Текст книги "99 мир – 2. Север"

Глава 3. Рециний Освободитель

Когда младший кузен покойного императора Маджуро Четвертого, Рециний, еще будучи вне закона, обрастал союзниками на Юге и готовился к войне, в его доме будто ниоткуда появился высокий статный мужчина. Ничего не говоря, незнакомец одним огненным плевком из черненой перчатки испарил скалу. Взлетел под небеса, крепко держа за пояс потерявшего дар речи Рециния, и затем вернул на террасу. На несколько секунд обрел прозрачность, обратившись то ли в злого духа, то ли в ангела.

Рециний, едва выталкивая слова из пересохшей гортани, попросил объяснений:

– Кто вы?

– Сначала скажу, кто вы. Вы генетическое отребье, Рециний, – сказал ему тогда, будто сплюнул, незнакомец. – Говоря вашим дикарским языком, у вас гнилая кровь. Вы дефективный сброд, отправленный на Съяр умирать тысячи лет назад. Нормальные люди живут там. – Он указал на беспокойный океан за окном. – Миром управляет сияющая и вечно юная королева Тайра Ра’Та’Кант. Ее семья – люди с идеальной кровью. Мы, высшие семьи ракантов, управляем от лица королевы всем миром, а он куда больше, чем ты думаешь, червь. Кхары, те, кто до вас жил на Съяре, сильны и выносливы, поэтому из них получились хорошие бойцы и охранники. Основная масса людей – олаки, обычные никчемные смерды. Только и способны, что прислуживать. Но они хотя бы с полноценным генетическим кодом. А вот вы… Вы, съяры, дерьмо. А ты, червь, жаждешь быть императором. Императором дерьма!

Рециний сидел будто оглушенный. Незнакомец создал из воздуха шар, который назвал глобусом, и показал, какую часть планеты занимает Империя. Заброшенный всеми кусок суши, наполовину испорченный проклятием Двурогого…

Закончив с описанием мироустройства, незнакомец перешел к восхвалению своих людей:

– Мы покорили космос и обжили почти всю Солнечную систему! Мы умеем лечить все болезни и продлевать жизнь. Мы…

– Космос?

Гость посмотрел на него как на идиота и выругался.

– Земля не плоская, Рециний. Земля – это шар, я же тебе показывал! Земля и другие планеты вроде известной тебе Утренней звезды – все они вращаются вокруг Солнца… А, к Двурогому, я тебе в наставники не нанимался! Значит, так. Я представляю ракантов в Империи. Мое имя Антоний Кросс, я четвертый советник при дворе, я решаю, кому править, а кому подыхать. Выбор у тебя простой: принять мою помощь, а после жить в роскоши и выполнять мои приказы, или пошел ты к Двурогому, копошись в этой клоаке сам. Ну?

Рециний выбрал императорство и роскошь. Где-то глубоко в подсознании все еще зудела мысль о том, что хорошо бы, чтобы поданные его любили. Как и всем тщеславным правителям, ему хотелось народного обожания. Даже гордый эпитет «Освободитель» он выбрал сам, а потом уже вбросил в массы через генералов и прикормленных бардов и менестрелей.

Впрочем, купаться в роскоши тоже хотелось, а тут надо было выбирать: указы, которые поспособствуют улучшению благосостояния жителей, неугодны Кроссу, а он, какое досадное недоразумение, тут главный.

Но Антонию было плевать на его желания. Так что Рециний продолжал слепо следовать приказам четвертого советника, однако пообещал себе, что со временем, когда осядет пыль сражений и дожди смоют кровь казненных, разберется с четвертым советником и пороется в его покоях.

«Технологии», так Кросс описывал свое могущество. Он же признался и в том, что технологии, в отличие от магии, может использовать любой, кто ими владеет. Так почему бы таким человеком не стать Рецинию?

Сейчас он сидел во главе стола и, подперев голову рукой, смотрел, как расходятся новоиспеченные советники – торопливо, гремя стульями и исподлобья поглядывая на нового императора. Люди, которых он вытащил из грязи, отмыл и даровал власть – каким они видят Рециния?

