Текст книги "Троглобионт"

6. Почти у цели

Оставшийся путь завершился без особых событий. Дорога была совершенно свободной. Воскресным утром большинство людей не имеет никакого желания куда-либо ехать, остальные – не имеют возможности. У Энн сложилось такое впечатление, что они вот-вот доедут до Края земли. Как будто эта дорога сделана не для повседневных нужд людей, а для какой-то одной, неизвестной цели – пришли люди, пробили дорогу через глухую тайгу и нагромождения камней, но потом ушли и больше не возвращались. А те, для кого эта дорога строилась, так и не пришли сюда, передумали, или вымерли все давным-давно. От такой фантазии стало жутко и весело. Особенно после того, как свернули с большой дороги на узкое ответвление, по которому ехали еще миль двести, как показалось Энн, на самом деле гораздо меньше.

Одна остановка на последнем участке получилась для Энн памятной – нам это привычно – в семидесятых годах понаставили этих памятников, где надо и где не надо, а для американки оказалось внове. За небольшой гравийной площадкой, прямо у дороги, стоял серый обелиск братской могилы с длинным списком солдат, похороненных здесь в 1944 году. Энн набрала большой букет желтых цветов с сильным дурманящим запахом и очень торжественно возложила его на могилу.

Однако была тут неожиданность и для наших. Чуть в стороне, незаметный с дороги, чернел на небольшом холме немецкий мраморный крест. Игорь, с трудом разбирая готический шрифт, прочитал:

– Курт Хейнер… или Гейнер, или Хайнер… оберлейтенант, Хайнс Фишер ефрейтор, Карл Бродерман рядовой, Гюнтер…

непонятно… все остальные рядовые. Всего одиннадцать человек. Я немного учил немецкий, но эта готика – как курица лапой!

– Я где-то читала, что все вражеские могилы уничтожались, – Энн подошла с еще одним букетиком.

– Сейчас восстанавливают кое-где. Родственники приезжают из Германии.

– Им тоже несладко пришлось тут… – Ольга, глядя на Энн, тоже набрала цветочков для обеих могил, – Ну что? Едем дальше?

– Конечно, конечно… а что там вон… смотрите…

Они прошли по заросшей, видно очень редко используемой грунтовке. Метров через двести на небольшой поляне из последних сил стояла старинная деревянная церковка. Снесенный ветром крест лежал рядом, опираясь на фундамент. Дверь, еще державшаяся на мощной кованной петле, поскрипывала, как бы приглашая войти, но входить не решились. Пофотографировались рядом и вернулись к машине.

Город начался неожиданно, сразу. Тут пришел черед удивляться Игорю с Ольгой. Они совсем не ожидали увидеть такой приятный городок в этой глуши – он чем-то напоминал подмосковный Зеленоград или Дубну, только дома пониже, но общее впечатление даже лучше.

Уже в городе Игорь связался с кем-то по телефону и, не убирая трубки от уха, двигался дальше как по радару. Таким манером, они подъехали к длинному бетонному забору и остановились у зеленых ворот с красными звездами на створках. За стеклянной дверью проходной маячил солдат с автоматом. Энн, хоть и числилась наполовину русской по крови и свободно владела родным языком, была все-таки американкой и яд холодной войны сосала потихонечку с самого детства, поэтому сейчас ей непроизвольно, но явственно, стало не по себе. За этими воротами находилось то страшное ОНО, которым пугали в фильмах, телепередачах, на школьных уроках.

Ничего страшного тут не произошло, да и не могло произойти. Минут через пять из проходной выбежал небольшого росточка, плотный офицер с вздернутым носиком. Он бросил в салон машины свой рюкзак и забрался сам.

– Здравствуйте. Хэлло, по вашему. Хау хэв ричед?

– Доехали хорошо, здравствуйте, – Игорь повернулся в салон, – не тужьтесь с английским, майор, здесь все хорошо говорят по-русски. Меня зовут Игорь, это моя жена Ольга, а это наша американская гостья – Энн Шертли, прошу, как говорится, любить и жаловать.

– А я, майор Мишкин Виктор… просто Виктор… Витя. Генерал уже выходит – поедем за ним.

