Текст книги "Сон дядюшки Фрейда"

– Уважаемая Нинель Павловна, именно Макар и определил вас сюда, – остановил ее Борис, – могу показать подписанный им договор.

– Нет, – попятилась дама, – не верю! За что меня лишать свободы? Я ангел! В жизни не совершала ничего дурного.

Я мысленно составила список присутствующих и поставила напротив Нинели Павловны крестик. Так, она тоже актриса. Однако организаторы ролевой игры нашли очень талантливых лицедеев. Старуха великолепна, она гениально изображает негодование, у нее даже щека задергалась. Интересно, как немолодая дама умудрилась сымитировать мышечную реакцию? До сих пор я считала, что это невозможно.

Борис Валентинович сделал вид, что не слышал возгласа Нинели Павловны, и продолжил беседу:

– День ваш будет строиться просто. С семи утра до часа дня выполнение разных работ.

– Каких? – оживился сутулый субъект, смахивающий на кузнечика.

– Борис Валентинович уже сказал «разных», надо внимательно слушать хозяина, Леня, – решила подольститься к тюремщику Рита.

– Я не принадлежу к племени собак, не подчиняюсь хозяину, – огрызнулся Леонид, – и мы с вами в одной бане не парились.

Маргарита хмыкнула.

– Верно. Я не выношу парилку, а если мне и взбредет в голову на полке́ полежать, то не попрусь в мужское отделение.

Леонид окинул Риту злым взглядом.

– Вы, любезная, чем по жизни занимаетесь?

– Хозяйство веду, за садом ухаживаю, а что? – спросила Маргарита.

– А то, что не следует малознакомого человека Леней называть, – вскипел «кузнечик», – извольте обращаться ко мне Леонид Юрьевич Деревянко.

– И фамилию называть? – съязвила брюнетка.

Борис хлопнул в ладоши.

– Тишина. Говорю только я, остальные слушают. Вчера я уже все вам объяснил, выслушал ваши вопли. Сегодня не намерен испытывать это удовольствие вторично. Какого дьявола вы опять льете сопли-слюни? Леонид! В чем дело? Кто разрешил тебе скандалить?

«Кузнечик» молчал.

– Уф, – выдохнул Эпохов, – добрый я сегодня, да и Дарья только-только в группу влилась. Повторю вчерашний курс молодого бойца специально для Васильевой. Остальные информацию на ус тоже наматывают. Без истерик! Потом, когда разрешу, задаете вопросы. С часу до трех обед. После пятнадцати выполнение разных заданий. В девятнадцать ужин, с двадцати до двадцати тридцати личное время. За примерное поведение начисляются баллы, за плохое отнимаются. Тот, кто набрал сто очков, поощряется, кто их потерял, наказывается. Если вы полностью изменились, готовы вести жизнь честного человека, но семья не желает иметь с вами дела и вам некуда ехать, то можете навсегда остаться здесь на правах прислуги. Посмотрите на Гарри, он мог давно отправиться домой. Но его супруга умерла, а дочь не захотела видеть отца. Я великодушен, поэтому Гарри живет тут, занимается библиотекой. Мы его семья. Знаете, что является для меня основным показателем того, что человек пошел по ухабистой дороге самосовершенствования? Он может при всех рассказать, что совершил или хотел совершить. Гарри, почему супруга отправила тебя сюда?

Глава 6

Дед горестно вздохнул.

– Я решил убить жену. Завел молодую любовницу, черная похоть затмила мой разум. Я предложил девушке руку и сердце, она ответила: «Готова вступить в отношения, но у вас в паспорте давно стоит штамп о браке. Вы намерены развестись?» Я был настолько заворожен юной красотой, что ответил честно: «Я живу богато благодаря супруге, она зарабатывает деньги. Если порву с ней, стану нищим. На какие шиши буду покупать тебе, своей рыбоньке, красивые вещи? Лучше отправить противную, не уважающую меня бабу на тот свет, тогда я унаследую ее капитал. Не весь, придется делить его с дочерью, но нам с тобой, заинька, хватит. У супружницы дома по всему миру, земельные участки, такие счета в иностранных банках, что нули на двух страницах еле помещаются. Не беспокойся, ясочка, я все устрою».

