Текст книги "Джекпот для лоха"

Глава 3
Экономика и криминал

Вечером в дверь позвонили. Андрей открыл.

– Здорово, дружище!

На пороге стояли слегка хмельные Виталик Егоров и Костя Игнатьев. В пакетах у них приятно позвякивало.

– Гостей принимаешь?

– Да, принимаю, – неуверенно сказал Говоров. Он не собирался пить, но не выгонять же друзей. – Только пить я не буду, – честно предупредил он.

– Так и мы не будем пить, – так же честно ответил Егоров. – У нас только пиво!

Они прошли на кухню, открыли бутылки и принялись потягивать ячменный напиток.

– Ну, как тебе наша вечеринка? – начал Игнатьев. – Мне до сих пор противно.

– Да я как-то о ней и не вспоминал, – ответил Андрей.

– А мы слышали, тебя бросили эти уроды! – запальчиво произнес Виталик. – Цуранов и его дружки в машину не посадили! Вот сволочи!

Андрею стало скучно. Ребята чувствовали себя неудачниками, это обижало, чтобы компенсировать обиду, они были настроены обсасывать каждую деталь ужина в «Медее», поддерживая «своего» и вместе с ним растаптывая значимость «чужих».

– Да там места не было, – сказал Говоров. – Я сам не сел.

Ему не хотелось подливать масла в огонь.

– Все равно сволочи! – повторил Виталик.

– Пиво хорошее, – сказал Говоров. – Раньше такого не было. Помните – жидкое, цвета кошачьей мочи… Его еще водой разбавляли…

– Да не о пиве речь! – завелся Костя. – Речь о том, что вокруг нас происходит! Торгашество всегда низким делом считалось, за спекуляцию в тюрьму сажали, а сейчас они в почете… Бизнесмены фуевы! Дураки и двоечники прекрасно устроились в жизни, разбогатели, а отличники бедствуют – разве это правильно? Недоумки и приспособленцы жируют, а нормальные мужики грязные скаты ремонтируют! Это же противоестественно! Кому оно выгодно?

Виталик поднял стакан с пивом:

– Ясное дело кому! Какие-то враги нарочно перевернули жизнь наоборот, поставили все с ног на голову. Невежды стали начальниками, бездари – кандидатами наук. К чему это приведет?

– Но ведь это не только у нас, – примирительно сказал Говоров. – Про принцип Питерса слышали?

– Что за принцип?

– Суть его вот в чем. Управленец справляется с работой, его продвигают выше, и здесь справляется – продвигают на следующий уровень… А там уже не тянет, потому что превысил свои возможности, свой уровень компетентности. Здесь его и оставляют. Значит, на каждом уровне руководства сидят некомпетентные люди! Это общемировая закономерность!

Игнатьев помотал головой.

– У нас еще хуже: продвижение определяется не положительными, а отрицательными качествами! Кумовство, подкуп… Начальники – бездари и подчиненных подбирают под стать себе – дураков и подхалимов…

Говоров зевнул.

– Обсуждать и критиковать все молодцы, а реально что-то сделать – кишка тонка!

– Что-то ты мне сегодня не нравишься, – нахмурился Егоров. – Ты почему-то этих защищаешь… Оправдать любого можно. Вон, адвокаты убийц выгораживают…

Андрей развел руками.

– Да никого я не защищаю. Что думаю, то и говорю.

Егоров прищурился.

– А вот если бы ты стал начальником? Небось играл бы по их правилам? И на бывших друзей свысока бы смотрел?

– Ты что, пришел поссориться? – раздраженно спросил Говоров. – Зачем глупости говоришь? Я по чужим правилам играть никогда не буду!

– А твои правила в той игре не котируются, – хмыкнул Игнатьев. – Ты вон в шахматы хорошо играешь. А если с шахматными правилами сядешь в «очко» играть, что получится?

Андрей вздохнул.

– Вот то-то! Ничего хорошего не получится. Проиграешься в пух и прах. И зарежут в подворотне, – торжествующе засмеялся Егоров.

– Вот почему я не играю в «очко», – сказал Говоров. – И потому же никогда не стану начальником.

– Слушай сюда, мужики! – сказал Игнатьев, разливая очередную бутылку. – На заводе какая-то возня началась, акции сельхозмашевские скупают. Я же, когда там работал, тоже акции получал, только толку от них не было. Даже выбросить хотел! А вчера сосед – Сашка Попцов из слесарного – продал свои и купил телевизор! Может, и мне продать? Или подождать, пока дороже станут? Как считаешь, Говор, ты же на заводе лучше меня все знаешь?

