Текст книги "Контрольный поцелуй"

– Ты уж извини, но спектакль ставили для Татьяны. Молодец, конечно, что выручила, но эта роль для другой актрисы.

– А нельзя ли играть по очереди? – попросила Римма.

– Конечно, – не задумываясь, пообещал режиссер, – поставлю тебя третьим составом.

Но в качестве главной героини Лягушкина больше в этой пьесе на сцену так и не вышла. Артамонов пообещал ей всенепременно бенефис в новой постановке. Но следующей премьерой оказался «Севильский цирюльник». Всего одна подходящая роль – Сюзанна. И она досталась Марине Воропаевой. Обозленная Римма ворвалась в кабинет к Артамонову и обозвала его лгуном. Андрей спокойно объяснил трясущейся от негодования девице, что спектакль – дело коммерческое. У Воропаевой имя, на нее охотно пойдет зритель. Римма же пока не популярна. Рисковать огромными суммами ради дамских капризов он не намерен. Вот в следующей постановке обязательно.

– Знаю, где расположено популярное имя Воропаевой – между ног, – завопила Римма. – Или даешь Сюзанну мне, или сегодня же сообщаю твоей жене, какие мягкие матрацы у нее на даче, в спальне…

Но Артамонов только усмехнулся:

– Во-первых, Лида тебе не поверит, во-вторых, у нас контрактная система, актеры набираются на определенную постановку. Твой договор истек вчера, а новый я оформлять не собираюсь.

То есть он практически выгнал Лягушку на улицу. Потерявшая голову актриса тут же позвонила Лиде. Та молча выслушала подробности супружеской неверности Андрея и сказала без всяких эмоций:

– Спасибо, Римма, очень вам признательна.

– За что? – растерялась от такой непонятной реакции несостоявшаяся Сюзанна.

– Видишь ли, после родов все болею, никак не оправлюсь, и мне приятно знать, что Андрюша не ходит по проституткам, а пользуется услугами аккуратных женщин. Очень боюсь заразы – сифилиса, триппера. А ты ведь здорова, так что мне можно не беспокоиться. Да не сомневайся, мы люди благодарные. Поговорю с мужем, попрошу, чтобы подыскал тебе рольку поинтересней.

– Я так трубку швырнула, – поделилась со мной Римма, – что аппарат пополам треснул. Ну не сука ли?

Да уж, молодец Лидка, спуску никому не давала, и даже мне, лучшей подруге, ничего, порочащего блудливого супружника, не рассказывала.

Пообщавшись с Лидусей, Римма влила в себя бокал коньяка и отправилась в ресторан, чтобы привести растрепанные нервы в порядок. Первые, кого она увидела в уютном зале, оказались нежно улыбающиеся друг другу Артамоновы. В глазах у Лягушки помутилось. Сначала она хотела просто выйти, но потом тихий внутренний голос шепнул актрисе: «Действуй по обстоятельствам». И она с чувством глубокого удовлетворения надела на Андрюшку миску…

Тут входная дверь распахнулась, и из коридорчика донесся приятный голос:

– Кошечка, ты где?

– Здесь! – крикнула Римма.

В комнату вошел мужик лет сорока. Одного взгляда, брошенного на него, было достаточно, чтобы понять, кто таков вошедший. Короткая квадратная шея, миллиметровый слой волос на крупной голове… На груди золотая цепь толщиной почти с мою ногу, на пальцах парочка килограммовых перстней, из-под них высовывались синие следы татуировок.

Огромными, похожими на свиные окорока руками мужик держал пакет, откуда выглядывали банки и горлышки бутылок.

– Кошечка моя, – ласковым, абсолютно влюбленным голосом проворковал вошедший, – познакомь, в натуре, с подружкой.

Вот уж не думала, что подобный монстр способен на такие нежности.

– Это не подружка, – одернула его Римма, – а работодатель. Решила, что я нуждаюсь в ролях и поеду за длинным рублем в тмутаракань.

Кавалер брякнул торбой об стол.

– Римма – звезда, – без тени сомнения заявил он, – мы сейчас станем кино снимать, а она главной будет. Жуткая вещь! Чуть не расплакался, когда прочитал. Страшное дело, из-за любви оба погибли. А все родители виноваты. «Ромео и Джульетта» называется, может, слыхала? Уже со всеми договорился, прямо на днях начинаем…

Он с нежностью поглядел на Лягушку. Та весьма горделиво на меня.