Гарри опустил голову.

– Совсем я ума лишился, думал только об Анне, не ведал, что творю. А любовница поехала к моей жене Марии Владимировне и о моих планах ей сообщила. Маша виду не показала, вела себя так, словно ничего не слышала. А я вечером в кефирчик снотворное подсыпал, растолок таблетки, размешал их и супруге подал. Пей, родная!

Пенсионер зябко поежился.

– Маша стакан взяла, поблагодарила, утром жива-здорова к завтраку спустилась и мне в лоб заявила: «Хотел отравить меня за то, что я тебе сладкую жизнь обеспечила? Продала тебя Анька, за шуршащие купюры выболтала мне о твоих планах. Кефир я в лабораторию вчера отправила. Анализ живо сделали. Сказать, с какой начинкой напиток? Или сам знаешь?» Я испугался, все отрицать стал, клялся жене в любви, говорил: «Никакой Анны не знаю, кто-то из моих завистников актрису нанял, она роль моей любовницы исполнила. Как в кефир лекарство попало, понятия не имею». Маша пару недель смурная ходила, потом повеселела, прежней стала, через некоторое время сказала мне: «Гарри, мы столько лет вместе, давай забудем досадное происшествие. Вот билет, прилетай в Сан-Валентино пятнадцатого июня, я тебя там встречу. Сама на курорт из Милана приеду, буду там по делам. Устроим себе отдых». Я обрадовался, в назначенный день вышел из самолета, гляжу, парень с табличкой…

Я усмехнулась. Так. Гарри тоже артист, и неплохой.

– Охнуть не успел, как у Бориса Валентиновича очутился, – продолжал старик. – Сначала гневался, пытался убежать, хотел Машу вместе с особняком сжечь, Аню придушить. Перед сном мечтал, как любовнице шею веревкой перетяну. Но благодаря Борису Валентиновичу душа очистилась от скверны, другой я теперь. Зачем мне сто пар ботинок требовалось? Две ноги всего Господь подарил. К гробу багажник не приделаешь, на тот свет ничего с собой взять нельзя, только душу Богу предъявишь, она главное, а не деньги. Не успел я перед Машей повиниться. Вот у дочки прощения попросил. Когда я исправился, господин Эпохов ей написать разрешил. Она ответила: «Ты хотел маму убить и добился своего. Инфаркт у нее из-за тебя, скотины, случился. Я с тобой дел иметь не желаю. Более меня не беспокой, живи с кем хочешь и где пожелаешь, в свой дом не пущу, из маминого наследства ни рубля не получишь». Вот такая история. Вы не упорствуйте в собственном зле, покайтесь, легче станет.

– Ничего плохого я никому не сделал, – заголосил Вадим, – люди от меня только добро видели.

– И я не совершал дурного, – заорал Владимир, – мне не в чем каяться.

