Текст книги "В нужное время"

– Мне тоже. – Он подоткнул ей одеяло и поцеловал в лоб. – Поэтому я так люблю детективы.

Эрик выключил свет и вышел, а Алекс осталась одна в темноте, размышляя о том, где сейчас мама, скучает ли по ней. Может, совсем о ней не вспоминает? Две слезы скатились по ее щекам и упали на подушку. Алекс прошептала короткую молитву о матери и постепенно погрузилась в сон. Ей снилось, будто Кармен, красивая и с ласковой улыбкой, вернулась домой и они живут все вместе, долго и счастливо.

Глава 3

Через месяц Кармен прислала бумаги, необходимые для развода. Об этом отец рассказывать Алекс не стал. К чему ей знать подробности? Кармен просила о финансовой поддержке в течение двух лет, и он подтвердил свое согласие. Просьба была весьма скромной, впрочем, Эрик знал, что свобода для бывшей жены важнее денег. Кармен писала, что пока в Майами, но вот-вот переедет в Лас-Вегас. Дочери она так и не позвонила.

Согласившись выплачивать ей деньги, Эрик преследовал и еще одну цель: всегда знать, где она, – на случай, если Кармен понадобится дочери.

Через два месяца она написала из Лас-Вегаса и прислала свой новый адрес.

Алекс, оправившись от потрясения, держалась стойко. И учителя, и Пэтти сообщали, что она почти не изменилась, лишь немного погрустнела и стала молчаливее. То же впечатление производила дочь и дома. Вероятно, для нее это тоже не явилось сюрпризом, думал Эрик.

Весной они поехали в Вайоминг, на ранчо к одному старому приятелю Эрика. Алекс училась ездить верхом, ходила на родео: то и другое привело ее в восторг. Снова Эрик вспомнил, как когда-то хотел иметь сына, но теперь, глядя на Алекс, не представлял, как жил бы без этого милого, любящего сердечка. Да и чем девочка хуже мальчика? Алекс умеет все то же, что умел бы сын: ездит верхом, отлично играет в бейсбол, обожает книги, которые он для нее выбирает. Мало того: учитель английского говорит, что она прекрасно пишет, что у нее несомненный талант.

По возвращении из Вайоминга – Алекс было тогда восемь лет, училась она в третьем классе, а Кармен пропадала где-то в Лас-Вегасе, так и не удосужившись ей позвонить, – девочка сказала папе, что собирается когда-нибудь сама написать книгу.

– Я хочу сочинять детективы, – сказала она, глядя на него большими серьезными глазами. – Как ты думаешь, папа, у меня получится?

– Почему бы и нет? – произнес он. – Только тебе, наверное, придется взять псевдоним.

– Что?

– Видишь ли, детективы и триллеры пишут в основном мужчины. Это считается мужской литературой. Есть, конечно, и женщины, которые сочиняют дамские детективы, – но… – Он поморщился. – Этот жанр мне не по душе. Мало кто из женщин добивался успеха на этом пути – разве что Агата Кристи, но и она… в общем, ее тоже чаще читают женщины. А если хочешь, чтобы тебя читали и ценили все, – придется выпускать книги под мужским именем.

Алекс слушала его, как оракула, не сомневаясь, что о своих любимых детективах папа знает все.

– Мне придется притворяться мужчиной? – Он кивнул. – Носить мужскую одежду и наклеивать усы?

– А фальшивые усы тебе пойдут! – рассмеялся он. – Нет, все это не нужно. Псевдоним – фальшивое имя. Тебе надо будет придумать мужское имя и выпускать книги под ним, чтобы люди считали, будто ты мужчина.

– А если выяснят, что я девочка, то читать не станут?

Эрик кивнул.

– Но почему?

– Потому что это мужской жанр. Криминальные романы пишут мужчины для мужчин, – убежденно ответил отец.

– Пап, это же глупо! Почему женщинам нельзя? Они наверняка могут сочинять не хуже!

Отец пожал плечами, не желая вдаваться в подробности.

– Тогда, – продолжила Алекс, – если я когда-нибудь сочиню книгу, то подпишу ее твоим именем. Пусть все думают, будто это ты!

