Текст книги "Горизонты ада"

Я ухмыльнулся:

– Вы прямо-таки добрый самаритянин.

– Скорее джинн из лампы, – серьезно произнес Кардинал. – Я могу помочь осуществить мечты, но за плату.

– А какова цена? – тут же спросил я.

Он пожал плечами:

– В этом-то и фокус: никогда не знаешь прежде, чем пожелаешь.

– Если буду продолжать, – принялся я рассуждать вслух, – каков должен быть следующий шаг?

– Найди Паукара Вами. Проследи его передвижения в ночь убийства. Исследуй его отношения с мисс Хорняк. Если тебе удастся договориться о встрече, то определить, виновен он или нет, окажется просто. Вами никогда не лжет.

– Никогда?

– Об убийствах – никогда.

– Убийца с этическим принципом? Забавно.

– Это его эго, не этика. Он может позволить себе быть честным, потому что лишен страха. Он говорит правду, потому что это не приносит ему никакого вреда. Тех, кто вздумает использовать его слова против него, легко устранить.

– Если он убил Ник и признается мне в этом, меня он тоже убьет?

– Если решит, что ты можешь стать помехой, тогда возможно.

От откровенности Кардинала меня мороз пробрал до костей.

Я решил ответить в том же духе:

– На какую помощь я могу рассчитывать, если пущусь на поиски Вами? Вы прикрывали его десятилетиями, заботились, чтобы его имя не попало в прессу, подделывали отчеты, пресекали сплетни. На него есть досье?

– Такого, каким бы я желал поделиться, нет. У нас договоренность: я слежу за его действиями, но держу информацию при себе. А он меня не убивает.

– Вами не смог бы до вас добраться, – заявил я.

– Паукар Вами доберется до любого, если захочет, – возразил Кардинал. – Только мертвые для него недосягаемы. Любой, кто думает иначе, дурак, а Фердинанд Дорак не дурак.

Кардинал неожиданно назвал свое настоящее имя, которым редко пользовался.

Я помолчал немного, не желая капитулировать даже без видимости сопротивления. Потом задал еще несколько вопросов о Паукаре Вами, но на них Кардинал отказался отвечать. Он даже не захотел подробно описать его, перечислив только то, что я уже знал: высокий рост, черная кожа, отсутствие волос, татуировки на лице. Я попросил предоставить фотографии, отпечатки пальцев, имена связных, старые адреса, но не получил ничего.

Наконец Кардинал, взглянув на часы, сказал, что мне пора уходить, иначе из-за меня застопорится весь бизнес. И потребовал, чтобы я решил, буду продолжать порученное мне дело, или нет.

Мне надо было уматывать. Я чувствовал, как растут ставки. Найти Паукара Вами и поговорить с ним ой как нелегко. У меня имелся шанс – посчитать убытки и дать деру. Поджать хвост и уползти, как скунс.

Я бы так и поступил, послав к чертям собачьим гордость, если бы не поднятые брови Кардинала. Он ждал, что я сдамся. Подстегнутый его взглядом, я решил не доставлять наглому сукину сыну такого удовольствия, пожал руку Кардиналу, посмотрел ему в глаза и произнес высокопарно:

– Я к вашим услугам, мистер Дорак.

9

В понедельник утром я представил рапорт и провел долгие часы в архивах на верхних этажах Дворца, стараясь понять суть явления «Паукар Вами».

Он был одной из самых живых, но одновременно таинственных легенд. В детстве я слышал рассказы о его чудовищных деяниях и долгое время считал его сказочным монстром. Но когда подрос, стал думать, что такое воплощение смерти могло существовать только в людском воображении. Я отправил его в утиль как пустую страшилку, и только когда поступил в гвардию, сообразил: все рассказы о нем – правда, а я слышал только самую малую часть.

Даже для гвардии Паукар Вами оставался таинственной тенью, его редко видели, его никогда вслух не обсуждали. Новичкам советовали никогда не вставать на пути Вами. Если заметишь его где-нибудь во Дворце – пропусти. Если встретишь его по долгу службы, сделай вид, что не заметил. Он был человеком-невидимкой.

