Текст книги "Троглобионт"

– А что ж, я здесь на столе спать буду? – ответил Егор уже в пустоту, – Действительно, расходиться уже пора. Вы с дороги, устали…

– Я готов идти или ехать, куда угодно, прямо сейчас, – вставил, клевавший носом, Игорь.

– И я, – добавил майор, который вообще уже спал.

Тамара начала собирать со стола. Егор, пропустивший мимо ушей реплики полусонных товарищей, продолжал:

– У нас остался один маленький технический вопрос. Георгий Александрович попросил меня лично сопровождать вас и помочь в вашей работе. Энн, прошу вас, в общих чертах, обрисуйте, пожалуйста, суть вашей задачи, чтобы я мог как-то планировать завтрашний день и вообще…

Энн не сразу вышла из своего лирического состояния.

– Я боюсь, что «в общих чертах» не получится…

– Валяйте тогда всё по порядку.

– Тогда наливайте еще, – у Энн заблестели глаза, – у вас лед есть?

– Нету, – отозвалась Тамара, – такого не держим. Водички брусничной возьми – холодная.

Энн смешала водку с брусничной водой, получив русско-американский коктейль, и отхлебывая понемножку, начала:

– Всё началось с моей диссертации. Это было перед самым Рождеством… Я сидела в библиотеке – занималась подборкой литературы… Дело в том, что тема моей диссертации… ну, это не важно. Главное в том, что мне нужно было сделать подборку из редких книг, газет, рукописей начала двадцатого века…и я наткнулась на интереснейшую рукопись. Как она попала в хранилище, не понятно и с 1914 года её никто не брал – я первая. Мне дали большой плотный почтовый конверт, внутри был патент… я не помню точное название, ну там… с двуглавыми орлами от Российской академии наук, датировано 1908 годом. Это было обращение к властям на территории Финляндии, с предложением оказывать помощь дословно: Тимофею Иванову Ваттанену…

– Иванову или Ваттанену? – это проснулся майор.

– Иванов – это отчество, – Игорь тоже был уже вполне бодрым, – Но фамилия Ваттанен в Финляндии, все равно, что в России – Иванов. Я знаю Ваттаненов и реальных, и литературных…

Игорь явно собрался перечислять, но Егор прервал его:

– С этим понятно – скорей всего псевдоним, серенький, незаметный – Тимо Ваттанен. А, поскольку Финляндия была в составе Империи, ему по-российски заполнили все графы анкеты.

– Я проверяла – был такой реальный человек. Он с 1911 по 1914 жил в Штатах, потом уехал в Россию и пропал.

– Это тоже не удивительно. В те годы в России пропал ни он один. Давайте дальше…

– В конверте лежал его дневник – средней толщины тетрадка в переплете, исписанная мелким и малоразборчивым почерком. Я понимаю людей, которые брали эту тетрадку в руки и не стали читать, даже владея языком, это почти не возможно… но у меня такой характер. Я знаю свои недостатки. В общем, я сняла увеличенные копии и, не спеша, прочитала. Сначала он очень подробно описывает, как добирался до места, как нанимал проводников, и кто они такие. У него были с собой примитивные сейсмографы – тоже зарисованы в дневнике. Описывает подробно каждый день экспедиции – 2 июня, или 15-е по григорианскому календарю у него подчеркнуто. Причем, он очевидно ждал этого дня. Начало дня описано спокойно и подробно, а дальше всё свалено в кучу – сплошной сумбур. Прямо в тексте – рисунок – ящер, выходящий из воды…

– А посмотреть этот рисунок можно? – Игорь, уже посвященный в эту историю, жаждал подробностей.

– К сожалению, нельзя… Дик эти бумаги положил к себе в чемодан.

– Кстати, вас должно было быть четверо, – вспомнил Егор, – двое американцев и двое сопровождающих.

– Да, но Дик… это мой друг, – произнеся эти слова, Энн слегка покраснела, но кажется, никто не заметил, – сломал ногу, прямо в аэропорту, и я поехала одна.

