Текст книги "Контрольный поцелуй"

– Выкладываете триста долларов и получаете адрес, – спокойно заявил редактор.

Я вытащила из кошелька пластиковую карточку банка «Лионский кредит» и осведомилась:

– В какой форме принимается оплата?

– Наличными, – алчно ответил Анатолий Иванович, поглядывая на кредитку.

В машине я разглядела бумажки, полученные взамен валюты. Северное Бутово! Где же расположен район?

Минут через десять все проблемы разрешились, Бутово нашлось в атласе, а в доме на улице Академика Назарова поджидала, предупрежденная по телефону, Орнестина.

Очевидно, девчонка решила встретить владелицу агентства во всеоружии, потому что дверь открыла ожившая картинка из журнала.

– Проходите, – радушно пригласила она меня в довольно просторную комнату, обставленную с претензией на артистический шик. Низкая софа, покрытая белым искусственным мехом, пара кресел. На полу на ковре разбросаны подушки, очевидно, заменяющие пуфики. В углу на крутящейся подставке телевизор и видик со стопкой кассет, особняком стоит компьютер. Полное отсутствие книг, а на стене большая фотография Орнестины. Сразу понятно, что девушка запечатлена на мосту Александра III.

Модель сложила длинные ножки и грациозно опустилась на подушку. Я плюхнулась в кресло, ощущая себя возле этого небесного создания слоном в игрушечном домике.

– Бывали когда-нибудь в Париже? – поинтересовалась я, разглядывая снимок.

– Папа нас с сестрой возил, – сообщила девушка.

Через полчаса узнала о ней все. Родилась в обеспеченной семье. Папа – профессор математики, мама преподает русский язык и литературу в институте. В модельный бизнес попала случайно, потому что учится на втором курсе филфака. Приятельница пошла на съемку, а Аня увязалась с ней. Фотограф тут же предложил контракт, и сейчас девчонка хорошо зарабатывает. После того как «Петр» сделал ее девушкой месяца под псевдонимом Орнестина, предложения посыпались как из рога изобилия. Приходится даже отказываться от некоторых, потому что Аня решила иметь диплом. Век всякой фотомодели заканчивается в тридцать лет, а зависеть от щедрости будущего мужа не хочется.

Слушая ее верные, практичные размышления, я постепенно приходила к выводу, что эта не по годам разумная девица скорей всего не имеет ничего общего с похищением детей.

– У вас есть сестра?

– Да, – закивала Аня, – Верочка на два года старше, учится актерскому мастерству.

И тут кто-то открыл дверь и крикнул:

– Анька, встала уже или дрыхнешь?

Моя собеседница не успела ответить, как в комнату влетела еще одна девушка. На первый взгляд сестры казались похожими, как яйца. Но стоило присмотреться повнимательнее, и сразу бросалось в глаза, что одна – произведение искусства, другая – просто копия не слишком талантливого художника. Лицо Веры чуть-чуть отличалось от Аниного. Но это самое «чуть» и делало младшую элегантной красавицей, а другую просто хорошенькой мордашкой. Кажется, Вера это понимала, потому что пыталась при помощи косметики исправить ошибки природы. Яркая помада слегка увеличивала тонкие губы, карандашная подводка расширяла разрез глаз, бровям явно придали нужную форму, а широковатый кончик носа умело скорректировали более темной пудрой, добившись почти полного сходства с младшей сестрой. Оригинальным в облике Веры казалась только одна деталь – иссиня-черные волосы. Даже крупная родинка в углу рта у нее – тоже в точь как у сестры.

– Вы так похожи, – протянула я. – Если бы не красили волосы в разный цвет…

Девушки дружно рассмеялись.

– Мы не красим волосы.

– Но…

– Шутка природы, – пояснила старшая, – я родилась брюнеткой, а Анька блондинкой. В остальном как две капли воды.

«Это тебе только хочется», – подумала я, отмечая, что у Веры довольно неприятная улыбка. Но, судя по всему, мне нужна именно старшая девица…

– Вам предстоит великолепная карьера, – обратилась я к Ане.

