Текст книги "Антикиллер"

Под надежной физической защитой находились свидетели по делу и следователи, причем люди Ныркова подвергали жесткому прессингу каждого, кто пытался войти с ними в контакт. Такого в Тиходонске еще не было.

По городу пошел слух, что за двух авторитетов взялись всерьез и «отмазаться» на этот раз им не удастся. А если так, то завтра могут ущучить и других.

Всерьез встревожило заинтересованных лиц вторжение на исконные территории залетных чужаков. Стоит промедлить – и за свои же зоны влияния придется воевать!

Одним словом, существующая в криминальном мире стабильность нарушилась, что грозило большими осложнениями.

Человек, который в период всеобщей растерянности и бездействия попытается поставить ситуацию под контроль, может приобрести большой авторитет. Руководитель богатяновской группировки Шаман это понимал и потому решил сыграть по высшей ставке.

* * *

Несмотря на громкое «импортное» название, «Супермаркет» представлял из себя довольно гнусный вещевой рынок, который в былые времена обозначали более соответствующим словом «толкучка».

Огороженный хлипким заборчиком участок вытоптанной, утрамбованной земли был тесно заставлен павильонами, палатками, крытыми торговыми рядами и импровизированными прилавками из ящиков, табуреток или составленных в ряд стульев, завешанных стандартным товаром: ширпотребом из Турции, Китая и Эмиратов.

За каждое торговое место надо было платить дважды: в кассу рынка при входе и контролерам территории, регулярно обходящим шеренги продавцов. Уже три дня дань собирали какие-то новые молодчики, которых никто в Тиходонске не знал. Впрочем, обитателям «Супермаркета» было все равно, кому отдавать деньги.

На четвертый день к открытию рынка на пяти машинах прибыли люди Шамана.

Рынду впервые взяли на «дело».

– Присмотримся, как ты в махаловке, – сказал Баркас.

Он регулярно приходил на «пятачок», заходил в киоск к Нине. Минут через двадцать свет гас. Потом этот промежуток стал сокращаться и наконец совсем исчез: зашел, свет погас, через десять минут вышел, свет зажегся опять. Однажды Рында, влекомый болезненным любопытством, подкрался сбоку: Баркас сидел на прилавке и громко кряхтел, Нина возилась внизу.

– С девчонки получай половину ставки, – приказал Баркас после этого случая.

Рында молча кивнул. Ему не хотелось разговаривать с бригадиром. Тот не обратил внимания на перемену в настроении контролера, по-трезвому он и сам не был склонен к разговорам.

Рында проработал в бригаде уже месяц. Он склонил Самвела полностью переключиться на реализацию наркоты под Шаманом. Когда заезжие чеченцы неожиданно «наехали» на «пятачок», Рында вкрутую схлестнулся с ними – махался ножом и дубинкой против трех ножей, пока не подоспели Череп с Тренером. Что интересно: страха не было, только злость и желание уничтожить врага. Теперь он не боялся и Амбала, если бы вдруг вернулась самая первая ночь дежурства, он бы смог сделать то, что следовало: и ключицу перебить, и яйца – всмятку, и ногами добить…

Наверное те, кто к нему присматривался, остались довольны. Баркас неожиданно заехал утром и привычно скомандовал:

– Собирайся. Все вроде у тебя нормально. Присмотримся, какой ты в махаловке.

В машине сидел Рэмбо – накачанный красавчик, когда-то он занимал призовые места в соревнованиях культуристов. Потом Баркас это запретил:

– Пусть бабы и пидоры голыми показываются! Нам уважение нужно. И страх!

Кроме Рэмбо, в салоне находился мрачный увалень Доска и незнакомый крепыш, под курткой которого ощущалось что-то твердое.

– Запомни, – не здороваясь сказал Рэмбо, – когда едем на «дело», очень важна точность. Опоздали на разборку – считаемся проигравшими: все на нас вешается. Раньше – тоже не надо: могут подумать, что подлянку затеваем, и сразу начнут мочить. Важно – минута в минуту. Ты понял?

– Понял, – сказал Рында.