– Хорошо, будем довольствоваться словесными портретами, – у майора немного заплетался язык.

– Какими портретами? – не понял Егор, – Мишкин, шел бы ты спать.

– Во-первых: я еду с вами и должен быть в курсе; во-вторых: не волнуйся, завтра я буду, как огурец, а на счет этого… я имел в виду портрет ящера.

– Ящер, как ящер, – продолжала Энн, – по внешнему виду что-то среднее между ихтиозавром и диплодоком. В классификации его нет. Это, судя по всему, земноводное – у него длинное веретенообразное туловище с длинной шеей и хвостом, но, в отличие от классического ихтиозавра, вместо ласт имеет перепончатые лапы, как у лягушки. На рисунке рядом с ним изображен человек, видимо, для того, чтобы были понятны размеры – мы посчитали, получается, что длина тела около двадцати ярдов. В метрах это будет где-то восемнадцать – девятнадцать. Записи, я уже говорила, сумбурные. Могу привести на память фразы: «Земля гораздо легче, чем мы думаем – внутри пустота. Там есть жизнь. С ними можно общаться. Яков – дурак, сам виноват. Жизнь везде – космос не пустота», ну и тому подобное. Яков – это один из его проводников. Эти фразы набросаны крупным быстрым почерком, как если бы он тезисно записывал за говорящим, точнее – так пишут медиумы в экстазе. В конце дневника говорится, уже обычным его почерком, что появление ящеров сопровождалось значительным изменением рельефа поверхности земли в районе озера, буквально на десятки километров. Пишет, что сведения, которые он получил, продвинут науку на сотни лет вперед и обещает изложить все систематически во второй тетради.

– Второй тетради, конечно, нет? – саркастически заметил Егор.

– В формуляре значилось две тетради, но в конверте была только одна.

– А вам не кажется, что это бред?…

– Кажется! В Нью-Йорке мне все казалось правдоподобным. Знаете, представляешь себе дальние страны… всякие чудеса там кажутся возможными, а сюда приехала и будто прозрела…

– Ну, и хорошо – отдохнете, рыбки половите, – Тамара мечтательно пристроила свою голову на кулак, – мужики наши с вами покатаются, отдохнут. Ну, что… Бог велить – еще налить!

– А что? Есть еще? – встрепенулся майор.

– У… энтова добра, генерал навез…

– Ну, и что ж мы завтра делаем? – спросил Егор, чтобы закончить на сегодня с деловой частью. Энн ответила:

– Расставить датчики желательно по всему озеру, особенно, в середине, и ждать три дня. Если в течение трех дней ничего не будет, то всё…

– Что-нибудь будет, – опять влез майор, – У нас так не бывает, чтоб ничего не было. Лично я еду на охоту – меня без мяса домой не пустят.

Энн пожелала всем спокойной ночи и пошла к себе в комнату. Позвонил Дик. Он казался сейчас таким далеким и, признаться, не нужным. Энн отвечала односложно и быстро закончила разговор. Она вышла на балкон. Сразу стали слышны голоса снизу, потом звуки гитары, потом Егор запел. Тамара опять подтянула вторым голосом:

 
Была весна зеленая под небом голубым.
Мы встретились под кленами с корнетом молодым
И в вальсе закружилися. Играл на мостовой
Военного училища оркестр духовой.
Военного училища оркестр наш духовой.
 

«Таам-там – там, та-та-та – там, та-та-та-там» – это был проигрыш.

Егор играл его на гитаре, а Тамара голосом изображала духовой оркестр. Это была хорошая, старая, совершенно незаслуженно забытая песня.

