Текст книги "Подставная фигура"

– Алло, Ринат. Зайди ко мне.

Шалибов вырос на пороге и застыл в ожидании распоряжений.

– Я слышал, кто-то из твоих неплохо разбирается в электронике, – сказал Атаманов.

Ринат подумал.

– Татарин когда-то закончил радиотехнический институт, – наконец сказал он. – Но занимается в основном электронными замками…

– Давай его сюда. – Атаманов устало прикрыл глаза. – Сейчас же. Свяжись с ним и приготовь пару бойцов. Поскорее только.

Пока Ринат переговаривался по мобильному телефону, Атаманов снова открыл бар. На этот раз он отставил бутылки в сторону, достал коробочку с апельсиновым соком и аспирин. Запив таблетку, Атаманов начал одеваться.

– Он будет через десять минут, – сказал Ринат.

– Хорошо. Спустись вниз, встретишь его. Потом идите в кабинет Куракина. Вьюн с Крепышом пусть остаются на входе, никого больше не пускать.

– Понял.

Ринат скользнул за дверь.

Атаманов сунул в карман пачку сигарет, порылся в столе и достал связку с двумя ключами. Это были ключи от куракинского кабинета. Точно такая же связка имелась у Бачурина. Кроме того, Бачурину были известны первые четыре цифры электронного кода на личном сейфе шефа; вторую четверку цифр держал в памяти Атаманов.

Комбинация менялась в среднем раз в месяц, о чем Куракин извещал обоих замов по отдельности. Бачурин и Атаманов недолюбливали друг друга – Куракин об этом прекрасно знал. Договориться между собой замы не могли, следовательно, забраться в святая святых «Консорциума» поодиночке – тоже. Половинки кода должны были соединиться только в случае каких-то непредвиденных обстоятельств.

Непредвиденные обстоятельства!..

Никто из шефов Атаманова даже не мог предполагать, что они загнутся оба, в одну минуту, не успев отдать последние распоряжения. А невскрытый сейф в кабинете Куракина будет спокойно дожидаться визита следователей ФСБ. Уж они-то наверняка найдут спецов, которые взломают электронную защиту и выпотрошат этот сейф, как цыпленка.

Что там внутри? Какие сюрпризы?

Атаманов не знал наверняка. Копии счетов, чеков, расписки, полученные в результате работы с «черной» наличкой, компрометирующие материалы на конкурентов, представителей налоговых служб… Конечно, там могут оказаться и кое-какие бумаги, опасные для самого Атаманова.

Наверняка окажутся! Куракин был человеком осторожным, он привык никому не доверять и имел «компру» на каждого… Потому и продержался столько лет на столь «горячей» должности.

Но время еще есть. Кабинет и сейф шефа пока не опечатаны. Возможно, завтра с утра и эта последняя возможность будет упущена. Не зря Фокин здесь толокся, ох не зря! Мог подчиненных прислать, мог людей повестками вызвать – нет, сам заявился, шастал по зданию, вынюхивал что-то. Нет, медлить нельзя!

Скоростной лифт был отключен, и Атаманову пришлось пешком преодолеть два лестничных пролета.

Коридоры «Консорциума» опустели, здесь царил мягкий оранжевый полумрак. Атаманов прошел к двери, где была прикреплена табличка «Куракин М. А., зам. генерального директора по безопасности». Достал трубку мобильного телефона, позвонил на вахту:

– В шестьсот двенадцатом отключите сигнал. Да, это Атаманов.

Лампочка над дверью погасла. Атаманов вставил ключ в прорезь замка и открыл дверь. Включать свет в приемной бывшего начальника он не стал. Светя себе фонариком, отворил вторую дверь, ведущую в личный кабинет Куракина. Здесь он первым делом опустил на окне светонепроницаемый экран и только после этого нажал клавишу электрического выключателя.

В кабинете царил идеальный порядок. Массивный «президентский» стол в виде черной запятой украшали лишь небольшой серый «ноутбук» и канцелярский прибор с ручками, маркерами и карандашами. Девственно чистая пепельница. Три телефонных аппарата на приставном столике. Ничего лишнего.

«Старый чекист», – усмехнулся про себя Атаманов.

А в углу монументом громоздился ящик из сверкающей стали. Атаманов приблизился к нему, разглядел отраженное в полированной металлической поверхности собственное лицо – побриться, между прочим, не мешало бы, а?