– Минута в минуту! – строго повторил Рэмбо. – Нет хороших часов – купи. Нет денег – скажи, мы купим. Но не подведи – тогда разбор, и можешь головой ответить. Ты понял?

– Да понял я все, – раздраженно ответил Рында.

– Я не от себя говорю. Мне Баркас поручил. Это его слова. Повторять их больше никто не будет. Ты все хорошо понял? Если не понял – спроси.

– Точность главное. Я не буду опаздывать. Часы у меня хорошие, – послушно повторил Рында. Внезапно он понял: разговор очень важен, его начинают посвящать в правила бригады. Значит, доверяют и думают продвигать на следующую ступеньку.

– Я все хорошо понял.

– Молодец. Теперь дальше. Итальянца посадили, его бригада напустила в штаны. «Супермаркет» прибирают донецкие. Мы должны их убрать. Теперь это будет наша точка. Держись ближе ко мне и к Доске. Вы с Кентом на подхвате. Делайте то, что мы скажем.

Рында понял, что Кент – это незнакомый крепыш с железом под курткой.

– Ты все понял? Перепутать ничего нельзя.

– Как их «убирать»?

– Брать, сажать в тачку и везти куда надо. Будут сопротивляться – вырубать. Но без крови и тихо. Если они начнут стрелять, тогда и мы ответим, но осторожно, без лишних трупов. Ты понял, Кент?

– Понял.

– Почти приехали. Держимся вместе. Рыба пока ждет в машине. Если закрутится всерьез – выйдешь. Понял?

– Понял, Рэмбо, – кивнул водитель.

Рында лихорадочно размышлял, чтобы ничего не перепутать.

– А как мы их узнаем?

– Очень просто. Они такие же, как мы, только рожи незнакомые. И еще: они будут собирать бабки. Ясно?

– Ясно.

Пять машин подъехали к «Супермаркету» одновременно. Двадцать человек в спортивных костюмах двинулись к двум входам в рынок. Это было похоже на облаву. Собственно, это и была облава.

Стоявшие у входов служащие рынка, которые в штатном расписании именовались громким словом «контролер», а на самом деле являлись обычными продавцами входных билетов, без звука пропустили настоящих контролеров.

Пять четверок растворились в человеческом море: здесь толклись несколько тысяч человек.

Рэмбо и Доска шли впереди, Рында и Кент отставали на два шага. Спортивные костюмы первых двух бригадиров имели яркую расцветку и косые полоски на колене. Молодые были одеты в фирменные, но скромные одноцветные «адидасы». Опытный глаз мгновенно определял их разное положение на иерархической лестнице.

Четверка двигалась вдоль длинных рядов торгующих, внимательно глядя по сторонам. Рында ничего подозрительного не замечал и не мог представить, как в такой толчее можно обнаружить чужаков.

Но Рэмбо время от времени задавал продавцам вопросы, а те, чуть помешкав, испуганно отвечали. После этого курс поиска изменялся.

– Вот двое, – сказал наконец старший четверки.

Рында увидел, как высокий парень в спортивном костюме, пошептав что-то пожилой женщине, торгующей турецким ширпотребом, получил от нее несколько купюр. За ним в таком же наряде стоял крепыш с шеей и ушами борца и меланхолично жевал резинку.

– Берем, – скомандовал Рэмбо. – Ваш – длинный.

Метнувшись вперед, Рында схватил высокого за руку, взял на излом. Тот пытался ударить другой, но ее перехватил Кент.

– Тихо, сука, иначе нож получишь! – жарко выдохнул Рында в ухо чужака.

Тот сразу обмяк.

– Пошли!

Рэмбо и Доска на удивление быстро справились с «борцом».

Со стороны вряд ли кто-то мог разобраться в происходящем. Просто в плотной толпе вдруг возникла свалка, как в курятнике, когда гибкий и сильный хорек бросается на выбранную жертву. Все быстро закончилось, и четверо в спортивных костюмах выволокли ошарашенных и испуганных чужаков в таком же наряде, протащили к выходу и забросили в одну из ожидающих машин.

Мгновенно рядом оказался Баркас. Недобро щурясь, он ошмонал чужаков, вытащил смятые пачки денег, нож и свинчатку.

