Текст книги "Дама с коготками"

Худая, прямо-таки изможденная женщина, тыча деревянными щипцами в бак, без всякого энтузиазма поинтересовалась:

– Опять школу прогуливает?

– Нет, нет, – поспешила я успокоить ее, – ищу тех, кто знал Ольгу Петровну Никишину, жившую здесь в 1945 году.

– Мы позже въехали, – вздохнула женщина, – спросите у Веры Андреевны, она тут раньше поселилась. Ее комната последняя, только стучите громче, а то бабулька крепко спит.

В этот момент на кухне появился муж.

– Маманька, – осведомился он, – когда жрать будем?

– Сейчас, погоди, – отмахнулась баба, и мужик безропотно ушел.

– Надо же так напиться! – посочувствовала я.

– Да он не пьяный, – удивилась тетка.

– Как не пьяный? – удивилась в свою очередь я.

– Так ведь стоит на ногах, ходит, а когда пьяный – лежит, – сообщила жена, вытаскивая вонючий пододеяльник.

Меня разобрал кашель, и пришлось убежать в коридор.

Бабулька Вера Андреевна не спала. Страшно обрадовавшись гостье, она насыпала в вазочку твердокаменных карамелек и принялась потчевать спитым чаем. На мой вопрос старушка радостно проговорила:

– Всю жизнь тут прожила, в 1945-м комнату дали, после войны, как орденоноске. Так не поверишь, детка, на ящиках спала. А теперь смотри, все есть – и стенка, и диван, и телевизор, и холодильник. Соседи замечательные. Василий, когда не пьет, все по дому делает, Анюта убирает. Живу как у Христа за пазухой. Они на работу, бывало, а я с их дитями сижу, как бабка. Не поверишь, большие уже, одни живут, а как приедут – все мне «бабуля», «бабуля» и конфет привезут. Другие люди лаются в коммуналках, а мы бы друг без друга пропали.

Я попробовала направить словесный поток в нужное русло:

– Не помните случайно Ольгу Петровну Никишину? Вроде жила тут в конце 40-х?

Вера Андреевна зацокала языком:

– Разве такой ужас забудешь? Никогда в жизни, страсть господняя. Это ведь я милицию вызывала, мне, бедняжке, и отмывать все пришлось!

– Что тут случилось? – попыталась я поторопить старушку.

– Убивство, – серьезно ответила та, – ты меня не мельтеши, дай по порядку рассказать.

Рассказ потек плавно, изредка убегая в сторону. Из сказанного складывалась страшная картина. Вера Андреевна въехала в квартиру первой, а через месяц появились еще жильцы и заняли остальные комнаты. Павел и Ольга. Павел – нелюдимый, вечно раздраженный, сторонился соседей. Ольга – черноволосая, отчаянная хохотушка, любительница погулять и поплясать. Иногда муж, приревновав жену, поколачивал подругу жизни. Но Ольгу ничего не брало, запудрив синяки, женщина продолжала весело хихикать, опираясь на народную мудрость «бьет – значит любит». Странная, не подходящая друг другу пара прожила бы, наверное, долго вместе, но тут Павел заболел. Стал худеть, кашлять. Врачи не находили никаких болезней, но мужчине делалось все хуже. Из-за болезни Павел совсем ожесточился и начал бить каждый день не только жену, но и пятилетнюю дочку. Ольга постепенно теряла веселость и однажды даже плакала в комнате у Веры Андреевны. Развязка наступила в декабре, как раз в Новый год. Утром Никишин избил жену так, что соседка пригрозила вызвать милицию. Павел буркнул: «Зови» – и ушел в комнаты. Вера Андреевна помогла Ольге умыться и заторопилась, в 1946 году опаздывать на работу не рекомендовалось. Уходя, женщина услышала истошный детский крик, отец принялся учить уму-разуму дочь.