Он вернулся к столу, попробовал выдвинуть ящик. Один, второй, третий. Ящики не поддавались. И вдруг откуда-то из угла кабинета до Атаманова донесся нарастающий гул… нет, скорее – грохот. Металлический лязг, напоминающий звук движущегося на полной скорости товарного состава. Звук нарастал с каждой секундой, заполнял собой весь кабинет.

Атаманов растерялся. Встал, снова сел. Снова встал. Звук проплыл через кабинет справа налево и вдруг прервался. Атаманов услышал голос Куракина.

– Ну, – сказал его шеф. – И какого хрена ты здесь позабыл?

Дверь кабинета приотворилась. Атаманов, перенервничавший и уставший до чертиков, был близок к тому, чтобы закричать.

– Можно, Илья Сергеевич?

В дверном проеме показалось лицо Рината Шалибова.

– Какого хрена ты здесь позабыл, спрашиваю? – снова прогремел голос Куракина.

Шалибов слегка побледнел. Атаманов уже успел взять себя в руки.

– Заходи, не мнись! – бросил он с раздражением. – Это игрушки нашего бывшего шефа.

Ринат проскользнул в кабинет. Вслед за ним вразвалочку зашел, оглядываясь по сторонам, носатый тип в дубленке. Из угла опять донесся нарастающий лязг и грохот.

– А чо это такое, слышь? – удивленно спросил носатый, обращаясь неизвестно к кому. Он жевал жвачку, непрерывно двигая челюстями.

– Это Татарин! – представил Ринат своего спутника, стараясь перекрыть посторонние звуки.

– Отключи эту свистопляску! – приказал Илья Сергеевич. – Она началась, когда я попробовал открыть стол!

Ринат повернулся к Татарину. Тот кивнул и не спеша прошелся по кабинету, двигая челюстями и словно принюхиваясь к чему-то длинным крючкообразным носом. Грохот достиг своего пика и снова проследовал в дальний от стола угол. Татарин направился за ним. Наклонился. Отодвинул массивную напольную вазу из керамики и протянул туда руку. Послышался невнятный треск.

Звук прервался.

Татарин подошел к Атаманову и положил на стол маленькую звуковую колонку в виде пирамиды с торчащими из задней стенки проводами. Потом он пошел в противоположный угол, отыскал там вторую колонку и, выдрав ее из стены, положил на стол рядом с первой.

– Я сам чуть не обосрался, – сказал Татарин, издав неприятный смешок. – А чо, грамотно придумано, слышь, да?

Атаманов ничего не ответил, закурил и уселся в кресло Куракина.

– Значит так, Татарин. Мне нужно достать документы из стола и сейфа. Быстро и аккуратно. Ничего не курочить. При мне не выражаться и не смеяться идиотским смехом. И выплюнь резинку, а то тебе нечем будет ее жевать! Ты меня понял?

– Понял, шеф, – покладисто сказал Татарин.

Он выплюнул жвачку в ладонь и спрятал ее в карман. Приблизился к столу, дернул один из ящиков. Сказал: «Ясно». Заглянул под стол, затем принялся осматривать «ноутбук».

– Надо включить машинку, – сказал он и посмотрел на Атаманова. – Можно вас побеспокоить?

Ринат незаметно усмехнулся. Подобная учтивость была совершенно несвойственна бойцу. Значит, он почувствовал, что шеф действительно может вышибить ему все зубы.

Атаманов встал и прошел к окну, забранному черным экраном. Татарин уселся перед компьютером, откинул крышку, включил. Его короткие пальцы с необычайной ловкостью принялись выстукивать по клавишам. Через минуту из недр «ноутбука» раздался плоский бравурный звук.

Татарин отодвинулся вместе со стулом, потянул верхний ящик на себя.

– Готово, – сказал он, продолжая машинально двигать челюстью. – Что дальше?

Атаманов приблизился к столу. Ящик выдвинулся легко, внутри он увидел стопку разноцветных пластиковых папок и краешек ребристой ручки пистолета. Атаманов выдвинул второй ящик, третий и четвертый. Хорошо.

– Теперь – сейф. – Его голос заметно подобрел. – Там электронный ключ с восьмизначным кодом.