– Я бы подождал.

– А если подешевеют? Или вообще перестанут покупать?

– Всякое может быть, – обтекаемо сказал Андрей. – Я от заводских дел отошел, какие у дворника дела? Виталик, у тебя для меня халтурки нет – проводку провести, розетки поставить?

– Нет, дружище, – покачал головой Виталик. – У нас другое предложение. Собственно, мы к тебе с ним и пришли. Задумали одно дело, зовем в долю…

– А что за дело?

Приятели переглянулись.

– Тачки гонять из Германии. Там можно дешево взять, а здесь хороший навар снять. У меня сосед, бывший дальнобойщик, за полгода хо-ро-шие бабки поднял.

Андрей молчал.

– Что скажешь, Говорок?

– Не знаю… Дальнобойщик ко всему этому привычный, а мы? Как границу пересекать, как за границей ориентироваться, где эти машины искать? И потом, там же рэкет.

– Да все это за бабки решается! – махнул рукой Егоров. – Колян нам связи передаст, и – вперед! Ну, что молчишь?

Говоров долго думал.

– Да не для меня это. Не мое.

– А метлой мести – твое? – зло ощерился Игнатьев. – Сейчас все «не своим» занимаются! Быстренько первоначальный капитал срубим, шиномонтаж выкупим, мойку пристроим и развернемся! А потом еще что-нибудь придумаем! Мы что, глупее Коня или Вельвета? Нет, мы умнее! Вот и станем капиталистами.

– Мы еще их за пояс заткнем! – поддакнул Егоров. – Так ты с нами, Говорок?

Андрей полез в шкафчик, вынул бутылку перцовой настойки, поставил на стол рюмки, достал из холодильника крохотный кусочек сала, открыл банку килек в томате.

– Давайте за ваш успех! Только я – пас. Не по мне все это. Хитрить, ловчить, взятки давать, рисковать своей шкурой… Не по мне.

Они выпили огненной настойки, ребята одобрительно скривились.

– Хорошая, зараза! – выдохнул Виталик.

И тем же тоном продолжил:

– А тебе что, бабки не нужны?

– Нужны… Если их официально заработать. А так мне всего хватает…

– И вот это тебя устраивает? – Игнатьев обвел рукой убогую кухоньку, да и все остальное пространство квартиры, которая была не менее убогой, особенно для свежего взгляда.

– А что? Устраивает. Я привык…

Приятели переглянулись.

– А я тебе что говорил? – сказал Виталик, поднимаясь. – Ладно, мы пойдем.

– А что ты говорил? – насторожился Говоров.

– Что ты всем доволен и ни в какие авантюры ввязываться не станешь. Но это до поры… Сейчас ты весь правильный, в ледяной броне законов и правил, вот тебе все и по барабану. А когда тебя прожжет до самого сердца: или обидит дорогой человек, или влюбишься, тогда и захочешь всего: и денег, и квартир, и машин, в любой водоворот кинешься. Только как бы поздно не было! Под лежачий камень вода не течет. Пошли, Костя!

Дверь захлопнулась, и Говоров остался один.

«Чего-то мужики в мутное дело лезут, – подумал он. – И разговоры у них какие-то мутные…»

Он чувствовал себя правым. Но на душе отчего-то было муторно. И как-то незаметно он допил бутылку жгучей настойки, не чувствуя ее горечи.

* * *

Утром, мучимый похмельем и голодом, но гладко выбритый Говоров спустился по лестнице на нижнюю площадку тёмного, провонявшего мочой подъезда и остановился у двухъярусного почтового блока, чтобы освободить ящик от очередной порции макулатуры. Два десятка ящиков «для писем и газет» были похожи на доты после проигранного сражения: раскуроченные амбразуры, закопчённые дверцы. Противник, в лице рекламных газетенок, победил некогда могучую и идеологически выверенную периодическую печать.

Листовки торчали из всех ящиков. Он вытащил одну. Желтоватая бумага, крупные синие буквы, которые можно читать даже при свете слабенькой сороковаттной лампочки:

Хочешь разбогатеть?

Обменяй ненужный мусор прошлого на реальное настоящее.

Ты много лет отпахал на «Сельхозмаше»?

