Текст книги "Арктический клуб любителей карри"

8

Через несколько дней глаза у меня саднило, а голова раскалывалась от просмотра двух романтических комедий подряд: «Когда Гарри встретил Салли» и «Простушки». Просто поразительно: то, над чем радостно смеешься, когда тебе хорошо, в плохой день добивает еще сильнее. Могла бы я громко изображать оргазм в кафе, демонстрируя на публику уверенность в себе и сексапил? Ходить с гордо поднятой головой, став героиней противного вирусного видео? Публично признаться в любви, хотя не уверена, как объект моих чувств ко мне относится? Нет, нет и нет, черт возьми. Конкретно сейчас мне даже вылезти из постели было практически не под силу.

«Иногда надо быть добрее к себе», – говорил мой последний психотерапевт. Так что сегодня я позволила себе расслабиться под фильмец-другой. И теперь чувствовала себя бесполезным мешком навоза. Когда я стала собирать остатки энергии, чтобы подняться, мысль о том, что я искала забвения в эскапистских фильмах, зазвучала с новой силой.

Лучше бы выходила из дому почаще, знакомилась с людьми, поддерживала физическую форму. Для чего ты вообще приехала? Тебе тут не место. Райана начинает раздражать, что ты так расклеилась, вот почему его так тянет тусоваться с Бьорном и Астрид…

Самое частое сердцебиение в мире у карликовой многозубки: в среднем 1511 ударов в минуту. Мое сердце, кажется, колотилось примерно с такой же скоростью – быстро-быстро, до колющей боли в груди. Я в невесть какой раз задумалась, возможно ли умереть от страха? Распознав начало панической атаки, я выползла из-под одеяла и сосредоточилась на успокаивающем дыхании. А когда более-менее взяла себя в руки, потянулась за телефоном. Там оказалось сообщение от Нины.

«Сколько фоточек ты запостила в Инсте[3]3
  Деятельность Meta Platforms inc. (В том числе по реализации соцсетей Facebook и Instagram) запрещена в Российской Федерации как экстремистская.


[Закрыть] за последние дни! Надеюсь, тебе получше! Или ты это специально постишь без передышки, чтобы никто не догадался, как тебе фигово? Поговори-и-и-и-и со мной! XXXX».

Я просмотрела свои посты в Инстаграме. Селфи у витрины магазина с чучелом белого медведя. Видео вихрящихся в свете фонаря снежинок – я сняла его, пока курила на крыльце нашего домика. Кружка горячего шоколада со взбитыми сливками, а рядом книжка про исследования Арктики. В картинках моя жизнь выглядела потрясающе. Но Нина была права. Едва докурив, я бросилась в дом и захлопнула за собой дверь, сгребла сливки с шоколада (я тут уже набрала килограмм), вернула книгу на полку и забралась обратно в постель.

Бедный Райан. Он так терпеливо переносил это все. Вечером после моей панической атаки он пришел с работы раньше обычного, набив карманы шоколадками из университетского автомата. Вообще-то мы собирались куда-то с Бьорном и Астрид, но Райан сказал им: мне нездоровится, – а сам сделал хот-доги, и мы тихо-мирно просидели весь вечер у себя за просмотром «Бруклин 9–9». Но мне все равно казалось, что я испытываю судьбу. Ну сколько всего можно навьючить на одного человека? Я не хотела тянуть его вниз, как гиря. Но руки и ноги у меня так отяжелели, а стоило приподняться, сразу же закружилась голова.