В тот памятный день Вера Андреевна работала до пяти, ради праздника дирекция завода отпустила сотрудников чуть раньше, но домой женщина вернулась только около семи. Простояла по очередям, приобретая нехитрое угощение к новогоднему столу. Нагруженная авоськами и страшно довольная тем, что удалось на сахарную карточку получить конфеты, женщина вошла в квартиру. Поразила непривычная тишина, в нос ударил неприятный запах. Не подозревая ничего плохого, Вера Андреевна зажгла свет на кухне и закричала от ужаса. На линолеуме лежала окровавленная, мертвая Наденька. Очевидно, ребенок, умирая, ползал по кухне. Кровавая дорожка вела от плиты к холодильнику. В чистенькой кухне повсюду виднелись бурые пятна, словно жертва металась, пытаясь спастись. На ящиках, раковине, подоконнике тоже были багровые брызги. Не помня себя от ужаса, Вера Андреевна кинулась в комнату к соседям, распахнула дверь их спальни и второй раз за вечер заорала не своим голосом: на кровати совершенно спокойно лежал Павел. Руки сложены на груди, ноги ровно вытянуты. Казалось, мужчина спокойно спит, ужасало только одно – полное отсутствие головы. Шея обрывалась кровавыми лохмотьями, из которых торчали непонятного вида трубки.

Как Вера Андреевна не лишилась чувств, не– понятно. Но у нее хватило сил вызвать милицию, дождаться приезда специальной бригады и только тогда рухнуть на пол.

Трупы увезли, комнаты опечатали. Через неделю пришел участковый и велел убрать вещи Никишиных. На берегу Москвы-реки обнаружили пальто, платье и белье Ольги, сверху лежала придавленная камнем записка: «Господь простит мне все». Уголовный розыск долго не занимался совершенно ясным делом. После войны из всех щелей полезла всякая дрянь, и милиции стало недосуг расследовать обычную бытовуху. Ну убила баба мужа с ребенком, потом утопилась. Эка невидаль. Труп так и не нашли. То ли он зацепился за камни, то ли унесло течением.

Дрожащими руками Вера Андреевна вымыла комнату Никишиных, мебель разобрали соседи. К приезду новых жильцов ничто не напоминало о трагедии.

Спустя два-три года, уже в начале 50-х, в дверь позвонил приятного вида мужчина и спросил Павла Буйнова. Привыкшая считать соседей Никишиными, Вера Андреевна даже не поняла сначала, кого он имеет в виду. Потом, конечно, рассказала гостю о трагедии. Тот повел себя странно, сказал: «Собаке – собачья смерть» – и попросил стакан воды. Женщина повела мужчину к себе. И здесь он рассказал ей, что ищет Павла Буйнова с 1944 года. Оказывается, Павел на самом деле носил имя Андрея Пивоварова. Он служил полицаем и активно помогал гитлеровцам в Белоруссии. Но, очевидно, обладал достаточной прозорливостью, потому что незадолго до освобождения Минска убил ювелира Павла Буйнова, забрал его документы и исчез. Вместе с бумагами пропали царские золотые десятки, несколько дорогих камушков и колец. Почти семь лет понадобилось младшему брату Павла Буйнова, чтобы найти убийцу. Да только поздно. Враг лежал в могиле. Гость настойчиво спрашивал Веру Андреевну, не видела ли она золота, когда убирала комнату. Женщина объяснила, что Никишины жили очень просто, ели скромно, одевались как все. Вряд ли они имели большие деньги. Золота же в комнате никакого не было, только старая мебель и нехитрый скарб.

Мужчина оглядел байковый халат Веры Андреевны, старенькую софу, застеленную простым покрывалом, колченогие стулья и, очевидно, поверил женщине. Больше они никогда не встречались. И о Никишиных старушка стала забывать, история поросла быльем. Изумило ее то, что совсем недавно приехала красивая, высокая, полная дама в бежевом пальто. Разрезав принесенный торт, гостья назвалась сестрой Ольги Никишиной и попросила о ней рассказать. Бесхитростная старушка выложила всю правду.

Я попросила разрешения закурить. Значит, Люлю тоже знала историю убийства Буйнова и девочки. Ну и что? Полученная информация решительно ничего не прояснила.

– Никто больше не интересовался погибшими?

– Последнее время только эта дама, – пробормотала старушка.

– Что значит последнее время? – удивилась я.

– Ровно через год после их смерти пришла девушка, красивая, как картинка, блондинка с перманентом. Только сильно накрашенная, – стала рассказывать Вера Андреевна.

