Текст книги "Большая девочка"

Глава 3

Мама научила Викторию, как ухаживать за новорожденной. Когда Грейс исполнилось три месяца, Виктория уже умела ловко менять малышке подгузники, могла ее искупать, одеть, покормить и подолгу с ней играла. Они были неразлучны. Кристине это давало желанную передышку. Пока с малышкой занималась Виктория, она могла позволить себе сыграть в бридж с подругами или посетить урок игры в гольф, и четыре раза в неделю она ходила в фитнес-центр. Она успела подзабыть, как много времени и сил отнимает маленький ребенок. А Виктория с удовольствием ей помогала. Едва вернувшись домой после школы, она бежала мыть руки, вынимала из кроватки малышку и занималась ею вплоть до вечера. Именно Викторию крошка Грейси наградила своей первой улыбкой, и было очевидно, что малышка ее просто обожает – как обожает ее старшая сестра.

Годовалая Грейс оставалась картинно-красивым ребенком. Всякий раз, как Кристина отправлялась с дочерьми в супермаркет, на нее непременно обращали внимание. В Лос-Анджелесе, где жила семья, повсюду рыскали охотники за хорошенькими мордашками. Кристине без конца предлагали снять девочку в кино, в телепрограмме, в рекламном ролике или для печатной рекламы. Джиму тоже доставалась своя доля лестных предложений, стоило ему лишь показать кому-то фотографию младшей дочери. Виктория как завороженная смотрела, как к маме подходят незнакомые люди и предлагают снять Грейс в рекламе, в телешоу или в кино, а Кристина всякий раз вежливо, но твердо отказывается. Они с Джимом не собирались зарабатывать деньги на ребенке, но чувствовали себя польщенными и частенько хвалились перед друзьями. Виктория слышала эти разговоры и чувствовала себя невидимкой. Когда к ее маме подходили с подобными предложениями, саму Викторию будто никто не замечал. Все видели только одного ребенка – Грейс. Виктория принимала это как должное, но порой ее одолевало любопытство: интересно, как это – сниматься в кино или на телевидении. Как чудесно, что Грейси такая хорошенькая! Виктория обожала наряжать сестренку, как куклу, и перевязывать ее темные кудряшки яркой лентой. Грейс уже начала ходить, а когда она впервые произнесла ее имя, Виктория растаяла. При каждом появлении старшей сестры малышка заливалась радостным смехом.

Когда Грейс исполнилось два года, а Виктории – девять, после скоротечной болезни умерла бабушка Доусон, и у Кристины в уходе за малышкой осталась единственная помощница – Виктория. Раньше, пока была жива мать Джима, они никогда не приглашали нянек со стороны, сидеть с детьми помогала бабушка. Теперь, после кончины свекрови, Кристине пришлось искать надежную няню, на кого можно было бы оставить детей, если они с Джимом куда-то выходили вечером. В этом качестве она перепробовала нескончаемую череду молоденьких девчонок, которые, казалось, приходили для того только, чтобы болтать по телефону и смотреть телевизор, в то время как за ребенком присматривала Виктория. Впрочем, обеих сестер такой вариант устраивал. Виктория взрослела и делалась все более ответственной, а Грейс с каждым годом хорошела. Она была веселого нрава, постоянно улыбалась и смеялась. Старшая сестра, единственный человек в семье, умела заставить ее рассмеяться сквозь слезы и забыть о своих бедах. Кристина справлялась с маленькой дочкой не так успешно и охотно перепоручала ее Виктории. А Джим по-прежнему продолжал прохаживаться насчет ее миссии «первого блина». Теперь Виктория уже прекрасно понимала, что это означает, – всего лишь что Грейс красавица, а она – нет и что вторая попытка у родителей вышла более удачной. Однажды она рассказала об этом своей подружке, и та пришла в ужас – в отличие от самой Виктории, которая давно уже свыклась с таким прозвищем: отец называл ее так при каждом удобном случае. Пару раз Кристина пробовала его остановить, но Джим возразил, что дочь понимает: это всего лишь шутка. На самом же деле Виктория была с ним согласна. Она давно пришла к выводу, что действительно вышла «комом», зато Грейси – настоящая удача. И бесконечные комплименты в адрес Грейси лишь утверждали ее в этом мнении. Виктория давно укрепилась в мысли о себе как о невидимке. Высказавшись о том, как прелестна и очаровательна Грейс, люди обычно не знали, что сказать о Виктории, и чаще всего вообще ничего не говорили.

