Текст книги "Мост четырех ветров. сборник рассказов"

– Томек… – беззвучно проговорил он.

– А… вот… кто, – глумливо растянул губы Майсенеш. – Одного раза… мало… показалось…

– Беги, Мариуш, – бесстрастно отозвался призрак, отворачиваясь от Коринзы. – Долго мне его не удержать.

– Томек! Нет!

– Сожру…

– Скажи мастеру, что меня вызвали на поединок и убили. У этой твари стерлись подметки…

– Сожру, – повторил кадавр, скрюченными пальцами вцепляясь в плечи Томека Сельневича, бесследно исчезнувшего год назад ученика некроманта Горесоля.

– Да беги же! Ищи мост, Коринза! На мосту он…

Кадавр вгрызся в его горло, разрывая призрачную плоть пальцами и зубами, но из земли тянулись все новые и новые полупрозрачные руки, опутывая его, оплетая, сдирая одежду вместе с лохмотьями кожи, и Мариуш успел подумать, что слишком у многих обитателей посмертия накопились счеты к тьеру Майсенешу. За те же сапоги, например, которых он явно сносил не одну пару… А потом думать Мариушу стало некогда, потому что он перепрыгнул ограду и побежал.

Часть вторая

Холодный ночной ветер ударил в лицо, наполняя ночь призрачным шепотом. Мариуш несся по залитой лунным светом аллее, а за спиной океанским приливом нарастал шум: старое кладбище пробуждалось. Круги расходились от склепа Майсенешей, как от камня, брошенного в воду, накатывали волнами, проходя сквозь Мариуша – и дальше. Статуи провожали его каменными слепыми глазами, в кустах и между склепами мелькали тени… Крупная летучая мышь, пискнув, задела его крылом – Мариуш невольно пригнулся – и тут же из под ног выскочило что-то маленькое, сгорбленное, метнулось в кусты. Ох, и прибавится работы кафедре некромантии!

Ограда… Мариуш нырнул в оставленную дырку, зацепился камзолом, ругнувшись, рванул ткань. Драгоценные секунды ушли на то, чтобы собрать застрявшие нитки и поставить прут на место. Не хватало еще, чтоб магистрат нашел виновного по такой мелочи, как пара ниток… Дорога…

Выскочив на площадку перед кладбищем, Мариуш кинулся по дороге наверх, к городу. Как нелепо и по-дурацки он попался! Кому поверил? Жадный дурак, польстился на секреты Майсенеша. А что еще оставалось? На бегу крутить кольцо было неудобно, и все же вдруг? Безнадежно. Серебряный ободок словно врос в кожу. Сельневич успел сказать про мост… Что станет с кадавром на мосту? Сдохнет? Ослабнет? Станет уязвимым? Задыхаясь на крутом подъеме, Мариуш выбежал на гору, огляделся, держа в одной руке шпагу, в другой слетевшую шляпу – не оставлять же ищейкам магистрата улику. Проклятье – трость-ножны осталась на кладбище. Впереди – город. Спящий, тихий, лишь кое-где мелькают редкие огни фонарей. Сзади… он оглянулся. У подножия горы, где начиналось кладбище, мелькнуло что-то светлое, двигаясь длинными резкими прыжками и сразу уйдя в тень.

А, плевать. Кадавр доберется до него куда раньше магистрата… Мариуш тоскливо глянул на город, вспоминая лекции. Где, кстати, ближайший мост? Бровицкий – прямо по бульвару Должников, потом налево, шагов с тысячу. Перехватив удобнее шпагу, Мариуш побежал вниз. Мелкие камешки скрипели под ботинками, блестели в лунном свете, ветер, поменяв направление, дул в спину, свистел в ушах. Во рту пересохло, но бежать под гору было легко. Время. Ему нужно выиграть время – хоть немного форы! «Кадавр… Нежить высшего статуса опасности. Быстрая, умная, злобная. Состоит из трупа, забальзамированного по особому ритуалу, и неупокоенной души. При обнаружении немедленно сообщать на кафедру некромантии и в магистрат. Держаться подальше, как можно дальше», – повторял в ушах скрипучий тихий голос профессора Граша, преподавателя Академии и замечательного теоретика. Увы, теоретика – и не больше. Как справиться с кадавром, Граш пятикурсникам не рассказывал… Это работа для мастеров. А держаться подальше – Мариуш перевел дух, сбежав с горы, и быстрым шагом пошел по бульвару – совет хороший, но не для этой ночи. Академия. Может – туда? Не успеть. Слишком далеко. Пока впустят, пока удастся найти и разбудить хоть того же Граша… Кадавр такого натворит! Мариуша передернуло. Снова оглянувшись, он посмотрел на гору, с которой только что спустился, и ускорил шаг. Значит, не Бровицкий мост. Он все равно не знает, что делать с кадавром на мосту. Томек думал, что дал хорошую подсказку. Но Томек был подмастерьем Горесоля. А Мариушу знать это неоткуда. Кошмары забери всех темных мастеров, отказавших ему в ученичестве. Все – до единого – отказались. Ну, кроме Майсенеша, конечно, которого он и не спрашивал.