В глазах Веры мелькнула неприкрытая зависть.

– Но, видите ли… к блондинкам сейчас снизился интерес, как у публики, так и у модельеров. Сейчас в моде темноволосые. Конечно, вам можно перекраситься, но, может быть… есть смысл поработать с вашей сестрой?

– Ой, вот здорово! – обрадовалась Аня. – Когда меня взяли на работу, Верочка тоже хотела попробовать, но ей сказали, что две одинаковые модели на подиуме не нужны, предложили сменить макияж и образ, но что-то не получилось.

Еще бы, без грима старшенькая небось сливается с толпой.

– Вы тут поговорите, а я сбегаю в магазин, дома хоть шаром покати, – изобразила хозяйственное рвение Аня.

Девушка явно хотела оставить нас наедине, боясь спугнуть призрак удачи, внезапно замаячивший перед сестрой.

Когда за Аней захлопнулась дверь, я принялась о том о сем расспрашивать Веру. И чем дольше длился разговор, тем больше понимала, что следует быть очень и очень осторожной.

Во-первых, Вера прекрасно знала Валерию Петровну, училась в ее семинаре, во-вторых, бывала у Артамоновых дома.

– Валерия Петровна просто чудо, – откровенничала студентка, – гениальный преподаватель. Попасть к ней в руки – мечта любого, даже коза сумеет у нее звездой стать. Но она берет только тех, кто беспрекословно ее слушается.

Слушая, как Верочка поет нашей общей знакомой осанну, я решила подбираться к цели издалека.

– Фамилию Артамоновых я, кажется, уже слышала, я ведь русская по происхождению, в Москве бываю часто, хожу в театры… вспоминается мне такой актер… Андрей Артамонов, я не ошибаюсь?

– Сын, – пояснила Вера, – ушел сначала в режиссуру, а потом стал продюсером.

– Актриса Ирина Артамонова его жена?

– Не знаю такую, – сказала Вера.

Еще бы, я ее только что придумала!

– Супругу Андрея зовут Лидия, – уточнила девушка.

– Тоже в театре выступает?

– Гримерша, – пренебрежительно заметила собеседница.

– И дети у них есть?

– Две дочки, – охотно сообщила Подушкина, совершенно не удивляясь моему странному любопытству.

– Небось тоже у Валерии Петровны учатся?

– Они совсем маленькие, Полина даже в школу не ходит, – улыбнулась Вера, – рано ей о сцене думать.

– Вы часто бываете у Артамоновых?

– Достаточно, – ловко ушла от ответа девушка.

– Наверное, играете с детьми?

Вера вздернула брови.

– У них няня, а я прихожу заниматься с Валерией Петровной.

Боясь, что вопросы на эту тему могут насторожить девушку, я стала рассуждать о модельном бизнесе.

ГЛАВА 5

Пообещав Вере успешную карьеру на подиумах Парижа, ринулась к Артамоновым. Только доставленный сегодня утром из ремонта «Вольво» отчего-то плохо заводился, астматически кашляя и фыркая.

Я ворвалась в квартиру, споткнулась о собак и чуть не упала на Валерию Петровну.

– Дашенька, ты слишком уж стремительная, – весьма неодобрительно заметила та.

Но мне сейчас не до китайских церемоний.

– Нашла девушку, которая увела Полю и Наденьку со двора!

Лера села на диван, лицо ее заметно напряглось.

– Не может быть!

– Очень даже может, – ликовала я, – причем вы великолепно ее знаете!

– Да? – нервно вздрогнула Валерия.

– Вера Подушкина, ваша студентка!

– Вера, Вера… – принялась повторять дама, как бы припоминая, потом вскрикнула: – Верочка! Невероятно, как ты узнала?

– Порасспрашивала кое-кого, – гордо ответила я, – ее видели дети, газетчик на площади, мороженщица.

Валерия Петровна забегала по холлу.

