Текст книги "Поздний завтрак"

Даниил Гражданкин
Поздний завтрак

Текст приводится в авторской редакции. Сохранена оригинальная орфография и пунктуация.

© «УТРОВОРТУ», 2009

© ИТД «СКИФИЯ», 2009

© Д. Гражданкин, 2009

© П. Домбровский, 2009

© И. Сухотин, 2009

* * *

Всё что движется

Слепень 200 грамм

Слепень 200 грамм

Теофиль Готье

Скачет по горам

В шапке и кутье

Всё глупо. Я не заяц

Всё глупо. Я не заяц.

Ты не камердинер

Она не девушка

А он не цеппелин.

Разрушены наивные мечты

Нарушены законы красоты:

Уродливые бабы на заборе

Уродливо танцуют для тебя.

Ты посмотри в окно:

Какие пляски.

Ах! В жизни всё не так

А ты в коляске.

Спесивый карлик из загона

Спесивый карлик из загона

Тащи́т корову на поверхность,

Не чтит он Божьего Закона,

Труду предпочитает леность.

Разрезал ногу пополам

Косой, забытой кем-то в поле,

Растёкся жижей по полам

И никому не нужен боле.

Спесивый карлик, чей ты сын?

Чей муж ты карл, и кто твой брат?

Спесивый карлик, ты один.

Во всем во этом виноват.

В Тюмень ты ехал в колымаге,

А в Кракове ловил бобров.

Спесивый карлик, где те маги,

С которыми ты шел в Тамбов?

Спесивый карлик, ты один,

Ты сдулся, умер и усох.

Ты был сознанья господин,

А стал теперь говна кусок.

Арлазор: Мне подаёт

Арлазор:

Мне подаёт чудовищный сигнал

Певучесть камня

Я – серебристых лазутчиков

Сторож бородатый

Чувствительная прелесть

мой долг

Хор:

Светлый князь…

Арлазор:

Не буду больше петь

Я глупых песень

Я буду молчалив

Как плесень.

забавы

ПОЛ КОРОЛЕВСТВА и дочь и все земные блага отдам человеку величиной с ноготь. Отдам ему волосы свои, отрежу восемь пальцев и исполню ради него любые па.

И вот кричу я: «Где ты есть, человек величиною с ноготь? Может прячешься в обличьи человека обросшего луковицей? Может в силу своей стеснительности ты явился ко мне в виде тумбы, или задушенной коровой спрятался под обоями, между стен, и вот теперь сползаешь с этажа на этаж, сантиметр за сантиметром, не зная что и думать?»

Но теперь я ясно вижу, что человек величиною с ноготь посмеялся надо мной и моими пустыми обещаниями. Я пытаюсь забыть об этом, засовываю руку в карман, хожу по комнате, передвигаю стулья. Ну ладно, зато в тишине, когда собственный голос уже отзвенел слышно птичье пение.

Ни черта не разобрать, значит надо одеть штаны, одеть плисовую рубаху и нараспашку хлопнуться лицом о стол, так чтобы неповадно было.

Ведь есть люди, которые носят по-настоящему огромные меховые шапки, думаю я выходя за дверь. Дверь-то дверь, но где же ключ? И зачем я вообще вышел за дверь. Вернуться обратно, подмести полы, покричать в перьевые подушки и раскрашивать фаянс простым карандашом. Или лучше по-простецки бить мух. Вот одна и, предположим, она розовая, розовощёкая муха в треуголке, на длинных стеклянных ногах. У неё густые брови и высокий воротник, и зычный голос, и правильное произношение. Она – ослепительная моя подруга.

Будь добра, присядь на эту вот тумбу, расскажи как что. Как семья, учёба, погода.

Не забывай только, дорогая моя о том гусаре, который, навострив свою бодрую шашку, сидит в ванной, мысленно насвистывая удалые песни. Берегись, он погубит тебя.

Но муха не слушает, и вот уж черные брызги разлетаются по кухне.

Итак, с одной мухой покончено, другая в страхе уползла в своё поместье с важными садами и фруктовыми деревьми, где ходят кони и коровы и пастухи и каждый вечер, сидя в беседке, можно перечитывать хорошую книгу, или, сидя за самоваром с калачём чистить рыло или рубить топором стол.

