Текст книги "Между Вороном и Ястребом. Том 1"

– Что ж, ему давно пора научиться обуздывать этот гнев, – пожал плечами разумник и с сожалением добавил: – К сожалению, вряд ли лорд Бастельеро со мной согласится. Он считает свой гнев оправданным и даже более того – единственно возможным чувством сейчас. А лечить того, кто не хочет излечиться, пустая трата времени и сил, – добавил он со вздохом. – Но хватит о грустном. Завтра я снова еду в Академию. Возможно, вам что-нибудь нужно? Книги, учебники, тетради для занятий?

– Учебник по артефакторике! – выпалила Айлин и добавила дрогнувшим голосом – И… узнайте о здоровье Саймона… Я так надеялась, что он пришел в себя и действительно хочет меня видеть… А теперь даже не знаю, кто так подло воспользовался его бедой!

– Ну, кое-что нам уже известно. – Кармель сделал еще небольшой глоток вина, запив съеденных осьминогов с перепелиным салатом. – Помните человека с бретерской серьгой? Наш общий друг месьор д’Альбрэ смог его опознать. Мерзавец был исключением даже для бретерского сообщества, где мало кто отличается строгой моралью. Неудивительно, что он ввязался в такое грязное дело, как похищение женщины. Еще двух нападавших опознал офицер по особым поручениям из фраганского посольства и указал на них как на опытных и дорогих наемников. Так мы получили целых три имени…

– И смогли их допросить? – радостно вскинулась Айлин. – Дарра не мог об этом не подумать!

– Разумеется! Они с леди Немайн провели ритуал призыва. Увы, это мало что прояснило. Вызванные души рассказали, что их отряд нанял человек из Дорвенанта, в этом они твердо уверены. Никаких особых примет, никакого имени, но очень щедрая плата. Им надлежало ждать карету с гербовым вороном на дверце, вытащить оттуда рыжеволосую молодую женщину и избавиться от остальных свидетелей. С похищенной женщиной им приказали обращаться учтиво и заботливо, однако надеть на нее усыпляющий артефакт и с помощью портального ключа немедленно доставить в указанное место.

– И это место… – затаив дыхание, спросила Айлин.

– Заброшенная усадьба по дороге в Озерный Край. Скорее всего, оттуда вас должны были переправить куда-то еще. Увы, на встречу никто не явился. Но это и не удивительно, наверняка заказчик похищения узнал новости и затаился. Служба канцлера продолжает искать малейшие следы…

– Я надеюсь, их найдут, – твердо сказала Айлин. – Кто бы ни был этот человек, он должен заплатить за смерть госпожи Эванс и бедняги-кучера. Их убили так безжалостно и равнодушно… Кармель, я… никогда не радовалась чужой смерти! Но сейчас я очень рада, что никто из напавших на меня не выжил. Они это заслужили! И еще больше я рада, что смогла хоть немного себя защитить сама!

– Вы сделали не просто «немного», моя дорогая, – нежно улыбнулся ей магистр. – Вы отважно сражались и выиграли драгоценное время. Мы обязательно найдем главного преступника, не сомневайтесь.

– Теперь не сомневаюсь. – Айлин посмотрела на остатки еды и с сожалением признала, что сыта. Хорошо бы Алонсо почаще готовил эти удивительные арлезийские блюда, и неважно, что там они означают. В желудке и правда никакой тяжести, зато как вкусно! – Рано или поздно любая тайна раскрывается, чтобы свершилась справедливость. Кларисса Логрейн много лет ждала, чтобы уличить убийцу своих отца и брата, но ведь дождалась же!

– Рано или поздно… – эхом отозвался Кармель, и Айлин показалось, что он неуловимо помрачнел, словно тень набежала на лицо. – Вы правы, моя дорогая, о, как же вы правы…

Остаток дня прошел так тихо и мирно, словно Благие решили, что Айлин пока достаточно переживаний. Она передала через Амину благодарность Алонсо за ужин и получила ответные заверения, что доблестный повар-контрабандист будет счастлив исполнить любое желание прекрасной донны. О любовной кухне не было сказано ни слова, это Айлин оставила на долю Кармеля. Ему уж точно виднее, как обращаться с собственной прислугой.