– Господи, – принялась осенять себя крестным знамением Нинель Павловна, – какие ужасы Гарри поведал. Раз он раскаялся, исправился, то заслужил наше уважение. Но почему я здесь? Не то что никому зла не причинила, даже не помыслила о нем. Я воцерковленный человек, молюсь исправно. Вот вы, Борис Валентинович, говорили, что к вам попадают родичи богатых-знаменитых-чиновных. Их сюда за грехи сослали. Но я-то нищая, служу в экономках у хорошего человека, работаю у него больше тридцати лет, после смерти жены хозяина вырастила ее дочку. Отец ребенка любил, но у него в голове только бизнес, на малышку времени не было. Макар Федосеевич хотел няню пригласить, да я воспротивилась, зачем в дом чужого человека впускать? Сама справлюсь. Моя биография прозрачна, ни малейших дурных мыслей в голове не имею, да и платить за меня, чтобы содержать в вашей элитной тюрьме, никто не станет. Я одинокая. Ошибочно здесь оказалась. Макар Федосеевич меня отдыхать отправил. Ехала на поезде до Сан-Валентино, там меня встретил роскошный экипаж, царицей сюда прикатила, машина мягко шла, я попила водички, завернулась в шерстяное одеяльце невиданной нежности, и глаза сами собой закрылись. К чему я это рассказываю? Вместе со мной вышла дама моих лет. Я-то направлялась на отдых, Макар Федосеевич путевкой меня облагодетельствовал, подарил четырнадцать дней на море. Со мной в вагоне ехала женщина, Нина. Она моего возраста, нанялась горничной в богатую семью, направлялась на работу. Мы с ней немного поболтали по дороге, вместе вышли на перрон, я увидела мужчину с табличкой «Нинал» и подошла к нему. Имя с ошибкой было написано, но я не акцентировала на ней внимания, подумала, что иностранцам имя «Нинель» непривычно. А теперь понимаю, что случилось досадное недоразумение, Нинал – это Нина. Служащий перепутал, не ту гостью к вам привез. Мне сейчас следует в гостинице кофе пить. Это Нина – преступная особа! Не я.

Борис Валентинович усмехнулся, но ничего не сказал.

– И я зла не затевала, – всхлипнула Рита, – мою, готовлю, убираю, стираю, весь дом на мне, пожертвовала собой ради сестры. Она очень известная певица, если назову фамилию, кеглями на пол рухнете, но не стану ее упоминать. Катя моя…

– Чего ее имя тогда треплешь? – ехидно перебил Риту Леонид. – Ща в Интернете гляну, кого из тех, кто под фанеру воет, Екатериной зовут, и лопнул твой секрет.

– Нет здесь Сети, – отбила подачу Маргарита, – и Катя выступает под псевдонимом.

– Вы все сюда попали за дело, – повысил голос Леонид, – по рожам вижу, что врете про свою святость. А я ни слова лжи за всю жизнь не произнес. Недоразумение вышло, я сел не в тот автобус, нас в мини-вэн трое ломилось, но шофер меня одного взял, выдал что-то типа куска фольги, воды предложил, музыку включил. Я завернулся в фольгу и заснул. Разве с нечистой совестью можно так легко закемарить?

Борис Валентинович исподлобья взглянул на меня.

– Дарья! Ваш выход! Ступайте на авансцену. Жду вашу историю.

Когда Эпохов назвал мое имя, я пребывала в растерянности. Участники ролевых игр должны быть в образе. Если у нас спектакль под названием «Исправительное заведение», то всем нужно признаваться в совершенных преступлениях, прикидываться криминальными авторитетами, наемными киллерами. Но люди ведут себя иначе, и, судя по тому, как они держатся, и Нинель, и Гарри, и Маргарита, и Леонид, и Вадим, и Рита актеры. Очень хорошие артисты, способные изобразить тик на лице, дрожь в пальцах и покраснеть, как перезревший помидор. Это что – все ради одной меня затеяно? Ну, тогда они мало с меня взяли денег, такой индивидуальный спектакль должен стоить в разы дороже. Хорошо, включусь в игру.

– Рискуя показаться неоригинальной и обвиненной в плагиате, – вздохнула я, – сообщу примерно то же, что и Нинель Павловна. Со мной в одном вагоне ехала Дарья Ивановна Васильева, кроме того, что мы являлись полными тезками, еще оказались и очень похожи внешне. Не могу считать себя безгрешным человеком, но особых пакостей не совершала. Шофер Федор меня с той Дарьей Ивановной перепутал. Нинель Павловна рассказала, как она в роскошном авто водички попила, в нежнейший плед завернулась и заснула. Меня везли на скромной иномарке, дали застиранное одеяло…

– Наверное, вы завидуете Нинели? – прищурился Борис.