Я хорошо знала, что такое тревожность, – жила с ней уже лет пятнадцать. В далекие дни моего раннего пубертата, пришедшегося на эру телефонного Интернета, мне разрешалось провести в сети пятнадцать минут за вечер. Предполагалось, что это мне для домашки, но я, конечно, сразу же выходила в инстант-мессенджер «Майкрософта» и общалась с незнакомцами. Каждый разговор начинался с одного и того же: «В-П-М» – возраст, пол, место. И как-то я разговорилась с flirtyunicorn666 (13 лет, Ж, Питтсбург). В отличие от прочей мелкой сетевой сошки, ей и вправду было что сказать о книгах, фильмах и школьной жизни. Мы договорились о времени, когда сможем пообщаться снова. Она спросила, не хочу ли я увидеть ее фотографию. Конечно, сказала я. Изображение грузилось до того медленно, что все части появлялись по очереди. Лицо. Хвост темно-русых волос, бледная кожа, на зубах скобки. Голые плечи. А потом – две совершенно взрослые сиськи. Я немедля оборвала разговор. И тут же начала паниковать.

Сама-то я теперь с ней ни за что говорить не стану. А вдруг она со мной попытается?

Я увидела чужие сиськи. Получается, я лесбиянка? Извращенка? Но ведь наверняка же нельзя посылать по Интернету такие вещи? Наверняка же кто-то там сидит и проверяет все отправленные файлы? Наверняка же ОНИ узнают, приедут и найдут меня?

Я дышала так часто и глубоко, что начала задыхаться. В глазах потемнело, а в груди словно иголками закололо. Шатаясь, я спустилась вниз.

– Я умираю, – сказала я папе.

Оказалось, это просто паническая атака.

На сцену выходит когнитивно-поведенческая терапия. Выходит лекарство от тревожности, от которого меня тошнило и трясло. Выходит другое лекарство от тревожности, от которого у меня начались приливы. В двадцать с небольшим меня посадили на нечто, называемое избирательным ингибитором обратного захвата серотонина – эсциталопрам, – наконец-то я нашла хоть что-то работающее. И на сцену выходят теории. У мужчин, с которыми я встречалась, всегда возникала тьма-тьмущая идей о моем психическом здоровье, и они охотно делились этими идеями. В качестве первопричины наибольшей популярностью пользовалась потеря матери в раннем детстве.

– Попасть из ситуации полнейшей безопасности в ситуацию утраты – ну конечно, у тебя психика вразнос пошла, – заявил мне один из бывших со всей безапелляционностью человека, который пару часов порылся в поисковиках.

Тогда я жарко запротестовала против его теории, но, может, зерно истины в ней и было. Послушать папу, мама была само совершенство, другой такой в целом мире не найти. Читала мне на ночь сказки, играла со мной в сложные ролевые игры. А уж на кухне – богиня. После ее смерти я две недели не разговаривала. При одной мысли об этом внутри у меня стало как-то пусто, хотя маму я совсем не помнила, ни самой мелочи.

Я любила представлять, как она бы справлялась с теми или иными ситуациями, если бы не умерла. Что сказала бы, позвони я ей прямо сейчас?

«Отлежись как следует, золотко. Не вставай из постели, наберись сил».

А может, практиковала бы строгую и требовательную любовь.

«Прогулка пойдет тебе на пользу. Не раскисай».

Строгая мама была бы права. Очень важно успеть чем-то себя занять – пока не скатишься слишком далеко. Но стоило мне посмотреть в окно, я вспоминала, как заблудилась, и внутри у меня что-то обрывалось. Как же быстро я вся развалилась без подруг и привычного распорядка! Мне даже снова начал сниться Тот Самый Сон. Всякий раз один и тот же. Я на пляже, босые ноги в песке. Море бьется о скалы вокруг. Одежда промокла от соленых брызг. Я вся дрожу. Солнце пылает огнем – красное, огромное, пугающее. Скользит по небу вниз, за горизонт, заливая волны зловещим сиянием.

В пересказе не похоже на сон, от которого просыпаешься в слезах. Но именно так я от него себя и чувствовала – как будто была свидетелем чего-то жуткого, непостижимого, а мир теперь стал темнее и неприютнее.

Как-то я погуглила, что значит, когда снятся большие волны. Значит это, что ты, видимо, являешься свидетелем чьих-то чужих эмоций, бурных и необузданных. Для меня этот ответ ничего не прояснил, поскольку из всех, кого я знаю, самые бурные и необузданные эмоции как раз у меня. Хотя, может, мы все про себя так считаем. Мне-то нравится думать, будто абсолютно все внутри психуют и переживают, но поди пойми, правда ли это. Интересно, умей я читать мысли, чувствовала бы себя более похожей на окружающи или наоборот?