– Свяжите – и куда положено.

– Да вы что! – оскалился «борец»; первый испуг у него уже прошел и вернулась привычная нахрапистость и наглость. – Надо разбираться по понятиям! Что вы хватаете, будто менты? Смотрите, нас здесь много!

Бац! Кулак Баркаса врезался ему в нос, кровь обильно залила спортивный костюм.

– Какие понятия, сука! Я у тебя в Донецке рэкетирую или ты у меня в Тиходонске? Чья земля? К кому ты подошел? Кому долю заплатил? По понятиям тебя надо на нож ставить!

Он еще раз замахнулся, но сдержал руку.

– Ну, где твои дружбаны? Думаешь, я их боюсь? В рот я их делал!

Баркас засмеялся глумливым смехом.

– А вот и они! Полюбуйся!

Четверка Черепа волокла еще двух донецких. Лицо одного напоминало сырой бифштекс.

– Пику Дятлу засунул, пидор! – пояснил Череп. – Сразу, без разговоров, только подошли – раз! По самую рукоятку!

– А где пика? – спросил Баркас.

– Не вынимали. Дятел там лежит, «скорую» вызвали. Кровь наружу почти не течет…

– Жалко, нет пики. Я бы ему ее прямо здесь в сраку вогнал. Ну ничего, сочтемся… Еще есть?

– Несколько убежали. Вроде за подмогой.

– Ладно, подождем их подмогу. Где Кент?

– Здесь я, – отозвался крепыш. Они с Рындой накрепко связали своим подопечным руки тонким нейлоновым шпагатом.

– Остаешься. Рында отвезет их – и назад.

– Куда везти?

– Рыба знает.

Рында сел рядом с водителем и полуобернулся к чужакам, держа в проеме между спинками сидений нож, чтобы они его видели.

– Не дергаться, падлы.

Рыба подъехал к Центральному рынку, через неприметные, всегда закрытые железные ворота въехал на территорию и, медленно протираясь сквозь толпу, подрулил к мясному павильону.

– Сюда давай, – грузчик в заляпанном кровью черном халате показал на узкий проезд к холодильным камерам.

Там, в отсутствии посторонних взглядов, донецких вывели из машины.

– Теперь немного остыньте, – грузчик с усилием распахнул громоздкую дверь морозильной камеры. Внутри висели одеревеневшие то ли свиные, то ли коровьи туши.

– Да вы что, ребята, – запричитал длинный. – Мы же там сдохнем!

– Сдохнете – закопаем, – философски ответил «черный халат» и, пинками загнав обоих в холодильник, закрыл дверь.

Рыба развернул машину и осторожно двинулся через толпу в обратный путь. Навстречу проехал автомобиль Весла, в котором везли еще двоих.

Они успели к «Супермаркету» вовремя, как раз к началу разборки. Донецких приехало человек двенадцать. Их главарь чуть в стороне беседовал с Баркасом. Рядом с каждым стояли по три человека. Кент держался чуть в стороне и постоянно перемещался, будто выдерживал определенную, только ему известную позицию.

– Мы ничего не нарушили, – втолковывал здоровенный, как штангист-тяжеловес, главарь Баркасу. – Всех пересажали, точка освободилась, мы ее заняли.

– Ну ты даешь, братуха, – засмеялся Баркас, и Рында понял, что он не боится тяжеловеса и, если понадобится, сшибет его головой с ног, как когда-то Амбала.

– Прям шел по улице и нашел ничейный кусок золота. У нас здесь свои расклады. Итальянец сидит, теперь это точка Шамана. Вот такие дела, братуха!

– А кто это так решил? – нагло спросил «штангист». – Я знаю, что точка ничейная. А ленгородцы соглашались нам ее сдать.

– Да нет, братуха, – Баркас перестал улыбаться. – В Тиходонске не ленгородцы решают и не ты!

– А кто? Скажи, кто? – напирал главарь.

– Это тебе твои люди скажут. Если их отпустят, конечно. Они ведь нашего парня замочили…

– С этим еще разбираться надо – кто виноват. А моих – отпускай! По-хорошему отпускай!

