Текст книги "Большая девочка"

– Что такое? – спросила Виктория, подхватив малышку на руки. В свои семь лет Грейс была такой миниатюрной, что сестра легко ее поднимала.

– У меня был ужасный день! Дэвид бросил в меня ящерицу, Лиззи отняла сэндвич с арахисовым маслом, а Джейни полезла драться! – жаловалась Грейс. – Я весь день проревела, – добавила она для пущей убедительности.

– Я бы тоже плакала, если бы со мной такое приключилось, – согласилась Виктория, ведя сестренку к машине.

– Хочу, чтоб ты вернулась! – обиженным тоном объявила малышка. – Без тебя мне плохо!

– Я бы и сама рада вернуться, – поддакнула Виктория и тут же усомнилась в собственных словах. Сегодня от новой школы у нее было прекрасное впечатление, намного лучше, чем она ожидала. Несомненно, перед ней теперь открываются новые возможности, надо только повнимательнее во все вникнуть. Может, в конеце концов, все не так уж и страшно?! – Я тоже по тебе скучаю. – Грустно было сознавать, что им никогда больше не ходить в одну и ту же школу.

Виктория усадила сестренку на заднее сиденье, та принялась рассказывать матери о своих горестях, Кристина моментально стала ее жалеть. Виктория не могла про себя не отметить (как случалось всякий раз), что мама никогда не была с ней так ласкова, как с Грейс. С младшей дочерью отношения у Кристины были совсем не такие, как с Викторией. Тот факт, что Грейси похожа на родителей, делал их ближе друг другу. Грейси была «своей», Виктория же всегда оставалась в каком-то смысле чужой. Может, когда родилась старшая дочь, Кристина еще не умела проявлять материнские чувства и научилась лишь позднее, с появлением Грейс? А может, она просто чувствовала, что между ними больше общего? Этого никто не мог знать, но факт тот, что со старшей дочерью Кристина всегда была сдержанна и, как и муж, предъявляла к ней больше требований. Джим и Кристина младшую дочь считали ребенком идеальным. А может, с возрастом они просто помягчели характером? Но все же тут сыграло свою роль и внешнее сходство Грейс с родителями. Когда родилась Виктория, им было под тридцать, сейчас им за сорок. Может, дело в этом, а может, они и вправду ее меньше любят.

Вечером отец поинтересовался ее делами в школе, и Виктория рассказала ему и о новых предметах, и о преподавателях, не забыв упомянуть о клубах и секциях. Он одобрил ее выбор, особенно латынь, а про лыжную секцию заметил, что там не только будет интересно, но можно и с мальчиками получше познакомиться. Мама же сочла латынь чересчур заумным предметом и посоветовала выбрать что-то более рациональное. Главное – обзавестись новыми приятелями. Родители понимали, что в средней школе у Виктории было мало друзей. Сейчас же, в старших классах, можно познакомиться с новыми ребятами, а к одиннадцатому классу у нее уже появятся автомобильные права, и родителям не придется ее больше возить. Им хотелось поскорее видеть дочь самостоятельной, что отвечало и желаниям Виктории. Ей ужасно надоели бесконечные обидные шуточки отца, особенно когда он отпускал их при ее подругах. Сам-то Джим считал себя очень остроумным. Виктории так никогда не казалось.

На другой день Виктория записалась в заинтересовавшие ее клубы. Она решила, что для физической формы ей хватит обязательных занятий физкультурой.

Не сразу, но Виктория все же обзавелась друзьями. Киноклуб она со временем бросила – ей не нравился подбор фильмов для просмотра. Как-то раз она поехала с горнолыжной секцией в Медвежью Долину, но ребята в группе оказались чересчур заносчивыми и в свою компанию ее не приняли. Тогда Виктория решила ходить в туристическую секцию. А вот занятия латынью ее не разочаровали, хотя их посещали одни девчонки. У нее появилось много новых знакомых, но завязать дружбу оказалось делом непростым. Девочки в большинстве сбивались в небольшие компании и строили из себя принцесс, а Виктория этого не любила. Серьезные же девчонки были такие же застенчивые, как она сама, и подружиться с ними тоже оказалось непросто. Два первых года она дружила с Конни, пока та не окончила школу и не поступила в колледж. Но к моменту отъезда Конни Виктория уже вполне освоилась в школе. Время от времени приходили весточки и от Джейка, но встретиться им больше так и не довелось. Оба уверяли друг друга, что непременно повидаются, но обещания так и остались на бумаге.