Удивило ее и то, что девушка, несмотря на темный зимний вечер, нацепила солнечные очки. Красавица сообщила, что скорей всего въедет в одну из комнат, и пришла ее посмотреть. Вера Андреевна не удивилась. Соседи, занимавшие бывшую жилплощадь Никишиных, только что съехали, получив квартиру, и комнаты стояли пустые. Молодая женщина пошла в бывшую спальню и все там внимательно осмотрела. Потом зазвонил телефон, и Вера Андреевна вышла. Когда же минут через десять снова решила зайти к соседке, дверь оказалась запертой. Женщина не стала волноваться, красть там нечего, одни голые стены. Через какое-то время незнакомка вышла на кухню и сообщила, что случайно захлопнулся замок и она с трудом сообразила, как открыть. Комната ей не понравилась: темная, окна выходят прямо на соседний дом. Она простилась с хозяйкой, пошла к входной двери, взялась за ручку, и тут Вера Андреевна заметила у нее на запястье весьма необычный браслет. Штук тридцать маленьких черепов из желтого металла, похожего на золото. Глазницы сверкали камушками – зелеными, красными, синими. Никогда Вера Андреевна не видела ничего подобного ни до, ни после. Браслет поражал каким-то отталкивающим великолепием – это была не та вещь, которую хочется иметь и носить постоянно. Но о вкусах не спорят, Вера Андреевна ничего не сказала. Потом в освободившиеся комнаты въехали Василий, Анюта и дети, жизнь завертелась колесом, старушка забыла о несостоявшейся соседке. Вспомнила о ней почему-то, лишь когда ее неожиданно посетила красивая гостья с тортом. Люлю, оказывается, очень заинтересовалась браслетом и попросила бабулю еще раз его описать…

Покалякав еще немного с говорливой бабулькой и выслушав весь набор жалоб, начиная со здоровья и заканчивая ценами, я стала прощаться.

Погода испортилась окончательно, в лицо сыпал мелкий снег, ледяной ветер пробрался за воротник. Я вскочила в машину, включила печку и посмотрела на часы. Надо же, всего пять часов, а уже темно. День выдался напряженный, хотелось отдохнуть в тишине, и я поехала к Войцеховским.

Но, едва открыв дверь гостиной, поняла, что покоя здесь не найти. Все самозабвенно ругались.

– Ну сама ты, Анька, виновата, – горячилась обычно апатичная Диана, – не хотела говорить, а ты в душу лезешь, вот и получай, что заслужила! Ты Пете надоела!

– Закусывать надо, когда пьешь, – огрызнулась Анна, – пойдем, Петя, собирайся домой.

– Никуда я не поеду, – заявил непокорный муж.

– Нет, поедешь, – завелась Анна и стала вытаскивать супруга из кресла.

Завязалась потасовка.

– Отстань от него, – зашипела Диана.

– Не указывай, как мне с родным мужем обращаться, за своим приглядывай, – окончательно вышла из себя Анна.

– Ты ему сто лет не нужна, – процедила Диана.

Кирилл совершенно спокойно читал газету, как будто это ругалась не его жена.

– Уж не ты ли меня заменишь? – ехидно спросила Анна.

Диана покраснела и, покосившись на Кирилла, сказала:

– Я честная женщина, мне чужого не надо.

– Ха-ха-ха, – очень внятно сказала Анна.

Диана вспыхнула свекольной краснотой и, топнув от злости ногой, вылетела из комнаты. Петька побежал за ней. Анна залилась злыми слезами.

– Пойди скажи своей жене, – закричала она Кириллу, – чтобы оставила моего мужа в покое. Слышишь?

И, подскочив к доктору, женщина вырвала у него из рук газету. Кирилл неожиданно спокойно произнес:

– Аня, не волнуйся, все обойдется. Лучше выпей валокордина или, если хочешь, рюмку коньяку, чтобы расслабиться.

– Мне не надо расслабляться, – завизжала Анна, – хочу, чтобы ты призвал к порядку свою жену, которая трахается с моим мужем.

– Дурдом, – вставила Лена. – Успокойся, Анюта, никому твое сокровище косорылое не нужно.

Дебоширка неожиданно рухнула в кресло и стала громко причитать:

– У него язва желудка, простатит, а корчит из себя белого и пушистого.

Кирилл вздохнул:

– Да не переживай ты так! Дианка тебя нарочно дразнит. Ничего у них с Петькой нет, натура у нее такая вредная, любит исподтишка дергать. Если хочешь знать, ей кровать до лампочки.

