Электронная библиотека » Данил Рябчиков » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 14 ноября 2019, 15:00


Автор книги: Данил Рябчиков


Жанр: Исторические приключения, Приключения


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Как и почему григорианское пение стало называться григорианским

Но как же так получилось что мецский напев стал называться григорианским? Рукописи XII–XIV веков для описания литургического одноголосия чаще используют названия «cantus planus» или «musica plana», то есть «плавное пение» или «плавная музыка». Впервые словосочетание «григорианское пение» встречается, возможно, лишь в трактате XIV века «Tractatulus de cantu mensurali» (MS. Melk, Stiftsbibliothek 950): «cantus choralis sive ecclesiasticus, videlicet cantus gregorianus» – «пение хоральное или церковное, иначе называемое григорианским пением».

Григорий Великий (ок. 540–604), Папа Римский и один из учителей Церкви, почитается и православными, и католиками, и протестантами. Жак Кальвин (протестантский реформатор и основатель кальвинизма) и вовсе считал его последним хорошим папой. Историк конца VI века Григорий Турский писал: Григорий «был настолько сведущ в науке грамматики, диалектики и риторики, что считали, что во всём Риме не было равного ему человека». Григорий Великий оставил после себя немало книг: проповедей, правил и толкований, но музыкальных среди них нет. Также ни один из ранних римских источников не приводит сведений ни о том, что Папа Григорий I вообще когда-то сочинял музыку, и не сообщает даже об интересе его к таковой.


Рис. 4. Одна из первых нотированных версий тропа «Gregorius presul», XI век, аквитанская диастематическая нотация.


Впервые как автор музыки Григорий Великий упомянут в двух источниках середины IX века – градуале из Монцы и антифонарии из Компьеня (мы несколько позже разберем, что означают эти названия). В этих рукописях содержится троп «Gregorius præsul meritis», где упоминается, что Папа Григорий «составил книгу с музыкальным искусством для Schola Cantorum» («Tunc composes hunc libellum musicæ artis Scholæ cantorum»). Но Schola Cantorum впервые встречается в римских источниках через много десятилетий после понтификата Григория I.

Этот троп был очень популярен в Средние века и дошел до нас во многих источниках VIII–XVI веков, сохранились и его многоголосные обработки, сделанные в эпоху Ренессанса. Самая ранняя из дошедших до нас версий тропа (второй половины VIII века) содержит несколько иной текст. О церковной музыке там есть только слова «renovavit et auxit Carmina» – «обновил и расширил сборник песнопений (обиход?)». И эти слова можно отнести к небольшим изменениям в последовательности службы, которые произошли во времена Григория I.

Папа Лев IV (годы понтификата 847–855) в одном из писем употребляет выражение «gregorianis carmina» – «григорианские песнопения». Сложно сказать, к чему именно это относится и, как и в случае с «Gregorius præsul meritis», о каком именно папе римском идет речь – более известном Григории I (годы понтификата 590–604) или Григории II (годы понтификата 715–731).

Одной из причин популярности тропа «Gregorius præsul meritis» и легенды о Григории Великом как об изобретателе григорианского хорала были… традиционные изображения Папы Григория I, в которых обязательными атрибутами папы стали голубь как символ Святого Духа и переписчик, которому Григорий диктует свои произведения.


Рис. 5. Изображение Григория I в антифонарии Харткера, начало XI века (St. Gallen, Stiftsbibliothek, Cod. Sang. 390, p. 13).


Как вы видите, на изображении из Санкт-Галлена переписчик выписывает невмы, хотя Папу Григория от их изобретения отделяет два века!

Сама традиция изображать папу именно с этими атрибутами, видимо, восходит к уже упоминавшемуся выше историку Павлу Диакону, автору одного из первых жизнеописаний Григория Великого. Эта традиция только укрепилась после написания Иоанном Диаконом (ок. 825 – ок. 880) «Vita Gregorii Magni» – самого известного средневекового жития Григория I. Ох, уже эти диаконы!

В XI веке был сочинен еще один хорал «Sanctissimus namque Gregorius», в котором в том числе выражалась благодарность Папе Григорию за дар музыки. И легенду о Папе Григории и изобретенном им григорианском пении было уже не остановить.

