Текст книги "Муха в самолете"

Медсестра Валечка вызвала к своим деткам Деда Мороза со Снегурочкой. Парочка явилась подшофе, Василий, в очередной раз «заболевший», как раз продрал глаза, когда «дедушка» и «внучка» начали водить хоровод вокруг чахлой елочки, изображая из себя волшебников. Потом Валечка выставила на стол бутылку, и Дед Мороз, потирая руки, рассказал Васе о том, как он здорово устроился.

– Работа не бей лежачего, – крякал «дедуся», опрокидывая рюмки. – Спрос превышает предложение, коли не в крутую контору наниматься, так и не надо ничего. Ну паспорт в залог за костюм возьмут. Мы вот с Ленкой пару стишков выучили и пятый год пашем. На еду в эти дни не тратимся, в каждом доме и накормят и напоят, еще и с собой дадут. Разные, конечно, люди встречаются, но в основном народ классный, могут еще и подарить кое-что. Кстати, и не в Новый год подзаработать можно, мы с Ленкой в отпуск Белоснежкой и гномом ходим по дням рождения.

Вася призадумался и на следующий Новый год принялся за дело. В Снегурочки он взял разбитную Маргариту, свою коллегу по работе. Две недели пролетели, словно дивный сон. Во-первых, Василий неплохо заработал, во-вторых, отлично погулял, в-третьих, Линда ничего не заподозрила. В этом году Вася решил повторить опыт, но авантюра с самого начала не задалась.

Абсолютно неразборчивая в связях Рита, придя в очередную квартиру в качестве Снегурочки, мигом снюхалась с братом хозяина и отбыла с ним в неизвестном направлении. Оставшиеся заказы в тот день Василий отрабатывал один, потом добрый боженька послал ему меня, даму негулящую и непьющую, но тут сам Вася дал маху.

– С чего я так в тот день ужрался? – вопрошал он сейчас. – Прикинь, даже имя твое забыл!

Я пожала плечами.

– Тебе плохо стало у девочки-инвалида, помнишь, мы к ней зашли?

Вася поскреб в затылке, вдруг его чело просветлело.

– Точно! Ты еще из машины сумки принесла, а там бутылка виски лежала. Вот где собака зарыта, ну никак мне нельзя виски жрать, чумею от него мигом. Ты только прикинь, как я перепугался! Прихожу в себя, ба, в машине сплю, в костюме Деда Мороза, под родным домом! Хорошо, Линда на улицу не высовывалась, иначе такая жуть приключиться могла. Ну, переоделся я по-быстрому и попер в квартиру, Линда выходит и орать:

«Ахмед маляршу больную прислал! Упала без сознания!»

Я внимательно слушала корявую речь Васи и через некоторое время разобралась в ситуации.

Оборотистая Линда сделала из огромной квартиры мужа некое подобие гостиницы. Здесь останавливаются строители, желающие поработать у москвичей. Впрочем, Линда не только сдает кубатуру, она еще и служит, так сказать, менеджером по трудоустройству гастарбайтеров, находит для них объект и получает деньги за посредничество. Благодаря активности жены семья хорошо живет, ну, может, не так сладко, как некоторые, но на еде не экономит. А еще Линда была не против, когда муж купил «Оку», меньше пить будет, по этой же причине жена не пилит Васю и за тюнинговые штучки. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы про водку забыло. Впрочем, «улучшает» «Оку» Василий почти даром, ему помогает бывший коллега, а нынче владелец автосервиса.

Известие о больной малярше Васю не смутило, он быстро шмыгнул в ванную, а когда вылез оттуда, услыхал, как Ахмед в недоумении сообщает:

– Не мой маляр! Не знать ее!

– Кто она такая? – растерялась хозяйка. – Меня по имени назвала, а потом в обморок упала. Василий! А ну, иди сюда!

Вася покорно вошел в комнату и вздрогнул, он тут же узнал свою Снегурочку и сообразил, как обстояло дело. Баба непостижимым образом вычислила его адрес, отогнала машину во двор, не сумела вытащить тяжелого мужика и пошла за помощью к Линде. Слава богу, что эта активная идиотка свалилась без чувств, не успев довести начатое дело до конца, подцепила небось грипп и теперь валяется в отключке.

Вася просто похолодел, представив, что могло произойти, окажись Снегурочка здоровой.