На свое первое свидание Виктория пошла в десятом классе, когда мальчик из ее испанской группы пригласил ее к одиннадцатиклассникам на дискотеку. Это было целое событие. Конни говорила, он отличный парень, и все было хорошо, пока он не напился с другими ребятами в туалете и их не выгнали с дискотеки. Виктории пришлось звонить отцу, чтобы он отвез ее домой.

Летом перед одиннадцатым классом у Виктории появилась своя машина. Учиться вождению она начала заранее и к этому моменту уже имела стажерские права, так что у нее все шло как положено. Виктория стала ездить в школу сама, когда отец купил ей подержанную «Хонду». Виктория была в восторге.

Она ни с кем не говорила на эту тему, но за то лето серьезно поправилась, на целых десять фунтов. А все из-за того, что летом она подрабатывала – продавала мороженое и, понятное дело, лакомилась им в перерывах. Маму это огорчало, она твердила, что такая работа ей не подходит, слишком это большое искушение для Виктории, что и доказала прибавка в весе.

– Ты с каждым днем все больше походишь на прабабушку, – мрачно констатировал отец. Каждый день Виктория приносила домой красиво оформленные торты-мороженое для Грейси. Сестренка их обожала, при этом нисколько не полнея. Ей уже было девять, а Виктории – шестнадцать.

Главным же преимуществом ее летней работы было то, что она сумела накопить денег на поездку в Нью-Йорк на рождественские каникулы в составе туристического клуба, и это путешествие изменило всю ее жизнь. Никогда еще Виктория не бывала в таком огромном городе, Нью-Йорк понравился ей намного больше Лос-Анджелеса. Они остановились в отеле «Мариотт» рядом с Таймс-сквер и часами гуляли по городу. Сходили в театр, в оперу, на балет, накатались в метро, поднимались на Эмпайр-стейт-билдинг, посетили музей Метрополитэн, Музей современного искусства и побывали в здании ООН. От всех этих впечатлений у Виктории голова шла кругом. В довершение они увидели настоящий снежный буран, так что домой Виктория вернулась полная восторгов. Нью-Йорк представлялся Виктории лучшим городом на свете, и она мечтала там жить. Она сказала, что попробует поступить в Нью-Йоркский университет или в колледж Барнард, что даже при ее оценках потребует серьезных усилий. Мечтами о Нью-Йорке она жила все последующие месяцы.

Сразу после Нового года Виктория познакомилась с мальчиком, который стал ее первым серьезным увлечением в школе. Майк тоже был членом туристического клуба, но поездку в Нью-Йорк он пропустил. Зато летом он собирался поехать с другими ребятами в Лондон, Афины и Рим. Викторию мама с папой не пустили – сказали, она еще мала, хотя ей уже было почти семнадцать. Майк учился в выпускном, двенадцатом, классе, его родители были в разводе, и разрешение на поездку ему подписал отец. Виктории Майк казался очень взрослым и повидавшим жизнь, она была от него без ума. Впервые она почувствовала себя привлекательной. Майк говорил, она ему очень нравится. Он отправлялся на учебу в Южный методистский университет, а пока они с Викторией все свободное время проводили вместе, к неодобрению ее родителей. Они считали, для их дочери Майк недостаточно умен. Но Виктория была другого мнения. Она нравилась Майку, с ним она чувствовала себя счастливой. Они обнимались и целовались в его машине, но идти дальше этого она не позволяла. Виктория говорила, что еще не готова. А в апреле Майк ушел от нее к девочке, которая была «готова». С этой новой подружкой он пошел и на выпускной, оставив Викторию сидеть дома с разбитым сердцем. За весь год никто, кроме Майка, ее на свидания не приглашал, у нее так и не появились новые поклонники или подруги.