Почему это произошло? Почему было так важно связать литургическое пение церкви с именем Григория Великого? Прежде всего, это – не единственный подобный случай. Нередко авторство трактатов и музыкальных сочинений приписывали известным людям, желая придать произведениям вес, снабдить более высоким статусом.

Появившееся в конце VIII века в Метце и Руане (а это не самые знаменитые религиозные центры Европы!) новое литургическое пение вряд ли смогло бы так быстро вытеснить иные певческие традиции, не обладай оно авторитетом Григория I, почитаемого всеми учителя Церкви.

Интересно, что это не единственная историческая несуразица, связанная с Григорием Великим. В православной традиции его принято называть Григорием Двоесловом. Это звучит странно, а «двоесловие» совсем не кажется положительной характеристикой. Но Двоеслов – всего лишь неудачный перевод греческого слова Διάλογος (диалог, беседа). А назван папа был так, поскольку был автором «Диалога», или «Собеседования о жизни италийских отцов и о бессмертии души».

Региональные традиции западного литургического пения: амвросианское, мосарабское, староримское

Несмотря на широкое распространение, григорианское пение не было единственной средневековой богослужебной традицией в Западной Европе. Как минимум стоит упомянуть еще три традиции – амвросианское пение, староримское пение и мосарабское.

Староримское пение – термин, который применяется к музыке, найденной в небольшом числе римских источников конца XI века. Музыка в этих рукописях отличается от григорианских аналогов, и первые исследователи посчитали, что имеют дело с римской до-григорианской традицией.


Рис. 6. Фрагмент амвросианского антифонария XII века.


Однако отсутствие каких-либо источников с этим пением до 1070 года позволяет предположить, что мы, скорее, имеем дело со смешением григорианской традиции, занесенной в Рим под влиянием усилившейся в Италии имперской власти, и местных традиций XI века.


Рис. 7. Фрагмент первого листа рукописи с мосарабским пением, XI век.


Ситуация с амвросианским пением схожа со староримским. Традиция возводит этот стиль пения к святому Амвросию Медиоланскому (ок. 340–397), епископу Милана и одному из четырех великих латинских учителей Церкви. К нему же возводят и особый амвросианский обряд, которому до сих пор следуют в миланской архиепархии. Однако, увы, никаких источников амвросианского пения до XII века не обнаруживается.

Несколько иная ситуация с мосарабским пением. Толедо был крупным христианским центром в раннее Средневековье и религиозной столицей вестготской Испании. К VII веку там уже, насколько мы можем судить, сложились свой литургический обряд и свое пение, но в 712 году город был захвачен маврами.

В 1085 году в ходе Реконкисты Толедо был завоеван Альфонсом VI Кастильским, и папа римской направил туда епископа, одновременно запретив существовавший обряд. Римский обряд вытеснил мосарабский в Каталонии еще в VIII веке, в Арагоне, Кастилии и Леоне – во второй половине XI века.

В конце XV века кардинал Франсиско Хименес де Сиснерос (1437–1517) предпринял попытки спустя столетия возродить мосарабское пение, копировав ранние образцы. Музыковеды и сейчас не могут с уверенностью сказать, к какому периоду относится эта музыка. От древнего мосарабского пения уцелела одна рукопись XI века, содержащая около 20 мелодий, а также несколько фрагментов того же времени, возможно относящиеся к мосарабскому пению.

Удивительно, как много могут дать для понимания датировки нотных манускриптов, да и сами манускрипты! Не говоря уже о том, что средневековые нотные рукописи нередко выглядят красиво и немного причудливо. Может быть, мы сможем найти более точное время начала Средневековья в нотах?

(Из)обретение нотации

Со времен Античности до нас дошло несколько памятников с нотной записью, но мы не можем сейчас сказать, насколько распространена была нотация в то время (между сохранившимися памятниками сотни лет и километров), была ли какая-то устойчивая практика нотописания, или мы имеем дело с чем-то уникальным.

В теоретических трудах Античности для обозначения разных ступеней лада использовались буквы: эту традицию продолжил и пользовавшийся большим авторитетом в Средние века Боэций (ок. 480–524), но в практической жизни музыкантов раннего Средневековья подобная нотация не использовалась.

Святой Исидор Севильский (ок. 560–636), Отец Церкви и основатель средневекового энциклопедизма считал, что «если в человеческой памяти звуки не удерживаются, то они погибают, поскольку записать их невозможно» («Nisi enim ab homine memoria teneantur soni, pereunt, quia scribi non possunt»). Певцам приходилось разучивать новые произведения с учителем и держать их в памяти. И помнить приходилось многое.