– Восемь знаков? – Татарин выпятил нижнюю губу. – Это сутки сидеть, не разгибаясь…

– Последние четыре цифры известны, – сказал Атаманов. – Не сделаешь – пойдешь на пенсию.

Он сел за стол и вытащил из ящика первую стопку бумаг. Татарин постоял, разглядывая сейф, подвигал челюстью. Он сам неоднократно отправлял несправившихся сотрудников «на пенсию» и совершенно не хотел идти следом за ними. Наконец выдавил:

– Ну так четыре… Это же не восемь, ага… Что за цифры, шеф?

Атаманов назвал.

Работа пошла.

Вьюн и Крепыш, развалясь, сидели в креслах на первом этаже «Консорциума». Через стекло дежурки они видели мерцающие экраны мониторов – там охранник, парень одних с ними лет, контролировал периметр здания, подвал, чердак и этажи.

Вьюн думал пересидеть в дежурке, выпить чайку, посмотреть по видаку порнуху – какая хрен разница, ведь Ринат не говорил, что им надо под самыми дверями торчать. «Ждать внизу, никого не пускать» – такая была команда. Но Крепыш, обладавший, видно, более крепкой и трезвомыслящей головой, сказал:

– В дежурку не пойдем, будем здесь. Ну его, придерутся еще… Сейчас по всей фирме шорох идет, вроде собираются штат сокращать.

Пришлось согласиться.

Говорить им было не о чем, обо всем давным-давно переговорено. Попробовали сыграть в «очко» – темновато. Так и сидели, поглядывая то на мерцающие экраны, где ничего не разобрать, то на улицу. Где тоже ни зги не видно.

В начале двенадцатого позвонил Ринат: спускаемся, встречайте.

Через минуту объявились. Ринат и Татарин тащили в руках большие пластиковые пакеты. Третьим шел Атаманов.

– В машину, – скомандовал он.

Вьюн и Крепыш побежали вперед, помогли забросить пакеты в подержанный «Опель-Фронтера». Ринат и Атаманов сели на заднее сиденье, Татарин остался в фирме.

– Ко мне, в Малаховку, – приказал Атаманов.

Крепыш надавил на газ.

Оказалось, что в тех пакетах – бумаги. Атаманов всю дорогу смотрел их, листал, хмурился, потом снова рассовывал по пакетам. Ринат демонстративно смотрел в окно. В Малаховке находился особняк нового шефа – четырехэтажное бело-розовое строение, будто вылепленное из зефира. Вокруг – заиндевевшие королевские сосны, расчищенные от снега дорожки, несколько неподвижных фигур вдоль высокой ограды. Они проехали по аллее метров двадцать, затем Атаманов велел остановиться. Он сунул Вьюну фонарик, сказал:

– Во-он мангал, видишь? Рядом кострище и дрова под полиэтиленовой пленкой. Покурите пока там и костер разложите – погреетесь.

Вьюн и Крепыш вышли. Атаманов продолжал рыться в бумагах. В основном это были копии чеков со множеством нолей, договоры о купле-продаже квартир, полученных разными людьми в качестве взяток, досье с компрометирующими фотодокументами на некоторых банкиров, крупных чиновников в городском и федеральном правительстве. Это был «золотой запас» Куракина – то, что помогало ему чувствовать себя уверенно в любом самом высоком кабинете.

Атаманов понял, что теперь, когда все это богатство находится в его руках, работать будет легче. Если… Если его признают, как признавали Куракина. Иначе пристрелят, как собаку, и заберут весь компромат.

Были здесь и документы, призванные держать «на крючке» его самого: те, что касались темных сторон деятельности «Консорциум-Кредита» – дочерней фирмы, основанной Атамановым еще в начале девяностых годов. Их Илья Сергеевич особо бережно сложил в отдельный пакет.

– Я, наверное, выйду, погреюсь с ребятами, – сказал Ринат.

– Погоди, – остановил его Атаманов.

В руках у него осталась последняя папка, которую он пока никуда не пристроил. В папке лежало фото, явно переснятое с какого-то документа и увеличенное, – молодой человек с решительным лицом: квадратный подбородок, плотно сжатые губы, непроницаемый взгляд прищуренных глаз. Еще там находилась фотокопия расписки, где говорилось о том, что некто Евсеев Л.В. 18 августа 1991 г. принял под отчет от Гохрана СССР ограненных бриллиантов на сумму два миллиарда девятьсот миллионов двести сорок тысяч долларов США. Цифры были дважды подчеркнуты красным маркером. Баснословная сумма и фотография явно имели какую-то связь.