Виктория не была дурнушкой, она просто была обыкновенная. У нее были симпатичные, но заурядные черты, безыскусное лицо и прямые светлые волосы – кудряшки с годами совершенно распрямились, – ничего общего с ореолом черных завитушек на голове сестренки. У нее были большие, наивные голубые глаза – цвета летнего неба, но темные глаза родителей и сестры Виктория находила куда более выразительными и эффектными. И потом, у них же у всех цвет глаз одинаковый! И волосы. Она же будто из другой семьи! И кость у родителей и у Грейс была узкая, правда, отец высокий и статный, а мама с сестренкой – миниатюрные и изящные, с тонкими чертами лица. Грейс была дочерью своих родителей. Виктория же совсем другой породы. В ней было что-то основательное – крепкая кость, широкие плечи. Она была здоровым ребенком с румяными щечками и выступающими скулами. Единственной примечательной чертой ее совершенно обыденного облика можно было считать длинные ноги, придававшие ей сходство с молодой лошадкой. Но и эти длинные и худые ноги казались не вполне подходящими к ее коренастому телу, как когда-то заметила бабушка Доусон. У Виктории был коротковатый торс, отчего ноги казались непропорционально длинными. Но несмотря на широкую кость, двигалась Виктория легко и изящно. Для своего возраста она была крупновата – не настолько, чтобы считаться толстой, но и стройной ее нельзя было назвать. Папа всегда говорил, что ее и на руки-то не возьмешь, такая она тяжелая, тогда как Грейс он подкидывал в воздух, как пушинку. Кристина даже после родов оставалась худенькой, да к тому же неустанно занималась в тренажерном зале, что позволяло ей поддерживать великолепную форму. Джим, при своем высоком росте, тоже всегда был поджарым, неудивительно, что Грейс, которая во всем пошла в родителей, не была пухлым ребенком.

Главным качеством Виктории можно было назвать ее непохожесть на остальных членов семьи. Эта непохожесть была такой сильной, что становилась заметной всем окружающим. Недаром Доусонов не раз спрашивали (и Виктория это слышала), не приемная ли у них дочь. Это было похоже на то, как учитель показывает в классе картинки с изображением яблока, апельсина, банана и пары калош и спрашивает, какая картинка не из этого ряда. Такой же лишней парой калош ощущала себя Виктория в родной семье. Это странное чувство преследовало ее всю жизнь, она ощущала себя не такой, как ее близкие. Другой. Если бы она была хоть чем-то похожа на одного из родителей, Виктория бы чувствовала, что она здесь своя. А так она ощущала себя пришельцем в родной семье, единственной, кто выпадает из общего ряда, и никто никогда не называл ее красивой, как Грейси. Та была просто картинкой, а Виктория – некрасивой старшей сестрой. Белой вороной.

И еще одно обстоятельство усугубляло ситуацию. У Виктории с рождения был отменный аппетит, что было опасно при ее склонности к полноте. Она любила большие порции и всегда вылизывала тарелку дочиста. Обожала пироги и конфеты, мороженое и хлеб, особенно свежий, еще теплый. В школе до последней крошки съедала обильный ланч. Не могла отказать себе в тарелке картошки фри, хот-доге или в порции карамельного мороженого. Джим тоже любил хорошо поесть, но он был взрослый подвижный мужчина и не толстел. Кристина же питалась одной вареной рыбой, овощами на пару, салатами – всем тем, что терпеть не могла Виктория. Девочка предпочитала чизбургеры, спагетти и фрикадельки и даже в раннем детстве частенько просила добавки, несмотря на неудовольствие отца, а порой и его насмешки. Никто в семье не отличался склонностью к полноте, только Виктория. И не было случая, чтобы она забыла поесть. Сытость придавала ей уверенности.