Выдавать себя за отца – это показалось ей веселой игрой. И все же… нет, Алекс не сомневалась в папиных словах, она уже знала, что чаще всего он прав. Но ощущалось в этом нечто странное и неправильное.

Кармен снова появилась на горизонте почти через год. Эрик получил от нее открытку. Она писала, что ее парню предложили работу в Нью-Йорке, они едут туда из Лас-Вегаса на машине и по дороге заглянут в Бостон, чтобы повидаться с Алекс. Развод был еще не оформлен, и Эрик решил пока ничего не говорить дочери, чтобы не пробуждать в ней надежды, которая может и не оправдаться, если в последний момент Кармен передумает.

Она позвонила поздно вечером, когда Алекс уже крепко спала.

– Привет, мы только что приехали! – раздался в трубке знакомый бархатный голос с легким акцентом.

– Где остановились?

Кармен назвала дешевый мотель за городской чертой.

– Можно мне заехать завтра?

Завтра была суббота, и идти в школу Алекс не требовалось. Впрочем, Эрик без колебаний позволил бы дочери пропустить школу ради свидания с матерью – и теперь жалел, что не предупредил ее.

– Разумеется. Она будет счастлива. Вы здесь надолго? – взволнованно спросил Эрик. Он боялся, что встреча с матерью разочарует Алекс, нарушит ее хрупкое спокойствие – но ни за что на свете не лишил бы дочь этой радости.

– Только на один день. Завтра уезжаем в Нью-Йорк, – безмятежно ответила Кармен.

– Хочешь забрать ее после завтрака?

Она молчала, казалось, целую вечность, а потом произнесла:

– Давай я лучше к вам заеду.

– Как пожелаешь, – промолвил Эрик, подумав, что так действительно будет лучше. В конце концов, они почти год не виделись – и, не исключено, Кармен стала для Алекс почти чужим человеком.

Кармен пообещала приехать завтра в десять часов утра и попрощалась.

Обычно по субботам Эрик позволял дочери поспать подольше, но сегодня разбудил ее рано.

– Приехала мама, – сообщил он, как только она открыла глаза.

– Мама? Она здесь? – Алекс подскочила так, словно вдруг услышала, что сегодня Рождество.

– Да, сейчас она в городе. Заехала по пути в Нью-Йорк. После завтрака придет с тобой повидаться.

Дочь вскочила с кровати.

– Я надену новое платье! – сияя от счастья, воскликнула она.

К приходу матери Алекс принарядилась: надела розовое бархатное платье и новые черные кожаные туфельки, совсем как у взрослых. Тщательно умылась, до блеска расчесала свои длинные темные волосы. Почти не притронулась к завтраку – слишком волновалась – и уже с девяти утра заняла наблюдательный пост на диване в гостиной.

Кармен появилась только к полудню – такая же ослепительно красивая, в узких джинсах, облегающей футболке, кожаной куртке, туфлях на каблуках. За спиной у нее маячил парень, на вид лет двадцати пяти, не больше; ему явно было неуютно здесь. Не поднимая головы, он пробормотал, что подождет в машине, и ушел. Эрику тоже было неловко, и не отпускало странное чувство: словно к нему приехали подростки, а он их старый ворчливый дедушка.

Едва Кармен вошла в гостиную, Алекс, спрыгнув с дивана, стремглав бросилась навстречу, обняла ее и крепко к ней прижалась.

– Ух ты! Как ты выросла! – воскликнула Кармен, нерешительно, словно чужую, обнимая ее. – Дай-ка на тебя посмотреть! – Она отстранила дочь от себя и, окинув ее взглядом с ног до головы, добавила: – Какая же ты стала красавица!

– Ты тоже, – почти с благоговением в голосе проговорила Алекс. Она уже забыла, как ослепительно красива ее мать.

Эрик предложил Кармен перекусить, но та отказалась.

– Я только что позавтракала, – объяснила она, – и скоро нам снова в дорогу. К шести часам вечера Уинсу нужно быть в Нью-Йорке.

– А кто такой Уинс? – спросила Алекс. Личико ее вытянулось, когда она услышала, что маме надо уезжать. До Нью-Йорка пять часов езды, и это означало, что Кармен пробудет с дочерью менее часа.