Я пожала плечами:

– Редко испытываю это чувство, и мне безразлично, на чем ездить. Я же не собиралась навсегда в колымаге поселиться, пару часов потерпеть можно. Речь сейчас не о машине и качестве пледа, которым предлагалось укрываться от холода. Нинель Павловна попила воды и заснула, со мной случилось то же самое. В бутылках было снотворное, да? Ваши будущие подопечные полагают, что едут отдыхать, садятся в разные экипажи, им предлагают воды… и готово! Вези потом похрапывающего субъекта куда пожелаешь.

Борис Валентинович погрозил мне пальцем.

– Экая, однако, сообразительная у нас Дарья Ивановна. Вот с фантазией у нее плохо. Всякий раз, когда появляются новые люди, я слышу стон про то, что их шофер перепутал.

– Но меня на самом деле не за ту приняли, – в один голос заявили мы с Нинелью Павловной.

– И Васильевой, и Рогачевой минус десять очков за ослиное упрямство, – объявил хозяин. – Ну ничего, придет время, и вы покаетесь в грехах.

– А если их нет? – прищурилась я.

Борис Валентинович вынул из кармана трубку и позвонил:

– Лика, прикажи Надежде подняться на смотровую площадку. Да. Правильно.

Хозяин вернул телефон на место и пояснил:

– Аппарат местный, он работает только в пределах имения. Не стоит пытаться его украсть и позвонить домой, сразу заработаете минус сто очков. Я уже объяснил: как только пойму, что человек исправился, моментально отпущу его. Правда, некоторые, например, Гарри, остаются, но это их собственный выбор.

– Паша тоже решил вас не покидать, – робко уточнил старичок.

– Это мужчина, который бегал по мансардному этажу и орал: «Подъем!»? – уточнила я.

– В обязанности Павлуши входит следить за соблюдением режима, – прошептал Гарри, – у нас с этим строго. Сегодня у вас первый ознакомительный день, а уж завтра…

Дедушка захлопнул рот. У меня по спине неожиданно забегали мурашки.

– Но встречаются экземпляры, которые тверды, аки гранит, – продолжал Борис. – Надежда здесь давно. Группа, с которой она приехала, очистилась от грехов и покинула Волчью пасть. А Ферапонтова твердит заевшей пластинкой: «Ничего дурного я не сделала, меня перепутали с другой».

– Звали? – спросила худенькая женщина, одетая в синее платье с белым воротником и такими же манжетами.

– Да, – подтвердил профессор, – прибыли новые подопечные.

– Добро пожаловать, – без тени улыбки произнесла Надежда и выставила вперед ногу, обутую в черную лодочку с серебряной пряжкой.

– Надежда – горничная, – представил ее хозяин, – убирает дом, работает плохо, тяп-ляп, без усердия. Ленится. По ночам шарит в кладовке, ворует еду. Столько сил я в нее вложил, но как горох о стену! Ноль ответной реакции.

– Сто раз твердила и снова повторяю, не понимаю, почему сюда попала, – спокойно заговорила прислуга, – ошибка это.

– Все сначала так говорят, – улыбнулся психолог. – Но потом люди спасают свою душу, а ты упорствуешь.

– Можете меня на кусочки порезать, ничего не изменится, – тихо, но твердо заявила горничная. – Зря тут мучаюсь. Другие убийцами были, им поделом. А я без вины виноватая.

– Охо-хо, – протянул Борис Валентинович, – я надеялся, что ты возьмешься за ум. Но раз не сложилось, делать нечего. Встань вон там у балюстрады спиной к ограждению.

– Зачем? – занервничала прислуга.

– Чтобы, глядя людям в глаза, на ряд вопросов ответить, – объяснил профессор.

Надежда молча повиновалась, Борис спросил:

– Сколько лет ты здесь?

– Недавно шесть сровнялось.

– Все, кто с тобой тут оказался, куда подевались?