– Не знаешь, кто это?

Он протянул фотографию Шалибову. Тот взглянул на нее и присвистнул.

– Это Карданов. Тот парень, которого искал Куракин.

– Ну а ты как думаешь, зачем он его искал?

Ринат пожал плечами.

– Наверное, откопал что-то интересное.

Атаманов закусил губу. Да, три миллиарда долларов – это очень интересно!

Он ясно увидел перед собой ровную башенку из стодолларовых купюр, поднимающуюся на полукилометровую высоту. Три миллиарда. Примерно одна сотая часть всей долларовой наличности, которая ходит сейчас по белу свету. Этот кусок как раз по масштабам Куракина. Но когда гоняешься за такой суммой, очень просто найти свою смерть.

– Ах черт!

На лице бригадира отразилось крайнее возбуждение.

– Они же взорвались в районе его дома! Тот жил на Ломоносовском, в двух шагах от магазина «Океан»!

– Точно?

– Точно… – ошеломленно произнес Ринат. – Значит, это он, гад! Надо его из-под земли вынуть и на куски порезать!

– Найти надо, а резать погодим. Я хочу спросить у него кое-что…

Атаманов отложил папку в сторону.

– Отнести это к мангалу, – буднично кивнул он на остальные пакеты. И столь же буднично добавил: – Завтра привези мне сюда этого Карданова.

– Сделаю, – почтительно кивнул бригадир.

* * *

Изображенного на фотороботе человека установили довольно быстро: Иванов Максим Петрович из сто двадцать четвертой квартиры. Несколько лет отсутствовал, неделю назад появился и снова пропал.

Замок оказался непростой, и Фокину пришлось немного повозиться. Гарянин стоял на полпролета выше, Сверкунов – ниже лестничной площадки. К счастью, никто не появился. В конце концов майор нащупал отмычкой нужный выступ, нажал – и дверь в квартиру номер сто двадцать четыре открылась.

Здесь явно никто не жил, и уже давно. Ток воздуха подхватил с пола лохматые катыши пыли. Вешалка в прихожей пуста. Холодильник отключен. Вокруг кольца стока в ванной образовалась ржавая кайма.

Сверкунов и Гарянин стояли у входа, чтобы не оставить следов, Фокин ходил по квартире, остро оглядываясь по сторонам. Он пытался угадать «брюнета» по его вещам, обстановке – но это было нелегко. Квартира имела обезличенный, неодушевленный вид. Казенщина. Комната в общежитии.

Одежный шкаф: несколько мужских сорочек устаревшего покроя, поношенный костюм. Карманы пусты.

Письменный стол: две стопки писчей бумаги и ластик. Никаких документов, записей, рисунков, писем или открыток. В ящиках всякая мелочевка: колпачок от авторучки, карандаши, скрепки россыпью, значки, какой-то брелок…

Фокин сел в кресло, вытянув длинные мощные ноги. Кресло под ним жалобно застонало. Майор еще раз огляделся. Он испытывал неясную симпатию к «брюнету». Даже если тот и взорвал микроавтобус с шишками из «Консорциума» – в конце концов, туда им и дорога. Жаль только, Атаманова там не было…

И в число скоропостижно скончавшихся от закупорки сосудов «брюнет» не попал, как-то сумел выбраться… Молодец! Но вот то, что на нем пересеклись «дипломат» из специального сплава и секретная взрывчатка, меняло дело в корне! Если человек крутится в средоточии государственных секретов, то это неспроста… И он, Фокин, отыщет его, несмотря на эти неясные симпатии.

– Что нам делать, товарищ майор? – вывел его из размышления осторожно подошедший сзади Сверкунов.

– Повытаскивай ящики из стола, осмотри шифоньер. А Марат пусть пошарит на кухне, – равнодушно сказал Фокин. При таком уровне «стерильности» это заведомо дохлый номер, но все надо проверять до конца – таковы азы следствия.