Мостовая, как в тяжелом сне, уплывала из-под ног, и ему казалось, что он стоит на месте. Но улицы, пересекающие бульвар, менялись. И дома, словно глядящие ему вслед. Почти как статуи на кладбище… Взгляд! Ощущение чужого взгляда, сверлящего ему спину… Как там сказал Тадеус: за вами, Коринза, не будут следить? Тогда откуда чувство, что не только в спину, а со всех сторон смотрят на него внимательные глаза?

Не Бровицкий мост, а к Четырем ветрам – и на тот берег, в Академию. Даже если тварь сожрет его на пороге, кто-нибудь поднимет тревогу… Граш удержит кадавра хоть какое-то время. Ведь удержит, правда? Вызовут Горесоля, Вронца… Только вот ему это уже не поможет.

Мариуш снова побежал. Размеренно, экономя силы. На очередном перекрестке свернул вправо, на улицу Деревянных шпаг. Тесную, извилистую, с высоченными старыми домами в три этажа. Фонари, щедро освещавшие бульвар, остались позади, а здесь было темно и сыро, от каменных стен веяло холодом даже в летнюю ночь. Почему мост? То есть, понятно, почему. Мост – переход между мирами, на мостах человеческая магия, дарованная богами и стихиями, гаснет. На мостах устраивают поединки и божьи суды: там невозможно жульничать и колдовать… И на мосту даже проклятую душу можно проводить в посмертие. Это знает любой первокурсник. Но как сделать это с кадавром?

За спиной послышались легкие шаги – Мариуш насторожился. Обернулся. Темная тень юркнула в кусты. Кладбищенские мороки следом увязались? Или… Он крепче сжал рукоять почти бесполезной шпаги. Эх, палаш бы хороший! А шпагой шею не перерубить. И главное – тварь нельзя подпускать близко. Тадеусу нужно новое тело. Душу он вытянет и сожрет, отдавая своим хозяевам. Мариуша передернуло. Посмертие ждет любого темного мастера, но одно дело – уйти дальше, другое – стать вечно безумной тенью или развеяться без всякой надежды.

Ладно, если это морок, близко он не подойдет, побоится клинка из небесного железа. А вот если кадавр… Темные громады домов давили, воздуха не хватало. «Если выберусь живым, буду каждый вечер ходить в фехтовальный зал, – на бегу пообещал себе Мариуш. – Если выберусь…»

Шаги. Быстрые, легкие – и куда ближе. А впереди – темный переулок. Совсем темный. И узкий – можно коснуться стен руками, разведя их в стороны… Мариуш остановился, круто развернувшись. Взглянул на кадавра, скалящегося шагах в двадцати. Судорожно сжал шпагу.

То, что стояло перед ним, человеком уже не было. Тьера Майсенеша ожидали в посмертии долго и ревностно. И, не сумев сладить, покуражились… Сгорбленная фигура была не просто обнажена, на ней и кожа осталась редкими клочками, кое-где. В других местах оголенную темно-багровую плоть покрывала слизь, перемешанная с пылью. Из разодранных запястий торчали белыми шнурами оборванные сухожилия, суставы неестественно вывернуты, выломаны наружу, руки мертво болтались по бокам тела. Ноги… голова… Мариуш сморгнул. Кадавр стоял к нему спиной. Точно – спиной! Просто шея у него была свернута назад так, что белесые глаза смотрели прямо на Мариуша. И ступни – тоже. «Как он двигается? – ошеломленно подумал Мариуш. – Хотя, что нежити законы анатомии?»