Стукнула входная дверь. Услышав уверенные шаги, я торопливо выползла из кровати. Когда Райан открыл дверь в комнату, я сидела за письменным столом перед ноутбуком.

– Привет, малыш. – Он поцеловал меня в макушку. – До сих пор в пижаме?

– Я ходила немного пройтись. Потом переоделась обратно. Работаю над резюме.

Он тяжело опустился на кровать. Я немедленно перебралась к нему.

– Боже, ну и устал же я. Даже в зал идти сил нет.

– Может, и не ходи никуда? – с надеждой спросила я.

– Нет-нет, надо. Целую неделю туда не выбирался. Пойдем со мной?

– Да не, как-то не хочется.

Райан взял меня за руки и посмотрел мне в глаза. Хотела бы я знать, что он видит. Соблазнительную, но ранимую красавицу? Сомнительно.

– Ну слушай, мне так хочется побыть с тобой. Честное слово, выберешься – почувствуешь себя гораздо лучше. Главное – двигаться. Потихоньку, маленькими шажками.

Маленькими шажками, ага, щас! Как минимум двести шагов в кромешной темноте при минус двадцати. Это же промерзнуть до корней волос, до соплей. И ради чего? Сплошных унижений спортзала. Валики жира над поясом тренировочных. Трясущиеся при беге ляжки. Через две минуты – потоки пота из каждой поры. Да, чисто теоретически спорт приносит плоды – только мне редко удавалось их пожинать.

– Я как-то не создана для физкультуры.

– Ерунда! – почти рявкнул Райан. – Всем нужно поддерживать форму.

У меня задрожала губа.

Он вздохнул.

– Ну прости. Слушай, у меня был нелегкий день. Хочется хотя бы напряжение сбросить.

Надо брать себя в руки. Ради нас обоих. Я с нечеловеческим усилием спустила ноги на пол. Пересиливая отчаянное внутреннее сопротивление, встала.

– Ну ладно. Я с тобой.

На лицо его вернулась улыбка.

– Вот здорово!

Он наскоро чмокнул меня в губы, тут же отвернулся и принялся собираться. Меня кольнуло чувство легкого раздражения. Он и понятия не имел, что только что ради него я взошла на моральный Эверест.

По дороге в зал он рассказывал мне про свой день. Какие у него все сплошь страшно умные коллеги и как на следующей неделе он начнет отслеживать перемещения белых медведей при помощи радиодатчиков. Райан всегда тянулся за мечтой, а я – за ним. И вот теперь он был счастлив, а я чувствовала себя совершенно потерянной. Надо было мне лучше планировать. Все случилось так быстро. Подруги, собственное жилье, работа – все исчезло в мгновение ока.

Когда мы добрались до спортзала, я уже совершенно расклеилась. И в лучшие-то времена терпеть не могу спортзалы. Нарциссам, может, и хорошо, когда от пола до потолка сплошные зеркала, но всем остальным деться некуда от лицезрения своих физических недостатков. Бежать было некуда, так что я воспользовалась второй доступной опцией: как можно дольше возиться в раздевалке.

– Ваш друг просил поторапливаться, – сказала мне какая-то женщина с кубиками пресса.

Учитывая, что основное население Лонгйира составляют преимущественно юные исследователи и искатели приключений, местный спортзал напоминал выставку культуристов и оружия. Райан уже растягивал мышцы на матах, так что я присоединилась к нему и начала с наклонов – но коснуться пальцев ног не смогла. Две недели, проведенные практически целиком и полностью в постели, на пользу моей гибкости не пошли. Но минут через пять мускулы у меня разогрелись, и я почувствовала себя капельку лучше. Ну что ж с того, что я не собираюсь пробежать много миль или поднимать штангу? Я гордилась собой уже за то, что вообще сюда добралась.