Действительно, ворота раздвинулись, и оттуда показался черный джип, с сильно затемненными стеклами. Игорь сразу тронулся за ним. До погранзоны доехали быстро, у шлагбаума только притормозили – один солдат открывал шлагбаум, второй стоял по стойке смирно, отдавая честь проезжавшим. К заставе вела грунтовая, но довольно ровная дорога. Здание заставы напоминало типовую школу постройки девятьсот семидесятых годов. Чуть в стороне располагалось футбольное поле с воротами, обтянутыми металлической сеткой. Всё смотрелось уютно и по-домашнему. На поле во всю шла игра, туда-сюда бегал полный состав игроков: одна команда – по пояс голая; вторая – в полосатых майках без рукавов. Еще человек пятнадцать-двадцать солдат сидели в качестве зрителей. По полю бегал даже судья в черной майке с аляповатым рисунком и непотребной надписью по-английски.

Гости переждали в сторонке, следя за игрой, пока генерал с начальником заставы совершали необходимый военный ритуал встречи большого начальника. Генерал, правда, не выглядел военным, на нем был мягкий полуспортивный костюм с ветровкой, кроссовки и бейсболка, поэтому, вместо положенных с его стороны ответных парадных движений, он просто пожал капитану руку. Они о чем-то переговорили конфиденциально, после чего двинулись к гостям – знакомиться.

Генерал был – сама любезность, целовал ручки дамам и расточал комплименты, хотя сам в это время думал примерно так: «Надо же… из-за вот такой американской фитюльки столько шуму и ненужных телодвижений. Однако, мое дело – сторона. Начальство приказало – я выполнил». Он, как и майор начал с заготовленной английской фразы, но Энн тут же заметила:

– Я вполне говорю по-русски, господин генерал.

Энн, действительно, хорошо говорила по-русски, у неё прослушивался небольшой акцент, но построение фраз и грамматика, за редким исключением были почти идеальны. Генерал уточнил:

– Товарищ генерал… у нас во всех вооруженных силах принято обращаться – товарищ… а вообще, зовите меня просто, Георгий Александрович, тем более, что я даже не в военной форме.

– Георгий Александрович, – слово «товарищ» Энн произнести так и не решилась, – а когда мы сможем приступить к работе?

– Сразу работа? Я рассчитывал предложить вам на сегодня отдых… вы с дороги, устали… Егор Ростиславович, у нас гостевой домик готов?

– Конечно, всё приготовили, баню затопили…

– Знакомьтесь, – генерал обращался к Энн, – это теперь ваш… и хозяин, и помощник – все вопросы к нему. Капитан Градов, Егор Ростиславович, а это наша американская гостья Энн Шертли. Правильно я произнес?

– Да, генерал, – она по-мужски подала Егору руку, – а вы, что же, не играете в соккер? – Энн поняла, что сморозила глупость, но было поздно.

– Во что, простите? Ах да, это вы так футбол называете… да вот, видите ли, не играю, все дела бросил – вами занимаюсь, – Егор тоже понял, что на глупость ответил глупостью. Обоим стало неловко. Из неприятного положения их вывел генерал спросив:

– Простите Энн, а что вы планировали на сегодня из работы?

– Хотя бы попасть к озеру.

– Вот в этом, никаких проблем. Так! Мужчины пусть едут разгружаться, Егор Ростиславович, закуски там… и все такое у меня в багажнике. А мы с вами, дамы, пройдемся пешком, – он взял обеих женщин под ручки и повел по песчаной дорожке, ведущей к озеру.

Егор сел в микроавтобус, рядом с Игорем. Они увидели друг друга сразу, еще издалека – когда Егор только вышел навстречу генералу, Ольга толкнула Игоря локтем, смотри мол, кто идет. Игорь еще мог ожидать именно такой встречи, но Егор был сильно удивлен, поэтому немного обиженно спросил:

– Ты что, не мог предупредить, что едешь?

– Да, я не собирался никуда ехать… это просто анекдот какой-то. Должны были ехать сопровождающие, а она меня уговорила минут за пятнадцать, я сам до сих пор не верю, что я здесь…

– Да… шустрая девочка.