Потом они с Аминой сидели в спальне у открытого окна. Из сада тянуло свежестью и ароматом вечерних цветов, на столике рядом дымилась пара чашек шамьета – как для двух подруг, а не для госпожи и служанки! – и стояло блюдечко с обещанными мауритскими сладостями, которые следовало брать просто пальцами – прелесть-то какая! Амина тщательно расчесывала ей волосы, время от времени капая на них душистым маслом, и все это было правильно и привычно, словно Айлин уже многие вечера проводила именно так – в тихом блаженном спокойствии.

Пока она мылась на ночь, из сада вернулся Пушок и завалился возле кровати Айлин, делая вид, что спит. Погладив пушистые белые уши, Айлин переоделась в длинную ночную рубашку из собственного гардероба, легла в постель и поправила магический шар у постели, чтобы светил ярко, но не бил в глаза.

Взяла принесенную из лаборатории тетрадь, но помедлила, не решаясь открыть.

Рабочие записи ее деда! Интересно, какими они окажутся и что расскажут о своем хозяине? Может ли быть что-то хорошее в человеке, не любящем даже собственную семью? В том, кто устроил страшный заговор и погубил множество людей… Обрек на смерть всех, кто погиб из-за Разлома… Как мог этот же человек придумывать способы лечения для беременных женщин и маленьких детей? Ведь магистром лорд Морхальт стал за несомненные заслуги и выдающиеся открытия… Как это все уместилось в одной душе?!

Айлин вздохнула и решительно перевернула обложку вместе с несколькими страницами. Почерк у милорда Морхальта был мелким, но вполне разборчивым, а текст… Айлин невольно улыбнулась, так он оказался похож на записи любой лабораторной работы! Ну точно – день, месяц, год, точное время, объект исследования! Только на фиолетовом факультете в качестве материала выступали упыри, вурдалаки или умертвия, а здесь?

«Объект: бездомная женщина. Возраст – примерно семнадцать лет, профанка. Срок беременности: двадцать одна неделя».

Дальше шло еще несколько подобных записей. Объектами неизменно выступали бездомные, срок беременности разнился, но никакого упоминания о родах и появившихся на свет детях. Затем следовали какие-то алхимические рецепты – вот когда она пожалела, что не уделяла должного внимания дополнительным дисциплинам! – несколько рисунков женского чрева и ребенка в нем, снова какие-то рецепты… Айлин перелистнула несколько страниц – в этом ей пока точно не разобраться. Дневник сам собой раскрылся примерно в середине – похоже, здесь его открывали особенно часто, и переплет это запомнил. Очередная запись начиналась словом «ВАЖНО», написанным алыми чернилами и еще трижды подчеркнутым!

«Объект: Гвенивер Морхальт, пятнадцать лет, девица, профанка. Цель – формирование заранее заданных признаков у будущего потомства.

Вспомогательный объект: Эммелин Кастельмаро, семнадцать лет, адептка. Синяя искра. Магический уровень – высокий. Срок беременности – 20 недель. Избавление от плода по требованию лорда Кастельмаро; о высоком риске лорд Кастельмаро предупрежден. Плод демонстрирует полностью сформированные каналы большой мощности. Предполагаемый уровень выброса силы при жертвоприношении – достаточный»…

Леди Гвенивер – объект?! И леди Кастельмаро?! Если леди Гвенивер тогда было всего пятнадцать, а Эммелин Кастельмаро на два года старше, то кем она была лорду Эдвину Кастельмаро? Сестра, кузина? Никакую леди Эммелин Кастельмаро Айлин не помнила и растерянно перечитала запись, не в силах понять ее смысл. О каком жертвоприношении может идти речь? Что такое вспомогательный объект?! Что это вообще означает?! Нужно спросить Кармеля, он наверняка сможет разобраться, не зря же он изучал медицину?

«Но не сейчас! – рассудительно возразила она сама себе. – Уже поздно, Кармель наверняка лег. А может быть, даже заснул, завтра ему нужно быть на службе, да и вообще, ломиться в спальню к мужчине? Как мне это в голову пришло? Дневник вполне подождет до завтра! А сейчас нужно попробовать заснуть…»

Она отложила тетрадь, взглянув на нее с опасливой неприязнью, и погасила лампу.

…Руки и ноги затекли так невыносимо, что уже давно не ощущались. Двинуться было невозможно, и Айлин не могла бы сказать, что мешало сильнее – большой живот, словно окаменевший от напряжения, или зажимы, приковавшие ее к столу.