И что заработал? Грыжу и несколько листочков цветной бумаги под названием АКЦИЯ.

Тебе обещали, что ты станешь богатым?

И, разумеется, обманули. Как всегда.

Теперь эти бумажки лежат у тебя в комоде. В коробочке из-под конфет.

Все еще надеешься, что когда-нибудь тебе выплатят дивиденды?

Держи карман шире. Они никогда не платят.

А МЫ ГОТОВЫ КУПИТЬ ТВОИ АКЦИИ ПРЯМО СЕЙЧАС!

ПО ВЫСОКОЙ ЦЕНЕ.

Тебе даже не нужно выходить из дому.

Тебе достаточно позвонить по телефону – и наш менеджер уже через полчаса привезет ТЕБЕ ТВОИ ДЕНЬГИ.

Звони круглосуточно. Номер многоканального телефона:

65-27-78

Опять акции! Андрей недоуменно усмехнулся. Сколько лет они никому не сдались, и вдруг как проснулись! Недавно Забор интересовался, вчера ребята рассказывали, теперь вот эти… Что же случилось, откуда такой интерес? Сунув листовку в карман демисезонной куртки, он вышел на улицу.

* * *

Утром Фёдоров давал инструктаж скупщикам акций. Точнее, скорее давал им разнос.

– Вы освобождены от основной работы, вам установлены солидные премии, а вы одним местом груши околачиваете!

Перед ним, понурившись, стояли пять человек: два грузчика, делопроизводитель, бухгалтер и уборщица.

– Вы же хорошо знаете контингент…

– Кого? – спросила бывшая уборщица, а ныне полноправная представительница завода.

– Коллектив! Рабочих! Товарищей по труду! – разъярился Фёдоров. – Вы знаете, кто чем дышит, у кого сколько акций, кого чем можно прельстить. Пьющему – пару бутылок водки, непьющему – талоны на сигареты, всем остальным – деньги! Ходите по цехам и обращайтесь ко всем подряд. А ты… – Фёдоров указал пальцем на делопроизводителя – рыжего конопатого паренька, похожего на подростка. – Ты, Миша, человек развитой, язык у тебя подвешен, поэтому возьми с собой кого хочешь и обойди заводские дома. Там живут наши нынешние работники, и бывшие, и пенсионеры, и у всех есть то, что нам нужно! Вам все ясно?

Миша кивнул первым:

– Ясно!

– Тогда вперед! Заболтался я с вами, на важную встречу опаздываю!

На эту встречу Фёдоров поехал на такси. И вышел за три квартала до нужной улицы. А потом еще медленно шел, то завязывая шнурок, то останавливаясь перед витриной и пытаясь обнаружить слежку в отражениях. Потом плюнул: старую обезьяну поздно учить новым фокусам. Если всю жизнь не приходилось отсекать «хвоста», то и начинать не стоит!

Дальнейший путь он проделал без фокусов. Склады УМТС[5]5
  УМТС – управление материально-технического снабжения.


[Закрыть] – отрыжка прошлой жизни, когда все снабжение происходило строго централизованно и всего всегда не хватало. Давно не крашенный забор, обшарпанная проходная, охранник из прошлой жизни: старичок без огромной наганной кобуры и даже без ружья, зато с красной повязкой на рукаве и свистком, которые в былые годы должны были оказывать сдерживающее воздействие на нарушителей. И, как ни странно, оказывали.

– Я к Бескозырке, – кратко объявил он и глянул выразительно из-под надвинутой на глаза шляпы.

Давно ему не приходилось так представляться. Или ссылался на областное начальство, или приходил сам от себя – в последние годы этого было вполне достаточно. А с Егором Бескудниковым, по прозвищу Бескозырка, он «бегал»[6]6
  «Бегал» – общался, водился, имел общие дела (блатной жаргон).


[Закрыть] еще по малолетке – сначала по воле, потом они вместе топтали зону, но он никогда не думал, что когда-нибудь придется воспользоваться авторитетом худощавого цыганистого пацана.

– Проходь, – буднично сказал сторож. – Знаешь куда? В конец территории, справа, склад покрышек…

Грязный, замусоренный двор, бесконечные лужи, похожие на бестолковых жуков автопогрузчики, нетрезвые работяги, стаи бездомных собак… Похоже, здесь еще не знали про перестройку, экономическую реформу и другие веяния нового времени.