Кадавр то ли оскалился еще сильнее, то ли улыбнулся. Сделал шаг к нему. Мариуш попятился, складывая пальцы на левой руке в знак изгнания – без всякой надежды, лишь бы сделать хоть что-то… Кадавр сделал еще шаг. Тишину разорвал звонкий лай. Прямо между ними из какой-то подворотни на улицу вылетел белый песик и кинулся на нежить, прыгая вокруг и яростно облаивая кадавра. Мариуш не мог сделать ничего. Он не успел бы сделать ничего – если бы и смог. Неуклюжее изломанное тело на мгновение расплылось в воздухе – короткий визг захлебнулся. Сжав тельце так, что Мариуш услышал хруст ребер, кадавр медленно, напоказ оторвал болтающуюся голову, скрутил собачку, как скручивают, выжимая, мокрое белье, и отшвырнул в сторону. Глядя Мариушу в глаза и растягивая лопнувшие губы еще сильнее, сделал шаг по окровавленной мостовой. Маленький шажок – тоже напоказ. Ужас накрыл целиком, смывая мысли – и Мариуш рванул в переулок, прочь. Изо всех сил, задыхаясь, не видя ничего ни под ногами, ни вокруг – и каждое мгновение ожидая тяжелого прыжка сзади. Но прыжка не было… Переулок будто выдернули у Мариуша из-под ног. Он вылетел на едва освещенную луной улицу и помчался по ней, не разбирая дороги. Свернул куда-то, под арку, потом еще, и еще… Сзади время от времени слышались тяжелые шлепки, подгоняя, заставляя выматываться в попытке бежать еще быстрее… Загоняя… Загоняя?

Выскочив на маленькую незнакомую площадь, Мариуш огляделся, задыхаясь. В груди кололо, ноги противно дрожали. Глупо. Глупо и бессмысленно. От кадавра не убежать. И нежить давно бы поймала его, не реши Тадеус поиграть, как кошка с мышью. Сволочь.

Вокруг было тихо. Только вдалеке, за домами, окружившими площадь непроницаемой стеной, слышался бравурный марш. Мариуш прислушался. Марш гвардейцев из «Белой дамы». В той стороне, значит, Оперный театр. А марш почти в конце трехчасового представления. Началось оно в одиннадцать. А теперь – третий час. Скоро рассветет. Мариуш медленно поворачивался по кругу, пытаясь поймать признаки движения в темноте возле домов, у фонтана посреди площади, в темных кустах сирени посреди клумбы. Кадавр следовал по пятам. Гнусная тварь…

Страх дошел до высшей точки слепящего безнадежного ужаса и куда-то делся, сменившись холодной яростью. Мариуша трясло от злости. На Тадеуса Майсенеша, на коллегию мастеров, отказавших ему – лучшему студенту курса – в продолжении учебы, на самого себя! Что толку бояться нежити? А перед глазами стояла окровавленная белая шерстка, выпученные глаза и оскаленные зубы несчастной собачонки. И скоро – рассвет. Кадавр не призрак, не вурдалак, солнечный свет ему не страшен. Только с рассветом на улицах покажутся люди – и магистрат вместе с академией устроит облаву. А против всего города – Мариуш напрягся, уловив движение за фонтаном – против всего города Тадеусу не выстоять. Тело у него безмозглой нежити, но думает опытный маг. Что он сделает? Что бы я сделал на его месте?

Ответ пришел вкрадчивым шепотом: из глубины сознания, от того, кого Мариуш частенько видел в зеркале вместо себя. «Ты бы спрятался. Нашел уединенный дом – и скрылся, а ночью снова вышел на охоту. Беги, Мариуш. Можешь отрубить себе палец с перстнем, да хоть руки, которыми ты его взял – печать стоит на твоей душе. Кадавр найдет тебя где угодно. Найди самое надежное убежище, самую прочную дверь… Не поможет. Но еще поживешь… Ночь, две, три… А там и придумаешь что-нибудь…»

«А что будет делать Тадеус? – спросил Мариуш. – Что он сделает, пока я буду прятаться?» И тьма в глубине его души хмыкнула, не собираясь отвечать на глупый вопрос. И правда, разве ты сам не знаешь ответа? В том доме, где Майсенеш найдет убежище, наверняка будут люди. Он устроит бойню. И купит их душами еще несколько дней и ночей отсрочки…

«Не пойдет, – холодно и трезво подумал Мариуш. – Я эту тварь выпустил, мне по счетам и платить. Много всякого говорили про тьеров Коринза, но быть первым, про кого скажут, что он трус?»