Наверное, на лице мужа отразились какие-то чувства, потому что Линда нахмурилась.

– Ты ее знаешь! Не вздумай врать! Кто она?

Василий вздрогнул и помимо воли ляпнул:

– Ольга, моя троюродная сестра.

– Кто? – изумилась Линда.

Вася сгреб в охапку все свои способности и начал выкручиваться:

– Ну, я ее сестрой считаю. У моего деда был брат, у того сын, а это его дочь… э… Оля! Да, Оля. Свалилась на голову! Небось работу искать приехала. Я с ней недавно по телефону разговаривал, она просилась пару деньков у нас пожить. Портнихой хочет пристроиться, шьет здорово, я ей про тебя рассказал, имя твое назвал.

– А почему меня не предупредил? – прищурилась Линда.

– Ну… когда Ольга звонила, тебя не было, а потом я забыл, – вывернулся Вася, – думал, она не прикатит, просто болтает.

– Ясно, – кивнула Линда, – пусть живет, не жалко.

– Из-за тебя я третий день дома сижу, – сказал Вася.

– Как третий? – отшатнулась я.

– Вот так, – спокойно заявил Василий, – боялся, что в себя придешь и Линде наболтаешь ненужного, сказал, отгулы у меня на Новый год.

– А Новый год где? – растерянно поинтересовалась я.

– Ты его проспала, – вздохнул Василий, – ваще все время дрыхла, только пила и на горшок ходила, а я за тобой ухаживал, боялся, что ты говорить начнешь и Линда правду узнает. Хорошо-то как, что ты в себя вовремя пришла, Линда на объект поехала. Давай договоримся, ты у нас пару дней поживешь, ну вроде и впрямь приехала работу искать, а потом прощайся и уходи. Иначе нельзя, Линда очень подозрительная.

Я молча смотрела на Васю, уж не знаю, отчего он такой идиот: может, алкоголь сровнял извилины, а может, добрая жена регулярно лупит муженька по голове скалкой. Он ведь совсем не знает меня и предлагает остаться! А вдруг Снегурочка воровка?

– Тебя как зовут-то? – догадался спросить Вася.

– Ви… – начала было я, но вдруг решила не говорить правду. – Видишь ли… Меня зовут Ольга, ты случайно угадал. Жить мне временно негде. Хотела подработать, да никак устроиться не могла, вот и набрела на фирму с Дедами Морозами.

Вася хлопнул в ладоши:

– Классно! Живи тут. Фамилия у тебя какая?

– Та… Тарасова.

– Здорово! Оля Тарасова, – забормотал Вася, – главное, не забыть. Шикарно получится! Ты молчишь про Снегурку, я ни гугу о том, что мы друг друга не знали раньше. Линде наврешь, что ходишь портнихой наниматься, а сама со мной будешь ездить Снегурочкой по людям. Заказов у меня до тринадцатого января, затем исчезнешь, вроде домой покатила, идет?

– Нет, – ответила я.

– Почему? – оторопел Вася.

– Недосуг мне с тобой по квартирам ходить, – объяснила я, – своих дел полно, извини, я ухожу!

– А я как без Снегурки?

– Не знаю.

– Ну ваще! Вот скажу Линде, что ты мне не сестра, а воровка, – пригрозил Вася.

Я усмехнулась:

– Попробуй. Линда очень обрадуется, когда узнает о твоих подвигах и артистической деятельности.

Василий заморгал, было видно, что он не ожидал от меня такого коварства. Может, и нехорошо разговаривать с дурачком подобным образом, но во мне неожиданно проснулись все черты характера, похороненные за время брака с Олегом.

– Слушай внимательно, – велела я.

Вася приоткрыл рот.

– Ну!

– Я поругалась с мужем, сейчас съезжу домой и посмотрю, что к чему, если супруг продолжит скандал, вернусь сюда, понял?

– Ну, – растерянно повторил Вася.

– Сколько проживу у тебя, не знаю, это зависит от некоторых обстоятельств, над которыми я не властна. За комнату заплачу.

– Ага, – кивнул Вася.

– И скажу Линде, что являюсь твоей родственницей.

– Угу.

– По рукам? – улыбнулась я.

– А Снегурка? – деловито осведомился Вася. – Мне без нее кирдык.

