Текст книги "Кто не думает о последствиях…"

* * *

Подполковник Шаура шел по лесу пружинистой походкой крадущегося тигра. Он был в легкой полевой форме с точками фотоэлементов, без пулезащитного жилета, вместо бронешлема – обычная маска из лыжной шапочки, которые используют бандиты и террористы. На поясе, слева от пупка – «Вектор» в открытой кобуре, на правом плече стволом вперед висит немецкий пистолет-пулемет «МР-5», хорошо зарекомендовавший себя в спецоперациях британской SAS, американской «Дельты», группы GIGN французской жандармерии. Это его штатное оружие, привычное и неоднократно проверенное в деле, ладонь привычно сжимает удобную пластиковую рукоятку.

Он шел так, как всегда ходил в боевом поиске, только сейчас наверняка знал, что его ждет засада. Справа – густые кусты, слева – ствол поваленного дерева – подходящее место…

И точно – за деревом что-то шевельнулось. «МР-5», натягивая ремень, рванулся вперед и вроде бы сам по себе выпустил фиксированную трехпатронную очередь, которая пришлась как раз в высунувшийся автомат и голову над ним в такой же, как у него, черной маске. Оказалось, что Шаура на секунду опередил нападающих. Потому что из кустов выпрыгнули еще две фигуры в черных масках и с ходу открыли огонь. Он резко присел – пули пронеслись над головой, ответная очередь угодила левой фигуре в грудь, она обмякла и повалилась на спину, защелкали рикошеты. Шаура перекатился через бок, уходя от выстрелов. Не целясь, выпустил несколько очередей по оставшейся фигуре и попал – в грудь и в голову.

Все! Три фигуры безжизненно распластались на мягкой подстилке из прелых листьев, покрывающих лесную тропинку. Нападение осуществляли молодые – Семин, Хомяков и Выхин. Маски были нужны не для анонимности, а чтобы не выработался рефлекс допустимости стрельбы в своего. Раз выстрелишь на учениях в Семина, два, а потом в боевой обстановке, когда мелькнет неожиданно его лицо, рука не замрет на спусковом крючке, а привычно нажмет его…

– Занятие окончено, – противным железным голосом сообщил динамик под потолком. – Шаура получил ранение в левое предплечье, не препятствующее выполнению боевой задачи. Семин получил пулю в голову, Выхин – две пули: в грудь и живот, Хомяков – пять пуль в грудь. Все трое условно убиты…

Лес исчез. Исчезли распластанные на мягкой земле фигуры. Бетонный пол, бетонные, со следами пуль, стены. Четвертый зал нового тира.

Шаура разрядил оружие, снял маску. В залах один, два и три сделали то же самое настоящие Семин, Хомяков и Выхин. Каждый из них тоже стрелял боевыми патронами в его, Шауры, голограмму. Но тут в него попадал только лазерный луч, наведенный по рассчитанной компьютером траектории. И в их залах в цель попадали не пули, а безвредный невидимый луч. Хотя ощущение скоротечного боя было полным, даже руки подрагивали, как после настоящей перестрелки.

– Уф! – перевел дух Шаура и, тяжело ступая, направился к выходу.

В коридоре он встретил своих противников, – таких же взвинченных и возбужденных: выделившийся адреналин быстро не рассасывается.

– Это я в вас попал! – похвастал Семин. Совсем пацан, ему лет двадцать семь, вот и распирает от гордости.

– То-то я смотрю, что мне было так приятно! – засмеялся Шаура и хлопнул его по спине.

– Но вы раньше начали! – отметил Выхин. – Потому и накрыли меня сразу…

– Так ты же сам засветился!

Они вышли на воздух, стали в кружок и продолжили живо обсуждать перипетии тренировки.

– Подполковник Шаура! – Окрик Анисимова прервал их беседу.

Константин упругим шагом направился к командиру. Тот пристально рассматривал одного из самых опытных подчиненных. Ему тридцать семь, но выглядит старше. Сильный, жилистый, быстрый, коротко стриженный. Наполовину грузин (по отцу) и похож на уроженца Западной Грузии: блондин с рыжим отливом, зеленые глаза, большой кавказский нос, слегка свернутый, как у большинства бойцов дивизиона. Только это не результат боевых операций, а следствие давней драки из-за девушки с сокурсником по училищу ВДВ. Пистолет на левом боку, автомат висит за спиной.

