нибудь другой.

Заехав в универсам и набрав к ужину с завтраком деликатесов, которых хватило бы на роту голодных солдат, сунув в пакет бутылку дорогого шампанского и там же прихватив три розы в золотой пластиковой обертке, Аристарх с большим достоинством отправился в гости.

Он хотел устроить сюрприз и не позвонил, чтобы предупредить.

Дашенька снимала комнату недалеко от института и в такое время обычно отдыхала и развлекалась лукаво-сентиментальными французскими комедиями. А если у нее пьют чай подружки – ну ладно, угостим и подружек бутербродами с икрой, пусть знают, что такое настоящий мужчина.

Консьержки на входе не случилось. Аристарх въехал на четырнадцатый этаж и там около десяти минут звонил в дверь. Дашенька не отзывалась.

Это могло означать и присутствие конкурента, и отсутствие Дашеньки. Аристарх спустился вниз, консьержка уже была на месте и, делая страшные глаза, рассказала, как девушку увезла полиция правопорядка.

– Где тут у вас комп? – спросил Аристарх.

У консьержки стоял старый пентиум девятого поколения, заменявший ей и телевизор, и экран наружного наблюдения. Аристарх залез на сервер, обслуживающий его фирму, ввел коды, получил страничку со своей почтой.

Человек, за которым пришла полиция правопорядка, имеет право послать одно сообщение – близким или адвокату.

Похоже, Дашенька предпочла адвоката.

Не вскрывая скопившуюся за день почту, в которой было и несколько писем из министерства, Аристарх полез на другой сервер – где была прописана Дашенька. Ее пароль он знал и вытащил страничку с отправленными ею сегодня письмами.

Последнее адресовалось какому-то Андронику.

«Перчик, они вскрыли мое последнее письмо. Я незаконно использовала четырнадцать словосочетаний, – писала Дашенька. – Я не знала, что частная переписка выборочно проверяется! Пожалуйста, найди залог – от меня требуется сперва пятьсот абрикосов, потом за каждую цитату начислят отдельно. Я знаю, это огромные деньги, но я совершенно не виновата!»

Аристарх окаменел. Драть деньги за нарушения в частной переписке – это было что-то новенькое!

Тут же он связался с Онуфрием Песцовым. Тот услышал и ахнул. Был, был такой законопроект! Шли споры в самых верхах! Сшибались лбами эксперты, разбирараясь: считать ли переписку по Сетям конфиденциальной, или же официально признать, что вскрыть и прочитать чужую почту может любой семиклассник, имеющий пять баллов по информатике, поэтому понятие конфиденциальности тут неприменимо. Опять же, многие посылают одно и то же письмо одновременно двум, трем, пяти адресатам. Потом суета заглохла, законопроект вернули на доработку. И вот теперь, очевидно, по распоряжению президента проходит его первичная обкатка для набора статистики, – лепетал Онуфрий. Потом будут внесены последние дополнения, и документ опубликуют…

Аристарх кинулся проверять архив Дашеньки, где лежали его собственные письма, достаточно игривые. О том, что их покажут супруге или прессе, он не беспокоился – отношения между человеком и государством приравнивались к конфиденциальным, и как раз тайна частной переписки в таких случаях оберегалась весьма жестоко. Но сколько же там словечек и фразочек, на которые даже любящий мужчина не имеет ни малейшего права?!?

«Прелестный друг мой киска!» – это же из каких-то старых стихов… «Еще ты дремлешь, друг прелестный?» – Пушкин, Пушкин, будь он неладен! Бесплатно пользоваться Пушкиным могли толькто старшеклассники и студенты-филологи. «Моя голубка и тигрица, моя богиня и дитя…» – старый шкодник Теофиль Готье. Шкодник помер, Франция на процент не претендует, но претендуют наследники переводчика, и как еще! «Драгоценная моя женщина»… «И ты смеешься дивным смехом, змеишься в чаше золотой…» И еще, и еще…

«Нет доступа» – высветилось на экране. Полиция правопорядка наложила мощную лапу на архив Дашеньки!

Сколько же придется отстегнуть, чтобы погасить скандал?

И не отнимут ли у Аристарха лицензию?

Если специалист по авторскому праву сам же его так нагло нарушает – то очень странно будет, если не отнимут! Значит – плати штраф и не квакай…

Тут до Аристарха дошла еще одна закавыка – если решать этот вопрос цивильно, с судебным разбирательством, защитой опытного адвоката и рассрочкой платежей по штрафу, то подробности все-таки дойдут до супруги Февронии Марковны. Ох, этого только не хватало…

Как же это он не уследил за судьбой такого важного законопроекта? И за что он, спрашивается, платит деньги Песцову?

Онуфрий Песцов, будучи обозван кретином и клиническим идиотом, просто отключился.