«Вот тут ты, милый, ошибаешься», – подумала я, вспоминая недавнюю сцену в Ларискином будуаре.

Доктор продолжал успокаивать Анну:

– Не обращай внимания, не дергайся, Диане от этого одно удовольствие. Сделай вид, что тебе наплевать, она и отвяжется от Петьки.

– Дать ей разок в нос, – продолжал Степа, – сразу угомонится. Ты бы Кирилл, правда, урезонил бабу.

Кирилл вздрогнул:

– Я для нее пустое место, слушать не станет. И вот ведь парадокс: не красавица, не умница, любовница аховая, хозяйка ужасная, а мужики липнут, словно мухи к говну.

Серж крякнул:

– Зачем вы с ней живете? Не в Италии находимся, развод разрешен, что мешает освободиться?

Доктор безнадежно махнул рукой и вышел. Наступило молчание. Потом его нарушил Степан:

– Дианин папа был такой замухрышистый инженер, всю жизнь на ста рублях в НИИ чах. А как перестройка началась, неожиданно занялся компьютерами. Оказалось, у него просто талант, за два года разбогател. Несколько магазинов, сервисный центр, куча мелких точек. Диана до тридцати лет в девках сидела, никто на такое сокровище не польстился. Баба она гадкая, вредная, капризная. Папа увидел, что на руках перестарок зреет, и купил Кирилла. Помог ему с работой, устроил в модную клинику. Зарплата в валюте, квартира у них с Дианой роскошная, дача в Переделкине, – а все Дианин папка, и блага жизни записаны на дочку. В случае развода Кирюха нищий, в одних штанах останется. Его благоверная это знает и издевается над мужем как хочет. То молчит целыми днями, то болячки у себя находит и в больницу укладывается. Не соскучишься. Жаль мужика.

– Видели глазки, что покупали, теперь ешьте, хоть повылазьте, – резко встряла в Степин монолог Лена.

Анна продолжала судорожно всхлипывать. Серж подошел к ней, обнял за плечи.

– Дорогая, – вкрадчивым, ласковым голосом завел психолог, – представляю, как тебе обидно. Вложить всю душу и сердце в Петю и оказаться в таком дурацком положении, да еще при посторонних.

Анна перестала рыдать. Серж помог ей подняться из кресла и повел в коридор.

– Сейчас он ее успокоит, – сказала Лена, – неприятная ситуация. Все и так знают, что Петр изменяет жене направо и налево, незачем концерт устраивать. Отвратительно, когда человек не может держать себя в руках. – И она стала наливать чай.

Мне расхотелось пить чай, настроение испортилось окончательно. Порывшись в сумке, я нашла телефон гинеколога Селезневой и договорилась о визите на завтра.

Глава 11

Римма Борисовна работала в ведомственной поликлинике. Кабинет походил на гостиную: мягкие диваны, глубокие кресла, огромный телевизор. Гинекологическое кресло и аппараты вокруг него напоминали центр управления космическими полетами – везде мигают зеленые лампочки, колеблются стрелки, и слышно мерное попискивание. Само светило, дама неопределенного возраста, была под стать кабинету: крупная, с царственной осанкой. Она прямо-таки благоухала безумно дорогим парфюмом от Диора. Немного выбивалась из общего великолепия пачка «Беломора», лежащая на столе. Такой мадам подошло бы другое курево.

За визит следовало отдать пятьдесят долларов, и, спрятав конверт, Римма Борисовна принялась расспрашивать о дамских проблемах.

Я решила изобразить богатую, скучающую кретинку, не понятую мужем, поэтому жалобы выглядели соответственно. Пропал интерес к жизни, ничто не радует. Исполнение супружеского долга превратилось в пытку, непонятные боли внизу живота, может, опухоль?

Римма Борисовна произвела тщательный осмотр, ловко щелкая всяческими кнопками. Потом, тщательно вымыв руки, усадила меня в кожаное кресло и, велев хорошенькой медсестре подать кофе, вынесла вердикт:

– Дорогая, по женской части вы абсолютно здоровы, сейчас редко встретишь женщину без каких-либо признаков воспаления.