– Здравия желаю! – Шаура обозначил почтение к старшему по должности и званию.

В ответ Анисимов протянул руку, и они поздоровались, как старые друзья.

– Я по поводу твоего рапорта, – когда никто не слышал, Анисимов и Шаура общались по имени и на «ты». – Для чего тебе понадобился выезд в Штаты?

– Ты же знаешь, Семёныч, я три года как женился, а теща болеет, нужно везти на операцию.

– А что у нас?

– А у нас в квартире газ, – парировал Константин. – Я что-то не пойму: по службе можно хоть каждый день летать, и без всяких документов, а по личному делу…

– Не кипятись. – Командир отвел глаза в сторону. – Ты же понимаешь, что это не куда-нибудь, а в Америку!

– И что? Я восемь лет специализировался на Центральной Америке!

– Ну, скажи, в качестве кого ты едешь?

– Бесплатный переводчик, охранник и носильщик в одном лице… Это что-то меняет?

– Конечно! Фактически, твоего обязательного присутствия там не требуется…

– Слушай, Семеныч, ты что крутишь, что ходишь вокруг да около? Мне отказали?

– Да, я звонил, вентилировал вопрос. – Анисимов кивнул. – Решение: отказать!

– А почему?

– В связи с отсутствием необходимости и предстоящей командировкой…

Шаура сплюнул.

– Сколько служу, а все не могу привыкнуть… Как в журнале «Ералаш»: если драться с драконом – Костя, иди первым, а если кушать вкусный торт – Костя, знай свое место!

– Система непробиваема! – вздохнул Анисимов. – Ты на меня не обиделся?

– Да ты-то при чем! – махнул рукой Шаура, что-то прикидывая в уме. – Ладно, я с Диком Пэррисом свяжусь, он поможет…

Анисимов насторожился.

– Кто такой?

– Капитан «морских котиков». Мы с ним в Никарагуа разгромили наркокартель и взяли самого Мендосу… Сейчас он в американском дивизионе… Думаю, он сможет меня заменить…

Полковник озабоченно почесал затылок. Видно было, что альтернативный вариант ему не понравился.

– Ты только это… Аккуратней… Сам понимаешь: если что…

– Если «что», я пошлю всех на три буквы и пойду в охрану какого-нибудь олигарха! – завелся Шаура. – И буду получать в десять раз больше без регулярных боестолкновений!

– Ладно, ладно. – Полковник успокаивающе похлопал его по плечу. – Не распаляйся.

Но Шаура уже выпустил пар и успокоился. У него, как и у всех бойцов дивизиона, была очень устойчивая нервная система.

– Проехали! – Он улыбнулся. – Тут мы с Натальей решили Валерку покрестить… Хотим тебя пригласить крестным отцом… Что скажешь?

– Спасибо! Конечно, я с удовольствием, – у Анисимова даже комок к горлу подкатил. Его родную дочь Лену подсадили на наркотики и она погибла… Теперь появится крестный сынок…

– Какие будут указания? – спросил улыбающийся Шаура.

– Особых нет, пока… Обед, построение, самоподготовка…

– Майорские погоны Назарову вручать будете?

– Пока приказ не объявлен – это секрет! – невозмутимо ответил полковник.

– А то, что обмывать будем «У Юрика» в шесть тридцать – тоже секрет?

– Тоже. Что ты все вперед забегаешь!

– Разрешите идти?

– Иди, Костя, иди…

Вернувшись в кабинет, Анисимов вынул из ящика стола новенькие майорские погоны, снял трубку многоканального пульта связи, соединился с дежурным, коротко распорядился:

– В четырнадцать тридцать построение личного состава на плацу перед главным входом! Форма одежды – повседневная для строя! Без оружия!

– Понял, товарищ полковник! – судя по голосу, дежурный тоже был осведомлен о причинах сбора.

Вообще-то подразумевалось, что оглашение приказа явится приятным сюрпризом для капитана Назарова. На самом деле, как только приказ подписан, информация об этом моментально облетает подразделение и в первую очередь становится известной заинтересованным лицам. Зачастую сам именинник готовит новые погоны, прикручивает к ним звездочки и сдает в кадры, а потом получает обратно в торжественной обстановке. Но Анисимов считает, что это уже полная профанация, и заставляет кадровиков самостоятельно готовить аксессуары нового звания. Поэтому на построении Назаров увидит свои погоны действительно впервые.