Лето Виктория просидела на специальной «пляжной» диете. В этом Виктория была упорна и сбросила семь фунтов. Но стоило ей нарушить диету, как она тут же набрала свой вес да еще и три фунта в придачу. А ей так хотелось к выпускным экзаменам привести себя в форму, тем более что учитель физкультуры подсчитал, что у нее пятнадцать фунтов лишнего веса. В начале учебного года, уменьшив количество и калорийность еды, Виктория сбросила пять фунтов и поклялась похудеть еще до конца учебы. Может, у нее бы все и получилось, если бы в ноябре она не свалилась с мононуклеозом и не пролежала три недели дома, поедая мороженое, от которого ей становилось легче. Высшие силы будто сговорились против нее. Она была единственной из всех девочек в классе, которая за короткое время заметно прибавила в весе – Виктория поправилась на восемь фунтов. Казалось, ей никогда не победить в этой схватке с собственным весом. Но Виктория преисполнилась решимости продолжить борьбу, а потому в рождественские каникулы и потом еще целый месяц каждый день до изнеможения плавала в бассейне. А утром, перед школой, совершала пробежку. В результате ее вес уменьшился на десять фунтов. Виктория торжествовала, а Кристина гордилась дочерью. Виктория была полна решимости разделаться еще с восемью фунтами.

Но опять, как бывало уже не раз, настроение дочери испортил отец. Однажды утром, критически оглядев ее фигуру, Джим спросил, когда же она наконец займется собой и сбросит лишний вес. Того, что десять фунтов ценой неимоверных усилий уже ушли, он даже не заметил. Для девушки это был болезненный удар. После этого Виктория забросила и плавание, и бег и опять стала после уроков поглощать мороженое, брать на обед картошку фри, причем в больших количествах – так, как ей нравилось. Какая разница, все равно никто ничего не заметил, а свиданий ей никто не назначает. Отец предложил отвести ее в свой спортзал, но она отговорилась тем, что слишком занята в школе, что, впрочем, было правдой.

Она усиленно занималась, ее баллы росли, и Виктория подала документы в семь учебных заведений: Нью-Йоркский университет, колледж Барнард, Бостонский и Северо-Западный университеты, Университет Джорджа Вашингтона в Вашингтоне, Университет Нью-Гэмпшира и в Тринити-колледж. Все это были вузы либо на Среднем Западе, либо на Восточном побережье. Ни одно учебное заведение Калифорнии ее не привлекало, что огорчало отца с матерью. Она и сама не могла бы сказать, что ею движет, но твердо решила после школы уехать из Лос-Анджелеса. Ей больше не хотелось ощущать себя не такой, как все, и хотя Виктория понимала, что будет скучать по дому, особенно по любимой Грейси, она твердо решила начать новую жизнь. Это был ее шанс, и упускать его она не собиралась. Она отчаялась сравнивать себя с девушками, похожими на старлеток или манекенщиц и мечтающими стать таковыми в будущем, ей больше не хотелось находиться рядом с ними. Отец убеждал ее подать документы в Южнокалифорнийский университет либо в Университет Лос-Анджелеса, но Виктория отказалась. Ей хотелось учиться с другими людьми, такими, кто не помешан на своем внешнем виде, с теми, кто ценит внутреннее содержание человека, знания, а не всю эту мишуру.