Однако. Мухи и след простыл. Взглянешь за окно, а там какие-то пятна, несколько штук, лучше суеверно отвернуться и побегать туда сюда. Так, так. так.

Свернуться кукишем. Но сначала сварим макарон, поджигая одну спичку за другой, выливая из крана воду, пока вся не выльется… И вот уже вроде, виляешь тазом, выворачиваешь ладони и зубами начинаешь щёлкать. И вот ты уже какой-нибудь, или лучше сказать, какой-никакой рак… Неловкий, так что сам себе откусываешь ус, опускаешь клешни в кипящую воду, что бы наваристее было, чтобы было о чём вспомнить. О сладострастные столовые приборы! Я ваш раб. Через пол часа придёт какая-нибудь, или лучше сказать какая-никакая девушка и тогда я как следует поработаю столовыми приборами, выбью спесь из чужого тельца. Сначала я сделаю строгое лицо, может быть даже одену сюртук и скажу: «Привет, привет… Несказанно рад тебя видеть». Сохраняя одновременно строгость и приветливость выражения, я провожу дивное создание на кушетку и без лишних церемоний предамся с нею пороку, издавая лошадиное ржание и поколачивая подругу серебряноуй ложкой то по лбу, то по коленям, то по полуприкрытым векам; затем прокричу «Ты хоть знаешь который сейчас час?!» и начну рвать на себе волосы; заставлю девушку сварить кашу. И съесть. Пусть, сволочь, как следует поест. «Кушай, любимая», – скажу я ей ласково, а сам тем временем начну выщёлкивать у неё над ухом такую чудовищную мелодию, что каша никак не пройдёт дальше её ангельского горлышка и повалится изо рта на пол. Что делать – мир жесток, скажу я ей, растирая лоб вафельным полотенцем.

voyage

Поехали! Поехали в Тюмень!

Там стройных пальм гуляет тень

Семейства там как одуванчик

Там поселенья сербов дачных

И тонких палочек колёса

Мелькают на вершине плёса

Поехали! Поехали в Плесецк!

Живёт там ослепительный песец

Арабы там как злые вишни

Там будет смерть предметом лишним

Гуляют овцы как бараны

Гуляет тополь как сосна

И их движения так странны

Там царство неземного сна

Поверишь ли? Я ехал в Липецк

Там в каждом доме есть ленивец

Повсюду гордые сады —

Сосуд священной простоты

Мой друг, любезная девица,

К чему стоять? Зачем томиться

Твоих очей колодцы зрячи

Но это ничего не значит

Я не ищу в тебе услады

Деревьев гордые отряды

Заменят мне и отчий дом

И палец с поднятым перстом

Собаки гордые как лето…

Что мне ответишь ты на это?

Поехали! Умчимся в Краков

Там царь царей и гордых раков

Вершит свой справедливый суд

И раки радостно на блюде

Нам просветление несут

Ах, если б знали это люди!

Таких как ты там тысяч шесть

Они сидят в святых хоромах

И лечат всех душою хромых

Да мне всего не перечесть!

Не плачь родная! Скоро солнце

Зайдя в пустые города

Балладу о лихом ливонце

Споёт. Ты смолкнешь навсегда.

И червь вползёт в тебя шипящий

И на куски тебя растащит

Люби меня пока есть силы

Пока ума не лишена

И старость про тебя забыла

И ты сидишь обнажена,

Держа в руке благой трамвай

Не бойся, милая, давай!

Сидишь на кухне как огарок

Ты с пыльностью своих зрачков

А я несу тебе подарок —

Мешок таинственных значков

Я всё секретно обозначил

Чтоб не сбежала никуда

В твоих руках мой мозг казачий

Целую я тебя туда

Где затихает смех ребячий

Где мир рождается иначе

Где прячется пугливый заяц

Станцуем вместе этот танец.

Ударив мордой о графин

Ударив мордой о графин

Стал лицедей вращать резцами

Сказал ответственно: «Я – финн»

И наступил пожар

Глазами

Он стукнул об пол и упал

Теперь он

Ашшурбанипал.