– Юная леди, однажды ты пожалеешь о своем аппетите, – частенько предостерегал ее отец. – Не хочешь же ты, чтобы тебя к моменту поступления в колледж разнесло! – До колледжа еще так далеко, а картофельное пюре – вот оно, на столе, рядом с блюдом жареной курятины. Зато в питании Грейс Кристина всегда проявляла большую осмотрительность. Она объясняла, что у младшей дочери совсем другое телосложение, такое же, как у нее, хотя Виктория тайком угощала сестру сладостями, от чего та приходила в восторг. Стоило Виктории достать из кармана леденец на палочке, как сестренка радостно вскрикивала, поэтому даже единственный леденец Виктория неизменно отдавала сестренке.

В школе Виктория успехом никогда не пользовалась, а водить друзей домой не позволяли отец с матерью. Мама говорила, что ей вполне хватает того, что двое собственных детей устраивают дома бог весть какой кавардак. Кристина была знакома с несколькими подружками дочери, но они ей не нравились. Она придиралась к ним по любому поводу, поэтому Виктория вскоре перестала водить друзей домой. В результате ее тоже никто к себе не приглашал, ведь ответного визита ждать не приходилось. К тому же она вечно спешила домой, чтобы заняться малышкой. В классе у нее были подружки, но дальше стен школы эта дружба не шла. Первые школьные годы оказались у Виктории омрачены одной трагедией – в четвертом классе она осталась единственной девочкой, не получившей валентинку в День всех влюбленных. Она пришла домой в слезах, но мама велела ей выбросить эту дурь из головы. На следующий год Виктория сказала себе, что ей наплевать, получит она валентинку или нет, и приготовилась к очередному разочарованию. Но на этот раз она получила валентинку от одной своей одноклассницы, такой же рослой, как и Виктория. Все мальчики в классе были ниже их ростом. Та вторая девочка была даже выше Виктории, но зато худая, как жердь.

Другая трагедия случилась с ней в возрасте одиннадцати лет, когда Виктория обнаружила, что у нее растет грудь. На какие только ухищрения она ни шла, чтобы ее спрятать, – будь то мешковатые свитера, просторные фланелевые рубахи, а то и просто одежда двумя размерами больше. Но грудь, к превеликому огорчению Виктории, продолжала расти. А к седьмому классу у нее уже была вполне женская фигура. Она часто думала о своей прабабушке, дородной женщине с широкими бедрами и большим бюстом. Виктория молила Бога, чтобы никогда не стать такой же, как она. Правда, ноги у Виктории были длинные и стройные. Виктория еще не понимала, что это ее главное достоинство. Друзья родителей частенько называли ее «большой девочкой», но было неясно, что они имеют в виду – длинные ноги, большую грудь или крепкое сложение. Бывало, не успеет она понять, на какую часть ее тела обращен взгляд говорящего, а он уже повернулся к изящной Грейси. Рядом с сестрой Виктория ощущала себя великаншей. Рослая, с оформившейся фигурой, она казалась намного старше своих лет. В восьмом классе учитель изобразительного искусства назвал ее «рубенсовской барышней», а Виктория не осмелилась уточнить, что он имел в виду, да ей не очень и хотелось. И так ясно, что это художественный, более деликатный синоним все той же «большой девочки», характеристики, которую она ненавидела всей душой. Она не хотела быть такой. Она хотела быть миниатюрной, как мама с сестренкой. Тогда же, в восьмом классе, Виктория остановилась в росте, достигнув пяти футов семи дюймов, что вовсе не было аномально высоким ростом, но определенно выделяло ее среди одноклассниц и тем более одноклассников (мальчики, как известно, пускаются в рост позже). Она чувствовала себя каким-то чужеродным существом.

