Текст книги "Имидж напрокат"

Глава 3

В палату вошел Кирюша.

– Ты как раз вовремя, – обрадовалась Катя, запихивая сопящую Фиру в сумку. – Лампа, поздравь меня со счастливым разрешением от бремени. Ну, мы помчались. Надеюсь, Валера знает, какой у него странный кардиолог. Владелец этой клиники профессор Милов, мой бывший однокурсник…

– Можешь не повторять, – остановила я Катюшу, – отлично помню, что ты недавно говорила. Валерию принадлежит этот медцентр.

– Я это уже сообщила? – изумилась подруга.

– И кто из нас головой о пол треснулся? – захихикала я. – Чудесно знаю Милова, он всегда на твоих днях рождения поет и пляшет.

– Действительно, – пробормотала Катя. – Все, смываемся. Приду завтра вечером. Хотя нет, не смогу. Лиза притащит еду.

– Не надо, – засопротивлялась я, – того, что сегодня принесли, хватит на неделю для роты молодых голодных десантников.

– В ВДВ старые не служат, – резонно заметил Кирюша.

– Ой, чуть не забыла! – спохватилась подруга. – С Максом связаться не удалось. У него мобильный не отвечает.

– Оно и понятно, – кивнула я. – Наш клиент занимается овцеводством, его ферма расположена в глухом районе, где ни Интернета, ни мобильной связи нет. Макс предполагает провести там около недели, потом вернется к очагам цивилизации. Вообще-то до Австралии лететь сутки, Макс еще в самолете. Очень хорошо, что ему о моем падении неизвестно, а то он бы сразу назад отправился. Я же прекрасно себя чувствую, так что не надо ко мне таскаться. Дайте отдохнуть от вас.

– Ладно, – согласилась Катя. – Буду на связи с Миловым, все новости узнаю от него. Расслабься, не волнуйся, малышка Киса и мопсы у нас. Твоя квартира поставлена на охрану…

– И не сомневалась, что ты не бросишь ни девочку, ни собак, – улыбнулась я.

– Вещи в шкафу, – договорила подруга, – я прихватила все необходимое. Ой, чуть не забыла, я же записала тебя на экскурсию!

– Куда? – удивилась я.

– У клиники интересная история, – затараторила Катя, – при ней разбит огромный парк. Чтобы больные не скучали, для них организуют походы по саду, рассказывают об архитектуре здания. Стоит прогулка недорого, рассчитана на два часа. После полудня за тобой зайдут.

Мне совсем не хотелось бродить с группой незнакомцев, слушая всякую ерунду, поэтому я соврала:

– Голова болит, слабость сильная, подташнивает.

– Да? Сейчас же позову врача. Надо перевести тебя в реанимацию, поставить капельницу! – воскликнула Катя.

– Ой, нет, уже все прошло, – дала я задний ход. – Слушай, разве можно человеку с сотрясением мозга много ходить?

– Ты же себя вполне прилично чувствуешь, – вздохнула Катюша. – А насчет ходить… Нынче инфарктников на вторые сутки поднимают и на прогулку отправляют. Движение – жизнь. Тот, кто долго лежит в постели, рискует своим здоровьем. Не ленись, экскурсия тебе понравится.

Поцеловав меня, Катя и Кирюша ушли.

Потом на секунду в палату со словами «До свидания, люблю тебя!» заглянула Лиза.

Наконец-то я осталась одна. Полежав минут пять, я встала, открыла гардероб, порылась в саквояже, вытащила айпад и снова залезла в кровать. Конечно, не очень приятно свалиться с лестницы, тюкнуться маковкой о паркет и заработать сотрясение мозга. Но у всякой неприятности есть бонус: я сейчас могу спокойно поиграть в бродилку.

Честно признаюсь: люблю электронные игры. Если кто-то заглянет в мой планшетник, то подумает, что гаджет принадлежит подростку, а не взрослой женщине. Я купила все выпуски птичек, крокодильчика, собрала множество квестов. Но времени предаваться любимому занятию нет, я могу выделить на игру не более пятнадцати минут перед сном, и то меня постоянно отвлекает Макс, которому именно в тот момент, когда я пытаюсь вылезти из замка вампира, приспичивает поговорить со мной на какую-нибудь животрепещущую тему. Например, выяснить, почему у него в гардеробной каждая пара носков состоит из трех штук. Будь там один, я бы поняла озабоченность мужа – одна ступня в носке, а вторая голая, это неудобно. А три? Обе ноги в тепле, и есть носочек про запас. В чем проблема?