Однако ни в одно нью-йоркское учебное заведение Виктория не попала. Не взяли ее ни в Бостон, ни в Университет Джорджа Вашингтона. В конечном итоге Виктории осталось выбирать между Северо-Западным университетом, Нью-Гэмпширом и Тринити. Последний ей очень нравился, но хотелось чего-то помасштабнее. А в Нью-Гэмпшире были хорошие условия для горных лыж... Но выбор Виктории пал на Северо-Западный университет, который она сочла для себя наиболее подходящим. Это было прекрасное учебное заведение и расположено далеко от дома – эти аргументы и определили в конце концов ее решение. Родители сказали, что гордятся ею, хотя и были заметно огорчены предстоящим отъездом дочери и не понимали ее выбора. Им и в голову не приходило, что именно из-за их отношения старшая дочь столько лет чувствовала себя чужой и нежеланной. Обожая младшую, восхищаясь и гордясь ею, они никогда всерьез не задумывались о том, как чувствует себя обделенная их вниманием Виктория. И она больше не желала оставаться Золушкой в родном доме. Может быть, после получения диплома она и вернется в Лос-Анджелес, но сейчас она твердо решила, что должна уехать.

Виктории, как одной из трех лучших выпускников, поручили произнести речь на церемонии вручения аттестатов, и ее проникновенные и эмоциональные слова произвели на собравшихся большое впечатление. Виктория искренне говорила о том, как всю жизнь чувствовала себя белой вороной и как старалась стать такой, как все, о том, что никогда не была спортивной, не была крутой, не пользовалась косметикой. «Я знаю, – говорила Виктория, – меня считают занудой и зубрилой. Но мне действительно интересно заниматься древней историей и латынью. Это мой выбор». Потом Виктория мужественно, как по списку, прошлась по всем своим качествам, ставившим ее особняком, но ни словом не обмолвилась о том, что такой же чужой ощущала себя и в родном доме.

А потом сказала, что, несмотря на все вышеперечисленное, она безмерно благодарна учителям и школе за то, что помогли ей найти свой путь. Обращаясь к одноклассникам, Виктория сказала, что они выходят в мир, где каждый из них может стать не таким, как все, где для того, чтобы добиться успеха, каждому придется быть самим собой и идти своей дорогой. Она пожелала своим товарищам и себе успехов в этом поиске и сказала, что когда-нибудь, когда это произойдет и каждый откроет в себе что-то ценное и станет тем, кем ему предназначено быть, они встретятся снова. «А пока, друзья, – сказала она, – всем нам большой удачи!»

Глаза ее одноклассников и их родителей были мокры от слез. Многие ребята теперь пожалели, что не узнали ее поближе. А родителей Виктории ее выступление потрясло еще и своим красноречием. Оба вдруг отчетливо осознали, что скоро расстанутся со своей дочерью, и это было горькое осознание и собственных ошибок. Родители, скрывая волнение, от души поздравили Викторию с прекрасной речью. Кристина остро почувствовала, что теряет дочь, которая, возможно, уже никогда не вернется домой. Когда церемония окончилась и счастливые выпускники подбросили вверх академические шапочки, предварительно отрезав от них кисточки, чтобы вложить их потом в папку с аттестатом, погрустневший отец подошел к Виктории и легонько похлопал ее по плечу.

– Прекрасная речь! – похвалил он. – Бальзам на душу всем чудикам в твоем классе, – добавил он.

Виктория в изумлении посмотрела на отца. Даже в этот момент ее торжества он не упустил случая ее уколоть. Неужели он ничего так и не понял, не услышал горечи в ее словах, не понял ее надежду на новую жизнь?! И это ее собственный отец!

– Да, папа. Чудикам вроде меня, – негромко ответила она. – Я ведь одна из них, из чудиков и белых ворон. Я ведь имела в виду другое: что не стыдно быть не таким, как все, и даже надо быть не таким, как все, если хочешь чего-то добиться в жизни. Это единственное, чему меня научила школа. Отличаться от других не стыдно!

