Текст книги "Синон"

Недавний визит в 164-е отделение больницы в Худдинге обернулся для Сёдерквиста серьезным потрясением. Состояние Томаса Ветье и других инфицированных оставалось критическим. Эрик сжал руль так, что у него побелели костяшки пальцев. Ведь если NcoLV – это действительно порождение «Моны», вся ответственность за случившееся лежит на нем. Конечно, автор злосчастной вирусной программы не Эрик, но «Майнд серф» – его детище. Сёдерквист заморгал и повернул на Эльвшёвеген.

Хотя, похоже, не все еще потеряно. По дороге в больницу ему звонила Ханна. С ней связались сотрудники лаборатории, которая как будто занялась разработкой вакцины. «Крионордик» из Уппсалы. Они хотели взять у нее кровь. Вероятно, рассчитывают использовать антитела, которые организм Ханны выработал против вируса. Она спрашивала у мужа совета, и Эрик не сомневался ни секунды. Разумеется, она должна сдать кровь. Нужно сделать все возможное ради спасения Томаса и других.

Сёдерквист набрал номер Ханны и услышал автоответчик. Выехав на трассу Е20, он прибавил газу. В радиоприемнике симфония Листа сменилась ноктюрном до-минор Шопена. Машина миновала мрачный Аспудден и выехала на мост в направлении Стокгольма. На черную воду залива Риддарфьёрден села стайка белых гусей. Между тем дождь усилился, и Эрик включил «дворники». А потом зазвонил телефон, и он принял вызов:

– Алло.

– Где ты? – Салон заполнил низкий голос Йенса.

– Еду домой. Навещал нашего друга Ветье.

– И как он?

– Неважно. Лежит в коме. Множественные кровотечения – из ушей, изо рта… Кроме того, у всех инфицированных появляются огромные волдыри… Это ужасно. А врачи… – На въезде на Фридсхемплан Эрик сменил полосу движения. – …Врачи так же растеряны, как и тогда… с Ханной.

В трубке послышался характерный звук – как видно, Вальберг пил кофе. Сёдерквист свернул в сторону Роламбховпаркена и сменил тон на более оптимистичный:

– Хотя не все так плохо. С Ханной связалась одна лаборатория из Уппсалы… похоже, им нужны ее антитела.

– Знаю, она мне звонила. Именно об этом я и хотел с тобой поговорить.

В голосе Йенса слышалось беспокойство.

– С ними что-то не так? – спросил Эрик.

– Да нет, с ними всё в порядке. Но Ханна еще очень слаба. Кроме того… ты помнишь, как она отреагировала вчера вечером? Только слепой может думать, что она оправилась после того ада, через который ей пришлось пройти. Ханна сама сказала мне, что боится, и здесь я ее очень хорошо понимаю. Ей предстоит снова оказаться в больничной обстановке – подумай об этом. Выдержит ли она все это, причем на этот раз в качестве подопытной морской свинки?

Сёдерквист поморщился. Последний довод собеседника показался ему особенно убедительным. Он прекрасно понимал, что имеет в виду его друг. Они никогда не говорили об этом, но Эрик знал, что Йенс, так же как и он сам, возлагает на него основную часть вины за случившееся. Кроме того, его неприятно задело то, что Ханна так откровенно высказала Вальбергу свое нежелание сдавать кровь в лаборатории «Крионордик». С мужем она не стала делиться своими страхами по этому поводу. Или же он, как обычно, оказался недостаточно внимателен.

Йенс как будто угадал его мысли.

– Послушай, брат, я совсем не думаю, что ты подставил ее намеренно. Ты просто решил похвастать перед ней своим изобретением, ведь так? Кто знал, что из этого получится? Но теперь все иначе. Ты прекрасно отдаешь себе отчет, чем рискуешь. И прежде всего мы должны думать о ее здоровье. Тем более что неизвестно, поможет ли им ее кровь. Честно говоря, я в этом совсем не уверен.

Эрик покачал головой:

– Разумеется, ее здоровье – прежде всего. Но я видел и других, там, в отделении сто шестьдесят четыре. И это зрелище не для слабонервных, скажу я тебе. Если кровь Ханны может помочь хотя бы некоторым из них, я за то, чтобы попробовать.