– Так что можете передать Артамонову – не нуждаюсь в его подачках. У нас с мужем большие планы.

– Вы вышли замуж? – немедленно отреагировала я. – Андрей мне говорил, что вы свободны…

– Ровно неделя сегодня, – пояснил мужик, и неожиданно стало понятно, что он очень молод, скорей всего и двадцати пяти еще нет…

Сев в «Вольво», со спокойной душой вычеркнула Лягушку из списка подозреваемых. Конечно, она страшно зла на Артамонова, но достаточно удачно, по ее понятиям, вышла замуж, приобрела, как видно, состоятельного супруга, готового ради нее даже читать Шекспира. Девочки ей явно ни к чему. Теперь надо прощупать Эльвиру Балчуг.

Новая муза Андрюшки обитала на улице с замечательным названием Последний тупик. Наверное, приятно отвечать на вопрос: «Где живете?» Тут, рядышком, в Последнем тупике!

Магистраль и впрямь оказалась тупиком на задах Савеловского вокзала. Вокруг – бесконечные гаражи и автомастерские. Единственный жилой дом выглядел отвратительно – грязно-серая пятиэтажка. Швы между блоками, заделанные черной штукатуркой, издали кажутся измазанными дегтем. В подъезде везде выбиты стекла, а на лестничной площадке третьего этажа похрапывает пьяный мужик. Я переступила через него и позвонила в дверь с номером 28.

Послышался топот и детский голосок:

– Кто там?

– Здесь живет Эльвира Балчуг?

– Что хотите? – упорствовал ребенок, не отпирая замка.

Потом раздались возня, шлепок, негодующий вопль, и на пороге возникла очаровательная девушка, почти девочка. Марина Воропаева права, назвав Эльвиру цыганкой. Копна черных мелковьющихся кудрей, огромные карие глаза, летящие к вискам брови и нежно-оливковый цвет кожи. К тому же на Балчуг – ярко-красное платье с широкой юбкой. Ей бы выступать в ансамбле «Ромэн». Интересно, каким образом Андрюшка намеревался превратить данный персонаж в Офелию?

– Вы ко мне? – спросила девушка.

– Да, – твердо сообщила я и решительно протиснулась в прихожую. Из коридора выглядывали две детские головки с любопытно раскрытыми ртами.

– Я от Артамонова.

– Проходите, – вспыхнула огнем Эльвира.

Мы прошли в комнату. Всего их в квартире две. Из большей, метров двадцати, дверь вела в меньшую, очевидно, совсем крохотную. Не успели мы сесть за покрытый плюшевой скатертью стол, как две любопытные малышки примостились рядом, явно желая поучаствовать в разговоре. Из кухни выглянула древняя бабка.

– Вирочка, – прогундосила она, – гость пришел? Ты стели кроватку-то, чистое белье в шкафу возьми.

Балчуг так и подскочила на стуле, потом, нервно закрывая дверь на кухню, пробормотала:

– Пожалуйста, не обращайте внимания. У бабули был инсульт, и она ничего теперь не соображает, чушь несет.

– Что это ты про меня глупости рассказываешь? – заколотилась из кухни сумасшедшая. – Всегда ведь гостей спать укладываешь!

Девчонки захихикали, одна начала сосредоточенно ковырять в носу, другая принялась грызть кончик карандаша.

– Катя, Таня, пошли бы вы погуляли, – решила избавиться от них Эльвира.

– Нам мама не разрешает одним во двор выходить, – немедленно хором отозвались сестры.

Балчуг вздохнула и уставилась на меня бездонными глазами.

– Я старшая сестра Артамонова.

Услышав это заявление, Эльвира моментально потащила меня в маленькую комнату и закрыла дверь на замок.

– Чего хотите?

– Не хочу, а требую оставить Андрея в покое. Какого черта вы лезете в семью? Там двое детей, между прочим.

Балчуг отбежала к окну и зашипела:

– Вот еще. К вашему сведению, семьи давно нет. Андрей не любит жену и собирается разводиться. Он с ней уже год не спит! Она его не понимает!