оторопь

Волоком

солёным

Я уселся в крест

Волком удалённым

Я искал невест.

Лузгает от счастья

Ходит не дыша

Человечья Маша

Мысль потроша

Маша ты нелепа

Мысленно безрука

Грозного полипа

Глупая подруга

Маша зацепилась верхом

За лозу

Маша хочешь в церковь

Я тебя свезу

Там священник добрый

Замуж сдаст тебя

Висле или Одеру

Свисла голубя

Свисла голубятня

Прохудилась кры-

ша-рит непонятный

Шевелитель рыб.

Широк клозан моих друзей

Широк клозан моих друзей

Их гидравлические шашни

Их почитанье дней вчерашних

И непочтение к грозе

Широк моих познаний округ

Кому увы пожать не смог рук

Простите – да – я грубиян

И звать меня Отец Ульян.

Я съел вино

Я съел вино,

Я выпил глаз,

Я ждал тебя —

Ты не пришла.

Теперь сижу в своей каморке,

Считаю пальцы на ногах.

Быть может, стало пальцев больше,

Чем требует того обычай.

Недавно был ещё январь,

А нынче уж весной пахнуло…

по поводу твоего настроения

Козьи ноги

На затылке

Пастухи побрили руки

Духи

Вышел из могилки

Торопясь к своей

Подруге

Железа ежом трепещет

Стукнул об пол лбом приказчик

Горлом кровь напенясь

Хлещет

И образчик

Влез на penis

Женской вещью

Мальчик с пальчик

Тпфу! Противно

Фу, отвратно

Кконь блюёт себя

Обратно.

лекция № 3

Постулат первый: желатиновая птица блюёт. почему? Потому что это её характерное свойство. Желатиновые птицы вообще имеют свойство блевать, о чём, собственно, было сказано выше.

Гораздо более странным проявлением её являются так называемые «катышки». Обычно под этим словом понимают комочки шерсти на одеялах и свитерах. Так что мы не будем отходить от этого общепринятого определения.

У меня долгое время жила желатиновая птица по имени Джузеппе. Каждый день после кормёжки она извлекала катышки из пространства между своими перьями.

Птицы, как известно, носят перья, хотя и покрыты кожей.

Я слышал, что североамериканские индейцы носят перья в качестве головного убора. Блюющие желатиновые птицы носят перья просто так.

Как уже было отмечено выше, желатиновые птицы блюют. Это связано с неправильным, с человеческой точки зрения, расположением внутренних органов, например желудка.

Да, воистину.

Сальмонелл Джонсон в своей «Теории зачатков» определяет б.ж.п. как «коварных, нечистоплотных хищников». Однако современные орнитологи склонны не принимать это определение всерьёз, основываясь на том, что, во-первых, б. птицы питаются преимущественно листьями, во-вторых, они крайне чистоплотны. А говорить о «коварстве» какой-то блюющей птицы вообще смешно.

Я съел лицо, твоё лицо

Я съел лицо, твоё лицо —

Оно казалось мне красивым

Я сочинял дурные ксивы

Заподлицо

Я – Гончаров в прозрачном платье

Я – Герцен в траурных штанах

На Пушкина похоронах.

Свистящий Мудн запел

Свистящий Мудн запел; и поп

Несущий трубы для сантехник

Сказал: ты грешник: поднял ствол

свалились кудри как кяфир

плохой поступок я не спорю

мы назовём его фефир

словами не поможешь горю

делами не изменишь мир

кто зайцев собственной рукой

ловил с утра – для тех не тайна

что по-немецки значит seine

Ойропа вышла на панель

С улыбкой и бабинной

Стоял солдат корзун

Нечопорный безвинный

(да это мерзко – я согласен

Но мне: поверьте: не до басен)

Да я кокраз про зайцев начал:

Кто ихъ ловилъ и кто ихъ елъ

Для тех кто ранним утром зачал

для всех, кто в жизни преуспел

Дле тех не тайна, нет не тайна

ЧТО по-немецки значит seine.