Сёдерквист повернул на Карлавеген. Он надеялся, что Ханна окажется дома.

Йенс сразу переменил тон:

– С лабораторией тоже не все так гладко, откровенно говоря. Я тут копал по своей, журналистской части…

– И?..

Послышался звук, будто Вальберг листал бумаги.

– Дело в том, что этот «Крионордик»… частное предприятие. Разумеется, имеется фонд… за ним третий АР и промышленный капитал… там не менее…

Эрик свернул на Банергатан. Похоже, света не было ни в одном окне.

– Короче… – перебил он Йенса. – Что ты хочешь этим сказать?

– Частная лаборатория имеет дело с самым опасным на сегодняшний день вирусом. По-моему, это достаточное основание, чтобы быть с ними настороже.

Сёдерквист запер машину и поспешил на лестницу. Вскоре он, все так же прижимая к уху мобильник, отпирал дверь.

– Согласен. Но с этим фондом и всем остальным, надеюсь, всё в порядке?

– Именно о нем и речь.

Эрик вошел в темную прихожую. Квартира была пуста.

– Буквально только что фонд связался с одним инвестиционным банком в Лондоне… – продолжал его собеседник.

– Зачем?

– «Крионордик» продается.

Могадишо, Сомали

Вероятно, турки попытаются немедленно организовать рейс в Тель-Авив. После неспешного получасового чаепития в компании пухлого секретаря посольства Рейчел Папо выделили отдельную комнату для отдыха в ожидании машины. Помещение оказалось вполне уютным – с цветастыми обоями на стенах и гардинами из необыкновенно плотной ткани. Возле окна стояла маленькая кровать, а перед ней – потертое кожаное кресло. Сбоку от двери стояли письменный стол со стулом, а на стене висел черно-белый портрет первого президента Турции Мустафы Кемаля Ататюрка – стильного мужчины с пронзительным взглядом и ухоженными усами.

Рейчел присела за стол, положила перед собой томик Суцкевера и осторожно сняла скотч, которым были прикреплены к задней обложке фальшивые документы несостоявшегося беглеца Бааши Абдулле. Женщина порвала их на мелкие кусочки, которые затем снова вложила в конверт. После этого она перевернула книгу и осторожно потрясла ею, пролистав страницы. На стол выпала тоненькая бумажка – та самая, из-за которой погибли Бааши и полицейский. Банковский счет на триста тысяч долларов. Название фирмы-плательщика – «Нигерия-Лизинг» – было перечеркнуто, а поверх него кто-то небрежно написал одно слово: «Сальсабиль». Что оно могло значить?

Папо огляделась. На столе не было ничего, кроме пепельницы и коробка́ спичек. Выдвинув один из ящиков, Рейчел отыскала в нем огрызок карандаша, но не нашла ни клочка бумаги. Тогда она открыла первую страницу в книге Суцкевера, переписала слово туда и долго вглядывалась в него, мысленно переставляя буквы и пробуя различные комбинации из слогов. Потом написала его по-арабски и – поскольку уж находилась там, где находилась, – по-турецки. Ни одна из попыток не дала никакого результата, и женщина отложила книгу в сторону, после чего чиркнула спичкой и подожгла конверт с разорванными бумагами Бааши. Она ухватила его за край и держала, сколько могла, а потом, когда огонь начал лизать пальцы, опустила его в пепельницу и, положив щеку на стол, стала наблюдать, как будущее Бааши Абдулле превращается в пепел. На почерневшей бумаге извивались красные змейки. Папо вспомнила о сестре. Почувствовала ли Тара, что она о ней думает? Скучает ли она по Рейчел? В пепельнице угасли последние искорки. Разведчица дунула – и над столом взвилось черное облачко.

Гиллиот, Израиль

Давид Яссур отложил в сторону последний рапорт о распространении «Моны». По оценкам аналитиков, вирусом заражены не менее одиннадцати процентов мировых финансовых сетей, и он поражает другие, не менее жизненно важные структуры. Несколько авиакатастроф, аномальные транспортные проблемы, целые города без электричества – вот лишь некоторые из его последствий. Мир на пороге новой депрессии. Разработанные защитные меры дорогостоящи и требуют много времени. Каждая страна, каждая фирма должна встать на борьбу с вирусом. А задача «Моссада» – выявить тех, кто виновен в появлении этого зла. Это не может быть «Хезболла». Они ответственны за оперативную часть, но не за финансирование. Следы ведут в Саудовскую Аравию и Йемен. А кроме того – в Канаду. Агентов внедрено достаточно, но они ничего не могут сделать.

