Текст книги "Дорога судьбы"

Глава 9

– Иеремия! – Проснувшись утром, Мэри-Эллен увидела, что Терстона нет.

Испуганная женщина мигом вскочила с постели.

– Иеремия! – Мэри-Эллен бросилась вниз, подметая лестницу подолом розового атласного халата, и застыла в дверях кухни.

Иеремия обернулся и загляделся на ее статную фигуру.

– Доброе утро, Мэри-Эллен. – Он деловито поставил на стол две полные чашки. – Пока ты спала, я решил сварить кофе.

Мэри-Эллен кивнула и испуганно посмотрела на него. Ночью она решила, что заставила его передумать, но теперь от этой уверенности не осталось и следа. В ее тихом голосе вновь появился страх:

– Мы идем в церковь?

Иногда они так делали, но теперь все изменилось. Иеремия медленно кивнул, отхлебнул кофе и поставил чашку на стол.

– Да, идем. – За этими словами последовала многозначительная пауза. – А потом я поеду домой. – Они оба знали, что видятся в последний раз, но Мэри-Эллен все еще не сдавалась.

– Иеремия... – Тяжело вздохнув, она поставила чашку. – Ты не должен ничего менять. Я все понимаю. Вчера вечером ты правильно сделал, что рассказал о... о ней... – Произнеся эти слова, Мэри-Эллен едва не задохнулась.

Ей не хотелось расставаться с Терстоном.

– Это единственное, что я мог сделать. – Лицо Иеремии было суровым.

Он понимал, что причиняет ей боль, но у него не было выбора.

– Я люблю тебя и не могу лгать.

– Но ты еще ничего не решил, – жалобно промолвила она, и у Иеремии задергалась щека.

– Ты хочешь подождать? Спать со мной до моей свадьбы? Ты этого хочешь? – Он поднялся, и его голос зазвучал громче. – Ради Бога, позволь мне сохранить остатки самоуважения. Мне это удается с большим трудом.

– А если все-таки ты не женишься на ней? – В голосе ее звучала страстная мольба, но Иеремия только покачал головой.

– Не знаю. Не спрашивай меня об этом. Если она не станет моей женой, неужели ты захочешь, чтобы я вернулся? – Он отошел к окну. – Ты первая возненавидишь меня.

– Я никогда этого не сумею. За семь лет ты ни разу не обидел меня.

Но от этих слов ему стало еще хуже. Иеремия обернулся. Теперь и в его глазах стояли слезы. Он подошел и порывисто обнял ее.

– Прости, Мэри-Эллен. Я не хотел уходить от тебя. Я никогда не думал, что так получится.

– Я тоже. – Она улыбнулась сквозь слезы, и они сжали друг друга в объятиях.

В то утро они не пошли в церковь, но вновь вернулись в постель и любили друг друга. Уже под вечер Иеремия оседлал Большого Джо, уселся верхом и посмотрел на стоявшую на крыльце Мэри-Эллен. На ней был все тот же розовый халат.

– Береги себя, милая.

По ее лицу медленно текли слезы.

– Возвращайся... Я буду ждать тебя.

С трудом проговорив эти слова, Мэри-Эллен подняла руку. Он в последний раз посмотрел на нее и поскакал к дому. Он остался один. Ни Мэри-Эллен, ни Камиллы. Впрочем, так было всегда.

Глава 10

В этом году лето в долине Напа выдалось на редкость хорошим, щедрым и жарким. Ртуть, согласно заключенному весной договору, давно отправили на Юг, дела на прииске шли прекрасно, на виноградниках созревал новый урожай, а у Иеремии с каждым днем прибавлялось дел. Он часто вспоминал о своем решении прекратить встречи с Мэри-Эллен и каждую субботу ощущал беспокойство, однако в Калистогу возвращаться не собирался. Вместо этого он несколько раз ездил в Сан-Франциско, посещая знакомый публичный дом. Однако его постоянно грызла какая-то невидимая миру боль, и только Ханна, молча наблюдавшая за его метаниями, замечала, как эта боль уходит из глаз Иеремии, стоит ему получить очередную весточку от Камиллы.