И все же только когда принялся изучать имеющееся досье на него, я стал понимать, насколько он незаметный. Паукар Вами действовал с конца семидесятых, убивал налево и направо. Отчеты должны были бы распухнуть от упоминаний его имени и описаний его художеств. Но нет. Его имя не попадалось ни в газетах, ни в полицейских отчетах, к которым я имел доступ. Ни свидетельства о рождении. Ни школьной статистики. Он никогда не платил налогов. Не числился в медицинских анкетах. Не владел никакой собственностью. На его имя не были зарегистрированы ни машины, ни огнестрельное оружие.

Во время поисков я обнаружил подложные записи. Очередной раз столкнулся с искажением истины. Кардиналу нравилось писать историю города по-своему и переиначивать факты. Если для этого требовалось изменить заголовки или статьи в газетных архивах – так тому и быть. Если требовалась новая пленка для замены той, что противоречила его варианту правды, – его техники, первоклассные выпускники кинематографических учебных заведений, проводили цифровую обработку оригиналов.

Кардинал отказался делиться своими личными досье на Вами, а данные, имевшиеся в моем распоряжении, говорили, что этот человек – призрак. Так что после нескольких часов за компьютером и копания в пыльных папках я прекратил свои изыскания и отправился за правдой на улицы.

Будучи гвардейцем, я имел целую армию осведомителей разного толка. Я не сомневался, что найду людей, которые рады будут поговорить. И оказался прав, но только до определенной степени. Многие с удовольствием поделились сказками про Вами всего лишь за выпивку. Сложность состояла в отделении правды от вымысла. Вами имел на своем счету такое количество невероятных «подвигов», что было легко поверить во все что угодно. Обычно, если бы мне рассказали сказку об убийце-одиночке, который однажды ночью разделался с двенадцатью бойцами «Триады» голыми руками, я не придал бы этому вранью значения. Но я знал, что история с «Триадой» правда, потому что входил в состав команды, посланной подчистить за Вами в ту ночь.

Некоторые истории оказались курьезной ерундой, особенно те, в которых говорилось, что Паукар Вами передвигался с нечеловеческой скоростью, поднимал машины над головой, лазал по стенам пауком, дышал огнем, исчезал в клубах дыма, не истекал кровью, если получал рану. Но большинство историй, какими бы надуманными они ни выглядели, все же могли содержать долю правды.

Несмотря на многочисленные впечатляющие рассказы, к концу вечера я не стал осведомленнее, чем был утром. Я узнал много чего о методах Вами, его целях и прозвищах – его знали под разными именами, некоторые я записал в блокнот, чтобы проверить позже, – но абсолютно ничего не выяснил насчет того, откуда он взялся, какие мотивы им движут и как его выследить. Он не использовал помощников. Не существовало процедуры его найма. Ни у кого не имелось его фотографии, адреса или номера телефона. Казалось, он существовал без родственников, друзей и прошлого.

Я закинул удочку, попросив известить меня, если кто-нибудь его заметит или если найдется человек, который сможет рассказать мне историю Паукара Вами. Затем, решив, что сделал первые шаги к обнаружению знаменитого убийцы, я пришел к выводу, что на сегодня с меня хватит Паукара Вами. Пришло время найти ответы на другие вопросы. Например, побеседовать с обслугой гостиницы «Скайлайт».

Когда я туда явился, управляющего не оказалось на месте, но его помощник вспомнил мое имя: оно упоминалось в циркуляре, с которым ознакомили всех сотрудников отеля. Он предоставил себя в мое распоряжение и сказал, что мне разрешено беседовать со всеми, с кем только пожелаю. Если кто-то откажется общаться, мне следует сообщить ему, и он разберется.

Я провел весь день в разговорах со служащими, которых смог найти. Никто не видел никого подозрительного в коридорах на восьмом этаже, и только регистраторша внизу вспомнила, что видела Ник вечером в день ее убийства. Даже гвардейцы, охранявшие двери и пожарные выходы, ничем не смогли мне помочь. Впрочем, я и не надеялся получить от них полезную информацию – гвардейцев, приписанных к отелю, натаскивали по-другому. Во Дворце мы обязаны подозревать каждого и сообщать о своих подозрениях. В отеле гвардейцы смотрят в сторону – такой у них приказ. «Скайлайт» не был крепостью. Предполагалось, что здесь гости должны чувствовать себя свободно.

