Текст книги "Время «мечей»"

Гюрза заерзал на стуле. Прозвище свое он не оправдывал – ни внешним видом, ни силой и опасностью. Он был похож, скорее, на неповоротливого хряка, чем на Гюрзу. А прозвище пристало с юных лет: он родился в Кухтах – небольшом горном селе на юге, где, по слухам, жители вместо собак держали в саклях змей, и молодой Расул часто рассказывал, как его чуть ли не вырастила огромная гюрза толщиной в руку.

– Руслан? – было заметно, что он неловко себя чувствует. – Руслан никого не слушает. Для него нет авторитетов.

– Пятьсот тысяч у нас взял! – вмешался Мирза, но неодобрительный взгляд старшего брата смутил его, и он замолчал.

– Но он твой двоюродный брат! Значит, заодно с тобой! А ты заодно с нами!

– Ну, так он же амир муджахедов, кроме того что мой брат…

– А ты кто? – спросил Махач, в упор глядя на Гюрзу.

– И я амир… Для других. А Руслан и для меня амир. Не для себя он взял. На святую борьбу с неверными деньги нужны.

Братья молча смотрели на Гюрзу. И во взглядах этих не было даже показного уважения. Наоборот, он отчетливо читал в них вопрос: «Тогда ты нам зачем?»

И действительно… Черный Прокурор у них есть, он от многих неприятностей прикроет. А от «лесных», выходит, их лучше Оловянный защитит. Зачем им Гюрза нужен?

Он выпрямился, наклонился вперед, прищурился, глянул на наглых бизнесменов, стараясь, чтобы это был взгляд готовой к броску змеи. И вроде невзначай распахнул пиджак, открывая рукоятку золотого пистолета в плечевой кобуре.

– Чего вы плачете?! – грубо спросил он. – Скажите спасибо, что в живых остались! Он, перед тем как к вам идти, полбазара вырезал! Тоже платить не хотели… Если бы я за вами не стоял, и вы бы в землю легли!

Теперь братья заерзали на своих стульях, понимая, что перегнули палку. Гюрза – такой же бандит, как и Оловянный, он тоже может выстрелить им в головы из такого же пистолета. А тогда какая разница, кто это сделал – тот или этот?

Расул снова откинулся на спинку кресла, пиджак запахнулся. И тон стал мягче.

– Ну, отдали деньги на святое дело, на джихад, и что? Новые отобьете с моей помощью! Зато в следующий раз Руслан к вам уже не придёт. Теперь другие платить будут!

Умело перейдя от угрозы кнутом к обещанию пряника, Гюрза сгладил ситуацию.

– Спасибо, Расул, мы знаем, что ты наш друг, – не слишком уверенно сказал Махач. – Не обижайся, если мои слова показались тебе неуважительными.

Мирза кивнул, поддерживая старшего брата.

– Мы тебе верим, Расул!

«А что вам остаётся делать?!» – подумал Гюрза. И вслух сказал:

– Я хочу отдохнуть. Дайте мне лучший кабинет в ресторане, пусть накроют хороший стол на двоих. Поужинаю, потом – в сауну, и приготовьте золотой люкс – может, останусь до утра…

– Все сделаем, Расул, – почтительно наклонил голову Махач.

– Только никому не рассказывайте, – предупредил Гюрза. – Особенно Руслану…

– Не волнуйся, Расул. Мирза тебя проводит и проследит, чтобы все было в порядке.

Махач проводил гостя до двери, скрывая за улыбкой досаду: платить Гюрза не будет, к тому же наверняка распугает посетителей: мало радости отдыхать рядом с головорезами, которые могут от радости или досады открыть огонь, не раздумывая над тем, куда полетят пули… У пьяного Гюрзы это был коронный номер, на его счету было несколько раненых и один убитый.

Гюрза в сопровождении младшего брата и охранников спустился в ресторан. Они миновали общий зал и зашли в просторный кабинет, рассчитанный на десять персон. Окна занавешены тяжелыми желтыми шторами, гармонирующими с желтыми стенами и мягким освещением. Кожаный диван, несколько кожаных кресел, кожаные стулья вдоль застеленного желтой скатертью длинного стола – все производило впечатление респектабельности и дорогой добротности.

– Хорошо тут у вас, – осклабился Гюрза, прыгнув в кресло. – Может, отобрать у вас эту точку?