По Уставу современника Боэция и основателя первого в Европе монашеского ордена святого Бенедикта Нурсийского (ок. 480–547), принятому во многих мужских монастырях с VI века, а в женских – с VII века, монахи должны были петь несколько часов в день (всего предусматривалось восемь служб ежедневно, разной продолжительности и состава).

Также Устав предусматривал распевание всех 150 псалмов в течение года. В итоге приходилось держать в голове удивительный объем музыки, плохо представимый для нас, людей письменной культуры.

Впрочем, даже для того времени этот объем был весьма велик. Поэтому, как и в других устных музыкальных культурах, фактически все песнопения состояли из музыкальных паттернов или формул: у антифонов и респонсориев в каждом из ладов были формулы запева; формулы, по которым распевался текст, и так называемая differentia – формула окончания. Если формулы запева и распева чаще были более или менее стандартизированы, то differentia различались по регионам, и даже по монастырям в одной и той же области.

Но, несмотря на все формулы для удержания в памяти такого большого объема информации, певчие вынуждены были практиковать свое ремесло постоянно и петь по многу часов ежедневно. Неизвестный автор трактата «Dialogus de musica» (ок. 1000) писал, что некоторые певцы посвящают более 50 лет своей жизни суете практики и изучения пения. A епископ Лиона Агобард во второй четверти IX века выражал свое недовольство тем, что певцы вынуждены учиться с ранней юности до седин и из-за этого пренебрегают «духовными занятиями, чтением и изучением Божественного красноречия».

Еще сложнее приходилось священникам. С одной стороны, они также должны были петь немало произведений по памяти, с другой же – не получали полноценного певческого образования. Они просто нуждались в инструменте, который бы помог их памяти! Возможно, именно этим объясняется, что значительную часть появившихся в IX веке нотных рукописей составляют уроки, молитвы или интонации распева для ординария мессы, то есть репертуар для священников и диаконов, но не для обученных певчих.

Новая нотация, первые памятники которой датируют сейчас 820–840 годами от Р. Х., вероятно, предназначалась именно для священнослужителей, но не певчих. Это объясняет некоторые особенности самой ранней нотации. Например, отсутствие четкой звуковысотности: священникам и диаконам нужно было в первую очередь напоминание о движении уже знакомых мелодий. Буквенные же обозначения ступеней лада, известные некоторым теоретикам, в этом могли бы помочь меньше. Да и знакомство с музыкальной теорией у священников было поверхностным.

Возможно, эта же особенность происхождения невменной нотации объясняет связь ее музыкальных знаков – невм – со знаками, которые использовались в латинских грамматиках (а туда они пришли из грамматик греческих), чтобы подчеркнуть ударение.

Упоминавшийся выше Исидор Севильский в главе «Об ударении» своих «Этимологий» пишет: «Ударение названо так, поскольку прикреплено к песне (музыке) так, как наречие прикреплено к глаголу. Заостренное (акут, acutus) называется так, поскольку поднимает и заостряет слог [‘]. Тяжелое (gravis) – поскольку понижает и придавливая тон [`]. И в этом оно противоположно заостренному. Циркумфлекс (circumfl ex) cостоит из повышения и понижения, начиная с заостренного оно переходит в тяжелое, и так, оно повышаясь и понижаясь, получается циркумфлекc [^]».


Рис. 8. Один из самых ранних памятников западноевропейской нотации – прозула Psalle modulamina laudis, записанная переписчиком Энгилдео (Engyldeo), ок. 820–840.


Обратите внимание на иллюстрацию – первые невмы именно так и выглядят! Одни невмы выглядят как акут, другие как гравис, а третьи как циркумфлекс!

В основу невменной нотации были положены не обозначения ступеней лада, а движение мелодии. Этот способ оказался и понятнее, и привычнее, потому что был связан с традицией обучения латыни.