Яссур бросил взгляд на часы. Через два часа он должен быть в Иерусалиме, на встрече. Давид как раз начал собирать документы, когда раздался сильный стук в дверь и, не дожидаясь разрешения, в комнату ввалился Якоб Нахман. Он выглядел напуганным.

– Давид, это я во всем виноват!

– О чем ты?

– О том доме на окраине Хайфы, где оказался интернат.

– И?..

– Всего пять пациентов, все инвалиды. Плюс одна медсестра.

– Якоб, ты о чем?

– Одну из пациенток звали Тара Папо.

Давид вскочил со стула.

– Скажи мне, что с ней всё в порядке!

– Этого мы пока не знаем. Звонили, но там никто не берет трубку. Двое полицейских уже выехали на место. Думаем послать вертолет, поскольку на улицах наверняка пробки.

– Думаете? Посылайте, черт вас подери! – Яссур заглянул Якобу в глаза. – Кто-нибудь уже говорил с Рейчел?

– Она возвращается из Сомали. Мы не можем с ней связаться.

Давид тяжело опустился на край стола. В голове у него крутилась одна-единственная фраза, сказанная Акимом Катцем: «Она потеряет единственное, что у нее есть».

Уппсала, Швеция

В «Крионордике» все были с ней приветливы, вплоть до вахтеров у входа. Вся лаборатория уже знала, кто она. Ее встретили у ворот, которые Ханна отыскала не без труда, и тут же с улыбкой объяснили, что она, должно быть, пошла не по той дороге от станции. Ханна извинилась за опоздание и оправдалась тем, что у нее разрядился мобильник, поэтому позвонить им и спросить дорогу не было никакой возможности.

Женщина на ресепшене вежливо, хотя и холодновато, объяснила Ханне, как именно все будет происходить. В целом помещение мало походило на больницу – скорее на современный офис с дизайнерской мебелью и абстрактными картинами на стенах. Поэтому Ханна быстро расслабилась. Спустя несколько минут вежливая медсестра в светло-серой униформе проводила ее в процедурную. Она вымыла пациентке руку и торжественно объявила, что кровь у нее будет брать не кто иной, как директор лаборатории Хенрик Дальстрём. Он будет использовать особый инструмент – активный плазмоэкстрактор. С его помощью им удастся обмануть организм фру Сёдерквист и убедить его, что количество крови в ее теле ничуть не изменилось. Это позволит предотвратить разные нежелательные реакции.

Но не успела сестра удалиться, как Ханну снова обуял страх. Комната, где ее положили на койку, была большой и светлой, с люминесцентными лампами в форме изогнутых у потолка трубок. И все, как и везде в «Крионордике», там было красочно и симметрично. И тихо – ни единого звука не доносилось из-за прикрытой двери. Вскоре Сёдерквист поняла, что стало причиной охватившего ее ужаса – все тот же кошмарный сон. Он привиделся ей за несколько секунд до того, как она должна была умереть.

И сейчас, как в том сне, Ханна лежала на жертвеннике в белом храме и хотела было подняться, когда дверь распахнулась и в зал вошел мужчина, тоже весь в белом. На нем были тонкие перчатки, а в руке он держал жезл с конусообразным серебряным наконечником. Другой конец жезла был закруглен. Мужчина был в белой маске, и в ослепительном белом свете ламп казалось, что у него нет лица. Ханна в ужасе закрыла лицо руками.

Хайфа, Израиль

Всего несколько минут потребовалось сержанту Андреасу Ялену, чтобы дойти до ворот и пересечь внутренний двор. Светлое бетонное здание интерната напомнило ему крестьянские дома в Ливане. Не обнаружив никого поблизости, сержант постучал в дверь. Почти сразу же ему открыла женщина в огромных очках – и с удивлением уставилась на запыхавшегося парня в военной форме.

– Чем могу…

– Почему вы не отвечали по телефону?

Женщина закатила глаза:

– Какие-то проблемы на линии. Специалист обещал подойти завтра утром.