– Мой друг. Он танцовщик и актер. Мы с ним собираемся перебраться в Калифорнию, у него там есть связи.

Алекс это ни о чем не говорило, но Эрик сразу все понял. Кармен по-прежнему перекати-поле, продолжает гоняться за мечтой.

– А что ты будешь делать в Калифорнии? – спросила дочь. Огромные глаза ее не отрывались от матери, словно она впивала в себя и старалась навечно запечатлеть в памяти каждую черточку, каждое слово.

– Может, стану сниматься в кино! – ослепительно улыбнулась Кармен. – Представляешь, увидишь меня на экране!

– Я бы лучше тебя просто так увидела, – грустно заметила Алекс, и на секунду в гостиной воцарилось молчание.

Эрик вышел, оставив мать и дочь наедине, но находился рядом, в кухне, на случай, если он понадобится Алекс. Он слышал, как дочь произнесла:

– Я по тебе скучала.

А Кармен, запнувшись на секунду, ответила:

– Я тоже. Правда, в Лас-Вегасе особо скучать некогда. Там так весело!

«Что она несет? – думал Эрик. – Ладно, она не любит дочь, сердцу не прикажешь. Но как насчет элементарного такта? К чему Алекс знать, что мать без нее веселится до упаду и почти о ней не вспоминает?»

Снова пауза, на сей раз долгая и неловкая, а затем Кармен спросила:

– Ну… как у тебя дела в школе?

Того, что дочь нарядилась ради нее, она тоже не заметила.

Дальше разговор тянулся медленно, неуверенно, с долгими паузами, и вскоре Кармен поднялась и с явным облегчением сказала, что ей пора. «Очень рада была тебя повидать», – добавила она, словно прощалась с не слишком близкой приятельницей. Эрик выглянул из кухни и увидел, что Кармен быстрым шагом идет к двери, а Алекс с настоящим отчаянием на лице почти бежит за ней следом. У порога она снова обняла мать, крепко-крепко прижалась к ней и не хотела отпускать. Наконец Кармен высвободилась из ее объятий, торопливо чмокнула дочь в макушку и, пробормотав, что ей пора, переступила порог.

– Я люблю тебя! – крикнула Алекс.

Ответа не было – лишь простучали каблучки по лестнице, а через несколько секунд внизу хлопнула дверь автомобиля и взревел мотор.

Алекс бросилась к отцу и горько зарыдала. Он усадил ее на диван, и они долго сидели обнявшись. Алекс безутешно плакала, Эрик гладил ее по голове и по плечам, понимая, что нет слов, способных ее утешить. Пожалуй, сейчас он впервые по-настоящему ненавидел бывшую жену – за то, что она делает с дочерью. За то, что своим бездумным эгоизмом наносит ей раны, какие вся его любовь не в силах исцелить, – раны, шрамы от которых останутся с Алекс до конца жизни.

– Она не сказала, когда вернется! – всхлипнув, проговорила дочь.

«И что любит тебя, не сказала тоже», – мысленно добавил Эрик.

– Наверное, она сама не знает своих планов, – мягко промолвил он. Все его душевные силы сейчас уходили на то, чтобы не выразить своего гнева на Кармен, а вместо этого придумать для дочери какое-нибудь утешение. – Но она была рада, что с тобой увиделась, – добавил он.

– Тогда почему так быстро ушла? – прорыдала Алекс.

– Мама спешила в Нью-Йорк.

В тот день дочь долго не могла успокоиться, и Эрик видел, что тяжелые мысли о матери преследовали ее и много недель спустя. Это второе предательство Кармен Алекс пережила острее, чем первое, ведь теперь она была взрослее и понимала больше. А Кармен снова будто растворилась в тумане: ни телефонных звонков, ни писем, ни обещаний вернуться.

Через месяц она прислала Эрику свой новый адрес в Лос-Анджелесе для ежемесячной высылки денег, но дочь так и не услышала от нее ни слова.