– Домой уехали.

– Почему их отпустили?

– Они через год-полтора после прибытия покаялись, потом исправились.

– А ты нет?

– Я ни в чем не виновата!!!

– Твой отец рассказал мне правду, – вздохнул Борис. – И я, прежде чем включить человека в группу, всегда тщательно проверяю, что он натворил. Меня обмануть нельзя, я не возьму сюда безгрешного человека.

– Значит, я исключение, – не дрогнула очередная актриса.

Профессор прошелся по террасе.

– Ну что ж! Никогда не сообщаю членам группы, по какой причине их товарищей в Волчью пасть отправили. Человек должен сам о своем преступлении рассказать, с этого момента начинается исцеление его души, но Ферапонтова без-на-деж-на. Поэтому я сейчас раскрою, почему ты провела здесь шесть лет. Надежда убила своего племянника-младенца.

– Вранье! – вспыхнула горничная.

– Даю тебе последний шанс. Признай свою вину. Прямо сейчас. Если подчинишься, я помогу тебе хорошим человеком стать, – пообещал Эпохов.

– Ненавижу тебя, – завизжала Надя. – Монстр! Чего ко мне привязался?

– Прости, Надя, – сказал Борис Валентинович, – я очень много сил потратил, беседовал с тобой, да, видно, кормил овсом деревянную лошадь.

Борис отошел в сторону.

– Эй, чего вы так странно говорите? – занервничала Надежда. – Я…

Глава 7

Договорить горничная не успела. Часть балюстрады, на которую строптивая особа опиралась спиной, внезапно опрокинулась вниз, раздался тихий звук: «Хр-хр». Надежда взмахнула руками и с воплем свалилась со смотровой площадки, и снова раздался тот же звук: «Хр-хр».

У всех присутствующих, кроме Гарри и Бориса Валентиновича, вырвался крик. Через секунду Нинель, схватившись за грудь, наклонилась и стала издавать булькающие звуки, старуху выворачивало наизнанку. Старичок стоял молча, Рита, обхватив себя руками, села на пол и принялась истерически рыдать, по ее лицу текли слезы и сопли, она размазывала их руками, икала, стонала… Мужчины тоже выглядели не лучше. У Владимира кривился рот, Леонид замер с выпученными глазами, его правая бровь дергалась. Лица Вадима я не видела, он стоял ко мне спиной, но у него на брюках сзади расплывалось мокрое пятно, оно медленно спускалось по штанинам…

Меня охватил ужас, это не ролевая игра, все по-настоящему. Ни один актер не сумеет так сыграть потрясение. И не может группа состоять из одного клиента, то бишь меня, и оравы нанятых актеров. Господи, куда я попала?!

Ограждение медленно вернулось на место. Эпохов спокойно заговорил:

– Я упорно работал с Надеждой, но она не собиралась заниматься самовоспитанием. Шесть лет бубнила: ошибка вышла. Но я никогда не поселю в Волчьей пасти человека без того, чтобы не проверить его историю. Ферапонтова, прожив здесь шесть лет, ни на йоту не стала лучше. Она постоянно ела, нет, жрала все подряд, воровала на кухне продукты. От этой привычки ее оказалось невозможно избавить. Каждый вечер кто-нибудь из ее группы, а то и несколько человек, приходили в мой кабинет и говорили: «Надя утащила из чулана припасы». Через месяц я усомнился, что информаторы говорят правду, заподозрил их в сговоре с целью получить плюсовые очки. Если сообщаешь о непорядке или плохом поведении товарища, это поощряется. Меня смутил еще и тот факт, что Надя оставалась худой. Если постоянно тешить желудок, превратишься в свинью. Я стал сам присматривать за Ферапонтовой и понял: она крадет жратву, потом ее тошнит в туалете, у нее булимия. Кроме того Надежда отличалась редкостной ленью, если ее не разбудить, проспит до ужина. Она ничего не хотела делать, вечно ныла, жаловалась на тяжелую жизнь.