 
Ушла далеко конница к Дунаю воевать.
Пока война не кончится, нам свадьбы не сыграть.
Притихла наша улица, лишь клен шумит листвой,
Но мне порою чудится оркестр духовой,
Военного училища оркестр наш духовой.
Пройдет пора студеная, я знаю – он придет
С майорскими погонами и шпорами блеснет.
Мы встретимся под кленами, под сенью городской
И загремит валторнами оркестр духовой,
Военного училища оркестр наш духовой.
Таам – там – там, та-та-та – там, та-та-та-там
 

Они безмятежно отдыхали, как умели, и ни у кого не было даже малейшего предчувствия, о том, что завтра их ждет вовсе не увеселительная прогулка по озеру и, что не всем суждено оттуда вернуться. Осуждать Энн за то, что она чего-то недоговорила нельзя – она просто устала за несколько месяцев напряжения, и сейчас, естественно, расслабилась. А легкомысленность русского человека общеизвестна – пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Если б им предложили сейчас вместо озера, прогуляться на Марс, они бы согласились: «А что? Пойдем, посмотрим, что там за каналы такие». Какие могут быть опасности? Какие монстры? Мир спасти? Да, мы живо-два.

7. Русский «авось»

Утром ветер усилился и поменялся с южного на северозападный. Набежали тучки, но дождя, вроде бы, не предвиделось.

Часам к одиннадцати «флот» был готов. Экспедиционеры позавтракали, проверили еще раз – все ли взяли, расселись по местам и, наконец, тронулись. Тамара помахала им с причала рукой и отправилась по своим делам.

Майор лежал на животе впереди, напоминая носовую фигуру старинной ладьи. Его лицо, бывшее с утра желтовато-зеленым, после завтрака с легким опохмелением опять пошло красными пятнами. Майор охлаждал его мокрым ветром. Козырек его старой армейской шапочки вибрировал, издавая шелестящий звук.

На первой банке «валетом» сидели Ольга с Игорем. Ольга гордо смотрела вперед, а Игорь, сидя спиной к ходу, накинул капюшон и, скрючившись, страдал – у него после вчерашнего болел желудок.

За ними размещался прапорщик Казак со своим имуществом. Рядом с ним, рассованные по мешочкам, лежали продукты, из расчета на неделю, коробка водки, посуда, спальные мешки, две палатки и всякие необходимые мелочи. Вчера решили, что устроят лагерь на Медвежьем острове, где имелась самая большая «изба». Избы эти разной степени комфортности (от землянки до высокого сруба) есть, наверное, на всех сорока тысячах карельских озер. Пользуются ими рыбаки, охотники, лесорубы. Здесь её строили отпускники-офицеры. Но изба избой, а москвичи – народ изнеженный, тем более американка – им надо дополнительные удобства, поэтому взято было больше, чем обычно.

Энн сидела ближе к корме и настраивала ноутбук на датчики. Она, одна из всех, надела желтый спасательный жилет. Остальные еле сдерживались, чтобы не похихикать: в спасжилете и желтой шапочке она стала похожа на взъерошенного цыпленка.

Правил лодкой Егор. Он получал удовольствие, ощущая рукой вибрацию мощного японского подвесного мотора. Большая лодка ни сколько не рыскала, но, при этом, легко слушалась поворота рукоятки и, что удивительно, совсем не мешал управлению привязанный сзади надувной плот, как будто его и не было. Егор рассчитывал разместить всё в «карелке», слава богу, места было достаточно, но Энн настояла на своем, в несколько секунд накачав свое чудо американской техники. Получалось, что Энн оказалась права.

Егор сначала шел на малых оборотах, давая мотору прогреться, немного покрутил лодку, проверяя устойчивость, потом взял курс и плавно увеличил обороты до предела. Лодка подняла нос и набрала скорость.

Со вчерашнего вечера Егор как бы раздвоился на Егора внешнего и Егора внутреннего. Егор внешний – невозмутимый и даже улыбчивый, гладко выбритый и опрятно одетый офицер, готовый заниматься любой работой: читать, писать, командовать войсками или вести лодку, что он сейчас с удовольствием и делал, одновременно прикрывал Егора внутреннего, человека нервного, расстроенного и совершенно неуверенного в себе, который годился лишь на то, чтобы сидеть неподвижно в тихом углу и заниматься самокопанием. После вчерашнего подлого мишкинского шепотка, ему до сих пор было не по себе. У любого человека, считающего себя порядочным, честным, есть в жизни моменты, о которых стыдно вспоминать. Причем, чем порядочней на самом деле человек, тем большее содрогание и омерзение к себе вызывают воспоминания о таких моментах.