«Шпага… соль… Что можно использовать?» «Ни-че-го, – скучающе отозвалась тьма, заползая поглубже. – По отдельности – ни-че-го…»

Вдали прогремел взрыв музыки. Скоро финал. Сейчас ария Лермианы – и все… Из оперы выйдут люди. Кто-нибудь и в эту сторону… Думай, некромант. Зря, что ли, ты назвал себя темным мастером?

За фонтаном шевельнулось – легла на мостовую, в свет фонарей, темная тень. Мариуш выпрямился, сжимая шпагу. Глянул на нее – и на кадавра, медленно выходящего из-за мраморного бассейна. Там, за Оперой, где скоро зачехлят смычки и несравненная тьесса Лаура выйдет на поклон, мост Четырех ветров. И кое-что может сделать даже недоучка. Только вот пойдет ли Майсенеш на мост? Не надоело ли ему играть? И как успеть?

Кадавр медленно подбирался к нему, боком, мелкими шажками, скользя вокруг по длинной дуге. Мариуш еще раз глубоко вздохнул, поднял перед собой шпагу и сломал клинок о колено. Сам удивился, как тоскливо стало на душе. Ему-то о чем печалиться? Это подмастерьям при посвящении клинок из небесного железа дарит учитель, а он просто купит себе еще. Посидит снова полгода на хлебе и воде – и купит. Если жив будет. Кадавр остановился, чуя неладное. Все время приходилось напоминать себе, что он только выглядит безмозглой нежитью, а внутри у него душа, с которой не тягаться ни в силе, ни в опыте. Не говоря уж о знаниях.

Теперь в правой руке остался эфес с обломком лезвия ладони в три длиной, а в левой – острие. Тяжелый кусок клинка ладони в полторы, немного расширяющийся с одной стороны. Мариуш покачал его, примеряясь. Ну, требуху у трупа вырезали при бальзамировании, иначе он бы сейчас раздулся и булькал. Магия магией, а разложение свое берет. Целиться в сердце бесполезно – его нет. В голову? Да что гадать? Скорее всего, кадавр увернется. И вообще, он же спиной стоит. Хоть бы куда-нибудь…

Сложившись немыслимым образом и пригнувшись, нежить рванулась вперед. Не так быстро, как боялся Мариуш, но стремительно и ловко. Длинными прыжками пересекла половину площади, взлетела в воздух… Преодолевая соблазн просто выставить клинок перед собой, Мариуш увернулся. Рубанул наотмашь шпагой, как палашом – наугад. Проскочил мимо. И изо всех сил метнул обломок, как нож. Кадавр захрипел, приземляясь. Скособочился. Захрустели кости. Он по-прежнему стоял на четвереньках, спиной вниз. Шея вывернулась окончательно, слепое лицо поворачивалось в стороны, ища Мариуша, и тот понял лишь сейчас, что у твари вырваны глаза. Не просто бельма, как показалось ему в переулке, а пустые глазницы. Обломок шпаги торчал у кадавра между ребер, сбоку и сверху. Легкие, разумеется, не поднимались, но тварь снова захрипела, ухватилась окровавленной и пыльной рукой за лезвие – и отдернула ладонь. Качнула головой, то ли прислушиваясь, то ли нюхая воздух.

Мариуш на цыпочках шагнул вправо. Так вот почему он гонится, как за дичью… В переулке кадавр упустил момент, а потом Мариуш бежал, петляя, как заяц. А Тадеус шел по следу. Еще шаг. Ботинки скрипнули – кадавр насторожился. Заманить бы его куда-нибудь… Снова понюхав воздух, кадавр кинулся к нему – и Мариуш побежал, расчетливо петляя. Через площадь, под арку, по улице… Оглянулся через плечо: нежить неслась за ним то по-человечески, то опускаясь на четвереньки. Ее явно заносило вправо, и бежал кадавр медленнее, но бежал. Свернуть было некуда.

Стиснув зубы, Мариуш выскочил на площадь перед оперой, молясь всем богам, которых мог припомнить, чтоб им на пути никто не попался. Справа гремела музыка – финальные аккорды – а они бежали с левой стороны площади, почти прижимаясь к ограде, за которой темнел парк. Кареты, к счастью, тоже стояли справа, ближе к Опере, и оттуда послышалось отчаянное ржание. Лошади бесились, чуя приближение нежити, били копытами, рвались из упряжи. Мариуш сам понимал, что еще немного – и выдохнется. Вбежал под арку, уходя с площади, оглянулся. Кадавр следовал за ним. Размеренно, механически двигаясь без следов усталости, приближался. И даже, кажется, бежал быстрее, чем после удара.