Только один человек возражал против моих вопросов – Валери Томас, та самая горничная, которая обнаружила тело Ник. Крупная женщина, уродливая, излишне высокомерная. Она занималась уборкой, когда я к ней подошел, и отказалась оторваться от дел хотя бы на минуту. Мне пришлось ходить за ней из номера в номер во время нашей беседы.

– Она была мертва, когда вы ее нашли? – спросил я.

– Плясать она не плясала, – язвительно заметила Валери.

– Патологоанатом определил, что момент смерти от момента обнаружения тела отделяет короткий промежуток времени. Так что, возможно, она была жива, когда вы вошли. Вы проверили?

– Вы знаете, что я сделала, когда увидела тело? – ответила толстая горничная. – Завизжала. К ней я не подходила.

Я засомневался, что эту женщину что-либо может заставить визжать.

– Вы уверены? Многие люди проверили бы пульс или сначала немного понаблюдали бы за пострадавшей. Если вы все же осмотрели ее или дотронулись до нее, тут нечего стыдиться.

– Я открыла дверь, – сказала Валери, – увидела тело. Закричала. Я к ней не подходила.

Все четко, как по нотам.

– Вы ничего не видели на полу или на кровати?

– Только нож.

– Больше ничего?

– Ничего.

– Никаких украшений, денег или еще чего-нибудь ценного?

Замерев, горничная воззрилась на меня:

– Уж не обвиняете ли вы меня в воровстве?

– Я не хотел вас обидеть, – поспешно уверил я Валери Томас. – Просто, если бы я увидел что-то на полу, например бриллиантовое ожерелье или пачку денег, которые любой мог подобрать, я бы…

– Я не видела ничего, – резко произнесла горничная. – Я ничего не подбирала. Я чиста. Спросите босса. Я никогда ничего не присваивала, даже если выехавший гость что-то оставлял. Я сдавала все в стол находок. Я ничего не видела и не брала. Если вы еще раз обвините меня в воровстве, я оболью вас водой из этого ведра.

– Простите, мэм. Но ведь речь идет об убитой девушке.

– Знаю. Я ее нашла.

Я глубоко вздохнул.

– Всего хорошего, миссис Томас, – сказал я, протянув руку, которую горничная проигнорировала. – Спасибо, что уделили мне время.

– Отваливайте, – коротко сказала она.

Я так и сделал.

Между делом я заглянул в номер 812. Комната, в которой кто-то зверски лишил жизни Ник, ничем не отличалась от других, но казалась более холодной и пустой. Я оглядел аккуратно заправленную кровать, представив себе на ней связанную Ник, с кляпом во рту, вырывающуюся и молча взывающую о помощи, пока у нее отнимали жизнь. Убийца действовал медленно и неумело, доставляя своей жертве мучительные страдания. Наверняка это было ужасно.

Смог бы я спасти Ник, если бы был в городе? Может ли быть, что она одаряла меня близостью в обмен на защиту? Вдруг она умерла, проклиная меня за то, что я ее подвел? Или она меньше всего думала обо мне, парне, которого подцепила только ради секса? Наверное, я никогда не узнаю. Теперь она ушла, и все причины и ответы ушли вместе с ней.

Управляющий, Терри Арчер, появился незадолго до моего ухода. Я назвал имя Валери Томас и поинтересовался, не связано ли с ней чего-нибудь подозрительного. Он покачал головой:

– Она всегда, с самого начала, была стервой с дурным характером. Валери даже со мной разговаривает заносчивым тоном. Но она хорошо работает. А я всегда предпочту вежливой лентяйке грубую трудягу.

– Могла она что-нибудь взять из номера?

– Это было бы на нее не похоже.

Мы сидели в офисе Терри. Он с зевком откинулся на спинку своего кожаного кресла:

– Простите. Это убийство полностью сломало мой график. Я выходные провел здесь, отбрехиваясь от раздраженных полицейских и стараясь сохранять мир между ними и гвардейцами.