А полгода спустя, ночью, в доме раздался телефонный звонок. Эрик снял трубку. Незнакомый голос, молодой и неуверенный, произнес: что это друг Уинса. Кармен и Уинс мертвы. Гнали по шоссе, пьяный водитель вылетел на встречную полосу, оба погибли на месте. Подробностей он пока не знает. Решил, что надо сообщить родственникам, но никаких родственников Кармен, кроме бывшего мужа, найти не сумел.

Целый час после этого звонка Эрик сидел, глядя в пустоту и размышляя об одном: что же теперь он скажет Алекс? Ей всего девять лет. И она потеряла мать – теперь уже навсегда.

Не сразу решился он обрушить на Алекс страшную весть. Наконец сообщил об этом – в пасмурный субботний день, после завтрака – и понял, что это выражение ошеломления и ужаса на детском личике будет преследовать его всегда.

– Неправда! Ты врешь! – завопила Алекс, бросилась к себе в спальню и с грохотом захлопнула дверь.

Войдя к ней, Эрик нашел ее на кровати: спрятав голову под подушку, дочь горько рыдала и никак не могла успокоиться.

В тот же вечер Эрик позвонил другу Уинса и спросил о похоронах. Выяснилось, за телом Уинса приехали из Сан-Диего родители, а Кармен лежала в морге, никому не нужная. Ее мать в Гаване давно умерла, других родных – или друзей достаточно близких, чтобы озаботиться ее посмертной судьбой, – у нее не было.

Эрик сказал, что займется этим сам, и попросил связать его с моргом в Лос-Анджелесе. Тут же, не сходя с места, позвонил в бостонское похоронное бюро и обо всем договорился. Он не хотел, чтобы Кармен лежала где-то в Калифорнии в безымянной могиле. Пусть покоится на семейном кладбище, рядом с его первой женой; а Алекс знает, где похоронена мать, и сможет приходить к ней, когда станет постарше.

На следующий день, выйдя из комнаты с красными и опухшими глазами, дочь молча протянула отцу листок бумаги.

Стихи – маленькое стихотворение о матери. По-детски наивное, оно, однако, поражало силой и свежестью чувств; в нем ясно ощущался пробуждающийся талант, и еще более – неизмеримая любовь. Любовь безответная, страдающая, но способная преодолеть свое страдание и подняться над ним. Непостижимо, думал Эрик, что Кармен, эта бабочка-однодневка, красивое пустоголовое существо, неспособное любить никого, кроме себя, сумела пробудить в дочери такое чувство.

Глава 4

Алекс всегда была очень близка с отцом, особенно после того, как они остались одни, но смерть Кармен сблизила их еще больше. Со временем Алекс оправилась от потрясения, вызванного смертью матери. Жизнь ее вошла в прежнюю колею, пожалуй, стала даже спокойнее, поскольку теперь девочку не мучили напрасные надежды и тщетные ожидания того, что однажды мама приедет или позвонит.

Еще больше прежнего Алекс пристрастилась к книгам. Серию про Нэнси Дрю они с отцом закончили пару месяцев назад, и Эрик решил, что пора уже ей потихоньку переходить на взрослые книги. Начать можно, пожалуй, с «дамских» детективов, спокойных и не страшных, вроде Агаты Кристи. Так он и сделал – и новыми героями Алекс стали Эркюль Пуаро и мисс Марпл: вместе с ними, шаг за шагом, она распутывала изощренные преступления и приходила в восторг, когда удавалось самой найти разгадку раньше, чем сыщик объявлял ее изумленным читателям.

Алекс не только читала, но и сочиняла. Преподаватель литературы в четвертом классе отмечал, что у нее явный поэтический дар. В пятом классе Алекс получила первый приз за душераздирающий рассказ о девочке, у которой убили маму. А через два года после смерти Кармен, когда Алекс училась в шестом классе, учитель литературы мистер Фарбер позвонил Эрику на работу и попросил завтра зайти в школу. Голос его звучал серьезно, даже мрачно, будто Алекс что-то натворила. Эрик недоумевал: до сих пор у его дочери не возникало проблем в школе! Самой Алекс он решил ничего не говорить, пока не выяснит у учителя, в чем дело.

В школу Эрик отправился с некоторым трепетом – и волнение его только усилилось, когда учитель с хмурой гримасой протянул ему шесть тетрадных листочков, исписанных старательным детским почерком.