– Я на беговую дорожку, а потом на силовой, – сказал мне Райан.

– А мне куда?

– Давай для начала на эллипс? А потом на гребной тренажер?

Я забралась на эллипс. Краем глаза я видела Райана на беговой дорожке – он уже разогнался вовсю. Он поймал в зеркале мой взгляд и улыбнулся. Может, я и не такая спортивная, как он, но все же молодец, выбралась в зал. Через несколько минут ходьбы мысли мои тоже стали более размеренными. И недавняя моя паническая атака, и заметно нарастающее нетерпение Райана говорили об одном: мне необходимо собраться. В отличие от животных, люди не могут переждать зиму в спячке. Как только вернемся из зала, сразу же напишу Миккелю, договорюсь про пробную смену на кухне.

9

Я нервно расхаживала по кухне, а Райан пытался меня подбадривать:

– Ну правда, ты отлично справишься. Сколько там народа работает?

– На кухне – я одна.

– Вот и здорово. Некому тобой командовать.

– Но если что пойдет не так, неприятности будут у меня.

– Астрид говорит, Миккель очень славный.

– Ну от нее чего еще и ждать? Она оптимистка.

Райан вскинул брови.

– Ты так говоришь, будто это что-то плохое.

– Ну-у-у, да.

– Не понимаю, с чего ты так взвилась?

В пылу момента мне сложно было объяснить, что именно меня так раздражает. Поэтому я переключилась на другой повод для недовольства:

– Ты еще не смотрел рейсы в Индию?

– Даже самый дешевый стоит несколько тысяч как минимум. А я не могу взять больше недели отпуска.

– Так ты не едешь?

– Прости, Пищик. Я бы с таким удовольствием погрелся на солнышке, поел приличного карри и посмотрел, как твой папа идет к алтарю. Но он и правда предупредил нас в последний момент.

– То есть я еду одна?

– Ну не могу же я тебя всю жизнь за ручку водить?

К нашему обоюдному удивлению, я залилась слезами. К тому времени, как Райан меня утешил, вытер слезы и сто раз заверил, что раскаивается в своей нечуткости и вообще не нарочно, он уже опаздывал на работу. И хотя он клялся, что ничего страшного и он совсем не переживает, но скорость, с какой он ретировался, его выдала. Надо бы мне с ним полегче. Не его вина, что билеты такие дорогие. Тем более в глубине души я знала: папа предпочел бы, чтобы я приехала одна. Но прошлой ночью я очень плохо спала – металась и ворочалась в лихорадочном кошмаре о том, как сожгла на новой работе обед.

– Ты испортила мою сковородку! – возопил Миккель-моего-сна.

Он открыл окно и вытолкал меня на потрескавшуюся шаткую доску. Я сделала несколько неуверенных медленных шагов, увидела внизу черную бурлящую воду – и у меня закружилась голова. Иногда людям снится, что у них есть суперспособности или они сногсшибательно красивы. А вот я во сне не стала ни ловчее, ни привлекательнее обычного. Камнем полетела вниз – и проснулась в момент удара о ледяную воду. Нашарив в теплой темноте спальни Райана, я прижалась к нему всем телом и так и лежала, пока не успокоилась и не сумела снова заснуть.

Звук дверного звонка вернул меня в настоящее.

Вся трясясь, я схватила громоздкий уличный анорак и натянула ботинки. Уже прикидывала, не сказать ли Миккелю, что мне нездоровится, но, отворив дверь, увидела, что он вернулся в свой джип. Мотор джипа легонько урчал.

– Снова привет, – сказал Миккель, увидев меня в дверях.

При свете лампочки в кабине я лучше разглядела его лицо. Он оказался моложе, чем мне показалось в прошлый раз – борода и копна нечесаных волос добавляли ему как минимум лишний десяток лет. А еще он выглядел гораздо добрее, чем в моем сне. Может, и не стоит отказываться. В конце концов сплошь да рядом ожидание куда страшнее реальности. А раз уж я прошла через стадию ожидания…

– Не стой так, холода напустишь.

