Текст книги "Высшая милость"

Глава 4

В ту ночь Мелани долго пробыла на улице рядом с отелем «Ритц-Карлтон». У нее не было медицинских знаний, таких, как у сестры Мэри Магдален, но она деятельно присутствовала на месте происшествия, помогая людям всем, чем могла: нашла двум потерявшимся девочкам их обезумевшую от беспокойства маму, привела спасателей к груде камней, откуда слышались стоны, кого-то просто утешила, успокоила – сердечное теплое слово и простая поддержка очень много значат для человека в такую минуту, когда неожиданность случившегося и растерянность лишают возможности быстро принять решение и оценить ситуацию. Но вот помочь раненым она не могла почти ничем. Один из ее музыкантов какое-то время был с ней, но потом его энтузиазм угас, и он почел для себя за благо отправиться в предоставленное всем потерпевшим убежище, полагая, что его миссия исчерпала себя. Другие из свиты пришли к этому выводу раньше. Так что никто из ее многочисленного окружения не остался подле нее. На ней все еще было рваное концертное платье, туфли на невероятной платформе, в которых она выступала на сцене, и пиджак Эверета Карсона – уже порядком потрепанный, пыльный и в пятнах крови тех несчастных, кому она помогала. Но он весьма ее выручил, этот пиджак, сейчас, на улице, без крыши над головой, даже без учета того, что платье на ней порвалось.

Почувствовав, что устала, она поискала глазами, куда бы присесть, и тут ее окликнул какой-то пожарный из тех, что расчищали дорогу, – они сделали коротенький перерыв, чтобы съесть по пончику и выпить горячего кофе из походного термоса. Мелани с готовностью присела к ним на заднюю ступеньку машины и взяла протянутый ей наполненный пластиковый стаканчик. Но что тут началось! Пожарные узнали ее и пришли в восторг, что сама Мелани Фри не погнушалась побаловаться кофейком в их компании, глотая вместе с кофе известковую пыль. Поболтать с пожарными оказалось прелюбопытно, они наперебой стали рассказывать ей подробности, как они спасали людей, из каких передряг их вытаскивали. Но более всего заинтересовала их она.

– Ну как это, быть Мелани Фри? – спросил самый молоденький из пожарных. Родился он в Сан-Франциско и вырос в округе Мишин. Отец его был копом, так же как и два его брата. Сестры его повыходили замуж сразу, как окончили колледж. Мелани была невероятно далека от их жизни, но в своем нынешнем непрезентабельном облике казалась этому парнишке обычной девчонкой.

– Большей частью мне это нравится, – призналась она. – А иногда – тягомотина. Как арестант: работаешь, работаешь… жуткое напряжение, особенно когда концерты даем. И журналисты донимают, как кровососы…

Они рассмеялись. Мелани потянулась еще за одним пончиком. Тот пожарный, что задал ей этот вопрос, был лет двадцати двух, но у него уже было трое своих ребятишек. По лицу его расплылась зависть – эх, надо же, а вот его жизнь не идет ни в какое сравнение с ее жизнью, хотя он любит свою жену и детей.

– А ты? Нравится тебе то, что ты делаешь? – спросила его Мелани.

– Ну да. Чаще всего. Особенно в такие ночи, как эта. По гроб жизни ее не забыть. Реально понимаешь, что делаешь что-то важное, спасаешь жизни. Бывает, конечно, что в тебя запускают пивную бутылку или стреляют в упор в Бей-Вью, когда ты появляешься там, чтобы потушить пожар, который они сами же и учинили. Но ведь не всегда же… Чаще мне нравится быть пожарным.

– Пожарные – крутые ребята, – кивнула Мелани и усмехнулась: она не могла припомнить, когда ей было позволено умять два пончика один за другим. Мать бы убила ее сейчас, если б увидела. Она строго бдит, чтобы Мелани не слезала с диеты, хотя сама не отказывает себе ни в чем вкусненьком. В эти мгновения Мелани была счастлива – сидит, болтает с ребятами, трескает пончики… Свобода!