Лицо Мирзы вытянулось, улыбка исчезла.

– Да не бойся, я пошутил!

Но Мирза знал цену подобных шуток: если мысль появилась, она будет развиваться и рано или поздно воплотится в действие. Надо что-то делать! И для начала рассказать старшему брату об этой «шутке»…

– Где Мадина? – благодушно спросил Гюрза.

– Наверху, отдыхает.

– Зови её сюда! Вдвоем отдыхать будем!

– Хорошо, Расул! – Мирза мгновенно исчез.

«Мечи» внимательно наблюдали за дверью кабинета.

– Их там всего трое, – сказал Семин, когда Мирза вышел. – Пошли?

– Подожди, – покачал головой Хомяков – он был старшим группы. – Сейчас официант придет, может, и этот вернется. Подождем, пока движение закончится. Зачем нам лишние тру… свидетели! Сиди, расслабься, слушай песенку.

 
В шелках и бархате, подмышки бритые,
Минуты дороги любви твоей…
Диваны мягкие, вином залитые,
Стоят во мраке твоих ночей…
 

Хомяков был прав – действительно, вскоре в кабинет нырнул официант, чтобы уточнить, что такое, в понимании уважаемого гостя, «хороший стол».

– Ну, пожрать принеси! Табака-мабака, шашлык-машлык, коньяк-маньяк, – дал исчерпывающий ответ Гюрза. – Фрукты-мукты, шампань-мампань для телки… Сам не знаешь, что ли?

Официант вышел, но почти сразу в кабинет зашла высокая девушка в коротком красном платье, черных ажурных чулках и красных туфлях для стриптиза на высоченных «гвоздях» и толстой прозрачной танкетке.

– Черт! Она, наверное, останется, – с досадой проговорил Выхин.

– Сиди, она погоды не делает, – невозмутимо ответил Хомяков.

В кабинет начали носить еду и напитки.

Гюрза, как голодный пес, разрывал цыплёнка табака, жадно обгладывал хрупкие, раздробленные кости, фужерами пил коньяк «Дербент» и норовил подлить его в шампанское Мадине. Та, смеясь, не очень активно пресекала эти попытки.

– Ты что, забыл, что бывает, когда я напьюсь?

– С чего тут напиваться? – Гюрза подмигнул и запил коньяк шампанским. – Мы еще и кокса занюхаем!

Девушка оглянулась на охранников, отметив, что они больше похожи на напёрсточников с вокзала, чем на личных телохранителей серьезных бизнесменов, бывающих в «Золотом тельце». Правда, несмотря на черные костюмы, военную выправку и гарнитуру связи в ухе, тех все равно убивали вместе с их важными хозяевами. А на Расула никто не рискнет напасть. Потому что главное – не охрана, а авторитет! В Дагестане никому не придет в голову поднять на него руку!

– Не бойся, они ничего не видят и не слышат! – довольно захохотал Гюрза, перехватив ее взгляд. – Иначе я отрежу им языки и уши. И скормлю свиньям!

Два мрачных парня недовольно переглянулись: «Лучше бы накормил, чем прикалываться!»

Гюрза прочел невысказанную мысль и царственно махнул рукой.

– Потерпите! Потом доедите все, что останется! А пока я гуляю!

Он был очень доволен, смеялся, гладил коленки Мадины и все места, до которых доставал. Та взвизгивала.

Но хорошее настроение было не у всех. Хмурились охранники, официант заходил в кабинет с таким видом, будто нырял в холодную воду. Одна из гуляющих в зале компаний поспешно расплатилась и покинула ресторан. Другие тоже притихли. Только «мечи» оживились и повеселели.

Наконец принесли шашлык. Гюрза вытер жирный рот салфеткой.

– Жди здесь! – сказал он Мадине и, пошатываясь, встал из-за стола, непринужденно пояснив: – Отолью и вернусь…

В окружении охраны толстый мужчина с мутными глазами направился в туалет. Момент настал.

– Работаем! – еле слышно шепнул Хомяков своим спутникам и поднялся.

Семин подозвал официанта и принялся расплачиваться, внимательно наблюдая за происходящим. Хомяков и Выхин обошли сектор обзора установленной под потолком камеры видеонаблюдения и направились в сторону туалета вслед за Гюрзой. Вначале в полированную дверь с буквой «М» вошел охранник, и тут же из туалета выскочили двое мужчин, возмущенно оглядываясь и на ходу застегивая ширинки. Только потом порог переступил Гюрза и второй охранник.