Я с сочувствием поглядела на девчонку. По виду ей не больше двадцати. Ничего, скоро поймет, что мужчины страшно не любят разводиться и жениться на любовницах. А сказку про непонятость и одинокую постель рассказывают таким дурочкам охотно.

– Мой вам совет, – начала я наставительно, – оставьте Андрея в покое. Не вашего поля ягода. Поищите другой объект, помоложе. Кстати, у Артамоновых дома полное понимание. Лида на таких, как вы, просто внимания не обращает. Андрей человек поэтического склада, вот и заводит постоянные романы. Но жену никогда не бросит. Знаете, сколько у него в постели перебывало? Тучи. И Марина Воропаева, и Римма Лягушкина… Так что не надейтесь.

Злые слезы выступили на глазах Эльвиры, она топнула ногой и свистящим шепотом стала возражать:

– Ничегошеньки-то вы не знаете! Лидка – гримерша. Только и умеет щеки румянами мазать. А я – творческая личность. Андрей восхищается моим талантом. Между прочим, решил ставить «Гамлета» и Офелию отдает мне. Я – его муза!

Я присвистнула:

– Муза! Офелия! Наверное, принца Датского станет играть Костя Райкин?

– Да вы в своем уме! – оскорбилась Эльвира. – Он же старик и урод!

«А кто сказал, что Гамлет был красавцем?» – подумала я, но вслух уточнила:

– Во-первых, Райкин не намного старше Андрея, а во-вторых, подходит вам внешне – такой же смуглый…

Балчуг прямо задохнулась от злости. Наверное, очень хотела выгнать меня вон, но ругаться со старшей сестрой любовника все же опасалась.

– Артамонов страшно талантлив, – ринулась она отстаивать свою позицию, – он пьесу прочитал по-своему. Нетрадиционно взглянул на текст. Да, обычно Офелию играют голубоглазые блондинки, но в этом-то и весь кайф, чтобы в его постановке на сцену вышла брюнетка. Вам этого не понять. Чтобы оценить подобный замысел, следует быть творческой личностью, а не мещанкой с авоськой! Это революция на сцене, шок, новое видение! И, между прочим, на роль Гамлета приглашен Юрий Костомаров!

Произнеся это имя, девчонка торжествующе поглядела на меня. Костомаров – самый модный сейчас актер, успевший засветиться за последние два года чуть ли не в десятке кинолент. Парню удалось даже принять участие в съемках какого-то фильма в Голливуде, и после этого рейтинг его в Москве подскочил до недосягаемой высоты. Да, Андрюша решил подготовить для своей дамы сердца ослепительную взлетную площадку. Увидав в афише фамилию Костомаров, народ валом повалит в театр и проглотит любую Офелию.

– Ну еще не факт, что вы получите роль, – решила я остудить пыл Эльвиры.

Балчуг рванулась к письменному столу, с треском выдвинула ящик и сунула мне в руки листок бумаги. Контракт!

– Ну что? – торжествующе сверкнула она блестящими глазами. – Видали?

Да уж, Андрюшка не терял зря времени, вот старый греховодник!

– Ладно, – попыталась я изобразить понимание, – вижу у вас с братом все серьезно.

– Очень, – радостно подтвердила Эльвира, – у нас настоящая страстная любовь. Я буду его любимой, единственной, ведущей актрисой, как Мазина у Феллини. Мы поставим десятки пьес – Чехов, Шоу, Ибсен, Шекспир… О, я чувствую в себе столько сил! У режиссера должна быть муза. Только влюбленные могут подняться к вершинам.

Я молча слушала наивные благоглупости. И стало жаль бедняжку. Через два-три месяца Андрей найдет новый предмет обожания, и Эльвире придется туго. Тяжело падать с вершины таких надежд мордой об пол.

– Но как же Лида и дети? – прикинулась я озабоченной.

– Ну… – замялась Эльвира, – станем помогать бывшей семье материально, пусть в гости ходит, возражать не буду. Дети-то уже большие, не младенцы, слава богу.

– Андрей очень девочек любит!

– Я рожу ему сыновей! – заявила дурочка.