– Это ты обалденно крутая, – бросил ей более взрослый пожарный. Он только что четыре часа вытаскивал застрявших в лифте людей. Для всех эта ночь была бесконечно длинной. Мелани помахала рукой тем девчонкам, которым она нашла их маму, они как раз проходили мимо, торопясь пробраться среди камней в убежище за два квартала отсюда – мама приостановилась поблагодарить ее и замерла как вкопанная, узнав в этой растрепе, что-то самозабвенно жующей, звезду эстрады.

– Устаешь от того, что тебя везде узнают? – спросил потом Мелани третий пожарный, когда девчушки и их мама ушли.

– Да, очень. А особенно звереет мой парень. Аж бесится. Было даже, что он шарахнул одного фотографа по башке, за что отсидел в тюрьме.

– Похоже на правду, – пожарный ей улыбнулся. Они закончили трапезу и принялись ее уговаривать пойти в убежище – она уже достаточно помогла здесь, да и там, в конце концов, требовались рабочие руки, если она позарез рвется оказывать помощь.

Самый молоденький из пожарных вызвался проводить ее. С неохотой, но она согласилась. Было уже совсем утро, семь часов, и ее мать, наверное, близка к помешательству от неизвестности, где ее дочь. Еще, чего доброго, отправится на ее поиски. Всю дорогу, пока они шли в убежище, которое устроили в большом церковном зале и куда сейчас направляли людей, Мелани разговаривала со своим провожатым, и пришли они быстро. Как оказалось, помещение было заполнено людьми под завязку. Волонтеры Красного Креста и служители церкви как раз разносили завтрак. Мелани ужаснулась. Как можно в этой толпе отыскать кого-то? И, распрощавшись с пожарным и поблагодарив его за эскорт, она медленно побрела по помещению, вглядываясь в лица и вслушиваясь в голоса. Люди стояли, беспорядочно передвигались и просто уныло сидели на полу, кто-то спал.

Ей повезло. Протискиваясь в толпе, она нашла наконец свою мать – та сидела у стенки, рядом, прислонившись друг к другу спинами, сидели Эшли и Пэм. Они уже несколько часов были на взводе: где Мелани? Куда запропастилась? Джанет первая ее увидела и, вскрикнув, вскочила и бросилась обнимать беглянку, стискивая в объятиях и одновременно осыпая упреками за причуды – какая от нее польза, ну что это она выдумала, пропадала где-то всю ночь, а они места себе не находят от беспокойства, хоть бы подумала о родной матери…

– Господи, Мел, я уж думала, тебя нет в живых – током убило или на голову свалился кирпич…

– Ну что ты такое городишь, ма, я просто там помогала, – тихо ответила Мелани. Ее голос всегда затихал и был едва слышен, когда рядом громогласно присутствовала ее мать. Эшли была бледна. Всю ночь она просидела, прижавшись к Джейку, который не обращал на нее никакого внимания. Его вывернуло всем, что он выпил и выкурил еще до того, как все началось.

Он медленно, словно веки были пудовыми, открыл глаза на звук их голосов – взгляд был мутным, отстраненным, кажется, он не вполне понимал, где находится и что вообще происходит, да и выступление подруги на сцене он вряд ли помнил, мучимый жутким похмельем.

– Пиджачок классный, – неожиданно пробормотал он невнятно. – Откуда такой? И где ты болталась?

Надо же. Что-то еще соображает в своем дурмане!

– Занималась делами, – сдержанно ответила Мелани, даже и не подумав, чтоб наклониться поцеловать его. И уж тем более держать перед ним отчет. Очень уж он был в этот момент ей неприятен. И, странное дело, люди, которым она помогала, тоже были отнюдь не в вычищенных костюмах, кого-то тошнило, кто-то не знал, чем вытереть кровь, от кого-то не слишком приятно пахло, но она не испытывала к ним брезгливости, как сейчас к Джейку. Даже его пиджак, свернутый и подложенный кем-то ему под голову вместо подушки, ей не хотелось брать в руки. Большинство из их администрации и оркестранты спали на полу тут же.

– Неужели тебе не было страшно? – с ужасом округлив глаза, спросила ее Эшли, чем отвлекла от нехороших мыслей о Джейке. Мелани покачала головой: нет.