За ними двинулись «подвыпившие горцы» в старомодной одежде.

– Подождите, пока эти шайтаны уйдут, – предостерегли их приводящие себя в порядок мужчины. Но те не послушали и зашли в заветную дверь.

Туалет состоял из двух помещений – в первом висели зеркала, под ними фарфоровые раковины с хромированными кранами с холодной и горячей водой, здесь же сушилки для рук и флакончики с жидким мылом. Во втором находилось то, ради чего большинство сюда и заходит, – писсуары и кабинки с унитазами. Охранники ждали в умывальной, и когда туда зашли «мечи», заступили им дорогу:

– Куда прете, колхозники?! А ну, назад!

Один страж левой рукой повелительно указал на дверь, второй, подбоченясь, стоял рядом и презрительно улыбался. Они не ожидали никаких возражений, да, собственно, их и не последовало. Просто в руках вошедших одновременно сверкнули хищные клинки НРСов, предназначенные только для одной цели: уничтожения живой силы противника. Хомяков ударил под повелительно вытянутую руку, нож со скрежетом скользнул между ребер, пробил сердце и тут же выскочил обратно. Таким же отработанным ударом Выхин поразил второго противника. Охранники вряд ли успели осознать, что происходит, они повалились на чистый кафельный пол, чувствуя, как жизнь уходит из сильных, пропитанных агрессией тел.

Хомяков прошел в следующую комнату, где подергивался у писсуара Гюрза, тихо присвистнул. Цель обернулась, удивленно уставившись на какого-то селянина, направляющего ему в лицо рукоятку зажатого обратным хватом ножа. Щелкнул ударник стреляющего устройства, пуля бесшумно прорвала резиновую диафрагму в торце рукояти и вошла Гюрзе в лоб. Вряд ли он тоже осознал, что с ним произошло.

Омыв под краном клинки, «мечи» спрятали ножи и спокойно вышли. Они пробыли в туалете не больше минуты и встретили понимающие взгляды двух мужчин.

– Мы же говорили – туда нельзя…

Не отвечая, старомодно одетые горцы прошли мимо. В зале продолжалось веселье.

 
Ребенок-девочка, ты все изведала,
Тебе двадцатая идет весна.
Ты ищешь счастия, оно потеряно
И не вернется уж никогда…
 

Через служебный ход «мечи» вышли на улицу. Через минуту они сели в «Шеви-Ниву», за рулём которой ждал Семин. Машина плавно тронулась с места.

– Я эту песню школьником слышал, – сказал Семин. – Сосед как напивался, так и орал под гитару…

– Что? Какую песню? – повернулся к нему Хомяков.

– Вот эту, что здесь… Я еще думал: почему «Махачкала»? Надо же «Махачкалы» Но он по-другому пел: «Тебе мерещится, что водка плещется, закуска прыгает вокруг стола…»

– А-а-а, – Хомяков отвернулся и принялся смотреть в окно на освещенные, но пустынные улицы.

– Дурак твой сосед, старинный романс испортил, – нехотя сказал Выхин. – Когда-то у родителей была такая пластинка…

Разговор сам собой заглох. Машина миновала центральную часть города и выехала на темное ночное шоссе.

В кабинете директора Мирза взволнованно рассказал брату о «шутке» Гюрзы. Махач вытер платком вспотевший лоб. Это никакая не шутка! Это первый звонок… Очень серьезный сигнал!

– Ничего, ничего, что-нибудь придумаем, – задумчиво процедил он. – Раз так, надо с ним решать вопрос… Ребята есть, попросим, денег дадим… Хотя и трудно! Только я не баран, чтобы ждать, пока меня зарежут!

Он позвонил по нескольким номерам, коротко переговорил, отойдя в угол, нервно и беспокойно заходил по кабинету. Мирза чувствовал, что у него ничего не получается.

Но через несколько минут дверь распахнулась, и вбежал взволнованный метрдотель.

– Гюрзу убили! – с порога выкрикнул он. – И двух охранников!

– Так быстро?! – Мирза с благоговением посмотрел на брата.

Камры

– А правда говорят, что кафиры Гаруна забрали?!