И, отрабатывая гонорар, пустилась в медицинские советы. Успокаивающий травяной сбор, расслабляющие ванны, легкий массаж, витамины. Еще предписывалось съездить отдохнуть, полноценное питание и пятьдесят грамм коньяка на ночь.

Грустно покачав головой, я объяснила, что все меры уже испробовала, а результат нулевой. Просто руки на себя наложить хочется.

Гинеколог успокаивающе похлопала меня по плечу:

– Ну, ну, милая, выбросьте дурь из головы. Могу посоветовать чудесного специалиста – психотерапевта.

– Вы считаете меня сумасшедшей? – прикинулась я окончательной дурой.

– Упаси Бог, – засмеялась Римма Борисовна, – ну почему российские люди так боятся психотерапевтов? В Америке собственный консультант все равно что собственная зубная щетка. Чудесный доктор, профессор – Сергей Владимирович Радов. Кстати, когда у меня начались кое-какие жизненные неприятности, воспользовалась его услугами. Не поверите, проблемы решились моментально, наладился сон, аппетит. Нет, Серж – кудесник. Но принимает только по рекомендации. Хотите, составлю протекцию?

Великолепная идея! Попасть к Радову на лечение и попробовать найти ответы на вопросы, но мне нельзя идти к нему, нужен кто-то посторонний. Ладно, отправлю к волшебнику невестку. Пусть Зайка разнюхает, что к чему.

– Ну так как? – поинтересовалась Селезнева.

– Отличное решение, конечно, согласна.

– Тогда скажите ваше имя, отчество. Фамилия Васильева, правильно?

– Ольга Евгеньевна. А когда можно попасть на прием?

Светило пообещало связаться с доктором в ближайшее время и велело звонить ей в среду.

Покинув поликлинику, я понеслась домой. Маруся с Мишей где-то пропадали, Аркадий сдавал экзамен, Ольга сидела дома одна. Я очень люблю свою невестку, она платит мне взаимностью. Сколько раз мы выручали друг друга в разных ситуациях. Случился в нашей жизни странный день, когда Аркашка по ложному обвинению попал в тюрьму, были моя болезнь и тяжелая операция, автомобильная катастрофа, в которую угодила Зайка. И вообще много чего было. В результате мы стали отлично понимающими друг друга подружками. Правда, Аркашка утверждает, что нас роднит отсутствие мыслительных способностей.

Я поскреблась к Зайке в спальню и открыла дверь. Ольга сидела в кресле, и мне показалось, что глаза у нее опухли.

– Поругалась с Аркадием?

– Ничего не замечаешь? – вопросом на вопрос ответила девушка.

– Нет, а что?

– Второй такой дуры, как я, нет на свете, – в отчаянье сообщила Зайка.

– Слушай, а почему сидишь в темноте?

– Зажги люстру и не смотри на меня, – всхлипнула Зайка.

Вспыхнувший свет выхватил из сумерек Ольгино личико, что-то было не так. Приглядевшись, я ахнула: белокурая Зайка выглядела настоящей Мальвиной. Короткие волосы платиновой блондинки отливали ярко-голубым цветом.

– Как ты это сделала? – изумилась я. – Впрочем, выглядит эффектно, только необычно.

Выяснилось, что Ольга решила придать своим кудрям ореховый оттенок. Купила широко разрекламированную краску, наложила ее на волосы и, педантично следуя инструкции, держала сорок минут. Потом взглянула в зеркало и лишилась дара речи. Голова пламенела костром. Такого пронзительно-апельсинового цвета просто не существует в природе. Бешеная морковка! Заливаясь слезами, несчастная Зайка кинулась в ближайшую парикмахерскую. Мастера поцокали языками и намазали волосы новым красителем. Эффект не замедлил сказаться. Волосы приобрели приятный лягушачий оттенок. Зарыдав еще раз, страдалица купила тюбик «светлый каштан», подумав, что более темный цвет закроет огрехи. Не тут-то было. Волосы замечательно посинели. И вот теперь, выключив свет, она в отчаянии дожидалась возвращения из института Аркадия.

Мы попробовали пополоскать волосы в крепком растворе чая – безрезультатно, затем сунули их в растворимый кофе. Кобальтовая синева превратилась в каурую лошадиную масть. На этом решили остановиться и пошли заедать горе пирожными с кремом.

Откусив сразу половину эклера, я попросила:

– Заинька, сделай доброе дело.