Я улыбнулся. Мы испокон веку конфликтовали с копами. Они терпеть не могут играть вторую скрипку. Обожают вмешиваться и зачитывать статьи закона об охране общественного порядка.

– Что-нибудь узнали? – поинтересовался Терри.

– Нет. Я думал, кто-нибудь ее видел, но…

– Через отель ежедневно проходят тысячи клиентов, – сочувственно произнес управляющий, – и это только постояльцы. Многие также посещают ресторан, бары и закусочные. Если кто-то хочет остаться незамеченным, его и не заметят.

– К каким выводам пришла полиция?

– Сначала копы решили, что девушка приволокла кого-то на ночь. Затем выяснили, что она иногда вела себя как проститутка. Решили, что она привела с собой клиента или встретилась с ним в отеле.

Похоже, этот вывод восторга у Терри не вызвал.

– Вы не согласны?

– В «Скайлайте», как и во всех гостиницах мира, хватает ночных посетителей. Но это закрытое заведение. Здесь практикуются неписаные правила. Даже неопытная проститутка не рискнет притащить сюда клиента.

– Может быть, какая-нибудь опытная проститутка обиделась, и…

Я еще не закончил, а он уже отрицательно покачал головой:

– Некоторые из них дамы жесткие, но здесь они бы такого не проделали. Они знают границы. Они бы отвезли ее куда-нибудь.

– Тогда, возможно, она занималась проституцией регулярно, – предположил я. – Может быть, она появлялась в «Скайлайте» и раньше. Есть какой-нибудь способ это проверить?

Терри выдвинул ящик письменного стола, достал оттуда тонкую красную папку и протянул мне. Открыв папку, я обнаружил длинный список имен, женских и мужских.

– Там есть имя каждой шлюхи, – сказал Терри. – Даже тех, что появляются здесь очень редко.

– Они разрешают вам брать их на учет? – удивился я, просматривая список имен.

– Это им выгодно. Тех, кто есть в этом списке, не трогает охрана. Им даются скидки на номера. Им первым звоним, когда гость нуждается в женском обществе.

– Что, если одна из них…

Я замолчал. В папке оказалось более двадцати страниц, причем информация включала не только имена, но и номера телефонов, контакты, отметки о сексуальной специализации, биографические данные, медицинские сведения, даже фотографии. В конце шестой страницы обнаружилось знакомое имя: Присцилла Пардью.

Терри заметил, что я сделал паузу, наклонился через стол и вытянул шею.

– Присцилла Пардью, – пробормотал он. – Блондинка. Элитная. Имеет тягу к женщинам.

– Тягу к женщинам? – повторил я.

– Полагаю, что так. Здесь нет записи на этот счет, но мне думается, что она предпочитает слабый пол.

– Она часто бывает в «Скайлайте»? – поинтересовался я.

– Раз или два в месяц. О ее появлении всегда становится известно. Она буквально врывается в отель, ведя за собой клиента, и ведет себя как кинозвезда. Вообще-то, мы не уверены, что она занимается проституцией. Ходят слухи, что она не берет денег. Но мы все равно включили ее в этот список.

– У вас есть ее фотография?

– Нет, но я могу достать.

– Пожалуйста.

Пока я читал краткую характеристику, Терри попросил прислать ему фотографию по электронной почте. Ничего нового я не узнал: рост, вес, размер одежды и обуви, место работы. Даже фото, когда оно появилось, оказалось знакомым – я видел такое в досье на Присциллу в архиве Дворца.

– Не возражаете, если я еще немного помучаю ваших служащих? – спросил я.

– Мучайте, не стесняйтесь, – ответил Терри Арчер.

Еще через час я покинул «Скайлайт». У меня голова шла кругом. Многие из служащих узнали Присциллу по фотографии, но ответы троих – регистраторши, бармена и официантки в баре на первом этаже – меня потрясли. Все трое ее узнали, а в ответ на мой второй вопрос: «Когда вы ее видели последний раз?» – соответственно сказали:

– В прошлую пятницу. Она сама зарегистрировалась.