«Штангист» расстегнул куртку, чтобы показать то, что находилось у него за поясом.

Баркас опять улыбнулся.

– Вон ты какой страшный, братуха! Ну, глянь сюда!

Он, в свою очередь, расстегнул куртку.

– А теперь посчитай – сколько вас, сколько нас! И посмотри на того парнишку, – Баркас ткнул пальцем в сторону настороженно передвигающегося с места на место Кента. – Знаешь, что у него в руке? «Узи»! В две минуты вас перекосит!

Баркас оскалился.

– И не забывайте, падлы, на чьей вы земле! Убирайтесь к себе к ебаной матери и наводите свои порядки!

У главаря донецких задергалось веко.

Баркас сунул руку к поясу.

Кент, окаменев лицом, распахнул куртку.

– Атас!

У кого-то из донецких не выдержали нервы, и несколько человек рванулись к своим машинам.

– Правильно, братишки. Дергайте, пока целы!

– Ладно! – «штангист» сделал шаг назад. – За мной должок. Еще встретимся!

– Хоть три раза в день, братуха!

Баркас с холодной улыбкой наблюдал, как чужаки убираются восвояси. Потом повернулся к своим.

– Поехали. У нас очко крепче оказалось. Молодцы!

Когда подходили к машинам, он подозвал Рынду и Кента.

– Шаман сбор назначил. Съездите с Рыбой, позовите ленгородцев и речпортовцев. Нахичеванцы знают, сами придут. Адреса я сейчас дам.

* * *

Александр Крылов перелистывал страницы оперативных дел по разрабатываемым преступным группировкам. Здесь было все: шантаж и вымогательство, торговля наркотиками и кражи, грабежи, разбои, нападения на водителей автомашин, нанесение увечий, незаконное владение оружием, большое число хулиганств и избиений.

Иногда приводились только факты преступлений, но встречалась и полная раскладка: кто, когда, с кем, где, почему, как…

Для официального использования эти материалы не годились: суду нужны свидетели, потерпевшие, вещественные доказательства, заключения экспертов, а не обрывки разговоров, пересказ слышанной от кого-то истории, пьяные откровения либо даже наблюдения самого толкового и заслуживающего доверия агента.

Тщательно процеживая оперативную информацию, сыщики уголовного розыска или РУОПа могут выявить совпадающие сообщения и материализовать их в виде ножа с отпечатками пальцев, ограбленного, но не заявившего о том гражданина, свидетеля, наблюдавшего поножовщину с собственного балкона, то есть отыскать доказательства, предусмотренные законом. Тогда свидетеля и потерпевшего допросит следователь, нож исследуют эксперты и перед судом предстанет не набор бессвязных и несистематизированных баек сомнительного происхождения, а столь любимые улики, позволяющие вынести приговор.

Однако в последнее время оперативные службы, следователи и суды захлестнуты таким валом неопровержимых свидетельств преступлений: трупами с признаками насильственной смерти, взломанными сейфами, ограбленными квартирами, бесконечными заявлениями о хулиганствах, изнасилованиях, избиениях, – что не успевают отрабатывать массив официальной информации.

К тому же вызванное многими причинами и тщательно скрываемое от общественности явление, научно именуемое «снижением интереса к результатам служебной деятельности», а в повседневности называемое похуизмом исполнителей, приводит к укрытию явных фактов преступлений, незаконным отказам в возбуждении уголовных дел, спусканию «на тормозах» возбужденных, издевательски несоразмерным приговорам и другой подобной хреновне.

При таких обстоятельствах реализовывать оперативные материалы не имеет никакого смысла, так как надо быть полным идиотом, чтобы выудить из кучи агентурных сообщений и повесить себе на шею новое преступление, от которого может отказаться не только преступник, что привычно, но и потерпевший со свидетелями, что тоже становится привычным в последнее время.

Но в отличие от территориальных органов милиции, идущих вслед за совершенными преступлениями, РУОП работает «на опережение», поэтому Крылов всегда внимательно изучал и систематизировал оперативную информацию. К этому его приучил первый наставник – Игнат Филиппович Сизов по кличке Старик, который считал, что если не рыться целыми днями в навозе, то никогда не найдешь жемчужину.

Сейчас Крылов изучал оперативные дела еще и по специальной телефонограмме Управления ФСК: «Просьба использовать оперативные возможности СК РУОПа для раскрытия убийства сотрудника управления подполковника Галенкова и максимально полного установления всех обстоятельств совершенного преступления».

Что конкретно можно искать в папках с грифом «сов. секретно», исходя из этого запроса? Что выбирать из сотен машинописных страниц? На что обращать внимание в сообщениях «источников»? Телефонограмма не давала ответов на эти вопросы, их следовало додумать.

По делу уже были задержаны трое подозреваемых, и, в принципе, они даже признались. «В принципе», потому что, признавая избиение неизвестного мужчины, они отрицали его убийство. Ничего удивительного: так бывает почти всегда. Признаются в малом, чтобы избежать ответственности за большее. Подобные ублюдочные полупризнания обычно трактуются судом как полные – если человека хотят осудить, либо как отсутствие признания вообще – когда нет желания выносить обвинительный приговор.

Поскольку в жизни ничего не делается просто так, Крылов размышлял: что заставило УФСК рассылать тревожные телефонограммы по делу, которое в принципе раскрыто? Безутешность от потери и желание покарать убийцу?

Но учреждениям обычно не свойственны эмоциональность и человеколюбие, Управление ФСК вряд ли является исключением из общего правила…

Значит, служебный интерес? Утеря «сов. секретных» документов, подозрение в предательстве, наличие косвенных данных об утечке важнейшей информации…

«…максимально полного установления всех обстоятельств совершенного преступления».

Да, точно… Утеряна папка со строгим грифом, или один листок с красной поперечной полосой, или дискета, магнитофонная кассета, любой другой носитель информации…

Но сообщений об обнаружении подобных предметов не попадалось.

«…избивал продавца коммерческого ларька и грозил убить, при этом кричал, что работает на Итальянца…»

«…по слухам, исходящим из окружения Черномора, им дано задание на приобретение партии оружия, в том числе автоматов новейших систем…»

«…на углу Державинского и Красных Зорь нашел пистолет системы „браунинг“ в кобуре, но без обоймы, который предположительно хранит у своей тещи по адресу…»

Сведений, интересующих УФСК, в изучаемых Крыловым документах не было. Но одно сообщение он обвел красным карандашом.

«…Когда мы выпили с ней бутылочку водки, девушка стала жаловаться на жизнь и рассказала, что в мае этого года в ресторане „Сапфир“ познакомилась с парнем по прозвищу Бык, который под предлогом катания на машине привез ее на городское кладбище, где распивала спиртные напитки большая компания мужчин, предположительно гробокопателей; с ними была еще одна девушка, находившаяся в состоянии опьянения. Бык и еще несколько человек увели эту девушку за пределы помещения и отсутствовали больше часа. За это время к ней стали приставать оставшиеся четыре парня, требуя вступления в половую связь. Она отказывалась и сопротивлялась до тех пор, пока не вернулся Бык и ушедшие с ним люди, но девушки не было. Бык ударил ее по лицу и в грубой форме сказал, что ту девушку они убили и закопали в могилу и что если она не даст им всем, то ее тоже убьют и закопают. Ввиду безвыходного положения она была вынуждена выполнить требования Быка и его друзей. По условиям обстановки выявить установочные данные девушки не представилось возможным…»

Крылов задумался. Информация была практически непроверяемой. Нет данных предположительно убитой, нет данных свидетельницы. Отправная точка – Семка Бык, отпетая скотина. Все, о чем говорится, очень на него похоже. Как раз его стиль.

С другой стороны, никого могли не убивать и не закапывать – просто напугали рассказчицу, чтобы была сговорчивей. А ту, первую девушку, использовали и отпустили. Или она убежала. Или… Объяснений может быть много…

Но речь идет об убийстве! Причем совершенном с участием бригадира группировки Шамана Семена Плотникова по кличке Бык! Значит, надо заниматься…

Крылов наложил резолюцию: «т. Гусаров! Тщательно проверить. Доложить мне план мероприятий по реализации данного сообщения».

В это время тренькнул телефон внутренней связи.

– Можно к вам, Александр Семенович? – голос Королева казался возбужденным.

– Заходи.

Через минуту высокий с узким треугольным лицом оперативник вошел в кабинет.

– Звонит дежурный, – без предисловий начал он. – Пришла заявительница. Ну ладно, спускаюсь. Девушка, блондинка, симпатичная. Завожу в комнату приема: по какому вопросу? – Изнасиловали. – Это не к нам, надо в райотдел по территориальности. – Нет, там я уже была, направили к вам. – Странно, думаю. Ну, рассказывайте.

Королев расплылся в улыбке.

– И что вы думаете?

– Давай, Костя, не тяни кота за одно место.

– Она дает заявку на Семку Быка!

– На кого? – Крылову показалось, что он ослышался. Таких совпадений просто не бывает!

– На Семку Быка! – торжествующе повторил опер. – Достаю альбом с фотографиями, зову понятых – она его опознает!

– А свидетели? – кисло спросил начальник оперативного отдела.

– Парень с ней вместе пришел. Его Бык чуть насмерть не зашиб.

– А еще?

– Дежурная по этажу видела, как он ее в номер затаскивал. Официант слышал, как он потом хвастался. Да многие слышали.

– А показания они дадут?

Крылов был настроен скептически. Он не знал ни одного случая, чтобы нашлись охотники свидетельствовать против бригадира. Да и против рядового «быка» не идут. А если скажут в горячке – потом отказываются. Запуган народ, что сделаешь! Бандиты друг за друга горой стоят, а кто порядочного человека защитит? Может, сейчас, под шум нового Указа удастся его загнать в камеру? Да по кладбищу заодно покрутить?

– Так дадут показания-то?

– Потерпевшая с ними говорила, уверяет, что дадут…

– Странно. Ну смотайся в «Сапфир» да побеседуй с ними. А материалы давай, я пока изучу…

Через час Королев привез три объяснения. Официанты Сулин и Паськов видели, как Бык ударил парня и силой увел его девушку. Вернувшись, Бык рассказывал, что изнасиловал ее, в том числе и в извращенных формах. Дежурная по этажу Савкина подтвердила, что Бык затащил девушку в номер, оттуда доносились крики и плач.

Удивительно!

Крылов набрал четыре цифры внутреннего телефона, соединяясь с командиром СОБРа.

– Литвинов слушает! – резко отозвалась трубка.

– Слушай, Валя, мы собрали материалы на Семку Быка, – не здороваясь сообщил начальник оперативного отдела.

– А свидетели?

– Потерпевшая, четыре свидетеля. Надо организовать всем охрану.

– Сделаем. А когда брать эту жабу?

Литвинов ненавидел преступников любой «окраски» и готов был охотиться на них днем и ночью, без еды и сна, тем более что ему нравилось выбивать бронированные двери, уворачиваться от выстрелов и стрелять в ответ, схватываться в рукопашной и побеждать, побеждать, побеждать…

– Сейчас доложу начальнику и решим… Да, вот еще что… Возьми под прикрытие и следователя, который примет дело.

– Сделаем, – на этот раз в голосе командира СОБРа чувствовалось меньше уверенности.

– Шесть постов, – рассуждал он сам с собой, как бы приглашая в советчики и Крылова. – Если по два человека, получается двенадцать на смену, при круглосуточном режиме – тридцать шесть… А мы же еще свидетелей по Итальянцу с Валетом прикрываем! И ревизоров… Тяжко, однако, придется…

– Ничего, я своими людьми помогу, если надо – территориалов попросим! Кстати…

У Крылова имелся вопрос к Центральному райотделу, и сейчас он о нем вспомнил.

– У вас остались какие-нибудь материалы по обращению Ковалевой? – спросил он у озабоченного дежурного Центрального. – Заявление, объяснение или что-то еще?

– Какой Ковалевой?

– Сегодня к тебе приходила девушка, блондинка, изнасилование в «Сапфире»!

– Не было такой, – невозмутимо отозвался дежурный. Крылову показалось, что он что-то жует.

– Как не было?! Вы ее направили к нам!

– Никого я не направлял. Подождите…

На другом конце провода дежурный что-то спрашивал.

– И помощник ее не видел. И дежурный опер – тоже…

Странно! Не могла же сама Ковалева знать, что Бык – член группировки, а ими занимается РУОП, не имеющий, кстати, вывески…

Но, поскольку странность была небольшой, Крылов забыл о ней, отправившись докладывать новости Ныркову. Вспомнит он об этой неувязке позднее, когда по делу Семки Быка накопится много больших и маленьких странностей.

Нырков выслушал доклад с интересом.

– Значит, люди нам поверили! Видят, что мы взялись за «крутизну», и пожалуйста – смело идут и заявляют. Вызывайте следователя, документируйте, задерживайте подозреваемого.

Быка взяли вечером, когда он, разомлевший от дневных трудов, подходил от автостоянки, где оставил свой «БМВ», ко входу в «Сапфир».

Это был здоровенный детина крайне необузданного нрава, поэтому Литвинов избрал силовой вариант задержания.

Конечно, Крылов знал, что плановый захват одного человека, сколь бы силен и грозен он ни был, можно провести без внешних эффектов. Но эффекты являлись слабостью командира СОБРа, и ничего плохого в этом не усматривалось.

Бык уже почти подошел к тяжелой стеклянной двери, как откуда-то сбоку незаметно появился Валя Литвинов. Вид он имел не геройский: чуть выше среднего роста, обычного телосложения, с обманчиво-медленными движениями и спокойным лицом скромного парня-работяги, на котором уже почти не выделялся шрам, полученный в годы командования десантно-штурмовой группой в Афгане.

Шрам являлся единственным внешним признаком «крутости» майора, потому что послужной список, две Красных Звезды и кучу афганских орденов он никому не показывал.

Несмотря на это, весь криминалитет Тиходонска знал, чего стоит майор Литвинов, и тщательно избегал с ним конфликтовать.

– Эй, Бык, – негромко позвал он, и ошарашенный такой фамильярностью бригадир с грозным величием повернулся к отмеченной краем глаза серенькой затрапезной фигурке, не вписывающейся в обычный облик посетителей «Сапфира» и заведомо не представляющей никакой опасности.

Когда он наконец понял, кто перед ним, настроение резко изменилось, и если бы майор приказал, то девяносто процентов за то, что бригадир безропотно проследовал бы к машине.

Но Литвинов никогда не давал бандитам даже одного шанса для сопротивления и не упускал случая потренироваться и заодно укрепить репутацию.

Раз! Сдавленно крикнув, Бык присел. Два! Резко выпрямившись, он выполнил пируэт и хлестко шмякнулся на бетонные ступени. Три! Висящий на заломленной руке Бык, подламываясь в коленях, семенил к машине РУОПа, бессмысленными глазами глядя в вечернее небо. Никуда больше он глазеть не мог, потому что рука Литвинова с силой натягивала волосы, как бы собираясь содрать скальп.

Страхующие командира бойцы, видевшие, как майор управляется с ножом, не сомневались, что он действительно мог оскальпировать Быка. Если бы тот попался ему несколько лет назад в другой стране.

* * *

Центральный рынок, или как принято говорить на юге – базар, являлся городом в городе. Высокий капитальный забор огораживал среди трущоб старого Тиходонска прямоугольник шириной в квартал и длиной в четыре.

За забором шла своя жизнь, невидимая покупателям, но хорошо известная тысячам продавцов. Здесь были свои законы, свое правительство, заседавшее в здании администрации рынка, собственные карательные органы в виде красноповязочных горластых теток и разбитных мускулистых парней с волчьими глазами.

Вплотную к рынку примыкал большой собор с золочеными куполами, но сказать, что «чрево Тиходонска» имело и своего бога, было нельзя, потому что священнослужители отгородили храм собственным забором и устроили вход с противоположной стороны.