– Я хотел бы переговорить кое с кем из ваших пациентов.

– Жильцов, – поправила дама.

– Что? – не понял сержант.

– Они не пациенты, а жильцы. Так кто вам нужен?

– Тара Папо.

Служащая рассмеялась:

– Откуда вдруг такая популярность? Целую наделю о ней никто не вспоминал, а теперь…

– Так я могу ее увидеть?

– К сожалению, ничего не получится. Сегодня утром ее забрала бабушка. Они как будто собирались на бар-мицву[8]8
  Бар-мицва – в иудаизме праздник по случаю религиозного совершеннолетия (13 лет и 1 день) для мальчиков.


[Закрыть]. Поначалу Тара отказывалась, но когда узнала, что будет торт, сразу переменилась. Здорово, что у нее будет возможность развлечься.

Андреас устало прислонился лбом к дверному косяку. Улыбка на лице женщины сразу померкла.

– Вы чем-то расстроены?

– Да, я расстроен.

Военный шагнул в дверь, достал рацию и вызвал центральное управление. В холле пахло едой. На стенах висело пять красочных крючков для одежды, и рядом с каждым была табличка с именем. Сотрудница интерната все так же стояла на пороге. Она озабоченно потерла руки и негромко обратилась к сержанту:

– Так, может, вам стоит позвонить ее бабушке?

Андреас устало вздохнул:

– У Тары Папо нет бабушки.

Часть II
СЕСТРИНСКАЯ ЛЮБОВЬ

Гиллиот, Израиль

Давид Яссур сидел за столом в большом конференц-зале. Прямо напротив него жевал чубук своей незажженной трубки шеф «Моссада» Меир Пардо. Давид перевел взгляд за окно, на сверкающий в свете вечернего солнца Хайвей-2, уже не так, как днем, запруженный транспортом. Моря не было видно в сгустившихся сумерках.

Меир связался с Рейчел Папо спустя несколько минут после того, как ее самолет приземлился в аэропорту Бен-Гурион, и тут же, не тратя времени на соболезнования и пустые заверения, ввел ее в курс последних событий. Теперь им троим предстояло обсудить дальнейшие действия.

Рейчел всегда нервировала Пардо. Было в ней нечто крайне ему неприятное. Хотя нет, он прекрасно осознавал, что именно так раздражало его в этой женщине. На первый взгляд она казалась женственной и хрупкой, но Меир, как никто другой, знал, что скрывается за этим обманчивым образом – бешеная агрессия, ненависть и психическая неустойчивость, вплоть до склонности к суициду. Рейчел в одиночку выполнила порядка двадцати заданий сто первого подразделения, то есть, по сути, была хладнокровной убийцей. И на Сомали как будто тоже не обошлось без крови. Интересно, как она себя теперь чувствует?

Меир постучал трубкой о край огромной серебристой пепельницы, а потом достал небольшой пластиковый пакет и принялся заново набивать трубку табаком. Зачем ему табак в трубке, которую нельзя поджечь, оставалось загадкой. Запрет на курение распространялся в этом здании на всех без исключения.

Шеф «Моссада» стал молчалив после получения известия о пропаже Тары. Вскоре в коридоре послышались шаги, и, прежде чем Давид успел подняться, дверь распахнулась. Каждый раз при встрече с Рейчел Давид удивлялся, какая же она маленькая. На этот раз женщина была в плотном черном пуловере и черных армейских брюках, заправленных в высокие ботинки на шнуровке. Волосы у нее были собраны в узел на затылке, а глаза – красны от слез. Папо кивнула мужчинам и устроилась по другую сторону вытянутого стола. Меир поднялся, встал рядом и протянул ей руки. Поначалу она старалась его игнорировать и, не отрываясь, глядела куда-то в угол, но потом сглотнула, вскочила и бросилась ему в объятия. В тот же миг ее сопротивление оказалось сломлено, и она разрыдалась. Так они стояли несколько минут – молча и не двигаясь. В медвежьих объятиях Пардо фигура Рейчел казалась еще более хрупкой. На какое-то время Давид даже почувствовал себя лишним и снова отвернулся к окну, но в этот момент Меир что-то шепнул Папо на ухо, усадил ее на стул и сам тяжело опустился рядом. Рейчел провела ладонью по лицу, словно собираясь с мыслями, а потом тихо спросила:

– Как он мог узнать, где живет моя сестра?