– Найдешь ты себе внучку, кстати, мой заработок возьми за тот день себе.

– Согласен, – кивнул Вася, – впрочем…

– Что еще?

– Линда за комнату двести баксов в месяц берет.

– Дорого, но ничего.

– С тебя двести пятьдесят.

– Это почему?

– Полтинник мне за сохранение тайны.

– Наоборот бы надо.

– Как это? – попался Вася.

– С меня сто, а еще столько же ты доплачиваешь, чтобы я язык за зубами держала!

– Офигела! – подпрыгнул он.

– После тебя, – невозмутимо отбила я мяч. – Как аукнется, так и откликнется!

– Ладно, уж и пошутить нельзя, – пошел на попятную Вася, – экая ты гоношистая!

– Сама посмеяться люблю, – кивнула я, – в общем, договор подписан и обратного хода не имеет.

Глава 6

На улице стало совсем холодно, поглубже натянув на голову капюшон, я понеслась к метро и по дороге купила в будочке булочку с сосиской. Конечно, это не слишком полезная еда, но голод скрутил желудок, а от ларька исходил замечательный аромат.

Вцепившись в хот-дог, я вскрикнула. Вот беда, снова заболел зуб, вверху справа. Наверное, выпала пломба, или еще какая-то неприятность приключилась. Если честно, то зуб ныл уже давно, реагировал на холодное, горячее и на сладкое. Но поскольку боль потом проходила, я не шла к стоматологу, очень некрасиво в этом признаваться, но я предпочитаю садиться в кресло дантиста только в самых крайних случаях.

Мой лечащий врач Наталья Алексеевна Колесникова и медсестра Татьяна Михайловна постоянно говорят:

– Виола, милая, поймите, легче справиться с маленькой бедой, чем решать глобальную проблему.

Но я все равно оттягиваю визит к ним до того момента, когда уже не пойти просто невозможно, глаза на лоб от боли вылезают!

В последний раз я приползла к Наталье Алексеевне со слезами на глазах и с порога застонала:

– Мне заморозку по полной программе.

– Обязательно, – заверила Колесникова.

– Виолочка, – осторожно напомнила Татьяна Михайловна, – нам не жалко для вас ампулы, но ведь, душенька, вы хорошо знаете, что в случае воспаления анастезия практически не действует.

– Тогда полный наркоз, – заныла я.

– У вас ничего серьезного нет, – сообщила Наталья Алексеевна, – это не зуб, воспаление на десне, дела на три секунды.

– Хочу полную заморозку от головы до плеч, – заявила я.

Татьяна Михайловна ласково предложила:

– Давайте я за ручку вас подержу?

Если бы милые врач с медсестрой наорали на меня, я бы, прикусив язык, спокойно полезла в кресло, но Наталья Алексеевна и Татьяна Михайловна квохчут, словно наседки, над любым пациентом, из них рекой изливаются забота и участие, поэтому я начинаю капризничать по полной программе, великолепно понимая: в этом кабинете меня будут гладить по голове, жалеть, ласкать…

– Только наркоз, – уперлась я.

– Таня, – сказала Наталья Алексеевна, – ты видишь?

– Угу, – качнула головой медсестра.

– Давай пленочку.

– Сейчас.

Через секунду у меня во рту все онемело, Наталья Алексеевна позвякала железками и спросила:

– Вам не было больно?

– Ни секунды, – восхитилась я, – даже укола не почувствовала!

Колесникова улыбнулась.

– Эта пленочка наклеивается на слизистую, обезболивает не сильно, но в вашем случае вполне было достаточно.

– И где такую берут? – спросила я.

Татьяна Михайловна погрозила мне пальцем:

– Ох, сдается мне, вы решили ее себе сами клеить и к нам не ходить!

– Что вы! – воскликнула я, хотя на самом деле именно эта мысль поселилась в голове.

Наталья Алексеевна протянула мне конвертик.

– Вот, держите. Если сильно заболит десна, отрежете кусочек и приклеите сами, это очень просто, но потом сразу к нам.

– Конечно, – заверила я и схватила подарок.

С тех пор упаковка лежит на столе, под карандашницей, сейчас возьму ее, и мне сразу станет легче.