Камилла стала писать ему забавные письма сразу после того, как он вернулся. Она рассказывала о людях, с которыми встречалась, о балах, куда ее приглашали, о званых вечерах в доме ее родителей, о том, как она ездила в Саванну, Чарлстон и Новый Орлеан, и, наконец, о некрасивой девушке, за которой начал волочиться Хьюберт из-за того, что ее отец владеет самыми лучшими конюшнями на Юге. Ее письма были содержательными, живыми, веселыми, и Иеремия с удовольствием разбирал завитушки ее затейливого почерка. Внизу страницы она всегда ставила несколько точек, как будто желая заинтриговать его, подарить ему надежду, заставить вернуться к ней. В письмах не было ни малейшего намека на страстные чувства. Камилла давала понять, что Иеремии придется поухаживать за ней, когда он вернется. В августе его терпению пришел конец, и он заказал билет на поезд. С момента их знакомства прошло только четыре месяца, но он уже принял решение. К моменту его отъезда из Сент-Элены об этом узнала и Ханна. Она все еще жалела тоскующую Мэри-Эллен, но с радостью ждала, когда Иеремия наконец привезет молодую жену и его дом наполнится детскими голосами и женским смехом.

Иеремия отправил Орвилю Бошану телеграмму, предупредив о своем приезде и заодно попросив ничего не говорить Камилле. Ему хотелось застать ее врасплох и посмотреть, как она его примет. Четыре месяца – немалый срок для молоденькой девушки, она могла и передумать. Во время долгого путешествия на Юг Иеремия думал только об этом. Такая попутчица, как Амелия, ему больше не встретилась, и в поезде он почти ни с кем не разговаривал. Наконец добравшись до Атланты, Терстон почувствовал себя измученным и разбитым. Рядом с вокзалом стояла коляска Бошана, которую прислали, чтобы отвезти его в гостиницу.

Иеремия, как всегда, занял «люкс» и тут же послал Бошанам записку. Ответ не заставил себя долго ждать. Орвиль сообщал, что рад пригласить его на обед, и заверял, что Камилле ничего не известно о его приезде. Иеремия попробовал представить себе, как она удивится, увидев его снова, и ощутил от этой мысли странный озноб. В восемь часов вечера, садясь в коляску Бошана, он почувствовал, что у него вспотели ладони. Стоило Терстону опять увидеть знакомый дом, как у него забилось сердце.

Иеремию проводили в небольшую, роскошно отделанную гостиную, куда вскоре вышел сам Орвиль Бошан и радостно пожал ему руку. Получив телеграмму с Запада, он понял, что приезд Иеремии сулит хорошую новость.

– Как ваши дела?.. Счастлив снова видеть вас, дружище! – Он буквально трясся от радости, и Иеремия надеялся, что дочь будет рада не меньше папаши.

– Отлично.

– Я рассчитывал видеть вас только через два месяца.

Иеремия улыбнулся.

– Я бы не смог прожить эти два месяца без нее, мистер Бошан, – тихо сказал Терстон, и невысокий смуглый человек просиял, услышав его слова.

– Я рассчитывал, что так и будет... Я на это надеялся.

– Как она? Она еще не знает, что я здесь?

– Нет. Но вы выбрали самый подходящий момент. Элизабет уехала в Южную Каролину навестить знакомых. Хьюберт тоже куда-то запропастился – ему захотелось приобрести очередную клячу. Мы остались одни, только я и Камилла. Сейчас жизнь городе замерла. Все разъехались на летние месяцы. Правда, моя дочь в последнее время стала немного нервной. – Бошан усмехнулся. – Она с нетерпением ждет писем и рассказывает о вас своим подружкам.

Он не стал говорить Иеремии, что Камилла называет его «самым большим богачом на Западе и папиным другом». Терстону незачем знать о ее болтовне.

– Стоит ей увидеть меня, и она передумает. – Пока Иеремия ехал на Юг, он весь извелся.

В конце концов, она еще сосем ребенок, а он уже не мальчик. Вдруг он покажется ей слишком старым?

– С какой стати? – удивился Бошан.

– Знаете, с девушками такое случается, – улыбнулся Иеремия, но Орвиль громко расхохотался в ответ.