– По-моему, вам следует это прочесть, мистер Уинслоу, – сообщил он похоронным тоном. – Мы с коллегами не знаем, что и думать!

«Что же она такое написала?!» – размышлял Эрик, принимая листочки. Объяснилась в ненависти кому-то из учителей? Пригрозила покончить с собой? Физиономия мистера Фарбера заставляла предполагать самое худшее.

Но ничего подобного: дочь написала рассказ, и, начав читать ее сочинение, Эрик скоро обнаружил, что всерьез увлечен чтением.

Алекс писала смело и уверенно, с мастерством, не характерным для одиннадцатилетнего ребенка. На первой странице она описала место действия и представила читателю персонажей. Вторую посвятила завязке сюжета, причем весьма умелой, заставляющей заинтересоваться и гадать, что произойдет дальше. Все шло хорошо до третьей страницы, но там случилось убийство: жестокое, кровавое, в лучших традициях любимых триллеров Эрика. На четвертой на сцене появился детектив, обаятельный и циничный, готовый даже над свежим трупом отпускать сомнительные шуточки. Сюжет развивался стремительно: на пятой странице действие совершило несколько неожиданных поворотов, а на шестой детектив разоблачил убийцу, человека, которого никто (и даже сам Эрик) не подозревал!

«Отличная работа! – думал Эрик. – Такой рассказ сделал бы честь и взрослому писателю! Похоже, не зря я приучал Алекс к детективам!»

Гордо улыбаясь, он вернул сочинение учителю. Но тот почему-то не разделял его радости.

– Вы понимаете, – проговорил он, сверля отца суровым обвиняющим взглядом, – что для одиннадцатилетней девочки ненормально писать подобное? Фантазии о насилии у ребенка – повод как минимум для консультации у психолога! Вы знали, что она страдает такими фантазиями?

– Нет, не знал, но, честно, я впечатлен, – ответил Эрик, не совсем понимая, чем озабочен учитель.

– Мистер Уинслоу, улыбаться здесь нечему! Рассказ вашей дочери свидетельствует о том, что у нее серьезные психологические проблемы!

– А по-моему, – возразил Эрик, оскорбленный в лучших чувствах, – он свидетельствует о том, что у моей дочери несомненный талант. Это рассказ уже сложившегося писателя. Построение сюжета безупречно, а развязка удивила даже меня. Я постоянно читаю детективы и триллеры, это мое хобби, и мы с Алекс часто их обсуждаем. Она многому научилась у моих любимых авторов.

– Понимаете ли вы, насколько нездорово для ребенка в столь юном возрасте фантазировать о жестоких убийствах? Да дети не должны даже знать о таких вещах! Взгляните еще раз на рассказ – он как будто сочинен взрослым человеком!

– По-моему, это комплимент ее писательскому мастерству. Моя Алекс сумела написать рассказ, который всерьез вас напугал, – чего же лучше?

– Это не повод для шуток, мистер Уинслоу! – воскликнул учитель. – Отнеситесь к этому серьезно!

– Куда уж серьезнее! – возразил Эрик. – Несколько лет назад дочь призналась мне, что, когда вырастет, хочет писать детективы. Тогда я не принял это всерьез – и, видимо, напрасно. У нее талант, его нужно развивать. Полагаю, курсы писательского мастерства ей очень пригодятся. – Он поднялся с места. – Я горжусь своей дочерью, – добавил он. – Вы отдадите мне рассказ? Хочу сегодня обсудить его с Алекс.

Учитель протянул Эрику листочки, а затем пожал ему руку с такой гримасой на лице, словно дотронулся до гремучей змеи.

– Имейте в виду, вы нанесете ей серьезный психологический ущерб, если будете поощрять подобное!

«Поощрять»? Да, черт возьми, именно этим Эрик и собирался заняться! Домой он летел как на крыльях, переполненный радостью и отцовской гордостью.

За ужином из энчиладас и риса по-испански, приготовленных Еленой, и салата, нарезанного самим Эриком, он заговорил с Алекс о ее рассказе.

– Сегодня я был в школе, – сообщил Эрик, отложив в сторону аппетитный пирожок – любимое его блюдо, не считая домашних тортильяс. – Меня вызвал твой учитель литературы.