– В прошлую пятницу. Заказала пинаколаду. Забрала коктейль и расположилась за столиком в углу. Я никого с ней не видел.

– Думаю, в пятницу. Не в эту, в прошлую. Я забирала ее бокал, после того как она ушла. Она была одна, но мне кажется, я видела, что кто-то подходил к ее столику незадолго до того, как она ушла.

Присцилла была в «Скайлайте» в ту ночь, когда убили Ник.

10

Ник хоронили на следующий день. Я никак не мог решить, надо мне идти или нет, но утром понял, что не могу пропустить церемонию. Я всегда игнорировал такие мероприятия – не посещал ни одни похороны после смерти мамы, – но сейчас все было иначе. Моего присутствия требовало дело.

У крематория кордон полицейских отсеивал репортеров и зевак. Внутрь впускали только близких родственников и друзей. Моего имени в списке не оказалось, и дежурный коп отказался меня пропустить. Эту проблему решил звонок Биллу.

Небольшой ритуальный зал был почти пуст. До начала церемонии оставалось совсем немного времени, а я насчитал всего четырнадцать человек. Ник сидел в первом ряду, весь в черном. Рядом Присцилла рыдала в платок, держась за руку незнакомой мне женщины.

Руди Зиглер сидел в конце зала. Он плакал навзрыд, позволяя слезам ручьями течь по щекам. Почти все плакали, за исключением меня и Ника. Я не плакал, потому что не лицемер, ведь особой близости между мной и Ник не было. А почему не плакал ее родной брат?

Ник покоилась в гробу, сделанном из разноцветного пластика. Верхняя часть крышки была прозрачной, так что мы могли видеть красивое лицо Ник. На нем застыло выражение безмятежности. Убийца не тронул ее лицо, однако я не смог долго смотреть на него: в горле встал ком.

Я обалдел, когда появился распорядитель траурной церемонии – это оказался Элвис Пресли! Челка и бакенбарды, вихляющие бедра, клеши, белый костюм с блестками. Присутствующие не сдержали улыбок, когда увидели, как он направляется к гробу. Очевидно, вид его был связан с какой-то домашней шуткой семьи Хорняк, мне неведомой.

Элвис произнес занятную речь. Сказал, что Ник любила жизнь, была глубокой, честной, думающей молодой женщиной, куда более значительной, чем та фривольная маска, за которой она пряталась от мира. Потом заметил, что Ник пожелала бы уйти именно так: яркие цвета, легкий налет веселой сумасшедшинки. И выразил надежду, что, если она сейчас смотрит на нас, ей это шоу нравится.

– А это для тебя, Ник, – добавил он, старательно копируя Пресли, и запел «Отель разбитых сердец»[4]4
  Эта песня, рассказывающая о конце романтической связи, в 1956 году принесла Элвису Пресли мировую славу.


[Закрыть] (весьма жестокий выбор, по-моему).

Пока распорядитель церемонии раскачивался в ритме песни, два его помощника, нарядами напоминающие глэм-рокеров, встали с двух сторон гроба и переместили его на ленту транспортера. Элвис встал по стойке «смирно» и, напевая «Славься, славься, аллилуйя!», попятился в тень. Кто-то привел в движение механизм транспортера, и Ник отправилась в свое последнее путешествие.

В этот момент Руди Зиглер взвыл, поднялся и пробежал мимо меня к выходу, жалобно рыдая, как старая драматическая актриса.

Некоторые из присутствующих оглянулись через плечо. Присцилла оказалась среди любопытных. Заметив меня, она сначала нахмурилась, затем слегка улыбнулась и одними губами произнесла: «Увидимся позже?» Я кивнул. Гроб начал скользить за занавески, Присцилла отвела взгляд и сжала руку Ника. Он до сих пор не уронил ни слезинки, хотя выглядел более взволнованным, чем раньше.

Я вышел из зала в холл. Я хорошо знал, что произойдет за занавеской: тело вынут, сожгут, кости отправят в костедробилку и превратят в пепел. Но что служащие крематория сделают с гробом? Перекрасят и используют снова? Я мог спросить одного из помощников Элвиса, который вышел в холл и теперь рассыпал большие сбрызнутые духами цветы по полу, но мне не так уж и хотелось это узнать.