Я ткнула пальцем в экран, появилось изображение сундука. Как его открыть? Надо найти ключ! Невропатолог запретил мне работать на компьютере. Но я же не работаю, а развлекаюсь, и у меня не ноутбук, а планшетник. Ага, вот и ключ, он висит на дереве. Я обрадовалась… И тут в палату вошли две тетки, одна из них катила инвалидное кресло.

– Где ребенок? – забыв поздороваться и представиться, поинтересовалась та, что шагала впереди.

– Здесь нет детей, – пробормотала я.

– Негритенок, – уточнила более молодая, – новорожденный.

– Вы из родильного отделения? – осенило меня. – Здрассти.

– Перевозка рожениц и младенцев, – буркнула вторая. – Садитесь, мамаша.

Я отложила айпад и лихо соврала:

– Женщина и малыш ушли. У меня сотрясение мозга, я вам не нужна.

Незваные гости стали хором возмущаться:

– Во дает!

– Совсем головы нет!

– Родила и удрала!

– Ну и бабы нынче пошли!

Продолжая ругать непутевую мать, тетки, не попрощавшись, ушли.

Я хихикнула и опять уткнулась в планшетник. По экрану бегал злобный енот, с его клыков капала кровь… Следовало остановить этого вампира, я начала пулять в монстра шариками из ружья.

Спустя некоторое время я услышала тихие шаги, подняла голову и онемела. В комнате стоял… енот примерно моего роста. На голове у него виднелась розовая шляпка, одна лапа сжимала большую сумку, на талии был завязан клетчатый фартук.

Секунду я в оцепенении смотрела на зверя. А тот неожиданно оскалился, обнажились крепкие белые зубы… Как бы вы поступили, нежданно-негаданно обнаружив рядом с собой ожившее чудище из компьютерной игры?

Я скатилась с матраса и забилась под кровать. Но тут же поняла, что поступила глупо: следовало вызвать медсестру, кричать, звать на помощь, а я молча спряталась в самом неподходящем месте.

В палате слышались разные звуки: шорох, топот, стук, покашливание. Край свисающего одеяла начал медленно подниматься.

– А-а-а-а! – завопила я. – Помогите!

– Эй, ты чего? – спросил знакомый голос.

Под кровать заглянул человек. Я выдохнула: это не енот, а Володя Костин, мой старинный друг, бывший полицейский, а теперь заведующий следственной частью нашей с Максом фирмы.

– Кого ты испугалась? – недоумевал он.

– Енота, – призналась я.

– Енота? – переспросил Володя. – Они живут в лесу. Извини, если разочаровал тебя, но по Москве такие зверушки не разгуливают. И уж совсем точно еноты не бегают по больницам. Вылезай.

Я выползла из-под кровати.

– Видела его, как тебя. На нем была розовая шляпка, фартук, в лапе он держал вместительный ридикюль.

– Ага, – протянул Костин, – модный весь такой.

– Судя по наряду, это была девочка, – заметила я.

– Здорово! – весело воскликнул приятель. – У тебя голова не болит?

О чем думает Вовка, мне стало понятно сразу.

– Никаких психических сдвигов у меня нет!

– Конечно, – кивнул Костин.

– Я рухнула с лестницы. Стукнулась головой.

– Упала, потеряла сознание, очнулась – гипс, – пробормотал Костин. – Не волнуйся, все наладится.

– Я прекрасно себя чувствую! – разозлилась я.

– Ни секунды не сомневаюсь в этом, – слишком покладисто произнес Вовка и взял мой айпад. – Что читаешь?

– В бродилку играю, – призналась я, – «Енот-вампир» называется.

– А-а-а, – протянул Костин.

Я ощутила себя полной дурой, но не сдавалась:

– Енот сюда заходил!

– В шляпе, фартуке и с сумкой, – кивнул Вовка.

– Да!

– А ты его испугалась, залезла под кровать…

– Струсила, – призналась я. – Он такие зубищи оскалил!

Дверь открылась, в палату снова без стука бесцеремонно ввалились тетки с инвалидным креслом.

– Как тебе не стыдно! – сказала одна. – Мы проверили, наш вызов оформлен в седьмую палату.

– Где младенец? – налетела на меня вторая.

– Негритенок, – добавила первая. – Куда ты его затырила, а? В шкаф запихнула?

– Это кто? – ошалело спросил Костин.

Я округлила глаза.