Родное гнездо выглядело совсем уныло. В прихожей и по коридору мотались клоки пыли, на тумбочке у зеркала высилась банка из-под растворимого кофе, почти вся забитая окурками, но больше всего меня удивила непонятная обувь, кучей громоздившаяся на полу. Какие-то сапоги на платформе, ботинки. Поизумлявшись пару секунд, я подняла голову, увидела открытую настежь антресоль и все сразу поняла. В связи с надвигающимися морозами Олег решил найти свои меховые сапоги, залез туда, где мы храним обувь, и вывалил то, чем никто давным-давно не пользуется. Надо же, я совсем забыла про эти сапожки. Кстати, чьи они? Мои или Тамарочкины? И с какой стати я запихнула их подальше? Они вполне прилично выглядят, так сказать, вне моды, толстая подметка и «начинка» из цигейки. Может, у них не работает «молния»? Надо как-нибудь собраться с силами, вытащить с антресолей все узлы, чемоданы и порыться в них как следует, вон какие хорошие вещи можно там отыскать!

Дверь кухни приоткрылась, и оттуда выбралась зевающая собака Дюшка, увидав меня, она бросилась вперед. Я обняла собаку и стала гладить спутанную шерсть. Дюшка похудела, впрочем, ей это только на пользу, но, похоже, собачку не расчесывают и не моют ей после гуляния лапки.

Внезапно острая игла вонзилась в сердце. Ну какого черта я решила «держать фасон» и обозлилась на мужа? Что хорошего получилось в результате? Почему я обиделась на Олега? В семье может случиться скандал, но это не значит, что следует закусывать удила. Да уж, наваляла я дров, наделала глупостей. Вообще-то, я надеялась, что Олег первым сделает шаг к примирению, испугается, начнет звонить, но Куприн, похоже, продолжает злиться на меня. Впрочем, небось он тоже тоскует, только не признается. И как ужасно выглядит квартира, да и Дюшка смотрится не лучше. Представляю, в какой шок придет Томочка, вернувшись с Кипра.

На глаза навернулись слезы. Все, решено, хватит, на сердитых воду возят! Сейчас, засучив рукава, я вычищу комнаты, перестираю кучу грязного белья, сделаю обед, а когда муж вернется домой, брошусь ему на шею и скажу: «Милый, прости. Я считала себя гениальной писательницей, но из «Марко» меня выгнали вон, наверное, поэтому я неадекватно отреагировала на нашу пустяковую ссору. Дома меня не было лишь по одной причине: похоже, я заболела и проспала у чужих людей пару дней! Прости, пожалуйста, я люблю тебя!»

Естественно, Олег моментально обнимет меня, а если все же будет продолжать сердиться, я заною: «Зубы болят, сил нет!» – и муж начнет меня жалеть.

Не успела я вспомнить про клык, как в десну словно воткнулся горячий нож. Тихо повизгивая от боли, я ринулась в спальню, распахнула дверь, подлетела к письменному столу и схватила спасительную упаковку. Так, где ножницы? Ну куда они подевались! Может, они на столике у кресла?

Я обернулась и вздохнула. Постель выглядит безобразно, правда, Куприн сменил белье, но заправлять кровать перед уходом не стал, более того, похоже, муж спал ровно посередине ложа, оба одеяла скомканы… Кстати, вот и ножницы. Олег зачем-то положил их на тумбочку, я шагнула вперед и замерла.

Пуховое одеяло зашевелилось, из-под него высунулась всклокоченная голова.

– Вы кто? – прошептала я.

– Лена, – ответила хрупкая девушка, – Кратова Лена, а вы?

У меня отчего-то похолодели уши, озноб пробежал колючим ручейком по спине.

– Я? Разрешите представиться, Виола Ленинидовна, жена Куприна, хозяйка квартиры, в которой вы столь бесцеремонно почиваете!

– Ж-ж-жена Олега? – прозаикалась нахалка.

– Да.

– Но он сказал, он сказал, он сказал… э…

– Что вам сказал мой муж? – прошипела я.

– Якобы Вилка уехала к больной маме, и мы можем пока спокойно пожить в этой комнате, – ляпнула девица, машинально поправляя вздыбленные кудряшки.

Комната завертелась у меня перед глазами, плохо понимая, что делаю, я схватила стоявшую на столе пластиковую бутылочку с клеем и швырнула в хамку. Пузатая бутылочка попала прямо в лоб любовнице Олега. Отвратительная особа молча свалилась в подушки, а я, схватив из ящика деньги, потом полоску для десны, опрометью бросилась из квартиры вон, единым духом долетела до метро, плюхнулась в вагоне на сиденье, закрыла глаза и попыталась унять озноб.