– Надеюсь, не слишком отличаться? – усмехнулся отец. Джим Доусон всю жизнь был конформистом, для него главным было, как он выглядит в глазах окружающих. В его голову за всю жизнь не пришло ни одной оригинальной мысли, он был человеком коллектива до мозга костей. И с дочкиной теорией он никак не мог согласиться, хотя ее речь и то, как она ее произнесла, удивили его. Особенно ему была приятна реакция окружающих. Джим расценил успех Виктории как собственную заслугу – он сам был о себе высокого мнения. Когда-то он считался неплохим оратором. Но Джим никогда не стремился выделяться среди окружающих или быть не таким, как все. Он, наоборот, чувствовал себя уверенно только в общей колонне. И Виктория это прекрасно знала, отчего всю жизнь и чувствовала себя рядом с отцом неуютно, а сейчас это чувство лишь усилилось, ведь у нее не было с отцом и матерью ничего общего, вот почему она уезжает из дома. Если ей суждено наконец обрести себя, найти свое место в жизни – она готова расстаться с уютным и безбедным существованием. И где бы ни было это ее место, она твердо знала, что оно не здесь, не в этой семье. Как бы она ни старалась, стать такими, как они, Виктория не хотела, да и вряд ли бы смогла.

И еще одно огорчение серьезно омрачало жизнь Виктории. С годами она все яснее видела, что Грейси становится абсолютной копией своих родителей не только внешне. Она идеально вписалась в семью Доусонов. Виктория могла только надеяться, что в один прекрасный день сестренка обретет крылья и полетит. А сейчас сделать это должна она. И пусть временами ее охватывал страх, ей все равно не терпелось вылететь из гнезда. Она и страшилась, и одновременно жаждала покинуть родительский дом. Та девочка, которую когда-то сочли похожей на британскую королеву, всю жизнь готовилась к взлету. С улыбкой она в последний раз вышла из школы и прошептала: «Берегись, мир! Я иду!»

Глава 4

Последнее лето Виктории в родительском доме перед отъездом в колледж было одновременно и грустным, и счастливым. Родители проявляли к ней больше внимания, чем во все предшествующие годы, хотя, представляя дочь новому деловому партнеру, отец, по обыкновению, не удержался от сравнения ее с «первым блином», который оказался «комом». Правда, на сей раз Джим добавил, что гордится ее успехами, да еще повторил эти слова дважды, чем немало удивил Викторию. Мама была явно опечалена ее предстоящим отъездом, хотя вслух ничего не говорила. У Виктории было чувство, что вся семья пытается восполнить нечто важное, что упустила в свое время, но поезд уже ушел. Детство и школьные годы остались позади, и на протяжении всех этих лет родители почему-то всегда говорили не о том: о ее внешности, о друзьях – точнее, об их отсутствии, – а главным образом – о ее фигуре, о сходстве с прабабушкой, которой никто из них не видел. Почему взрослые придают такое значение всякой ерунде? Почему было не стать дочери друзьями, почему она не видела от родных настоящей любви и заботы? А теперь уже поздно наводить мосты, которые должны были существовать изначально. Они чужие друг другу, и Виктория чувствовала, что это уже невозможно изменить. Она уезжает и, наверное, никогда больше не будет жить с родителями и сестрой под одной крышей.

У Виктории не пропало желание, закончив учебу, отправиться в Нью-Йорк, это была ее самая большая мечта. Конечно, она будет приезжать домой на каникулы, будет проводить с родителями Рождество и День благодарения, а может, когда-то и они захотят ее навестить, но время для сплочения уже ушло, и этого не исправить. Наверное, по-своему они ее любят, ведь они родители и она восемнадцать лет жила с ними бок о бок, но все эти годы отец выставлял ее на посмешище, а мама не скрывала своего разочарования ее не слишком привлекательной внешностью и не уставала со вздохом повторять, что Виктория, конечно, умна, но мужчины умных женщин не любят. Детство в родном доме не было для Виктории счастливым. А теперь, когда она уезжает, они говорят, что будут очень скучать. Виктория не переставала удивляться, почему же они не говорили и малой толики этих нежных слов раньше, когда она была рядом постоянно и так нуждалась в родительской поддержке. Теперь уже слишком поздно. Да и любят ли они ее на самом деле? Вот Грейси они любят, а ее?