Полная противоположность своего двоюродного брата: высокий, подтянутый, коротко стриженный и всегда идеально выбритый, с военной выправкой, издали он напоминал Антония Кросса, со спины они и вовсе казались кровными братьями, а вот спереди…

Рециний в детстве, подслушивая болтовню нянек, узнал, что не вышел лицом, и злился, но, повзрослев, научился выделять достоинства своей внешности. Там, где остальные видели безгубый вдавленный полумесяц рта над выдающимся, будто разрубленным пополам, подбородком, он усматривал воплощение воли и упорства. Редкие рыжие брови и глубоко посаженные светлые глаза считал признаком благородной крови. Теперь ясно, что у всех жителей Империи кровь порченая, но ведь и среди них есть лучшие из лучших.

Любому императору народ дает прозвище, и Рециний всей душой желал, чтобы его называли Освободителем, на худой конец Мясником, и еще не знал, что от дворца, будто запах от разлагающегося мертвеца, уже потянулись слухи, в которых Рециний фигурирует не иначе как Трупоед.

Проклятый зал совета, ставший в истории Империи местом гибели не одного императора и советника, покинули все, кроме одного человека, того, кого Рециний ненавидел больше всех на свете: и за то, что лишился из-за него мечты править единолично, и за снисходительное презрение, но больше всего за помощь в восхождении на престол. Рециний не любил быть кому-то обязанным и, если не мог вернуть долг, избавлялся от своих кредиторов.

Четвертый советник Антоний Кросс дождался, когда двери захлопнутся, требовательно посмотрел на Рециния.

Тот заставил себя широко улыбнуться и сказал:

– Все, как вы и предсказывали, господин советник. Аристократия не просто поддерживает меня, они из штанов выпрыгивают, чтобы доказать лояльность. Особенно те, что хорошо устроились при Кислом.

– Маджуро Кислый, – скривился Кросс так, будто и правда раскусил что-то неприятное. – Из-за этого ублюдка чуть не погибла моя жена!

– Гердиния… – прошептал Рециний, вкладывая в голос все благоговение, что смог из себя выдавить. – Как это возможно? Ярл Расмус докладывал, что ее четвертовали и скормили труп… простите, скормили ее монстрам Пустошей.

– Расмус не соврал. Изуродованное тело моей бедной супруги оставили почти бездыханным в Пустошах. Однако технологии нашего мира куда шире, чем все то, что вы называете магией. Я нашел Гердинию и отвез на большую землю. Сейчас она у целителей и, хоть и не скоро, но поправится.

Антоний на мгновение поежился, вспомнив, чем ему грозила смерть Гердинии. Святая обязанность каждого мужа-раканта – беречь жену. Сияющая королева Тайра Ра’Та’Кант следила за этим особенно пристрастно. Муж, не сумевший уберечь жену, становился парией, не теряя статуса раканта, разумеется, он лишался всех возможностей карьерного роста. О том, что с Гердинией творится что-то не то, он узнал благодаря встроенному в ее тело миниатюрному чипу, отслеживавшему все происходящие в организме процессы. Он успел вовремя – нашел обезображенное тело Гердинии в радиоактивной пустыне по сигналу передатчика, заключил его в стазис-поле и доставил в большой мир. Сейчас Гердиния лежала в регенерационной капсуле в искусственной коме.

– Что касается Расмуса… – Красивое лицо Антония осталось бесстрастным, но по едва различимым интонациям Рециний понял, что четвертый советник едва сдерживает гнев. – Казнить мразь!

– Но господин Кросс… Ярлы такого не потерпят! Он же ради нас старался, они расценят такой шаг как предательство. Может, отправить убийцу?

Рецинию с трудом удавалось сдерживать негодование. Что он делает? Таких усилий стоило прикормить ярлов, и теперь что? Поставить крест на союзе из-за его каприза?! Только бы здравый смысл победил!

Но нет, Антоний прикрыл глаза и проговорил так, будто обращался не к человеку, а к прилипшему к подошве куску дерьма:

– Нет! Я хочу, чтобы эту тварь протащили голышом, обмазав дегтем и перьями, по всем улицам столицы и казнили публично. Мне плевать на гнилую кровь генетического отребья, но кровь раканта неприкосновенна! Я требую публичной казни!

– Значит, война продолжается… – вздохнул Рециний, и на полминуты воцарилось молчание, которое нарушал Антоний, стуча пальцами по столу.

– Кстати, что с бывшими приспешниками Кислого?