Когда Виктория училась в седьмом классе, Грейси пошла в детский сад, и в группу ее всегда отводила сестра. Мама подвозила обеих девочек к школе, высаживала и тут же уезжала, а Виктория с нескрываемым удовольствием доводила сестренку до группы и смотрела, как та осторожно входит в класс, оборачивается и посылает сестре воздушный поцелуй. На протяжении всего учебного года она присматривала за Грейси на переменах, а после занятий забирала ее и везла домой. Все это продолжалось и в восьмом классе, когда Грейси уже пошла в начальную школу. Но занятия учащихся последних четырех классов – с девятого по двенадцатый – проходили уже в другом здании и на другой улице. Кто же будет присматривать за Грейси, волновалась Виктория, кто приглядит за ней на переменке? Виктория будет скучать по сестренке. А Грейси станет скучать по ней, ведь она привыкла во всем полагаться на нее и радовалась, что сестра то и дело заглядывает в класс, чтобы убедиться, что у нее все в порядке. В день, когда Виктория окончила восьмой класс, сестры дружно расплакались. Грейси даже заявила, что не хочет осенью идти в школу без Виктории. Восьмой класс стал для Виктории концом целого этапа жизни, которым она так дорожила. У нее легче на сердце, когда сестренка была рядом. Делом ее жизни было заботиться о сестре. И в этом ей не было равных.

Летом перед старшей школой Виктория впервые села на диету. В каком-то журнале она прочла рекламу травяного чая и заказала себе упаковку, сэкономив на карманных расходах. В рекламе обещалась гарантированная потеря десяти фунтов веса, и ей ужасно захотелось прийти в девятый класс постройневшей и более стильной. Половое созревание и данная от природы конституция привели к тому, что Виктория весила на десять фунтов больше, чем нужно в ее возрасте, – так сказал семейный врач. Травяной чай оказался даже более эффективным, чем ожидалось, и Виктория несколько недель ходила совершенно больная. Грейс говорила, она вся зеленая, и спрашивала, зачем она пьет такой противный чай. Родителям девочки ничего не сказали, а те словно и не замечали, что творится со старшей дочерью. Чай привел к свирепой диспепсии, Виктория надолго засела дома, а всем говорила, что у нее грипп. Кристина успокаивала мужа, истолковывая недомогание дочки как обычную нервозность перед переходом в новую школу. В конечном итоге чай сыграл свою роль – переболев, Виктория сбросила восемь фунтов и теперь была довольна своим весом.

Доусоны жили на краю Беверли-Хиллз в уютном жилом районе. Это был все тот же дом, в котором семья жила, когда родилась Виктория. В своем рекламном агентстве Джим давно уже не был рядовым сотрудником, он поднялся до руководящей должности. Его карьера складывалась успешно, а Кристина занималась домом. Супругам было по сорок два года, они прожили вместе уже двадцать лет, и их жизнь являла собой хорошо отлаженный механизм. Они были рады, что ограничились двумя детьми, которыми были вполне довольны. Джим любил приговаривать, что у Грейс есть красота, а у Виктории – мозги и они сумеют найти себе достойное место в этом мире. Он хотел, чтобы Виктория поступила в хороший колледж и сделала карьеру. «Рассчитывать будешь на свои мозги», – твердил он, как будто ей нечем было больше похвастаться.

– Этого мало! – возражала Кристина. Ее порой тревожило, что Виктория растет такой умной. – Мужчины умных не любят. – Мама не скрывала своей обеспокоенности. – Им еще и внешность подавай. – В последний год она пилила дочь за лишний вес и теперь была довольна, что та похудела, хотя понятия не имела, на что пришлось пойти девочке, чтобы за месяц сбросить восемь фунтов. Кристине хотелось видеть дочь не только умной, но и привлекательной. Насчет Грейси родители волновались куда меньше, при ее красоте и очаровании она, казалось, уже в семь лет способна покорить мир. Во всяком случае, отец был ей рабски предан.