– Ой. Простите.

Я забралась на пассажирское сиденье и захлопнула дверцу. Свет в кабине погас. Миккель медленно повел джип по улице мимо студенческого жилья, а потом на шоссе, ведущее из города.

– Можно я закурю? – спросил он.

– Только если и мне можно.

– Само собой. Возьми у меня сигаретку. В бардачке лежат.

Он нажал кнопки и опустил окна на пару дюймов.

Я вытащила покореженную папиросницу. Внутри лежало несколько аккуратно скрученных сигарет и зажигалка. Я раскурила две сигареты и протянула одну ему.

– Ну и как тебе тут? – спросил он.

Мы уже выехали из полосы домов. В окна я видела лишь кружащие в лучах фар снежинки.

– Очень нравится, спасибо.

– Хреново ты притворяешься.

Я попыталась снова:

– Место совершенно уникальное, но вся эта темнота меня немножко удручает.

– Это и есть классическое британское преуменьшение?

Я вспомнила, сколько плакала за последние две недели.

– Пожалуй. Чуть-чуть.

– У меня есть друг британец. Когда говорит, что у него что-то слегка побаливает, считай, он уже при смерти. Темнота может вогнать в депрессию. Зато это хорошее время, чтобы наобщаться с друзьями. Туристов меньше. И северное сияние. Из моего лагеря его отлично видно, вдали от огней большого города.

– Вы давно тут живете? – спросила я.

Почему-то меня смешило, что он называет Лонгйир большим городом.

– Тринадцать лет.

– Серьезно? Ух ты. И как вы… – начала я, но не закончила фразы.

– Я вырос на севере Норвегии. Неподалеку от вашей Астрид. Там все почти то же самое – мой городок тоже за Полярным кругом. Я работал на грузовом судне, ходившем между Лонгйиром и Тромсё. А потом услышал, что тут открывают туристическую компанию. Стал одним из первых гидов. Планировал остаться на год, но чем-то это место меня зацепило. До сих пор иной раз дыхание перехватывает. Ничего лучше нет, чем отъехать на снегоходе куда-нибудь подальше, вырубить мотор и сидеть слушать.

– Что слушать?

– Иногда слышно, как ветер воет или крачки кричат. Иногда – как снег трещит и поскрипывает. А иногда вовсе ничего. Начинаешь свои мысли слышать.

А я и так все время слышу свои мысли. Да еще как громко. Вот уж чего мне в жизни совсем не надо, так это тишины. Мой беспрестанный внутренний монолог показался бы еще громче обычного.

– Звучит потрясающе.

Я думала, что на этот раз лучше сумела изобразить в голосе энтузиазм, но Миккель лишь рассмеялся.

– Ничего, это место в тебя еще врастет.

Мы миновали аэропорт и начали подниматься на холм. Так далеко от Лонгйира я еще не уезжала. Свет фар выхватил из тьмы деревянный дорожный знак «Лагерь у конца дороги».

– А дорога тут и в самом деле кончается? – спросила я.

– Метров через двадцать.

Мы медленно, рывками ползли по заснеженной колее. Я ощутила, как меня снова скручивают школики. Мы все удалялись и удалялись от цивилизации. Есть ли тут водопровод и центральное отопление? Электричество? Чадящий костер и железный котел вместо кухни? Я нервно сжимала и разжимала во тьме кулаки.

– Чуть-чуть осталось, – сказал Миккель.

Вдалеке виднелись огни. Когда мы подъехали ближе, я различила очертания строений. Пара уличных туалетов и несколько деревянных избушек. Окна избушек янтарно светились.

Мы остановились и вылезли из машины.

– Вот главный домик. Кухня тут. Но сперва я тебе покажу, как тут что вокруг.

Он включил мощный фонарь и быстренько провел меня по своим владениям: обветшалые деревянные домики, в каждом несколько кроватей и именных шкафчиков, домик со снаряжением и душевая.

– У нас тут два уличных туалета, но есть еще один, со смывом, в главной хижине.