К столу?!

Живот?!

Но ведь она родила почти полгода назад, у нее попросту не может быть такого живота, словно она опять на половине срока…

Она постаралась осмотреться, но глаза резало от слепящего белого света, не дающего теней. Она только чувствовала, что рядом кто-то есть, кто-то страшный и безжалостный, кто-то, знающий о ее мучениях и равнодушный к ним. И… кто-то еще, напуганный так же, как она сама. Если бы хоть шевельнуться…

Над ней склонился мужчина. Уже немолодой, но и не старый. С медно-рыжими кудрями и с темно-зелеными холодными глазами. Эти глаза смотрели на нее так странно… Как будто сквозь равнодушие пробивался тяжелый темный азарт – как у игрока, сделавшего очень высокую ставку!

– Предполагаемый уровень выброса силы – достаточный, – произнес он, и в его руке блеснул узкий нож.

Блеснул и вонзился в тяжелый, так мешающий шевельнуться живот.

Айлин закричала и услышала в ответ такой же истошный крик.

Собрав все силы, она повернула голову. На стоящем рядом столе была прикована она сама, бьющаяся в путах, и в ее крике звучал бесконечный ужас.

– Айлин! Айлин! Очнитесь!

* * *

– Благородный синьор Фарелли?! Как же я… рад вас видеть…

Лучано про себя усмехнулся – радости в лице и голосе маэстро Коррадо было меньше, чем золота в навозной куче. Словно к нему явился старый заимодавец, твердо намеренный взыскать долги.

– Прошу прощения, благородный синьор, – добавил скульптор, вымучив любезную улыбку. – Я не ждал гостей…

– Вот и ваш слуга так сказал, – весело сообщил Лучано, делая шаг вперед и заставляя Коррадо попятиться с порога гостиной. В небольшом доме, который снимал скульптор, столовой не было, так что гостей угощали здесь, а сам Коррадо вообще ел в мастерской, не отрываясь от работы. – Но я его убедил, что это какая-то ошибка. Меня вы точно ждали, дорогой маэстро! Назначили мне встречу и пылко обещали, что я не пожалею… О, как восхитительно пахнет!

– Встречу? Я – вам?!

Лучано проскользнул мимо растерянного хозяина дома и алчно воззрился на богато накрытый стол. Та-а-ак, что тут у нас? Неужели запеченные морские гады?! А еще спаржа, устрицы, артишоки, виноград и ранние персики… Пыльная бутылка вина и сияющие хрустальные бокалы… В шандале у стола горят свечи с розовым маслом и мускусом… Прекрасную соотечественницу, которой Коррадо назначил свидание, ожидала осада по всем правилам!

– Мне-мне, – заверил Лучано, падая в одно из пары кресел и с улыбкой глядя на скульптора.

Похоже, Коррадо никак не мог решить, возмутиться бесцеремонностью гостя или не портить с ним отношения. Сложный выбор, можно посочувствовать! С одной стороны, благосклонность красотки, что должна вот-вот появиться, с другой – расположение королевского фаворита и выгодного заказчика!

– Неужели не помните? – спросил он с ехидным сочувствием. – Ох уж эти непостоянные люди искусства! Не зря, похоже, я просил у вас что-нибудь на память…

И с тщательно рассчитанной небрежностью вытянул из-за манжета батистовый платок, уронив его перед собой на стол.

– Вы… Откуда это у вас?!

Коррадо аж качнулся к столу, разглядывая белый платочек с со своим вензелем, вышитым золотым шелком. Поднял на Лучано изумленный взгляд, в котором все сильнее разгорался гнев, и вопросил:

– Как вы забрали у нее этот… знак?!

– Я забрал?! – оскорбленно изумился Лучано. – Ах, маэстро, вы разбили мне сердце! Уже второй раз, между прочим! Сначала променяли меня на первую попавшуюся даму! Чуть ли не канцону пели, восхваляя прекрасные глаза, которые вдруг разглядели… А также прочие прелести, с которыми жаждали свести самое близкое знакомство! Уверяли, что встретили божество вдохновения, что мечтаете изваять в бронзе и мраморе… Как вы там говорили? – Он улыбнулся и процитировал: «Моя любовь будет инструментом, который сохранит вашу прелесть на века…» Ваши слова, м?! А теперь оказывается, что эта дама вас тоже не слишком впечатлила, раз вы так легко позабыли ее облик. А ведь обещали, что скорее высокое ремесло скульптора сотрется из вашей памяти, чем вы забудете «глаза, подобные расплавленному золоту, походку пантеры, дыхание, полное ароматов цветущего луга»… И что-то там еще было про мед и яд в голосе… Или это тоже про глаза?