– Вова, они уверены, что я произвела на свет чернокожего ребенка. И хотят забрать нас с ним в медцентр.

– Здешние условия не предназначены для мамочки с дитем, – уже мирным тоном пояснила первая тетка. – А вы, понятное дело, папочка?

Я не выдержала и расхохоталась.

– Нет, конечно, – ответил Костин. – Если ребенок негр, то как у него могут быть родители европейцы?

– Гримаса генетики, – нашла ответ другая тетушка. – Нам все равно, кто какого цвета и почему, наше дело мамашу с младенцем в специальное отделение доставить.

Костин посмотрел на меня:

– Это тоже больные? Они с лестницы упали?

– Сам ты со ступенек навернулся! – обиделась женщина с инвалидным креслом.

В палату вошла кардиолог.

– О, – обрадовалась я, – вот и доктор, которая, похоже, перевозку вызвала!

– Вы кто? – спросила Наталья Федоровна у женщин.

– За роженицей прибыли, а она в отказ ушла, – заявила первая медсестра.

– И негритенка своего спрятала, – возмутилась вторая.

– Здесь лежит больная с сотрясением мозга, – объяснила врач, – родила другая. Где ваша подруга, Лампа?

– Уехала, – безмятежно пояснила я, – вместе с ребенком.

– Раз покинула территорию отделения, я за нее не отвечаю, – обрадовалась кардиолог.

– Женщина, вы чего нам тогда голову дурили? – налетела на меня пожилая медсестра. – Кучу времени потеряли зря!

– Я сразу сказала, что в палате нет младенца, – напомнила я.

– Неубедительно сказали, – зашипела тетушка с инвалидной коляской, – мы решили, что вы врете.

Костин вытащил удостоверение и помахал им в воздухе:

– Гражданки, полиция! Здесь проводится допрос важного свидетеля. Ступайте в коридор и там выясняйте, кто, кого, зачем, куда, почему и с какой целью позвал.

Кардиолог и обе тетушки ойкнули и исчезли.

– Хорошо, что никто из них не попросил раскрыть «корочки», – улыбнулась я, – иначе бы прочитали, что ты из частной структуры, и не отстали б от меня, пока я им младенца не отдам.

Володя махнул рукой.

– Сама знаешь, никто ксиву внимательно не изучает.

– Зачем ты приехал? – спросила я в лоб.

– Ну и вопрос! – удивился Вовка. – Тебя проведать.

– И все?

– Да, – слишком быстро ответил Костин.

– Неправда, – усмехнулась я, – говори, в чем дело.

– Тебе надо подлечиться, – занудил Вовка, – отдохнуть, подождать, пока еноты чудиться перестанут.

Я дернула его за рукав.

– Енот был в палате, но спорить более на эту тему я не хочу. Немедленно рассказывай, что случилось.

Глава 4

Костин поерзал на табурете.

– Вчера поздно вечером пришел клиент, зовут его Михаил Николаевич Брунов, он рассказал такую историю…

Его мать Галина Максимовна лежала как раз в этой больнице – она сломала ногу. Не шейку бедра, просто лодыжку. Неприятно, но не смертельно. Вполне разумная женщина шестидесяти пяти лет без особых проблем со здоровьем, Галина Максимовна посещала спортзал, занималась йогой, практиковала правильное питание. Она никогда не была религиозной. В доме у Бруновых нет ни одной иконы, Библии и других божественных книг тоже нет, в церковь ни мать, ни сын не заглядывали.

И вдруг!

Приходит Михаил утром к мамаше с кефиром, а та ему говорит:

– Сынок, приведи ко мне батюшку.

Брунов сначала не понял, о чем речь, решил, что мать об его отце вспомнила, и очень удивился:

– Так он двадцать лет назад к другой бабе ушел, ты даже имени его слышать до сих пор не желала.

А Галина Максимовна в ответ:

– За каким чертом мне этот идиот? Хочу видеть священника.

Михаил и вовсе изумился:

– Ты же неверующая.

Мать разозлилась:

– Приведи батюшку из церкви при клинике, я креститься хочу.

Сын подумал, что у нее от лекарств поехала крыша, поэтому спорить не стал.

Местный священник пришел к пациентке и поговорил с ней. Через десять дней Галина Максимовна умерла. Причем до этого ее состояние у медиков никаких опасений не вызывало. У нее оторвался тромб…

– Печально, – вздохнула я, – однако такое случается.

– Слушай дальше, – попросил Володя.