– Вера! Бог мой, но зачем ей девочки? Не поверишь, я очень плохо знаю эту Подушкину. Меня просил ее взять Леопольд Грибов, приятель Андрея и Лиды. Я пригляделась – вроде работоспособная, не без таланта, ну и пригрела! Змею на груди! Ведь в дом ходила. Мне иногда удобнее заниматься здесь, а не в институте! Что же теперь делать?

– Обязательно сообщить в милицию, – твердо сказала я, – пусть допросят девчонку, живо всю правду расскажет. Не такие раскалывались.

– Да, – пробормотала Лера как-то подавленно, – несомненно, признается. – Потом она тяжело задышала, рухнула в кресло и слабым голосом попросила: – Принеси из холодильника нитроглицерин.

Ее руки дрожали так сильно, что пальцы никак не могли подцепить плоскую крышечку. Я отобрала у Леры круглый пластмассовый пенальчик и вытряхнула две белые крупинки.

– Спасибо, – прошептала Артамонова.

Мы посидели минуту-другую в молчании. Потом Валерия Петровна шумно вздохнула:

– Кажется, отпустило.

– Давайте прямо сейчас звонить в милицию!

– Дашенька, пойми меня правильно, дело непростое, речь идет о судьбе детей, я не могу одна принимать столь важное решение, – засопротивлялась эта актриса, – лучше подождать родителей.

– Где они? – спросила я, удивляясь отсутствию Лидочки.

– Андрюша на репетиции, – пояснила Лера, – а Лида просто неразумное существо! Ведь просила ее не делать глупостей. Так нет, ни в какую, поеду, и все тут!

– Куда?

– Вбила себе в голову, что сама найдет Надюшу, и отправилась на станцию «Аэропорт» – страшно глупо!

К тому же и опасно. Оставив Леру поджидать сына, я поехала на Ленинградский проспект.

Было около шести вечера, и на платформе метро толпились пассажиры. Я пошла по перрону, напряженно вглядываясь в людей. Люди толкались, бесцеремонно прокладывая себе дорогу… Ну просто удивительно, в парижской подземке подобного не увидишь – человеческая масса вас плавно обтекает. Чувствуя, что начинаю заражаться всеобщей суетой, я присела на скамейку, и тут под своды взметнулся дикий, нечеловеческий вопль. И женский крик:

– Упала, помогите, остановите поезд!

Вой нарастал. В противоположном от меня конце платформы творилось что-то невероятное. Визжали женщины, бежали со всех ног милиционеры и дежурные. Выезжавший из туннеля поезд остановился посередине станции и стоял, не открывая дверей. За освещенными стеклами виднелись встревоженные лица пассажиров.

– Что случилось? – спросила я у пробегавшего мимо мужчины.

– Баба под поезд прыгнула, дура, – ответил тот, почти не останавливаясь, – нашла тоже место! Люди домой спешат, а теперь движение остановят, и неизвестно, когда поезда снова начнут ходить. Хочешь с собой покончить, так сигай из своего окна, нечего другим мешать!

Нехорошее предчувствие проникло в душу. На мягких, почти не слушающихся ногах я подобралась поближе к месту трагедии. Часть перрона оцепили милиционеры, я пробилась сквозь зевак поближе к красно-белой ленте.

– Нельзя, гражданочка, – остановила дежурная.

Я во все глаза глядела туда, где лежало нечто, закрытое одеялом. Рядом валялись туфли… красивые темно-синие кожаные лодочки, привезенные Андрюшкой из Испании.

«Нет, только не это!» – пронеслось в моей голове.

Я отпихнула дежурную.

– Ну нельзя же, куда прешь? – грубо одернула меня та.

Но я уже подлезла под ленту и уставилась на несчастную. В абсолютно серой женщине, распростертой на полу, трудно узнать Лидочку, но сомнений нет – передо мной лежала она.

– Лидуша! – выкрикнула я, кидаясь на колени. – Лидуля, зачем?

– Знаете ее? – спросил один из милиционеров.

Не в силах отвечать, я только кивнула. И тут появились врачи. Один из них принялся ловко приделывать капельницу.

– Она жива? – ухватилась я за надежду.