Потом он показал мне вольеры для собак, поменьше, чем у Астрид, и, соответственно, заметно потише.

– Иной раз мы устраиваем выезд на санях на пару дней, ночуем во льдах. В таких ситуациях нам нужен с собой выездной повар.

– Э… ну-у-у… по-моему…

Только тут я заметила, что он улыбается этой своей кривоватой улыбкой.

– А-а. Ха-ха.

– Готова приступать?

– Ага.

Он провел меня внутрь главного домика – в просторную комнату с деревянными панелями на стенах. Перед пылающим камином стояли старенькие потертые диванчики и кресла. Антресоли были битком забиты незнамо чем, а длинный деревянный стол завален бумагами. По всей комнате валялись лыжные очки, палки для ходьбы и фонарики. Как правило, беспорядок меня сразу бесит. Но здесь, в глуши, любое свидетельство того, что тут живут люди, внезапно радовало. Вообще-то в Лонгйире большинство ресторанов и отелей пытались имитировать стиль старых охотничьих хибарок, но всегда ощущалась некоторая нарочитость – только для туристов. Здесь же все было взаправду.

– Славное место, – сказала я.

– Угу. Посмотрим, что ты скажешь о кухне.

В углу виднелся дверной проем, занавешенный поеденным молью стеганым одеялом. Миккель отодвинул его и жестом пригласил меня заходить.

– Сюда.

Я обвела взглядом крохотное помещение. Плита с газовыми горелками. Почти такая же модель стояла у меня в первом самостоятельно снимаемом жилье. Газ в ней имел обыкновение гаснуть посередине готовки. Древняя микроволновка, чайник. А больше – практически ничего. Да еще и холодрыга. Я видела клубы пара от своего дыхания.

Миккель покосился на меня.

– Пойду принесу нагреватель.

– Спасибо. Что вы хотите, чтобы я приготовила?

– Там есть какая-то колбаса. Может, поджаришь с картошкой.

– Только и всего?

Он пожал плечами.

– Готовь, что захочешь. Бери все, что есть в холодильнике.

Через пятнадцать минут я стояла в кухне, а сзади мне грел ноги переносной обогреватель. Я решила, что предложение Миккеля как-то не вдохновляет. Зато я нашла полбутылки сидра и банку горчицы. В меню значилась тушеная колбаса с горчичным пюре.

Нож, которым я рубила лук, все время слегка уводило в сторону, так что кусочки выходили неровными. Оставалось только надеяться, что никто не заметит. Я нарезала яблоки, мелко нарубила чеснок и подрумянила лук на старой гнутой сковородке. Недавние страхи, стоит ли сюда ехать, казались сейчас просто смехотворными. Это блюдо я могла приготовить хоть во сне. Никто не подгонял меня, не отпускал ехидных замечаний. Вся кухня была в полном моем распоряжении – все равно что дома готовить. К тому времени, как тушеная колбаса побулькивала на плите, я пришла в такое солнечное расположение духа, какого не помнила со дня приезда в Арктику. Я послала эсэмэску Райану:

«Все идет отлично. Прости, что закатила истерику утром. XXX».

На кухню просочились звуки басовитых мужских голосов. Через минуту Миккель отодвинул одеяло на входе.

– Ну как обед?

– Готов.

– Давай раскладывать по тарелкам прямо тут. Иначе все враз сметут. Парни прожорливы, как волки. И ты с нами поешь.

– Вы уверены? – Как-то неуютно стало при мысли о том, что придется обедать с полчищем слюнявых мужиков.

– Вполне. Чего ради прятаться на кухне, словно Золушка какая.

Через несколько минут я сидела за столом среди мужчин с обветренными ветчинно-красными физиономиями и загорелыми почти дочерна руками. Такого типажа я обычно побаиваюсь, но не успела я сесть, меня забросали комплиментами.