В конце лета, перед переходом Виктории в старшие классы, семья на две недели уехала отдохнуть в Санта-Барбару, где все они отлично провели время. Как уже бывало и раньше, Джим снял домик в Монтечито, и они каждый день ходили купаться. Как-то раз Джим прошелся насчет фигуры старшей дочери, после чего Виктория влезла в свободную рубашку поверх купальника и наотрез отказывалась ее снимать. После реплики насчет пышного бюста Джим попытался загладить оплошность тем, что похвалил ее стройные ноги, но это уже не помогло. Он вообще чаще делал замечания по поводу ее внешности, чем хвалил за успехи в учебе. Отличные оценки Виктории для него были привычными, зато отец никогда не скрывал своего разочарования внешними данными дочери, как если бы она его в чем-то подвела и эта ее неудача бросала тень на него самого. Все это она уже слышала раньше, и неоднократно. Каждый день родители подолгу гуляли по берегу, в то время как Виктория оставалась с Грейси и вместе с ней строила из песка замки, которые Грейси украшала цветами, камешками и палочками от леденцов. Грейси обожала играть со старшей сестрой, и Виктории нравилось доставлять девочке радость. А вот извечные шуточки отца в ее адрес Викторию больно задевали. Мама же делала вид, что ничего не замечает, не пыталась ее утешить и ни разу не встала на ее защиту. Виктория прекрасно понимала, что ее внешностью мать тоже разочарована.

Тем летом в Монтечито Виктории понравился один мальчик, он жил в доме через дорогу. Мальчика звали Джейк, он был ее ровесник и осенью должен был уехать на юг Калифорнии в специализированную школу. Он спросил у Виктории разрешения писать ей, та с радостью согласилась и дала ему свой лос-анджелесский адрес. Вечера они часто проводили вместе, делились своими тревогами перед старшей школой. А однажды в темноте, когда они поочередно потягивали пиво из бутылки, втихаря взятой в баре его родителей, и покуривали сигаретку, Виктория призналась, что никогда не пользовалась успехом у мальчиков. Джейку это показалось странным. Он считал ее умной, интересной девчонкой. Ему нравилось с ней разговаривать, она казалась таким славным человеком. Виктория до этого ни разу не пробовала ни пива, ни сигарет, и, когда в тот вечер она вернулась домой, ей стало плохо, ее рвало. Но никто этого не заметил. Мама с папой уже ушли в спальню, Грейси давно спала в своей комнате. На другой день Джейк уехал, перед началом учебного года ему с родителями еще предстояло навестить бабушку с дедушкой в Лейк-Тахо. У Виктории не было ни бабушек, ни дедушек, правда, она не особенно переживала по этому поводу – по крайней мере, никто, кроме родителей, не прохаживается насчет ее внешних данных. Мама уже решила за нее, что осенью она подстрижется короче и начнет ходить на тренировки. Кристина хотела, чтобы дочь занималась гимнастикой или балетом, не задумываясь о том, как нелепо будет чувствовать себя перед другими девочками рослая Виктория, одетая в трико. Виктория предпочла бы, чтобы все оставили ее в покое. Уж лучше вообще не следить за фигурой, чем так унижаться, или сесть на диету и пить этот мерзкий травяной чай.

После отъезда Джейка Виктория заскучала. Интересно, думала она, напишет ли он ей хоть раз? Последние дни в Монтечито она провела, играя с младшей сестренкой. Разница в семь лет никогда не смущала Викторию, с Грейси ей всегда было весело. А отец с матерью и всегда считали, что большая разница в возрасте только на пользу дочерям. Старшая не испытывала к младшей ни малейшей ревности, а теперь и вовсе превратилась в надежную няню, на которую всегда можно оставить младшую дочь. Что они и делали всякий раз, как куда-то шли, а случалось это все чаще и чаще, ведь девочки уже подросли.