– Нет, – повторила она. – Многим нужна была самая обыкновенная помощь – хотя бы просто встать на ноги, сориентироваться. Кто-то порезался, ведь кругом битые стекла, обломки, кто-то ушибся и едва мог идти, так что я делала все, что могла.

– Да какой в тебе прок? Ты не медсестра, черт подери! – внезапно оборвала ее мать. – Ты победительница конкурса «Грэмми». А ее обладатели не бегают по руинам и не утирают всем подряд сопли… – Джанет возмущенно сверкнула глазами. От состояния страха за дочь она мгновенно перешла к негодованию по поводу якобы утраты той имиджа – шляется по пыльным завалам, позабыв, что спасать первым делом надо ее, звезду.

– Как это какой прок, мама? Не горячись, пожалуйста. Я же цела-невредима, а кому-то досталось. И я могла им помочь… Что в том плохого – помогать людям? Да просто успокоить кого-то… помочь найти сумку, допустим, какие-то важные вещи… при людях были ведь и их документы… да что я тебе объясняю… В таких обстоятельствах всегда нужен кто-то, кто мог бы хоть чем-то помочь!

– Пусть это делает кто-то другой. Есть врачи и спасатели, есть опытные волонтеры, – сказала, как отрезала, Джанет и потянула дочь, чтобы та прилегла рядом с ними. – Ляг, ты устала, – как всегда, она была безапелляционна. – Господи, сколько нам еще предстоит здесь торчать. Говорят, все авиарейсы отменены. Черт. Но я все же надеюсь, что они нас отправят на каком-нибудь самолете. Ведь есть же частные, надо только договориться.

В этом вся ее мать! Они чуть не погибли, а она заладила – самолет ей подайте немедленно! Мелани вполне бы устроил скромный автобус, если бы такой вдруг отыскался.

– Кому сейчас до нас дело, мам? Ну какой еще самолет! Может быть, получится взять напрокат машину какую-нибудь… Не на век же мы тут застряли… Службы работают, всем надо домой, и мы доберемся. Кстати, если ты помнишь, до следующей недели у меня нет ни одного концерта – а уж за неделю…

– Я не собираюсь валяться на церковном полу неделю! – взорвалась ее мать. – У меня спина разламывается. Они должны перевести нас в более приличное место.

– Какое еще более приличное, ма? Все отели закрыты. Да и опасно в них находиться – что-нибудь может обрушиться через время, надо, чтобы спасатели и строители все проверили. Да и холодильники отключены, свет. – Мелани узнала обо всем от пожарных и теперь утверждала авторитетно. – А здесь по крайней мере мы в безопасности.

– Ничего не знаю. Хочу побыстрее в Лос-Анджелес, – гнула свое Джанет. – Они нас попросили, даже, сказала бы я, уговаривали, вот пусть теперь и находят выход из положения.

– Но может быть, они пострадали, а мы тут капризничаем…

Но мать ее больше не слушала. Она наказала Пэм, чтобы та взяла под контроль информацию о движении самолетов, и та пообещала, что будет держать ее в курсе. Пэм восхитило то, что Мелани осталась на развалинах помогать людям. Сама она всю ночь провела на побегушках, бегая по приказу Джанет то за одеялами, то за сигаретами и кофе, который готовили на газовой плитке в импровизированной столовой. Эшли была так напугана, что ее дважды вырвало. Джейк был в отключке. Ночь выдалась ужасной, но все они были живы.

Еще на входе Мелани увидела своего парикмахера и менеджера, которые разносили по залу бутерброды и печенье и раздавали бутылки с водой. Еда с огромной церковной кухни, где обычно кормили бездомных, быстро закончилась. Они начали раздавать консервы с индейкой, пряной ветчиной и вяленой говядиной. Но скоро и это должно было закончиться.

В обед им сказали, что их собираются перевезти в округ Пресидию[4]4
  Небольшое поселение в Сан-Франциско со зданиями по типу карам, обнесенное крепостной стеной.


[Закрыть]. За ними пришлют автобусы и отвозить будут группами. Им раздали одеяла, спальные мешки, личные принадлежности – зубную пасту и щетки.