Коронную площадь он обогнул, вовремя свернув в переулок. Едва не забежал в тупик – вынырнул в последний момент. И даже испугаться не успел – помчался дальше. Площадь Кровавых роз – мимо… Переулок Белых голубей… Лошадь, привязанная у ограды, встала на дыбы, бешено забила по воздуху копытами. Увернувшись и оббежав по дуге, Мариуш услышал за спиной дикое протяжное ржание, исполненное боли. Проклятье, лошадь-то зачем? У нее же нет души! Улицы, переулки, арки. Он уже не помнил, куда бежать – вело чутье. Нутряное чутье загнанного зверя, да еще память о городе, пропитавшая его насквозь. И мостовая стелилась под ноги, кивали, пьяно покачиваясь, фонарные столбы, подмигивали огни за ставнями. А с неба холодно и надменно взирала огромная луна, серебря тонкой пленкой каждый камень в мостовой, каждый лист и травинку, каждый завиток меди или бронзы на оградах и скамьях. Казалось, он бежит по расплавленному серебру. В затылок Мариушу глядела смерть. И город вокруг замер, прислушиваясь, присматриваясь, оценивая и выжидая.

Вот и кофейня Бельхимера. Измотанный Мариуш всхлипнул, пробегая мимо освещенных окон. Вниз, под очередную арку, по улице… Мост совсем рядом. Шагов двести. Мариуш оглянулся. Задыхаясь, ухватился за выступающую стену дома, нырнул в переулок. Выбежал на прямой, как стрела, участок дороги. Несколько минут. Всего пару минут бы… Впереди, почти перед самым мостом, улица сужалась. Там стояли друг напротив друга две высоченные толстые липы, смыкая ветви зеленой шапкой. Мост – в нескольких шагах! А ему еще нужно мгновение перед мостом. Оглянуться… Сзади, нагоняя, выскочил из переулка кадавр. Мариуш рванул вперед. Выиграл шаг. Два шага. Проскочил под липами, едва не споткнувшись о корень, взломавший мостовую. Не успеть! Влетел на набережную, сжимая эфес в мокрой ладони, склонился перед ступенями. Спину обдало холодом ужаса. Сзади послышался дикий мяв. Обернувшись, Мариуш успел увидеть, как по липе взлетает черная тень, метнувшаяся прямо перед кадавром. И как тот неуловимо медлит, будто запнувшись.

Вскочив, Мариуш взбежал по ступеням на мост, рванул к его концу, снова обернулся. Кадавр приближался, уже не бегом, а спокойно, почти вразвалочку. Дошел до середины моста… Мариуш наклонился – неудобно, обломок короткий – и провел у второго конца моста по пыльному граниту сломанным лезвием черту, замыкая ловушку. Распрямился, поворачиваясь к замершему кадавру. На темном, измазанном кровью и грязью лице нежити влажно блестели огромные, навыкате, живые карие глаза, едва помещаясь в глазных впадинах. Вспомнив лошадиный крик, Мариуш содрогнулся. Так вот почему он увидел кота. Увидел – и суеверная душа Тадеуса по старой памяти дрогнула! На миг Мариушу стало смешно. Потом – безразлично. Страх, ярость… Только звенящая пустота на их месте, приправленная пронзительной чистой тоской. Глупо. Как глупо. Но Коринза платят по своим счетам сами. Он сдернул шляпу, чудом не слетевшую во время безумного бега по городу, и церемонно поклонился кадавру.

– Тьер Майсенеш! Вы еще здесь? Не уделите ли пару минут?

Мгновение, второе, третье… Кадавр стоял перед ним, покачиваясь на вывернутых ступнях, неестественно сгорбившись, словно его позвоночник был сломан в паре мест. Может, так оно и было. Мариуш глубоко вдохнул холодный ночной воздух, наполненный речной свежестью. Что ж, значит, все…

Нежить шагнула вперед. Голова трупа откинулась назад, безжизненно, как крышка, привязанная к сосуду – и на плечах кадавра проявилось лицо Тадеуса. Оглядевшись, он усмехнулся Мариушу.

– Неплохо, Коринза, совсем неплохо… Вы использовали реку, как естественную границу, замкнув две другие по мосту. Умно.