Сани Едут Без усилий

Сани Едут Без усилий

Им не больно

Словно воздух

Лёгких прений и признаний они ищут

Свищут зубы в закоулках

Тратясь в муках

Эйфории треснуло стёклышко.

Одежда плавает в пруду

Одежда плавает в пруду

Там утонул мой лучший друг

Я на могилу не приду

Несчастного не вспомню вдруг

Да-да. Теперь я стал серьёзный

В моих руках календари

Осёл убогий и курьёзный

Повиснул на моей двери

В зубах его дымится вечер

Он так беспечен но увы

Сей евнух мною был излечен

Событья были таковы

Что удержаться не смогли мы

И погибали как налимы.

Выходил на берег ленин

Выходил на берег ленин,

говорил себе в усы.

Не отбрасывал он тени

А глядел всё на часы

Обращался же к нам ленин так:

«Друзья!

На часах моих пять тридцать

Без хя».

Здесь положен нам естественный предел.

Здесь, сейчас, слепой Барашек поседел.

Кони плачут

Кони плачут

Кони скачут.

Коварные стихи

Никто не скажет

Никто не скажет скользкому ребёнку,

Что тот был прав когда сломал гребёнку

Его убьют кнутом, положат мрачно в угол

Смотреть на пыль и кукол

Жестокий день как будто жабий плац

Резиновый комар.

В моей каморке Бог

В моей каморке Бог

притаился вшами

Я падаю двуног

Двумя левшами

Себе я представляюсь

Вместо беса

Я прячусь или маюсь

жду навеса

Соня любит можжевеловых

Соня любит можжевеловых

купцов разносить на святки

так странно говорит о прошедшем

её керосиновое горлышко

забавы

Так тихо плакал

Царевич раков

Глухой собакой

Посажен на кол

Прощай несчастный

Ты был как брат нам

Пойдём обратно

Здесь так ужасно:

Зажат, зажёван

Торчит моржовый

Я весь в лебёдку

Кишок дешёвых

Забыл подумать

Забыл помыться..

Стоит девица,

Стоит, сочится

Я буду грубым

Как Жан Корица

Твой рот и губы

Как чечевица

Прощайте раки

Я был как брат вам

Теперь обратно

пора обратно.

Моя розовая птица

Моя розовая птица голышом, голышом

Веселится и резвится с малышом, с малышом

Ты гуляешь вдоль беседок не дыша, не дыша

И роняешь на соседок малыша

Он кричит «убили черти» и молчит и молчит

Он песок жуёт зубами каланчи

Ты как лебядь ходишь мимо босиком

Я наряден и повусюду насеком

В голове моей отдушина «пескарь»

Будем мы с тобою ужина искать

Подойди, стряхни ладонями слезин

По ноздрям стекает ладан и бензин.

О как противен господам

О как противен господам

Малахитовый волан.

боги какий-то не те

боги какий-то не те

сон отвечал немоте

в жидкое тело ручья в

ходишь как-будто ничья

чешский накинув халат

я нарезаю салат.

Не уважал прозрачных вафель…

Я изнемог от пустоты

Я изнемог от пустоты

Свечей не стало, мы чисты

Разит кошмаром от коня

Он метит молнией в меня

И оторвались рукава

И стал ненужным шаровар

И медной проволокой грезит

Кондуктор пыли и щипцов

И на меня уж не налезет

Улан назойлив и пунцов

В лице копыта, в шее свищ

Во рту остатки пепелищ

Всё догорает как назло

Шипит лукавое число

Но всё забыто. Медный таз.

Я открываю утром глаз

И вижу пыль, тебя и стены

Следы копыт и клочья пены

Раздетым телом шевеля

Не отыскать мне щавеля

И некуда пойти

Роса как пот. жжёт по пути

В орешник

Я грешник порваных часов

И друг нездешних.

пруды наполнены навагой

пруды наполнены навагой

тоскует клещ

слетит отравлена бумагой

кожа с плеч

латают грозные заплаты

жёны свеч

и входит в красные палаты

попереч

наш князь, он говорит:

останьтесь

тесать унылое бревно

красавиц, милые, касайтесь

сырое дно

заставит бога делать вид

заставит комнату шкафами

и человека без брови

убьёт шарфами

все пьют вино

все любят дам

водить в кино

и гладить по задам.