Наконец, безнадежно выпачкав туфли, он добрался до большого ангара из проржавевшего гофрированного железа, с открытыми настежь огромными воротами. Без колебаний вошел, прошел в глубину, заглядывая во все закоулки.

Тот, кого он искал, молча сидел в дальнем углу, на троне из трех положенных одна на другую черных легковых покрышек. Густо дымя, курил папироску и пил пиво из жестяной банки. Это был высушенный жизнью, но жилистый мужчина неопределенного возраста в засаленной телогрейке и толстых черных штанах. Синие татуировки на пальцах выдавали его бурное прошлое.

– Блатным привет, бродягам – здрасьте! – окликнул Фёдоров, но Егор Бескудников не шевельнулся.

Когда-то его прозвали Бесом, но когда он вошел в силу и набрал авторитет, кликуха стала ему мала, да и по масти не подходила: чертями и бесами обзывают уголовную мелочевку, «шерстяную» шелупень. Сменить погоняло сложнее, чем поменять фамилию, хотя процедура эта не связана со сбором справок и хождением по инстанциям. Просто в один прекрасный день, в локальной зоне своего отряда, в ответ на обращение «Бес» Егор воткнул гвоздь в глаз обратившегося.

– Теперь я – Бескозырка, – негромко сказал он, бросая окровавленный гвоздь на «запретку».

И вся процедура. Причем все, кому надо, об этом молниеносно узнали. Больше желающих остаться без глаза не находилось, а Бескудников, без всяких заявлений, ходатайств и объявлений в газетах, стал Бескозыркой.

– Ватник тот же, беломорина та же, пиво то же, – сказал Фёдоров. – Только тогда банок не было, из бутылок пили.

– И сидели на корточках, а не на скатах, – скрипучим голосом ответил Егор. – Давно это было. Зачем пришел?

– Дело есть.

– Это и ежу ясно. Без дела не вспомнил бы корефана. Ты же у своих в авторитете? В бугры выбился?

– Так и ты тоже. Потому и пришел. Заказ разместить нужно.

– А ко мне почему?

Бескозырка говорил медленно и безэмоционально, что тоже подтверждало его длительный арестантский стаж. Там за «не такой» ответ, неверную интонацию или непродуманное слово – спрос серьезный. Перед тем как ответить, надо хорошо продумать: что сказать, какими словами и каким тоном. Поэтому опытные арестанты иногда производят впечатление полных «тормозов».

– Правильные люди рекомендовали.

– Это какие-такие «правильные люди»?

Впервые Бескозырка глянул Фёдорову в глаза – будто воткнул тот самый гвоздь прямо в душу. Но Ураган не отвел взгляд и даже не сморгнул.

– Вася Крупняк, например.

– А-а… Ну, давай, рассказывай.

Все, что было известно Фёдорову, это номера машин москвичей, их фамилии и нецензурные характеристики. Номера зафиксировала служба охраны на проходной, фамилии гостей сообщили из «Консорциума» перед приездом, а над характеристиками коммерческий директор поработал сам. Выслушав его, Бескозырка скривился, но тут же получил тяжелый толстый конверт, который перевесил чашу весов.

– Ладно, Уркаган… Хотя вообще-то так дела не делаются – надо хоть что-то самому подготовить.

– Я в обязаловке, бля буду! – сказал коммерческий директор «Сельхозмаша» и щелкнул ногтем большого пальца от переднего зуба.

Но Бескозырка покачал головой.

– Ты свойский базар[7]7
  «Свойский базар» – разговор на жаргоне.


[Закрыть] забывай. Ты уже не наш, а барыга[8]8
  «Барыга» – торгаш, бизнесмен.


[Закрыть]. Даже хуже – красный бугор[9]9
  «Красный бугор» – представитель официального руководства.


[Закрыть]. Так и базарь по-вашему, я разберу…

Фёдоров пожал плечами.

– Хорошо, как скажешь. Значит, сделаешь?

– Вот сижу, кумекаю, как лучше, – медленно сказал Бескозырка. – Своих ребят я напрягать не буду. Но есть выход на профессионалов…

– Так сделаешь?

– Не кудахчи, – презрительно скривился вор. – Ты бабки дал, я взял. Сам знаешь, что это значит!