Один эпизод заставил всех не на шутку поволноваться. Как-то после обеда, когда семья находилась на пляже, Грейси, воспользовавшись отливом, зашла в воду дальше обычного. Виктория же в это время побежала, чтобы взять подстилку и крем от загара. Неожиданно набежала волна и сбила Грейси с ног. Девочку накрыло с головой и поволокло в океан. Увидев это, Виктория громко закричала и со всех ног бросилась к сестре. Она бесстрашно кинулась в волну и вынырнула уже вместе с сестренкой, крепко ухватив ее за предплечье и отплевываясь, но в этот момент волна накрыла обеих. Тут и родители обратили на них внимание и дружно рванулись к воде. Джим бросился в воду, сильными руками подхватил обеих дочерей и вытащил из воды, а Кристина стояла на песке и в безмолвном ужасе взирала на происходящее. На нее будто ступор нашел. Первым делом Джим наклонился к Грейси:

– Никогда больше так не делай! Не смей заходить в воду одна!

Потом он повернулся к Виктории.

– А ты куда смотрела? Как можно было оставить ее в воде одну? – зло бросил он дочери. Виктория, потрясенная случившимся, рыдала. Надетая поверх купальника рубашка вымокла насквозь и облепила ее тело.

– Я хотела принести крем, чтобы она не обгорела, – оправдывалась она, хлюпая носом. Кристина ничего не говорила, а только завернула Грейси в полотенце. У девочки даже губы посинели, так долго она плескалась в воде, пока был отлив.

– Она же чуть не утонула! – продолжал негодовать отец. От гнева и возмущения его трясло. Джим редко кричал на детей, но сейчас он был потрясен пережитой близкой опасностью. Он и не подумал похвалить Викторию за то, что первой бросилась сестре на помощь, не дожидаясь старших. Он был слишком расстроен случившимся, а не меньше его – и сама Виктория. Грейс прижалась к маме, та крепко ее обняла. Мокрые темные кудряшки облепили ее хорошенькое испуганное личико.

– Прости меня, папа, – прошептала Виктория сквозь слезы.

Джим отвернулся и зашагал прочь, а мать занялась младшей дочерью.

– Мам, прости меня, – негромко проговорила она, вытирая слезы. Кристина лишь кивнула и протянула дочери полотенце.

* * *

Учиться в старших классах оказалось легче, чем ожидала Виктория. Занятия были хорошо организованы, учителя ей нравились, а предметы были интереснее, чем в средней школе. Впрочем, учиться Виктории всегда нравилось, вот и теперь она занималась с удовольствием. Что до всего остального, то она ощущала себя рыбой, вытащенной из воды, и с первого же дня была потрясена внешним видом других девочек. По сравнению с ее прежними одноклассницами они выглядели куда более вызывающе. И дело было не только в их одежде. Большинство казались намного старше своих лет. Все девочки были накрашены, многие были неестественно худы: явно не обошлось без радикальных средств для похудения. В первый школьный день Виктория чувствовала себя неуклюжей коровой, а ведь ей так хотелось выглядеть не хуже других. Она внимательно присматривалась к нарядам одноклассниц, которые смотрелись бы на ней просто ужасно, хотя мини-юбку можно было бы и примерить, с ее-то ногами! Виктория же пришла в джинсах со свободной рубашкой, скрывавшей ее формы. Длинные светлые волосы были распущены по спине, на лице никакой косметики, а на ногах высокие кроссовки, только накануне купленные вместе с мамой. Опять она не угадала! Оделась не так, как все, и ходит теперь белой вороной. Некоторые школьницы, сбившиеся в стайки возле школы перед началом уроков, походили скорее на участниц какого-нибудь модного показа. Им можно было дать лет по восемнадцать, а кому-то уже столько и было. Но даже ровесницы Виктории казались намного старше своих лет. Это было ее первое впечатление от новой школы: толпа стройных и потрясающе сексуальных девиц. На глаза Виктории навернулись слезы.