Вот оно что! Олег воспринял нашу дурацкую ссору всерьез и решил, что я навсегда покинула его. Вместо того чтобы бить в набат, поставить на ноги всю московскую милицию и искать пропавшую жену, Куприн решил оттянуться по полной программе! И у него есть любовница!!! Муж изменяет мне!

Стараясь не зарыдать, как кликуша, я изо всей силы прикусила нижнюю губу, моментально заныл больной зуб, но физическое страдание было ничто по сравнению с моральными переживаниями.

Спокойствие, Виола, главное, спокойствие! От того, что ты сейчас заревешь на глазах у пассажиров, ситуация не изменится. Плач – это эмоция, дадим ей выход позднее, сейчас следует решить более конструктивные задачи. Что делать?

Неожиданно слезы высохли, на смену им пришла злость. Значит, Олег променял меня на эту кудлатую крысу. Ладно, еще посмотрим, кто окажется на вершине горы! Пусть Куприн пока радуется жизни с этой дешевой девицей. Скоро домой вернется Томочка, а при ней майор не посмеет даже заикнуться о том, чтобы оставить у нас сию, с позволения сказать, Лену. Впрочем, и Семен, и Кристина тоже будут исключительно на моей стороне, значит, Олегу и крысе придется встречаться где угодно, но не в нашей супружеской спальне. Хорошо, я позвоню Томочке и успокою подругу, расскажу ей все в деталях и объясню:

– Пожалуйста, не беспокойся, я живу в комфортных условиях, но домой пока возвращаться не стану, появлюсь лишь после того, как напишу и опубликую новый роман, замечательный бестселлер. Войду в квартиру, осыпанная цветами поклонников. Вот когда руководство «Марко» сгрызет от злости все письменные столы в новом здании издательства! Поймут, какого автора турнули, да поздно будет. Да и Олег…

На глаза снова накатили слезы, я сердито потрясла головой: хватит! Трудности надо решать по мере их поступления и радоваться самым маленьким удачам! Однако, я молодец! Несмотря на шок, прихватила из квартиры обезболивающие полоски, приду к Линде, наклею одну на десну и попробую составить план действий.

Тут я призадумалась. Нет, Куприн решил со мной развестись. Последнее время мы очень часто с ним выясняли отношения на повышенных тонах. Я-то, наивная Чебурашка, никак не могла понять, отчего муж столь переменился, ну почему он вдруг трансформировался в раздраженного, злого, нетерпимого субъекта, а, оказывается, дело-то простое. У Куприна появилась новая любовь, и, естественно, жена стала ему не нужна, я столько раз писала об этой более чем банальной коллизии в книгах и теперь внезапно стала героиней одной из таких историй.

Надо же, я так доверяла мужу, мне и в голову не могли прийти мысли о его измене. Нет, с Олегом общаться нельзя, домой возвращаться противно, местные кумушки, бабушки, обожающие прогуливаться перед подъездом в любую погоду, уже вовсю обсуждают животрепещущую новость. И я совершенно не способна лечь спать на кровать, где ночевала Лена. И что мне делать? Позвонить в «Марко»? Но меня выгнали из издательства, никто не собирается искать Арину Виолову и уж тем более помогать ей. В этом мире, знаете ли, каждый за себя.

К глазам подступили слезы, в горле заворочался комок. Я моргнула, тяжелая капля поползла по щеке, вслед за ней покатилась вторая, третья. Боже, какая я несчастная, одинокая, никому меня не жаль.

Внезапно из глубины души поднялась волна злости. Я встряхнулась. А ну, приди в себя, Вилка, и прекращай нюнить. На этом свете не бывает безвыходных положений и доводят себя до слез только истерички, а я никогда не испытывала уважения к плаксивым, слабым личностям. С обстоятельствами следует бороться, и надо стать назло всем счастливой.

Слезы мгновенно высохли. Значит, так, Олег нашел себе любовницу и решил уйти от меня? Семь футов ему под килем, трусу. Настоящий мужчина честно скажет супруге: «Прости, дорогая, я разлюбил тебя».