– Мистер Фарбер? – удивилась Алекс. Она явно не предполагала, что ее рассказ мог вызвать в школе такое волнение умов. – А что случилось?

– Ты описала убийство, которое чертовски напугало его. Он решил, будто у нас в доме нездоровая атмосфера или что-то в таком роде. Рассказ действительно потрясающий. Как ты до такого додумалась?

Дочь просияла, довольная похвалой отца.

– Ну… я вспомнила ту книгу, которую ты мне читал на прошлой неделе, и взяла ее за образец, однако детали придумала сама. А когда сочиняла убийство, постаралась сделать его как можно страшнее, но все-таки не слишком, иначе читатели поймут, что на самом деле такого не бывает, и получится не страшно, а смешно. Еще я старалась писать как можно короче, но так, чтобы все было ясно. И конец сделать совсем неожиданным, чтобы всех удивить!

– Что ж, милая, это тебе удалось! Я читал с интересом с первой же страницы, а в конце прямо рот раскрыл от удивления. Похоже, у тебя настоящий талант!

«И пишешь ты, как мужчина», – мысленно добавил он. В рассказе Алекс совсем не было тех «соплей», что обычно отталкивали Эрика в «дамских» детективах: она не смягчила ситуацию, не навязывала героям примирение или счастливый конец, не пускалась в сентиментальные рассуждения об их чувствах – напротив, писала сжато и жестко, не щадя ни персонажей, ни читателя.

– Это замечательно, – добавил он. – Я впечатлен! Если будешь над этим работать, то станешь хорошим писателем!

Творчество Алекс они обсуждали до конца ужина. Дочь рассказала об идее для следующего рассказа, а отец посоветовал ей больше не показывать свои детективные истории мистеру Фарберу.

– Лучше пиши такие рассказы дома, для себя, – сказал он. – Мистер Фарбер их явно не оценит. – И со смехом добавил: – А ему сдавай сочинения про птичек и бабочек, чтобы он не посадил меня в тюрьму!

Конечно, папа шутил, и все же Алекс не понимала, почему ее рассказ испугал и возмутил учителя. Чувствовалось нечто странное, неправильное в том, что ее любимое увлечение приходится скрывать. Но это была мелочь в сравнении с главным: папе понравилось! Папа ею гордится! Он говорит, что она может стать настоящим писателем!

С тех пор Алекс начала сочинять детективные рассказы дома, по вечерам. Написанное показывала отцу, он обсуждал с дочерью ее труды, порой что-то критиковал или подсказывал, что можно было бы улучшить. Алекс следовала его советам – и мастерство ее росло день ото дня.

Рассказы Алекс Эрик складывал в папку, а когда папка наполнялась, прошивал ее. К концу года у них накопилось более пятидесяти рассказов: одни очень хорошие, другие похуже, но все – вполне «взрослые», без следа детской неумелости и неопытности, с ярким узнаваемым стилем. И сюжет в них развивался столь стремительно и непредсказуемо, что развязка чаще всего оказывалась для Эрика неожиданной.

Да, у дочери определенно открылся писательский дар! Теперь Эрик поощрял ее читать взрослые детективы и триллеры – книги своих любимых авторов: Дэшила Хэммета, Дэвида Моррела, Майкла Крайтона, Жоржа Сименона.

Выходные дни Алекс проводила за чтением детективов и многому училась у мэтров.

На двенадцатый день рождения дочери Эрик преподнес ей необычный подарок: портативную пишущую машинку «Смит-Корона», подержанную, но в отличном состоянии, и научил с ней обращаться. Через две недели Алекс уже печатала всеми десятью пальцами. Машинку она очень полюбила.

– Многие знаменитые детективщики работают на старых пишущих машинках, – объяснил отец. – Говорят, в них есть особое волшебство.

Лучась от гордости, Алекс продемонстрировала пишущую машинку подруге Бекки, пришедшей к ней в гости. Но та машинку не оценила.

– Что ты с ней делаешь? – спросила она.

– Ну… играю по выходным, – уклончиво ответила Алекс. Их с папой секрет она выдавать не собиралась.

– Старье какое-то, – наморщила носик Бекки.