«Язык бы этим болтунам подрезать… Зачем мать волновать?» – подумал Руслан. А вслух сказал:

– Не волнуйся, его скоро отпустят.

– Сначала отобьют все внутренности, а потом отпустят, – на глазах Саиды Омаровны выступили слёзы. – Как Хусейну Сулейманову, или сыну Омара Вагабова, или…

Она замолчала, махнула сухонькой рукой, прижала к глазам застиранный передник.

– Что ты сравниваешь! Гарун Джебраилов крупная фигура, его не посмеют и пальцем тронуть! – хотя Руслан говорил уверенно, он испытывал какое-то беспокойство.

– Уже тронули… Забия сама по телевизору видела: специальный вертолет его забрал. И солдаты какие-то особенные…

«И этой дуре Забие язык подрезать!» – зло подумал Руслан.

– Пусть меньше телевизор смотрит! Вранье это все!

И чтобы сменить тему, осмотрелся, провел пальцем по подоконнику.

– Что-то у тебя не убрано, пыль везде…

– Зарема ко мне перестала ходить… Это правда, что у нее мужа убили?

– Ну, правда… Не повезло ему в первом же бою. Ты-то тут при чем?

– Она считает, что все из-за тебя. Кричала, плакала…

«Еще больше наплачется, шлюха!»

– Завтра она к тебе придет!

Саида Омаровна замахала руками.

– Не вздумай заставлять ее! Пройдет время, если она успокоится и сама вернется – тогда другое дело. А насильно… Зачем мне в доме человек с ненавистью?

– Как хочешь, – он встал. – Пора мне…

– Руслан, хватит тебе по горам да лесам бегать. Приходи с Меседу в этот дом жить. Или построй новый, большой. Умру я скоро, – завела старую песню мать.

Но сейчас это не вызвало обычного раздражения. Ему не хотелось никуда уезжать. Он подошел, обнял мать, прижался к ней, как в детстве, когда надо было прогнать мелкие страхи. Но сейчас непонятная тревога не отступала. Ничего удивительного – ведь детство давно прошло.

– Поеду, мама, – он отстранился и быстро вышел.

Ускоренным шагом пошел по узкой улочке к школе, как всегда претерпевая обратное превращение: из послушного и заботливого сына Руслана в жестокого главаря Камринского джамаата Оловянного.

Нехорошее предчувствие шло по пятам, не отставая. Настроение окончательно испортилось. Так было с ним несколько раз. Совсем зеленым, он шестым чувством ощутил засаду и убежал через соседские дворы. Как-то раз остался ночевать у матери, но заснуть не мог, встал и отправился к Абрикосу. Ночью кафиры устроили облаву, вломились в отчий дом, а он спокойно ушел оврагом. Вот и сейчас такая непонятная тревога – будто ноет зуб, только не в челюсти, а в душе…

Он вышел на пыльную площадь. У школьного стадиона стоял отобранный у Вагаба «Рейндж-Ровер» и наглухо затонированная черная «Приора».

«Как катафалк», – подумал Оловянный, подходя вплотную.

Рядом с машинами Абрикос с Сапером прыгали на одной ноге и наскакивали друг на друга, как бойцовые петухи, – кто кого собьет. Муса выступал арбитром. Все трое весело смеялись. Вокруг собрались местные мальчишки, восхищенно рассматривая самых сильных, смелых и удачливых мужчин в округе.

– Чо такой хмурый, Руслан? – спросил Абрикос. – Сейчас в Балахани отдыхать поедем, там уже Осман молодого барашка зарезал, шашлык маринует…

– Аваз, возьми свою машину, поезжай вперёд, проверь – чистая ли дорога, – сказал Оловянный.

Абрикос и Сапер насторожились. Внезапное изменение планов всегда ставит предстоящее веселье под угрозу.

– А что случилось, Руслан?

– Предчувствие плохое…

Верные друзья переглянулись. Странно как-то: класть какое-то предчувствие против вполне реального угощения. Но с амиром не поспоришь!

– Хорошо, – кивнул Абрикос, побежал к себе во двор, и вскоре его бордовая «девятка» выехала из Камров.

Оловянный нервно ходил взад-вперед, смотрел на часы и даже закурил. Видно было, что он нервничает.

– Да все нормально, Руслан, – осторожно сказал Сапер. – Если бы облаву готовили, мы бы знали. Да и через туннель никто из кафирских спецов не проезжал.