Он отщипнул крупную виноградину, бросил в рот и раскусил. Проглотил сладкую мякоть и продолжил, изменив голос, добавив ему теплой женской мягкости и томности:

– Вот так и верь мужчинам… Дважды забыть меня – это уже слишком, дорогой маэстро!

А потом откинулся на спинку кресла и посмотрел в лицо Коррадо с веселым злым азартом. Все-таки было немного обидно… Не столько за шутку с характером, изучение которого происходило как раз в соседней спальне, сколько за глаза, которые маэстро мог бы и узнать… Ну и еще за то, что ради синьора Фарелли скульптор так не старался. В тот вечер, когда они обсуждали фонтан и занимались изучением характера, на столе, кроме вина, были только сыр да апельсины… А вот синьора в маске, оставшаяся безымянной, Коррадо явно подцепила на крючок! Ну и как тут не обидеться, м?

– Погодите!

Коррадо даже головой потряс, будто пытался очнуться от кошмара. Подошел к столу, плеснул в бокал вина и махом выпил половину, а потом спросил почти жалобно:

– Она ваша родственница? Разумеется, я узнал глаза! И форму лица… Но я думал – сестра или кузина вашей светлости…

– О, вы решили, что я привел на королевский бал родственницу? – усмехнулся Лучано. – И немедленно принялись за ней ухаживать?! Надо же, какая тяга к нашей семье! Сначала – я, затем кузина… Может, вас еще с моим батюшкой познакомить, дорогой маэстро? Предупреждаю сразу, пылких устремлений он не поймет и не одобрит, однако собеседник прекрасный. Увы, позвольте вас разочаровать – я в семье один, сестрами и кузинами не обзавелся. А эта шутка с прекрасной итлийкой предназначалась, вообще-то, не вам. Но раз уж мне назначили встречу, было бы невежливо ею пренебречь. Не так ли, м?

Было чистым удовольствием наблюдать, как вспыхнул наконец-то все осознавший Коррадо. Как его некрасивое, но обаятельное лицо преобразил гнев, как засверкали глаза… Лучано откровенно залюбовался! И под его взглядом скульптор ядовито улыбнулся, отсалютовал пустым бокалом и… сел во второе кресло напротив.

– Что ж, отличная шутка! – признал он. – Мои поздравления, благородный синьор Фарелли! Неудивительно, что его величество Аластор вас так ценит! С вашим остроумием и вдохновенной фантазией…

– И это лишь часть моих несравненных достоинств! – невозмутимо подхватил Лучано. – О которых вы наверняка неплохо осведомлены! Раз уж проявили такое прилежание в изучении… моего характера!

Пару мгновений они в упор смотрели друг на друга, будто готовые сцепиться коты, потом Коррадо выдохнул, снова улыбнулся, на этот раз куда любезнее, и предложил:

– Вина, дорогой синьор Лучано? Предлагаю признать, что партия закончилась ничьей. И угощайтесь, прошу! Не уверен, что такой пустяк сойдет за достойное извинение, но…

Он развел руками, и Лучано ответил улыбкой:

– С удовольствием отдам должное ужину. Только умоляю – замените свечи. Может, моей кузине они бы и понравились, но я не поклонник таких сладких и сильных запахов.

– Как скажете, – кивнул Коррадо и не стал вызывать слугу – сам встал и принялся менять свечи в шандале на другие, не пахнущие, а потом еще и окно любезно открыл.

Вернувшись за стол, он разлил вино по бокалам и взглядом спросил, что положить гостю.

– Обожаю морских гадов, – признался Лучано. – Эти из Арлезы или с нашей прекрасной родины?

– Кажется, арлезийские, они крупнее. Сам я кухонную прислугу не держу, заказываю еду в местной траттории. Однако повар там из Джермонто, в морских гадах знает толк!