– Так же как когда-то узнал твой адрес. Он заявился в Герцилию с поддельными документами. Тамошние сотрудники решили, что он имеет доступ к твоим файлам. Это понятно, с учетом его статуса. – Давид наклонился к Папо через стол и продолжил, понизив голос: – Я задействовал огромные ресурсы. Мы отслеживаем ее по всей границе. Надеемся, Тара все еще в Израиле. Мы обязательно найдем ее. Не думаю, что они решатся причинить ей вред.

– Откуда такая уверенность? – В голосе Рейчел слышался сарказм.

– В противном случае они действовали бы иначе. Они расправились бы с ней сразу же, на месте. Но вместо этого увезли ее, то есть пошли на дополнительный риск. Они ведь не знали, как быстро мы сможем отреагировать. Что, если мы поджидали бы их уже в интернате? Все это говорит о том, что Тара нужна им живой.

Рейчел впервые подняла глаза на Яссура, и ее голос неприятно поразил его ледяной холодностью:

– Мы никогда не выйдем на Тару. Я должна встретиться с Акимом, это наш единственный шанс.

Меир посмотрел на Давида и покачал головой.

– Его сейчас активно допрашивают, как ты понимаешь, – сказал Пардо. – Следователи тщательно ведут протоколы. Думаю, тебе будет лучше довериться их компетенции. Кроме того, сомневаюсь, что у вас получится разумный диалог. Аким напичкан наркотиками, поэтому ты ничего не сможешь из него выжать.

Рейчел повернулась к Меиру и взяла его за руку:

– Тара – вся моя жизнь. Мне хватит нескольких минут, я должна переговорить с Акимом. Я сумею найти к нему подход, верь мне. Это наш единственный шанс. – Она заглянула шефу в лицо: – Я прошу тебя.

Пардо долго молчал, прикрыв глаза и жуя трубку. Наконец он положил ее на стол и посмотрел женщине в глаза:

– Ты встретишься с ним. Но Аким очень важен для нас. Я запрещаю тебе угрожать ему или причинять какой-либо вред. Кроме того, в поисках твоей сестры он – наша единственная зацепка. Ты понимаешь, о чем я? Не забывай об этом, когда будешь говорить с ним. И ни в коем случае не прикасайся к нему. Хорошо?

Рейчел не отвечала, глядя куда-то поверх стола.

Стокгольм, Швеция

Эрик позвонил в банк, но Ханны там не оказалось. Йенс тоже не знал, где она, а ее младшая сестра Юдит не общалась с ней вот уже несколько дней. Несмотря на беспокойство, Сёдерквист попытался собраться с мыслями и сосредоточиться на документах, которые лежали на кухонном столе. После всего того, что случилось, он не мог иметь дела с «Майнд серф» и поэтому решил продать свою долю акций. Он вернется к преподаванию. С исследовательской работой покончено – во всяком случае, пока.

Кроме того, развитие проекта сильно тормозили противовирусные работы в Сети. На борьбу с «Моной» были брошены все ресурсы. Несмотря на это, Королевский технологический колледж, совместно с компанией «Эрикссон», изъявил желание купить его долю акций. У Эрика не осталось сил разбираться во всех этих графиках, диаграммах и оценках роста. Ему и так было ясно, что он получит за это кучу денег.

То же касалось и имущества покойного Матса Хагстрёма. Сёдерквист много думал о его вдове, Филиппе Хагстрём – гордой и сильной женщине. Может, ему следовало бы переговорить с ней? Спросить, к примеру, не нужна ли его помощь… Эрик отложил бумаги и глотнул остывшего кофе, о котором забыл больше часа назад, а потом взял телефон и выбрал номер Филиппы, одновременно скосив глаза на стоявшие на камине часы. Полдесятого вечера. Неужели уже так поздно? В трубке послышался механический голос автоответчика.

Эрик все еще сидел с телефоном в руке, когда защелкал замок на наружной двери. Он вскочил с дивана и бросился в прихожую.

– Что случилось? Где ты была?

Волосы Ханны были взъерошены, а глаза опухли от слез.