Эпохов махнул рукой.

– Сюда она попала, потому что грех уныния или лени сделал из нее убийцу. Когда Надежде исполнилось двадцать девять лет, ее отец, обескураженный присутствием в доме аморфного, занятого лишь обжорством существа, отправил младшую дочь к старшей, та как раз родила ребенка.

– Будешь ухаживать за племянником, – распорядился отец, который таким образом хотел приучить никчемную лентяйку к труду.

Ферапонтову поселили в детской, в первую же ночь она пошла в кладовку, набрала полные руки шоколада-мармелада, легла в кровать, начала уминать сладости, и тут ребеночек заплакал. Няньке следовало успокоить крошку, покачать его, но Надя решила проблему иначе, она положила на лицо новорожденному подушку, подождала, пока детский крик захлебнется, спокойно улеглась под одеяло, доела шоколад и заснула.

– Но вы ее убили, – прошептала Нинель Павловна, – бедняжка упала… Там высоко?..

– А вы посмотрите, – предложил хозяин.

Рогачева закрыла лицо ладонями.

– Нет, нет.

– Получите сейчас за неповиновение минус тридцать очков, – отчеканил Эпохов, – сотню накопите и окажетесь в катакомбах.

– Где? – спросила Рита.

– В подземелье, – ехидно улыбнулся профессор, – в лабиринте галерей. Простите, господа, я забыл рассказать. Мой дом стоит на старинном фундаменте, под особняком огромные подвальные галереи. Сколь далеко они простираются – никому неведомо, плана лабиринта не существует. Когда мой подопечный (я так называю узников) набирает сто минусовых очков, его отправляют в катакомбы. Перед злостным нарушителем порядка стоит задача найти выход и вернуться в дом. Сами понимаете, что люк, в который нарушитель порядка спустился, тщательно запирается. Нужно найти другой путь в дом или вылезти где-то в саду.

Эпохов ядовито улыбнулся.

– Из всех, очутившихся в подземелье, свет божий вновь увидел один Гарри. Остальные сгинули. Дарья Ивановна, вы, похоже, смелая, посмотрите вниз и расскажите всем, что с Надеждой стряслось. Поскольку у вас сегодня ознакомительный день, сделаю вам поблажку, напомню еще раз: ежели вы сейчас воспротивитесь, получите минус пятьдесят очков, десять уже имеете, итого шестьдесят. Этак скоро с катакомбами познакомитесь, спросите у Гарри, уютно ли в них?

– Хуже, чем в аду, – вздрогнул старичок, – сам не знаю, как оттуда выбрался. Душенька, проявите послушание, вам же лучше будет.

Я уже поняла, что попала в большую беду. Может, люди, стоявшие сейчас на смотровой площадке, и являются отъявленными негодяями, но тюремщик явный садист, он получает удовольствие, видя ужас в глазах присутствующих. Борис мнит себя вершителем судеб, считает, что одним движением пальца может отправить человека в могилу или даровать ему жизнь. Думаю, Эпохов не совсем психически здоров, а спорить с сумасшедшим опасно. Кроме того, Борис Валентинович желает запугать вновь прибывших, сломить их волю, поэтому и устроил показательную казнь несчастной Ферапонтовой. Если я впаду в истерику, откажусь взглянуть на ее тело, Эпохов поймет, что я, как все нормальные люди, охвачена страхом, ничем не отличаюсь от обычных женщин, и сделает вывод: надо почаще пугать эту подопечную. Борис решит, что мне присущи все человеческие слабости, я трясусь при одной мысли о смерти, паникую, думая о возможных моральных и физических страданиях, о голоде, бытовых неудобствах, тяжелой работе. Такой особой легко управлять. Садист обрадуется, что нащупал у меня слабое место, и начнет постоянно давить на него. А вот если я прикинусь, что не потрясена смертью горничной, даже получаю удовольствие от случившегося, тогда Борис Валентинович более не станет демонстрировать мне мертвецов. Какой в этом смысл, если я абсолютно не боюсь покойников, они мне даже нравятся.