* * *

Махачкала. Рынок

Неприметная белая, забрызганная грязью «Нива» с четырьмя угрюмыми молодыми мужчинами прокатилась вдоль решетчатого забора, на котором, как на паутине, красовались, похоже, чуть ли не все унесенные ветром в Махачкале полиэтиленовые пакеты. Недаром говорят: ветер здесь дует два раза в год – шесть месяцев с моря и шесть месяцев с гор. «Нива» проехала мимо парикмахерской, на которой красовалась вывеска: «Мужской и женский зал, маникюр, педикюр, коррекция бровей». И, наконец, свернула к служебному входу в Центральный рынок.

Сюда заходят продавцы, здесь выгружают товар, отсюда ближе всего к зданию администрации. Хозяин, Ризван Рахманов, на месте – прямо у входа, среди гор мусора: куриных перьев, апельсиновых очисток, обрывков оберточной бумаги, яичной скорлупы, разбитых ящиков и скомканных газет, – стоит черный-пречерный «Бентли» с дергающимся в такт громкой музыке водителем за рулем. На Кавказе черный – это самый козырный цвет. А в Средней Азии наоборот – больше ценится белый. Рядом с «Бентли» – не менее черный «Мерседес-Гелендваген» охраны. Машины тщательно вымыты и натерты до сияющего блеска, но опытный глаз без труда различит на них за версту узнаваемую московскую пыль, покрывающую все шикарные машины, на которых разъезжают уважаемые люди свободолюбивых кавказских республик.

Возле «Гелендвагена» двое охранников весом не меньше центнера каждый, сплющенные уши и мощные шеи выдают в них борцов. Оба в черных костюмах, черных лакированных туфлях и белых рубахах.

– Смотри, Руслан, – водитель Муса с улыбкой поворачивается к соседу. – Правду говорят, что настоящий лезгин должен быть в лакированных туфлях и с ручкой в нагрудном кармане!

– Лакированные туфли у них есть, – соглашается Руслан. На нем спортивное трико с капюшоном и кроссовки. Вчера он не соврал Абу Хаджи – у него действительно важные дела. И одно именно здесь, на рынке…

Сидящие сзади Аваз и Бейбут смеются. Они не выглядят франтами: лица густо заросли щетиной, нечищеные, изрядно поношенные туфли, мятые штаны, вылинявшие рубашки. Сверху надеты длинные темные пиджаки, под которыми скрыты кинжалы. На головах – огромные, надвинутые на глаза кепки. Аваз похож на мальчишку – маленький, щуплый, с длинными руками, большим носом, тонкой шеей и выступающим кадыком. Бейбут тоже не отличается атлетическим телосложением, но он повыше и выглядит постарше. К тому же он соображает во взрывном деле и изготовил немало бомб.

– Любят понтоваться! – как мальчишка веселится Аваз. У него кличка «Абрикос»: в детстве он их очень любил и наедался до расстройства желудка.

– Надо проверить – есть ли у них и ручки?

– Сейчас проверим, – в тон ему отвечает Бейбут. У него кличка «Сапер», причем еще со школы, где он постоянно что-то поджигал и взрывал.

Выглядят оба безобидно и даже несерьезно, но внешний вид очень обманчив.

– Не знаю, как насчет ручек, а пушки есть, – говорит Оловянный, пристально рассматривая охранников.

И действительно, под нарочито распахнутыми черными пиджаками видны кобуры скрытого ношения, из которых торчат красноватые пистолетные рукоятки. «Черные костюмы» лениво переговариваются и без интереса рассматривают проходящих мимо людей. Рассматривают скорей от скуки, чем для дела: с боссом на его территории ничего случиться не может, тем более от него ни на шаг не отступает личная охрана… Они должны отсеивать подозрительных, но какие подозрительные могут быть среди запуганных крестьян, озабоченных только тем, чтобы выгодно продать свой товар и свести концы с концами?