пасхальных умов гроб

пасхальных умов гроб

пасхальных умов мох

печёный в руке горох

рассыпался вдаль. оп.

о бесе

забытый кошелёк ума

метался бестолковой втулкой

и мы с ним плесневой лежали булкой

сиротка день тошнил монетой

не для продажи или зла

иль кучерявого весла

всё было только комом грязи

прохожие, девицы, или друг

молчали, замыкая сизый круг

и звери плакали в лесу

грозя оторваной подошвой

их бедное лицо напоминало крошево

букашек, лапника, часотки,

опухшей от вина красотки

иль пеной съеденых гусар

но всё прошло. вот выплывает балтазар

балтазар:

о бесе ныне

спою я песни власяные

и ты, усатая девица,

и ты, монтёр, сломавший челюсть,

переставайте веселиться

святой отправился на нерест

и не пристало хохотать

тому кто знает горечь свиста

беззубого, седого как ухта

и едкого как слёзы гармониста

но песня которую собирался спеть балтазар

оказалась очень короткой

Ах, репейник,

Ах, карась речной,

Всё устало,

Всё желто как гной

Не пристало

Брить теперь усы

всё мертвей

пунцовой колбасы

муравей

не знает о длине

он утоп

в слюне.

А я один с усатым другом

А я один с усатым другом

Дни провожу плетясь за плугом

В суровых думах, всем пророча

Я пыль вздымаю взмахом крыл

А друг мой ранен, всё забыл,

За мною ходит кровоточа.

Маркиз блюёт чугунным соловьём

Маркиз блюёт чугунным соловьём

верёвки вьёт

В его отряде смельчаки

Не подают клешням руки

Его набухшая жена

В глазах сверчка отражена

Но старичком поражена

Усатым санным следом

Она покрыта пледом

Сегодня он обедал

пустыми щами

Маркиз, маркиз, все твои беды

Осмеяны лещами

Маркиз, маркиз, все твои жёны

Пропали в бурю

Маркиз, маркиз, ну не смешон ли

Жующий тюрю?

Маркиз смеётся и ноздрями

Глотает воздух

Покрылись пальцы волдырями

А лоб коростой

Мышиный царь ведёт полки

К его постели

И тля клюёт его белки

И простыни вспотели.

картина мира

считал свои усы

их было двое

казалось птицы ноют

не поют

давился гноем

но искал приют

среди шипящих

масляных колодок

среди белуг

среди весенних сводок

утюг

и тот был краше

чем диких плясок чаши

чем тихих ласок рощи

«чего быть может проще»

стальная фраза

фраза удальца

но кто здесь он

дотлевший разум

утюг или пыльца?

нет удалых

Лишь клешни ноют

Когда иных

Секут и поят

Когда же сами

били в бубны

лежали там

ти́хи и трупны

Я видел мира глупую картину

Я видел репу.

моё слепое радужное тело

моё слепое радужное тело

мои угасшие без счастья брюки

мои карманы полные печали

шершавый вечер масло в сундуке

сверчок весёлый с пеплом на бровях

шипящий плач ответного куста

вернее шапочка медвяной лупы

точнее почта сдавшихся за крупы

иль волк сверкнул как червь

боками. снег лежал

жуя гнилую вервь

он по полю бежал

стояли онучи лучистых глаз

на чан похожих полный щавеля

цветных полотен пот

рисунок на уме.

то же самое

Итак

Сего Дня

тихонько скрипнув

в поперечнике

и зубы сжав

я стал вдруг моложав

и танцы на подсвечнике

уж не казались мыльным пузырём

а раньше говорил я: все умрём

я раньше говорил что все мы мечники.

вундт прах

Мимо меня прошёл человек, обладатель головы величиной с бильярдный шар. Хотя врать не буду: голова была несколко более велика и кренилась куда-то влево, или, чёрт подери, вправо, одним словом он прошёл мимо, а я всё предавался размышлениям по поводу того, могут ли уместится в его голове, как это принято говорить, разумение, жизненные принципы, острый ум, или, на худой конец, представление о супружеском долге, что-нибудь эдакое. Но нет. Противен и горек вид случайного прохожего. Как жухлая трава под острым сухим сапогом, рассыпается его образ несколько времени спустя. Конечно, конечно.