– Что стоите? – прищурился хозяин. – Ох уж эти женщины, падают в обморок при одном взгляде на труп.

Я собрала всю волю в кулак, выдавила улыбку и направилась к балюстраде.

– На мой взгляд, опасаться надо живых. Я думала не о трупе, а о том, что, вероятно, пропасть глубокая, я могу не рассмотреть останки Надежды, а жаль.

– Жаль? – вскинул брови Эпохов.

Я вытянула вперед руки.

– Я всегда ощущаю энергию уходящей души, она меня подпитывает.

Хозяин на секунду опешил, а я перегнулась через перила и завела:

– О! Тело далеко не улетело. Лица не вижу. Надежда висит вниз головой, зацепившись ногами за какой-то выступ. Руки болтаются, волосы на ветру шевелятся. Вот ноги хорошо различаю, на одной ступне у нее туфля, вторая слетела, вон она чуть поодаль, лежит на плоском камне. Черная такая… с золотой пряжкой… Голая ступня, как-то вывернулась… не по-человечески… Это невозможно, так у живого человека не получится, вижу пальцы ног… на них лак… бирюзовый… металлик…

– Мне плохо, – пролепетала Рита, хватаясь руками за горло, – сейчас в обморок упаду. Где туалет? Помогите!

Хозяин не успел ответить, толстушка согнулась пополам, и ее стошнило прямо на пол.

Борис Валентинович поморщился.

– Леонид, убери! А заодно и за Рогачевой подчисти.

– Почему я? Тут баб полно, – немедленно возмутился «кузнечик».

– Минус десять баллов, – спокойно отреагировал профессор.

– Это несправедливо, – взвизгнул Деревянко, – мне противно блевотину трогать. Не меня вывернуло. Пусть тряпкой возюкают те, кто не сдержался! Нинель и Рита!

– Минус десять баллов, – повторил Эпохов.

– Уже слышал, – огрызнулся Леонид.

– В сумме двадцать отрицательных очков, – уточнил хозяин.

– В доме порядок всегда тетки наводят, – заорал Леня, – мужчины другим занимаются.

– Чем, например? – поинтересовалась Нинель Павловна.

– Минус десять, – провозгласил Борис Валентинович.

– А кому? – подобострастно поинтересовалась Рита. – Ему или бабке?

– Дорогая, последнее слово звучит не особенно любезно, – возмутилась Рогачева, – лучше сказать «даме за сорок».

– Тебе уже пять раз за сорок, – буркнул Вадим, – из египетской в ваганьковскую превратилась.

– В ваганьковскую? – удивилась Нинель Павловна. – Что сие означает?

Я отошла от балюстрады. Может, я ошиблась? Вероятно, это все же постановка. Жестокий, бесчеловечный, циничный спектакль? Присутствующие очень хорошие актеры, Вадим намочил брюки, женщины вывернули желудки… Есть же всякие ухищрения. Кое-кто из артистов перед тем, как зарыдать в кадре, закапывает в глаза некое средство, и слезы льются от него потоком. Наверное, можно проглотить таблетку, и возникнет обратная перистальтика, а у Вадима в трусах был мешок с водой, его легко разорвать. Ну не могут люди вести такой разговор через пять минут после кончины человека. Что же касается Нади…

Кто-то ущипнул меня за бок, я очнулась и увидела рядом с собой Гарри, дед округлил глаза. В мои уши ворвался голос Вадима.

– От восемнадцати до двадцати пяти лет женщина роза.

– А ты романтик! – восхитилась Рита.

– Потом она превращается в сочный персик, – разглагольствовал блондин, – справив тридцатилетие, становится яблочком, через пять лет мадам курагой. В сороковник фруктовый период завершается, едва на пятый десяток покатит, получается неликвид большого секса, это египетская стадия.