– Вы нас просто спасли. Вчера у нас была баночная ветчина и горелые гренки. Хуже школьных обедов, – сказал один молодой человек напыщенно. – А в понедельник Миккель замахнулся на спагетти карбонара. Вывалил пакет сливок на переваренные макароны, а сверху накидал нарезанной ветчины. Ни приправ никаких, ничего.

– Я дарю вам бесценный арктический опыт голода и лишений, – сказал ему Миккель.

– О да, не сомневаюсь, во время зимовок трапперы питались именно что дерьмовой карбонарой, – ответил Напыщенный Юнец.

Миккель отмахнулся от него вилкой:

– Следи за выражениями, а не то будешь завтра собачьи вольеры чистить.

На лице юнца отразился такой ужас, что я засмеялась.

– Кстати, я Адам. Один из четырех гидов-проводников, – внезапно сообщил мой сосед по столу.

Он ел основательно и молча и подскреб с тарелки все дочиста.

Я обернулась посмотреть на него. Широкоплечий, черноволосый, за сорок пять.

– А я Майя. Вы из Англии?

– Из Йоркшира. А вы?

– Из Кройдона.

– Мне и показалось, выговор южнолондонский. Что вас привело в Арктику?

– Мой парень. Он здесь, вот и я здесь. Знаете, как оно бывает.

– А то.

– А вас что привело?

– Долгая история.

– Я бы послушала, – улыбнулась ему я.

– В молодости я любил ходить в горы. Чем опаснее маршрут, тем лучше. Ну и разбился, причем довольно серьезно, а пока выздоравливал, от нечего делать много читал. Кто-то дал мне книгу про экспедицию Шеклтона. Захватывающее чтение! Я начал читать про Арктику все подряд. А как выздоровел, просто знал, что должен сюда приехать. У нас при университете были курсы проводников. Я их закончил. А потом как раз случилась работа у Миккеля. С нашего потока подались все, но он выбрал меня, бог весть почему.

– Может, ты ему приглянулся, – предположил кто-то из остальных.

Он и его приятели захохотали.

– Нет, потому, что он служил морпехом, – рявкнул Миккель.

– Вы тут и живете? – спросила я Адама.

Он покачал головой:

– Снимаю квартиру в городе. Хотя все равно чаще всего ночую тут.

– Майя, так вы будете для нас и дальше готовить? – спросил кто-то еще.

– Это зависит от Миккеля.

– Ну йа, конечно. Ты сама-то хочешь?

– Да, – торопливо сказала я. Кто бы не согласился на такую работу? Рисков никаких, расписание удобное, клиенты благодарные. – Только на Рождество я собиралась в Индию.

– Насчет этого не переживай. У нас две недели перерыва, без групп.

– Ваши родители из Индии? – спросил Адам.

– Мама.

– А индийскую еду вы готовить умеете? Убить готов за хороший карри.

От Нины я выучилась готовить несколько основных блюд – тарка дал, сааг панир, алу гоби, – но куда меньше, чем стоило бы (индийские блюда слишком трудоемки, говорила она, от них она сразу чувствует себя своей матерью). А сама по себе я предпочитала чистые и свежие нотки средиземноморской или средневосточной кухни.

– Не очень, – сказала я.

– Я год после школы провел в Индии, – сообщил Напыщенный Юнец. – Можете приготовить нам масала доса?

Я обвела взглядом кольцо выжидающих лиц. Совершенно не хотелось признаваться, что я понятия не имею, что такое масала доса вообще.

– Простите. Вот этого не умею.

– Но вы же так здорово готовите. Если я раздобуду рецепт, вы по нему сумеете? – спросил Напыщенный Юнец.

Что-что, а следовать рецепту я умела. Кое-кто из моих однокурсников в колледже прославился творческими сочетаниями ароматов и новаторскими технологиями. Только не я. Зато я умела следовать рецепту дословно и получать на выходе ровно то, что надо. Только для этого нужен правильный рецепт. Что-нибудь сытное, теплое и острое чтобы побороть холод. Наверняка Ума сумеет направить меня в нужную сторону.

– Ну ладно, мне пора, – сказала я. – Но я подыщу рецепт.