Из ритуального зала вышли все, кто провожал Ник в последний путь. Они свернули влево, двигаясь по дорожке, усыпанной цветами. Я стоял справа от двери, по-военному выпрямившись, скрестив руки на животе и опустив голову в знак уважения. Большинство меня проигнорировало, только один человек задержался и полуобернулся. Я начал было поднимать руку и улыбаться, как заметил на месте глаз два бельма молочного цвета. Я опустил руку и вежливо кашлянул. Голова слепца дернулась, потом он кивнул, давая понять, что знает о моем присутствии, прислушался к шагам других людей и двинулся следом за ними.

Ник и Присцилла шли последними. Я сделал шаг вперед, желая выразить свои соболезнования, но она, заметив меня, отрицательно покачала головой. Присцилла провела Ника, который ничего вокруг не замечал, дальше, перепоручила одному из друзей и вернулась ко мне.

– Спасибо, что пришел, – сказала она, поцеловав меня в обе щеки. – Ник была бы довольна.

Глаза Присциллы покраснели. На ней было темное обтягивающее платье, которое подчеркивало соблазнительные изгибы ее фигуры. Я старался не пялиться на нее, хотел избежать эрекции в крематории. Подумал, что это было бы проявлением неуважения к покойнице.

– Я сомневался, что мне здесь рады, – пробормотал я.

– Ничего подобного. – Присцилла промокнула глаза носовым платком. – Просто не хотела, чтобы Ник тебя видел. Он сейчас прячет все эмоции внутри, и мне кажется, он только и ждет предлога, чтобы взорваться. Ты и сам мог заметить.

– Что это за идиотизм с Пресли? – поинтересовался я.

Присцилла улыбнулась:

– Ник обожала Элвиса. Она бы этого хотела.

– Кто выбрал песню?

Она поморщилась:

– Я. Ник она нравилась больше других. Я поняла, насколько она не к месту, только когда распорядитель запел. И чуть не провалилась сквозь землю.

Присцилла посмотрела в коридор. Ник уже исчез из виду.

– Мне лучше пойти к нему. Он организовал поминки в своем доме. Пригласил кучу друзей, большинство из которых почти не знали Ник. Поминки могут превратиться в оргию, если не найдется разумный человек, который сможет за всем присмотреть.

Она повернулась, намереваясь уйти.

– Мы не могли бы встретиться? – спросил я. – Поужинать? Выпить? Я хотел бы тебя кое о чем спросить.

– Разумеется. Только не сегодня. Как насчет завтра?

– Замечательно. – Я поколебался. – Ты ведь не захочешь снова повести меня в «Кул кэтс клаб»?

У Присциллы хватило совести покраснеть.

– Я уже за это извинялась. Как насчет «У Кафрана»? Знаешь, где это?

– Найду. В семь?

– Договорились.

Она ушла.

Я постоял еще несколько минут, дожидаясь, когда она скроется из виду, затем медленно пошел следом. На улице участники траурной церемонии рассаживались по машинам. Я огляделся, разыскивая слепого и гадая, с кем он мог уехать, но так и не нашел. Ко мне сунулся репортер, желая сфотографировать, но коп, который раньше не пускал меня в крематорий, прогнал его. Потом сказал:

– Решил, что вы вряд ли хотели бы увидеть свое фото в газетах.

– Спасибо, – кивнул я.

– Не стоит благодарности.

Его брови поползли вверх. Оглянувшись, я увидел выходящего их крематория Элвиса, на ходу срывающего бакенбарды.

– Один из скорбящих? – спросил полицейский.

– Нет. Распорядитель церемонии.

Коп недоверчиво взглянул на меня и хмыкнул, когда понял, что я говорил вполне серьезно.

– Жаль, что меня там не было. Он пел?

– Как соловей, – ответил я, попросил у него список участников церемонии и записал в свой блокнот имена тех, кем позднее собирался заняться. Пробежав глазами список, я удивился: – Здесь только тринадцать имен.

– Совершенно верно, – подтвердил полицейский.