Брунов похоронил мать без отпевания. Ему, атеисту, не воцерковленному человеку, не пришло в голову провести обряд. Спустя дней десять после ухода матери Михаил вечером, сидя у телевизора, переключал каналы и случайно наткнулся на интервью с каким-то священником. Тот подробно рассказывал, как надо поминать умерших, объяснял, почему это необходимо делать. Спокойная рассудительная речь пожилого священника произвела впечатление, и Брунов подумал: «А вдруг на небе кто-то есть?» На следующий день он пошел в ближайшую церковь поинтересоваться, можно ли отпеть мать после похорон.

В храме тогда находилась только старушка с веником, она в ответ на его вопрос спросила:

– Матушка-то крещеная была?

Сын растерялся.

– В больницу к ней приходил священник, мама вроде собиралась надеть крестик, но я точно не знаю.

– Вы сначала у того батюшки спросите, было ли крещение, – посоветовала бабка, – а потом возвращайтесь к нам.

Михаил Николаевич отправился в клинику и нашел настоятеля тамошней церквушки.

– Помню вашу матушку, – сказал тот, – но я не проводил обряд крещения, поскольку она об этом не просила.

– Неужели? – удивился сын. – Мне мама так и сказала: «Приведи батюшку из больничной церкви, я креститься хочу».

– Возможно, вы не совсем правильно поняли ее слова, – вздохнул священник, – мы с вашей матушкой просто поговорили. Поскольку это не исповедь была, могу вам содержание беседы передать. Галина Максимовна рассказала, что ночью к ней в палату вошла ее бабушка Евдокия.

– Кто? – поразился Михаил. – Вся мамина родня давно на кладбище: ее мать с отцом – Анна и Максим, а также бабка, которую звали Елизаветой. Ни о какой Евдокии я никогда не слышал.

Собеседник, облаченный в рясу, сложил руки на животе и продолжил:

– Галина Максимовна спала, но вдруг проснулась от шепота: «Галочка, внученька…» Открыв глаза, ваша матушка бросила взгляд на будильник на тумбочке – у него цифры и стрелки в темноте хорошо видны, – времени было два ночи. А затем рядом с кроватью она увидела женщину, одетую как монахиня, на груди у нее висел крест.

Галина Максимовна испугалась, хотела позвать медсестру, но монашка ей ласково сказала: «Не бойся, дурного тебе не сделаю. Я твоя пра-прапрабабушка, жила в шестнадцатом веке при монастыре. Обитель находилась в лесу, на нас напали татаро-монголы, всех убили. Мне было всего шестнадцать лет, я была невинной девушкой, и за мученическую смерть Господь разрешил мне стать ангелом-хранителем своих потомков. Внученька, ты должна покреститься, потому что за тобой на следующей неделе смерть придет. Иначе ты попадешь в ад, а там! Смотри…»

Володя взял со столика бутылку воды, открыл ее и начал пить.

– Странная, однако, история, – пробормотала я. – Пожилая женщина, которую в клинике накачали обезболивающими, увидела сон. Ведь понятно же, что никакая «прапра…бабушка» к ней в палату на самом деле не приходила, это невозможно. И «монахиня» несла чушь. Татаро-монголы убили тех, кто жил в обители? Ерунда!

– Почему? – неожиданно заспорил Володя. – Это как раз возможно. Нравы в шестнадцатом веке были суровые, завоеватели не жалели тех, кого поработили.

Я улыбнулась.

– А в пятнадцатом веке, в тысяча четыреста восьмидесятом году, случилось так называемое стояние на реке Угре, битва между царем Иваном Третьим и ханом Орды Ахматом. Историки считают, что с победой русского государя татаро-монгольское иго закончилось.

– Ну ты даешь! – восхитился Костин. – Я тоже учил в школе всякие даты, но давно их позабыл.

– Я была маменькиной дочкой, – вздохнула я. – Меня не выпускали гулять во двор с другими детьми, я ходила везде за ручку с родителями. Если на улице дул ветер, шел дождь или снег, я сидела дома – мамуля очень боялась, что ребенок заболеет. Компьютеров в то время не было, по телику шли какие-то нудные программы, по радио пели бодрые песни и рассказывали о посеве-жатве и надоях. Что мне оставалось делать? Только читать. Вот я и ползала по книжным полкам, отец собрал великолепную библиотеку. Но не о моем детстве речь. «Монашка» напутала: либо обитель разрушили не татаро-монголы, либо разгром случился не в шестнадцатом веке. И меня смущает сообщение о невинности Евдокии.