Богом здесь были деньги, и молились этому богу истово даже в те времена, когда официальная идеология ставила на первое место совсем иные, идейно-патриотические ценности. Директор рынка считался миллионером во все времена, потому что с каждого полтинничка за торговое место, с двугривенного за весы, рубчика за камеру хранения капали копеечки рыночному правительству, в соответствии с табелью о рангах.

А за другие, более важные одолжения, например торговлю овощами без справки о наличии приусадебного участка, черноусые молодцы передавали увесистые пакеты из рук в руки.

С рынка жили многие. И врачи санэпидслужбы, городские и районные чиновники, мошенники и воры, картежники, сбытчики наркотиков, проститутки. Кроме профессионалок, здесь встречалась интересная категория дамочек, отправляющихся за деликатесами с объемистыми сумками, но без кошелька, а чтоб удобней было расплачиваться, не надевающие трусиков.

В прилегающих домишках с прохладными подвалами любили останавливаться торговцы нежным товаром: мандаринами, персиками, гвоздиками. Менялись поколения хозяев и постояльцев, но уклад оставался прежним, и потомки давно умершего дяди Сандро с неизменной хурмой по-прежнему поселялись у наследников почившей в бозе тети Нины.

Связанные с рынком профессии передавались по наследству: сыновья грузчиков или подсобных рабочих занимали в конце концов места отцов, тетя Вера варила обеды для мясников, как ее бабушка и мать, молодой Хрыкин гонял три карты не хуже мастера этого дела деда Хрыкина. «Старожилы» цветочных рядов помнят Людку-Помойку молоденькой красивой девчонкой, азартно исполняющей минет прямо на торговых местах, теперь цветочников обслуживают дочери – Надька и Ленка, а недавно пустили в дело внучку – тринадцатилетнюю Светку.

Все тянутся к рынку, потому как, кроме живой копейки, тут есть главное, что нужно человеку для жизни: и парное мясо, и свежайшее молоко, и фарфоровой прозрачности яйца, и еще бьющаяся рыба, отборные овощи и фрукты, прополис, маточное молочко, барсучий жир, целебные коренья и травы.

Регулировать сложную и запутанную жизнь столь благодатного места официальная администрация была не в состоянии, поэтому всегда существовало параллельное управление, осуществляемое «теневым правительством» – воровской общиной Тиходонска.

Воры не интересовались крестьянами, продающими собственный товар, курируя только криминальную сторону жизнедеятельности рыночного организма: собирали дань с перекупщиков, торговцев наркотиками, проституток, разрешали сложные споры, мелкая уголовная шелупень обворовывала зазевавшихся продавцов или резала карманы у посетителей. До сих пор живет история о большом шухере, устроенном тиходонскими жуликами вскоре после войны.

Ветер быстро гнал по небу низкие облака, и в разных местах рынка подставные дядьки и тетки принялись метаться и истошно орать: «Колокольня падает! Падает колокольня!»

Люди вскидывали глаза на высоченную колокольню собора, которая на фоне движущихся облаков, казалось, и вправду потеряла устойчивость и рушится на землю. Началась паника, продавцы, бросив товар и опрокидывая прилавки, рванулись к выходу, в давке потрошили сумки и карманы юркие «щипачи», по торговым местам шмонали шустрые огольцы, набивая в огромные чувалы ценные по тем временам продукты и засовывая за пазухи забытую в спешке выручку…

Потом колокольню снесли, но в последние годы поднимающийся на ноги собор, позолотив купола, принялся ее восстанавливать, что дало повод для шуток бывалому прибазарному люду: опять жульманы шмон наведут, как в сорок седьмом…

Но с тех лет методы «работы» криминалов сильно изменились. Долгое время официальная рыночная власть и «теневое» управление существовали в разных плоскостях и не затрагивали друг друга.

В середине шестидесятых интересы «по-крутому» пересеклись. Тогда в Тиходонске объявилась группа Кнута, не характерная для своего времени. Она будто каким-то образом оказалась переброшенной из бурных девяностых. Сам Кнут всегда ходил с пистолетом, несколькими паспортами и астрономическими суммами денег – пятнадцатью-двадцатью тысячами рублей.