– Ты видел мою Зару? – Охранник выставил руки на ширине бедер, расставил ладони на полметра, потом, оценив на глаз, добавил еще сантиметров сорок.

– Видел! – его напарник закатил глаза. – А баба́-ле![13]13
  А баба́-ле! – офигительно (лезгинск.).


[Закрыть]

Белая «Нива» остановилась метрах в двадцати, ничем не выделяясь из общего ряда небогатых автомобилей приехавших с гор торговцев.

Руслан набросил капюшон и вместе со своей свитой вышел из машины. Муса выгрузил две корзины с хурмой. Одну потащили ко входу Аваз с Бейбутом, вторую водитель с командиром.

Охранники презрительно рассматривали припозднившихся селян: сейчас ленивые олухи уже вряд ли найдут торговые места по обычной цене… Эти мысли оказались последними в жизни тяжеловесов: подойдя вплотную, бойцы поставили корзину и выхватили кинжалы. Абрикос с ловкостью обезьяны прыгнул на борца, значительно превосходившего его по весовой категории, левой рукой схватил за могучую шею, а правой, сжимающей кинжал, принялся бить в грудь и живот с таким остервенением, будто накачивал шину, спустившую, когда опаздываешь на самолет. Охранник захрипел и повалился на колени, но рука «щуплого мальчишки» продолжала неукротимо двигаться взад-вперед, как поршень набирающего скорость паровоза. Сапер примерно так же обошелся со вторым охранником, разве что не повисал у того на шее, и нанес ударов вдвое меньше, хотя и их оказалось больше чем достаточно.

Длинные широкие клинки мгновенно превратили в лохмотья щегольские костюмы, а белые сорочки перекрасили в красный цвет. Водитель «Бентли», отгороженный от окружающего мира тонированным стеклом и увлеченный музыкой, не расслышал вскриков, стонов и сипения воздуха, выходящего из пробитых легких, за что тут же поплатился: игнорируемый мир ворвался со смрадной и замусоренной улочки в комфортную прохладу дорогого салона. Муса поднес к боковому окну удлиненный глушителем «ТТ» и одним выстрелом разнес и зеркальное стекло, и голову коллеги.

Несколько немолодых мужчин, выходившие с рынка и ставшие свидетелями кровавой расправы, поспешно развернулись и, бросив коробки с продуктами, мгновенно исчезли.

Снова подхватив корзины, процессия убийц двинулась дальше.

– А у одного действительно была ручка в кармане. – Аваз засмеялся и показал дорогой «Паркер». Его пиджак был испачкан кровью, но на темном фоне она не бросалась в глаза.

– Отдай мне! – протянул руку Бейбут. – Или давай разыграем, чтобы по-честному!

– Не отвлекайтесь! – недовольно процедил Оловянный.

Навстречу медленно проехал мальчишка на велосипеде. Когда в детстве Руслан приезжал с матерью на этот рынок, он завидовал детям местных воротил, лихо носящимся на двухколесных конях между железными контейнерами. И мечтал, что когда-нибудь произойдет чудо и у него тоже появится велосипед. Но чуда так и не произошло, он даже ездить не научился…

Они прошли по бурлящим торговым рядам. Здесь, под ветхими навесами и в похожих на времянки павильонах, продавали парную баранину, огурцы и помидоры, осетров и кутумов,[14]14
  Кутум – рыба, которая водится в дельте Терека.


[Закрыть] черную икру из-под полы, свежепожаренный шашлык и самсу, густую, жирно отливающую желтым, буйволиную сметану, папахи и бурки, турецкие полотенца и дагестанские ковры, отпечатанные в Китае «Русские сказки», сувенирные кинжалы…

Здание администрации рынка выглядело таким же временным и неухоженным, как торговые точки. Бойцы извлекли из-под хурмы короткие автоматы АКМС со складными прикладами, распихали по карманам гранаты. Руслан взял позолоченный двадцатизарядный «Стечкин», который подарил ему амир из Чечни. Тот обещал дослать и позолоченный глушитель, но пока приходилось обходиться обычным. Вид, конечно, не совсем красивый, но Оловянный не обращал внимания на такие мелочи.