– Только не с Камиллой! Эта девчонка с рождения знает, что ей нужно. Она упряма как мул, но у нее светлая голова. – Он вновь засмеялся, явно гордясь дочерью. – Хотя мне и не следует того говорить, но вы найдете с ней общий язык. Она добрая девушка, Терстон, и станет вам хорошей женой. – Глаза Бошана сузились, и он пристально посмотрел на собеседника. – Вы ведь не изменили своих планов?

«Если бы это было так, едва ли Иеремия поехал бы в Атланту», – подумал Бошан и оказался прав.

– Нет, – тихо ответил Иеремия, выпрямившись во весь немалый рост. – А вы сами не передумали, сэр?

– Наоборот. По-моему, это именно то, что нужно вам обоим. – Он отсалютовал Иеремии бокалом с вином, и Терстон улыбнулся в ответ.

Оставалось только убедить Камиллу.

Прошло еще минут десять, прежде чем она появилась в комнате. Дверь быстро распахнулась, и в гостиную впорхнуло видение, одетое в бледно-желтый шелк. На шее девушки раскачивались бусы из топазов и жемчуга. На плечи ниспадал водопад черных локонов, за ухом была приколота великолепная чайная роза. Камилла посмотрела на отца, а затем бросила равнодушный взгляд на его собеседника. Стояла ужасная жара, и она проводила долгие часы, лежа у себя в комнате. Увидев, кто перед ней, она застыла на месте, потом молнией бросилась к нему в объятия и уткнулась лицом в грудь. Когда Камилла наконец снова подняла голову, в ее глазах блестели слезы. Но на губах цвела широкая улыбка. Сейчас она, как никогда, напоминала чудесного ребенка, и с этой минуты Иеремия навсегда привязался к ней. Ни к кому на свете он еще не испытывал таких чувств. Терстон пристально смотрел на Камиллу, чувствуя, что у него перехватывает дыхание.

– Вы приехали! – Ее радостный крик заставил отца рассмеяться.

На них нельзя было смотреть без восхищения: огромный мужчина и хрупкая девушка, столь явно влюбленные друг в друга, что разница в возрасте теряла всякое значение. Ее взгляд говорил о радости встречи, а его глаза выражали безмерное восхищение. Оба едва сдерживали свою страсть.

– Да, я приехал, маленькая. Я же обещал, что вернусь!

– Но так быстро! – Она радостно скакала вокруг него, хлопала в ладоши, и роза наконец упала к ногам Иеремии.

Камилла тут же подхватила ее, сделала реверанс и застенчиво преподнесла Иеремии. И тут он рассмеялся. Это был смех радости и облегчения. Глаза Камиллы говорили, что он по-прежнему дорог ей.

– Вы все такая же проказница, Камилла. Может, мне лучше уехать, раз я вернулся слишком рано? – Он взял девушку за руку, а она все стояла, глядя ему в глаза.

– Только попробуйте! Не отпущу! А если вы все же уедете, я поеду с папой во Францию и выйду замуж за какого-нибудь герцога или князя.

– Вот так угроза! – Похоже, Иеремия ничуть не испугался. – Но, знаете, мне все равно скоро придется уехать.

– Когда? – испуганно вскрикнула она, и отец Камиллы улыбнулся.

Они очень подходили друг другу. Орвиль не сомневался, что Терстон любит его дочь, а она отвечает ему тем же. Девушке льстило внимание мужчины, годившегося ей в отцы, а Иеремия наслаждался нежной страстью, которую питала к нему она. Но было здесь и что-то еще, нечто обжигающее, нестерпимо яркое и опасное.

– Моя девочка, давайте пока не будем говорить об отъезде. Я ведь только что приехал.

– Почему вы не предупредили нас, что возвращаетесь? – Камилла попыталась надуть губы, но тут объявили обед, и они медленно двинулись в столовую.

– Я предупредил. – Иеремия улыбнулся Бошану, и Камилла гневно шлепнула отца веером по руке.

– Какой же ты противный, папа! Ты не обмолвился ни словом!

– Я решил, что будет лучше, если приезд мистера Терстона станет для тебя сюрпризом. – И он не ошибся.

Камилла ослепительно улыбнулась обоим.