Если с кем ей и было по-настоящему жаль расставаться, так это с Грейси, ее ангелочком, сошедшим с небес. С Грейси, любившей ее такой, какая она есть, – точно так же, как беззаветно любила ее Виктория. Невозможно было представить, как она оставит свою Грейси и не будет видеть ее каждый день. Сейчас сестре уже одиннадцать, она отлично понимает, что Виктория не похожа на свою родню и что отец временами ведет себя с ней недопустимо. Грейси переживала, когда отец говорил старшей сестре обидные вещи и осыпал насмешками: в глазах Грейси Виктория была самой лучшей, и неважно, худая она или толстая.

Викторию пугала разлука с сестренкой, и она дорожила каждым проведенным вместе днем. Она водила сестру в кафе, брала с собой на пляж, устраивала пикники, свозила в Диснейленд – словом, проводила с ней каждую свободную минутку. Однажды, когда они бок о бок загорали на пляже в Малибу, Грейси повернулась к сестре и задала вопрос, над которым Виктория и сама размышляла, когда была маленькой.

– А может, родители тебя удочерили, а говорить не хотят? – спросила Грейси с невинным взором, и Виктория улыбнулась.

– В детстве я тоже так думала, – призналась Виктория. – Я ведь совсем не похожа на маму с папой. Но все же мне так не кажется. Скорее, во мне проявились гены каких-то наших родных из прошлых поколений – папиной бабушки или еще кого. Все же я их родная дочь, хоть я на них и не похожа. – С Грейси они тоже были совсем разные, но их связывало духовное родство, сестры были лучшими подружками, и каждая знала, что ближе сестры у нее нет никого. Виктория искренне надеялась, что, повзрослев, Грейси не станет такой, как родители. Хотя как знать, ведь мама с папой имеют на девочку большое влияние, а после отъезда Виктории они уж постараются вылепить из нее создание по своему образу и подобию.

– Я так счастлива, что у меня есть такая сестра! – проговорила Грейси. – Жаль, что ты уезжаешь учиться, лучше бы ты осталась...

– Мне тоже ужасно жаль уезжать. Как подумаю, что мы с тобой расстанемся... Но я же буду приезжать домой на Рождество, на День благодарения... И ты тоже сможешь приехать меня навестить.

– Это уже будет не то! – вздохнула Грейси, всхлипнув при этом. Виктория не могла ей возразить – она знала, что сестра права.

Когда Виктория укладывала вещи в дорогу, вся семья словно погрузилась в траур. Накануне ее отъезда отец повез их всех ужинать в ресторан отеля «Беверли-Хиллз», и они чудесно провели время. В тот вечер обошлось без насмешек. А назавтра они отправились в аэропорт, но стоило им выйти из машины, как Грейси разрыдалась и вцепилась в сестру.

Отец зарегистрировал ее на рейс, сдал багаж, а сестры так и стояли у входа в аэропорт и обливались слезами, да и Кристина тоже была близка к тому, чтобы расплакаться.

– Жаль, что ты уезжаешь, – тихо сказала она. Будь у нее еще один шанс, она бы попробовала начать все сначала. Кристина чувствовала, что теряет старшую дочь безвозвратно. Раньше она не думала о том, что отъезд дочери так ее огорчит, расставание в каком-то смысле застигло ее врасплох.

– Я скоро приеду, – отвечала Виктория сквозь слезы, обнимая мать, а потом опять бросилась к сестренке. – Я сегодня же вам позвоню, – пообещала она, – как только до общежития доберусь.

Грейси кивнула, не в силах сдержать слезы, и даже у Джима в момент прощания глаза были на мокром месте.

– Береги себя! – сказал он. – Если что понадобится – сразу звони! А если тебе там не понравится, ты всегда можешь перевестись в местный университет. – Он надеялся, что этим и кончится. Решение дочери уехать учиться в другой штат Джим воспринял как предательство по отношению к себе. Ему было бы спокойнее, если бы дочь осталась в Лос-Анджелесе, на худой конец – где-то неподалеку, но в планы Виктории это никак не входило.