* * *

Виктор Попов, в узких кругах известный как Витя Шрек – грубыми чертами лица он был похож на мультяшного героя, забил косячок и уже предвкушал, как славно он сейчас пыхнет. Но тут замурлыкал телефон – телефон, тля такая, всегда звонит не вовремя. Шрек матюгнулся, посмотрел на дисплей, оказалось – напарник. У напарника было погоняло Блондин, и в паре он был старшим. Шрек с сожалением отложил в сторону заряженную беломорину, взял трубу:

– Але.

– Дело есть, я скоро буду, – сказал Блондин. – Подъеду – посигналю.

Шрек сказал беломорине: один облом кайфа равняется двум предупреждениям о неполном служебном соответствии… Еще полгода назад Попов был прапорщиком ОМОНа и до сих пор иногда мыслил соответствующими категориями. Он убрал беломорину, заряженную атомной ошской коноплей, – напарник не одобрял «баловства», лег на диван и включил телевизор. Там шла реклама. Шрек щелкнул кнопкой. Но и на этом канале тоже была реклама. Он вновь щелкнул кнопкой и снова попал на рекламу.

– Уроды! – буркнул Шрек и снова переключился.

На экране появилась светская львица, больше похожая на лошадь. Она косноязычно беседовала с существом непонятного пола. Звали существо Сергеем, у него были накачанные губы и подведенные глаза. Он тоже был косноязычным. Именно поэтому их диалог был Шреку понятен. Но смотреть он все равно не стал, коротким ревом объяснив свое нежелание:

– Тьфу, пидоры!

Из кухни опасливо высунулась Анжела, халат уже с трудом сходился на животе.

– Ты чего, Вить?

– Да ничего, достали пидоры уже. Вот развелось козлов!

– А-а, – облегченно кивнула Анжела и вновь исчезла.

Шрек выключил телевизор и подумал: а вот пыхнул бы – и сразу все в кайф. А так один сплошной облом.

Через двадцать две минуты приехал Блондин. Под окном раздался короткий сигнал, Шрек выглянул и увидел серую «десятку», приткнувшуюся к Шрековой старенькой «Ауди-80». Он надел кожаную куртку, сунул ноги в разношенные кроссовки, заглянул на кухню. Анжела разделывала курицу.

– Ты что, уходишь? – напряженно спросила она.

– Через час вернусь, – бросил Шрек. – Может, через полтора.

Спустя тридцать секунд он сел в машину напарника. Поздоровались. У Блондина были очень светлые волосы и неприятный взгляд ящерицы. Анжела про него говорила: «Ну, чисто убийца. Такому человека замочить – раз плюнуть!» Шрек на это отвечал: «Да брось ты, Анжелка. Нормальный мужик Санек…»

Шрек, за спиной которого было более полусотни сопровождений товарняков через Чечню и две командировки по контролю ставропольской границы – кто бывал, тот понимает, – втайне и сам побаивался напарника.

– Че за пожар? – спросил Шрек.

– Работенка наклевывается.

– Это хорошо. А то я уж на мели… А что за работенка?

– Обычная.

– Конкретно – кого?

– Сам еще не знаю… Ты достал?

– Достал. Калаш и тэшка.

Блондин кивнул:

– Это хорошо. А «маслят» сколько?

– Хоть жопой ешь.

– А в каком состоянии?

– Новьё, в масле. Считай, со склада. Да можем прямо сейчас поехать и посмотреть.

Несколько секунд Блондин смотрел прямо перед собой в лобовое стекло, потом сказал:

– Поехали.

Он повернул ключ, двигатель ровно заурчал, машина плавно тронулась с места.

Из окна третьего этажа вслед им тревожно смотрела Анжела.

Через четверть часа серая «десятка» въехала на территорию гаражного кооператива, за которым город заканчивался и начиналась пригородная роща.

Шрек отворил железную дверь, нащупал рукоятку рубильника. Вспыхнул свет. Три тусклые лампочки осветили серое бетонное чрево. Половину бокса занимал старый «жигуль» с поднятым капотом. Судя по слою пыли, он простоял так не один год. В одном углу располагался верстак и полки с инструментом, в другом – диван и телевизор «Витязь». На полу стояли вперемешку водочные и пивные бутылки, в углу валялись два использованных презерватива.

– Ты бы хоть гондоны, что ли, выкинул, – поморщился Блондин.

– А чего? – буркнул Шрек и, нырнув в багажник «жигуля», начал выбрасывать наружу железки, то глухо, то звонко звякающие о бетонный пол. Блондин стоял и ждал. Лицо его не выражало нетерпения. Оно вообще ничего не выражало.