Сверкунов тоже понимал всю безнадежность своего занятия, но азартно взялся за дело. И вскоре был вознагражден. В среднем ящике стола оказался простой, но достаточно надежный тайник: искусно подобранная по текстуре и тщательно подогнанная фанерка образовывала второе дно. Клинок ножа поддел ее, и фанерка отскочила.

– Ничего себе! – воскликнул Сверкунов. В руках у него оказались три паспорта: два в голубых обложках – советские дипломатические и темно-зеленый – американский.

Фокин вскочил.

– Ну-ка, дай сюда!

Во всех паспортах вклеена одна и та же фотография – разыскиваемого «брюнета». Но фамилии были вписаны разные.

«Валерий Сергеевич Остапенко», «Макс Витальевич Карданов», «Роберт Уильям Смит».

– Вот еще спецпропуска…

Сверкунов протянул несколько заламинированных прямоугольников с затейливым красочным рисунком, водяными знаками, цветными фотографиями и типографским текстом. Один пропуск разрешал Максу Витальевичу Карданову проходить в любые помещения, блоки и сектора, другой запрещал контроль и досмотр его машины, вещей и следующих с ним лиц, третий обязывал руководителей органов МВД, КГБ, гражданских и военных начальников оказывать ему всяческое содействие.

– Нашли что-нибудь? – На пороге появился привлеченный возбужденными возгласами Гарянин.

– Ничего! – отрезал Фокин, придавив тяжелым взглядом открывшего было рот Сверкунова. Он уже жалел, что не сам осмотрел стол. В делах о шпионаже либо об измене в высших эшелонах спецслужб чем меньше осведомленных лиц, тем лучше. А перед ним как раз такое дело, сейчас это стало совершенно ясно.

Дальнейший осмотр квартиры новых результатов не дал. Майор подошел к телефонному аппарату, не снимая трубки, осмотрел его, записал накорябанный на пластмассовой пластинке номер. Потом по рации связался с управлением.

– Подключите наш узел связи к номеру… – он продиктовал цифры. – Пусть определят, с каким абонентом было последнее соединение и когда. И соберите все данные на этого абонента.

В машине он представлял, какой фурор вызовет его сообщение у начальства. И вдруг укол неисполненной мести загасил радостное возбуждение. Он уже забодал Клевца с этим Татарином, поднял все свои возможности, и в последние дни люди с такими или похожими фамилиями и кличками испытали немалое беспокойство. Но нужного среди них не оказалось. И это омрачало радость от предстоящего разоблачения опасного шпиона.

* * *

– Ну чо, куда поедем? – спросил Крепыш и подтянул оттягиваемые кобурой брюки.

– Давай на Ленинский.

Ринат сел на заднее сиденье просторного, как дом, «Опеля-Фронтера», оставив место рядом с водителем для Вьюна.

Квартиру на Ленинском Ринат знал хорошо. Когда год назад Куракин как сумасшедший стал искать какого-то Карданова, он сам назвал ему этот адрес. Вызвал к себе в кабинет, посадил за стол, разложил фотографии.

На всех снимках красовалась темноволосая девушка с тонким лицом – большие глаза, высокие скулы, чуть удлиненный четко очерченный нос. Девушка выходит из подъезда многоэтажного дома. Девушка садится в какую-то раздолбанную малолитражку. Девушка в гастрономе у молочной витрины (снято с улицы, через стекло). Девушка в форме стюардессы, на плече дорожная сумка – спешит куда-то на фоне огромного табло с названиями городов. Девушка в…

Ринат взял снимок в руки, рассмотрел внимательнее. Девушка сидит за низким столиком кафе вместе с «объектом» Кардановым. Это единственное фото, где она улыбается.

– Смулева Мария Евгеньевна, стюардесса, двадцать девять лет, русская, не замужем, – произнес Куракин, и его толстый палец с аккуратно подпиленным ногтем лег на фотографию, накрыв улыбающееся лицо. – Это его подружка, Ринат. У нас есть к ней определенный интерес. Если Карданов появится в Москве, он обязательно придет к ней.

– …Але, Ринат? – донесся издалека голос Крепыша. – Чего молчишь-то? Этот дом или нет?

Ринат очнулся. «Опель» остановился в темном прямоугольном дворе, двигатель мягко стучал на холостом ходу, в салоне было накурено и жарко. Крепыш вопросительно уставился на Рината. Ринат опустил стекло и выбросил потухший окурок. Выглянул наружу.