К тринадцатому дню рождения у Алекс скопились уже три толстые папки рассказов. Вместо подарка отец на сей раз повез ее на Букер-кон – ежегодный съезд писателей-детективщиков. Алекс была в восторге, слушала выступления как завороженная, побывала на нескольких мастер-классах, а вернувшись домой, написала еще один великолепный рассказ.

Пожалуй, пора ей начать печататься, решил Эрик. И они как раз обсуждали, в какой детективный журнал лучше послать свой рассказ и с какого рассказа начать… как вдруг произошло что-то странное. Неожиданно отец растерянно оглянулся вокруг. Потер лоб. Взглянул на Алекс так, словно не узнавал ее.

– А ты кто такая? – спросил он странным тоном. – Соседская девочка? Что ты здесь делаешь?

Алекс не знала, что ответить, и в изумлении смотрела на него. Через мгновение все прошло, перед ней снова сидел ее папа – только вид у него был такой, словно он только что проснулся.

– Папа, что с тобой? – с испугом спросила она.

Он запнулся, а затем махнул рукой:

– Все в порядке, милая. Все хорошо. Просто решил над тобой подшутить. Можешь вставить это в следующий рассказ!

– Папа, не шути так больше! Я испугалась! – попросила Алекс.

Но через несколько недель это повторилось снова. На бейсбольном матче. День был очень жаркий. Играли «Ред Сокс» и «Янкис» – «Ред Сокс» вели шесть к трем. Посередине игры Эрик вдруг обернулся к Алекс, и она заметила у него все тот же растерянный, непонимающий взгляд.

– Кто это играет? – произнес он. – «Янкис» с «Ориолс»?

– Что ты, папа! Это «Янкис» и «Ред Сокс»!

– Ах, да… – пробормотал Эрик, и, казалось, снова стал самим собой. Однако Алекс ясно видела: полминуты, а может, и целую минуту папа не понимал очевидных вещей, не знал того, что точно должен был знать. Она спросила его об этом, и он ответил: ничего страшного, вероятно, от жары в голове помутилось.

В следующий раз это случилось на работе. Со странным, растерянным видом Эрик выглянул из кабинета и спросил секретаршу, что она тут делает, ведь сегодня выходной. Секретарша не знала, что ответить. Но дальше – и в этот день, и в следующие – Эрик вел себя как обычно, об этом не вспоминал, и секретарша решила, что он просто пошутил.

Это повторялось снова и снова. За несколько месяцев – десяток раз. И однажды – после того, как, вернувшись домой с работы, он спросил Елену, кто она такая и что здесь делает, – Эрик ясно понял: с ним творится что-то неладное. Возможно, опухоль в мозгу или нечто подобное. Отмахиваться от этого больше нельзя.

Он записался к врачу и рассказал на приеме о своих симптомах. Время от времени в мозгу словно случается короткое замыкание: он перестает узнавать знакомых и близких, понимать, что происходит вокруг. Порой даже не понимает, где он, или забывает собственное имя. Это длится недолго, однако повторяется все чаще и чаще.

Врач отнесся к его словам серьезно, направил к невропатологу, а тот назначил различные анализы и исследования. Дочери Эрик пока ничего не рассказывал.

Через несколько недель он отправился к невропатологу узнать результаты анализов – и по дороге в кабинет врача, в лифте, у него снова случилось помрачение. На сей раз оно длилось дольше обычного: почти десять минут Эрик бесцельно ездил в лифте вверх-вниз, нажимая кнопки, не в силах сообразить, где находится и как отсюда выбраться. Вскоре в голове у него прояснилось, он нажал кнопку нужного этажа – и вышел потрясенный, дрожа от пережитого испытания. Ощущение полной растерянности и беспомощности, чувство, что рассудок ему отказывает, вселило в него неведомый прежде страх.

В кабинете врача Эрик сообщил: у него только что был очередной приступ. Не умолчал и о том, что приступы стали чаще: теперь они случаются примерно раз в неделю и длятся дольше, по несколько минут. Что же с ним происходит?

– Доктор, у меня опухоль мозга? – с тревогой спросил он, отчаянно надеясь услышать: нет, ничего такого, это просто напряжение и стресс.