Скульптор положил на тарелку гостя щедрую порцию, но и себя не обделил. За гадами последовали артишоки и спаржа. Лучано промолчал, хотя на язык так и рвалось, что Коррадо зря старается – любовная кухня ему сегодня бесполезна. Вместо этого он пригубил вино. Ну конечно, монтильи – сладкое и густое. Для дамы предназначалось… Хотя Альс тоже оценил бы.

Он сделал пару глотков и вдруг заметил, как подобрался и напрягся Коррадо. Взгляд скульптора не отрывался от руки Лучано, которой тот держал бокал…

Ах, зараза! Идиотто! Забыл сменить кольцо старшего мастера на обычные дворянские перстни! Совсем размягчились мозги в безопасном Дорвенанте! А ведь в Итлии такая ошибка стоила бы тебе жизни, поэтому ты никогда бы ее не допустил… Осел безмозглый! Устрица – вроде тех, что ожидают своей очереди быть съеденными! Ну что ж, теперь играй картами, которые сам раздал!

Лучано сделал еще один медленный глоток, позволив хозяину дома разглядеть шиповское кольцо, и небрежно поинтересовался:

– Что-то не так, дорогой маэстро? Вы, кажется, побледнели.

– О, пустяки… – отозвался скульптор, не отрывая от его руки зачарованного взгляда. И все-таки не выдержал, выдохнул с безнадежной горечью: – Так вот зачем вы просили поменять свечи! Я хотя бы доужинать успею?

– Что? – не понял Лучано. А потом понял и оскорбился: – Ну, знаете! В такой мелочности меня еще никто не подозревал! К тому же я на королевской службе и убиваю исключительно с позволения его величества Аластора. Которого вы пока ничем не разгневали, совсем наоборот.

– На службе… – медленно повторил Коррадо, разглядывая его с восхищенным ужасом. – Так вы не просто фаворит… Итлийский кот короля, прекрасная дама, старший мастер Шипов… Сколько же у вас лиц?!

– Гораздо больше, чем вы назвали, – улыбнулся Лучано уголками губ. – И я буду признателен, если вы не станете делиться этим открытием. Кстати, морские гады великолепны. И умоляю, не сочтите причиной для беспокойства, что я не стану больше пить. Просто не люблю монтильи.

– Как… пожелаете, – отозвался скульптор. – Простите, я ведь ждал… Хотите арлезийского? Или фраганского?

– Беллиссимо! – одобрил Лучано. – Любое сухое на ваш вкус, маэстро.

Коррадо встал, прихватив со стола недопитую бутылку, и пошел к шкафчику в углу. Руки его не дрожали, спина была прямой, и уже за это скульптор заслуживал уважения. Многие вояки, известные безрассудной отвагой, теряли ее при одном упоминании Шипов Претемных Садов. А ведь Коррадо тоже итлиец, ему значение железного колечка известно с детства. Болтать скульптор не станет, не совсем же он идиотто, однако… неловко получилось.

Вернувшись с другой бутылкой, хозяин дома распечатал ее и разлил вино. Темно-золотое фраганское красиво заискрилось в хрустале. Лучано отщипнул еще пару виноградин, покатал глоток вина во рту, оценивая вкус.

– Беллиссимо, – повторил он и признал: – Вы умеете выбирать еду и напитки, маэстро.

– Похоже, лучше, чем сердечные склонности, – чуть смущенно усмехнулся Коррадо.

– Жалеете? – Лучано приподнял бровь. – О том, что получилось в первый раз, или о том, что не вышло во второй?

– О, нет! И да…

Коррадо улыбнулся, и стало видно, что страх его совсем пропал, сменившись чем-то совсем иным. Восхищением, азартом, жаждой…

– Да вы наглец, маэстро, – усмехнулся Лучано. – Я еще за первый раз на вас обижен, а вы уже намекаете, что не прочь попробовать снова. Вы всегда так неосторожны?

– Жизнь коротка. – Скульптор пожал плечами и подлил в оба бокала еще вина. – Если бы я не умел рисковать, не добился бы успеха в своем ремесле. Впрочем, Шипу ли об этом рассказывать… Но вы так молоды! Я бы никогда не подумал, что такое возможно…

– Вы создали первый шедевр в пятнадцать, – заметил Лучано. – «Прекрасную Хлою над ручьем». Разве возраст был вам помехой?