Усаживаясь в «Вольво», не переставала удивляться. Ну надо же оказаться такой наивной и всерьез надеяться на брак с Артамоновым. Впрочем, это личное дело Андрюшки, как он станет в данном случае выпутываться. Для меня сейчас важно другое. У Балчуг нет никаких оснований похищать Полю с Надей. Безусловно, существование Лиды ее злит, но Эльвира ощущает себя счастливой соперницей рядом с покинутой женой. Роль уже получила, в любви Андрюшкиной абсолютно уверена, ну зачем ей девочки?

Следовало признать, что и здесь у меня облом.

Тяжело вздохнув, я порулила к Подушкиным. Соседка из квартиры напротив, миловидная женщина лет пятидесяти, с простым, интеллигентным обликом, несколько удивилась визиту «майора милиции».

– Ваши коллеги меня уже посещали, – заметила она.

– Возникли еще вопросы, – ответила я, входя в квартиру.

Такая же комната, как у Подушкиных, только интерьер другой. Повсюду книги, журналы… На огромном письменном столе компьютер и какие-то непонятные приборы.

– Давно знаете соседей?

– Меня зовут Юлия Сергеевна, – представилась женщина, – с девочками знакома с рождения. Их отец, Павел Константинович, мой коллега по работе.

– Это интересно! – сказала я. – Расскажите поподробней.

Юлия Сергеевна улыбнулась:

– Боюсь, что не сообщу каких-либо полезных для вас сведений.

– Нас интересует любая информация.

Юлия Сергеевна стала рассказывать. Она математик, кандидат наук, всю жизнь работает в одном НИИ. Павел Константинович – профессор, доктор наук, заведует отделом, но не тем, где трудится Юлия Сергеевна Фомина, а другим.

Когда институт построил в Бутове кооператив, Фомина оказалась на одной лестничной клетке с Подушкиными. Отношения у них установились хорошие, близкие. Иногда одалживают друг у друга соль, спички, да все, что угодно. Пока девочки ходили в школу, у Юлии Сергеевны хранились ключи от соседской квартиры. Возвращаясь домой, сначала Вера, а потом и Аня звонили в дверь к Фоминой. И Павел Константинович, и мать – Карелия Львовна, просто горели на работе, пробиваясь на самый верх научного Олимпа. Юлия Сергеевна же вполне была довольна статусом кандидата наук и имела только один присутственный день в неделю.

– Аня – хорошая девочка, – вздохнула Фомина. – Добрая, спокойная, отзывчивая. Если видела, что я плохо себя чувствую, всегда бегала в магазин или аптеку и всегда безотказно. Вера обладала другим характером. Очень уж ревновала, когда Аня родилась, – вспоминала Юлия Сергеевна. – И разница в возрасте у них, можно сказать, никакая, а поди ж ты… Все требовала, чтобы ей покупали вещи, игрушки первой. Постоянно кричала: «Я старше!» Даже за столом вечно приглядывала, чтобы сестре, не дай бог, больше не положили… Могла сливы в тарелке пересчитать или клубнику… До смешного доходило – один раз у Анечки посреди зимы сапожки развалились, и ей купили новые. Так Вера не успокоилась, пока такие же не вытребовала. И ведь не нужны были, а все равно – раз Ане купили, и ей подавай.

Юлия Сергеевна как-то прямо сказала Карелии Львовне, что не следует потакать капризам старшенькой. Но мать только отмахнулась. Денег в семье достаточно, и приобретение лишних сапог не обременительно.

Так они и росли. Когда Ане исполнилось двенадцать лет, стало ясно, что девочка становится удивительной красавицей. Все обращали на нее внимание, и Вера страшно злилась. Лицо старшей было тоже приятным, с правильными чертами, но чего-то ей не хватало. Всего лишь милая мордашка, не более того. Старшенькая отпустила волосы до плеч, потом стала пользоваться косметикой… Когда Аня перешла в десятый класс, ее пригласили на съемки телевизионного фильма. Вера, к тому времени студентка театрального вуза, просто перекосилась от зависти. Накануне съемок Вера принесла тюбик с маской для лица и предложила сестре воспользоваться кремом:

– Будешь завтра как бутончик.