– По-вашему, те, кто отпраздновал сорокалетие, мумии? – надулась Нинель Павловна. – А меня вы любезно обозвали ваганьковской, потому что мне пришло время на кладбище Ваганьково могилу присматривать.

– Ага, – подтвердил Вадим.

– Вы тоже когда-нибудь состаритесь, – пообещала Нинель, – тогда поймете, как обидно от юнца такие глупые речи слушать. Кстати, молодой человек, вы описались. Несмотря на юный возраст, у вас слабый мочевой пузырь. А вот мне, старухе, памперс не нужен.

Блондин не нашелся, что ответить.

– Прекратили болтовню, – потребовал Борис Валентинович, – Леонид убирает балкон, остальные идут в столовую, мы не успели позавтракать.

– Эй, эй, – занервничал Деревянко, – ладно, я соберу дерьмо, но не руками же? Дайте тряпку.

– На первом этаже под лестницей есть все необходимое для уборки, – подсказал хозяин, – поторопись, Леонид, пищу положено принимать всем одновременно.

– Мне надо переодеться, – пробормотал Вадим.

– Зачем? – спросил профессор. – Так посидишь, брюки скоро высохнут. Дарья, хочешь умыться?

– Спасибо, нет, – отказалась я.

– Тебе надо вымыть руки, они грязные. Васильева, живо беги в туалет, – велел хозяин.

Я машинально посмотрела на свои чистые ладони и молча повиновалась. Все понятно, Борис действует от противного. Если вам что-то нужно, вы это не получите, и наоборот. Блондину срочно требуется переодеться – и фиг ему, а я не собиралась умываться и отправилась в санузел.

Не успела я войти в туалет и открутить кран, как раздался тихий голос:

– Даша!

Крохотный обмылок выпал из моих рук в умывальник, я обернулась и увидела стоящего на пороге Гарри.

– Простите, – зашептал он, – не хотел вас смутить, но сейчас у меня единственный шанс предупредить вас: здесь все по-настоящему, это не спектакль, а реальность.

Я молча смотрела на старика, а тот продолжал:

– Вы неправильно оцениваете действительность, фатально ошибаетесь.

– Мои мысли написаны на лице? – пробормотала я.

Гарри приблизился к умывальнику.

– Я гожусь вам в отцы, выслушайте старика. Многие, очутившись здесь, решают, что попали в какую-то игру, стали участником розыгрыша, а вокруг актеры. Правда, обычно так полагают мужчины, женщины сразу пугаются. Вы похожи на мою дочь, поэтому я и решился на этот разговор. Даша, вы находитесь в тюрьме, Эпохов будет перевоспитывать вас, уйти отсюда невозможно, даже не пытайтесь. Если хотите слегка улучшить свою жизнь, как можно быстрее признайтесь в содеянном, тогда получите некоторые привилегии.

– Надю не убили, – остановила я Гарри. – Она жива, да?

Старичок кивнул.

– Да! По выражению ваших глаз я понял, что вы догадались: Борис Валентинович устроил шоу. Как вы сообразили? Остальные приняли ее падение за чистую монету.

– Неважно, – отмахнулась я, – зачем вы меня обманываете, рассказывая, что все происходящее правда?

Гарри схватил меня за руку.

– Нет. Я очень рискую, затеяв этот разговор. Здесь на самом деле тюрьма. Эпохов будет устраивать спектакли, ставить членов вашей группы в разные условия, бросать их из огня в ледяную воду. Таковы его методы перевоспитания. С Ферапонтовой имело место цирковое представление, но все происходящее правда! Пожалуйста, поверьте. И никогда в дальнейшем не подходите ко мне с вопросами, я откровенно беседую с вами первый и последний раз.

Гарри попятился в коридор и на пороге прошептал:

– Если донесете Борису Валентиновичу о нашей встрече, получите пятьдесят очков в плюс, а меня…

Старичок махнул рукой и исчез.