Еще раз расцеловав всех на прощание, Виктория прошла досмотр и продолжала махать им рукой, пока могла их видеть. Только тогда родные побрели к машине. Последней, кого видела Виктория, была Грейси, бредущая вместе с родителями к выходу из терминала. Как же они все похожи – темноволосые, красивые, стройные... Мама держала дочь за руку, и Виктория видела, что Грейси все еще утирает слезы.

Она уже села в самолет на Чикаго, а слезы все еще стояли у нее в глазах. Лайнер начал набирать высоту, и Виктория смотрела в иллюминатор на город, с которым прощалась, скорее всего, навсегда, чтобы найти свое место во взрослой жизни. Она еще не знала, где оно будет, это место, но в одном не сомневалась: не здесь и не с этими людьми.

* * *

Учеба в колледже протекала так, как и представляла себе Виктория. Она была довольна своим выбором. Это был большой университет с разнообразными учебными программами, Виктория понимала, что курсы, которые она себе выберет, станут для нее путевкой в самостоятельную жизнь, особенно если она в них преуспеет. Она поставила себе задачу – овладеть знаниями и умениями, которые позволят ей найти работу и начать самостоятельную жизнь вдали от Лос-Анджелеса. Она скучала по Грейси, а иногда и по маме с папой, но мысль о том, чтобы жить с ними под одной крышей, даже не приходила ей в голову. Она частенько ездила в Чикаго и всякий раз заново открывала для себя этот город, энергичный и современный. Несмотря на суровые зимние морозы, Чикаго очень нравился Виктории.

На первом курсе она поехала домой на День благодарения и сразу заметила, как вытянулась и похорошела Грейси, хотя куда ей было еще хорошеть! Мама наконец-то сдалась и позволила дочери сняться в рекламе детской одежды фирмы «Гэп Кидс». В городе можно было видеть рекламные щиты и постеры с этой рекламой, Грейс могла бы светить карьера фотомодели, если бы не воспротивился отец, мечтавший об ином будущем для своей любимицы. И еще Джим поклялся, что ни за что не отпустит дочь учиться в другой город. Он объявил Грейс, что ей придется выбирать для дальнейшей учебы один из калифорнийских университетов или колледжей. Он не позволит ей уехать из Лос-Анджелеса. По старшей дочери Джим по-своему тоже скучал. Когда Виктория звонила домой, он терялся в словах и лишь твердил, что надо ей скорее возвращаться домой, после чего отдавал трубку жене, которая принималась расспрашивать дочь о том, чем она занимается и не похудела ли. Этот вопрос больше всего выводил Викторию из себя, поскольку ответ всегда был отрицательным. Но перед тем, как ехать домой, она на две недели села на строжайшую диету.

Кристина сразу заметила, что дочь сбросила несколько фунтов. Виктория рассказала, что регулярно ходит в тренажерный зал, а вот кавалером пока не обзавелась. По правде сказать, она так много занималась, что ей было совсем не до романов. Она сообщила родным, что решила стать школьным учителем, чем вызвала мгновенное неудовольствие отца. Между нею и родителями появился новый камень преткновения, который на время отвлек их от темы ее лишнего веса и отсутствия личной жизни.