– Пока да, – сухо ответил доктор, профессионально втыкая в безжизненное тело иголки.

Потом странно провисающую Лидочку положили на носилки, я зачем-то подобрала туфли и побежала за санитарами. Но в реанимобиль меня не впустили. Белый автобусик оглушительно взвыл сиреной и унесся, я осталась стоять на проспекте, прижимая к груди туфли.

Домой добралась только к десяти, абсолютно сама не своя. Не отвечая на вопросы детей, еле-еле доползла до кровати и рухнула лицом в подушку.

Утром меня никто не трогал, но проснулась почему-то около восьми. Аркаша с Машей завтракали в столовой.

– Что случилось? – спросил сын. – Ты вчера пришла зеленая, просто страшно смотреть.

– Лида Артамонова бросилась под поезд метро.

– Боже, – ужаснулся Аркаша. – Почему?

– Не знаю, – пробормотала я и, отодвинув чашку с кофе, взяла телефон.

У Артамоновых трубку схватили сразу.

– Алло! – прокричал Андрюшка. – Говорите…

– Как Лида?

В мембране послышались странные звуки.

– Что? – испугалась я.

– Пока жива, – ответил Андрей, судорожно кашляя, – но очень плоха, в сознание не приходит. Господи, зачем она это сделала?

Бросив трубку на стол, я повторила вопрос:

– А в самом деле, зачем?

Лидочка удивительно стойкое существо. В раннем детстве осталась без отца и матери – погибли в авиакатастрофе. У девочки не оказалось никаких родственников, только двоюродная бабушка где-то в Перми. Женщина не замедлила приехать в Москву и поселиться в просторной квартире сироты. Через год туда перебрались все многочисленные уральские домочадцы: бабкин сын с женой и двумя детьми, дочь с супругом… Лидусю отселили в небольшой чуланчик без окна, но скоро и эта жилплощадь показалась бабке слишком шикарной для мешавшей всем девчонки. Лиду отправили в загородный детдом санаторного типа, причем мотивировали гадкий поступок весьма благородно – якобы у ребенка развилась сильнейшая аллергия и свежий воздух ей просто необходим. Когда завершившая учебу в восьмом классе Лидуся вернулась в Москву, даже чулан в квартире ей давать не хотели. Девочка, увлекавшаяся рисованием и лепкой, поступила в ПТУ и стала учиться на гримера. По вечерам старалась как можно дольше задерживаться в училище, чтобы не возвращаться в неприветливый дом, где к ней все время придирались, выживая из дому.

Однажды учительница математики спросила, отчего Лидуля так засиделась. Девочка не выдержала и рассказала преподавательнице все. Майя Михайловна пришла в ужас и немедленно начала действовать.

В советское время довольно легко было начать кампанию в защиту обиженного ребенка. Майя Михайловна за один день обежала нужные инстанции, и к противной бабке разом заявились проверяющие: из районного отдела народного образования, домовой партийной организации, комсорг ПТУ… Замыкал группу разгневанных женщин местный участковый, грозно потребовавший предъявить паспорта. Родственников сгубила элементарная жадность. Перебравшись с Урала в Москву, они не захотели терять жилплощадь в Перми. В Лидочкиных хоромах оказалась прописана только зловредная бабка.

Разгорелся скандал. Старуху лишили права опекунства, а заодно и московской прописки. Бабуля умоляла внучку не выгонять ее, но Лидочка проявила удивившую даже ее саму твердость. Ни фальшивые слезы старухи, ни угрозы ее снохи, ни вопли сына не подействовали на сироту, и через два месяца она оказалась в хоромах одна.