Железная дверь была распахнута настежь, и Руслан, взглянув на часы, вошел первым. В длинном коридоре, обшитом белым пластиком и заставленном вдоль стены картонными коробками с турецким пивом, в крутящемся кресле сидел перед монитором видеонаблюдения грузный охранник средних лет с резиновой палкой на боку. Он боролся со сном после суточного дежурства и, очевидно, поэтому ничего заслуживающего внимания на мониторе не увидел, хотя камеры висели и над служебным входом, и перед конторой. До конца смены оставался всего час. Ночь он скоротал со знакомым рубщиком мяса за холодной водкой под горячий шашлык и теперь старательно жевал «Орбит без сахара», в надежде отбить запах. Директор рынка относился к выпивке снисходительно: лишь бы охранял нормально. Но сегодня приехал сам хозяин – человек крутого нрава, унюхает – сразу выгонит! Работа в общем-то не слишком прибыльная, но и не сильно напрягает, к тому же без куска мяса каждый день не останешься… Поэтому надо продержаться последний час и быстро смыться…

Раздались быстрые уверенные шаги, охранник повернулся, думая, что это еще один телохранитель хозяина, но увидел незнакомого парня, направившего на него золотой пистолет с черной трубой на конце, в которой мелькнула вспышка огня… Он инстинктивно дернулся, но пуля уже попала ему в грудь, полное тело обмякло, а кресло несколько раз провернулось вокруг оси, как будто хотело укачать уставшего хозяина…

Не замедляя хода, Оловянный прошел коридор и, толкнув хлипкую дверь в конце, оказался в приемной. Личными телохранителями у Ризвана Рахманова были известные в республике борцы-тяжеловесы Икрам и Халик. Они, развалившись в креслах, с трудом выдерживающих стодвадцатикилограммовые туши, без интереса смотрели телевизор, а крашенная в рыжий цвет секретарша Умамат расставляла на расписном подносе чайные принадлежности и вазочку с пахлавой.

Никто из них не успел ничего понять, как Руслан подошел вплотную к борцам и дважды выстрелил. Оловянный был известен в определенных кругах как отличный стрелок и сейчас подтвердил свою славу: Икрам получил пулю в лоб, над левой бровью, а Халику пуля угодила в сердце. Несмотря на большую массу и тренированные мышцы, оба были убиты наповал. Приглушенные ПБСом[15]15
  ПБС – прибор бесшумной стрельбы.


[Закрыть] звуки не вышли за пределы звукового фона телевизора, только гильзы ударились о стену и со звоном покатились по линолеуму. Ствол обратился к Умамат, но она, зажав двумя руками рот и не издав ни звука, спасла себе жизнь.

Оставив секретаршу под контролем вошедших с автоматами наизготовку Бейбута и Аваза, Оловянный распахнул дверь кабинета, откуда слышался громкий разговор.

– Оловянный хочет сто тонн баксов в месяц! – взволнованно говорил директор рынка Дибир. Он сидел за приставным столиком, на стуле для посетителей, спиной к двери, розовый цвет бритого затылка свидетельствовал о хорошем здоровье и высоком жизненном тонусе. – Вчера был последний срок! Это очень опасный человек, с ним лучше не шутить!

– Он много на себя берет! – Ризван был в ярости. – Я плачу всем, кому надо! И вообще, в Махачкале есть свой амир! Мы же к нему в горы не лезем! Так и объясни этому наглецу!

Ризван Рахманов имел прозвище «Купец». Сам бывший борец, он заметно располнел, приобрел изрядный живот и вальяжные манеры. Сейчас он уверенно расположился за офисным столом, в мягком глубоком кресле Дибира и от полноты чувств, после каждой фразы, пристукивал кулаком по полированной столешнице, как бы вбивая ее в сознание собеседника.

– Это же твоя проблема, Дибир, ты директор! Нормально делай – нормально будет!

Купец был в черном костюме с отливом, ворот белой рубашки расстегнут, открывая волосатую грудь и массивную золотую цепь, а из нагрудного кармана торчал позолоченный «Паркер».

Приподнятый в очередной раз кулак так и не опустился: Ризван окаменел, глядя на стремительно вошедшего худощавого парня в нелепом сине-зеленом спортивном костюме и… с огромным золотым пистолетом в правой руке! Нет! Нет!! Такого просто не могло быть!!!