– Вы ее видели? – просиял Коррадо, и его глаза блеснули торжеством. – Да, мне было всего пятнадцать! И люди сказали, что это работа маэстро Сольци, моего наставника… Что он подправил модель, которую я создал! – добавил скульптор с искренним возмущением. – Видит Великий Безликий, ничья рука не касалась Хлои, кроме моей!

– О, это я отлично понимаю, – снова усмехнулся Лучано. – Подпустить кого-то к своему шедевру? К работе своего сердца? Но ведь будущее показало, что они ошибались. Вы великий мастер, Коррадо! – И вздохнул с остатками обиды: – Ну почему вы тогда просто не сказали, что я вам приглянулся? Зачем было обманывать?

– А вы посмотрите на это моими глазами! – развел руками Коррадо. – Синьор Лучано, вы богаты, знатны, молоды и красивы, да еще прославились подвигами! И я… Что я мог вам предложить? Самого себя? Сомнительная удача для того, кого любит король! И, говорят, не только сердцем, но и телом…

– Врут, – бросил Лучано. – Король Аластор, да хранят его Семеро, любит исключительно женщин. Остальное – слухи. Но вы и вправду могли предложить себя. Не думаю, что ваша слава меньше моей. И уж точно прочнее, потому что проживет века. Вы могли просто сказать, что желаете меня – я бы никогда не отказал великому Коррадо!

– Великому Коррадо – возможно, – с неожиданной грустью улыбнулся скульптор. – А мне самому? Скажите, Лучано, если бы кто-то ответил вам… – нет, не взаимностью, а просто согласием! – не потому, что вы – это вы… А потому, что вы – старший мастер Шип, к примеру? Вам бы это понравилось?

– Но я никогда!.. – возмутился Лучано и осекся.

Да, вот чего он точно никогда не делал – это никого не принуждал к любви. Честно покупал – бывало, но и то не слишком часто. Разве что совсем в юности, когда не хватало собственных достоинств. Конечно, потом не скупился на подарки, но ему всегда хотелось думать, что его выбирают не за деньги. Если мужчина красив, любезен, весел и знает в любви толк, редкая женщина ему откажет. А если откажет – всегда можно найти другую! Но пользоваться мрачной славой Шипа? Тем более угрожать?! Мерзость какая… Но… справедливости ради… наверняка бывает и по-другому. У тех, кто не слишком красив и вовсе не любезен, остается надежда только на деньги. Или на железное колечко, которое заставляет людей куда внимательнее слушать просьбы его обладателя…

– Я вас понял, – буркнул он, чувствуя, что веселая злость пополам с обидой куда-то бесследно исчезли. И тут же мстительно добавил: – Но знаете, так получилось не лучше! Все равно вышло, что я ответил согласием вашей славе, а не вам! А вот если бы вы пели такие канцоны мне… И пригласили на такой ужин…

Он обвел остатки пиршества выразительным взглядом, и Коррадо улыбнулся.

«Вот как у него это получается? – поразился Лучано. – Я ведь был на него обижен! Не настолько, разумеется, чтобы отравить, глупость какая. Но шел сюда точно не затем, чтобы помириться. И уж точно не для того, чтобы во второй раз наступить на тот же скользкий камень…»

Он глотнул вина, чтобы удачнее сменить неловкую тему, и уже открыл рот, но понял, что взгляд скульптора изменился. И его лицо – тоже! Положение рук, наклон головы… Коррадо даже дышать начал иначе! Быстрее и глубже, словно за окном был не Дорвенант, а Вероккья!

– Я хочу сделать вашу статую, – сказал Коррадо совершенно серьезно, глядя на Лучано в упор. – Без глупостей и недомолвок, обещаю. Статую человека, которого мало кто знает по-настоящему. Я ведь прав? Сколько вам, Лучано? Еще и тридцати нет… Великий Безликий, если бы я мог изваять вас лет через сорок! – В голосе скульптора прозвучала такая страстная и безнадежная мука, что Лучано замер, не веря своим ушам. – Это была бы моя лучшая работа! Юные тела и лица прекрасны, но с каждым прожитым годом в людях накапливается истинная глубина! Сорок лет мне точно не прожить, так что надо пробовать сейчас… Погодите, не двигайтесь!

Он выскочил из-за стола, схватил этюдник, лежавший на подоконнике, и снова бросился в кресло, что-то лихорадочно черкая карандашом.

– И… долго мне так? – неуверенно поинтересовался Лучано.