Только, похоже, истинных представителей мужского пола можно по пальцам пересчитать. Впрочем, я и раньше об этом знала, но наивно полагала, будто обладаю одним из раритетов. Что ж, иллюзия лопнула, но это не повод для соплей.

Издательство «Марко» надумало выбросить Арину Виолову? Его сотрудники тоже поступили не лучшим образом, но я не стану рыдать у них на пороге.

Я сильная, смелая, умная, выплыву. Сначала отыщу того, кто убил Асю, потом напишу об этом расследовании книгу и отнесу ее… нет, не в «Марко», а в другое издательство. Роман обязательно напечатают, я получу за него престижную премию, супергонорар, и тогда посмотрим, кто в конце концов станет рвать на себе волосы от горя! Давай, Вилка, действуй, да поторопись, чтобы поскорей утереть нос изменщику! Олег еще зарыдает от злости, когда увидит на всех лотках мое новое произведение и поймет, что я не переживаю, а работаю. Я еще докажу им всем! Увидят, на что я способна.

Глава 7

Около пяти вечера я, плотно надвинув на голову капюшон куртки, звонила в дверь квартиры, где еще недавно жила Ася. Палец давил на пупочку, за створкой заливалась веселая трель, чем дольше я стояла на лестнице, тем яснее понимала: Бирюковы опять спят. Может, постучать в дверь ногой? Не успела эта мысль прийти в голову, как послышался тоненький голосок:

– Иди, иду, нечего нервничать.

Замок щелкнул, на пороге появилась белокурая, худая до прозрачности девушка.

– Вы к кому? – без тени страха или волнения спросила она.

Я приветливо заулыбалась.

– Я Асю ищу.

– Локтеву? – попятилась девушка.

– Вы, наверное, ее соседка? – пошла я в атаку.

Худышка кивнула и молча уставилась на меня.

– Можно войти?

– Э… да… пожалуйста!

Я осторожно ступила в прихожую и, подавив неприятные воспоминания, прощебетала:

– Ася где?

– Вы ей кто? – отмерла девица.

Я махнула рукой:

– Объяснить трудно, родня, одним словом. Только мы сто лет не встречались. Ася в Москве живет, а я в… в… Брумбейске![1]1
  Название населенного пункта выдумано автором.


[Закрыть] Это город такой… в… в… Молдавии. У нас с работой плохо, ну я и решила в Москву податься, у Аси временно остановиться.

– Бабуля, – заорала девица, – выгляни!

Послышалось шарканье, и в коридор выползла старуха, на этот раз, похоже, трезвая. Я совершенно не опасалась быть узнанной. В тот день, когда убили Асю, милая старушка лежала пьяной, а на мне был костюм Снегурочки и парик с большой челкой, прикрывавшей лоб. Накладные волосы сильно изменяют внешность, если не верите, купите себе белокурые косы, померяйте и посмотрите в зеркало, ей-богу, воскликнете: «Это кто же такая?»

– Ба, – забубнила девица, – а ну, разберись с ней, она Асю ищет!

Старушка уставилась на меня выцветшими глазами и очень ласково осведомилась:

– А ты кто, деточка?

Я бойко изложила только что придуманную версию про гастарбайтершу из Брумбейска. Бабушка широко улыбнулась.

– Звать тебя как?

– Ольга, – быстро представилась я, – Тарасова!

– А я Вера Ивановна, ты на кухню проходи, – предложила пожилая женщина.

Усадив меня на колченогую табуретку, Вера Ивановна вдруг сказала:

– Нехорошо людей обманывать.

Я заморгала.

– Вы о чем?

– Да о тебе, милая. Вот уж придумала! Из Молдавии она, – тихо зажурчала бабушка, – куртка на тебе с рынка, в таких полстолицы ходит, и сапожки, как у моей Катьки, она их у метро в магазине распродаж взяла.

Наверное, следовало начать выкручиваться и сказать Вере Ивановне: «Верхнюю одежду шили в Китае, а обувь в Италии, с чего вы взяли, что только москвичи такую купить могут». Но я, пораженная наблюдательностью старухи, не нашла сразу нужных слов.

– И еще в одном ты ошиблась, – мирно журчала Вера Ивановна, – мы с Асиной матерью целую жизнь в одной квартире обретались, я все про нее знаю, никаких родственников у Ники не имелось, ни о ком она не рассказывала! Так зачем ты ищешь Асю?