– Завтра побреюсь наголо, – сообщила Ольга и спросила: – Что надо?

– Отправишься на сеансы к психотерапевту Сержу Радову, большому любителю дамского пола. Но, думаю, с таким цветом волос тебе ничто не грозит.

Зайка хихикнула и осведомилась:

– И зачем его посещать?

– Надо узнать, где он живет, как обращается с пациентами, разведать, нуждается ли в деньгах, и попытаться вычислить, есть ли у него какие-нибудь тайны. Ну что-то вроде убитой им бабушки!

Ольга всплеснула руками:

– Как же я это узнаю? Надо же такое придумать.

Я огорченно вздохнула:

– Не знаю, но пока единственное, что пришло в голову, запустить тебя к нему. Может, увидит молоденькую и язык распустит. А я попробую выяснить все о его любовнице – Лене Ковалевой. Ларису убил тот, кто боялся ее длинного языка. Пока что выяснила только один секрет: Петька спит с Дианой. Но вчера оказалось, что, во-первых, они этого не скрывают, а во-вторых, всем известно об их амурах. Причем Кириллу наплевать на похождения супруги, а Анна получает удовольствие, разыгрывая из себя жертву. Такая версия лопнула! Вот и хочу узнать профессорские тайны.

Зайка с сомнением покачала головой:

– Ладно, попробую, вдруг и правда разговорю психолога, даже интересно, кто кого? Он меня или я его? Борьба тигра с носорогом.

Мы со смаком закурили, когда во дворе послышался шум мотора. Вернулся Аркашка. Через пару минут сын влетел в столовую и поинтересовался:

– Пирожные уничтожаете? А что-нибудь посущественней будет?

Зайка кротко глянула на муженька:

– Кешик, ничего странного не замечаешь?

Супруг принялся вертеть по сторонам головой, потом спросил:

– Занавески новые? Миленькие, старые выглядели слишком аляписто.

Мы переглянулись. Драпировки покупали год назад и с тех пор не меняли.

– На меня посмотри, – велела Ольга.

Аркадий уставился на жену во все глаза, потом хлопнул себя по лбу:

– Олюшка, прости, совсем забыл, у нас что, годовщина свадьбы?

– Да, – огрызнулась Зайка, – пятнадцать лет!

– Сколько? – изумился сын. – Почему пятнадцать?

– Потому что с тобой год за пять идет, – возмущенно прошипела жена и покинула столовую.

И чего она так расстроилась? Ни один из моих четырех мужей не замечал никаких изменений в моей внешности. Хорошо, хоть утром узнавали, сразу вспоминали имя.

Кешка плюхнулся в кресло:

– Конечно, виноват! Надо подарок купить! Мать, ты что посоветуешь?

– Заглянуть в свидетельство о браке.

– Зачем? – растерялся Кеша.

– Там стоит дата свадьбы, – сообщила я.

Аркадий в полном недоумении пошел за документами. Я поглядела в окно. Опять стеной валит снег, а мне надо ехать к Войцеховским, забрать сумку и попрощаться. Хватит, нагостилась. Расследовать Ларискино убийство можно и живя дома.

В Комарово я прибыла перед ужином. Фрида как раз отчаянно ругала Катерину, переварившую картошку.

– Не умеешь готовить, не берись, – гремела она на весь дом, – как прикажешь есть эту кашу?

Кухарка лепетала что-то, оправдываясь, я прошла в гостиную. Серж, покачиваясь в кресле Владимира Сигизмундовича, читал газету. Петька и Диана хихикали на диване, Степан и Кирилл уставились в телевизор, Анна вязала, не было только Лены.

Захлебывающимся от возбуждения голосом диктор рассказывал об очередном заказном убийстве. На экране возникло изображение обезображенного тела.

– Кого взорвали? – оживился Петька.

– Депутата, – сообщил Степан, – дело взято под контроль президентом.

Я вздохнула. Бери дело под контроль, не бери дело под контроль – все равно не найдут! Где уж тут милиции разбираться со смертью какой-то Ларисы Войцеховской. Тем более что все родственники в один голос твердят о ее рассеянности и привычке держать на кухне банку со стрихнином! Скорей всего прикроют папочку – и в дальний уголок, с глаз долой. Вон сколько забот: то депутата кокнут, то банкира придушат. И никому, кроме меня, нет дела до бедной Лариски. Все уже забыли. Степка весело хохочет, Фрида ругается, а моя подруга до сих пор в морге, даже похоронить нельзя. Милиция почему-то не отдает тело.