В три шага Оловянный подошел к столу, глушитель почти уперся в розовый затылок Дибира, и тут же раздался негромкий хлопок. Кровь и мозги брызнули во все стороны. Челюсть у Купца отвисла, он утратил обычную вальяжность и высокомерие, в глазах плеснулся ужас. Что такое сто тысяч в месяц?! Да ничего в сравнении с целым черепом и находящимся на месте мозгом! И зачем он жадничал?! Но изменить что-либо уже нельзя – только в глупых кинофильмах убийцы произносят длинную нравоучительную тираду перед тем, как нажать на спуск. В реальной жизни действует другой принцип: пришел стрелять – стреляй, а не болтай!

Второй хлопок – и пуля вошла Ризвану в вогнутую переносицу. В контрольных выстрелах нет нужды – даже на первый взгляд видно, что Ризван и Дибир уже на пути к Аллаху. Или шайтану…

Не удержавшись, Руслан заглянул под стол. Да, точно, Ризван был в лаковых туфлях.

«Понтомет дешевый!» – Оловянный презрительно сплюнул. Обыскав убитых, бросил на стол бумажники, нашел ключи от сейфа, открыл. Там аккуратными пачками были сложены деньги. Много денег…

«Глупцы, неужели эти бумажки были вам дороже жизни?» – подумал он и вышел в приемную.

– Пакет или сумка есть? – спросил он у полумертвой от ужаса Умамат.

Та закивала, подбежала к шкафу и вытащила несколько ярких полиэтиленовых пакетов и клеенчатый мешок.

– Выгрузите деньги из ящика! – приказал Оловянный бойцам. – И поделите между собой то, что в бумажниках, – это ваша доля!

Бейбут и Аваз радостно забежали в кабинет, а он повернулся к секретарше:

– Почему у тебя такая короткая юбка? Хочешь, чтобы я прострелил тебе колени? – Он поднял пистолет, целясь в ноги.

– Н-нет, н-нет! – Спазм мешал Умамат говорить, она только трясла головой, из округливших глаз покатились крупные слезы. Она находилась на грани истерики.

– Дагестанская женщина должна быть скромной! Если она забывает стыд, то мы ее накажем – пусть ходит на костылях! Ты меня поняла?

Она отчаянно кивала, прижав руки к груди.

Из кабинета выскочил радостный Бейбут, держа в руках позолоченный «Паркер».

– Мне досталась ручка лучше, чем у Аваза!

Следом вышел улыбающийся Аваз с двумя пакетами в руках.

– Мы уходим, – сказал секретарше Руслан. – Скажи всем, что эти собаки умерли потому, что забыли совесть и не давали денег на джихад!

В отделанном белым пластиком коридоре раздавались удары: Муса разбивал молотком системный блок компьютера, куда записывались результаты видеонаблюдения.

– Чего ты дурью маешься? – на ходу бросил Руслан. – Положи гранату, и все!

Он глянул на часы. С момента, когда они вошли в контору, прошло пять минут. Для некоторых за это время многое неотвратимо изменилось. Очень многое…

Они вышли в торговые ряды. За спиной грохнул взрыв, дверь распахнулась, из нее повалил черный дым. Бурлящая толпа шарахнулась в стороны – то ли испугавшись взрыва, то ли освобождая проход четверым вооруженным людям. Руслан шел впереди, его спортивный костюм, правая кисть и нижняя часть лица были забрызганы кровью. Неожиданно он остановился у продавца самсы.[16]16
  Самса – треугольный пирожок из слоеного теста с бараниной.


[Закрыть]

– Дай мне три штуки, отец, – своим обычным тихим голосом попросил он. – А то сегодня еще ничего не ел…

Пожилой ногаец дрожащими руками уложил пирожки в бумажный пакет. Зажав пистолет под мышкой, Руслан стал шарить по карманам.

– Сколько с меня?

Ногаец испуганно качал головой.

– Ничего не надо! Ничего! Бесплатно…

– Как это бесплатно? Ты же не богач какой-то, ты своим трудом зарабатываешь. Вот, возьми! Без сдачи…

Оловянный протянул мятую пятисотрублевую купюру.

Продавец с ужасом рассматривал пятна крови на руке, но пауза затягивалась, и, чтобы не прогневить страшного покупателя, он быстро выхватил деньги из скрюченных окровавленных пальцев.