Чтобы сесть в автобус, Мелани и ее свита ждали своей очереди до трех часов дня. Она успела поспать пару часов и теперь чувствовала себя бодро, помогая матери сворачивать одеяла. Джейк продолжал спать. Она потрясла его за плечо.

– Джейк, вставай, мы уезжаем, – тормошила она дружка, размышляя, какой наркотик он принял нынешней ночью. Весь день он пребывал в полной прострации и все еще не мог окончательно прийти в себя. Джейк был красивый парень, но, когда он встал и обвел окружающих мутным взором, вид у него был ужасный.

– Иисусе, я ненавижу такое кино. Это не декорация к фильму про глобальную катастрофу? А я не участник массовки? И мне сейчас не разукрасят физиономию «кровью» и не забинтуют голову?

– Даже в крови и забинтованный, ты бы выглядел великолепно, – заплетая волосы в косу, заверила его Мелани, как уговаривают ребенка.

Весь путь до автобуса ее мать продолжала жаловаться. Такое обращение по отношению к ним возмутительно. Будто они не знали, с кем имеют дело. Мелани спокойно ей возражала. Перед стихиями все равны. Они просто горстка людей, которым сказочно повезло – землетрясение их пощадило. Нечего бога гневить. И они ничем не лучше других.

– Закрой рот, детка! – грубо прикрикнула на нее мать. – Не пристало звезде так рассуждать. Ты должна чувствовать свою исключительность!

– Мама, здесь я не звезда. Всем наплевать, что бог дал мне голос. Все мы нуждаемся сейчас в спасении, в элементарных вещах. Все устали, все голодные и напуганные, и все хотят скорее домой, как и мы. Мы такие, как все.

– Давай, Мелли, объясни ей, что почем в этом мире, – хмыкнул кто-то из музыкантов, когда они погрузились в автобус. И тут две девочки-подростка, видимо сестры, так они были похожи, вероятно погодки, узнали ее и закричали: «Мелани Фри! Мелани Фри!», а мать посмотрела на нее взглядом победительницы, который свидетельствовал: ну что я тебе говорила?.. Но Мелани чувствовала себя кем угодно, только никак не звездой – полуодетая, грязная, в мужском пиджаке, в порванном сетчатом с блестками платье.

– А спойте для нас что-нибудь прямо сейчас, – стали упрашивать ее девочки. – И еще мы хотим ваш автограф… – Мелани рассмеялась. Она сказала им, что о пении не может быть и речи, но свою подпись поставила на протянутом ей обрывке бумаги. Пусть радуются, если это радость для них. Им всего по тринадцать-четырнадцать, и они еще такие глупые. Девочки рассказали, что едут с родителями, вон они сидят на заднем сиденье, а та часть дома, где была их квартира, обрушилась. Их спасли полицейские. Никто не пострадал, только одна пожилая женщина с верхнего этажа сломала ногу. У них было много чего порассказать о страшных событиях этой ночи. Но теперь к ним прибавится восторженный рассказ о том, как они ехали в одном автобусе с Мелани Фри. Фантастика, говорили их лица. Но как в жизни все перемешано, невольно думала Мелани…

Через двадцать минут они прибыли в округ Пресидию, и их проводили в старые военные казармы, где Красный Крест установил для них раскладушки и организовал столовую. В одной из казарм, напоминавшей ангар, был развернут полевой госпиталь, укомплектованный добровольцами из числа медицинского персонала, спасателей Национальной гвардии, врачей, медсестер, команды волонтеров из местных церквей и добровольцев Красного Креста.

– Может быть, они эвакуируют нас отсюда на вертолете, – поделилась мечтой Джанет, плюхнувшись на раскладушку в состоянии отчаяния от условий, в какие они попали неизвестно на какой срок. – Я устала и совершенно разбита, чтобы выстаивать очередь за едой, – объявила она. Вот только в действительности она не была столь беспомощна, чтобы так утверждать. Это была рисовка чистой воды. Но Джейк – ему ничего не оставалось, как очухаться и обрести самостоятельность передвижения – и Эшли пошли добывать пропитание, а Пэм сочувственно взирала на Джанет, дабы не оставлять ту в одиночестве: ребята из оркестра и свиты Мелани вышли на улицу покурить.