– Благодарю, тьер Майсенеш, – снова склонил голову Мариуш, стараясь не обращать внимания на покровительственную насмешку в голосе призрака. – Могу я задать вам напоследок вопрос?

– Хоть три, – фыркнул Тадеус. – Решили все же капитулировать?

– Нет, – честно признался Мариуш. – Просто интересно. Что вам сделал Томек Сельневич?

Призрак скривился, словно Мариуш помянул всуе весь светлый пантеон.

– Странный выбор последнего вопроса.

– Какой есть, – пожал плечами Мариуш, подставляя разгоряченное лицо ветерку с реки. – Я всегда был любопытен…

– Сельневич – подмастерье Горесоля, – презрительно бросил Тадеус. – Вдобавок, наглый тупой мальчишка меня раздражал. Считал себя равным чистокровным тьерам.

– Он и был тьером по наличию дара, – тихо заметил Мариуш. – Древность рода – это еще не все…

– Чушь! Вы молоды, Коринза. Вы не помните времен, когда в Академию принимали только тьеров в третьем поколении. А до этого – в пятом! И всякой швали было куда меньше! Я предупреждал Горесоля… Впрочем, это наши с ним дела, и вас они не касаются.

Призрак неприятно улыбнулся, делая шаг вперед. Мариуш поднял обломок шпаги – Тадеус покачал головой.

– Не смешите, Коринза. Вы не знаете, что делать, верно? Дурачок Сельневич вам подсказал, но знаний не хватает. Ведь так?

– Так, – еще тише согласился Мариуш.

Губы пересохли, и он облизал их, чувствуя, как ветер, пронзительный и резкий, дует все сильнее: в спину, в лицо, с боков… Луна, выплыв из легчайшей дымки, снова засияла во всю мощь, заливая мост, фигуры стражей и сгорбленную нежить перед Мариушем.

– Вас выгнали, как приблудного щенка, – оскалился Майсенеш. – Вас, Коринза, лучшего студента на курсе. Выгнали за то, что вы сунули нос в запрещенные книги в поисках знаний. Не дали доучиться всего два года. И вы ведь просили коллегию, верно? А потом каждого мастера – в отдельности.

– Не каждого, – ровно отозвался Мариуш. – Не каждого, Тадеус.

– А зря, – ухмыльнулся призрак, – Я вас ждал. Вам стоило прийти ко мне, мой дорогой Мариуш. Тогда мой срок еще не вышел. Вы не дурак и чистокровный тьер к тому же. Я бы взял вас в подмастерья… Испугались?

– Нет. Просто вы мне не нравитесь, Тадеус. И не подходите ближе.

Мариуш улыбнулся, глядя мимо кадавра на темный берег Кираны. Там светился огнями ночной город. Там была жизнь. А здесь лишь тьма, холодный ветер и существо напротив.

– Понимаете, – сказал он спокойно. – Я действительно не знаю, что делать с кадавром на мосту. Обидно. И все же вам отсюда не уйти. Река и мои границы не выпустят вашу душу, тьер Майсенеш. А без нее кадавр – просто труп.

– Зато у меня есть вы, Коринза, – оскалился призрак. – Я уйду отсюда в вашем теле. Героем и победителем страшной нежити… Пусть вас это утешит.

– Не думаю.

Далекие огни мигали весело и приветливо. Мариуш почувствовал, как на глаза от ветра наворачиваются слезы. Сморгнул радужную пленку. За спиной Майсенеша, у конца моста, что-то шевельнулось в лунном свете – или ему просто показалось?

– Не думаю, – повторил он, стараясь, чтобы голос не дрогнул. – Вам ведь нужно живое тело, тьер Майсенеш.

Обломок шпаги холодно блеснул – кадавр, шагнув вперед, остановился. Лицо Майсенеша поплыло в лунном свете, искаженное страхом и яростью. Не отводя сломанного, но все же острого лезвия от горла, Мариуш улыбнулся, понимая, что выиграл. Рассчитал правильно – и выиграл.

– Не дурите, Коринза, – прошипел призрак. – Ваша душа заложена, не забыли? Мы можем договориться. Вытащите меня сейчас, а потом я найду другое тело. Вы доживете свою жизнь – а там видно будет! Всегда есть выход.