– В прежние века вступать в добрачную связь считалось постыдным делом, таких грешниц камнями забивали, – авторитетно заявил Костин.

– Может, и так, – согласилась я, – но если у Евдокии не было мужчины, значит, и детей быть не могло. И как тогда Галина Максимовна могла стать ее внучкой?

Вовка открыл рот.

– Я идиот! Почему не заметил элементарной нестыковки?

– Не стоит себя ругать. Почему сразу идиот? Просто дурачок, – хихикнула я. – Однако забавный сон привиделся матери Брунова.

Костин встал и бросил пустую бутылку из-под воды в мусорную корзину.

– Михаил историю плохо знает, а про то, что у невинной монашки детей не было, как и я, не подумал. Он тоже решил: матери приснился кошмар, а священник продолжал рассказ. Евдокия пообещала Бруновой скорую смерть, сказала, что некрещеная женщина попадет прямиком в ад, где будет терпеть бесконечные муки, и показала ей картину преисподней. У «монашки» была с собой икона, которая засветилась, и больная, увидев, что творится в аду, испытала сильный испуг. Прапра…бабушка ее успокоила: «Можно избежать ужаса. Для этого надо покреститься в церкви Святого гонимого Валерия и отписать ему все свое имущество». Наутро Брунова отправила сына к батюшке из больничной церкви. Когда тот пришел, Галина Максимовна попросила его дать ей адрес той самой церкви. Священник ответил, что такого прихода в Москве нет, посоветовал почитать Закон Божий, другие книги и ушел.

– Галина Максимовна вовсе не намеревалась пройти обряд крещения, а пыталась отыскать каких-то сектантов, – сказала я. – Сын неправильно понял мать, когда та заговорила о своем желании.

– Ну да, – согласился Костин.

– Отлично! – воскликнула я. – Похоже, вовсе не сон Галине Максимовне привиделся.

– Точно, – кивнул Володя, – кто-то на самом деле входил в ее палату. Но Брунов, поговорив с матерью, уехал домой и решил, что та слегка тронулась умом. Вскоре она скончалась, сын, погоревав после похорон, жил дальше. Через полгода, когда следовало вступить в права наследства и оформить материнскую квартиру на себя, Михаил отдал нужные бумаги адвокату, и… через несколько дней ему кирпичом на голову упало невероятное известие. Оказалось, что просторные четырехкомнатные хоромы, дача Галины Максимовны и все остальное имущество было ею подарено некоему Самсонову Леониду Петровичу, гражданину России, проживающему в Нью-Йорке. Михаил Николаевич устроил разбирательство и выяснил, что мать составила дарственную. Брунову показали ее копию, и у него не возникло сомнений: документ был подписан самой Галиной Максимовной, там же имелись данные ее паспорта. Дарственную составили за день до ее смерти.

– Ну и ну, – протянула я.

– Дальше – больше, – продолжал Костин. – Брунов-то не сомневался, что апартаменты будут его, и ждал, пока истекут шесть месяцев.

– Странно, что он не забеспокоился раньше, – перебив друга, удивилась я.

Вовка подошел к холодильнику.

– А чего ему было дергаться? Братьев-сестер у него нет, он единственный ребенок у матери. Галина Максимовна тоже была одна дочь у родителей, тетей-дядей и прочей родни у Михаила нет. Смысл нервничать? Миша с супругой и дочкой жили в небольшой двушке, а мать наслаждалась жизнью в четырехкомнатной квартире. Она неоднократно говорила сыну и невестке: «Купила вам на свадьбу отдельное жилье, потратила все накопления, больше ничего не просите. Когда лягу в могилу, сыну мои апартаменты достанутся, все его будет, а пока вам и в своей норке хорошо». Михаил был настолько уверен в получении наследства, что начал копить деньги на ремонт четырехкомнатных апартаментов.

– Интересная история, – протянула я.

– Погоди, это еще не все, – остановил меня Костин. – Выяснилось, что Леонид Самсонов переадресовал подарок Бруновой другому человеку, Злотниковой Елене, та тоже русская американка. А уж у нее квартиру приобрела фирма «Медветлабпет», которая принадлежит богатому бизнесмену Павлу Петухову. К нему претензий никаких нет, он честно недвижимость купил. Собирался селить там партнеров из провинции, которые регулярно наезжают в Москву. Гостиницу им снимать ему показалось накладно. Так многие фирмы поступают – покупают жилье для временного проживания командированных. Ну, твое мнение обо всем услышанном?