Когда все ушли, Мелани незаметно от матери прокралась к столу при входе в помещение. Тихим голосом она заговорила с женщиной – сержантом Национальной гвардии в запасе. На ней была камуфляжная форма и армейские ботинки. Она удивленно взглянула на Мелани и сразу же ее узнала.

– Что вы здесь делаете? – спросила она, мягко ей улыбаясь. Она не произнесла имени Мелани. Но обе друг друга поняли.

– Я выступала на благотворительном вечере здесь вчера, – сказала она и улыбнулась женщине в камуфляже. – Я застряла здесь, как и все.

– Что я могу сделать для вас? – Она, похоже, таяла от восторга, так близко созерцая Мелани Фри.

– Я хотела узнать, чем я могу вам помочь. – «Это лучше, чем сидеть на раскладушке и выслушивать жалобы матери», – добавила она мысленно. – Вам нужны волонтеры?

– Я знаю, что в столовой их уже много, они готовят и разносят еду. Тут неподалеку полевой госпиталь, но я не уверена, что им нужны добровольцы. Могу поставить вас на стойку регистрации, если хотите, но, боюсь, если вас узнают, то вокруг соберется толпа…

Мелани согласно кивнула. Она и сама об этом подумала.

– Попробую узнать в госпитале, – отвечала она. Ей казалось, что госпиталь – это как раз то, что ей надо для приложения своих сил.

– Хорошо. Свяжитесь со мной, если ничего там не найдете. Здесь просто зоопарк какой-то, с тех пор как начали прибывать автобусы. Сегодня вечером мы ожидаем прибытия еще пятидесяти тысяч людей. Их везут сюда со всех концов города.

– Спасибо. – Мелани пошла обратно, убедиться, что с матерью все в порядке. Джанет лежала на раскладушке и ела мороженое на палочке, которое принесла ей Пэм. В другой руке она держала пачку печенья.

– Где ты была? – спросила она, грозно взглянув на дочь, и та поняла, что с ее мамой действительно все в порядке.

– Выясняла, как там дела, – ответила она расплывчато. – Я скоро буду, – добавила она скороговоркой, чтобы мать не начала расспрашивать, и опять удалилась. Пэм догнала ее, что-то почуяв.

– Ты куда? – настигнув, тронула она ее сзади за рукав пиджака. Мелани честно ответила, что идет волонтером в полевой госпиталь.

– Ты уверена, что тебе туда надо? – забеспокоилась Пэм.

– Да, я уверена. Не хочу сидеть здесь без дела и слушать мамино нытье. Возможно, я тоже как-нибудь пригожусь.

– Я слышала, у них достаточно волонтеров из Национальной гвардии и Красного Креста.

– Может, и так. Но мне думается, в госпитале помощь лишней не бывает. А здесь, кроме как раздавать воду и еду, делать нечего. Я скоро вернусь, а если нет, то можешь найти меня там. Полевой госпиталь совсем рядом.

Пэм кивнула и пошла обратно к Джанет. Та теперь начала жаловаться на головную боль и требовала аспирин и воды… У Пэм тоже раскалывалась голова, и не только от событий минувшей ночи, но и от вздорных претензий Джанет.

Мелани вышла из здания тихо, никем не замеченная, низко опустив голову и засунув руки в карманы. Пальцы что-то нашарили. Монетка! Она вытащила ее и принялась рассматривать на ходу. На ней была римская цифра I, буквы АА, а на оборотной стороне молитва о терпении. Монетка Эверета Карсона, того фотографа, который одолжил ей пиджак? Она опустила ее на прежнее место, в карман, и едва не споткнулась – идти по дороге мешали вкрапления гальки. Скорее бы переобуться во что-то удобное!

Меньше чем через пять минут она была в полевом госпитале. Здесь кипела бурная деятельность. Зал освещался генератором, и в нем было невероятное количество оборудования, которое хранилось на складах в Пресидии и было прислано из ближайших больниц. Все выглядело очень профессионально. Повсюду сновали люди в белых халатах, армейской форме и с повязками Красного Креста. В первую минуту Мелани почувствовала себя не в своей тарелке и подумала, что сглупила, решив прийти сюда волонтером.