– Иеремия, сколько вы пробудете здесь? – Она бросила на Терстона вопросительный взгляд, наслаждаясь собственной властью.

Камилла прекрасно понимала, что этот «очень важный человек», как снова и снова напоминал ей отец, пересек из конца в конец страну ради того, чтобы увидеть ее. Она и сама хвасталась перед подружками тем, какой он важный. Это было для нее главным.

Перед отъездом Иеремия предупредил на руднике, что вернется через месяц – самый большой срок, на который он мог безбоязненно оставить прииск. В этом случае ему удалось бы провести с Камиллой целых две недели, и, если она скажет «да», он вернется и начнет готовиться к свадьбе. Иеремии предстояло сделать очень многое. Он уже успел наметить план, и перед отъездом Ханна нервничала, как никогда. Она взяла с него слово немедленно написать, что скажет Камилла. Однако сейчас Иеремия думал не о Ханне, а об очаровательной девушке, сидевшей рядом. Ему показалось, что Камилла стала намного красивее и взрослее, чем была весной. Она задавала ему бесчисленные вопросы о состоянии приисков и жаловалась, что он почти не писал ей о делах.

– Мне не слишком часто приходилось переписываться с девушками, – ответил Иеремия, улыбнувшись.

Вскоре отец отправил Камиллу из комнаты. Дворецкий подал мужчинам бренди с сигарами, и Бошан поднял взгляд на будущего зятя.

– Вы собираетесь сделать ей предложение сегодня?

– Да, с вашего позволения.

– Вы знаете, что оно у вас в кармане. Иеремия тихонько вздохнул и закурил сигару.

– Хотел бы я знать, какие у меня шансы.

– У вас еще остаются какие-то сомнения?

– Пожалуй. Может, для нее это игра? А вдруг она не догадывается, что я решил сделать ей предложение? Девушка может просто испугаться.

– Только не Камилла. – Он сказал это так уверенно, словно его дочь не имела ничего общего со сверстницами, однако Иеремия был полон сомнений. – Хотите заодно объявить и о помолвке?

– Да. Перед отъездом. А по возвращении в Калифорнию я приступлю к выполнению моих планов.

– Какие же у вас планы? – Бошан смотрел на Терстона с интересом, пытаясь догадаться, что придумал Иеремия для его дочери.

– Примерно те же, о которых мы разговаривали раньше. – Иеремия соблюдал осторожность.

Хотя Камилла еще и не приняла его предложения, он уже успел многое обдумать. Несомненно, Бошан был прав. Ей не придется проводить в Напе слишком много времени, а он сумеет распоряжаться рудниками, появляясь там наездами. Он построит для нее дом в Сан-Франциско, где они смогут жить, как подобает людям их положения. Иеремия изложил свой план Бошану, и тот явно остался доволен.

– А когда дом будет готов – допустим, через пять месяцев или через полгода, – я снова приеду сюда, женюсь на ней и увезу с собой в Калифорнию. Что вы на это скажете?

– Отлично. В декабре ей исполнится восемнадцать. В вашем распоряжении остается четыре месяца... Вы успеете построить дом за такой срок?

– Времени, конечно, маловато, но я постараюсь. Я рассчитывал закончить стройку в феврале или в марте, но... – Иеремия улыбнулся и стал похож на мальчишку. – Я бы и сам предпочел декабрь. – Расставшись с Мэри-Эллен, он изнывал от одиночества. – Мы все постараемся. – Он резко встал и принялся расхаживать по комнате.

– Не переживайте так, дружище. – Бошан улыбнулся, поняв, что настала пора дать голубкам поворковать.

Он поднялся и вышел. Терстон направился в сад и увидел девушку на ее любимых качелях.

– Вы там так долго сидели! Вы что, напились? – быстро спросила Камилла, и Иеремия рассмеялся.

– Нет, не слишком.

– По-моему, это просто глупо, когда женщин выставляют из комнаты. О чем вы разговаривали?

– Да так, ни о чем. Бизнес, рудники... Всего понемногу.

– А что вы там говорили про вечер? – Камилла была умной девушкой.

Она пристально смотрела на Терстона, тихонько раскачиваясь взад и вперед. Их взгляды встретились, и голос Иеремии сразу сделался тихим и нежным:

– Мы говорили о вас. – У него учащенно забилось сердце.