Директриса ПТУ, тронутая судьбой ученицы, пристроила девушку гримером в популярный московский театр. Лидочка с восторгом окунулась в абсолютно незнакомый, волнующий мир кулис. Наконец-то Лидуля почувствовала свою необходимость. Скоро славную девушку, просто горевшую на работе, выделили, стали поручать работу с капризными примами и стареющими «благородными отцами». Было у нее замечательное, редкое в среде людей театра качество: Лидуля не распространяла сплетен. Все, что говорилось или происходило в гримерной, никогда не выносилось наружу. И в необъятном чемодане гримерши всегда имелись нужные мелочи – нитки, иголки, лекарства, пара колготок, вата и даже… бутылка коньяка. Через год актеры уже не понимали, как до сих пор жили без Лиды. «Наша Флоренс Найнтингейл» – прозвал ее главный режиссер после того, как Лидуся ловко развела за кулисами в разные стороны его законную супружницу и любовницу, намеревавшихся вцепиться друг в друга и учинить скандал.

А потом в театр пришел Андрей Артамонов, и девушка, что называется, пропала. Сказать, что она влюбилась, значит ничего не сказать. Лида потеряла голову. Всем, кто готов был слушать, она восторженно рассказывала о красоте, уме и необыкновенной талантливости актера. За кулисами сначала посмеивались, правда, по-доброму – Лидочку любили. Потом стали сочувственно вздыхать. И наконец настал момент, когда актрисы решили действовать. Одна самая пожилая и маститая позвонила Валерии Петровне и спела хвалебную оду в честь Лидуши. Две другие, помоложе, зажали как-то Андрюшу в угол и грозно посоветовали разуть глаза.

– Ну заведи с ней роман, – требовали коллеги, – трахни в конце концов, совсем девка извелась!

Андрюшка только-только развелся со второй женой и ни о какой женитьбе не помышлял. Но страстное обожание девушки льстило, и он снизошел до гримерши. За полгода Лидочка сумела стать для него незаменимой. В конце концов Андрюшка предложил ей руку, но мне всегда казалось, что прилагающееся в таких случаях сердце он оставил при себе. В его женитьбе было пожалуй больше расчета, чем настоящего чувства. Стоило послушать, как молодожен рассказывал друзьям про жену:

– Она великолепная хозяйка, невероятная чистюля. У меня никогда не было таких белых рубашек…

Лидочка со страстью отдалась семейной жизни. Даже недовольно поджимавшая губы при виде ее Лера не отравила ей жизни. И свекрови пришлось все же прикусить раздвоенный язык. Невестка попалась просто бесценная: часами стояла у плиты, вылизывала комнаты и до полуночи стирала и наглаживала белье. Андрюшка жил как в оранжерее. Когда он в десять утра в тепленьком халатике возникал на кухне, там уже священнодействовала Лидушка. И угощала его не какими-нибудь подгоревшими тостами, а вкусными, горячими кушаньями. Пока он с аппетитом набирался перед спектаклем калорий, жена успевала сбегать на рынок за овощами и парной телятиной…

Лидочкино счастье омрачало только отсутствие детей. Честно говоря, ей было хорошо и вдвоем с Андреем. Но дом без ребенка – не семья. Две предыдущих жены не смогли или не захотели родить, Лидуля же решила завести потомство.

Несколько лет детей все-таки не было. Тогда под протестующие возгласы Леры Лида потащила Андрюшу в консультационный центр «Семья и брак». Неделю спустя объявила, что Андрюша абсолютно здоров, а у нее легкий, быстро устранимый дефект.

Лидуля легла на несколько дней в больницу, потом подлечилась в санатории и благополучно родила сначала Наденьку, а потом и Полину.

Лида боготворила долгожданных детей, превратилась просто в образцовую мать. Но я никак не могла забыть происшествие, случившееся с нами несколько лет назад. Мы ехали к Артамоновым на дачу. Андрюшка за рулем, Лида рядом, я с девочками на заднем сиденье. Внезапно машину занесло в глубокий кювет. По счастью, обошлось только царапинами и ушибами. Кое-как выкарабкались из повалившегося на бок «Мерседеса». Лидуся вылезла последней. Убедившись, что мы невредимы, она прежде всего кинулась к мужу. Не к крохотной Полине, не к Надюше, заходившейся в крике, а к Андрюшке. Лидка принялась ощупывать его, тормошить и расспрашивать. И только удостоверившись, что обожаемый супруг в полном порядке, обратила внимание на дочек. После этого случая мне сразу стало понятно, кто в ее сердце на первом месте.