– Не думаю…

Мариуш сглотнул вязкую слюну, посмотрел в лицо Тадеуса Майсенеша, прямо в темные провалы на месте глаз, уже без всякой опаски. Неупокоенному не сладить с тем, кто одной ногой ступил за грань. А для этого нужно только выбрать по-настоящему. Слегка повернул обломок так, чтоб острый край уперся в кожу. Подумал, что это должно быть быстро – артерия же. И что Тадеусу никак не успеть. Вот только что там шевелится на границе света и тьмы буквально в нескольких шагах?

– Глупец. Вы не понимаете…

Кадавр качнулся вперед, не двигаясь, впрочем, с места. И кусок тьмы у него за спиной тоже качнулся, оказавшись немного ближе. Резким порывом ударил в лицо ветер.

– Это вы не понимаете, – устало проговорил Мариуш, понимая, что пора. Дальше тянуть нельзя, раз уж решился. – Я не отдам вам город. Его строили мои предки. Мне здесь нравилось. Не хочу, чтоб вы его поганили своим присутствием – в любом теле и виде. А впрочем, это все слова. Я не хочу, чтобы вы ушли отсюда победителем, тьер Майсенеш, вот и все…

Он почти успел. Острие кольнуло кожу, рука напряглась – кадавр прыгнул вперед – и вместе с ним рванулась тьма. Ветер вдруг стал тяжелым, плотным и упругим. Он толкнул Мариуша в грудь, сбивая с ног, отшвырнул назад и в сторону, к парапету. Бронзовое крыло хлопнуло в воздухе, выбивая шпагу из рук. Тьма, оскалившись, мелькнула в сторону кадавра, но тот увернулся – и химеру, тяжелую бронзовую химеру пронесло мимо. Со стороны берега уже взмывала в воздух еще одна темная тень, широко распахнув крылья. Кадавр оказался рядом, ухватил за рукав – Мариуш дернулся, оставил клок ткани в скрюченных пальцах – химера обернулась, быстро, но не успевая.

Отпрыгнув, Мариуш вскочил на парапет, понимая, что лучше в воду. Разбиться о темную зеркальную гладь, утонуть – все лучше. Ветер ударил откуда-то сбоку, едва не сбив с парапета. Пригнувшись, Мариуш удержался на полусогнутых коленях, но следующий порыв толкнул в спину, потом в грудь, в другой бок. Холодный, горячий, упругий и падающий вихрем со всех сторон… Ветра играли с ним, не давая слететь с моста, поддерживая, кружа и толкая. А на мосту четыре химеры играли с кадавром, словно четыре кошки с загнанной мышью. Прыгали вокруг, мелькали и кружились, толкали друг к другу тяжелыми лапами. Кадавр, оскалясь и хрипя, пытался отбиваться, рвал воздух пальцами, но по бронзе его руки лишь скользили. И Мариуш, задыхаясь от бьющего в лицо ветра, смотрел, как небрежно и жестоко выхватывают клыкастые пасти куски плоти, не давая нежити упасть.

– Хватит, – услышал он свой голос будто со стороны и снова крикнул, пронзительно и жалко. – Хватит, прошу!

Одна из химер, оказавшаяся ближе, подняла голову, обернула к нему искаженное получеловеческое лицо. И кадавр, на мгновение покинутый мучительницами, тоже обернулся и глянул. Холодея, Мариуш дернулся, чтобы спрыгнуть на мост. Химера зарычала, басовито и гулко. Парапет под ногами Мариуша отозвался дрожью.

– Хватит, – повторил Мариуш, не обращая внимания, что ветер зло и жадно рвет развевающиеся полы камзола, треплет волосы, грубо толкает во все стороны.

Жертва и охотники смотрели на него, и ни у кого из них во взгляде не было ничего человеческого, лишь тьма и лунный свет играли тенями. Потом химера тряхнула мордой – и прыгнула. Сбив кадавра на плиты моста, приземлилась сверху, ломая кости, рванула шею и затылок, отскочила. Ее место тут же заняла другая. Окружив распластанное тело, бронзовые твари рвали его на куски, прижимая лапами и мотая мордами, как живые кошки. Через пару минут все было кончено. От посмертной оболочки тьера Майсенеша остались лишь несколько пятен на полированном граните – и четыре фигуры, лениво складывающие крылья.