– Но на церемонии присутствовали четырнадцать человек.

– Вместе с вами – да.

– Нет, без меня.

Я вспомнил про слепого и спросил у копа, заметил ли он его.

– Это вряд ли, – покачал он головой. – Я всех проверял тщательно.

– Посторонний мог пройти?

– Могу справиться у ребят на других дверях. Возможно, кто-то из предыдущей группы остался или потерялся… или, может быть, это любитель траурных церемоний, который проник внутрь до того, как мы поставили кордон.

– Любитель траурных церемоний?

– Такие всегда находятся. Бродят с одних похорон на другие. Хотите, чтобы я проверил?

– Не беспокойтесь. Это неважно.

Я убрал блокнот, по благодарил копа за помощь и бросил последний взгляд на дворец мертвецов. Поежился, заметив густой дым, поднимающийся из трубы, затем повернулся спиной к крематорию и поспешил прочь.

* * *

Я все никак не мог избавиться от воображаемой картины: Ник извивается в печи – или в чем там сжигают трупы, – пламя поедает ее плоть и наконец поглощает целиком. Я знал, что не смогу сосредоточиться на работе, поэтому отодвинул дело в сторону и, располагая временем, отправился в Холодильник, желая нанести запоздалый визит еще одному члену клуба замороженных.

Девушка по имени Велоурия ознакомилась с моим запросом, проверила мои допуски, раскрыла ноутбук и внесла имя «Том Джири» в строку запроса. Ответа не последовало.

– Когда он был здесь оставлен? – спросила она.

– Точной даты не знаю. В начале восьмидесятых.

– Тогда, скорее всего, его нет в базе данных. – Велоурия закрыла ноутбук и поднялась. – Мы не имеем права вносить в базу имена без разрешения. В систему очень легко проникнуть. Мы начали записывать на диски данные только в конце девяностых. Никогда не производили датирования задним числом – слишком много суеты, связанной с поиском родственников.

– Вы хотите сказать, что не можете его найти?

– Разумеется, можем, – фыркнула она, – если только его не поместили здесь под именем Джон Доу[5]5
  См. примечание на стр. 63.


[Закрыть]. Но потребуется время. Так как точная дата неизвестна, придется просмотреть старые учетные книги. Если хотите, пока можете погулять.

– Я подожду, – сказал я и уселся на один из неудобных пластиковых стульев.

Я так и не определился, что рассчитывал получить от этого визита. Я очень редко навещал могилу матери, а ведь я ее любил. Может быть, надеялся, что проснутся воспоминания при виде последнего пристанища своего папаши. Хотя он редко бывал дома, когда я рос, я был уверен, что во мне живет больше воспоминаний о нем, чем те жалкие обрывки, которые вставали перед внутренним взором.

Пока я ждал, мимо прошли несколько врачей и санитаров; они едва взглянули на меня. Я удивился, когда один из них остановился и приветствовал меня вопросом:

– Потеряли еще одну подружку?

Я поднял голову, но не узнал улыбающегося врача. Однако, когда вставал и протягивал руку, вспомнил:

– Доктор Сайнс.

– В прошлый раз вы здесь пережили серьезный шок. – Он хмыкнул. – Оправились?

– Вроде бы. Ее сегодня похоронили.

– Да? – Сайнс не казался заинтересованным. – Обычно в таких случаях они дольше держат тело. Наверное, у нее есть родственники со связями.

Ожидавший доктора Сайнса коллега нетерпеливо спросил, идет ли тот. Спросил резко, выказывая нежелание ждать.

– Минуту! – так же резко ответил Сайнс. И обратился ко мне: – Так вы выяснили, где ее убили?

– Простите?..

– Николу Хорняк. Я слышал, что вы вели расследование. Вы нашли место преступления или все еще в поисках?

– Не понимаю. Ник убили в «Скайлайте».

Сайнс невесело рассмеялся:

– Вы не все знаете. Мы выяснили, что девушка подверглась нападению за пределами отеля. Она умерла в «Скайлайте», но раны были нанесены раньше, возможно, на строительной площадке, если судить по песчинкам и строительной пыли, обнаруженным в ранах.