Качели резко остановились.

– Что вы сказали? – В густом, ароматном воздухе Юга голос девушки казался шепотом.

– Что я хочу жениться на вас.

Несколько мгновений оба молчали. Камилла устремила на Терстона взгляд больших детских глаз.

– Правда? – Она улыбнулась, и у Иеремии растаяло сердце. – Вы дразните меня?

– Нет, Камилла, не дразню, – тихо и серьезно ответил он. – на этот раз я приехал в Атланту, чтобы повидаться с вами и сделать предложение.

Он сжал ее в объятиях так крепко, что у нее перехватило дыхание. Наконец Иеремия слегка отпустил ее и тихо промолвил:

– Я очень люблю вас, Камилла, и хочу увезти с собой в Калифорнию.

– Прямо сейчас? – спросила ошеломленная Камилла, и Иеремия улыбнулся ей.

– Не совсем. Через несколько месяцев. Когда построю для вас дом и вам исполнится восемнадцать лет. – Он нежно дотронулся до щеки Камиллы, а потом опустился на колени у ее ног.

Иx лица оказались почти на одном уровне.

– Я люблю вас, Камилла... Всем сердцем... как никто другой. – Их взгляды встретились.

Слова Терстона заставили ее задрожать всем телом.

– Вы выйдете за меня замуж?

Камилла кивнула, не в силах произнести ни слова. Она надеялась услышать это признание, однако оно казалось ей далекой мечтой. Наконец она бросилась к Иеремии и обвила руками его шею.

– А какой будет дом?

Вопрос показался Терстону забавным, и он засмеялся:

– О, такой, как вы пожелаете, любимая. Но вы еще не отвеяли мне. Так вы выйдете за меня, Камилла?

– Да! – радостно взвизгнула она, вновь притянула его к себе, то потом вдруг отпрянула.

Лицо ее стало тревожным.

– А если я стану вашей женой, я должна буду рожать детей?

Иеремия опешил. Вопрос смутил его. Эту тему ей следовало обсуждать с матерью, а не с ним. Он еще раз убедился, каким ребенком оставалась Камилла, несмотря на то что иногда казалась совсем взрослой.

– Мы, наверное, смогли бы завести одного-двоих. – Он едва жалел Камиллу, которая сейчас сама казалась ребенком. – Думаете, это много? – Сам он больше всего на свете желал стать отцом.

Последние четыре месяца он только и думал что о детях, которые у них появятся. Однако лицо Камиллы неожиданно приобрело удрученное выражение.

– В прошлом году одна из подруг матери умерла от родов.

Говорить об этом было верхом неприличия. Иеремия почувствовал себя еще более неловко. Он не ожидал, что придется разговаривать на эту тему.

– С молодыми девушками такого не случается, Камилла. – Однако сам он знал, что это вовсе не так. – По-моему, это не должно вас тревожить. У супругов все происходит само собой...

Но она не дала ему закончить. Его слова не произвели на нее никакого впечатления.

– Мать говорит, что женщина такой ценой расплачивается за первородный грех. Только, по-моему, это несправедливо, что платить приходится ей одной. Я не желаю толстеть и...

– Камилла! – Ее слова больно ранили Иеремию. – Любимая... Прошу вас... Я не хочу, чтобы вы расстраивались. – С этими словами Терстон вновь заключил девушку в объятия, заставив ее забыть о том, что говорила мать.

Они заговорили о доме, который собирался построить для нее Иеремия, о свадьбе, которую они сыграют, как только ей исполнится восемнадцать... о том, как они объявят о помолвке, когда вернется мать Камиллы, о званом вечере, который по этому случаю устроит ее отец... Все это для Камиллы было очень важно. Поздно вечером, когда она наконец легла в постель, ее охватило такое возбуждение, что она не могла заснуть. Они разыскали отца, чтобы сообщить ему радостную весть. Бошан пожал Иеремии руку, поцеловал Камиллу в щеку и отправился спать в отличном расположении духа. Его дочь скоро станет очень богатой и очень счастливой. И это доставляло ему огромное удовольствие. Он не испытывал подобной радости с тех пор, как прошлой весной изложил Терстону эту идею.