– Генерал Хастиг схвачен и будет казнен сегодня. Остальные пока скрываются, но не сомневайтесь – мы всех найдем и выкурим из их крысиных нор!

– Что там с наивными реформами Маджуро?

– Все отменено. Конфискованное им имущество частично возвращено прежним хозяевам, частично будет продано с аукциона. Нужно же как-то пополнять казну. Правда…

– Что? – Антоний скосил глаза и нанизал Рециния на взгляд, как на меч. – Сложности?

– Пока вас не было в Столице, начались волнения. Барды распевают песни во славу Маджуро Защитника, чтоб его Двурогий сожрал! Понятно, откуда ветер дует, рейк Ли Венсиро, возвысившийся при Кислом до советника, нагнетает. Народ шепчется, говорит, что прежний император жив, что я узурпатор.

– Ты не можешь справиться с собственными подданными? – сощурившись, поинтересовался Антоний.

– Отчего же, могу, – вздохнул Рециний. – Давим зачинщиков, как чинилий. Казни идут с утра до ночи, дорога на Юг уставлена распятыми бунтовщиками. Роккан Черный…

– Кто?

– Воровской вожак; мне докладывали, что после смерти Свирепого Игната Кислый приблизил к себе Роккана. Так вот, он собрал своих прихлебателей и атаковал склады с оружием. Нападение отразили, большинство бандитов перебили, но Роккан ушел.

– Ловите! – вздохнул Антоний. – Мне не до ваших местечковых разборок. Чтобы ко дню Сбора навел порядок!

– Выплата будет в срок, – пообещал Рециний. – Сразу после я планирую направиться с армией на Север. Ярлы так просто не сдадут Расмуса, да и давно пора заканчивать их вольницу. Кто присоединится, сохранит земли, остальные семьи вырежем. И нерешенным останется только одно…

Рециний замер в ожидании, и Кросс впервые повел себя так, как было нужно.

– Мутанты?

– Да. Пока в Пустошах есть хоть один разумный, в Империи порядка не будет. Но проклятие Двурогого… Ввести туда войска – все равно что потерять. Возможно, у господина четвертого советника есть средство, чтобы защитить моих воинов?

Бровь Антония поднялась: «Убогий-то, оказывается, себе на уме! Догадывается, что Кросс в состоянии помочь, и просит!» Антоний решил, что не ошибся, поддержав Рециния. Из него получится удобный император. Вот только вмешательство такого рода надо выносить на семейный совет. Глава Кроссов Тираний может и отказать.

– Могу ли? Да. Стану ли это делать? Не знаю, вернемся к теме, когда казнишь Расмуса и подчинишь Север. Тогда и поговорим о твоей войне с мутантами.

Глава 4. Да пожрет тебя глубинный червь!

Хоть телега, груженая вином и провизией, и была тяжела, мутанты отказались не только бросать ее, но и оставлять даже часть провианта, а Лука не стал настаивать. Ему требовалось максимально расположить аборигенов к себе, чтобы узнать как можно больше об устройстве общества жителей Пустошей.

Из-за телеги двигались медленно, но Лука и не спешил, ведь до принесения в жертву Коры время еще оставалось. Ему нужно было усилиться перед тем, как он явится в Убежище. Чем медленнее они будут двигаться, тем больше вероятность встретить других рейдеров и влить их в состав своей группы.

По жребию первым телегу толкал отряд Луки. Новый верховод запретил им много пить, но ослабленным мутантам хватало и нескольких глотков в час, чтобы развеселиться и расслабиться. Тягловые уродцы Крэга плелись следом, пытаясь попасть в тень телеги, бочкообразный Зэ шнырял по окрестностям, стараясь вынюхать что-то интересное.

«Своих» мутантов Лука уже знал поименно, а с новыми, полученными по наследству от убитого Крэга, познакомился на ходу. Один из них, по имени Сахарок, Луке сразу не понравился, но объяснить себе почему не получалось. Вроде нормальный мутант, не такой страшный, как тот же Скю, и не перечит, но что-то в его коротких оценивающих взглядах исподлобья Луку насторожило. Словно тот узнал в нем Маджуро и теперь раздумывал, как использовать это себе во благо.

Окинув себя взглядом, Лука не нашел ничего, что могло бы напоминать об императоре. Но лицо… глаза… Все прежнее, хоть и иссохло так, что остались одни скулы. Мысли об этом напомнили о семье и друзьях.