– Прости меня. Я так опозорилась…

Сёдерквист помог ей снять куртку и, приобняв за талию, проводил на кухню. Они сели за стол. В холодильнике отыскалась давнишняя бутылка рислинга, похоже, уже прокисшего, зато холодного. Эрик наполнил два бокала, один из которых протянул Ханне. Она взяла, но пить не стала – только смотрела на вино и думала о чем-то своем. А потом наконец заговорила, не сводя глаз со светло-желтой жидкости в бокале:

– Я ездила в «Крионордик», хотела стать супергероем.

Эрик застонал:

– Могла бы позвонить, по крайней мере!

– Мобильник разрядился. Ты же знаешь, он всегда подводит в такие моменты.

Сёдерквист пододвинул стул ближе к жене.

– И что там случилось?

– Я бывала там раньше, в снах «Моны». Там это был храм, место, где меня ждала смерть… И я не выдержала.

Ханна взяла пачку «Мальборо». Она курила, только когда ей было плохо. Эрик отодвинул бокал. С ним все наоборот: по какой-то непонятной причине именно в такие моменты у него возникало отвращение к вредным привычкам.

– Хотя… думаю, это был не совсем сон… скорее откровение… предостережение свыше, – пыталась объяснить ему супруга.

– О чем? Что именно ты видела?

– Мир после «Моны». После пандемии. Такой пустой, безлюдный… – Ханна жевала незажженную сигарету. – Все началось с того старого будильника. Во сне я нашла его в какой-то красной пустыне. Я допустила ошибку, когда завела его и… пробудила этот мир к жизни. – Женщина откинулась на спинку стула. – Когда в зал вошел доктор, со мной случилась истерика. Он выглядел точь-в-точь как тот человек из моего сна.

– И что они сделали?

– А что они могли сделать? Процедуру пришлось отменить. Меня положили в комнате для отдыха, и я уснула. А когда проснулась, они вызвали такси. Черт, я так опозорилась…

– Это я виноват. Когда ты спросила меня, стоит ли давать им кровь, я ответил, что это хорошая идея. Мне следовало бы быть осторожнее.

– Но я все еще хочу помочь Томасу и остальным.

– Мы все устроим, ведь кровь можно сдать где угодно. Думаю, будет лучше вызвать врача на дом. А в «Крионордик» мы в следующий раз пойдем вместе. – Эрик улыбнулся. – Может, тебе тоже нужна помощь? Я имею в виду эти кошмарные сны…

– Хочешь, чтобы я обратилась к психологу?

– Чтобы забыть обо всем этом. Чтобы жить дальше…

Ханна не отвечала. Она погасила окурок в пустом бокале, поднялась и отправилась в спальню. Ее муж еще некоторое время в задумчивости сидел за столом, а потом поднялся и принялся ополаскивать посуду.

Пустыня Негев, Израиль

Давид Яссур долго разглядывал женщину на заднем сиденье автомобиля, прежде чем решился на очередную попытку диалога.

– ЦАХАЛ[9]9
  ЦАХАЛ (сокр. от Цва хагана ле-исраэль, Армия обороны Израиля) – вооруженные силы Израиля.


[Закрыть] использует эту часть пустыни в качестве полигона. Просто удивительно, что они до сих пор не повредили ни один из памятников.

Это прозвучало натянуто и глупо. Рейчел не отвечала.

Весь остаток пути Давид молчал. Ровно через двадцать минут окутанный клубами песка «БМВ» въехал на территорию тюрьмы. Янис Сольман поджидал их у дверей административного корпуса. Он был заметно раздражен, но, тем не менее, нашел в себе силы для вежливого приветствия.

– Сейчас спустимся. Аким Катц с утра не произнес ни слова. Насколько мне известно, у него была тяжелая ночь, – сказал Янис и повернулся к Рейчел: – Гомеопатические дозы препаратов – самые действенные. Даже не знаю, следует ли считать это побочным эффектом.

Яссур так и не понял, насколько серьезен его коллега. В лифте он поморщился, ощутив давление на барабанные перепонки, и скосил глаза на Папо. Она стояла, словно вот-вот готовая взорваться, стиснув зубы и сжав кулаки. Меир допустил ошибку, когда пошел у нее на поводу, и теперь несет полную ответственность за все, что может из этого получиться. Хотя Меира здесь нет.