Обрадованная Анечка намазала личико и посидела с маской двадцать минут – так написано на упаковке. Когда же смыла белую, резко пахнущую массу, из зеркала на нее глянула физиономия, похожая на кусок сырой говядины. Расстроенная до слез Верочка кинулась накладывать на горевшие щеки сестры питательный крем, но стало только хуже. Аня, утирая слезы, приготовила компрессы из ромашки. Пришедшая Карелия Львовна, хорошо владевшая французским языком, обнаружила, что в картонной упаковке с рекламой «Омолаживающий гель» на самом деле – средство для чистки серебра. Анечка, не читавшая по-французски и не понявшая надписей на тюбике, нанесла на лицо эту едкую массу.

Ни о каких съемках речи идти не могло. Пришлось долго лечиться у дерматолога, но кожа еще полгода казалась воспаленной. Верочка картинно убивалась. Маску, желая услужить сестре, она купила в переходе у лоточницы… Отец с матерью успокаивали старшую дочь, бьющуюся в истерике, но Юлия Сергеевна ни на минуту не поверила актрисе.

– Позавидовала сестре, вот и подгадила ей, – вздохнула женщина.

Потом старшие Подушкины укатили по контракту в Америку, а Ане опять улыбнулась удача. У нее начала отлично складываться карьера в модельном бизнесе. У Веры же, решившей также показать себя на подиуме, дело не пошло…

– Думаете, она могла отравить Аню из-за роли в кино?

– Не знаю, – пожала плечами Фомина, – все-таки убийство, это уж слишком! К тому же у Веры не было оснований…

– Как? А участие Ани в съемках?

Юлия Сергеевна вздохнула. Она ничего не слышала об успехах младшей. Зато Вера приходила к ней, кажется, за спичками и расхвасталась. Ей предложили потрясающую роль в новом спектакле. Трагедийную! Электра!

– Она захлебывалась от счастья, – вспоминала Фомина, – просто упивалась, предвкушала головокружительную карьеру, фото в журналах и баснословные гонорары… А утром я увидела открытую дверь, и гарью тянет…

Юлия Сергеевна вошла в квартиру, позвала девочек. Но ответом послужила звенящая тишина. Соседка сначала заглянула на кухню и обнаружила на плите абсолютно черную кастрюльку, рядом на столике – пакет молока и банка с овсянкой. Ругая на все корки глупых девчонок, едва не устроивших пожар, женщина схватила кастрюльку и залила горячей водой. В комнату зашла случайно, сама не знает почему. Твердо уверенная, что Аня и Вера бегают где-то в городе. Но сестры оказались дома, рядышком, на диване.

– Сразу поняли, что они уже мертвы?

– Да, – кивнула Юлия Сергеевна. – Правда, Аня лежала со спокойным лицом, будто спала. Я даже потрогала ее за руку… А Вера вся скрюченная…

– Значит, вы думаете, что это сначала убийство, а потом суицид?

– Может быть, да, а может, и нет, – неопределенно сказала соседка.

– У вас есть какие-то подозрения?

– Да нет… – покачала головой Фомина, – зависть – страшная вещь, но мне не нравится записка.

– Думаете, Вера не могла такое написать?

– Написать-то могла, а вот воспроизвести на компьютере…

Машина появилась у Подушкиных уже давно. Павел Константинович любил работать по ночам, когда все спят. По странному стечению обстоятельств, в семье математика родились дети абсолютно гуманитарной склонности. Пошли в мать. И Аня и Вера совершенно не умели работать на компьютере.

– Они даже не умели его включать, – поведала Юлия Сергеевна, – а уж подсоединить принтер для них вообще запредельно.

– Может, выучились, а вы не знали…

– Если и освоили машину, то не раньше чем за двое суток до смерти, потому что Вере нужно было несколько дней назад сдавать реферат…

Девушка пришла к Юлии Сергеевне с просьбой распечатать работу. Та попеняла актрисе:

– У самих компьютер пылится, научились бы, в жизни пригодится.

– Ну не умею я с техникой обращаться, – засмеялась Вера, – даже с кофемолкой… Нет уж, буду к вам ходить, если не прогоните.

– Так что Вера совсем не знала машину, – заключила Фомина, – как же сумела и набрать, и распечатать?