С горечью в сердце Лука вспоминал, кого оставил в Империи. Мама, друзья-советники… Душу рвало при мысли о том, что могло произойти с Гердинией, да и за мать он переживал не меньше.

Вообще, Лука был уверен, что дела в Столице обстоят ужасно: льются реки крови, стенают женщины, у людей отнимают последнее, чтобы собрать дань для Антония Кросса. Эх, вернуться бы, свергнуть Рециния и продолжить реформы! Можно же будет как-то вписать мутантов в общество обычных людей? Судя по всему, они вполне люди, разве что странные. Если сделать все это, баланс очков Тсоуи станет положительным.

Он рассчитывал, что, излечив Йогоро, получит плюс одно, но ничего такого не случилось – видимо, четырехрукий мутант был не так ценен для вселенной, как мохнатый Фург. Но зато, когда рваная рана на его боку затянулась на глазах удивленных мутантов, Лука буквально почувствовал, как растет его авторитет…

Позади раздалось шуршание, тащить телегу стало тяжелее. Обернувшись, он увидел, что Зэ запрыгнул в повозку и принялся копаться в мешках. Лука промолчал, нюхачу постоянно нужно что-то есть, иначе он погибнет. Жаба же, запряженный в телегу спереди и шагающий рядом с Лукой, покосился назад и сказал:

– Север, ты бы это… Для приличия хоть рявкнул. Зэ дашь волю, он все припасы сожрет. Получится, мы телегу тащим ради него одного.

– Зэ! – рявкнул Фург. – Оторву твой поганый язык!

Нюхач юркнул прочь, унося что-то в коротких ручонках. Лука, проводив его взглядом, поинтересовался:

– А нюхач – он вообще кто? Верховод главный в группе, а остальные что? Все равны?

– Нюхач – редкость. Гекко повезло выиграть Зэ в карты…

– И со мной ему повезло! – уркнул Фург, отхлебнув вина.

– Угу, – не стал спорить Жаба. – В группе все остальные воины. В Пустошах, коли драться не умеешь, лучше сидеть в поселении или Убежище…

Чешуйчатый мутант рассказал, что подобных рейдерских отрядов тысячи. Они совершают набеги на деревни Империи, охотятся, собирают травы. Некоторые доходят до Тассурийских джунглей, где можно раздобыть нормальной еды: дичи, фруктов, съедобных грибов. Кто не хочет или не может охотиться, живет в поселениях и приносит хоть какую-то пользу. Ну или не приносит и промышляет грабежами и воровством.

Вообще, как оказалось, несмотря на то, что мутанты могли жить вольно, а писаных законов в их обществе не имелось, порядок все же соблюдался. Была и организация, и иерархия. Жаба охотно посвящал нового знакомца в подробности построения мутантского общества:

– Альфа-верховод, стало быть, главный.

– Его кто-то назначает? – поинтересовался Лука.

– Хех, тоже скажешь! – хохотнул чешуйчатый мутант. – Он же альфа, кто ж его назначит? Альфа отвоевывает свое место зубами, когтями и железом. Путь альфы залит кровью. Вот ты ж видел, как покойный Щур, чтоб его труп черви сожрали, вызывал в Круг Фурга?

– Наоборот.

– Да плевать, они собирались, кароч, биться за верховенство в группе. Мы рейдеры, нам без старшего нельзя, а иначе кто будет перед жрецами отвечать? Вот так, значит. А альфа-верховод, стало быть, должен всех остальных верховодов в Круге победить. Те могут не принять бой и подчиниться, могут сдаться и подчиниться. А могут и просто погибнуть.

«Так вот откуда у преступников Столицы вся эта история с Кругом, – подумал Лука, вспомнив свои поединки с капитанами Игната. – Или, наоборот, беглые принесли эту традицию в Пустоши».

– То есть альфа-верховод у нас главный? – спросил он, поймав себя на том, что сказал «у нас».

– Итить-колотить, Север, ты, конечно, верховодишь, но как вчера из щели вылез… – подивился подслушивавший разговор Сахарок. – Мужики, откуда взялся ваш верховод?

– Из Очага, – ответил Йогоро. Четырехрукий сплел пальцы и вытянул руки, хрустнув суставами. – А ты, сладкий, слишком много вопросов задаешь. Для того, кто был подстилкой Крэга… – Сделав после этих слов паузу, он спокойно сообщил: – Короче, не борзей, порву.

– Так кто главный-то? – повторил вопрос Лука, обращаясь уже ко всем. – Че пялитесь, новички? Мою историю мужики знают, я не местный.

– Вот это новости… – пробормотал Кецарик, мелкий мутант без примечательных черт, если не считать огромного кадыка и крючковатого носа. – Ох, не прогневить бы Двурогого. Не по закону верховодить пришлому…

– Пасть захлопни, – посоветовал Фург. Шерстистый всю дорогу молчал, видимо, переоценивал свою жизнь после того, как побывал на пороге Двурогого и был исцелен Севером. – Я тебя, тля, наживкой сделаю. Или скормлю Зэ.

Нюхач, сидевший на телеге, встрепенулся и облизнулся.

– Тощий какой-то, – недовольно заметил он. – Но сойдет. Фург, че, рви гада, он нашего верховода оскорбил недоверием. Не дело.

Кецарик отшатнулся и забормотал:

– А че я? Я ниче, вон, Сахарка жрите.

Жаба недовольно покосился на Сахарка, потом на Кецарика и сплюнул:

– Кароч, рожи ваши мерзкие… Не видите, разумные общаются? Чего лезете с тупыми вопросами? Зэ, если еще кто из них хоть крякнет громче положенного, разрешаю откусить руку.

– Ноги вкуснее!

– Без ног они ходить не смогут, балда! Все, заткнитесь все, дайте, кароч, дорассказать!

Жаба продолжил вдохновенно посвящать Луку в мелочи жизни в Пустошах:

– Мы поклоняемся Двурогому, ибо под его проклятием ходим, и только оно бережет нас от нормов. Это, кароч, те, что в Империи живут. У Двурогого три жреца, они и есть реально главные, Север. Видим их только по праздникам, но лучше б не видели. От одного их вида люди падают замертво, бабы рожают недоносков, дети трясутся в судорогах и истерят.

– Такие страшные?

– Да как тебе сказать… Лиц их никто не зрел – что там под капюшоном, бес его его знает. Фигуры у них обычные, вроде как у нормов. Но аура, чтоб меня червь проглотил, мерзкая. Даже если спиной стоять, кароч, ноги трясутся и бежать хочется.

– Жрецы главные?

– Вроде того. С обычным людом они не общаются… – Жаба выстрелил языком в пролетающую мимо муху и жадно сглотнул. – Вместо них этим занимаются шаманы. Они же проводят обряды, приносят жертвы, командуют верховодами – через Альфу, понятно.

– Ты лучше про суперов расскажи, – подал голос Йогоро. – Как шаманы их делают и зачем.

Жаба закатил глаза и с полминуты обдумывал ответ. Наконец, проговорил:

– А что про них рассказывать? Их делают из верховодов. Шаманы отбирают, отдают жрецам, а те уже возвращают, если что осталось, не верховода, а супера.

– Да не, – возразил Тряпка, толкающий телегу сзади. Лука услышал, как тот отхлебнул вина, прежде чем продолжить. – Жаба мамкины сказки рассказывает. На самом деле выбирают, значит, умных детей Двурогого из это… ну-у-у… наших, кароч. Истинных! И того! – Забыв о том, что надо тянуть телегу, он остановился, сделал кольцо из указательного и большого пальца, сунул туда второй указательный. – Скрщ… скерщ…

– Понятно, – сказал Лука, – Тряпке больше вина не давать!

– Север, завязывай! – взмолился Тряпка. – Я Чекан, а не Тряпка.

– Слово верховода – закон! – воскликнул Йогоро и расхохотался. – Тряпка, ты Тряпка, все!

– Я расскажу, – вызвался перекошенный Скю. – Скрещивают сильнейших детей Двурогого с лучшими истинными…

– Кто такие дети Двурогого? – спросил Лука.

Жаба икнул, посмотрел на него как на идиота.

– Кароч, дети Двурогого тут жили еще до нас всех и даже до людей. Шут его знает, какими они были. Двурогий дал им сильные тела и защиту от проклятия, но они отупели, некоторые стали как зверье. Вот пожиратели те же, что Гекко кончили, дети Двурогого.

– Так они разумные? – ахнул Лука.

– Если даже они разумные, то все равно тупые.

– Примерно как ты! – хохотнул Йогоро.

– Тупой ты и мамка твоя! – обиделся Жаба и продолжил, обращаясь к Луке: – Ты, Север, в натуре странный, как с Луны сваленный. Меня мамка в детстве пугала, что поймают меня люди, заберут в цирк и посадят в клетку. И стану я таким же странным.

– Перестаралась мамка, – сказал Тряпка. – Совсем зашугала.

– Кароч! – разозлился Жаба и мстительно добавил: – Север, ты Тряпку не слушай. Ему только дай повод, он про свой «скрщ-скерщ» будет сутками говорить. Писюна нет, а хочется, вот и фантазирует бедолага! А суперов делают из верховодов!

– И ни шиша они потом не помнят, – добавил Фург. – Был у меня первый верховод Топор. Забрали его жрецы, а через год встречаю на рынке супера – огромный зверюга, такой в одиночку глубинного червя на части порвет. Ну подивился и шиш с ним, да только глаза, смотрю, знакомые! Вгляделся – а это Топор! Я ему: «Хей, Топорище! Это ж я, Фург, твой ближний!» А он рыкнул: «Ты, доходяга, тассурийского дурмана обкурился, что ли? Че дерзишь, зубы лишние?» Ну я и дал деру.

– Правильно сделал, – поддержал Фурга Тряпка. – Суперу только дай повод, обязательно бошку оторвет. И ничего ему не будет!

– Суперы ходят в рейды? – спросил Лука.

– На кой болт? Они на всем готовеньком. Тренируются, дерутся, имеют всех баб, до которых дотянутся… – завистливо произнес Тряпка. – Скрщ-скерщ, когда пожелают! Их дети, суперы во втором поколении, идут в легион Двурогого.

Жаба бросил тянуть телегу, выскочил вперед и, подняв руку, высокопарно процитировал:

– «И обрушится гнев и мощь Легиона на Империю, и очистит землю огнем, и станут нормы изгоями, а мутанты – нормами, и пойдет каждый мутант войной, и сразится в последней битве с лицемерными детьми Пресвятой матери во имя Двурогого, да останется его имя неназываемым до воцарения его власти на всей земле…»

Другие мутанты слышали эти слова не раз, но все равно Лука заметил, что настроение у всех упало. Следующий час прошли молча, лишь Зэ периодически копался в мешках и что-то жрал.

– Только бы на детей Двурогого снова не нарваться, – вдруг сказал Жаба. Со скрежетом почесавшись, отчего несколько чешуек отвалилось, он сообщил: – Им плоть истинных, что Тряпке скрщ-скерщ, слаще сладкого.

– А истинные – это кто? – спросил Лука, смекнув, что лучше выглядеть странным, чем оставить пробелы в знаниях.

– Истинные мутанты – те, кто рожден в Пустошах. Есть истинные, например, я, Жаба, Фург, Зэ, Йогоро, Тряпка. А есть простые – те, кто пришел от нормов.

– А Север какой? – булькнул подбежавший Зэ. – Слышь, Север, ты истинный или простой?

– Я вырос в Империи, – напомнил Лука.

– А по мне, так наш верховод – истинный, – отозвался Скю. – Его ж в детстве нормы в цирк забрали. Скажи, Север, а правду бают, что нормы после жрачки щеткой зубы трут?

– В смысле?

– Ну, рассказывают всякое. Странные эти нормы. Слышал, что некоторые даже, как посрут, жопу бумагой вытирают. Или того хуже, водой отмывают! Дикость какая-то…

– Варварство, – содрогнулся Тряпка.

Скю ненадолго замолчал, тужась и подталкивая телегу в горку, мутанты Крэга ему помогли, и совместными усилиями ее таки вытащили наверх. Теперь надо было осторожно спуститься, чтоб она не покатилась на всех парах.

– Слышал я, – кряхтя, произнес Тряпка, – будто нормы чуть ли не каждую неделю моются. Воду переводят, гады! Небось и скрщ-скерщ каждый день у них… Хотя… Я б не отказался!

– А ты, Тряпка, иди к шаманам, – посоветовал сзади Фург. – Так мол и так, скажи, хочу скрщ-скерщ каждый день. Они ж скрещивают, может, кому и понадобится твоя мутация.

– Зловонный пердеж и отсутствие писюна – это не мутация, – не согласился Жаба. – Это…

Йогоро, перебежавший к Луке и Жабе, чтобы не дать телеге скатиться с пригорка, громко заржал и выдал:

– Вот представь, Тряпка. Бу-га-га! Придешь ты к шаманам, а они давай тебя с пожирателем скрещивать… С пожирательшей! Бу-га-га! А ты даже не знаешь, куда там скрещиваться! И нечем!

Зэ упал на спину, забулькал, задергал ножками, Жаба и пришлые мутанты зароготали. Лука и сам не сдержал улыбки.

– Чтоб тебя… Ха-ха-ха! Глубинный червь сожрал! – радостно воскликнул Скю.

Процессия замерла – все сложились от хохота. Выпуская накопившееся напряжение, смеялись так, что, казалось, сама земля трясется, Луке тоже передалось веселье, и он отводил душу вместе со всеми.

Первым опомнился Зэ, вскочил на четвереньки, затем всем телом прильнул к земле да как заверещит:

– Глубинный червь! Спасайтесь!

От неожиданности мутанты, держащие телегу, оторопели. Первым отошел Скю и крикнул:

– Врассыпную! На скалы!

Но опоздал. Земля под ногами дернулась, подбрасывая мутантов, Луку и телегу со всем содержимым, будто ее снизу ударили гигантской ладонью. Мутанты попытались броситься врассыпную, но под ногами образовалась огромная воронка, даже скорее кратер, медленно расширяющийся и превращающийся в розовый зев со множеством мелких щупалец. Лука попытался взбежать наверх по его склону, но одно из щупалец схватило его за лодыжку, рвануло вниз и швырнуло в разверстую ротовую щель, где мелькнула мохнатая башка сожранного Фурга.

Такое с Лукой уже случалось, в прошлый раз он не только победил червя, но и использовал его как строительный материал, теперь все было сложнее: ему предстояло сохранить жизни мутантам.

Сложности начались уже в пищеводе, снабженном роговыми наростами, чтобы проталкивать пищу в желудок. Сокращался он волнами, и если замешкаться, то…

Мышцы сжались, пропихнув Луку в желудок, но не расплющили, спас усиленный скелет. Стиснутый со всех сторон, утопающий в слизи, он плюхнулся в черный мешок желудка, заполненный кислотой. Боли Лука не почувствовал, первым делом метаморфизм отключил кремниевые нервные волокна, вторым – сообщил об опасности, предложил решение и сам же его воплотил:

Опасность! Зафиксирована враждебная среда!

Обнаружена концентрированная соляная кислота!

Анализ противодействия…

Активация режима нейтрализации!

Генерация карбоната натрия!

Вывод!

К этому моменту глаза уже адаптировались к черноте, и Лука обнаружил вопящих мутантов, ожегшихся кислотой, бутылки вина и обломки телеги внутри желудка, напоминающего покрытый бороздами вытянутый мешок. Мутанты вопили во все горло.

Лука ощутил, как из всех отверстий его тела, из каждой поры на коже начал выделяться какой-то порошок. Выработанное метаморфизмом вещество вступило в реакцию с желудочным соком, и вокруг Луки все начало вскипать, но без повышения температуры. Наследие Эск’Онегута предоставило информацию о том, что это выделяется неопасный углекислый газ.

Червь куда-то несся, и Луку швыряло из стороны в сторону. И он, и мутанты упали в кипящий желудочный сок, который становился все менее едким.

А вот червю приходилось несладко: его раздувало от газов, наверное, ему было больно. Лука окинул взглядом мутантов, стоящих на четвереньках. Йогоро, очухавшийся первым, проорал:

– Достаем оружие, крошим червя! Тут воздуха не хватает – задохнемся!

– Отставить! – крикнул Лука. – Всем выжившим – подойти ко мне. Попытаемся прорваться.

Выполнить его команду было непросто, потому что желудок сокращался, швыряя мутантов туда-сюда. Когда наконец четырехрукий Йогоро, мохнатый Фург, бочкообразный Зэ, Жаба и два мутанта из пришлых взялись за руки и окружили Луку, он активировал боевую форму, вырастил треугольный вытянутый клинок с мономолекулярным острием и с его помощью за долю секунды сделал прямоугольный надрез…

Который тотчас сомкнули сократившиеся мышцы червя. Дальше Лука действовал наверняка: взмахом руки с мономолекулярной нитью он разрезал червя на две части, и передняя половина, отвалившись, уползла, а задняя, где они все оставались, начала извиваться, пытаясь закрыть зияющую рану. Лука прыгнул к разрезу и встал звездочкой, не давая дыре сомкнуться.