– В школе тебе никогда не добиться приличного жалованья. Тебе надо получить диплом по связям с общественностью и устроиться в рекламную или пиар-компанию. Могу посодействовать! – Отец, конечно, руководствовался лучшими побуждениями, но это никак не соответствовало собственным желаниям Виктории. Она мечтала стать учителем, работать с детьми. Виктория переменила тему, и разговор пошел о суровом климате Среднего Запада. Сошлись на том, что заочно этого себе не представишь, надо испытать на себе. Всю неделю, предшествующую ее поездке домой, температура в Чикаго держалась существенно ниже нуля. А еще ей понравилось ходить на хоккей. Соседка по комнате? Ничего, терпеть можно, а с некоторыми ребятами в общежитии она даже подружилась. Но на сегодня ее главная задача – привыкнуть к колледжу и к самостоятельной жизни вдали от дома. Виктория пожаловалась, что соскучилась по нормальной еде, и в кои-то веки никто не попрекнул ее тем, что она дважды просила добавку жаркого. А еще она радовалась, что из-за поездки домой пропустит несколько занятий в спортзале. А уж погода в Лос-Анджелесе, как никогда прежде, привела ее в восторг.

На Рождество отец подарил ей новый компьютер. Мама – пальто-пуховик. Грейси же специально к этому дню подобрала их совместные фотографии, начиная с собственного рождения, с тем чтобы Виктория повесила их у себя в комнате в общежитии. Прощаясь с родными после Нового года, Виктория сказала, что вряд ли приедет домой на весенние каникулы. Объяснила тем, что хочет куда-нибудь поехать с друзьями. На самом деле она собралась слетать в Нью-Йорк и подыскать себе работу на лето, но родителям этого не сказала. Отец ответил на это, что, если она не прилетит в марте на каникулы, они сами смогут навестить ее чуть позже и съездить в Чикаго на целый уик-энд. В этот раз расставание с Грейси прошло еще тяжелее. Сестры по-настоящему тосковали друг без друга, да и отец с матерью без конца повторяли, что соскучились.

Второй семестр первого курса оказался нелегким. Холодная зима Среднего Запада, одиночество, узкий круг общения... Близкие друзья пока так и не появились, да к тому же в конце января она свалилась с тяжелым гриппом. По этой причине Виктория опять прервала свои занятия в спортзале и снова вернулась к фаст-фуду. К концу второго семестра она вновь набрала ненавистные пятнадцать фунтов и перестала влезать в привезенную из дома одежду. Она чувствовала себя слонихой и имела уже двадцать пять фунтов лишнего веса. Ничего не оставалось, как в очередной раз начать тренировки, и Виктория стала ежедневно ходить в бассейн. Первые десять фунтов ушли довольно быстро, тем более что Виктория сидела на диете и еще пила таблетки, которыми ее снабдили девчонки в общежитии. От этих таблеток ее подташнивало. Зато она снова влезла в свои вещи и даже начала подумывать о посещении группы «Стражей веса», однако всякий раз находились какие-то отговорки – то слишком много дел, то на улице чересчур холодно, то еще реферат писать... Это была постоянная борьба с собственным весом. Теперь уже и мама на нее не наседала, и отец над ней не смеялся, а она все равно была собой недовольна. Да и было почему – за весь первый курс у нее не было ни одного свидания.

На весенние каникулы Виктория, как и собиралась, полетела в Нью-Йорк, где ей удалось на лето найти себе место в приемной одной адвокатской конторы, причем ей было обещано приличное вознаграждение. Ей уже не терпелось приступить к работе. Родителям она сообщила новость только в мае, и тут же ей перезвонила рыдающая Грейси. Ей только что стукнуло двенадцать, а Виктории было уже девятнадцать.

– Приезжай домой, прошу тебя! Я не хочу, чтобы ты ехала в Нью-Йорк.

– Я приеду в августе, перед новым учебным годом, – пообещала Виктория, но Грейси этого было мало. Она только что снялась в очередной рекламе, растиражированной на всю страну. Гонорар мама с папой положили на трастовый счет, открытый на ее имя, и вообще сниматься ей нравилось, это так интересно! Но ей ужасно не хватает старшей сестры. Без нее в доме такая скукотища!

В апреле вся семья, как было обещано, встретилась с Викторией в Чикаго, где они провели выходные. Шел снег. Казалось, конца не будет этой зиме, и после сессии Виктория с радостью покинула холодный Чикаго. Это было в последние майские выходные, в День памяти павших. Сразу после этого ей предстояло выйти на работу.