– А, запачкался немного, – перехватив его взгляд, буднично объяснил Руслан. Так тракторист не стесняется загрубелых, перепачканных мазутом ладоней.

Они шли по коридору из расступающихся людей: впереди Оловянный с пистолетом под мышкой, обжигаясь, жадно ел самсу, остальная троица с автоматами наперевес, обступив вожака полукольцом, держалась чуть сзади. Абрикос и Сапер жевали насвай.

При их приближении толпу зевак, собравшуюся вокруг «Бентли» и «Гелендвагена», как ветром сдуло. И не зря: напоследок в каждый автомобиль Аваз бросил по гранате. Взрывами люксовые иномарки раздуло изнутри, стекла вылетели наружу или открылись, как не предусмотренные конструкцией форточки, из которых валил ядовитый дым от горящей кожи и пластмассы.

Руслан снова отметил время: пятнадцать минут назад они приехали к служебному входу рынка, и вот дело сделано. Они неспешно загрузились в «Ниву» и уехали. Никто, конечно, не попытался их задержать.

* * *

Горное село Узергиль

Однажды вечером Дадаш не пришел домой. Мариам до утра читала Коран, и лишь когда забрезжил рассвет, уснула тяжелым сном. Проснулась она уже после полудня, когда солнце клонилось к горным вершинам. Женщины тоже не пришли. Она почувствовала себя покинутой. Где искать Дадаша?! Кругом чужое село, горы… Вокруг незнакомые люди, а где находится дом Фатимы Казбековны, она не знает и найти не сможет… Можно, конечно, спросить, но тут же не принято самой ходить по улицам и разговаривать с чужими людьми! Она была близка к панике.

Хотелось есть. В маленьком холодильнике она нашла три яйца и кусок сыра, в шкафчике над столом обнаружился лаваш и немного сахара. На маленькой электрической плитке она пожарила яичницу, заварила остатки чая, после позднего завтрака вымыла посуду, и постепенно охватившее ее беспокойство прошло бесследно. Она ведь мусульманка, и вокруг все мусульмане, которые помогают друг другу! Да и Дадаш скоро вернется, а потом они поженятся, будет большая, красивая свадьба… Настроение у Мариам улучшилось. Как будто Тамара или Фатима Казбековна успокоили ее и сняли тревогу. Целый день она читала Коран, в темноте вышла во двор и сидела на табуретке, ожидая, когда скрипнет калитка.

За домиком находился большой участок земли, на котором темнели сложенные штабелями шлакоблоки и бетонные плиты: Дадаш объяснял, что когда он женится, то построит дом, у них так принято. Мариам улыбнулась: дом выстроят просторный, и детям будет место для игр… Далеко вдали раздались несколько выстрелов, потом прозвучала целая очередь. Здесь стреляли почти каждую ночь, в горной тишине звуки разносились на несколько километров… Мариам стало страшно, она поднялась и зашла в комнату.

На следующий день снова никто не пришел, и на третий… Еда закончилась, чай тоже, она пила горячую воду. Стало ясно: случилась большая беда и нужно что-то делать. Хотя бы выйти в магазин и купить что-то из еды… Но денег у Мариам не было: начиная с отъезда из Волговятска за нее платили другие. Оставалось только одно: нарушить обещание, данное Дадашу, и просто пойти по улице, расспрашивая первых встречных о том, где живут Фатима Казбековна, Дадаш или, на худой конец, Роза и Гулизар. Наверняка ей подскажут дорогу…

После утреннего намаза Мариам вышла во двор, приоткрыла калитку и тут же отпрянула: к ней с рычанием бросился огромный лохматый пес. «Кавказская овчарка, – вспомнила она. – Такая волка загрызть может!» Она решила подождать, пока пес уйдет, но он целый день валялся в пыли напротив ее дома, не сводя с калитки злых желтоватых глаз. Да если даже он убежит… Как можно выходить за ворота, если такой зверь бегает по улицам? Он вмиг разорвет незнакомую женщину!

Что же делать?! Мариам снова охватила тревога. Где же Фатима Казбековна, которая так хорошо умеет успокаивать? И где чай, который приносит расслабление тела и духа?! В отчаянии она повалилась на кровать и проплакала целый день. От голода она ослабела и совсем не знала, как выйти из положения. Для семнадцатилетней девушки это было серьезное испытание…

Когда стемнело, стукнула калитка, послышались шаги, запертая на крючок дверь дернулась, раздался требовательный стук.