Проблема денег встала и ребром, и прочими костями.

– Кредит? – сам себя спросил Аристарх.

Консьержка намекнула, что комп ей самой нужен – мало ли кто вокруг дома слоняется. И Аристарх побрел прочь со своим деликатесным пакетом.

Ему угрожал настоящий, неподдельный и неподкупный крах.

Идти домой с пакетом он не мог – жена дура, но не до такой же степени, чтобы поверить, будто он решил среди ночи побаловать ее тигровыми креветками.

Аристарх ехал по ночному городу непонятно куда, непонятно зачем, заранее переживая все завтрашние неприятности. Ему даже в голову не приходило оплакивать Дашенькину верность – ведь девушка просила денег у какого-то перчика Андроника, а не у своего официального любовника.

Пожалуй, стоило напоследок хорошенько напиться. Нажраться. Вырубиться.

Он прибыл в круглосуточное заведение, где ему предложили множество услад для тела, всему предпочел текилу, выхлебал здоровую бутыль, употребив при ней столовую ложку соли, и понял, что этот мир существует лишь в воображении. Вот желудок с пищеводом – те настоящие, мочевой пузырь тоже, а пепельница с окурками мнимая, потому что курение – иллюзия. Человека, который пришел сменить иллюзию полной пепельницы на иллюзию пустой пепельницы, тоже нет – это подсознание оформило детские страхи в длинный мужской силуэт… впрочем, и Фрейда с Юнгом, которых проходили в иллюзии университета, тоже нет и не было, а детские страхи недействительны, потому что иллюзия детства…

– Отдайте пепельницу, я ее поменяю, – вмешалась очень недовольная звуковая иллюзия, и Аристарх даже не очень удивился, увидев лицо Патермуфия. Если иллюзия этого лица посетила его утром, почему бы ей не застрять в памяти и не повториться ночью?

– Сгинь, – произнес Аристарх. – Я тебя знаю, ты порождение Фрейда.

– Ага, – согласился Патермуфий. – Только пепельницу отдайте.

Он вытянул из-под ладони Аристарха здоровую лохань темного стекла, а взамен подвел под ладонь другую.

– Что же я теперь супруге скажу? – вдруг спросил Аристарх и от бессилия собрался плакать.

Вот супруга-то как раз и не была иллюзией!

– А пусть подавится своим Харитоном! Не нужен мне ее Харитон! – внезапно воспарив духом, заголосил Аристарх на все заведение. – Она думает, продадим Харитона – и на всю жизнь обеспечены?! Паршивые три тысячи – вот что такое твой Харитон, дура!

Потом иллюзии заклубились, засуетились, возникла и еще одна, совершенно непривычная, – иллюзия невесомости. Облака кроваво-красного дыма окутали голову. В глотке возникла омерзительная иллюзия – ну очень, очень реалистическая…

А потом Аристарх открыл глаза и увидел Патермуфия.

– Такси вызвать? – спросил тот. – Или здесь номера есть, маленькие, правда, но с ванной. Можно до утра поспать.

– В номера, – решил Аристарх, и Патермуфий помог ему встать с красного кожаного дивана в холле.

– А ты что тут делаешь? – наконец удивился Аристарх.

– Подрабатываю. За учебу-то платить надо. Я тут последнюю неделю – если, конечно, к себе возьмете.

– Возьму, – пообещал Аристарх. – Но сперва – в номера.

Утром Патермуфий разбудил его ни свет ни заря.

– У меня дежурство окончилось. Могу сесть за руль вашей «ауди» и довезти вас до дома.

– До офиса, – решил Аристарх. Он очень не хотел, чтобы полиция правопорядка взяла его из дома – сплетен не оберешься. Пусть лучше из офиса.

Что делать в офисе в такое время суток – он не знал. Пока там ни души – можно бы еще вздремнуть… Или попытаться первым попасть на прием к банкиру Сулейманову, попросить кредита? Придумать повод, набросать бизнес-план?..

Патермуфий вынес из заведения свою сумку, кинул на заднее сидение, помог Аристарху устроиться поудобнее и пристегнуться.

– Меня довезешь, потом – домой? – спросил он у парня.

– Домой, зверей кормить. Потом завтракать.

– У тебя кто?

– У нас с сестрой хомячок, два попугая и уж.

– Уж? – не сразу сообразил похмельный Аристарх. – Замуж? Невтерпеж?

– Змея такая.

– Змея? Рептилий! – вдруг выкрикнул он и захохотал. – Если мужик, то рептилий!

Патермуфий уставился на него с недоумением.

– Это кто? – спросил он.

– Это мой старшенький придумал. Рептилий! – не мог успокоиться Аристарх. – Чему их только учат?! Рептилий ползучий!!

И хохотал безудержно.

– У вас в офисе кодекс словоупотребления имеется? – внезапно севшим голосом спросил Патермуфий.

– Еще бы не имелся!

Машина рванула с места так, словно за ней гналась полиция правопорядка.

Патермуфий буквально на себе втащил будущего шефа в кабинет, усадил в гостевое кресло и тут же кинулся снимать с полки кодекс.

Он вывалил два толстенных талмуда на стол и быстро-быстро копался в них, отрывая для закладок клочья от лежавших сверху документов. Аристарх ничего не замечал – ему опять безумно хотелось спать.

– Вот, термины… – сказал Патермуфий. – Статья сто четырнадцатая, пункт три и четыре. Совсем дешево!

– Что дешево? – пробормотал Аристарх.

Патермуфий без спроса включил его компьютер и сел за работу. Только один раз поинтересовался, где болванки контрактов и заявок. Сонный Аристарх пробормотал название каталога.

Когда он проснулся более или менее окончательно, Патермуфий снимал с принтера густо испечатанные листы.

– Вот, заявка, – сказал он. – У меня на нее денег нет, но там нужно немного. Если вы дадите мне под залог моего будущего оклада…

– У меня у самого, считай, денег нет, – сообщил Аристарх. – И не возьму я тебя на работу. Ты замечательный парень, но работы для тебя нет. И фирмы у меня больше нет.

– Может, вам минералки принести?

– Я не шучу. И бизнеса у меня тоже больше нет. Ты про запреты на профессию слыхал? Так что давай чеши отсюда поскорее, пока тебя никто не видел в моем похабном обществе.

– А что случилось-то?

– Что-что? Кучу цитат натиражировал… А у Пушкина знаешь какая амортизация? А у Блока? Наследники себе бриллиантовые унитазы уже ставят! За мой счет, мать-перемать! Дай минералки!

Патермуфий отыскал холодильник, выпоил будущему начальнику полулитровую бутылку и добился не связного рассказа о беде, но тех обрывков, из которых этот рассказ вполне внятно складывался.

– Юридический нонсенс, – тут же сказал вчерашний десятиклассник. – Если закон в стадии обкатки – не могут они штрафы брать.

– А если идиот Песцов проворонил принятие в первом чтении?

– Тогда – ой…

Они полезли в Сети – ну, так оно и было. Вчера, в шестнадцать сорок пять. Пока Аристарх с Онуфрием носились по делам. И обнародовано в восемнадцать сорок, и разослано по всем адресам, которые на тот момент имелись в регистре Министерства охраны авторского права. В том числе и по адресу Аристарха Брусникина.

Тут только Аристарх понял, что при его профессии экономия до добра не доведет. Нужно было не жмотиться, а сразу поставить на своей мобилке функцию проверки почты на офисном компе. Он бы узнал о своей проблеме, допустим, в девятнадцать часов, и до двадцати одного у него была бы прорва времени, чтобы уничтожить или надежно спрятать опасные архивы – в том числе и Дашенькин. А где-то сразу после двадцати одного и началась выборочная проверка…

И вот результат – на некоторых папках его электронного архива уже стоит зловещая печать «Доступа нет».

– Так что скоро за мной явятся, – сообщил Аристарх Патермуфию похоронным голосом.

– И во что выльется штраф?

Аристарх только рукой махнул.

Тогда Патермуфий полез в текст нового закона, в приложения, и понял, что тысяч сорок вылетит в трубу запросто. Ну, если взять хорошего адвоката, не Песцова, которому платить – немного, но и получишь от него тоже немного, то десять тысяч можно скостить. Все равно – плохо…

– Значит, нужно тридцать тысяч, – сказал он. – Для начала. Слушайте, вот заявка. Если ее немедленно зарегистрировать и выставить позиции на аукцион – мы уже сегодня можем иметь тысяч пять-шесть!

Аристарх попытался понять, что пропечатано в листах, но похмелье не позволяло прорубиться сквозь канцелярщину, которую Патермуфий попросту передрал с готовых болванок, даже не проверяя ее на осмысленность.

– Заявка – это ведь тысяча абрикосов по меньшей мере! – вспомнил он.

– Да, – сказал Патермуфий. – У меня четыреста отложено, а при себе только две сереньких. Ищите шестьсот.

Аристарх честно попытался понять, что происходит. Но не получалось.

Впрочем, бизнесмен в нем был неистребим – даже похмелье оказалось бессильно.

– А твой интерес? – спросил он.

– Хороший оклад. Тогда я очень быстро возвращаю свои абрикосы, а дальше работаю только в плюс.

– Но ты с этой идеей можешь пойти к кому-то другому…

– Другой будет тянуть и сомневаться, а у вас выхода нет.

Аристарх перетряс все карманы, все закоулки обоих портмоне, чего недоставало – скинул со счета на счет Патермуфия. И тут услышал шум лифта.