ГЛАВА 8

Действительно, как Вера смогла воспользоваться компьютером? Причем не только включить «Виндоуз-95», но и найти программу «Ворд», набрать сообщение, а потом еще и напечатать. Это легко и просто, когда знаешь последовательность действий, а вот если нет…

Я тихо катила в Ложкино. Сентябрьский день догорал. Уже сворачивая к воротам, пожалела, что не купила в «Макдоналдсе» чизбургеров. Домашние солидарно презирают эту еду, но я бы с удовольствием поужинала. В пылу детективного азарта забыла за весь день хоть разок перекусить, и теперь мой бедный желудок жалобно сжимался. Войдя в холл и перецеловавшись с собаками, я прошла в столовую. Через секунду в дверь просунулась встрепанная Зайкина голова.

– Ужинать хочешь?

– А где все?

– Машка легла спать, говорит, голова болит, а Аркашка в ванной, с близнецами…

Из сына вышел на удивление нежный отец. И хотя наличие профессиональной няни Серафимы Ивановны снимает с родителей практически все тяготы ухода и воспитания, есть обязанности, какие выполняет только Кеша. Бутырская тюрьма вместе со всеми ее клиентами может уйти под землю, но в воскресенье с двух до четырех часов дня Кешка будет обязательно гулять с близнецами. Еще он их купает. Правда, здесь частенько разгораются споры с ортодоксальной Серафимой Ивановной. Няня убеждена, что дети должны укладываться спать ровно в восемь. Стоит стрелкам часов начать подбираться к урочному времени, как Серафима Ивановна выгоняет из детской всех животных, задергивает шторы, включает ночник и уходит в свою комнату. Подобный метод воспитания дал свои плоды. Анька и Ванька твердо знают – к ним никто не зайдет, рыдать бесполезно. Какое-то время они мирно играют друг с другом, потом засыпают. Если Кеша успевает приехать до половины восьмого – прекрасно, если нет… Вот тогда он проделывает фокус «мытье в ванной без звука и плеска». Хитрые близнецы знают: если папа прокрадывается боком в детскую и вытряхивает их из пижамок, не следует издавать радостных кличей.

– Тсс, – шепчет заботливый папуля, – вопить не следует, а то явится Сима и засунет под одеяльце…

После этого они быстренько залезают втроем в ванну и начинают пускать там мыльные пузыри до тех пор, пока не надоест…

– Ну так что, – повторила свой вопрос Ольга, – есть будешь?

– Может, бутерброд какой, – робко заикнулась я, гадая, что наша кухарка состряпала на этот раз.

– Чудесненько, – обрадовалась Зайка и сунула мне под нос миску с непонятным содержимым бело-зеленого цвета.

Я бесстрастно спросила:

– Как такое называется?

– Брынзовая помазка, – сообщила Ольга.

– Какая? – не разобрала я прилагательное.

– Паштет из брынзы, – пояснила Зайка, – ну давай, мажь на хлеб.

– А почему там такие зеленые кусочки?

– Слушай, – обозлилась Ольга, – если не хочешь есть, так и скажи.

Я взяла ломтик черного хлеба, положила сверху крошечку «помазки» и аккуратно откусила. К удивлению, оказалось вкусно – острое, пикантное блюдо.

– Из чего же ты такое соорудила?

– Нравится? – обрадовалась Зайка. – Страшно просто. Берешь коробочку брынзы, пучок укропа и кинзы, несколько зубчиков чеснока. Чеснок пропускаешь через давилку, зелень мелко режешь и все перемешиваешь с брынзой. За десять минут все готово.

Я искренне похвалила ее стряпню. Зайка обрадованно произнесла:

– Ладно тебе, завтра приготовлю салат «Нерон».

Я, тихо посмеиваясь, побрела в спальню. Интересно, помнят ли создатели поваренной книги, что император Нерон отличался буйным нравом и развратным образом жизни?

Утром первым делом поехала в больницу к Лидусе. Но к ней меня не пустили.

– Артамонова находится в палате интенсивной терапии, туда вход запрещен, – сказала хорошенькая медсестричка, сидевшая перед дверью с надписью «Реанимация».

– А этим почему можно? – обиженно ткнула я пальцем в небольшое окошечко.

Внутри реанимационного отделения у чьей-то кровати сидели три женщины.