– Удачи! – с улыбкой пожелала мама, высаживая дочь перед школой. – Успешного первого дня! – Виктории же хотелось забиться и не выходить из машины. В руке у нее было зажато расписание уроков и план школы. Хорошо бы найти дорогу и не заблудиться, чтобы обойтись без лишних расспросов. Сердце ее сжималось от ужаса, она боялась, что разрыдается, стоит ей открыть рот. – Все будет в порядке, – подтолкнула Кристина дочь, и Виктория выскользнула из машины и с делано беспечным видом заспешила мимо других девочек, стараясь ни с кем не встречаться взглядом и не здороваться. Это была армия крутых девиц, тогда как себя к крутым Виктория никак отнести не могла.

В большую перемену кое-кого из этих девочек Виктория видела в буфете, но держалась от них подальше. Она взяла себе пакет картофельных чипсов, большой сэндвич, йогурт, упаковку печенья с шоколадной крошкой на потом и устроилась за дальним столиком в одиночестве, пока рядом с ней не примостилась еще одна девушка. Она была выше Виктории и худа как жердь – при таком росте ей стоило бы заняться баскетболом, наверняка она дала бы фору большинству мальчишек. Прежде чем сесть, она спросила у Виктории разрешения.

– Не против, если я присяду?

– Пожалуйста. – Виктория открыла пакет с чипсами. У другой девочки на подносе было аж два сэндвича, но ее фигуре это, видимо, не могло повредить. Если бы не длинные каштановые волосы, ее вполне можно было принять за парня. Девушка тоже была без косметики и одета в джинсы с кроссовками.

– Девятый класс? – спросила она, разворачивая сэндвич, и Виктория смущенно кивнула. – Я Конни. Я капитан женской баскетбольной команды, как нетрудно догадаться. У меня рост шесть футов два дюйма. Я в одиннадцатом. Добро пожаловать в старшую школу! Ну как, осваиваешься?

– Понемножку, – ответила Виктория, стараясь не выдать своего волнения. Ей не хотелось, чтобы Конни заметила, что она испугана и чувствует себя белой вороной. Интересно, в четырнадцать лет Конни так себя ощущала? Сейчас она была абсолютно спокойна и довольна собой, но тот факт, что она подсела к девятиклашке, наводил на мысль, а есть ли у нее подруги. И если есть, то где они все? Кажется, она выше всех парней в буфете.

– Я уже в двенадцать лет была такого роста и с тех пор перестала расти, – продолжала Конни. – У меня братец тоже высоченный, он играет за Университет Южной Калифорнии, получает спортивную стипендию. А ты во что-нибудь играешь?

– В волейбол, но немножко. – Спорт никогда не привлекал Викторию. Она была домоседкой и с удовольствием проводила время с книгами.

– У нас тут есть отличные команды. Может, тебя баскетбол заинтересует? У нас много таких высоких девчонок играет, – добавила она, и Виктория чуть не сказала: «Да, только не с моим весом». То, как выглядели другие девочки – все они были стройнее ее, – произвело на нее неизгладимое впечатление. А с Конни она не чувствовала себя неуклюжей. Девушка хотя бы не похожа на истощенную анорексией барышню и не одета так, словно собралась на свидание. Она была славная и держалась дружелюбно. – К старшей школе еще надо привыкнуть, – говорила Конни. – Знаешь, в первый день мне тоже было не по себе. Парни все были ниже ростом. А девчонки – намного красивее. Но здесь всяким находится место – качкам, модницам, красоткам... Есть даже клуб геев и лесбиянок. Ну, надеюсь, ты и сама разберешься, что к чему. Здесь друзей быстро находят.

Виктория подумала, что ей, похоже, повезло, что к ней подсела именно Конни. Может, и у нее один друг уже появился? За разговором Конни прикончила оба сэндвича, а Виктория обнаружила, что сжевала чипсы и печенье. Она решила съесть йогурт, а все другое оставить.

– Ты где живешь? – поинтересовалась новая знакомая.

– В Лос-Анджелесе.