Но эти слова амира не успокоили.

– Подтяни сюда еще наших! – приказал он. И, подумав, уточнил: – Пятерку Столба, вооружение по полной!

– Хорошо, – кивнул Сапер и поднес рацию к губам, вызывая штаб.

Через полчаса на связь вышел Абрикос.

– Все нормально, шеф, – произнес он бодрым голосом. – Кроме овец, никого не видел. Может, мне пока шашлык поставить? А то жрать охота…

– Ставь, скоро будем! – бросил Оловянный.

Настроение все равно не улучшилось, и тревога не отпускала, хотя на площадь прибыло подкрепление. Долговязый рыжеволосый Столб в спортивном костюме с АКСУ на правом плече и четверо вертких молодых парней с неестественно выглядящими на гладких лицах редкими бородками. Брюки их были заправлены в носки, поверх рубашек с длинными рукавами надеты жилеты-«разгрузки», набитые магазинами к автоматам, которые они держали в руках.

– Поехали, шеф? – нетерпеливо спросил Сапер.

– Поехали! – махнул рукой Оловянный.

Он, как всегда, сел в «Приору» рядом с Мусой. Сапер привычно залез на заднее сиденье. Легковушка тронулась с места, за ней двинулся громоздкий и тяжелый, как танк, «Рейндж-Ровер».

Они выехали из Камров по верхней дороге и свернули направо. Погруженный в тяжелые размышления, Оловянный сидел молча, осматривая окрестности. Через каких-нибудь полчаса сгустятся сумерки и, если выключить фары, черная «Приора» станет невидимкой, растворившись в ночи. К тому же сзади идет джип с вооруженной до зубов охраной. Да и вообще, бояться нет никаких оснований. Только неясные опасения… Но факты их перевешивают: Абрикос только что проехал, дорога чистая, кроме овец, никого… Вот, кстати, они – четыре или пять… Обычное дело – пасутся сами по себе, к ночи хозяева их собирают…

Но эти овцы не были такими безобидными, как обычно. Среди них, скорчившись на сухой траве, прятался майор Назаров в полной экипировке «мечей» – камуфляже «Хамелеон», «разгрузке», набитой магазинами и гранатами, с оптико-электронным биноклем Well. Рядом на земле лежал автомат «Вал». Овцы беспокоились и блеяли, но разбежаться не могли, поскольку были связаны за рога и задние ноги, волей-неволей образуя тесный круг. Оперевшись локтями в землю, майор через мощную оптику рассматривал колонну и встретился взглядом с самим Оловянным. Тот сидел в первой машине, рядом с водителем, развалившись и выставив локоть в окно. Повернув голову, он внимательно рассматривал майора. Точнее, окружающих его овец. Волевое лицо амира было совсем близко, казалось – протяни руку, и дотронешься…

Назаров опустил бинокль, нажал спрятанную в рукаве тангенту радиостанции и коротко произнёс: «Две коробочки! Он в первой, впереди справа!»

– «Вас понял!» – раздался в наушнике голос Шауры.

Майор сменил бинокль на автомат и стал ждать. Если за основной колонной следует прикрытие, он должен его отсечь. И отсечет, будьте уверены… Но прошло пять минут, десять – никто не появлялся. Назаров встал, развязал баранов и побежал вверх по горному склону к месту сбора. Он нырнул в лес. «Хамелеон» постепенно поменял серо-рыжий цвет под траву и овечьи шкуры – на зеленый цвет окружающих деревьев. До места сбора ему надо пройти четыре километра, основная группа, сделав дело, должна подняться с противоположной стороны горы на три километра. А колонна Оловянного огибает хребет, и ей предстоит преодолеть километров двадцать. Так что время есть. Но лучше прийти раньше, чем позже. И Назаров увеличил темп.

«Приора» двигалась в сторону Большого туннеля. Сомнения не отпускали Оловянного. Страх не исчезал. И эти овцы… Скоро стемнеет, почему их не забрали? Правда, они и так никуда не денутся… Но все же…

– А мы чего, никогда шашлыка не ели? – вдруг спросил он неизвестно кого.

– Что? – переспросил сзади Сапер.

И Муса удивленно повернул голову.