Не ошибаться человек не может, особенно, когда счастлив и увлечен этой занимательной игрой – жизнью, возбужденный и радостный, он вдруг делает ляп. Сам он его заметит или нет – подскажут другие, но, с момента осознания этого ляпа, в жизни появляется черное пятно, которое забывается со временем, но вдруг всплывает в памяти и, в этот момент, человека всего аж передернет и станет ему тошно.

Такой вот ляп произошел теперь у Егора. Еще вчера он был абсолютно счастлив и доволен собой. Вчера он копался в своей душе совсем по-другому – он думал о прекрасной даме – спрашивал себя любовь это или нет, души их сплелись в одно или только тела? Но независимо от ответа на этот вопрос, внутренняя сущность его ликовала. Егор никогда не был бабником, то есть, он никогда не ставил сексуальные проблемы во главу угла. При всем при этом никогда не было так, чтобы ему не к кому было бы притулиться – зайти в гости или к себе пригласить, но всё это было не то. Даже когда он однажды женился, у него просто стало, как у всех – вот оно здесь, под боком, никуда ходить не надо, продлилось это, правда, не долго. Все его знакомства начинались от скуки и заканчивались от того же, от той же скуки, особенно женитьба. С Лидой всё было иначе – один её вид вызывал в нем какой-то радостный трепет, а каждое прикосновение было сродни окунанию в горячую или в ледяную воду, вызывало дрожь и мурашки по коже.

Эти мысли у Егора были вчера, а сегодня они приобрели неприятный и даже пакостный оттенок.

Ветер с правого борта наносил на Егора холодные брызги, но он не обращал на них внимания. Он, в который уже раз, задавал себе два традиционных русских вопроса, причем, чаще второй – кто виноват в случившемся? Он сам, виноватым, вроде бы, быть не мог. Его потянуло к случайно встреченной женщине, причем потянуло так, что он для всего остального ослеп и оглох, как глухарь на току, но в этом-то, наверное, и вина – не имеет права человек быть глухарем или котом мартовским. «Виноват… ну, хорошо, виноват, но перед кем? Перед генералом? Перед Лидой?». Внутренняя сущность его обладала ахиллесовой пятой, мешавшей ему всегда и в общении с товарищами и в продвижении по службе – несовременное, устаревшее, к сожалению, понятие об офицерской чести. Виноват он был, еще не осознав этого умом, больше всего, перед самим собой, нарушив, пусть и не умышленно, установленные для себя правила жизни. Он сам сделал то, что, безусловно, осудил бы, если б сделал это кто-то другой. «Знает генерал или нет? Единственный, кто всё знал наверняка – это Лида. Но как она могла? и почему ничего не сказала?»… Из этих вопросов у него в голове организовалась неудобоваримая каша. До первого русского вопроса: «Что делать?» он еще не дошел.

Егор не сразу заметил, что майор Мишкин машет ему рукой и что-то кричит – он всегда был неприятен Егору, а сейчас, вообще, вызывал нечто вроде зубной боли. Наконец Егор расслышал слово «якоря» и кивнул головой. Майор напоминал, что нужно заехать на островок, забрать якоря для сетей.

Лодка уже вошла в протоку. Егор повернул вправо и взял направление на маленький островок. Внешний и внутренний Егоры на время соединились и посмотрели по сторонам. Лодка шла близко от правого берега – сосны на нем подходили к самому озеру, кое-где даже забегая в воду, в этих местах в воде лежали сухие стволы, как будто дальние деревья, из глубины леса, теснили крайних и спихивали их в воду и они погибали здесь же в воде, из последних сил цепляясь за берег корнями. С левой стороны, на острове, наоборот, деревья, как бы отбежали от воды, оставив свободным широкий песчаный пляж.