Сам Иеремия в ту ночь не мог думать ни о ком, кроме маленькой темноволосой красавицы, которая скоро будет лежать в его объятиях. Он не мог дождаться, когда наступит этот день. В последние месяцы он страдал от одиночества, но с Мэри-Эллен больше не виделся. Из Нью-Йорка он тоже не получал никаких известий, хотя пару месяцев назад отправил Амелии письмо, рассказав о встрече с Камиллой. Однако теперь у него было чем занять мысли... Он думал о невесте... и о великолепном доме, который решил для нее построить. Его не слишком беспокоило замечание Камиллы насчет детей. Для молоденькой девушки этот страх – вещь естественная. Мать наверняка поговорит с ней накануне брачной ночи, и все решится само собой.

«Подумать только, – сонно мечтал он, – через год, а то и раньше она родит мне ребенка...»

В эту ночь он засыпал с улыбкой и мечтал о Камилле и о детях, которые у них появятся. Ему снились мальчики и девочки, весело играющие в Напе, и они с Камиллой, прогуливающиеся по зеленой лужайке...

Глава 11

Элизабет Бошан вернулась в Атланту сразу, как только Орвиль Бошан сообщил в письме замечательную новость. Возвратился и Хьюберт, хотя найти его оказалось немного сложнее. Тем не менее семья Бошанов собралась вместе довольно быстро, и вскоре их знакомые в Атланте получили приглашения на помолвку. Несмотря на то, что многие до сих пор отсутствовали, на званом вечере в честь помолвки дочери Орвиля собралось более двухсот человек. Камилла, принимавшая поздравления гостей, еще никогда не выглядела лучше. На ней было платье из тонкой кисеи, отделанное изящной вышивкой. Шею украшало маленькое жемчужное ожерелье. Молочно-белая кожа и черные как смоль волосы делали ее похожей на сказочную принцессу. Ослепительнo улыбаясь, она стояла рядом с Иеремией. На пальце у нее сверкало обручальное кольцо с бриллиантом в двенадцать каратов.

– Боже мой, он чуть ли не с яйцо! – воскликнула мать девушки, увидев кольцо, и Камилла закружилась по комнате, весело поглядывая на хохочущего отца. – Ах ты, шалунья! – засмеялась и Элизабет. – Что ж, Камилла, скоро ты станешь очень богатой! – Она бросила на Орвиля укоризненный взгляд, однако он предпочел промолчать.

Он был рад за Камиллу.

– Знаю, знаю! Иеремия собирается построить для меня прекрасный дом. Там все будет самое новое, все, что я пожелаю! – Она вела себя так, словно ей было девять лет, и мать нахмурилась.

– Из тебя вырастет очень избалованная женщина, Камилла.

– Знаю.

Сейчас она тревожилась только из-за того, что когда-нибудь придется рожать. Может, это не так уж трудно? Камилла собиралась поговорить с матерью и спросить, что можно сделать, чтобы не сразу забеременеть. Ей приходилось слышать такие разговоры между женщинами, однако сейчас она не хотела об этом думать. Ведь ее брачная ночь наступит еще не скоро.

– Ты понимаешь, как тебе повезло?

– Да. – И она тут же убежала, услышав от служанки, что Иеремия ждет внизу.

Две недели в Атланте прошли как сон: вечера, пикники, подарки. Ему иногда удавалось украдкой поцеловать Камиллу и обнять ее стройный стан. Иеремия с нетерпением ждал того дня, когда он в конце концов увезет ее с собой. На этот раз расставаться им было очень тяжело. Ему предстояло считать дни до их новой встречи, когда она станет всецело принадлежать ему. Однако у Терстона оставалось еще немало дел: нужно было купить землю и выстроить дом для невесты. Всю дорогу он обдумывал и уточнял свои планы. Прежде чем возвратиться в Напу, он провел в Сан-Франциско три дня, где осматривал участки под застройку и огромные пустоши, выставленные на продажу. Потом он встретился с архитекторами и заказал у них проект будущего дома. В день отъезда Иеремия все же нашел то, что искал, – огромный участок, занимавший почти целый квартал в нижней части Ноб-Хилла[2]2
  Ноб-Хилл – один из фешенебельных районов Сан-Франциско.