– Останови! – неожиданно распорядился Оловянный, и тренированный Муса мягко затормозил у указывающей влево синей стрелки с белыми буквами: «пос. Новый».

– Бейбут, Муса, выходим здесь! Кафиры пост сняли, я жену навещу, а вы у соседей переночуете… – Как только он принял такое решение, настроение резко улучшилось. – А шашлык завтра пожарим!

Его спутники, наоборот, скисли…

– Слушай, Руслан, а можно я с ребятами поеду? – попросил Муса. – Мне уже сейчас жрать охота…

– Хочешь, поезжай, – Оловянный пожал плечами. – А ты, Сапер?

Тот вздохнул:

– Я с тобой…

Они вышли из «Приоры». Рядом остановился «Рейндж-Ровер», Столб выскочил наружу.

– Что случилось, командир?

– Мы остаемся здесь, вы едете в Балахани. Заберёшь нас завтра на этом же месте в шесть утра!

Оловянный и Сапёр перешли через дорогу и скрылись в абрикосовых садах, окружающих посёлок.

Оставшись за старшего, Столб важно сел рядом с Мусой, развалился, выставив локоть в окно, как Оловянный, на заднее сиденье посадил двух бойцов – как делал командир.

– Вперед! – приказал он, стараясь, чтобы и голос звучал так же властно, как у амира.

Потом включил музыку на полную громкость и стал подергиваться в такт злым рваным ритмам. Ему нравилось быть командиром.

Сумерки сгустились. Обычные люди ночью по горам не ездят, поэтому дорога была свободна и колонна неслась, как на крыльях, вспугивая окрестности оглушительными синкопами. Придорожное кафе уже закрылось, лишь на автозаправочной станции светился щит с ценами на бензин и солярку. За АЗС ущелье стало сужаться, высокие хребты зажали дорогу, подъём увеличился, дорога извивалась, Муса сбросил скорость. Фары вырывали то справа, то слева черные скалы и осыпи камней. Слева, между хребтом и дорогой, журчала небольшая речка. Машина входила в крутой поворот. Холодный воздух ущелья упруго врывался в салон, и Столб, поморщившись, наполовину поднял боковое стекло.

– Столб, так ты теперь и за Руслана шашлык жрать будешь? – раздался насмешливый голос Исы с заднего сиденья. – Тогда порция Сапёра – моя!

– Не знаю, как насчёт шашлыка, но охрану ночью ты точно вместо меня нести будешь! – сурово отрезал Столб.

Иса насупился, его товарищ сдержанно хихикнул, а Муса громко захохотал. Столб довольно посмотрел на водителя, оценившего его тонкий юмор… Вдруг водитель перестал смеяться, его голова откинулась назад, машина вильнула. Снаружи раздались какие-то странные звуки – то ли щелчки, то ли посвисты. Их было много, как будто рев колонок не только распугал вышедших на водопой шакалов и кабанов, но и разворошил целое гнездо Соловьев-разбойников.

Но сказочных персонажей тут, конечно, не было – звуки производили специальные автоматы «Вал». Два ствола работали из-за каменной осыпи спереди-справа по первой машине, два из-за валуна сбоку – по второй. Люди, которые ими управляли, были тренированы на поражение закрытых целей, они знали: попадания в какие секторы автомобильного кузова обеспечивают стопроцентное поражение водителя и пассажиров. К тому же «Валы» имели инфракрасные прицелы, и стрелки видели расплывчатые зеленоватые силуэты.

Ещё не понимая, что происходит, Столб увидел, как на лобовом стекле расцветают опутанные трещинами цветки пробоин, и тут же чугунная палка с размаху ударила его в плечо, ломая кости… Но гаснущее сознание успело непостижимым образом сложить длинное тело и уронить его вниз – на пол под портприз. Тяжелые, шестнадцатиграммовые пули со стальными сердечниками с хрустом пробивали стекла, с треском проламывали тонкое железо кузова, со шлепками пронизывали человеческие тела. «Хряк! Шмяк! Шлеп!» – ошмётки обшивки летали по салону, смешиваясь с крошками стекла и кусками разорванной плоти… Изрешеченная «Приора» сорвалась с дороги и врезалась в скалу.