Перед островком Егор сбросил газ. Лодка, опустив нос, сразу уменьшила скорость, поскользила немного по тихой с подветренной стороны воде и плавно воткнулась в песок. Надувной плот догнал лодку, и сам пришвартовался справа, тихо прошуршав о «карелку» мягким бортом.

Энн оторвалась от своего компьютера, огляделась и спросила:

– Что случилось? Что-нибудь с лодкой?

– Лодка дальше не пойдет, – ответил, улыбаясь во весь рот, майор, – и мотор не заведется, пока… он осекся под тяжелым взглядом Егора.

– Вы только что позавтракали…

– Я то тут причем? – майор развел руками, – Традиция… И якоря нужно забрать, – он выпрыгнул на островок, подтянул повыше лодку и начал перетаскивать в неё якоря – ими оказались ржавые железяки, обвязанные длинными капроновыми веревками.

Казак уже доставал из коробки бутылку и пластиковые стаканчики. Игорь скинул свой капюшон и плотоядно потирал руки.

– Язва ноет – нет лучше средства, чем водка.

– Ну, ну… лекарство нашел… – поморщилась Ольга, но стаканчик взяла, – Не жарко, что-то…

Никто, вроде бы, не хотел пить, но выпили все, кроме Энн, которая пыталась установить очередной маяк.

– Зачем же самой-то мучиться, Энн? Виктор поставит, – Егор, смеясь, смотрел на майора, тот на старый обшарпанный бушлат успел нацепить новенькие майорские погоны, – Витя, у тебя шея не болит?

– А почему она у меня должна болеть?

– Ну, как же? – Егор обращался уже не к майору, а ко всем, – Когда новые погоны получаешь, шея все время норовит занять такое положение, чтобы хоть один погон было видно. Оно и понятно – то ты все был капитан да капитан, а теперь раз – и майор. Погоны блестят – надо же это видеть. Всё бы ничего, но шея болит.

Все засмеялись, включая объект шутки, который уже взял в руки радиомаяк.

– И как это работает?

Энн объяснила:

– Сам кубик – это герметичный бокс. Шарик внутри – это датчик с компасом. Он сканирует воду до мили вокруг себя – реагирует на движущиеся предметы и через антенну передает информацию в компьютер. Правда, чтобы получился реальный контур, нужно, чтобы предмет увидели два датчика… лучше – три. Антенна должна торчать из воды!

– Это понятно, – майор подтянул шнурок и опустил датчик за борт, – Всё. Как доктор прописал – теперь вся рыба наша!

– Рыбу он не покажет – установлен порог чувствительности – объект должен быть не меньше трех ярдов, ну… около трех метров, чуть меньше.

– Лося покажет!

– Лось… в воде? Фи… – Ольга шутливо-презрительно посмотрела на майора, – Лоси в лесу живут, а не в воде.

– Нет, серьезно… у нас тут острова – они с острова на остров переплывают, тут его в воде и брать – плывет-то медленно. Я двух лосей в воде взял. Особенно последний здоров был…

– Ты бы лучше молчал, насчет последнего… – первый раз прервал свое молчание прапорщик.

– А что такое? расскажите, – попросил Игорь, повеселевший после стаканчика. Ему, действительно, стало гораздо легче.

Казак опять замолчал и даже отвернулся, поэтому рассказывать пришлось Егору:

– Поехали снимать сети, увидели лося – разворачиваемся, Витя начинает стрелять… метров так с трехсот…

– У меня всего три патрона было.

– Патронов было мало – штук пять… тем более – зачем стрелять-то рано начал?

– Так, ушел бы.

– Никуда бы он не делся… одним словом, все патроны Витя расстрелял, мы подъезжаем к лосю в упор, а он плывет, хоть бы что ему… патроны кончились, автомат пустой, а у Вити азарт! Хватает топор, Чингачгук хренов, и хрясь лосю промеж рогов… Вру – рогов не было.

– А что вы думаете? – встрял майор, – мне дед рассказывал, как они на медведей ходили… с холодным оружием. Это у меня наследственное, может быть. Фамилия Мишкин оттого и появилась, что предки мои медведей били…

– А с лосем-то что?