Наконец Шрек вытащил кокон, свитый из серого грязноватого брезента и перевязанный бельевой веревкой. Внутри оказались завернутые в промасленную простыню укороченный автомат АКСУ-74 и пистолет ТТ. Жирно блестело воронение. Оружие действительно выглядело так, будто только вчера его вынесли со склада.

– Плюс полторы сотни «маслят», – сказал Шрек и брякнул на верстак узелок с патронами. Блондин взял обрывок простыни, обтер ТТ, взвел курок и нажал на спуск. Курок щелкнул. Звук был сухой и чистый. Потом Блондин вскинул к плечу автомат и провел стволом по гаражу – справа налево…

– Вроде нормально, – Блондин положил автомат на брезент. – Завтра в Сухой балке отстреляем.

Шрек стоял рядом, курил.

– А чего их отстреливать-то? Новье.

– Надо проверить. Рассказывал мне один синюк[10]10
  «Синюк, синий» – уголовник старой волны.


[Закрыть], что лет десять назад была история… Как раз с тэтэшками.

– А что за история?

– Мутная. Какие-то козлы завезли в город партию бракованных пушек. Из-за этого потом у людей масса проблем получилась[11]11
  Эта история описана в романе «Антикиллер».


[Закрыть].

– Ладно, – пожал плечами Шрек, – отстреляем.

Через полтора часа Шрек, как и обещал сожительнице, вернулся домой. В квартире аппетитно пахло: Анжела дожаривала курицу. В ожидании вкусного обеда Шрек с удовольствием забил давно заготовленный косяк. Анаша действительно оказалась улетной.

* * *

Звонок в дверь воскресным утром никогда не предвещает ничего хорошего, но и ничего хуже того, что есть, Андрей уже не ждал. Зарплату, под соусом покупки нового автомобильного конвейера, не выплачивали полностью уже четыре месяца, да и деньгами эти жалкие гроши нельзя было назвать в полной мере. Если их хоть как-то хватало на две, максимум три недели скромной, действительно очень скромной жизни, Говоров был рад. Спасала привычка сразу после получения денег почти на всю сумму затариваться крупами, макаронами, дешёвым чаем. На это он и потратил недавний аванс.

Лекарством от всех болезней был для Андрея настоянный на маленьком жгучем перце «огонёк» разведённый медицинский спирт, которым он никогда не злоупотреблял. Это ещё надо учесть, что он не курил, а спиртом в небольших количествах его снабжала сердобольная, но не бескорыстная замужняя соседка, старшая медсестра районной поликлиники Любаша. Не только спиртом, но и пирожками, котлетой с семейного стола, кусочком сала из деревни… Крепкая, широкоплечая, грудастая, с сильными «массажными» руками, всегда пахнущими лекарствами, она забегала к Андрюхе на часок-другой, зажав в крепких пальцах обязательный гостинец, и делала то, что и должна делать настоящая сестра милосердия, то есть приносила мужчине облегчение, от чего сама получала не меньшее удовольствие. Тем более что изголодавшийся по женской ласке и здоровый Андрей мог доставить ей настоящее удовлетворение. Лишь одно условие поставила Любаша Говорову:

– Только налево не ходи! Я тебе сама всё сделаю, ты конкретно скажи, чего хочешь! Я всё умею!

В положении Андрея и эта-то связь была подарком судьбы, так что обещание, данное Любане, соблюдалось им без всякого напряжения. А говорить о своих желаниях Говору не пришлось, потому что он вообще не был искушен в таких делах. Муж медсестры Толя, тихий невзрачный мужичок старше нее лет на пятнадцать, по причине диабета, возраста и перманентного стресса был, мягко говоря, малопродуктивен в интимном смысле, зато не злоупотреблял алкоголем, что уже само по себе было редкостью, к тому же вел хозяйство в квартире и на дачном участке. Работал он охранником в супермаркете рядом с домом, что тоже было очень удобно.

Странная и необычная для современной России сложилась в этом треугольнике ситуация: Андрей и Любаша нужны были друг другу только для секса, а Толю это, как это ни удивительно, устраивало, поскольку всё было под контролем и не предвещало никаких катаклизмов: семья цела, жена пусть не им, но удовлетворена, любовник – человек приличный и ему известный. Ведь женский «цветочек» надо поливать, а то может и засохнуть! Так чего шуметь, биться головой о стену и рвать на себе рубаху, где ещё он, больной пожилой импотент, получит такое: домашний уют, обеды, уколы, бесплатные лекарства, спокойный сон на чистом белье с законной женой?