Тяжелый «Рейндж-Ровер» производил впечатление танка только с виду – его постигла та же участь: с мертвым экипажем потерявший управление джип съехал к реке, но до воды не доехал – наткнулся на камень и, перевернувшись через левый бок, лег на крышу. Хотя двигатель заглох, колёса продолжали вращаться…

Пустынное ущелье ожило: откуда ни возьмись, выбежали люди в камуфляже и масках, по двое подбежали к каждой машине. Шаура распахнул переднюю пассажирскую дверь «Приоры», посветил фонарем, держа пистолет наготове… Скрючившийся внизу Столб закрылся растопыренными ладонями, прохрипел:

– Не надо… Я ни при чем… Ой…

ПСС не издавал никаких звуков: только неслышный щелчок курка и лязг затвора завершили начатую работу.

– Это не он! Посмотрите в джипе! – крикнул Шаура.

С момента начала операции прошло две минуты, все ее звуки растворились в громе музыки, переполошившей обитателей ущелья. Пожалуй, она не потревожила лишь носящихся над головами бойцов летучих мышей, и то только потому, что те начисто лишены слуха.

– И здесь его нет!

Шаура не удостоверился докладом и осмотрел все лично. Да, ни Оловянного, ни его приближённых в машинах не оказалось – только рядовые бандиты Камринского джамаата.

– Чёрт! – в сердцах ругнулся старший. – Уходим!

Бензин из пластиковых бутылок выплеснули в салоны, вспыхнувшее пламя рассеяло непроглядный мрак и всполошило, наконец, летучих мышей, которые с писком понеслись прочь. Вскоре стая вылетела из ущелья. В сплошном мраке крылатые зверьки могли бы увидеть вдали желтое пятно света на темном горном склоне. Конечно, если бы у них было более острое зрение. Но поскольку нетопыри ориентируются только на естественные ультразвуковые локаторы, которые определили, что вокруг пугающе большое пространство, летучие мыши развернулись и, продолжая пищать, полетели обратно в родное ущелье, покой которого был так грубо и бесцеремонно нарушен.

А группа из четырех «мечей» быстрым маршевым шагом уходила вверх по крутому склону… На небольшой площадке в трёх километрах от дороги их ждал вертолёт. «Бараний наблюдатель» Назаров был уже там. Закрутились лопасти, взбалтывая холодный ночной воздух, машина медленно оторвалась от земли и, пересекая черной тенью звезды, набрала высоту и легла на курс.

Музыка в горящей «Приоре» смолкла, шакалы и кабаны успокоились и вернулись к реке, отдаленный гул двигателя их не пугал. Звук пролетающих в сторону Ботлиха вертолётов не был редкостью в этих местах.

* * *

В горах ложатся спать рано, с закатом солнца. Поэтому в селе Балахани не светился ни один огонек, темный массив горы казался бы необитаемым, если бы не световой круг ниже по склону.

Дом Омара стоял на отшибе, его гостей никто из сельчан не мог увидеть, если не наблюдал специально, но это никому бы не пришло в голову: все знали, что за люди иногда к нему заезжают. Луна светила, как желтый фонарь, звезды блестели на черном небосклоне, словно вошедшие в моду точечные галогеновые светильники. Висящая над верандой лампочка без абажура освещала накрытый стол, стоящий внизу мангал, возле которого хлопотали седобородый хозяин и мальчик, чьи щеки еще не знали прикосновения бритвы.

Шашлык был почти готов и в свежем горном воздухе витал такой запах, что устоять было невозможно. А Оловянного всё не было. Осман снял с шампура первую порцию, сложил в фарфоровую тарелку, накрыл лавашом, нахмурился. Баранье мясо надо есть сразу, с костра, иначе можно отдать его собакам. Правда, четырнадцатилетний Камилл поддерживает огонь и готов поставить свежие порции, но бесконечно откладывать застолье нельзя: это неуважение к хозяину…

– Слушай, Аваз, поторопи своих друзей, ночь уже!

– Сейчас, сейчас, только пробу сниму.

Абрикос наколол кусок мяса на кинжал и, обжигаясь, жадно проглотил.

– Мама говорит, что если с ножа кушать, то будешь злым, – сказал Камилл, исподлобья рассматривая гостя.

– Мне как раз это нужно, – подмигнул мальчику Абрикос. – А то я слишком добрый. И меня все обижают.

Таким же образом съев второй кусок, он вызвал по рации Сапёра:

– Ну, куда вы там пропали? Шашлык остывает…

– Какой шашлык? – ответил сонный голос.