О развитии нотации мы поговорим в следующих главах, а сейчас хотелось бы вернуться к вопросу, заданному в начале этой главы. Можем ли мы сейчас определить начало Средневековья в музыке? Любой определенный ответ будет неточным и являться, по меткому выражению философа науки Карла Поппера (1902–1994), всего лишь «сваей, забитой в болоте»[1]1
  «Наука не покоится на твердом фундаменте фактов, жесткая структура ее теорий поднимается, так сказать, над болотом. Она подобна зданию, воздвигнутому на сваях. Эти сваи забиваются в болото, но не достигают никакого естественного или «данного» основания. Если же мы перестаем забивать сваи дальше, то вовсе не потому, что достигли твердой почвы. Мы останавливаемся просто тогда, когда убеждаемся, что сваи достаточно прочны и способны, по крайней мере некоторое время, выдержать тяжесть нашей структуры» (Поппер К. Логика и рост научного знания).


[Закрыть]
. Но если нам нужно все-таки обозначить какое-то начало огромного музыкального исторического периода, то рубеж VIII и IX веков или самое начало IX века были бы хорошим вариантом ответа. В это время формируется григорианское пение (называлось ли оно тогда «плавным пением» или «мецским напевом»), и примерно в это же время в западноевропейских монастырях формируется новая традиция нотной записи. Традиция, претерпевшая значительные изменения, но непрерывно существовавшая до наших дней.

Лекция 2
Реформы нотации и Гвидо д'Ареццо

В наше время среди всех людей наибольшими глупцами являются певцы.

Ведь в каждом искусстве значительно больше вещей мы изучаем, а не просто повторяем за учителем <как певцы>.

Гвидо д'Ареццо. «Пролог к антифонарию», ок. 1030

Родившаяся в первой половине IX века невменная нотация показала себя удобным мнемоническим инструментом, она позволяла быстро напомнить основные движения мелодии и визуально не мешала тексту. Но выучить новую мелодию с ней было невозможно. Без дополнительного пояснения не были понятны ни лад, ни движение мелодии – только ее контур. Записать многоголосную музыку таким способом тоже не получилось бы. Поэтому неудивительно, что на протяжении следующих двух веков предлагались разнообразные реформы нотации.

Союз букв и невм

Святой Гильом де Вольпьяно (962–1031) был сыном графа Роберта де Вольпьяно и крестником императора Священной Римской империи Оттона I. В возрасте семи лет он начал обучаться в бенедиктинском монастыре Сан – Микеле в Лучедио (рядом с Верчелли), где вскоре принял монашество. В дальнейшем Гильом стал одним из реформаторов бенедиктинского ордена и руководителем его диоцеза в Бургундии, Лотарингии, Нормандии и Северной Италии.

Однако наибольшую известность Гильом де Вольпьяно получил как архитектор. Он спроектировал смелую по тем временам романскую церковь в знаменитом монастыре Мон-Сен-Мишель в Нормандии, перестроил самую старую из сохранившихся церквей Парижа – Сен-Жермен-де-Пре.

В истории музыки Гильом остался как автор оригинальной нотации и, вероятно, как автор некоторых произведений из составленного им тонария святого Венигна.

Архитектор прекрасных и сохранившихся до наших дней зданий, реформатор монашества и нотации, певчий, руководитель монашеского ордена и, возможно, композитор – ну чем не «человек эпохи Возрождения» задолго до Ренессанса?


Рис. 9.


Нотация Гильома де Вольпьяно была довольно очевидным способом примирить невменную нотацию и предложенные Боэцием буквы для обозначений ступеней лада. В нотации св. Гильома каждой букве латинского алфавита от «А» до «Р» соответствовала своя нота. То есть в разных октавах ноте «ля» соответствовали разные буквы алфавита. Также, вероятно, у Боэция Гильомом были заимствованы знаки для обозначения «микротонов» – нот, находящихся между ступенями звукоряда.

Буквенные обозначения звуковысотности в этой нотации шли вторым рядом под привычными невмами, которые давали информацию не только о связи нот, но и об орнаментах.

Посмотрите, как это выглядело в тонарии святого Венигна.

Дасийная нотация

Иную попытку зафиксировать звуковысотность предпринял автор трактатов Musica Enchiriadis и Scholica Enchiriadis. Enchiridion – это латинский вариант греческого ἐγχειρίδιος, означающего «справочник». Однако автор трактатов или недостаточно хорошо знал латынь и греческий, или, наоборот, знал их очень хорошо, чтобы иронизировать. Так или иначе, он использовал слово Enchiriodion как имя собственное, и названия трактатов можно перевести на русский язык как «Музыка справочника» и «Конспекты справочника».