Они миновали так называемую «дверь безопасности» с двумя вооруженными охранниками по обе стороны и вошли в «восьмиугольный холл» – огромную комнату со столом и несколькими диванами вдоль стен. Здесь отдыхал персонал – пил кофе и смотрел телевизор в ожидании очередного допроса. Заключенных приводили в комнаты за дверями, расположенными по периметру зала. Их, как и комнат для допросов, было восемь.

– Может, черного кофе? – хлопнул в ладоши Янис.

Давид покачал головой:

– Лучше капучино. Аким уже готов?

Сольман показал на ближайшую дверь справа. На ее белой створке была выписана огромная цифра «4». Яссур перевел взгляд на Рейчел:

– Мы войдем туда вместе.

Янис кивнул и вымученно улыбнулся, а потом тоже повернулся к женщине.

– Только прошу вас не приближаться к нему. Разумеется, мы приняли все меры предосторожности, но иногда… они плюются. Задавайте свои вопросы, не сходя с места. У вас десять минут. Я – в комнате наблюдения.

Он с силой нажал на ручку – и дверь поддалась. За ней оказалась слабо освещенная комната с еще двумя дверями. Сольман кивнул и исчез за той, что была слева. Давид заглянул в глаза Рейчел:

– Ты уверена?

– Абсолютно.

– Сейчас ты войдешь и сядешь на стул, который стоит справа. И будешь так сидеть, пока все не закончится. Это понятно?

– Понятно.

Яссур взялся за дверную ручку и замер. Рядом на стене Папо увидела маленькую красную лампочку. Когда спустя пару минут лампочка загорелась зеленым, Давид нажал на ручку и толкнул дверь.

В этой комнате было два стула, а перед ними – на расстоянии не меньше двух метров – металлический стол. За столом сидел Аким Катц, почти голый, с обритой головой и сильно исхудавший со времени их последней встречи в Иерусалиме. В руках этого человека была жизнь Тары. Рейчел почувствовала себя такой жалкой и беспомощной, что едва не упала перед ним на колени. Она должна была умолять его о пощаде, взывать к его милосердию, обещать ему что угодно, только бы спасти сестру. Отчаяние сжигало ее изнутри. Папо понимала, что не следует показывать Акиму свою слабость, но глаза ее сами собой наполнились слезами. Она опустилась на один из стульев и зажмурилась. Времени оставалось все меньше, а вопросов было все так же много. Женщина попробовала сосредоточиться.

– А… маленькая замарашка Рейчел…

Разведчица подняла глаза. Аким улыбался – криво и как будто совсем не напрягая лицевые мышцы. Один его глаз был совсем красным – вероятно, полопались сосуды. Он едва шевелил сухими, потрескавшимися губами.

– Я знаю, почему ты здесь, и очень рад тебя видеть.

Рейчел моргнула, смахивая слезу. Она все еще не представляла себе, с чего начать. Там, в машине, все казалось намного проще. Катц понизил голос:

– Ты знаешь, что такое Халуца? Здесь, в пустыне Негев, Агарь, возлюбленная Авраама и мать Измаила, повстречала Ангела Господня.

Папо подняла голову.

– Послушай, Аким, я знаю…

Но заключенный оборвал ее:

– Я – тот ангел, Рейчел. Ты слышишь, что я тебе говорю? Это я решаю, кому жить, а кому – нет.

Давид взял ручку и что-то записал в черном блокноте, который всегда носил с собой. Папо заговорила тверже, стараясь не показывать свое отчаяние:

– Ты ничего не решаешь, Аким. Ты – в аду, и ты сгниешь здесь. – Она подалась вперед. – Сейчас ты расскажешь нам, кто из твоих верных псов удерживает Тару и как нам ее найти. Если ты этого не сделаешь, многие из твоих людей умрут в муках. Не только ты, но и весь твой народ, слышишь? Мы будем преследовать вас и убивать, пока никого не останется. Мы сожжем каждое из ваших чертовых поселений, доберемся до каждого лагеря…

Яссур наморщил лоб.

– Успокойся, Рейчел.

Аким сощурил глаза.