– Как какой? Вы когда приедете?

– Тебе Столб не сказал? Опять тупит, что ли? Мы сегодня не приедем.

– А как бы мне Столб сказал? Он же с вами остался!

– Я не понял… Они что, ещё не доехали?

– Никого нет.

– Куда они могли мотнуть? Столб, в натуре, как столб, отмороженный… Может, в Буйнакск в сауну? Руслан же их порвёт… Ладно, жди!

Через десять минут Абрикосу позвонил сам Оловянный:

– Не приехали?

– Нет.

– Давай быстро сюда!

– Куда «сюда»?

Сообразив, что Абрикос не знает, где они находятся, Оловянный на секунду задумался.

– К развилке на нижнюю и верхнюю дороги едь! Возьми всех, кто там из наших есть, и быстро…

– Так здесь, кроме Омара с его мальчишкой, и нет никого.

– Значит, сам приезжай! Быстро! У них у всех телефоны выключены, рации не отвечают. Искать поедем!

– Я понял, выезжаю!

Наспех съев еще пару кусков мяса, Абрикос прыгнул в машину. Темная горная дорога не позволяла разогнаться, минуты растянулись в часы, сердце колотилось, чувствуя недоброе. С одной стороны, ничего со Столбом и его людьми на собственной территории случиться не могло, с другой – куда они могли деться? Сорвались в пропасть? Но не обе же машины сразу!

На середине ущелья, из-за изгиба дороги, впереди выбивались слабые отблески пламени. Повернув, увидел догорающие костры и сразу понял, что это догорающие машины! Если бы он ехал через два часа, то мог проскочить мимо и ничего не заметить.

Бросив свою «девятку» с открытой дверью прямо на дороге, Абрикос достал заткнутый сзади за брючный ремень «стечкин», приготовил фонарь, собравшись, будто перед прыжком в прорубь, выскочил из кабины и перебежками приблизился к «Приоре». Весь кузов в пробоинах, стекла разбиты, дверь переднего пассажира открыта, внутри полно обугленного мяса… Отвратительная вонь паленой плоти переплелась с запахом недавно съеденного шашлыка, и его вывернуло наизнанку…

Пошатываясь и вытирая рот рукавом, он подошел к перевернутому джипу. Тот выглядел примерно так же, даже хуже – вдобавок к пробоинам у него взорвался бак, всю заднюю часть разворотило. И такое же месиво внутри, и тот же ужасный запах… Абрикос отбежал в сторону, но его все равно вырвало. От избытка адреналина тело бил озноб. Казалось, что из окружающей ночи глядят десятки вражеских глаз.

Пересилив страх, он подкрался к «девятке», выключил фары, захлопнул дверь, потом забился под большой валун на берегу реки. Уперевшись мокрой спиной в холодный камень и обводя стволом угрожающую темноту, достал рацию и связался с Оловянным:

– Руслан… Руслан, они здесь! – закричал он, и тут же перешел на шепот, тревожно вглядываясь в темноту. – Машины в ущелье, возле дороги догорают… Не доехали они…

– Живые есть?

– Нет… Я не знаю, здесь темно.

– Подъезжай, куда я сказал! – твёрдым голосом приказал Оловянный.

«Может, он не понял?» – подумал Абрикос, но переспрашивать не стал – один, у догорающих машин, он чувствовал себя, мягко говоря, неуютно. Казалось, что со всех сторон тянутся руки с ножами и стволами…

Запрыгнув в «девятку», Абрикос выжал газ, рванул с места и быстро набрал скорость, с трудом вписываясь в повороты и едва удерживая машину на дороге. Через двадцать минут он, прямо на дорожной развилке, заикаясь и проглатывая слова, рассказывал о происшедшем Оловянному и Саперу.

– А ведь на их месте должны были быть мы, – отрешенно закончил Аваз.

– Я говорил Мусе, чтобы он не ехал, – тихо сказал Оловянный. – А он шашлыка хотел. Вот тебе и шашлык…

– Я никогда больше шашлык кушать не буду, – сказал Абрикос.

Он вновь ощутил запах горелой человеческой плоти, его снова начало мутить, он отбежал в сторону, но рвать уже было нечем. Издав несколько рыкающих звуков, он вернулся к товарищам.

– Мне казалось, там вокруг они… Смотрят, целятся…