– Не так! – бросил скульптор, не поднимая взгляда. – Раздевайтесь! – И рассеянно добавил: – Можете закрыть окно…

– Да вы издеваетесь! – взвыл Лучано.

Приподнялся – и тут же замер.

– Сидеть… – прошипел скульптор, пригвоздив его к креслу совершенно безумным, бешеным взглядом. – Раздевайся, я сказал. Быстро! Закрой барготово окно, а то замерзнешь ночью.

– Ночью? – уточнил Лучано, приходя в себя и обнаруживая, что зачем-то расстегивает уже второй манжет. – То есть вы хотите сказать… Меня во дворце ждут…

– Подождут, – сообщил Коррадо, снова утыкаясь в этюдник. – Я потом лично попрошу прощения у его величества. И вообще, зачем ты ему ночью, если не греешь постель? Мне нужнее. Положи руку на подлокотник. Мягче. Как будто ты в Итлии, и за окном настоящее лето, а не вот это вот…

Он опять вскочил, обежал стол и положил руки на плечи Лучано, успевшего снять камзол, но не рубашку. Лучано вздрогнул – широкие крепкие ладони Коррадо обжигали через тонкую ткань, словно тело скульптора было вылито из бронзы, а внутри скрывались горящие угли…

– Положи руку на подлокотник, – повторил он, склонившись ближе, обжигая теперь еще и дыханием. Лучано завороженно повиновался. – Вот так, хорошо… – Ладони Коррадо на несколько мгновений исчезли, чтобы пробежать по пуговицам рубашки, а потом сдернуть ее. – Штаны пока можешь оставить, сейчас я сделаю лицо и торс. Остальным займемся потом…

– Потом – это утром? – попытался съязвить Лучано, чувствуя, что его подхватила и несет куда-то стихия, которой бесполезно сопротивляться. – Или на следующем свидании, м?

– Я сделаю тебя обнаженным, – пообещал раскаленный хриплый голос в самое ухо, и Лучано содрогнулся от соблазнительной двусмысленности этой фразы. – Телом и душой. Покажу миру тебя настоящего, как больше никто не сможет! Много лиц, говоришь? Я изваяю такую статую, в которой они будут видны все – для тех, кто умеет видеть, конечно! Итлийский Кот короля, победитель демонов, мастер смерти… кто там еще? Когда закончим, ты посмотришь в лицо этой статуи и узнаешь о себе то, чего даже не подозревал! Так что сиди… И не мешай мне работать, ради Баргота и всех его демонов!

«Знал бы ты о Барготе то, что знаю я», – пронеслось в голове Лучано, и он понял, что мысли заволакивает отчаянная хмельная сладость подчинения чужой воле.

И совершенно неважно, что сейчас речь идет не о постели. Так даже интереснее! Так – у него еще никогда не было! Никто до сих пор не хотел влезть в его душу и разум таким образом, исследуя тело и создавая его заново, из теплой плоти – в холодную бронзу, оживающую под рукой мастера. О да, Лучано всегда благоговел перед истинным мастерством, в чем бы оно ни заключалось. И сейчас понял, что уйти просто не сможет. Никогда себе не простит, если откажется еще от одного чуда, подаренного судьбой! Стать моделью Коррадо, причем не по заказу, а по выбору и желанию самого маэстро!

Он вдруг понял, что выиграл эту партию, даже не пытаясь играть. Он вдохновил гениального мастера настолько, что тот забыл о страхе, любезности, выгоде… Обо всем, кроме величайшей жажды творения! О да, Коррадо расточал незнакомке под маской комплименты, блестящие и фальшивые, как драгоценности дешевой куртизанки. И, разумеется, он хотел уложить «кузину» в постель… Но так бешено, жарко и властно он на нее точно не смотрел!

Глубоко вздохнув, Лучано снова откинулся на спинку кресла, невольно прижимаясь теснее к рукам и груди скульптора. Обнажить душу, значит? Какое… непристойное и сладкое предложение! Куда заманчивее, чем приглашение к обычным любовным играм. И все-таки как не оставить за собой последнее слово, м?

– Как скажете, маэстро, – пробормотал он, закрывая глаза. – В следующий раз, когда захотите кого-то затащить в постель, советую говорить именно таким тоном. Уверяю, вам никто не откажет! И пошлите слугу во дворец, а то как бы меня и впрямь не принялись разыскивать…