– А я каждый день мотаюсь из Оранджа. Мы там с папой живем. Мама в прошлом году умерла.

– Ой, мне очень жаль! – искренне проговорила Виктория. Конни поднялась, и Виктория рядом с ней почувствовала себя лилипутом. Та написала ей на салфетке номер своего телефона, и Виктория сунула листок в карман.

– Звони, если помощь нужна будет. Первые дни всегда самые трудные. Потом все как-то налаживается. И не забудь записаться в секцию!

Виктория с трудом представляла себя на баскетбольной площадке, но она была благодарна этой славной девушке, которая все сделала, чтобы ее успокоить и приободрить. Виктория даже подумала, что та не случайно подсела к ней за столик. Когда они прощались, мимо проходил симпатичный парень.

– Привет, Конни! – бросил он на ходу, прижимая к груди стопку книг. – Игроков вербуешь?

– А то! – Девушка рассмеялась. – Это капитан команды по плаванию, – объяснила она, когда парнишка скрылся. – Может, тебе это тоже подойдет. Попробуй!

– Да я утону! – робко ответила Виктория. – Я плохо плаваю.

– А поначалу это и неважно. Научишься, для чего тогда тренеры? Я в девятом классе плавала за нашу команду, но я не люблю рано вставать, а у них тренировки в шесть утра, а то и в пять.

– Ну, тогда я – пас, – усмехнулась Виктория, но ей понравилось, что у нее есть выбор. Это был какой-то новый мир. Казалось, тут всем интересно, каждый находит себе занятие по душе. Вот бы и ей найти себя, неважно – в чем. Конни сказала, что у входа в буфет на доске объявлений висят листки, где можно записаться в клубы по интересам. По дороге она показала, где висит эта доска, и Виктория осталась посмотреть. Шахматный кружок, секция игры в покер, киноклуб и множество других – иностранных языков, готики, любителей кинотриллеров, литературный, клуб любителей древней истории и латыни, клуб любителей любовных романов, археологии, лыжная секция, теннисная, секция туризма... Число клубов и секций измерялось десятками. Викторию сразу привлекли два – киноклуб и клуб латинистов. Но она не решилась в первый же день куда-то записываться. Латынь она уже изучала в последнем классе средней школы, и в киноклубе наверняка будет интересно. Но главное – ей не придется раздеваться и напяливать форму, в которой она будет выглядеть слонихой. По этой причине она ни за что не пошла бы в секцию плавания, хотя и так уже прилично плавала, в чем не стала признаваться Конни. Перспектива щеголять в баскетбольных трусах ее тоже не привлекала. Вот лыжная секция – еще куда ни шло. Она каждую зиму ездит с родителями на горнолыжный курорт. Отец в молодости был чемпионом, мама тоже прилично катается. И Грейси с трех лет поставили на лыжи – как до нее Викторию.

– Увидимся, – кивнула ей Конни, стремительно удаляясь на своих длиннющих ногах.

– Спасибо! – прокричала вслед Виктория и поспешила на следующий урок.

Когда в три часа мама заехала за ней в школу, настроение у Виктории было отличным.

– Ну как? – поинтересовалась Кристина, радуясь, что дочь вроде бы довольна. Похоже, ее страхи оказались преувеличены.

– Все отлично! – радостно отозвалась Виктория. – Уроки мне понравились. Намного интереснее, чем в средней школе. Утром были биология и химия, после обеда – английская литература и испанский. Учитель испанского немного странный, ни слова не позволяет говорить по-английски, а остальные вполне симпатичные. И еще я теперь знаю, какие тут есть кружки, наверное, запишусь в лыжную секцию и киноклуб. Ну, может, еще в кружок латинистов.

– Неплохо для первого дня! – похвалила Кристина, и они отправились в прежнюю старую школу Виктории, чтобы забрать Грейси. Когда они подъехали, у Виктории вдруг возникло такое чувство, будто за последние три месяца она повзрослела сразу на много лет. Она побежала за сестренкой. Та вышла в слезах.