Правда, как говорил кто-то из знающих французов: «Пока у меня есть хоть один палец и язык, я смогу удовлетворить любую женщину». Но, на счастье Говорова, муж Любаши читал только детективную литературу, которой его на библиотечной основе снабжал коллега – охранник книжного магазина, а напрягаться он не хотел, поскольку, убедив себя в силе диабета и возраста, уже давно поставил крест на интимной стороне супружеской жизни.

И настолько бедного импотента это положение устраивало, что он как-то, встретив Андрея у подъезда, сам завёл разговор о тяжелых временах, необходимости приработка и обещал сообщить, если узнает от коллег по охранной службе, о появлении какой-ни-будь ночной работы. Источник, из которого ему стало известно об Андрюхиных проблемах, естественно, не упоминался, но стало ясно, что Любаша обсуждает с супругом и свою внесемейную жизнь. При всём том никаких разборок, обид или разногласий между углами треугольника не было. Все всё понимали, и всех всё устраивало.

Настойчивый звонок повторился. Андрей оторвал голову от смятой, мокрой от пота подушки и, пока брезгливо переворачивал давно уже потерявший форму мешок с перьями, взглянул на будильник. Вот это да! Восемь утра. Для Любани очень рано, да и для воскресенья очень рано, может, ошиблись или, сбегая с верхних этажей, кто-то из детей… Третий звонок, как в театре, настоятельно позвал к двери.

Говоров встал с одеялом на плечах, сунул ноги в холодные стоптанные домашние тапочки из дерматина и, запахнувшись, проложил, шаркая, «лыжню» к двери. Все дети подъезда были освобождены от подозрений. В глазок напряжённо вглядывалась широкая физиономия джинна из старых киношных сказок – с усиками и небольшим волосяным треугольником на подбородке. Андрей даже улыбнулся, но дверь сразу не открыл. Джиннов-то всё равно не бывает!

– Кто?

Толстые губы визитера расплылись в сахарной улыбке, встопорщив узкие усики-стрелочки, а колоритный акцент товарища Саахова из «Кавказской пленницы» положил ещё одну гирьку на весы веры в «джиннство»:

– Здравствуй дорогой, это я, Ашот Степанович Акопян! Открой, да, хорошее дело есть!

Андрей, поддерживая одной рукой одеяло, другой повернул ключ «сейфовского» замка, сработанного умельцами «Сельхозмаша», и приоткрыл дверь на разрешённую цепочкой длину. Осмотрел Акопяна: чёрные лаковые ботинки, распахнутый плащ, добротный тёмно-синий костюм, в вырезе белоснежной рубашки курчавятся седеющие волосы, но на прилизанной голове ни одного седого.

«Красится, что ли? – промелькнуло в голове у Андрея. – И чего ему так жарко?» Потом просканировал взглядом лестничную клетку.

– А вот это молодец, уважаю осторожных людей, – прокомментировал «джинн» его взгляд.

– Вам кто нужен, дорогой Ашот Степанович?

– Вы же на «Сельхозмаше» работаете?

– Да живущие в этом доме все на нём работают, – усмехнулся Андрей.

Акопян, склонив голову набок и прищурившись, улыбнулся ещё шире и легко перешёл на «ты»:

– Скажи честно, я на джинна похож?

Говоров засмеялся и покраснел, будто его поймали на чём-то предосудительном. Кивнул.

– Пусти джинна в дом, – подмигнул Акопян, – достаток и счастье будут тебе наградой!

– Я всё равно ничего покупать не буду…

– Э-э, обидные вещи говоришь, – деланно нахмурился «джинн». – Разве я похож на продавца?

«Ещё как похож, больше, чем на джинна!» – подумал Андрей, но дверь открыл.

Гость прошёл в комнату, сел за стол и поставил тяжёлый, судя по напряжённой руке, кейс рядом со стулом. Внутри звякнуло что-то стеклянное. Взял рекламную газету, развернул её, положил перед собой и только после этого облокотился и барственно посмотрел на ещё стоящего Андрея.

– А ты присаживайся, да, ноги правды не имеют.

– В ногах правды нет, – поправил Акопяна хозяин квартиры, но ему показалось, что пришедший разыгрывает какую-то комедию, суть которой уловить пока не мог.