Я смотрел на него, округлив глаза. Потом вскричал:

– Какого черта меня не информировали?!

– Вопрос не ко мне. Я доложил о наших находках с самого утра в субботу. Государственный патологоанатом пришел к такому же заключению. Я слышал, что его убедили не предавать огласке эту информацию.

– Кому вы рассказали? – потребовал ответа я.

– Это информация ЛДМГ.

– Какого хрена это значит?

– Лишь Для Моих Глаз. То есть только для Кардинала.

– Вы рассказали Кардиналу?

– Да. Он упомянул ваше имя и сказал, что передаст все вам. Поблагодарил меня и попросил об этом не распространяться. Что я и делал. – Сайнс нахмурился. – До настоящего момента. Я просто думал, что вас известили. Кардинал сказал, что обязательно… Не говорите ему, что я проговорился, ладно?

Я медленно покачал головой:

– Не скажу, если вы будете держать меня в курсе дальнейших исследований… Я дам вам номер своего телефона, – прибавил я, вырвал листок из своего блокнота, записал на нем номер своего телефона и вручил листок Сайнсу.

– Да больше нечего сказать. – Доктор пожал плечами. – Я послал свой отчет Кардиналу электронной почтой, но это было всего лишь более многословное изложение того, что я вам только что сказал. Девушка подверглась нападению вне отеля. Нападавший мог решить, что она мертва, когда он переносил ее в «Скайлайт». Однако умерла она спустя несколько часов, примерно в то время, когда было обнаружено тело.

– И вы считаете, что ее пытали на строительной площадке?

– Очень даже может быть. Или в гараже, или на чьем-то заднем дворе…

Появилась улыбающаяся Велоурия, прижимая к груди папку.

– Как только будете готовы, мистер Джири… – проговорила девушка.

– Мне нужно идти, – сказал я Сайнсу.

Он кивнул:

– Мне тоже пора.

– Вы позвоните, если что-то новое выяснится?

– Ничего не выяснится, но если это произойдет, я позвоню.

– Спасибо.

Услышанное от доктора Сайнса меня совершенно ошеломило. Ник убили за пределами «Скайлайта». Как это скажется на деле? Для начала, похоже, придется расстаться с теорией одного убийцы. Гвардейцы, охранявшие отель, были не слишком внимательны, но они не могли не заметить человека, втаскивающего в отель тело, если только что-то не отвлекло их внимание. Возможно, один из охранников состоял в сговоре с убийцей. А как насчет Присциллы? Я знал, что она побывала в вестибюле отеля и в ресторане в ночь убийства и, следовательно, подпадала под подозрение. Но если Ник убили где-то в другом месте…

Мне следовало обо всем этом подумать. Сейчас я не мог соображать связно, поэтому задвинул все эти мысли в глубину сознания и оставил там. Вернусь к ним позже, в своей квартире, после плотного ужина и продолжительного душа.

Я последовал за Велоурией по лабиринту коридоров между рядами одинаковых ячеек с контейнерами внутри. В голове продолжали вертеться слова Сайнса, но я о них старался не думать. Я пришел в Холодильник, чтобы почтить память своего отца. Ник может подождать.

Чем дальше мы шли, тем заметнее изменялся вид контейнеров: многие стали больше, появились контейнеры с закругленными краями, с бронзовой или золотой отделкой. Теперь ряды состояли из меньшего количества ячеек, встречались отдельно размещенные контейнеры, на некоторых висели венки (букеты попадались редко). Велоурия заметила, что я заинтересовался, и объяснила, что мы находимся в самой старой части Холодильника. Нынешняя администрация, прибавила она, планирует обновить эту часть – здесь можно хранить на двадцать процентов больше тел, если разместить контейнеры в один многоуровневный ряд, – но это масштабная и трудоемкая работа, выполнить которую в ближайшем будущем нет возможности.

Велоурия остановилась у второго контейнера в ряду из шести ячеек. Контейнеры размещались в два уровня, один ряд над другим. Мой отец находился на нижнем уровне. Я прочитал его имя, выбитое на тонкой металлической полоске. Досье отсутствовало. Я спросил у Велоурии, почему нет досье.