В моей голове лихорадочно завертелись мысли, по большей части глупые: прикинуться социальным работником, агитатором от какой-нибудь партии, школьной подругой Аси…

– Да знаю я, кто ты! – неожиданно заявила Вера Ивановна.

– Кто?!

– Решила удостовериться, правда ли разлучница умерла?

– Кто?!!

Старуха выдвинула ящик стола, вытащила из него пачку дешевых сигарет, чиркнула зажигалкой, с видимым удовольствием затянулась и шлепнула ладонью по столу.

– Хорош кривляться. Ты – Роза Башметова, жена Ильяса, в одном садике с Асей работаешь, так?

Я молчала, не зная, как реагировать, но старуха приняла мою растерянность за подтверждение своих слов и кивнула.

– Ага, сказать-то и нечего. Я, между прочим, на твоей стороне была. Когда Ася про Ильяса заговорила, сразу ей сказала: «Не лезь в чужую семью, дети у них, не уводи мужика, счастья тебе это не принесет. Ищи холостого». Понимаешь?

Я кивнула.

Вера Ивановна сделала пару затяжек и продолжила:

– А она только смеялась!

Старуха сердито раздавила окурок в пустой консервной банке, служащей тут, видимо, пепельницей, потом встала, подошла к двери, выглянула в коридор, поплотнее прикрыла створку, приблизилась ко мне, задрала рукав халата и показала шрам на предплечье, неровный, уродливый.

– Всем говорила до сих пор, что в юности обожглась, – заявила бабка, – вот след и остался!

– Случается подобное, – кивнула я, плохо понимая, куда клонит Вера Ивановна.

– Так ведь я и правда обожглась, – вздохнула старуха, – татуировку сводила. Наколка у меня была, это сейчас татушка у каждого второго, а в мою юность рисунок на теле позором считался: раз у человека тату имеется, значит, на зоне сидел. Мужики, правда, в армии себе отметины делали, а бабы только по уголовке получали. Так-то.

– Вы отбывали срок? – уточнила я.

Вера Ивановна кивнула:

– Да, давно очень, только девки не знают, да и незачем им, я бы и сейчас ничего не сказала, да жаль тебя, сама на твоем месте была. Мужа имела, Степана. Красавец хоть куда, весь наш городок по нему сох, из богатых семей девки себя предлагали, а выбрал Степа меня, нищету горькую. Три месяца вместе прожили, а потом соседки стали нашептывать: «Твой-то с Анфисой, с телятницей, шуры-муры в сарае крутит». А я молодая была, глупая, мозгов никаких, ну и решила муженька на любовнице взять. Подстерегла парочку и собственными глазами факт измены и увидела. Знаешь, что дальше случилось?

Я покачала головой.

– Вилы там стояли, – вздохнула Вера Ивановна, – у меня, как спину мужа увидела, всякий разум отшибло. Сама не помню, как железку в него воткнула, Степана убила, Анфиса жива осталась, даже не поцарапанная вылезла. Судили меня и дали мало, бабы все в нашем колхозе на моей стороне были, адвокат речь толкнул такую, что даже прокурор слезами умылся. Отправили меня на зону, вышла я, потом в Москву уехала, на кирпичный завод подалась, опять в ЗАГС сбегала, и все, жила хорошо. Только нет-нет да приснится Степа. Стоит, пальцем грозит: «Ну, погоди, Верка, свидимся мы с тобой в загробной жизни, покажу тебе, где раки зимуют». Поняла?

– Зачем вы передо мной свои тайны раскрываете? – настороженно спросила я.

Вера Ивановна снова потянулась к сигаретам.

– Да к тому, что я сразу сообразила, кто Асю пристрелил, Роза Башметова, жена ее любовника Ильяса.

– Но…

– Слушай внимательно, – сурово сказала старуха. – Аську не вернуть, хоть она мне и вроде внучки была, только не жалею я о девке, тот еще фрукт гнилой, всего тебе рассказывать не стану, но только поверь, много чего за ней водилось. А Ильяс, похоже, дурак, раз к такой уйти надумал. Да и ты без особого ума, если на убийство решилась. О детях подумала? Их кто на ноги поднимать станет? Полагаешь, коли жену за решетку сунут, муженек начнет передачи таскать? Никогда! Мигом разведется и забудет тебя, ребят в интернат сдаст. Кому ты хорошо сделала? Если кобель на сторону побежал, так и будет шляться: тут надо либо делать вид, что ничего не знаешь, либо уходить. А ты чего придумала? Мне как про Снегурку рассказали, я сразу врубилась, что к чему! У себя в садике ты костюмчик взяла! Правильно?