Однако речь гостя, ранее правильная, хоть и с акцентом, сменилась на явное подражание базарным торговцам.

– Русский язык великий, а я маленький, не суди меня строго, добрый человек, – сладко пропел Акопян.

Андрей подошёл к кровати, скинул с себя одеяло и натянул джинсы с майкой. Вернулся к столу и сел напротив «джинна».

– Так чем обязан такой чести, уважаемый? – нарочито смягчив в последнем слове «ж» на кавказский манер, сказал он, будто поддразнивая Акопяна. – Я ничего не продаю и не покупаю, вы, как сами выразились, не продавец. Значит, что-то хотите купить. Верно?

– Ага! Логика! Понимаешь, дорогой, в этом доме почти у всех есть то, что мне нужно… – опять грамотно заговорил пришелец, решив, видимо, что валять дурака с логически мыслящим человеком не стоит.

– Квартиру не продам, – строго сказал Андрей.

– Э-э-э, слушай, я не на улице живу, мне твоя квартира не нужна, – вскинув руки к потолку, загорячился Акопян. – Мне вот что нужно: ты на заводе акции получал?

– Получал.

Андрей сразу вспомнил про желтую листовку из почтового ящика.

– Во-от! Зачем они тебе? – с искренним вроде удивлением спросил Акопян. – Продай, дорогой! Или…

Акопян осторожно поднял и положил на стол перед собой кейс. Щёлкнул замками, приоткрыв крышку, вытащил из чёрной кожаной пасти бутылку водки и поставил на стол. Кейс не убрал в расчёте, скорее всего, на дальнейший торг.

– Да у меня акций-то нет давно, – засмеялся Андрей.

– А мне сказали, есть, – всё ещё улыбаясь, но уже без акцента сказал Акопян. – Всем давали, у всех есть!

– Давали, да толку от них мало… Пустые бумажки. Все выкидывали, и я выкинул. Знать бы, что они понадобятся когда-нибудь! Деньги бы сейчас точно не помешали. А сколько ж ты даёшь за акцию?

Утративший было интерес к Говорову «джинн» внимательно посмотрел на него.

– А это зависит от того, сколько их у тебя.

– Да нет же у меня их, говорю тебе, – просто интересно.

– А мне, ты знаешь, неинтересно разговаривать с тобой о твоём интересе. Деньги, дорогой, всем нужны! А тебе, я так понимаю, они очень нужны, – гость выразительно осмотрелся.

– Еще бы! Зарплату то задерживают, то платят по каплям, занимать не у кого, да и назанимал уже у кого можно… Бывает, и жрать нечего, а богатств на продажу не накопил, сам видишь, – Андрей безнадёжно махнул рукой и опустил голову.

Акопян перестал улыбаться и оглядел комнату. Да, бедность не скроешь!

– Продай паспорт, – безразличным тоном предложил он, будто ему было всё равно что покупать, главное, не уйти «пустым». И будто бы паспорт был каким-то ненужным исписанным блокнотом.

Андрей удивлённо поднял голову и наткнулся на вполне серьезный взгляд чёрных глаз. Сказочный джинн исчез, вместо него напротив сидел современный «деловик» с безжалостной цепкой хваткой.

– Зачем? – сбитый с толку резкой сменой интереса Акопяна, удивлённо спросил он.

Вместо ответа Акопян открыл кейс и развернул его к Говорову. В отличие от экранных собратьев чемоданчика, внутри не было стройных купюрных рядов, там, как нарядные покойники, лежали ещё три бутылки водки с красочными этикетками. Из внутреннего кармана пиджака Акопян вытащил пачку стотысячных[12]12
  В период описываемых событий ходили деньги, номинал которых в тысячу раз превышал сегодняшний. Таким образом, стотысячная купюра соответствовала нынешней сторублевке.


[Закрыть] купюр, отсчитал десять и положил на стол рядом с кейсом.

– Это на хлеб. Закусывать надо обязательно! – наставительно подняв палец, изрёк он, убирая пачку обратно в карман.

– А я не пью, – будто оправдываясь, виновато промямлил Андрей.

Бывший «джинн» развернул кейс обратно и закрыл крышку. В его руках опять оказалась денежная пачка из кармана. Рядом с первой стопкой стотысячных появились ещё две. Андрей не мог оторвать от них глаз.