Грустные мысли вертелись в голове, и стало невыносимо тоскливо. Ну кто же из этих милых, интеллигентных людей убийца?

Громкий треск прервал мрачные размышления. Серж вылез из кресла-качалки и заглянул под него. Одна из паркетин отскочила. Профессор попробовал было приладить деревяшку на место, потом сунул руку в образовавшуюся щель и вытащил круглую, заклеенную липкой лентой железную коробку. Внутри что-то громыхало.

– Давайте сюда, – потребовал Степан.

– Почему? – удивился Серж. – Я первый нашел.

– Какая разница, – полез в драку Петька, – сокровище наше, и вы тут совсем ни при чем!

– В завещании сказано, что сокровище достанется тому, кто его обнаружит, – сообщила Диана.

Степан злобно уставился на нее.

– Да, – сказал Серж, – именно так, – и потряс находку.

– Просто непорядочно забирать чужое, – произнесла Анна, – отдайте коробку, она принадлежит Войцеховским.

– Не тебе рассуждать о порядочности, – заявила появившаяся на пороге Лена. – Владимир Сигизмундович четко определил: клад достанется тому, кто найдет, значит – Сержу.

От возмущения лицо у Степана пошло красными пятнами. Он подскочил к Радову и попытался выхватить «клад», но профессор быстро опустил коробку в карман брюк.

– Думаешь, он с тобой поделится? – спросил Петька у Лены.

Та молча дернула плечом.

– Отдай коробку, ученый, – тихо произнес Степан.

– Нечего с ним разговаривать, – сказал Петька. – Хватай за руки!

Братья стали подбираться к Радову, Ленка кинулась защищать любовника, Анна дернула ее за руку. Назревала нешуточная драка. Внезапно Серж со всего размаху бросил алюминиевый кругляш в угол. Диана ловко подскочила и схватила его. Ломая ногти, женщина в мгновение ока отодрала скотч, сняла крышку, и взору ее открылась… россыпь разнокалиберных пуговиц и какой-то листок.

Кирилл взял у жены бумажку и медленно прочел:

– «Мои возлюбленные родственники! Принялись ломать пол, значит, я не ошибся в вас. Думаю, что уже обнаружили кое-какие сюрпризы: алмаз, жемчуга, изумруды, золотой слиток и рубин. Надеюсь – переругались до смерти. Но я все же люблю вас, поэтому сообщаю, не крушите дом. Все равно ничего не найдете. Ваш Владимир Сигизмундович».

– Чертов шутник, – взревел Степан и изо всех сил пнул вожделенную коробку. Пуговицы брызнули во все стороны. Петька разочарованно вздохнул. Ленка шлепнула Анну по рукам:

– Отпусти кофту!

– Драться будешь? – возмутилась Анна, изо всех сил дернув рукав.

– Отвяжись! – заорала Лена.

– Кому ты нужна! – взвизгнула Анна.

Ленка попыталась высвободиться, и в тот же момент рукав оторвался, обнажив белое плечо, украшенное татуировкой.

– Фу, – проговорила Анна, – ты похожа на проститутку с этой картинкой.

Девушка побледнела.

– Лучше быть честной путаной, чем лживой женой, – заявила она.

– Что ты имеешь в виду? – вскипела Анна. – Я, порядочная женщина, двадцать лет живу с мужем, а ты путаешься со стариками.

Серж молча уселся в кресло. Я попыталась успокоить страсти:

– Давайте ужинать, кушать хочется.

– Я с этой профурсеткой не то что есть, срать на одном поле не сяду, – сообщила Анна, – мне не пристало находиться рядом с гетерой!

– С кем? – вытаращил глаза Кирилл.

– С гетерой, – по буквам произнесла Анна.

– Кто это такая? – спросила Диана.

– Шлюха времен Римской империи, – пояснил Кирилл.

– Абсолютно верно, – подтвердила Анна, – низкопробная шлюха, которой не место среди нас, женщин, которые шли под венец, сохраняя невинность души и тела. Мы в свои двадцать не валялись по чужим койкам, а ждали своего единственного, принца, если хотите.