«Дадаш!» – Мариам бросилась навстречу, открыла… На пороге стоял незнакомый коренастый мужчина, в руках он держал бумажный пакет, на плече висел автомат.

– Салям алейкум, Мариам, – прогудел он. – Я от Дадаша. Еду принес…

– Здравствуйте… Ой, салям аллейкум… Заходите… А где Дадаш?

Мужчина молча прошел на кухню, вынул из пакета и положил на стол лаваш, грамм триста конской колбасы, кулечек сахара, чай в полиэтиленовом пакете и несколько больших картошин.

– Спасибо. – Девушка непроизвольно сглотнула. – А где Дадаш?

– Поешь вначале. – Мужчина сел на табурет, зажав автомат между ног. Ему было лет тридцать. Рыжие волосы, круглое конопатое лицо, маленькие, глубоко посаженные глаза, большой острый нос, выдвинутая вперед нижняя челюсть, «бычья» шея и сломанные уши борца…

Мариам жадно набросилась на колбасу и лаваш, выпила чай с сахаром и постепенно успокоилась. То ли сытость изменила ее настроение, то ли этот травяной чай действительно обладал волшебными свойствами.

– Убили Дадаша, – спокойно сказал незнакомец.

– Как?! Кто?!

– Кафиры убили. Я его брат – Курбан. Теперь я о тебе буду заботиться. Еду приносить, защищать и вообще… Короче, я вместо него! У нас такой обычай!

Как ни странно, ужасное известие Мариам восприняла без эмоциональной окраски, как обычную информацию. Ну, убили Дадаша… Жаль, конечно… Но что она может поделать? Значит, теперь вместо него будет Курбан. Что поделаешь, если у них такой обычай…

Курбан остался на ночь, лег с ней в постель и заменил Дадаша. Возражать она не осмелилась. С этого дня у нее началась другая жизнь.

Следующим вечером Курбан пришел снова и привел с собой молодого парня по имени Ваххаб. Еда уже закончилась, но Ваххаб принес сгущенку, кусочек сыра и несколько яиц. Теперь они остались ночевать вдвоем.

– Ваххаб наш брат, так положено, – пояснил Курбан.

Потом Ваххаб пришел с Османом, потом объявился Рахман, потом еще какой-то брат. Они приносили продукты – понемногу, чтобы хватило на день-два, не больше. Только чая всегда было в избытке.

Время перестало иметь для Мариам значение. Для нее всё перестало иметь значение. Дадаш убит, его заменили братья – такова была данность, изменить которую она не могла. Она могла только молиться…

Однажды днем во двор вошел… Дадаш! У нее сердце чуть не выскочило из груди, она выбежала навстречу и тут же поняла, что ошиблась: пришедший действительно был очень похож на бывшего жениха: высокий, стройный, с гладкими, аккуратно расчесанными черными волосами, но он был постарше, успел заматереть, налиться силой – уже не мальчик, а мужчина! На нем был дорогой костюм, держался он уверенно и властно, как человек, привыкший командовать и повелевать.

– Меня зовут Исраил, – сказал он, переступив порог дома. – Я брат твоего мужа, Дадаша. Он стал шахидом, и теперь я за тебя отвечаю. Я буду заботиться о тебе, защищать, обеспечивать твою жизнь… Вот, надо дрова на зиму заготовить, уголь завезти, запасти продуктов. Я все сделаю, таковы наши обычаи…

– Я знаю, мне Курбан говорил…

– Какой Курбан? – насторожился Исраил. Он был похож на Дадаша не только фигурой, но и лицом. Особенно глазами… Сейчас карие глаза потемнели.

– Ну, тот, который приносил мне продукты.

– А почему он вдруг к тебе пришел? – холодно спросил Исраил, и Мариам поняла: она что-то сделала не так.

– Он же брат Дадаша…

– Какой он брат?! У него только один брат – это я!

– Дадаш мне говорил, что все муджахеды братья…

– Это верно, – кивнул Исраил. – Но братья по борьбе, а не кровные братья!