– Мы сохраним ей жизнь, можешь мне поверить. Ты даже не представляешь себе, как много органов можно вырезать из живого человека… Как много боли и мук можно претерпеть, все еще оставаясь в сознании… Ты не представляешь себе…

Одним движением Рейчел схватила со стола ручку и подскочила к Катцу. Давид что-то кричал, но она не слышала. Ничего не видя перед собой, женщина бросилась на маячившее перед ней голое тело и прижала ручку к горлу Акима. Она чувствовала, как пульсировала кровь в его аорте. Ручка с острым, как игла, стержнем стала продолжением ее тела. Еще немного – и узник умрет. Рейчел заглянула в его выпученные глаза.

– Может, ты и ангел, Аким, черт тебя знает. Но я – дьявол.

Позади задвигались стулья, застучали шаги. Вероятно, это подоспела охрана. Но Папо даже не оглянулась. Вместо этого она еще ниже склонилась над Катцом. Теперь ее губы почти касались его щеки.

– Ты отдашь мне сестру, слышишь? А иначе…

Чья-то сильная рука вцепилась ей в плечо и оторвала от Акима. Рейчел подалась назад и, обороняясь, выставила перед собой руки. Охранник собирался было схватить ее, но был остановлен гневным окликом Давида:

– Стой!

Женщина замерла, глядя Яссуру в глаза.

– Не делай того, о чем потом пожалеешь, Рейчел! – велел он ей. – Ты слышишь?

Она опомнилась и тяжело задышала. Взгляд ее заметался по комнате, а когда Папо наконец опустила руки и оглянулась на Акима, то увидела у него на шее струйку крови. Он встретил ее взгляд и улыбнулся все той же кривой улыбкой.

– Теперь ты одна, Рейчел. Совсем одна.

Стокгольм, Швеция

Йенс Вальберг давно перестал следить за тем, что происходит с вирусом. И до сих пор это вполне устраивало его начальство, которое как будто не проявляло ни малейшего интереса к этой теме. Что же касается Йенса, то он игнорировал ее вполне сознательно: во-первых, потому, что не хотел раньше времени насаждать в читательские головы образ монстра, по большей части порожденного его собственной фантазией, а во-вторых – потому, что хотел спасти Ханну.

Поэтому вместо NcoLV Вальберг решил заняться продажей «Крионордика». Английский инвестиционный банк рассчитывал получить обязательный взнос уже в течение текущей недели. Кто он, будущий владелец лаборатории, способной устроить Армагеддон? Существуют ли вообще организации, контролирующие подобные сделки?

Йенс скосил глаза на Юнаса Бьёремана. Их взгляды встретились, и Юнас помахал какой-то бумагой, а потом поднялся и быстро пошел к Вальбергу. Тот выпрямился и скрестил на груди руки. Что такое происходит, в конце концов? Шеф отдела новостей приблизился к нему и с торжествующим видом положил на его стол компьютерную распечатку.

– Пора, Йенс. Теперь-то тебе точно придется что-нибудь состряпать на эту тему.

– Что это? – Вальберг с недоумением уставился на бумажку.

– Она умерла.

– Кто?

– Пия Хаглунд. Медсестра.

Йенс пробежал глазами распечатку электронного письма. «Пациентка Хаглунд скончалась в 164-м отделении больницы в Худдинге. Смерть засвидетельствована в три часа сорок семь минут. Причиной смерти стала асфиксия вследствие острой дыхательной недостаточности, вызванной вирусом NcoLV». Журналист поднял глаза, как будто собираясь что-то сказать, но шеф уже убегал от него между рядами столов.

– Ваш выход, маэстро, – крикнул он через плечо Йенсу, – Армагеддон близко! Мы будем первыми!

Вальберг опустил голову и несколько минут тупо смотрел в пол. А потом смял бумажку и выбросил ее в мусорную корзину.

Тель-Авив, Израиль

Солнце стояло высоко, и воздух успел прогреться как минимум до сорока градусов. Если в менее жаркий день Рейчел сжигала до полутора тысяч калорий на дорожке близ отеля «Дан Панорама», то сегодня можно было рассчитывать на большее. Она сорвала допрос Акима Катца, и Давид Яссур был в бешенстве. Ее обвинили в неспособности контролировать свои эмоции. В конце концов Давид все-таки успокоился, но Катца ей больше не видать как своих ушей.