Нет, не могла она броситься под поезд и оставить муженька. Вот если бы украли Андрюшку, то вполне вероятно, не захотела бы жить. И потом, прошло почти две недели, с чего бы именно сейчас прыгать с платформы?

Чем больше я думала, тем яснее понимала – самоубийство исключается, значит – несчастный случай. Ну, надеюсь теперь, когда Валерия Петровна знает про Веру, они обратились в милицию?

Андрюшка в ответ на мой звонок начал мямлить что-то невразумительное, потом закашлялся и наконец выдавил из себя:

– Давай встретимся в городе, в Доме литераторов, часа в два, сможешь?

В пять минут третьего мы уже сидели в старинном, отделанном деревом зале. Артамонов выбрал самый удобный столик, в углу, у незажженного камина. Здесь нас не сразу увидят знакомые…

Он заказал судак-орли, и я отметила, что последние события не слишком повлияли на аппетит Андрюшки. Во всяком случае, куски запеченной в тесте рыбы исчезали в его желудке с завидной скоростью.

– Так вы сообщили в милицию? – приставала я к нему.

Артамонов покачал головой.

– Почему? – заорала я так, что сидевший за соседним столиком лысый писатель возмущенно оглянулся в нашу сторону.

– Тише, – прошипел Андрей, – не хватало только скандала! Меня тут все знают… Не сообщили, потому что детей скоро вернут, долго не продержат.

Я внимательно поглядела на его сытое, гладкое лицо. Продюсер выглядел, как всегда, превосходно. Дорогой костюм, ослепительная рубашка, подобранный в тон галстук… В отличие от многих деятелей сцены, предпочитавших любым нарядам джинсы и куртки, Артамонов одевался как денди. Даже сегодня, несмотря на исчезнувших дочерей и находящуюся при смерти жену, его волосы аккуратно уложены феном, а руки сияют свежесделанным маникюром. Потрясающее самообладание или невероятное равнодушие. Ей-богу, мне было бы приятней увидеть его растерянным, даже с немытой шеей. И потом, откуда эта странная уверенность в скором возвращении детей!

– Так ты знаешь, где они, – прошептала я, – тебе известно, кто украл девочек?..

Андрюшка слегка изменился в лице и принялся мести хвостом.

– Даже не подозреваю, откуда у тебя такие глупые мысли?

Но по его искривившейся роже я поняла, что попала в точку.

– Вот что, – решительно произнесла я, отодвигая от себя нетронутую тарелку с цыпленком табака, – мне в отличие от тебя кусок в горло не лезет! Немедленно все выкладывай, или я прямо отсюда еду на Петровку. Лиду пожалей, женщина пыталась с собой покончить!

Артамонов залпом опрокинул фужер с коньяком.

– Да это не из-за детей!

– Тогда какая причина? – наступала я на него.

– Знаешь, мне никогда в голову не приходило развестись с Лидой…

Я кивнула. Какой дурак убьет курицу, несущую золотые яйца? От таких жен, как Лидия, не уходят.

– Но женаты-то мы уже десять лет, понимаешь?

– Ну!

– Не то чтобы Лида надоела, но…

Он еще помялся немного, потом выложил все.

Лидочка устраивала мужа со всех сторон. За время жизни с ней Андрюша ни разу не переступил порог продовольственного магазина. В любое время дня и ночи к нему могли завалиться друзья. Долгие командировки, возвращение с работы за полночь, частые походы с приятелями в баню – все это Лидочка принимала как должное и никогда не ревновала. Не жена, а золото. Только одно «но»: Лидуля со своей неуемной заботой и патологической любовью надоела мужу просто до колик.

– Всю жизнь на вульгарных стерв тянуло, – каялся Артамонов, – ну вспомни моих предыдущих, Лизку и Ленку!

Да уж, пираньи, иначе не назовешь.