Медсестра подняла ясные, чистые глаза и тихо сказала:

– Вот уж не стоит завидовать тем, кого пускают в эту палату к родственникам. А у вашей Артамоновой пока не крайняя степень тяжести, может, она и выкарабкается.

– Она пришла в себя?

– Пока нет.

– А какой прогноз?

– Обратитесь лучше к лечащему врачу, последняя дверь по коридору, Владимир Игоревич.

Доктор сидел у письменного стола и быстро писал что-то в толстой папке. Наконец захлопнул работу и равнодушно спросил:

– Чем могу служить?

– Я сестра Лидии Артамоновой…

Доктор снял очки и начал протирать стекла. Он орудовал мягкой замшевой тряпочкой так медленно и обстоятельно, что захотелось завыть от нетерпения. Наконец стекла заблестели, и врач выдавил:

– Пока поостерегусь делать прогнозы. На данный момент находится без сознания, дышит на аппарате…

– Она говорила что-нибудь?

– Нет, и в ближайшее время вряд ли скажет.

Тут дверь распахнулась, всунулась голова в зеленой шапочке:

– Там Хлебникова потяжелела.

Доктор извинился и вышел. Я осталась ждать его возвращения и от скуки принялась разглядывать бумаги на столе. Справа лежала история болезни Лиды. Ухватив пухлую папочку, принялась разбирать почерк эскулапа. Через две минуты стало понятно, что Лидуся была скорее мертва, чем жива, когда поступила в больницу. Просто удивительно, как она не скончалась на месте. Ей перелили безумное количество донорской крови, хорошо, хоть не было проблем – в карточке отмечалось, что у Артамоновой кровь первой группы, резус-положительный.

Вернулся доктор. Я спросила у него:

– В карточке написано, что у Лиды первая группа крови, тут не может быть ошибки?

– Нет, конечно, – усмехнулся доктор, – здесь же не школьный медпункт. Первая, резус-положительный. Кстати, такая же оказалась и у супруга. Мы всегда просим родственников стать донорами. В случае Артамоновой идеально подходил муж, тоже первая, резус-положительная кровь.

Интересное дело, подумала я, усаживаясь в «Вольво». В прошлом году Надюша пошла в школу. Учительница рассказывала им о строении человека и даже предложила самим определить свою группу крови. Есть сейчас какие-то экспресс-полоски. Наденька гордилась тем, какая у нее редкая кровь – четвертой группы. Андрюшка еще сказал ей, что тут как раз хвастаться нечем.

– Попадешь в больницу, врач посмотрит – четвертая группа, и перельет тебе бензин!

Надюша страшно обиделась, и Андрюшке пришлось объяснять, что он пошутил. Лидуша тогда сказала, что у нее тоже четвертая группа и бензин тут ни при чем. И вот теперь выясняется, что на самом деле все не так. Может быть, Лидуся не знала точно? Это родив-то двоих детей и перенеся небольшую гинекологическую операцию? Маловероятно. Сказала, чтобы утешить Надюшу? Просто глупо. Зачем придумала себе другую группу крови? Интересно, может ли у обоих родителей с такими данными родиться ребенок с четвертой группой?

Я схватила телефон и принялась названивать Женьке. Это еще один мой приятель в системе МВД. Женюрка работает много лет вместе с Александром Михайловичем. Он эксперт, или патологоанатом, или уж не знаю, как правильно называть человека, который получает удовольствие, ковыряясь в трупе, чтобы установить причину смерти. Профессия наложила на него соответствующий отпечаток: Женька всегда и во всем сомневается.

– Послушай, – закричала я, услыхав тихое «алло», – может ли у отца и матери с первой группой крови быть ребенок с четвертой?

– Запросто, – ответил Женька.

Я вздохнула, ну и глупости лезут иногда в мою голову.

– Если взяли ребенка из детского дома, какая разница, что у него за группа, – продолжал Евгений.

– При чем тут детский дом! – завопила я. – Ты с ума, что ли, сошел! Может ли у них родиться такая дочь?

– Ни дочь, ни сын, – уточнил Женя, – если у родителей первая группа, у ребенка практически никогда не получится четвертая.

– Что же ты сначала мне брякнул?

– А ты не уточнила, что ребенок родной.