– Интересная девочка – не суди по первому впечатлению.

– Да, мне то что до неё?

– Куда дальше?

– Ставь поближе к домику… всё, выходим.

Они вышли у финского деревянного дома, единственным украшением которого был балкон под крышей на уровне второго этажа. Генеральский джип проехал дальше – к беседке.

Генерал отпустил локти дам только у самого берега.

– Вот оно, девочки, наше озеро. Можно я вас так буду называть?

– Пожалуйста, пожалуйста, – Ольге льстило внимание генерала, – Ой, как красиво здесь. Энн, наоборот, казалась озадаченной:

– Не поняла. Это озеро Подкаменное?

– Да, конечно, а что вас удивляет?

– Оно маленькое…

Перед ними было почти круглое зеркало воды километра полтора в диаметре.

– На карте большое… длинное озеро, а здесь круглое, не больше мили…

– Это только кажется – вон там, напротив нас, смотрите – выглядит берегом, а на самом деле это остров, его легко объехать с обеих сторон. Завтра поедете туда – увидите. Вот здесь, где мы с вами стоим, самая северная точка озера, а вон туда, на юг, оно тянется километров на тридцать, да и ширина приличная. Но здесь много островов, поэтому целиком его нигде не увидишь. Это как в горах – поднимаешься из ущелья и, вроде бы видишь вершину, а поднялся – это не вершина, а только уступ… потом еще один, и так раз за разом… раз за разом…

Генерал замолчал, так и не продолжив своей сентенции. Они шли вдоль берега, молча. Ольга вышла вперед и, вертя попой, думала о том, насколько сильное сексуальное впечатление это производит на генерала. Генерал шел за ней и, действительно, не отрывался взглядом от её попы, но думал не об Ольге, а о женщинах вообще, об их непредсказуемости и неверности.

А Энн совсем растерялась: она достигла, наконец, своей цели, к которой она стремилась последние полгода, применяя женскую хитрость и неженскую силу воли, затратив на уговоры и убеждение всех заинтересованных сторон внутренней энергии столько, что, наверное, хватило бы на то, чтобы спутник вывести в космос, а теперь сникла. Такое сильное влияние на неё, видимо, оказала местная природа.

Все последнее время она находилась в ограниченных пространствах, а ограниченное пространство увеличивает самомнение – находясь в помещении, будь то комната или даже большой зал, передвигаясь в машине или в самолете, чувствуешь себя большим и сильным; преодолеть такое пространство – раз плюнуть. За окном или в телевизоре не важен размер, и там может происходить всё, что угодно – это всё там, за стеклом, поэтому, не серьезно и не имеет значения.

А здесь была тишина и так много чистого неба и чистой прозрачной воды, что все эти сосны, валуны и песок выглядели лишь обрамлением чего-то настоящего, неизмеримо большого и вечного. Энн показалась себе маленькой и беззащитной и что делать теперь, она не знала.

Так молча, они прошли берегом до лодочной пристани, которая представляла собой деревянный помост в виде перевернутой буквы «Т», ножка, которой уходила в озеро. С обеих сторон ножки были причалены лодки, еще одна сушилась на берегу: справа покачивался на легкой волне не лишенный изящества металлический катерок с закрытым клотиком, окрашенный в пятнистый камуфляж, а слева стояла большая открытая посудина, старинной конструкции, на берегу лежала еще одна, похожая, только поменьше.

– Вот ваш водный транспорт. Рекомендую вот это, – генерал показал на старинную посудину, – внешний вид непритязательный, но качество очень высокое. Называется «Карелка». Местные жители делают их сами, из еловых досок. Смотрите! – генерал запрыгнул в лодку и прошелся по бортам. Женщины синхронно ахнули, но ничего не произошло, лодка лишь немного закачалась.

– Опрокинуть её почти невозможно, во всяком случае, нужно очень постараться, а при этом, скорость развивает вполне достаточную.

– Товарищ генерал, у нас всё готово, – голос раздавался откуда-то сверху.

От пристани вверх вела деревянная лестница с перилами. На верхней площадке лестницы стоял майор, размахивая руками. Это место, как справедливо говорил недавно генерал, выглядело вершиной горы.