Петька приосанился. Кирилл хмыкнул, я опять попыталась восстановить мир:

– Пошли в столовую, а то здесь прохладно.

– По-моему, наоборот, жарко, – хмыкнул Степан, – Ань, хватит злиться, давайте ужинать.

Но невестку понесло:

– Ужинать, но только в приличной компании. Лариса была страшно неразборчива в друзьях. Вечно к вам в дом всякая шваль лезла.

Тут Ленкино терпение лопнуло, и девушка неожиданно спокойным голосом прощебетала:

– Анечка, хватит комедию ломать. Люлю мне рассказала о Карлосе.

– Все ложь, – немедленно отозвалась Анна.

Лена засмеялась и закурила тоненькую коричневую сигарету:

– Ложь, не ложь, но одна маленькая птичка принесла на хвосте интересное сообщение.

И Ленка принялась сыпать невероятной информацией. Люлю близко дружила с Зиной Громовой, сотрудницей Министерства просвещения. Как-то раз Зинка гостила у Войцеховских, а тут приехали Петька с Анной, они как раз только что поженились и ворковали, словно голубки. Зина взглянула на новобрачную, подняла брови, дождалась, пока молодожены удалились, и поинтересовалась у Лариски, давно ли Петя знаком с Анной. Люлю точно не знала. Тогда Зинуля, хихикая, сообщила, что к ней в министерство часто приходил знойный мексиканец Карлос, все продлял срок аспирантуры. Пару раз он показывал Зине свои фотографии с разными бабами, без конца хвастаясь победами над русскими девушками. В одной из любовниц Зинуля узнала Анну.

– Правда? – спросил Петька.

– Вранье, – продолжала твердить жена, но по ее побледневшему лицу было ясно, что это чистая правда.

– Ой, не могу, – простонала Диана, – наша ханжа из гулящих!

– Люлю все посмеивалась, когда Анна заводила разговоры о порядочных женщинах, – неслась, закусив удила, Ленка, – но ничего не рассказывала. Нравится этой дуре невинность изображать – пожалуйста. Хотя очень смешно.

– Вы ничего не поняли, – попробовала отбиться Анна, – нас с Карлосом никогда, никогда не связывали любовные отношения. Он мексиканец, человек, остро чувствующий, романтический, тонкий…

– И поэтому ты от него к Томазгену сбежала? – выпалила Лена.

– К кому, к кому? – заинтересовался Степка. – К Бромгексену?

– К Томазгену, – спокойно объяснила Лена, – к эфиопу, он тоже, как и Карлос, в Университете дружбы народов учился, на медицинском.

Все замолчали, пребывая в некотором шоке.

– Во, блин, дает! – не выдержала Диана. – Эфиоп! Это что, негр?

– Точно, – пояснила Лена, – правда, с Томазгеном Анька недолго прокрутилась, ее Сяо Цзы отбил.

– Просто фестиваль молодежи и студентов! – восхитился Кирилл. – Ну и Анька, какой успех! Сплошные иностранцы в постели!

– И ты, – неожиданно взорвался Петька, – ты не подпускала меня к себе целую неделю после свадьбы? Все ныла, что боишься, потом рыдала три дня и называла животным? А я, дурак, верил, берег невинную девушку!

Анна побледнела до синевы и стала оглядываться по сторонам:

– Они никогда не были моими любовниками. Просто ухаживали – театр, кино, рестораны. У всех девушек такое бывает, мало ли, что там Лариска выдумывала. Я шла под венец чистой девушкой.

– Это уж точно, – встряла Диана, – догадалась помыться перед загсом.

Анна рухнула на диван и вытащила из кармана большой, почти мужской носовой платок.

– Тебе, Лена, стыдно повторять всякие сплетни. Лариса, хотя о покойных плохо не говорят, не прочь была пошантажировать кого угодно. Всякое вранье собирала. Ты еще совсем молодая, нехорошо так жизнь начинать, мы были…

Ленка махнула рукой:

– Только не начинай опять про скромность и невинность. Карлос показывал Зинке твои письма со страстными признаниями, хвастун. Одно из посланий Зинуля утащила и отдала Ларке, чтобы та знала, кого в родственниках имеет. Хочешь, принесу? Мне Лариска говорила, где оно лежит!