– Если все же такая семья существует, о чем это говорит?

Женька захохотал.

– В таких случаях предпочитают как раз помалкивать. Вариантов несколько – либо взяли ребенка на воспитание, либо прибегли к услугам донора, либо…

– Что?

– Жена изменила мужу и скрыла сей факт, такое часто случается…

Забыв поблагодарить этого зануду, я развернулась и на всей возможной скорости понеслась к Артамоновым. Может, Наденька перепутала? Потому что если нет, это меняет все дело.

Я влетела в холл и накинулась на Валерию Петровну:

– Какая группа крови у Нади?

– Не помню, – удивилась Лера, – сейчас погляжу. – И сообщила через пять минут: – Четвертая, как у Лиды, а зачем тебе?

– А у Полины?

Валерия Петровна вытащила второй альбомчик и задумчиво произнесла:

– Тоже. Да что за интерес?

– В милицейском морге лежит девочка, похожая на Надю, у нее первая группа крови, – с ходу придумала я.

– Господи, – перекрестилась Лера, – слава богу, не наша.

Я выпила у нее кофе, узнала, что таинственные похитители так и не объявились, и вышла на улицу. Откуда ни возьмись набежали тучки, заморосил противный дождик. Сидя в «Вольво», я наблюдала, как прохожие бегут по тротуарам, прикрываясь кульками и газетами.

Неужели Артамоновы взяли девочек на воспитание? Нет, это невозможно. Хорошо помню свой приезд к Лидуське как раз накануне рождения Надюши. Был май, стояла немыслимая жара, и подруга, извинившись, осталась только в одной коротенькой футболочке. Тугой круглый животик со спускающейся от пупка темной полоской бесстыдно вылез наружу.

– Сил нет, как тяжело, – вздохнула Лидуля, показывая на опухшие щиколотки, – прямо не дождусь, когда все закончится.

Она на самом деле была беременна, такое не подделаешь. Потом Лида приезжала к нам в Париж. Ее по утрам мучительно выворачивало в ванной, и я узнала о второй беременности.

Неужели прибегли к искусственному оплодотворению? Андрюшка был невероятно заботлив по отношению к жене, когда та носила Надюшу. Он тер морковку и давил сок, жарил печенку, носился по всему городу за предписанными врачом гранатами… А потом с гордостью демонстрировал всем Надюшу, приговаривая:

– Вы только посмотрите, как на меня похожа: и глаза, и губы, и нос…

Стал бы он так себя вести в случае донорского оплодотворения? Да никогда. Конечно, ему хотелось детей, но только своих, кровных. Скорей всего и не согласился бы на такую процедуру! Правда, когда ожидалась Полина, отцовский пыл слегка угас. Соков он уже не выжимал и на рынок не бегал. Но все равно – гордился новорожденной чрезвычайно!

Да, в деле наметился новый поворот. Нужно узнать, можно ли зачать ребенка от донора без того, чтобы поставить в известность законного мужа. Существовал только один способ проверить, и я понеслась в Институт акушерства и гинекологии.

Заплатив в кассу целую тысячу рублей, получила талончик и влетела в просторный кабинет с гинекологическим креслом. Приятная дама, по виду лет пятидесяти, делая вид, что не замечает моего возбужденного состояния, ласково сказала:

– Садитесь, и давайте сначала заполним карточку!

Я принялась рассказывать придуманную на ходу историю. Вышла замуж поздно, детей иметь не могу, но муж, как назло, мечтает о ребенке. Признаться в бесплодности невозможно. Мужа подцепила, сообщив, что беременна, и супруг не простит обмана. Нельзя ли воспользоваться донорской спермой?

Врачиха взглянула на меня и удивленно спросила:

– Ничего не понимаю! Если у вас не может быть детей, зачем донор? Муж здоров?

– Абсолютно, – заверила я ее.

– Ну и прекрасно, а у вас, наверное, непроходимость труб?

– Именно, – закивала я.

– Тогда вопрос решаем просто. Возьмем сперму у мужа и введем искусственным путем.

– А от донора можно? – настаивала я.

Гинеколог решила, что перед ней сумасшедшая.

– Зачем вам донор, когда есть супруг?

– Не хочу, чтобы он узнал об обмане.