При входе стоял стол для регистрации поступающих, такой же, как в их ангаре, к которому они были приписаны. Она спросила солдата, сидящего за столом, требуется ли им какая-то помощь.

– Черт, конечно! – У него был сильный южный акцент и зубы, похожие на клавиши пианино. Она с облегчением отметила, что парень ее не узнал. Уйдя, он через минуту вернулся.

– Вы готовы поработать с бездомными? У нас их особенно много.

– То, что надо, – улыбнулась она в ответ.

– Мы уже несколько часов зашиваем их тут, совсем зашились, – скаламбурил он и засмеялся. Она опять улыбнулась.

Бездомные были сложными пациентами, и без того не отличаясь отменным здоровьем. Плюс теперь ушибы, переломы и раны. У многих были психические расстройства, и с ними было трудно общаться. Но Мелани это все не пугало. Она была готова к тому, что ее ждут трудности – людей были тысячи, значит, приблизительно столько же трудностей.

Два добровольца из Красного Креста были заняты регистрацией вновь прибывших. Тут же были и социальные работники, которые предлагали бездомным включить их в городскую программу помощи бездомным или устроить их в специальные стационарные пансионаты, если у них есть на то основания. Но даже те, кто имел на это право, не проявляли никакого интереса. Они были сейчас в Пресидии, потому что им некуда было больше идти, как и всем остальным, но думать о чем-то дальнейшем им не хотелось. Каждый здесь получал койку и бесплатную еду. Был выделен целый зал, где установили душевые кабины. Чего желать большего?

– Предложить вам что-нибудь из одежды? – улыбаясь Мелани, спросила ее девушка из числа волонтеров. – Когда-то это действительно было платье. Вы можете довести кого-нибудь до сердечного приступа, если ваш пиджак случайно распахнется. – Мелани рассмеялась и посмотрела на свою пышную грудь, которая вываливалась из пиджака и остатков наряда. Она совсем об этом забыла.

– Хорошо бы. И если у вас есть, то я бы поменяла обувь. Мои туфли меня совсем доконали, в них невозможно ходить.

– Нетрудно догадаться, – согласилась с ней девушка-волонтер. – В конце ангара у нас целая куча шлепанцев. Кто-то прислал их нам, и очень кстати, многие выбежали из дому босиком. Мы весь день вынимаем осколки из пораненных ног.

Половина поступающих сюда людей были и правда без обуви. Мелани обрадовалась, что сейчас сунет ноги в удобные шлепанцы. Кто-то протянул ей камуфлированные штаны и футболку. На футболке была надпись «Поручительская гарантия Харви». Штаны были слишком большие. Она нашла веревку и подвязала их, чтобы не падали. Надела шлепанцы, а свои туфли и платье выбросила, туда же отправился и пиджак. Вряд ли она увидит Эверета Карсона еще раз. И тем более вряд ли стоит хранить для него пиджак – весь покрытый пылью от штукатурки и грязью. В самую последнюю минуту она вспомнила про монетку, достала ее и сунула в карман своих новых армейских штанов. Теперь это будет ее талисман, на счастье, и, если они когда-нибудь встретятся, она вернет ее Эверету взамен пиджака.

Через пять минут она уже держала в руках планшет и вела регистрацию прибывающих. Она разговаривала с мужчинами, которые годами жили на улице и от которых несло перегаром. Она общалась с беззубыми женщинами – героиновыми наркоманками – и с детьми из округов Марина и Пасифик-Хайтс, которые пострадали и сейчас находились здесь со своими родителями. Здесь были молодые пары, пожилые люди, явно хорошо обеспеченные, и малоимущие, люди всех национальностей, возрастов и комплекций. Тут были представлены город и реальная жизнь в разрезе. Некоторые бродили все еще в состоянии шока, силясь переварить факт, что дом их разрушен. Множество забинтованных рук и ног, царапины, синяки, ссадины, страдальческие лица, опустошенные взгляды – со всех сторон на нее смотрело страдание… И Мелани старалась каждому облегчить его. Она не присела ни на минуту, и так прошло много часов. В жизни она еще не работала столько и не была при этом так счастлива. Только к полуночи суматоха стала немного стихать.