Кем был автор этого «справочника», достоверно сказать сложно. Историки приписывали эти трактаты Одо Клюнийскому (ок. 878–942) и аббату Хогеру Верденскому (ум. 906), но до настоящего момента оба трактата «справочника» считаются анонимными.

В трактатах представлена так называемая «дасийная нотация», в основу которой положен древнегреческий диакритический знак – дасия (дословно «густое придыхание»). К вершине этого знака приписывались крошечные буквы «S» и «С». Полученная графема переворачивалась под разными углами. И угол наклона (90 % или 180 %) помогал исполнителю понять, какой именно тетрахорд[2]2
  Древнегреческое слово τετράχορδον (буквально «четырёхструнник», от τετρά – четыре и χορδή – струна) обозначало ряд из четырех звуков и лежало в основе древнегреческой музыкальной теории.


[Закрыть]
используется.

В этой нотации средневековая грекофилия достигла, пожалуй, одной из своих высших точек: и знаки, и сама их теория вышли из древнегреческой теории. При этом античная Греция не знала такой нотации!

Дасийная нотация пришлась по вкусу музыковедам того времени: по начертанию основной графемы можно было понять к какому тетрахорду относится нота, сами знаки были хорошо связаны с существующей тогда музыкальной теорией. Поэтому неудивительно, что трактаты Musica Enchiriadis и Scolica Enchiriadis были популярны вплоть до XII века. И именно Musica Enchiriadis является первым музыкальным трактатом, содержащим полифоническую музыку, – двухголосный органум Rex caeli.


Рис. 10. Органум Rex caeli из трактата Musica Enchiriadis (Biblioteca Apostolica Vaticana, Pal. lat. 1342).


Для практики эта нотация была неудобна: попробуйте прочесть в ней текст – слова разорваны на слоги. Не совсем понятно, как показать в ней музыкальные украшения. Да и места в рукописи всего две нотированные строчки занимали немало. А ведь каждая страница тогда стоила немало, а красиво оформленные рукописи и вовсе были сродни современным фильмам: над ними работали десятки человек! Одни выделывали шкуры, чтобы получить пергамент. Другие работали над страницами. Третьи писали текст. Четвертые, знающие музыкальную грамоту, выписывали ноты. Пятые писали миниатюры. Кто-то все это сшивал и изготавливал обложку. Ценность каждого сантиметра была велика, поэтому даже текст писался обычно с сокращениями, а в дасийной нотации даже пара строчек требовала едва ли не трети страницы. Дорогое удовольствие!

Нотация Германа Расслабленного

Оригинальную нотацию предложил Герман из Райхенау (1013–1054), известный также как Герман Расслабленный (Hermannus Contractus). Герману долгое время традиция приписывала сочинение знаменитой секвенции «Alma redemtoris mater», что, вероятно, ошибочно.

Тем не менее мы можем с уверенностью сказать, что слава Германа как музыканта среди современников была велика. К нему специально приезжал, пожалуй, один из самых известных музыкантов среди глав Святого престола – Папа Лев IX (1002–1052). Из дошедших до нас произведений Германа из Райхенау с определенной степенью достоверности считают две секвенции: «Grates, honos, hierarchia» и «Gloriosa et beatissima».

В своем трактате «Musica» Герман предложил обозначать знаками не сами ноты, а интервалы между ними. Так, e должно было означать унисон, s – полутон, t – целый тон, и так далее до большой сексты. Герман также составил учебное стихотворение «E voces unisonas» для запоминания его системы, которое можно увидеть ниже с добавлением современной транскрипции.


Рис. 11.


Нотация Германа осталась в памяти только как любопытный эксперимент. Преимуществами такой нотации были небольшой объем знаков и малое место, занимаемое ею на странице. Из очевидных минусов – она была контринтуитивна: показывала связи между нотами, а не сами ноты, то есть предназначалась только для опытных певчих. Да и сами знаки этой нотации были оригинальными и требовали запоминания.

Удивительно, три варианта нотации, предложенные исключительными людьми – святым реформатором-бенедиктинцем Гильомом де Вольпиано, ученым «Справочником» и уважаемым композитором Германом Расслабленным, – не получили признания у практиков и продолжения не имели, а небольшая реформа, связанная с деятельностью авантюриста и мошенника, дала толчок к дальнейшему развитию невменной нотации.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации