Текст книги "Восемнадцать. Танец теней"

Восемнадцать
Танец теней
Дара Ауэр-Ким

© Дара Ауэр-Ким, 2024

ISBN 978-5-0064-5613-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

океан

 
пожалуйста, друг мой, постой!
вглядись,
вглядись в бескрайность синих вод.
и как поймёшь, о чём они поют – назад вернись,
а ведь не то тебя волною унесёт.
 
 
а ведь не то тебя волною унесёт
безбрежный океан.
и глубина его в твоей душе зажжёт
сей пламенный пожар.
 
 
сей пламенный пожар – голодный сын
чернейших волн,
и беспощаден он, жесток – беги!
девятый грянет вал;
закрой глаза – тебе нельзя, нельзя!
увидеть, кем вошедший в эти воды
стал.
 
 
ведь ужасом в кратчайший миг
окрасится лицо.
когда увидишь ты, каков он, лик
утопших в собственном обмане —
мертвецов.
 
 
утопших в этих водах так давно,
что больше не услышит мир их голосов.
утопших и ушедших глубоко на дно,
туда, где никогда никто не видит
боле страшных снов.
 

 
туда, где никогда никто не видит
боле страшных снов,
и не знакома лицам мраморным
тоска;
и чужда им любовь.
 
 
подумай ты, друг мой – прошу тебя сердечно я,
захочешь ль ты
туда войти по пояс,
а по грудь?
по шею?
захочешь ль ты попасть туда,
где вместе с телом —
и душа немеет?
 
 
захочешь ты принять всё то,
что скрыла глубина?
и не боишься ли
в ней потерять себя?
 
 
скорей решение прими, скорей,
о скалы стонет, разбивается волна.
и если не жалеешь ты ушедших прежде дней,
тогда – позволь принять тебя.
 
 
пожалуйста, друг мой – постой!
вглядевшись – обернись!
 
 
развей предрассветный туман.
а ведь не то тебя
в ночи
волною унесёт
безбрежный океан.
 

коронация

 
коронованный, коронованный —
до чего же ты горд собой!
хмельной знатью вкруг
облюбованный.
да не мной.
 
 
«я здесь власть!» – голос подаёшь,
чтобы головы поданных
пали ниц;
«я – свобода, и я – есть страсть!»
ясные, жаркие очи ловя восхищённых
красою твоей девиц.
 
 
балу нет конца: трепет, смех; пьяный поток грёз.
до утра в коем слышится
нежное
пение птиц.
 
 
но тревожен взгляд:
мой король, намекни – так кого ты ждёшь?
рыщешь, словно пёс:
 
 
смерть свою, неизбежную,
средь знакомых доселе лиц?
 

учитель

 
нашли в воскресенье, в парадной:
утро всё пролежала, милая,
солнца свет зачерпнув.
 
 
кем была? да девицей простой,
в общем-то —
незаурядной.
что всю жизнь прожила,
никого не любя, не мечтая и не рискнув.
 
 
кто такая? ну, того я и сам не знаю.
говорили, что музыки школьный учитель.
но взглянув, да попристальней —
понимаю.
предо мной мёртвый ангел;
 
 
мёртвый ангел-хранитель.
 
 
красоте её всякий завистлив станет:
круглолица, как кукла, румяна,
с необычайно тонкой шеей;
кожа цвета фарфора с глазурью,
и запах: все мужчины млеют.
 
 
формы пышные, зрелые;
правильны и приметны —
заманить бы такую в постели.
и глаза – ах, глаза – чёрные агаты!
губы шлейфа кофейной пастели.
 

 
пальцы хрупкие, будто спички —
но изящества свет! одним словом,
не человек – скульптура;
голос не услыхать – но, поверьте, он
как у птички;
вся проглядывается натура.
 
 
нашли в воскресенье, в парадной.
и причину к обедне сообщили: удушье.
обводя мелом тело, между делом, произнесу:
«до чего нескладно!»
 
 
кто же – тот, кто решил
что нам всем без учителя лучше?
 

кофе и вишня

 
горький кофе, кислая вишня —
кровавая баня в пять утра.
ты не ослышался, милый —
здесь ты лишний;
в этой комнате только демоны, ангелы вышли;
и я.
 
 
зачем ты явился, зачем потревожил?
говори.
и вот только давай без сложностей —
о любви.
 
 
ты нашёл во мне бога? я – твой идеал?
до чего же беспечен и глуп ты, мой друг.
где ж это видано, чтоб дьявол – идеалом стал?
поищи себе лучше, сподручней круг.
 
 
уходи, уходи! – хомутай девиц,
только ты меня больше не тревожь,
я сегодня не спал, и, признаться,
при виде сердитых лиц
мне ужасно хотелось схватиться за нож…
 
 
горький кофе, кислая вишня —
кровавая баня в пять утра.
ты не ослышался, милый —
здесь ты лишний;
кто остался? демоны тоже вышли;
ты остался да я.
 
 
семь утра – с кротким опозданием
солнце взойдёт, небеса храня.
что же ты, милый, здесь делаешь?
иссиня, без дыхания;
 
 
«я ведь предупреждал тебя?»
 

препараты

 
препараты, препараты…
зловещей эзотерики листы,
болезнь души ведёт меня куда-то,
сжигая разума мосты.
 
 
препараты, препараты,
«правду, душу выжигай!»
белые стены, оковы, халаты,
музыки вечный спектакль играй.
 
 
препараты, препараты,
огня языки;
образы улиц заброшенных,
порванных пьес и отравленных взглядов,
лишь туман непроглядный спасёт от тоски.
 
 
препараты, препараты,
бледность образа вечного…
 
 
препараты, препараты,
композитор покоя беспечного.
 
 
режиссёр моей оперы,
сценарист моей роли, обитель мечты,
скажи мне на милость:
 
 
«каков же итог, дорогуша?
увижу ли я эшафота крюки?»
 
 
трагичная пьеса должна завершиться,
неся гибели лик над собой;
«суждено ли мне счастья добиться?
иль забытым актёром почить под звездой?»
 

бульвар

 
скажут мне, может быть, что когда-то
ледяною зимой, в декабре
я ходил по бульвару
в лондонском илинге.
 
 
мерил в шаг тротуары,
всё как будто во сне —
в обороте сансары,
с мыслями о тебе.
 
 
я все шёл по брусчатке,
верно, наглухо пьян.
и любви этой нежной зачатки
терпким виски в себе убивал.
 
 
мерил в шаг тротуары —
всё как будто во сне.
и, не выдержав кары,
всё писал я тебе:
 
 
написал, что, быть может,
я б и сдался – не боявшись ничуть.
но душа молвит: «рано!»
и всё просит вздохнуть.
 
 
скажут мне, может быть, что когда-то,
что зимой, в декабре
я ходил по бульвару
в лондонском илинге.
 
 
мерил в шаг тротуары
и всё думал – «карниз».
шаг и влево, и вправо —
один шаг! – сорвусь вниз.
 
 
но душа в крик всё: «рано!»
«обожди ты, постой!»
в обороте сансары
так далёк мой покой.
 
 
я всё шёл по брусчатке,
верно, наглухо пьян.
и любил, и кричал – как в припадке —
что не сам я себя и тебя убивал.
 
 
скажут мне, может быть, что когда-то
ледяною зимой, в декабре
я ходил по бульвару
в лондонском илинге.
 
 
я отвечу: «это всё, верно, мне лишь приснилось»,
но свинца теплотой окропляется грудь.
я любил, а душа всё кричала:
«ах, рано!»
и просила, молила
вдохнуть.
 

аннигиляция солнца

 
настанет день, когда погаснет «вечное» светило
и мерно пропадёт в последнего заката синеве,
лишь те, кто помнят, что на самом деле было,
лишь те – без сожалений! —
посмеются тьме.
 
 
лишь те без сожалений посмеются тьме,
кто знает всю жестокость прошлых лет.
лишь те уснут, без страха на лице,
кто знает, что их власть сошла на нет.
 
 
война за свободу, война за любовь —
беспробудным сном руины спят.
война – и мирное время вновь…
почившие с улыбкой с небес глядят.
 
 
так давайте, братья, сыграем для них
в последний раз.
так давайте упокоим души тех,
кто освободил
нас.
 
 
расправь свои крылья!
узри, пленный, новый рассвет.
что узурпаторов в бег обратил!
и сквозь года пусть протянется след
о том герое, что «солнце с небосвода сбил».
 
 
настанет день, когда погаснет «вечное» светило,
ниц падёт – на колени! – жестокий тиран.
лишь те, кто помнят, что на самом деле было,
срок наказанию дан.
 
 
настанет день, когда погаснет «вечное» светило
и мерно пропадёт в последнего заката синеве,
земля сожжена, но давно уж остыла,
и выжившие плачут о погибших в тишине.
 

пион

 
ты – цветок поднебесья,
богатой жизни, полной роскоши, бутон.
в саду тебя созерцаю, и сладостной песнью
разум мой окрылён;
 
 
разум мой окрылён твоим цветением;
россыпью лепестков.
стань, сладкий аромат, моим наваждением —