– Этот, – сказал он. – Отъезжай за дальний угол, там есть место для парковки. И свет убери.

– А с чего ты решил, что он здесь? – Крепыш наморщил покатый лоб. – Может, он у себя на Ломоносовском, может, еще где… Москва большая.

– Раз говорю, значит, знаю! – отрезал Ринат.

Крепыш отпустил сцепление, джип покатился по подъездной дороге, развернулся на Т-образной развилке и задом отъехал за угол дома. Фары погасли. Ринат вышел наружу. Дом был похож на огромную перфокарту со случайным узором светящихся окон. Для того чтобы прочитать здесь нужную информацию, Ринату не требовалась ЭВМ: окна квартиры Смулевой были темны. Даже мерцания телевизора не заметно.

Или Маша ушла куда-то с Кардановым, или (что менее вероятно) они легли спать.

Ринат вернулся к машине.

– Шестой подъезд, четвертый этаж, квартира пятьдесят восьмая. – Он бросил Крепышу на колени короткий металлический ключ. – Это от парадного. Дома скорее всего никого нет, ждете на площадке. Объект среднего роста, волосы темные, короткие. На щеке царапина. С ним симпатичная женщина в норке. Хоть знаете, как норковая шуба выглядит?

Крепыш неуверенно кивнул.

– Они могут приехать на такси. Выглядывайте в окно, слушайте. Пушки не доставать, он не из пугливых. Драку не затевать – неизвестно, кто кого. Брызните «отключкой» в морду и тащите сюда. Говорите с ним, как с пьяным.

– А с бабой что делать? – спросил Вьюн.

– Ничего! – зло рявкнул Ринат. – Я тебе хоть слово сказал про бабу? То-то же! Даже пальцем не трогать!

Вьюн обиженно надул губы. Столь жесткого запрета и по столь пустяковому поводу выслушивать ему еще не приходилось.

– Как же так? Она пасть откроет, орать начнет… Хоть легонько по башке, да надо…

Ринат сделал резкое движение, и маслянистый ствол «макара» уперся боевику под подбородок, зловеще щелкнул предохранитель.

– Ты с кем споришь?! – страшным голосом прошипел бригадир. – Может, ты главнее меня? Может, еще оттрахать ее хочешь? Сейчас я тебя трахну – пулей в мозги!

Черные влажные глаза приблизились вплотную, в них горела злоба и явная готовность нажать на спуск. Низкий лоб Вьюна обильно покрылся потом, челюсть отвисла.

– Да нет, что ты, шеф… Сукой буду, у меня и в мыслях не было… Оговорился сдуру, и все…

Он побледнел, голос прерывался. Крепыш съежился, отодвинулся подальше и вжался в дверцу, чтобы не задело рикошетом и не забрызгало кровью. Это была не просто угроза, оба боевика знали – еще миг, и мозги Вьюна повиснут на потолке и стенках салона.

– Два мудака за такие вещи свое получат! Вы тоже захотели?

– Нет, Ринат, нет! – поспешно заверил Крепыш. – Мы только тебя слушаем! Что скажешь, то и сделаем!

– То-то! – «Итальянец» спрятал пистолет и, успокаиваясь, глубоко вздохнул. – Повторяю, она вас вообще не должна интересовать. Взяли объект, вывели, посадили в машину. Все! Понятно?

Боевики усердно кивнули.

– Вперед. Я жду здесь.

Вьюн и Крепыш вылетели на улицу.

– Ничего себе! – Вьюн потер красный кружок под подбородком. – Думал – хана… У тебя таблеток нет?

– Потом… Не останавливайся, а то опять…

Они шли вдоль длинного дома, думая каждый про себя: как это – взять мужика, а с бабой ничего не делать? Она ж поднимет на уши весь подъезд, тут такое начнется… Ну а если пшикнуть из «сифона»? Ну разве что если пшикнуть, а перед этим еще в темя дать, тогда, пожалуй, можно ничего и не делать… А тут такой запрет!

Дойдя до шестого подъезда, Крепыш открыл дверь парадного, они с Вьюном зашли внутрь. На крыльцо упала полоса неяркого света и тут же исчезла. Щелкнул замок.