– Эй, блондинка! – позвал ее пожилой мужчина, и она остановилась, чтобы подать ему палочку, и улыбнулась.

– Что тут делает такая красотка? Ты служишь в армии?

– Не-а. Штаны не мои, одолжила. Я могу что-нибудь сделать для вас?

– Мне нужно, чтобы кто-нибудь проводил меня в туалет. Можешь найти мне парня?

– Конечно.

Она привела к старику резервиста Национальной гвардии, и они отправились по нужде.

Минуту спустя она впервые за все это время присела и с благодарностью взяла бутылку с водой, которую ей протянул другой волонтер.

– Спасибо, – благодарно улыбнулась Мелани. Она очень хотела пить, но у нее не было времени утолить жажду. Она ничего не ела с обеда и почти не была голодна. Она слишком устала. И тут мимо нее вихрем промчалась миниатюрная женщина с рыжими волосами. Она была в джинсах, толстовке и в розовых высоких кедах фирмы «Конверс». В госпитале было тепло. Толстовка была ярко-розовая, с надписью: «Иисус идет. Больше активности». Глаза у женщины были ярко-синие, она улыбнулась Мелани:

– Мне очень понравилось ваше выступление, – прошептала она.

– Правда? Вы были там?

Само собой, что была, коли сказала об этом. Мелани была тронута. Казалось, прошел миллион лет с того толчка и подземного сдвига.

– Спасибо. Веселая выдалась ночка, правда? Вы не пострадали?

Рыжеволосая тащила поднос с бинтами, пластырем и медицинскими ножницами.

– Вы из Красного Креста? – спросила у нее Мелани.

– Нет, я медсестра.

В этой розовой толстовке и высоких кедах она тянула на подростка из детского лагеря. На шее у нее Мелани заметила крестик и улыбнулась надписи на ее кофте. Синие глаза блестели, и эта рыжая была живая как ртуть.

– А вы – из Красного Креста? – спросила она у Мелани. Она бы не отказалась от помощи. Уже несколько часов она зашивает порезы и «сортирует» людей по другим помещениям, спать. Они старались работать так, чтобы не скапливать толпы прибывающих в госпиталь и как можно быстрее отправлять их дальше. В самых тяжелых случаях пострадавших переправляли в госпитали, где были аппараты жизнеобеспечения. Полевой госпиталь занимался менее значительными травмами, и благодаря этому палаты скорой помощи не были переполнены и были готовы к приему тех, кто пострадал серьезнее. И такая система хорошо работала.

– Нет, нас просто привезли сюда вместе со всеми, и я подумала, что, может быть, могу чем-то помочь, – объяснила Мелани.

– Умница. А как переносишь, когда зашивают раны? В обморок не падаешь при виде крови?

– Нет. – Мелани видела достаточно много этой ночью, но еще ни разу не испытала чувства дурноты, хотя и ее подругу Эшли, и Джейка, и ее мать мутило при виде крови.

– Хорошо. Тогда ты можешь помочь мне.

И она повела Мелани в самый конец ангара, где организовала для себя небольшое место с импровизированным столом для осмотра и набором стерильных инструментов. Люди стояли в очереди, ожидая, когда им обработают раны. Продезинфицировав руки, Мелани подавала инструменты, рыжая женщина в кедах накладывала аккуратные швы. За редким исключением большинство ран были довольно-таки незначительными. Около двух часов утра наступило небольшое затишье, и они наконец присели передохнуть.

– Я знаю, как тебя зовут, – расплылся в улыбке маленький рыжеволосый эльф. – Забыла представиться. Меня зовут Мэгги. Сестра Мэгги, – добавила она.

– Сестра? Вы – монахиня? – ошеломленно спросила Мелани. Никогда бы она не подумала, что вот это маленькое видение в розовом и с огненными волосами могло быть монахиней. Ничто не говорило об этом, кроме, может быть, крестика у нее на шее, но крест носят многие.