– А Лидуся просто Дева Мария, – усмехался Андрюшка, – абсолютно положительный экземпляр. Первое время еще ничего было, а потом – тоска. С ней даже поругаться невозможно, начнешь орать, а она: «Не волнуйся, милый, ты прав». Представляешь, какой кошмар! И упрекнуть не в чем, и жить невозможно, вот ведь какое дело. Ну жизнь какая-то пресная, вроде геркулесовой кашки на воде без соли и сахара. Полезно, но противно.

Короче, Андрюшка начал бегать налево. «Путь на экран лежит через диван». Данная пословица правдиво определяет дух кулис. Поэтому недостатка в молодых, готовых на все актрисульках богатый продюсер не испытывал. Легкие, необременительные отношения, просто гимнастика для повышения жизненного тонуса.

Угрызения совести не мучили. Семья не ущемлялась. Словно рачительный воробей, Андрюшка вил гнездышко: делал евроремонт, покупал жене шубу и драгоценности, отправлял своих девочек на три месяца к теплому морю.

Любовницы сменяли одна другую, а поскольку Андрея и в самом деле как магнитом тянуло к дамам редкой стервозности, то частенько возникали скандалы. Правда, мужику всегда довольно успешно удавалось погасить пламя. Одна получила главную роль, другая отправилась на фестиваль в Англию, третья утешилась, став обладательницей новенькой машины.

Театральный мир узок до безобразия. И хотя Артамонов старательно избегал романов в коллективе, где работал бок о бок с Лидочкой, слухи расползались, как тараканы. Позавчера какая-то сволочь позвонила женщине и в деталях описала, что за взаимоотношения связывают Андрея с молоденькой Эльвирой Балчуг. Разговор подслушала Валерия Петровна, взяв трубку параллельного аппарата. Свекровь ожидала, что невестка устроит скандал, кинется бить посуду, но Лидуша выслушала сообщение и коротко ответила: «Эльвира Балчуг? Что ж, ей повезло, Андрюша великолепный любовник».

И все. Ни мужу, ни затаившейся свекрови не сказала ни слова. Просто ушла и бросилась под поезд. Молча. Не оставив записки или письма.

Я потрясенно глядела на Андрея, переваривая информацию. Первые лучи понимания забрезжили в голове.

– Слушай, так ты думаешь, детей похитила какая-то из твоих бывших пассий, чтобы насолить Лиде?

– В общем, да, – признался мужик, – поэтому я и не хотел заявлять в милицию. Представляешь, начнется следствие, станут грязным бельем трясти… Наде с Полиной плохо не сделают, ну подержат на даче недельки две, потом вернут. Даже догадываюсь, кто это сделал!

– Кто? – подскочила я на стуле.

– Маринка Воропаева. Она Эльвире сказала, что устроит Лидке небо с овчинку. Вот и украла девчонок.

Я глядела на него во все глаза. Чудовищно. С абсолютно спокойным лицом говорит, что знает, где дочки, а несчастная Лида сходила с ума, потеряв покой.

– Почему ты ничего не сказал жене?

– Да только недавно в голову пришло, – оправдывался Артамонов, – вот сегодня ночью и догадался.

Но по его блудливому взору я понимала: беззастенчиво врет.

– Вот что, – решительно сказала я, испытывая большое искушение надеть ему на уложенную голову миску с «Оливье», – говори адрес мадам Воропаевой, поеду разузнавать.

– Ладно, – обрадовался Андрюшка, вытаскивая записную книжку, – да скажи ей, получит роль Офелии, если спокойно отдаст девочек.

Это было уже слишком. Я встала, обошла столик, наклонилась к Андрюшке, пишущему на салфетке информацию, молча сунула листочек в карман и быстрым движением локтя отправила ему на колени чашку с кофе.

– Вау! – завопил продюсер, тряся мокрыми брюками. – Ты совсем сдурела?

– Извини, – мило улыбнулась я, глядя, как он размазывает салфеткой пятно. – Случайно вышло, очень жаль.

Я пошла к выходу. Если чего и жаль, так это того, что кофе пролился на толстые ляжки ловеласа, честно говоря, надеялась угодить горячей жидкостью на другое, более чувствительное место.