– А с лосем ничего, – продолжил Егор, – Удар был мощный, ничего не скажешь. Лось, сначала, даже растерялся, потом очухался и как головой тряхнет, а Витя топор-то не отпускает… Хорошо, Казак его за бушлат поймал – лось и в воде силен… попал бы один раз копытом… и поминай как звали…

– Я проставлялся… и еще готов.

– Грех, конечно, но смотрелось это, доложу я вам… Витю вернули в лодку, а лось так и поплыл дальше с топором в голове, вместо рогов. Хорошо у ребят во второй лодке патроны были. Они подъехали, когда лось уже на берег выходил – добили, а то бы мучился зверь. Топор мы потом еле вытащили.

– И пуля моя в лосе была – хоть один раз, но я попал!

– Попал, попал… Ну, что? Едем дальше?

– Подожди! А оружие пристреливать?

Егор обреченно развел руками.

– Как же, как же… традиция – ничего не поделаешь.

Отстегнули крышку американского плота – автоматы лежали сверху, у левого борта. Это были три немного потертых «Калаша» калибра 5,45 с откидными прикладами, без подствольников. Майор вышел на островок, лег и начал стрелять одиночными по камню, торчавшему из воды метрах в ста. Пули выбивали фонтанчики воды рядом с камнем.

– Прицел сбит, – майор оглянулся к Егору, стоявшему у его ног.

– Дай-ка сюда, – Егор, стоя, приложился и выстрелил три раза. Все три пули попали в камень и, загудев, ушли на лес, – Прицел сбит? Пить надо меньше.

Егор взял второй автомат, пристегнул магазин с трассирующими пулями и дал три коротких очереди. Рикошетные огонечки, отражаясь от камня и воды, разлетелись в разные стороны. Из лодки послышались аплодисменты.

– Дайте-ка я… – подошел прапорщик с третьим автоматом.

Казак стрелял хорошо. Майор со второй попытки тоже поразил цель. Два автомата убрали обратно в плот, а один майор положил возле себя на носу лодки – на всякий случай.

– Ну, что? За удачные стрельбы? – в этот раз приложилась к стаканчику даже Энн. На воде было не жарко, особенно на ходу. Ольга с Игорем надели спасжилеты, в них было теплее – во всяком случае, они не пропускали ветер.

Дальше поехали веселее. Майор опять улегся на носу и затянул: «Из-за острова на стрежень». Игорь обнял Ольгу – они уже оба сидели лицом вперед и улыбались пробившемуся через тучи солнышку. Даже прапорщик не казался таким хмурым, как обычно. Энн отложила свой ноутбук, предварительно пристегнув его к поясу. Такая предосторожность на воде совсем не лишняя – опытные люди подтвердят, сколько ножей, ключей и прочих, необходимых в походе предметов осталось лежать на дне из-за простой неосторожности.

Егор шел галсами от одного берега к другому. Поочередно, у каждого берега, примерно через каждый километр пути, они останавливались, чтобы поставить маяк. Путь получился вместо запланированных пятнадцати километров, гораздо большим.

Последний маяк поставили прямо напротив Медвежьего острова. Отсюда была уже видна изба, стоявшая между сосен, над широким песчаным пляжем.

Егор направил лодку прямо на остров. Все уже сбросили легкое оцепенение, которое невольно наваливается при долгой дороге, и готовились к высадке на берег, когда майор закричал:

– Лось! Лось плывет! – и показал рукой вправо.

Егор инстинктивно толкнул ручку мотора в левую сторону. Нос лодки плавно ушел правее, и все увидели, что, действительно, кто-то плывет по воде. Действительно было похоже на лося. Майор схватил автомат и прицелился.

– Не стрелять! – Чуть охрипший, но все-таки сильный командный голос Егора не был услышан – он заглушился шумом ветра, звоном мотора и длинной автоматной очередью.

То, что произошло сразу после этого, никто потом точно описать не мог.