– Вы совсем не похожи на монахиню, – засмеялась Мелани.

Когда она была еще ребенком, ее водили в католический костел, и тогда ей некоторые монахини казались забавными, во всяком случае молодые. Монахинь в возрасте считали убогими, чего совсем нельзя было сказать относительно Мэгги. В ней не было ничего убогого. Она вся была солнечный свет и радость и очень много и упорно работала. Мелани отметила про себя ее особую манеру общения – люди тянулись к ней, ловя ее добрый взгляд, как манну небесную.

– Наоборот, я чересчур монахиня, – возразила ей Мэгги. – В наши дни монахини выглядят именно так.

– Не так, как когда я училась в школе, – сказала Мелани. – И я в восторге от вашей толстовки.

– Мне ее подарили знакомые дети. Не уверена, что архиепископ ее бы одобрил, но она вызывает улыбку. Хорошо, если хоть кто-то один улыбнется, глядя на меня в этом розовом… Людям надо сейчас хоть немного отвлечься, чтобы было, чему улыбнуться… В городе огромные разрушения, очень многие потеряли свои дома, в основном из-за пожаров… – она задумчиво потерла переносицу. – А где вы живете, Мелани? – спохватилась Мэгги, как только они поднялись, чтобы продолжить работу.

– В Лос-Анджелесе. Вместе с мамой.

– Это хорошо, – кивнула Мэгги. – Значит, вас не задело…

Она помолчала.

– От такого успеха, как у вас, вы могли бы потерять голову или попасть в крупную неприятность, – задумчиво проговорила она. И совсем неожиданно спросила:

– У вас есть молодой человек?

Мелани улыбнулась, склонив голову набок:

– Да, есть. И он тоже здесь. Вероятно, спит там, куда нас определили. Я взяла его с собой на выступление. Моя мама тоже здесь. Еще несколько человек, которые работают со мной, ну и, конечно, ребята из моего оркестра.

– Похоже, у вас большая команда. А ваш молодой человек… он хорошо к вам относится?

Ее ярко-синие глаза пытливо заглянули в глаза Мелани, и та немного замешкалась, прежде чем ответить на этот вопрос. Сестра Мэгги хотела узнать Мелани ближе. Она показалась ей доброй и смышленой девочкой. Ничто в ней не говорило о том, что она очень известна. Нетребовательная, скромная до простоты – Мэгги очень в ней это нравилось. И вела она себя не как звезда, а как любая девчонка, которой нет двадцати…

– Иногда мой парень относится ко мне хорошо, – серьезно ответила Мелани на вопрос. – Но у него есть… кое-какие проблемы… личные. Временами они ему очень мешают.

Мэгги умела читать между строк – видимо, парень изрядно пьет или принимает наркотики. Больше всего ее удивило то, что сама Мелани, скорее всего, далека от всего этого и пришла в госпиталь по собственной инициативе. Было видно, что она искренне хочет помочь тем, кто страдает, и действительно была очень полезна и ответственно подходила к своим обязанностям, как человек, прочно стоящий на ногах, хозяин своему слову.

– …а иногда совсем плохо, – высказала сестра Мэгги свое мнение относительно Джейка и добавила, что на сегодня Мелани отработала достаточно, и ей пора идти выспаться, если она хочет продуктивно работать и завтра. После практически бессонной ночи накануне она провела здесь почти одиннадцать часов. Сама Мэгги собиралась поспать на раскладушке в той части госпиталя, которую отвели для волонтеров и медицинского персонала. Для них планировали открыть отдельное здание, но пока не сделали этого.

– А завтра мне приходить? – с надеждой в голосе спросила Мелани. Ей очень понравилось то, что она искренне чувствовала себя здесь полезной. Так и время, пока их не отправят домой, пролетит незаметно.

– Приходите, как только проснетесь. Позавтракать можно в столовой. Найдете меня там. Вы можете прийти в любое удобное для вас время, – дружелюбно откликнулась сестра Мэгги.

– Спасибо, – вежливо поблагодарила Мелани, все еще будучи в недоумении, что видит перед собой монахиню. – До завтра, сестра.