[Закрыть], откуда открывался вид на весь город. Прищурив глаза, Иеремия попробовал представить дом, который он здесь построит. Он будет больше особняков Хантингтона, Крокера и Марка Хопкинса, превзойдет размерами даже дом Тобинов. И когда он позже заехал в мастерскую архитекторов, то только рассмеялся в ответ на уверения хозяина, что через пару лет будет именно так, как ему хочется.

– Вы ошибаетесь, мой друг.

Архитектор озадаченно посмотрел на улыбающегося Иеремию.

– Я собираюсь закончить все гораздо раньше, чем за два года.

– За год? – Архитектор побледнел, увидев, как улыбка на лице заказчика сделалась еще шире.

Он просто никогда не имел дела с Иеремией Терстоном... или с Камиллой Бошан. Иеремия не сомневался в том, что она станет такой же требовательной, как и он сам, когда немного повзрослеет и привыкнет к положению его супруги. Тут он не ошибся.

– Я рассчитывал на четыре месяца. Максимум на пять.

Архитектор едва не лишился дара речи, но Иеремия только рассмеялся.

– Вы что, шутите?

– Нисколько. – С этими словами Терстон присел за письменный стол и выписал чек на внушительную сумму.

Архитекторы, с которыми он собирался иметь дело, считались одними из лучших в городе, и Иеремия получил о них самые лестные отзывы от своих банкиров. Он вручил архитектору чек, объяснив, что тот получит еще один на такую же сумму, если строительство завершится через четыре месяца, самое большее через пять. Сумма оказалась столь велика, что отбивала всякую охоту спорить, и это отчасти помогло решить проблему со сроками. Такие деньги позволяли нанять целую армию работников, чтобы как можно скорее воздвигнуть дом на участке в районе Ноб-Хилла, который Иеремия приобрел в тот же день. Он всегда был скор на решения. Вечером он сел на уходивший в Напу пароход и принялся с удовольствием вспоминать о том, что успел сделать за день. Архитектор должен был приехать в Напу через неделю, чтобы показать Иеремии чертежи. Если Терстон их одобрит, стройка начнется спустя несколько дней. Иеремия не собирался терять ни минуты, ему хотелось закончить дом к тому времени, когда он привезет сюда невесту с Юга. После свадьбы, которая состоится в декабре, он решил провести медовый месяц в Нью-Йорке, а потом уехать с Камиллой в Напу и заодно показать ей новый дом в Сан-Франциско. Зиму они проведут в городе, а с первыми признаками весны переберутся в Напу и останутся там до конца лета. Это вполне устраивало Иеремию. Когда на следующей неделе у него в конторе появился архитектор, чертежи показались ему просто великолепными.

Архитектор правильно понял замысел Иеремии. Мужчина, которому давно перевалило за сорок, собирается жениться на семнадцатилетней девушке, пленившей его сердце, всколыхнувшей мечты и разбередившей душу... В такой дом было не стыдно привести даже принцессу. Он подойдет для воспитания детей и переживет несколько поколений. Это будет настоящий дворец с высоким куполом из цветного стекла над главным залом и четырьмя красивыми башенками по углам. Строгий фасад здания должны были украсить несколько колонн. Проект предусматривал обширные территории для прогулок, великолепный ухоженный сад, а также нарядные ворота, через которые будут въезжать экипажи, и высокий забор вокруг всей территории. Здание больше напоминало сельскую усадьбу, чем городской особняк. Это пришлось Иеремии по вкусу. Особый восторг вызвал у него купол. Через него в дом будут падать разноцветные лучи, и поэтому даже пасмурный день покажется здесь солнечным. Подарок был со смыслом: Терстон собирался сделать жизнь Камиллы безоблачной. В общем, проект казался Иеремии безупречным. Викторианский стиль удачно сочетался со стилем рококо. И когда архитектор отправился на пристань, чтобы сесть на уходящий в Сан-Франциско пароход, Иеремия долго не поднимался из-за письменного стола. На его лице играла довольная улыбка. Он с нетерпением ждал момента, когда Камилла увидит этот дом. Он уже представлял, как она прогуливается в аккуратном садике или отдыхает в роскошных апартаментах, о которых он только что разговаривал с архитектором. Там будут огромная спальня, будуар, туалетная комната, ее собственная гостиная, а также прекрасный кабинет для Иеремии со стенами, обшитыми деревянными панелями. Кроме того, на том же этаже будут находиться детская, гостиная для детей, комната няни, а на следующем – шесть спален побольше, задуманных с той же целью. Кто знает, сколько детей у них родится? Архитектору еще не приходилось проектировать такой громадный зал для приема гостей. Он займет большую часть первого этажа. Рядом с ним будет зал поменьше, а также огромная библиотека, отделанная красным деревом, столовая и танцевальный зал. Во всем Сан-Франциско не сыщешь такой современной кухни, как в его доме. Комнаты для прислуги будут столь велики, что им позавидует любой. А конюшни смогут вызвать ревнивое чувство даже у Хьюберта. Словом, в их доме будет абсолютно все, что только можно пожелать: деревянные панели на стенах, красивые бра, широкие лестницы и великолепные ковры. Архитектор заверил Иеремию, что его люди специально займутся поисками этих сокровищ, а краснодеревщики и плотники примутся за работу, не дожидаясь, когда завершится строительство. Теперь Иеремии придется раз в неделю приезжать в город, чтобы проверять, как идут работы.