Ветер, затихая, в последний раз упругой лапищей толкнул Мариуша в спину – некромант слетел с парапета, приземлившись на четвереньки, торопливо встал. Сзади холод реки – темный смертельный холод. Впереди – бронзовые стражи. И рассвет – еле виден розовеющей полоской. Сглотнув, Мариуш заставил себя шагнуть вперед, на середину моста. Химеры смотрели на него равнодушно и даже – если не показалось – с некоторым любопытством. Одна мягко – струей ртути – перелилась поближе, села на задние лапы, склонив голову и заглядывая ему в лицо. Мариуш замер. Присмотревшись, химера тряхнула ушами, разведя их в стороны и немного назад, оскалилась, обнажив кинжалы бронзовых клыков.

– Благодарю за помощь, – немеющими от усталости и напряжения губами проговорил Мариуш.

Поднял валяющуюся тут же рядом шляпу, стряхнул пыль, поклонился. Надел шляпу, подумав, что косметика наверняка размазалась и похож он сейчас в лучшем случае на паяца, а в худшем выглядит страшнее кадавра. Вот не зря даже химеры приглядываются… Нервно хихикнул. Химера опять встряхнула ушами, легонько толкнула его мордой, едва не впечатав в парапет, и бесшумно отошла, волоча по плитам длинный хвост с кисточкой.

– Мне же никто не поверит, – сказал Мариуш, присаживаясь на парапет и вытирая лицо платком. – Ни за что и никогда…

– А вы так хотите, чтобы поверили, сударь?

Голос был смутно знаком и совсем не страшен. Мариуш неторопливо обернулся. В двух шагах стоял седой старик в сером сюртуке. Одной рукой странный прохожий держал недлинный шест с обгоревшей паклей на конце, а другой рассеянно и ласково почесывал за ухом химеру. Бронзовая тварь осторожно подставляла голову, прикрыв глаза, расплывалась в жуткой улыбке и едва не мурлыкала. Вторая ожидала своей очереди, уткнувшись мордой в колени старика. Еще две подошли, встав по бокам и ревниво глядя на Мариуша.

– Фонарщик?

– К вашим услугам, тьер Коринза, – слегка поклонился старик.

– А-а-а-а… Э-э-э-э… – начал Мариуш, сбился и замолчал.

Посмотрел на старика, ответившего ему лукавым и слегка насмешливым взглядом. На химер, отталкивающих друг друга мордами от фонарщика. Перевел зачем-то взгляд на опустевшие постаменты, ярко освещенные луной. И на фонарщика опять: седого сутуловатого старика в блекло-сером сюртуке, такого неприметного и невзрачного, что не сразу и разглядишь некоторые мелочи. Например, отсутствие тени…

– Тьер Юзеф? – наконец вымолвил Мариуш.

– Просто Юзеф, – улыбнулся старик. – В противоположность слухам, я никогда не был тьером. Происхождение – это еще не все, как вы недавно изволили заметить, мой юный мастер.

Встав, Мариуш низко поклонился, сдернув шляпу и отведя ее на вытянутой руке – как перед старшим по титулу или наставником. Старик снова с достоинством склонил голову, и Мариушу показалось, что его глаза блеснули удовольствием.

– Прекрасная ночь, не так ли? – промолвил он, подхватывая с мостовой деревянный ящик с инструментами.

– Подождите, – жалобно попросил Мариуш. – Прошу вас. У меня столько вопросов!

– Не на все вопросы следует отвечать, – мягко улыбнулся призрак великого архитектора. – Но… на некоторые…

– Почему они мне помогли? – выпалил Мариуш.

Юзеф слегка пожал плечами, вглядываясь куда-то мимо Мариуша, в ночь над рекой и городом.

– Разве вы не считали их живыми, мастер Коринза? Разве не приветствовали изо дня в день, ощущая искру жизни, которой я их нечаянно наделил?

– Я… они мне просто нравились, – признался Мариуш. – Они красивые. И это было забавно.

– Понимаю, – спрятал Юзеф улыбку в седые усы. – Но вежливость, даже из шалости, приятна всем. Вы приглянулись этому городу. А вот с Тадеусом Майсенешем они в свое время взаимно не поладили. Город терпел, разумеется. Камни, стены, мостовые и фонтаны. Они молчали и ждали. У города редко есть выбор. Но он все видит и ничего не забывает. Учтите это, мой юный мастер.

– Я непременно учту, – пообещал Мариуш, чувствуя, как бежит по спине озноб. Четыреста лет… Юзеф жил четыреста лет назад! И до сих пор блуждает призраком по столичным улицам…