Вот и прошёл одну улицу, вторую, дошёл наконец, пришёл. Но куда? Куда наконец? Сам и не знал.

Моего отца звали вундт Прах, а меня зовут Чухонец, всему виной моя нестерпимая седая борода, однако об этом позже. Я любитель птиц и потеющих коров. Очень люблю поджигать сухую траву, или закидывать поленьями сухую траву. А потом поджечь. Впрочем, и это излишне.

На плечо примостился ко мне ворон. Тут же покрылись ноги мои голубыми и фиолетовыми венами, тотчас же засвербило в носу и ладони стали вязкими как каша, так что можно бы туда и палец просунуть, однако пренеприятно.

Всё исчезает. Прочь! Прочь сомнения!

Может быть ты, человек, с синяком на пол лица, может быть ты, голубчик, знаешь куда несут тебя ноги? Или ты, старуха?

Я хватаю нож и бегу на кухню, потому что там моя колыбель, а здесь, на этой грязной улице, на этой вонючей, сырой улице с окнами, с измозолеными стенами, нечего более делать приличному человеку.

У меня длинная, или, лучше сказать, корявая седая борода и вот теперь я режу ножом хлеб. Но таков уж у меня нрав, что не отрезав кусок до самого конца я откладываю нож и ломлю хлеб правой рукой. Почему у меня дома стоит аквариум, почему я так режу хлеб и откуда эта грязь между пальцев на ногах, какие-то волоски, слипшиеся комки. Кто, чёрт возьми знать будет? Купил бы зелёного горошку, да нет средств на существование. И мыла нет.

Чудесный зелёный горошек, прохладный как утренняя галька.

Что же что же я сижу. Надо поскорее хватать телефон, тыкать пальцами и делать вежливое лицо, чтобы самому поверить, что на другом конце провода такой же мешок с костями сотрясает воздух, уверенный в своей правоте, дышащий лицом в пластмассу.

Вот уже и пол наполняется дождевыми червями, или, если угодно, червяками. Бесплодные попытки отыскать дверную ручку, приходится высажитвать дверь плечом, и вот я снова на вонючей улице. А кругом прохожие, прохожие, прохожие. Кругом порок, опухоль ума, в собственной голове прореха, так что требуется обязательно мазь или бинты. Скорее, скорее, я чувствую, как ветер стирает мой затылок, как борода превращается в осьминога и лезет в рот. Глядит на меня пухлая продавщица, и мужчина средних лет, и кондуктор, и пятилетний сынишка, и горький пьяница. Где мазь где бинты. Боюсь, что прореха расползается всё шире и шире. Теперь туда сможет залезть настырная ворона, или клёст. Всякая сволочь норовит пройти мимо меня, не замечая чудовищной расселины на моём лице, или лучше, на затылке. Впускают и выпускают из себя воздух, думают так и надо. Пожалуй действительно оно так и есть. Но где ботинки, где волосы, где чудные стихи, где хрупкие барышни и кровь с молоком. Почему я слышу слово «молокосос» только в фильмах.

Пришёл я теперь к друзьям, у них верно, есть немного белой ткани, чтобы залатать мне шею и затылок. Но вот уж поздно. Тоскливо смотрю, как вытекает из головы последняя пшеница. Теперь уж ничего не поделаешь. Прощайте. Я развожу руками. Наверное, я никогда уже не побываю в городе Череповце.

Седая курица жила

Седая курица жила

Своих седин не уважала.

Боюсь, как бы не вышло чего

Боюсь, как бы не вышло чего. Тут понимаете ли, такое дело. уши превращаюся в пепельницу. Какой прыткий, какой незавидный денёк. Потираешь было руки, а на них, из грязных засохших разводов, вырисовываются эдакие булки. Катышки, что ли, они называются, в общем, не знамо как называть. Так вот, глядишь на эти руки и знаешь, что они солёные от пота, проведёшь ли ладонью по щеке, или глаз протрёшь, всё одно солёные. Как море.