Проект поражал грандиозным размахом, и Терстон постоянно спрашивал себя, удастся ли все делать в срок. Камилла тем временем засыпала его письмами, в которых рассказывала, как идет подготовка к свадьбе. Ткань для подвенечного платья приобрели в Новом Орлеане, куда ее доставили из Парижа. В письмах Камиллы было не слишком много подробностей, однако чувствовалось, что она едва справляется с нетерпением и беспокоится о приданом не меньше, чем Иеремия о новом доме. А он предпочитал помалкивать. Написав, что дом в Сан-Франциско уже строится, Терстон ни словом не обмолвился о том, что решил возвести самый большой и самый красивый особняк в городе и что толпы зевак каждый день наблюдают, как строители выбиваются из сил, стараясь уложиться в назначенный срок. Иеремия прислал им на помощь рабочих с рудников и платил хорошие деньги тем, кто соглашался работать на стройке в выходные.

Одновременно он не жалел сил, чтобы обновить дом в Сент-Элене. Раньше Иеремия не обращал внимания на то, какой убогой сделалась его спальня за прошедшие девятнадцать лет, но теперь понял, насколько неопрятным и пустым было его жилище. Он побывал на ярмарках в Напе и Сан-Франциско и попросил Ханну повесить в каждой комнате занавески. Если он решит привезти Камиллу в Напу, в его доме все должно быть прекрасно. Такой девушке, как она, необходимы свет, свежий воздух и приятная обстановка. Он распорядился разбить рядом с домом сад и прислал рабочих, чтобы заново выкрасить здание. К концу октября дом был готов, и Терстон сам удивился его красоте. Одна Ханна казалась недовольной переменами и ворчала всякий раз, когда видела Иеремию. Потом она замкнулась в себе и угрюмо умолкла. Терстон не вытерпел. Однажды вечером он посадил старуху рядом, налил ей и себе по чашке кофе и закурил сигару, несмотря на ее всегдашние протесты.

– Вот что, Ханна, давай поговорим. Я понимаю, тебе не нравится, что у нас все пошло по-другому. В последние месяцы я лез из кожи вон и не щадил никого, однако теперь наш дом выглядит отлично. Я думаю, Камилле здесь понравится. Ты и сама полюбишь ее, она просто очаровательна. – Иеремия улыбнулся, вспомнив о письме, полученном сегодня утром. – Если мне не изменяет память, ты без конца ворчала из-за того, что я бог знает как долго остаюсь неженатым. Теперь я женюсь. Так почему ты на меня злишься? – Ханна несколько раз отказывалась съездить с ним в Сан-Франциско и посмотреть, как строится новый дом. – Неужели ты ревнуешь меня к семнадцатилетней девчонке? У меня в сердце хватит места для вас обеих. Я уже рассказал ей о тебе, и она с нетерпением ждет встречи с тобой, Ханна. – Иеремия заволновался.