Ринат не торопился садиться в машину, прошелся взад-вперед. Голова еще гудела от избыточного тепла в салоне и табачного дыма. Ринат набрал горсть снега, размазал по лицу, приятно вздрогнул, когда струйка талой воды скользнула за шиворот. Хорошо…

И тут он заметил, что снег у противоположного угла дома вспыхнул и заискрился, отражая свет автомобильных фар. Ринат отступил за угол, напрягся. На подъездной дороге появился какой-то тяжелый внедорожник, определить модель Ринату сразу не удалось. Машина медленно ползла, скребя покрышками асфальт; в салоне глухо ухали тяжелые ритмы.

Но вместо того, чтобы остановиться у одного из подъездов, джип зачем-то доехал до самого конца подъездной дороги и, включив задние огни, стал разворачиваться, повторяя маневр, который несколькими минутами ранее выполнил Крепыш.

Сдавая назад, машина приблизилась почти вплотную к «Опелю», помигала задними фарами и остановилась. Оттуда вышел молодой парень в спортивной куртке нараспашку и, уперев руки в бока, уставился на сверкающий радиатор «Опеля-Фронтеры».

– Не по-онял! – сказал он громко, растягивая гласные и глотая букву «н», так что получалось «не по-о-ял». – А чей это танк здесь стоит, не понял? Твой?

Он повернулся к Ринату, подпиравшему стену дома.

– Ну мой, – сказал Ринат, приближаясь к машине. – Какие трудности?

Вблизи он успел рассмотреть нахальный рыжий чуб своего собеседника, светлые, чуть навыкате глаза и марку его машины – «Рэйндж-Ровер» за семьдесят тысяч долларов. Ну, тут все понятно: «Фронтера» Крепыша стоила вдвое меньше и в специфических кругах не котировалась. К тому же это явный «секонд хэнд» с одного из немецких авторынков. Немудрено, что рыжий свое презрение к дешевой модели распространял и на ее владельца.

– У меня трудности? – рыжий зло хохотнул. – Не, ты мне нравишься, мужик!.. У меня никаких трудностей! Я приехал домой и хочу поставить машину на место. А здесь стоит этот твой хренов танк! – Он зачем-то хлопнул рукой по капоту «Опеля». – Ну что смотришь? Сваливай, мужик, и поскорее, у меня дома ужин стынет!

Свалить, конечно, не проблема – но Ринат не хотел, чтобы Карданов прежде времени заметил их машину. Это может поставить под угрозу всю операцию.

– Здесь полно места, – сдержанно сказал он. – Вон, можешь поставить хоть у подъезда…

– Сам туда и ставь! – рявкнул рыжий, теряя терпение. – Сваливай на хер!

Ринат лично убил не меньше трех таких крутышей, но сейчас приходилось смириться. Он сплюнул, развернулся, подошел к опозоренной «Фронтере» и рывком распахнул дверцу.

– Козел… – в сердцах пробормотал бригадир. Вот же посчастливилось нарваться на придурка! Делать нечего, из двух зол придется выбрать меньшее и откатить машину в сторону – в драку ведь не полезешь.

Но у рыжего неожиданно прорезался музыкальный слух.

– Не по-нял! – произнес он медленно, словно еще не веря услышанному. – Кто тут козел? Я не понял!.. Эй, Вовик!

Ринат не успел ничего сказать или подумать, как рыжий схватил его за отворот куртки, развернул к себе и ударил спиной о борт джипа. Одновременно из внедорожника вылезло еще одно существо с короткими и мощными, растопыренными в стороны конечностями.

– Вовик, слышь – да он кто тако-ой?!

Ринат скосил глаза в сторону, сориентировался. Выбора не оставалось. Привычным ударом колена он поразил рыжего в самое уязвимое место, а когда тот обмяк, с размаху рубанул лбом в переносицу. Рыжий залился кровью, неловко попятился и плюхнулся в сугроб.

– Эй, а ну погодь, ты! – раздался голос второго существа.

Ринат встал в стойку и быстро развернулся лицом к новому противнику.

В это время Вьюн и Крепыш ожидали «объект» на площадке четвертого этажа. Курить в таких случаях не полагалось – запах табачного дыма демаскирует засаду и настораживает жертву. Они сидели на корточках, прислонившись спинами к стене, и по укоренившейся привычке молчали каждый о своем. Вьюн первый услышал крики на улице, встал и выглянул в окно.