Тем более что для стресса имелись причины: в последнее время на работе у Эрика тоже не ладилось. Он не понимал, в чем дело: работал, как всегда, вдумчиво и добросовестно, презентациям уделял даже больше времени и внимания, чем обычно, но почему-то его презентации перестали впечатлять клиентов, и фирма упустила уже несколько выгодных контрактов.

– Нет, опухоли у вас нет, – ответил врач. – Но, боюсь, мне нечем вас порадовать. Исследование вашего мозга показало некоторые отклонения в его функционировании.

– Что же там такое? Может, я перенес инсульт на ногах?

Врач покачал головой:

– Данные указывают на то, что у вас ранняя форма болезни Альцгеймера, или деменции. К сожалению, эта болезнь неизлечима. Я могу выписать вам лекарства, замедляющие ход дегенеративного процесса, но ни повернуть его вспять, ни даже остановить болезнь нам не удастся. Трудно сказать, с какой скоростью пойдет процесс, однако я обязан вас предупредить: рано или поздно вы станете инвалидом.

– Мой отец заболел деменцией в шестьдесят лет, – растерянно пробормотал Эрик, и на его глаза навернулись слезы. – И мне сейчас шестьдесят четыре… Но как же так? Моей дочери всего тринадцать! И вы говорите, что я стану слабоумным? Кто же о ней позаботится?

– Об этом, мистер Уинслоу, вам необходимо подумать, не откладывая, – мягко произнес врач. – Простите, что пришлось сообщить вам дурную весть. Насколько я могу судить, сейчас вы в хорошем состоянии и еще какое-то время останетесь на этом уровне. Но если мой диагноз верен, рано или поздно ваше состояние начнет ухудшаться. Вам следует привести в порядок свои дела.

Он выписал Эрику рецепты на лекарства и предложил прийти через месяц, а если состояние заметно ухудшится, то и раньше.

Эрик вышел от врача как в тумане. Было лишь четверть третьего, он собирался вернуться на работу, но понял, что работать сегодня не сможет. Позвонил на фирму, сказался больным и отправился домой. Дома в кухне хлопотала Елена, и полминуты он мучительно вспоминал, что это за женщина и как ее зовут.

– Мистер Уинслоу, вы не заболели? – с беспокойством спросила она, заметив его странный вид.

Эрик ответил, что, кажется, подхватил грипп, и поспешно скрылся в своей комнате. Там он скинул пиджак, ослабил узел галстука и бросился ничком на постель. Множество мыслей крутилось у него в голове, одна другой страшнее и безнадежнее; и тяжелее всего было думать об Алекс. Что с ней станет? В целом свете у нее нет никого, кроме отца! Положим, кое-что он ей оставит, да и страховки хватит на несколько лет безбедной жизни, но что толку с этого, если еще пять лет она не сможет жить самостоятельно?

Эрик набрал номер своего адвоката, договорился о встрече на следующий день и снова рухнул на кровать.

Пришла из школы Алекс. Елена сказала ей, что отец приболел, лег вздремнуть и просил его не беспокоить. Дверь в свою комнату Эрик запер, чтобы дочь не слышала доносившихся оттуда сдавленных рыданий.

На следующий день Эрик отправился к Биллу Бьюкенену, своему адвокату. Тот выслушал дурную весть с ужасом и глубоким сочувствием. Они с Эриком не были особенно близки, но как адвокат с клиентом общались много лет. Прежде всего Эрик с помощью Билла составил опись своего имущества и активов. Денег было достаточно, чтобы Алекс могла безбедно жить на них несколько лет и получить хорошее образование. Однако оставался главный вопрос: где и с кем она будет жить? Еще много лет назад Эрик назначил Билла своим душеприказчиком и опекуном Алекс в случае своей внезапной смерти, но тогда это казалось простой формальностью. Он был уверен, что проживет лет двадцать, не менее, а если повезет, то и тридцать. Теперь все изменилось. Уже через год-другой он станет беспомощным инвалидом. Забота и уход – и средства на это – понадобятся ему самому. Кто же позаботится об Алекс? Они обсуждали разные варианты, но Эрик ясно понимал, что дочери не подходит ни один.