Глаза старухи будто сверлили меня, и я невольно поежилась.

– Значит, верно, – вздохнула Вера Ивановна, – ступай домой и сиди тихо. Я ментам ничего не сказала, терпеть их еще со старых времен не могу, никаких намеков не дала. Смотри не проговорись сама, затаись, а весной уезжайте из этого района, в другой переберитесь, садиков полно, няньки везде нужны. На новом месте и болтовни не будет. К нам больше не ходи, Ася умерла, убила ты ее! Все, ступай и скажи спасибо, что на меня нарвалась, другая бы не пожалела убийцу, а я тебя очень хорошо понимаю! Убирайся! Никаких следов ты тут не оставила, ничего менты у нас не нашли чужого. Соседи болтают, на лестнице ботинок лежал, здоровенный, так он от костюма, бояться нечего. Давай, давай, а то сейчас Катька прибежит и расспрашивать начнет. Ты что в садике сказала? Как объяснила свое отсутствие во время рабочего дня?

– Э…

– Впрочем, ясно, – отмахнулась Вера Ивановна, – выходная ты, небось сменами, как Аська, работала!

– Да, – согласилась я, пятясь к двери, – именно так!

– Вот и торопись назад, пока твоя малышня вопль не подняла, – велела Вера Ивановна, – забудь сюда дорогу!

В прихожей я наткнулась на Катю, та перекрестилась.

– Жуть!

– Да, – кивнула я, – скажи, в каком садике работала Ася?

Катя, не задавая лишних вопросов, быстро сказала адрес.

Выйдя на проспект, я проехала пару остановок на автобусе, потом вышла, завернула за угол дома и увидела типовое двухэтажное здание из светлого кирпича. Дверь оказалась незапертой, я толкнула ее и вошла в узкий коридор, выложенный желто-коричневой плиткой. Сразу вспомнились школьные годы, точь-в-точь такой «кабанчик» лежал у нас в столовой и на первом этаже около раздевалки.

В воздухе пахло едой, похоже, деткам сегодня подавали мясной суп и гречневую кашу. Оглядевшись по сторонам, я увидела стенд «Уголок родителя» и стала читать вывешенные на нем объявления. «Дети, приведенные после завтрака, в сад не допускаются». «Внимание! Всем оплатить квитанции до двадцатого января». «Открывается кружок мягкой игрушки, занятия платные, запись у Розы Башметовой, девятая группа».

– Вы к кому? – крикнула появившаяся в коридоре тучная особа в белом халате.

– Хочу деньги сдать за кружок мягкой игрушки, – спокойно пояснила я, – тут написано, что их собирает Башметова.

– Второй этаж, налево, – сказала толстуха и ушла.

Я пошла вверх по крутой лестнице и уткнулась в дверь с табличкой «Группа 9», толкнула ее и обвела глазами помещение. Узкая комната казалась совсем тесной из-за шкафчиков, плотно натыканных по стенам. Перед ними тянулась невысокая скамеечка, на которой сидел с самым несчастным видом худенький мальчик, одетый в темно-синий комбинезон. Около малыша стояли две женщины. Одна, принаряженная в новую дубленку, очевидно, мама, вторая, скорей всего, сотрудница садика, потому что она была в платье и тапках.

– Мишенька, – кудахтала мама, – ты же дал папе честное слово, что будешь ходить в садик!

Мальчик тихо всхлипнул.

– Посидишь совсем недолго, – вступила в разговор воспитательница.

Миша снова зашмыгал носом.

– Все детки у нас спокойно мамочек ждут, – продолжала тетка, – слышишь, как тихо, не дерутся, не кричат, у каждого свое место. Видишь шкафчики, выбирай, какой тебе больше по сердцу, и устраивайся.

Миша робко протянул ручонку к дверце, украшенной изображением машинки.

– Этот занят, он Петин, – остановила его воспитательница, – бери другой, с вишенкой.