– Смотри, Крепкий, – удивленно присвистнул он. – Какие-то мужики Рината завалить хотят. На машине приехали.

Крепыш вскочил и приник лицом к стеклу.

– А может, это «друг» прибыл?

Ни слова больше не говоря, они сбежали вниз и выскочили из подъезда. Вьюн на ходу извлек из кармана аэрозольный баллончик. Это был запрещенный в России горчичный газ. В отличие от «черемухи» или «сирени» он не заставлял пускать слюни и сопли, а полностью «вырубал» жертву на несколько минут.

Один из противников Рината уже сидел в сугробе, размазывая снегом кровь по расквашенной физиономии. Это ничего не значило: сейчас плачет и умывается, а через пять секунд вытащит пушку. Поэтому Вьюн угостил его доброй порцией газа, так что рыжий распластался на испачканном кровью снегу.

Ринат махался со вторым, похожим на водолаза в раздутом избыточным давлением скафандре. Видно, скафандр гасил удары, потому что ни Ринат, ни подоспевший Крепыш ничего не могли с ним сделать. Вьюн подбежал сбоку и пустил струю газа, но не попал, Ринат и Крепыш, громко матерясь, отскочили. Вьюн повторил попытку, но «водолаз» увернулся и ударил его по руке, так что она онемела от кисти до плеча. Баллончик улетел в темноту. Второй удар со свистом рассек воздух рядом с лицом – если бы зацепил, Вьюн наверняка оказался бы в больнице. Или в морге.

Хорошо, что Ринат и Крепыш вновь бросились вперед. Теперь они втроем с остервенением гвоздили «водолаза» руками и ногами. Постепенно удары стали пробивать туго накачанный скафандр.

* * *

– Вариантов несколько, – рассказывал Макс. – Развозить по квартирам проституток или жить в Тмутаракани и караулить стройку.

– А почему ты решил устраиваться именно в охранники? – спросила Маша.

Они сидели в небольшом опрятном баре, и Макса радовало, что цены здесь вполне приемлемые. Конечно, было бы лучше, если бы Маша готовила ужины дома, но пока она такого желания не выражала.

– Это то, что я более-менее умею, – пояснил Макс, запивая острую пиццу по-милански молдавским «Каберне».

– Да, в оружии ты разбираешься и дерешься здорово, – задумчиво проговорила Маша. Она ела жареную домашнюю колбаску, аккуратно отрезая маленькие кусочки.

– Неужели дипкурьеров всему этому учат?

– Конечно, – кивнул Макс.

– Сейчас просто так, «с улицы», устроиться трудно. Разумеется, на хорошую работу. Но я узнаю у своих знакомых…

– У тебя есть знакомые в охранных структурах? – удивился Карданов.

Маша уклончиво пожала плечами.

– У меня есть подруги, у них мужья, приятели, друзья мужей…

– Ну, через такую длинную цепочку устроиться трудно. Тем более на приличную зарплату.

Макс замолчал, медленно потягивая терпкую рубиновую жидкость.

– Впрочем, у меня появилась одна мысль… – неожиданно оживился он. – Как тебе нравится сумма в миллион долларов?

Девушка улыбнулась.

– А ты знаешь, где его взять?

– Представь себе.

– И где же?

– В чемодане. Очень прочном металлическом чемодане.

– А где же этот чудный чемодан?

– Пока не знаю, – честно сказал Макс. – Но попробую поискать.

Маша звонко рассмеялась. У нее были ровные, жемчужного оттенка зубы.

– Кладоискательство – удел мальчишек. Почему ты так на меня смотришь?

– Я хочу тебя.

– Прямо сейчас? – Она засмеялась еще звонче.

– Да.

– Принято. Тогда допиваем кофе и уходим из этой забегаловки.

– А, по-моему, тут вполне прилично. И ужин на двоих с вином стоит немногим больше, чем стакан апельсинового сока в «Аркадии».

– Не будь занудой…

Макс остановил частника на потрепанных «Жигулях», они сели на заднее сиденье, он сразу же притянул Машу к себе, и она охотно подалась навстречу. Губы девушки пахли не помадой, а вином и жареной колбасой, но Макса это не оттолкнуло. Они целовались, как убежавшие в пустой класс школьники на выпускном вечере: страстно, исступленно и самозабвенно. Только опыта у них было побольше…