– Выползайте! Я долго не продержусь!

Червь был огромен, его мощные мышцы давили прессом, но иридиевый скелет пока справлялся, хоть и адски болели перегруженные суставы. Мутанты один за другим выпрыгивали в черный проход, прорытый червем. Дождавшись, когда вылезет последний выживший, Йогоро, Лука выпрыгнул в черноту вслед за ним. Но его ладони уперлись не во взрыхленную почву, а в камень, как будто червь утащил их куда-то в пещеру.

Позади бился о скалы отрезанный хвост червя, уползая прочь, передняя часть тоже отодвигалась, оставляя чудом спасшихся мутантов в темноте. Где-то внутри осталось тело Тряпки. «Чекана», – вспомнил Лука имя погибшего соратника.

«Активировано тепловое зрение!» – сообщил метаморфизм и откорректировал зрение, чтобы Лука видел в темноте. Тотчас в инфракрасном спектре Лука заметил шесть красноватых силуэтов и один оранжевый, вероятно, остывающий, висящих в абсолютной черноте. Вдалеке виднелся подсвеченный желтым гигантский червь размером с двухэтажное здание, а может, и больше. Подробностей Лука не видел и не мог понять, почему пол полукруглый и вогнутый и зачем его разделяет надвое бесконечно длинная железная штука толщиной в две руки.

– Похоже, мы в жопе Двурогого, – прохрипел мохнатый Фург.

– Ага, не видно ни хрена, – ответил Жаба. – Или это потому, что глаза желудочным соком червя, чтоб его Двурогий на член намотал, пожгло, и мы теперь слепые.

– Хватит ныть, давайте выбираться! – предложил Йогоро. – Кто вообще выжил?

На вопрос Йогоро откликнулись Жаба, Фург, Скю, Зэ и мутант Сахарок из пришлых.

– Хотел бы я знать, как выбираться, – прохрипел последний.

Лука не представлял, что теперь делать, вряд ли в этом был способен помочь метаморфизм. Если они в лабиринте пещеры, блуждать тут можно бесконечно долго.

Ответ пришел сам собой, когда хвостовая часть червя уползла, и вдалеке забрезжил рассеянный почему-то зеленоватый свет.

– Мои глаза, – пожаловался Жаба. – Сожгло все, ниче не вижу.

Лука собрался коснуться его, чтобы излечить, ведь управлять исцеляющими наноагентами дистанционно при таком дефиците вряд ли получится, но метаморфизм предложил этот, казалось бы, невозможный вариант. Энергии Колеса хватало на всех.

Согласившись, Лука коснулся тех мутантов, которых еще не лечил, и проговорил:

– Сейчас все у всех пройдет. – Он подождал результата и спросил: – Видите свет вдалеке? Идем туда.

Оказалось, никто, кроме него, света не различал.

– Беритесь за руки, я вас выведу.

– Типа ты знаешь куда? – противно прошелестел Сахарок.

Лука представил, что он мутант Север, верховод этих отморозков, он должен быть жестким, но справедливым. Подошел к Сахарку, схватил его за грудки, поднял и припечатал к стенке.

– Ты что-то имеешь против? – Он разжал руки, роняя мутанта. – Еще раз вякнешь – порешу. Взялись за руки, быстро!

Мутанты оживились, выстроились цепью, Север стиснул прохладную чешуйчатую лапу Жабы и решительным шагом повел его на свет. Зеленоватый, неестественный какой-то, вселяющий тревогу. Шагая наугад, скользя рукой по каменной гладкой стене, Лука отмечал, что на пещеру коридор не похож, это что-то другое. Свет впереди уж очень странный… И тут до него дошло: все выглядит так, словно его излучает теплое живое существо.

Но отступать было поздно, он замедлился возле появившегося впереди овального прохода… Закрытого прохода! Изнутри запечатанного железной дверью. Север протянул руку, коснулся металла, тот был теплым и потому светился.