А наверху оказалась невидимая с берега большая беседка со столом и скамейками, вырубленными из полубревен. На столе стояло несколько еще закрытых бутылок и много еды. Чуть дальше от берега был тот самый гостевой домик, рядом с ним стояли машины. Игорь с Егором колдовали возле мангала. Из дома вышла сильная, круглолицая женщина с кастрюлей, парившей через полотенце.

– Картошечки принесла, здравствуйте, товарищ генерал… здравствуйте всем.

– Тамара Петровна! Здравствуйте, – генерал улыбнулся, глядя на женщину, и обращаясь уже в основном к Энн, добавил, – лет пятнадцать женщин на заставах не было, а сейчас стали возвращаться, хозяйки, дело пойдет. Тамара Петровна, а муж-то ваш где?

– Собак кормить пошел – придет.

– Ну что же… – генерал потер руки, – как говорил наш замечательный писатель Чехов: «Лучше два часа на морозе ждать поезда, чем двадцать минут ожидать выпивки», – давайте-ка все к столу!

Генерал сел в торец стола, за его спиной открывался замечательный вид на озеро. Майор суетился возле генерала, он раздобыл штопор и открывал бутылки.

– Товарищ генерал, вам что наливать?

– Мне – вино. Дамы, что будете пить?

Энн попросила немножко вина, а Ольга, тяжело вздохнув, произнесла:

– А мне лучше сразу водки, – и еще раз вздохнула, как будто ей предстояла тяжелая работа. К ней уже подсел Игорь, он тоже подставил свой стаканчик.

Егор снимал на блюдо шипящий на горячих кончиках шампуров шашлык. Тамара Петровна присела на самый краешек скамейки, как пташка на веточку, что странно выглядело при её объемистом теле. Генерал встал, держа в руке стакан с темно-красным вином.

– Ну что ж… разрешите мне, как старшему здесь, сказать несколько слов. За нашим столом сегодня находится прекрасная гостья из Соединенных штатов Америки, и это хороший знак – у наших стран, значит, есть точки соприкосновения и повод для сотрудничества, а сотрудничество гораздо лучше войны, пусть даже и холодной. Дай Бог, чтобы сотрудничество развивалось во всех сферах… За сотрудничество!

– Да, да…

– Давайте!

Егор сел рядом с Энн, потому что, как хозяин, считал своим долгом окружить главную гостью вниманием. Он снял самые лучшие куски мяса прямо ей на тарелку.

– Шашлык вкусный, пока горячий – ешьте… вот кетчуп, ваш – американский. Георгий Александрович расстарался, специально для вас, я так понимаю…

– Да, да, конечно… я ем – вкусно, – Энн, почему-то, побаивалась этого здоровенного русского, хоть и привлекательность в нем, безусловно, была, но какая-то тяжеловесная. К тому же не забылась неловкость при их знакомстве, и она, чтобы не продолжать разговор, сделала вид, что набила полный рот мясом.

Генерал опять поднялся.

– Виктор, налей, пожалуйста… Егор Ростиславович, положите своей даме салатик, – и уже обращаясь к Энн, – у вас таких салатов, наверное, не выделывают…

– Нет, нет, я знаю – это «русский салат»…

– У нас это называется «салат Оливье», без него ни одно приличное застолье не обходится. Я специально заезжал в ресторан – у нас повар его прекрасно готовит…

– Надо было тратиться? Я бы нарезала… – влезла с поправкой Тамара.

– Вы попробуйте, Тамара Петровна, попробуйте… потом скажете – стоило или нет. Семгу берите! Тут её многие готовят, но у каждого свой секрет… Это от моей жены, она сахарку добавляет и специй каких-то… Разрешите, еще два слова. Все молчат, а выпивка без тоста – это пьянка…

– А с тостом – политработа…

– Правильно, Виктор. Разрешите второй тост за наших прекрасных дам. Товарищи офицеры!

Мужчины встали.

– Я тоже офицер – лейтенант запаса Мартьянов! – Игорь вытянулся и залихватски выпил, сорвав аплодисменты присутствующих.

За столом стало веселее, вино уже проявило свое благотворное влияние. Майор без команды начал наполнять стаканы. Тамара подвинулась ближе и сидела уже нормально, а не на краешке, как вначале. Появился её муж, прапорщик Казак с гитарой в руках. Гитару он пристроил у входа, а сам сел рядом с женой, которая быстренько соорудила ему тарелку с едой и стаканчик, чем он втихаря и воспользовался. Егор скорчил недовольную мину.

– Гитару-то, зачем принес?

– Лейтенант приказал. Вы гуляете – он за главного, не могу не подчиниться, – произнес прапорщик с набитым ртом.

– Правильно приказал, – это уже говорил генерал, – Егор Ростиславович, сыграй нам, пожалуйста…

– Он Бетховена на гитаре играет, я слышала… так здорово, – Ольга раскраснелась от выпитого, глаза её сверкали, – сыграй Лунную…

– Ну, Бетховен – это, конечно, хорошо, но уже без меня, – генерал посмотрел на часы, – Спой про Кавказ, пожалуйста, не в службу, как говорится…

Егор не заставил себя долго упрашивать. Он взял гитару, провел по струнам, подправил немного настройку, хотя аккорд и так звучал вроде безукоризненно и сразу запел:

 
Любимая, здравствуй.
Пока всё в порядке.
Я жив и здоров (правда, грязный слегка).
Попали в засаду. Как репы на грядке.
Сидим у дороги. Живые пока.
На память осталась планшетка комбата,
Попорченный пулей бронежилет,
Граната в подствольнике автомата
И восемь раздавленных сигарет.
В лощине деревня дымит, догорая,
И Солнце в дыму словно медный алтын.
Мне мало осталось – прости, дорогая…
И может, простит меня будущий сын.
Кто враг и кто друг я уже и не знаю.
Вон тот, бородатый, по школе знаком…
Но русская форма на мне, дорогая,
Сейчас я себе и комбат и Главком.
Имею в резерве: планшетку комбата,
Попорченный пулей бронежилет,
Гранату в подствольнике автомата
И семь недокуренных сигарет.
Прорваться к своим бы с вечерней зарею.
Нам лишь проскочить вон за тот косогор…
Письмо это вместе с планшеткой зарою
В пропитанной кровью земле этих гор.
 

Генерал слушал очень серьезно и, когда песня закончилась, он встал.

– Я хочу, чтоб вы знали: в девяностые годы я служил на Кавказе. Тогда только появилась граница с Грузией – организовано все было плохо… да, что там говорить – бардак полный, ну, и… попали мы в окружение. Из оружия, кроме автоматов и пистолетов ничего… окопались, конечно, ведем бой, а чечены головы поднять не дают. Ну, думаю, кончилась моя карьера… и людей всех положу… Но тут, откуда ни возьмись, лейтенантик молодой со взводом десантников часа за полтора всю блокаду снял и почти без потерь… а пресса наша тогда писала, что мы воевать не умеем, Бог им судья… Да… так вот подходит ко мне этот лейтенант, представляется – лейтенант Градов Егор Ростиславович. Я его с тех пор так по имени-отчеству и зову. Спасибо тебе Егор… и за песню тоже, но тост мой последний на сегодня не за тебя, а за тех, кого мы потеряли… кого сегодня с нами нет.

Все встали и выпили молча.

– Ну, всё, – генерал опять посмотрел на часы, – мне пора ехать.

– А баня?

– В следующий раз. Отдыхайте – без начальства свободней будет.

Вся компания, не садясь, отправилась провожать генерала до машины. Его водитель, как чувствовал, уже завел мотор. Как все грамотные генеральские водители, поел он раньше всех, успел проведать знакомых на заставе, поспать под музыку автомобильного приемника и, сейчас изображал из себя серьезного спеца, готового ехать хоть во Владивосток.

После проводов народ разбрелся по естественным надобностям. К столу вернулись только Игорь и Егор. Сели на свои места – друг напротив друга. Игорь спросил:

– Ничего, что мы тут гуляем? Солдат в смущенье не введем?

– Ничего… там есть, кому службу нести, да и домик на отшибе специально, чтоб не слышно было, – ответил Егор и налил водки.

В это время у беседки появились лейтенант Павлов и сержант Ерохин. Егор сердито обернулся к ним.

– А вы чего здесь? Легки на помине… а кто службу нести будет?

– Казак вернулся – нас отпустил. И вообще, – лейтенант подтянулся и приложил руку к виску, – Товарищ капитан, за время вашей гулянки никаких происшествий…

– Садись, шут гороховый, шашлык сами себе жарьте, или пока вон салаты берите, рыбу…

– Может, в баньку сразу, товарищ капитан, – вмешался Ерохин, – а потом уж поедим и… того…

– Как хотите, – Егор опрокинул в рот стопку и взял гитару. В это время он услышал около своего уха шепот:

– Ты у генерала дома был? – шептал, как выяснилось, майор Мишкин.

– Нет, конечно, а что? – Егор ответил громко, но майор продолжал змеиным шепотком:

– А ты хоть знаешь, с кем ты вчера так шикарно удалился из кафе?

– Нет, да я и не…

– Я так и подумал, что не знаешь – это жена генерала! Он только зимой женился, никому её не показывает – майор прекратил шептать и добавил уже в голос, – я ничего не видел и нем, как семга… соленая.

Как говорят в таких случаях, ни один мускул не дрогнул на лице капитана, но его внутренний голос в это время кричал: «Ни хрена себе? Вот это дела!». Чтобы как-то привести в соответствие внутренне с внешним, Егор резко ударил по струнам и под разухабистый веселый мотивчик тихо проорал следующий текст:

 
На злую судьбу нам не следует злиться.
За нашей спиной улыбается Бог —
Злодейка судьба приказала родиться
В чудесной стране дураков и дорог.
Мы глупостью нашей привыкли гордиться.
Нас Дурость водила дорогой Побед.
Умом и богатством блистать не годится,
Дурацкая рожа – страховка от бед.
Под клюквой развесистой – сладкие думы
И двери заветные все без замков
У Буратино в «Стране Дураков».
 

Закончив петь, он уже был спокоен, решив, что теперь не время предаваться эмоциям. Разобраться во всем можно будет потом, и даже морду набить майору сейчас нельзя – выдашь себя с головой, поэтому он произнес совершенно спокойным, но громким голосом, чтобы слышали все:

– Предлагается баня, – и уже персонально для Энн, – Вы видели в Америке «черную» баню?

– Я хожу в сауну, в фитнес-центре…

– Черная баня – это не сауна… это экзотика, почище салата Оливье. Баню «по-черному» даже в России не вдруг встретишь. Идем смотреть? Пойдемте все!

Когда они обошли дом с другой стороны, взглядам открылась баня и непосвященные заойкали:

– Пожар, ой… горим!

Непосвященными были москвичи и Энн. Остальные смеялись, довольные, произведенным эффектом. Небольшой сруб бани был, действительно, затянут дымом. Дым шел из-под конька, из окна и из открытой настежь двери. Егор, не оборачиваясь, скомандовал:

– Ерохин!

– Я!

– Вперед!

– Есть!

Сержант выбежал вперед, сноровисто схватил небольшое ведро, висевшее на пожарном щите, зачерпнул воды из кадушки, стоявшей рядом с дверью, и исчез в дыму. Прошло совсем немного времени и баня, будто бы взорвалась – дым из двери, как из пушки вышибло. Еще чуть позже появился мокрый Ерохин и закрыл за собой дверь.

Порешили первыми запустить мужчин – женщины подождут, пока в бане станет попрохладней, и займутся пока обустройством ночлега и своими делами. Тамара провела Энн и Ольгу в дом, показала им их комнаты, но задерживаться там женщины не стали – Энн взяла картонный чемоданчик с ручкой и они с Ольгой ушли к озеру.

На пристани Энн распечатала чемоданчик: там оказались четыре одинаковых черных кубика. Энн вытащила один и подготовила его к работе. Это был правильный кубик со стороной, примерно, в двадцать сантиметров, на одной его грани имелось прозрачное окошко, через которое виднелся двухцветный шарик. Кубик можно было крутить, как угодно, но красная сторона шарика оставалась направленной на озеро. И, все-таки, кубик имел верх и низ: снизу Энн пристегнула карабином небольшой груз на прочном нейлоновом шнурке, а сверху вытащила такую же черную как кубик антенну. Энн подошла к краю помоста и, держа эту конструкцию за кончик антенны, опустила в воду. Груз лег на дно, когда кубик еще не достал до воды. Энн вынула все обратно, сделала петлю – на карабине имелся для этого специальный зажим – и снова отпустила в воду. На поверхности осталась только часть антенны.

Не спеша, гуляя по берегу, за разговорами, они поставили остальные датчики на расстоянии не менее полукилометра друг от друга.

Когда Энн и Ольга вернулись, мужчины только что вышли из бани, все с одинаково красными физиономиями и каплями пота на лбу. Один майор выделялся – лицо у него не равномерно окрасилось, а крупными красными пятнами. Тамара уже ждала дам со свежим бельем в руках. Ольга пыталась поломаться, но Тамара властной рукой прекратила её сомнения, сопротивляться Тамаре было бесполезно.

Энн читала много русских книг и, в целом, представляла себе этот вид национального самоистязания, но в настоящей деревенской бане, естественно, не была. Она входила с опаской и, в отличие от Ольги, не стукнулась головой о косяк. Копна светлых Ольгиных волос смягчила удар. Тамара потрепала Ольгу по голове, пообещав, что до свадьбы всё заживет.

Места в предбаннике было вполне достаточно, светло и пахло весело – вениками, смолой, чистой водой и еще много чем, что, смешиваясь, создавало неповторимую прелесть. Энн не воспользовалась вешалкой, а аккуратно сложила свои вещи на скамью, сверху пристроила очки, не доверяя чистоте стен, где располагались вешалки (это она еще не видела, какие стены внутри). Тамара скинула одежду быстро и уже стояла возле двери в парную, ожидая остальных. Она радостно улыбалась, поигрывая веником. Глядя на неё, действительно хотелось улыбаться, – «Кустодиев отдыхает», – подумала Энн. В Тамаре все было мощным, круглым и упругим, с перевязочками, как у младенца. Ольга, рядом с ней, хотя тоже была не маленькая, смотрелась чахоточной. Ощущение болезненности возникало из-за излишне белой кожи, с розовым следом от резинки на поясе; хотя, на самом деле, Ольга выглядела бы совсем красавицей, если бы не излишне отвисшие груди. Энн со своими грудками и едва намеченной линией попы показалась себе рядом с ними ребенком.

– Ну… готовы? Полотенцы взяли? Пошли! Только наклоняйтесь ниже, а то совсем головы расшибете, – Тамара пропустила гостей вперед, потом зашла сама.

Наклонившись вперед, Энн переступила порог парилки и, как будто нырнула в какую-то теплую, влажную субстанцию. Это была еще не вода, но уже и не воздух.

Внутри бани висели два герметичных светильника с сильными лампами, но их свет как бы пропадал в пространстве – стены были совершенно черными от копоти и поглощали свет. Справа от входа помещался очаг – внушительное сооружение из круглых камней с большим котлом горячей воды. Трубы не было никакой, поэтому стало понятно, почему баня так странно дымилась. Прямо по ходу находилось многоярусная конструкция полков, такая же закопченная, как и всё здесь. Тамара залила веники крутым кипятком, и они сразу зашлись ароматным паром. Энн и Ольга остановились в нерешительности, не зная, что делать дальше.

– Забирайтесь на полки – я вас попарю.

– Здесь грязно, – Ольга брезгливо провела пальцами по скамье, пальцы её стали черными.

– Это не грязь – сажа. Отмоется, да и полотенцы-то вам зачем? Подстелите. Ложитесь ногами к очагу… вот так.

Кое-как устроились. Ложиться на самый верх Ольга категорически отказалась – Энн рискнула. Всё это оказалось не так страшно, как представлялось заранее: и не так жарко и не так душно, во всяком случае, в фитнес-центровской сауне дышать было труднее. Тамара потихоньку начала поддавать пару. Энн, лежавшая с закрытыми глазами, слышала фырканье камней и чувствовала накатывающийся волнами жар. Потом пошел веник: от ступней всё выше и выше, особо по пояснице, как следует между лопатками.

– Ой, а худющая-то какая! Вас там, в Америках ваших не кормят совсем… то ли дело Оля… тоже могла бы быть посправней, но ничего… – Тамара охаживала их двумя вениками одновременно, сначала бережно, потом более основательно. Паримые сначала тихо повизгивали, потом запросили пощады. Тамара вывела их из бани.

– Да, идите же! Никто вас тут не съест. Пока мы в бане, мужики сюда не пойдут.

Когда две дамы осторожно выбрались на травку, Тамара окатила их из ведра холодной водой. Они взвизгнули для приличия, потому что холода не почувствовали, ни та, ни другая. Зато войти опять в парилку после холодной воды – одно удовольствие, кожа поет каждой своей клеточкой. На втором заходе они вдвоем парили Тамару – недопарили, сбежали, той пришлось еще раз поддать и заканчивать дело самой. Тамаре, в отличие от неопытных гостий, которые все были в черных пятнах сажи, удалось почти до конца проходить чистой, но когда Энн, попутав синонимы, назвала «шайку» «бандой», она в самом буквальном смысле покатилась со смеху и перепачкалась вся. Так что мыться всем троим пришлось основательно.

К беседке женщины вышли в обнимку, розовенькие, с полотенцами на головах. Мужчины встали и проскандировали: «Слёг – ким – па – ром». На столе стояли, приготовленные для них три запотевших стакана с брусничной водой и стопочки с водкой. Они всё это с удовольствием выпили и с не меньшим удовольствием покушали. И мужчины их поддержали.

– Ну, теперь знаете, что значит париться по-черному? Понравилось? – спросил Игорь.

– Великолепно! – ответила Энн.

– Абсолютли! – поддержала Ольга, свернув пальцы американским колечком.

Егор в отсутствие генерала принявший обязанности тамады, обратился к Тамаре:

– Ну, что, Казачка, заспеваемо?

– Да, с удовольствием!

– Вы, действительно, казачка? Настоящая? – поинтересовалась Ольга, – Похожа…

– Если у неё муж по фамилии Казак – она что ж Иванова, что ли – конечно, Казачка, – ответил за Тамару Егор. Он тихо стал перебирать струны, отозвавшиеся печальными звуками с легким умышленным диссонансом, и тихо запел первым голосом:

 
Ой, да не вечер, да не вечер,
 

Тамара подхватила в терцию:

 
…да не вечер,
Мне малым-мало спалось
 

Голоса их слились и взаимно усилили друг друга. Гитарный перебор не отставал. Потихоньку стали подтягивать остальные. На словах:

 
…а есаул догадлив был,
он сумел сон мой разгадать:
«Ой, пропадет, – он говорил, —
Твоя буйна голова».
 

напряжение дошло до предела и стало спадать. Когда песня кончилась, некоторое время все молчали. Стало слышно, как шумит ветер в макушках сосен. Энн вспомнила свои ночные мысли в трактире о том, что все одинаково становится в мире, и опровергла сама себя: «Нет, такого вот вечера не может быть ни на Мичигане, ни в Оклахоме… такие посиделки с песнями после бани могут быть только в России… Ну, если только сама Россия куда-нибудь переедет…». Благодаря этой старинной казачьей песне, этому огромному, никак не темнеющему небу, русские гены высунули головы с её внутреннего рибонуклеинового склада и заставили её растрогаться почти до слез.

Энн вообще, всегда была артистической натурой. В хорошем смысле этого слова. В том смысле, что она умела почувствовать людей душой, и если ей эти люди нравились, подстроиться под них. Не попугайничать, не пародировать своих собеседников, а как бы настроиться на их волну. Сейчас она была со всеми заодно, как будто она и родилась здесь, среди этих сосен и даже думать начала по-русски.

– А сколько сейчас времени? – это спросил Саша Павлов, молодой лейтенант.

– Время детское – первый час, – ответил Егор, сверившись со своими «Командирскими».

– Тогда, дети идут спать. Ерохин, подъем! За мной! – уже скрываясь за кустами, Павлов спросил у Егора, – Товарищ капитан, вас ждать?