Глава 5

Я села и подсунула под спину подушку.

– Полагаю, мы с тобой совпадем в оценке произошедшего. Американец Самсонов связан с мошенниками, Злотникова Елена тоже одна из них. Павел Петухов, вероятно, замешан в этой истории случайно. В больнице есть человек, который работает на аферистов. «Монахиня» не могла попасть ночью в палату без помощи кого-то из сотрудников. Ведь Брунова как-то связалась с мошенниками. Да, да, в медцентре точно работает темная личность. Между прочим, акт дарения подписывают в присутствии нотариуса, наверное, он тоже из этой шайки.

– Как раз тут все чисто, – перебил меня Вовка, – я в пять минут выяснил, что за юрист выезжал в клинику. Это была Екатерина Михайловна Авина, которая рассказала, что вызов оформил и оплатил Михаил Николаевич Брунов, сын Галины Максимовны. Нотариус описала клиента – приятный худощавый мужчина, брюнет, невысокого роста, с бородой, в очках. Но! Настоящий-то Михаил полный лысый дядька, растительности на лице у него нет, и со зрением все в порядке.

– Ай да нотариус! Почему же она не проверила документы мужика? – рассердилась я.

– Зачем? – пожал плечами Володя. – У тех, кто оформляет выезд юриста в клинику или на дом, паспорт не требуют. Просто просят оплатить услугу вперед, дабы избежать проблем с глупыми весельчаками. Есть же идиоты, которые зря вызывают «Скорую», полицию, пожарных, с нотариусами так же «шутят». Брунов отдал всю сумму, сообщил паспортные данные матери. На следующий день шофер привез Екатерину Михайловну в больницу, она в палате все оформила, вот у Галины Максимовны паспорт она внимательно изучила. А мне сказала, что больная радовалась: «Вот какая я молодец! Паспорт с собой прихватила и домой его после оформления в клинику не отправила. Прямо почуяла: понадобится он мне». Во время составления дарственной в палате находилась помощница Авиной, она подтверждает слова начальницы.

– И ее не удивило, что нотариуса приглашал и его услуги оплачивал сын, а квартиру дарительница отдала другому человеку?

Костин вытащил из холодильника глазированный сырок.

– Можно съесть? Очень проголодался.

– Лопай все, – милостиво разрешила я.

Володя развернул обертку.

– Я задал Авиной тот же вопрос.

– Про сырок? – осведомилась я.

Костин взглянул на меня:

– Нет. Поинтересовался, не насторожило ли Екатерину Михайловну, что хоромы получает не родственник. Она ответила, что ее, более тридцати лет работающую нотариусом, не удивит даже передача Алмазного фонда в руки Буратино, главное, чтобы деревянный мальчик с длинным носом и его благодетель имели на руках паспорта и оба подписали бланки.

– Постой! Значит, Самсонов прилетал в Москву? – удивилась я.

– Ну да, – кивнул Костин. – А что, не так уж и далеко от нас до Нью-Йорка, часов одиннадцать лету. Оперативно работают.

– По-моему, этот Самсонов на самом деле живет в России, – покачала я головой, – ты бы проверил данные у пограничников.

– Уже сделано, – кивнул Костин. – Будешь сильно разочарована. Леонид Самсонов является владельцем магазина эксклюзивных подарков, он регулярно прикатывает в Москву из США, скупает у разных мастеров авторские поделки: валяных из шерсти зверушек, вышивку, кружевные платки, украшения. По мне – это дрянь редкостная, но в Нью-Йорке такая чепуха людям нравится. На период подписания договора дарения Самсонов как раз находился в столице России. В общем, все чин-чинарем: предъявил действующий российский паспорт, получил жилплощадь и улетел. То, что потом он хатку Злотниковой передарил, зафиксировал уже американский юрист – Елена-то в США живет. Одним словом, ни к чему нельзя подкопаться.

Я вскочила с кровати.

– Надо найти того, кто организовал явление невинноубиенной монашки. Михаил может назвать дату, когда его мать беседовала с жертвой татаро-монгольского ига?

– Да, двадцать пятое января, Татьянин день, – кивнул Володя. – А умерла она третьего февраля.

– Значит, вступить в права наследства Брунов мог третьего августа, – быстро посчитала я. – Хм, а сегодня у нас восемнадцатое сентября. Почему Михаил сразу к тебе не пришел?

– Он сначала в полицию обратился. И там его послали куда подальше – криминала не увидели, – пояснил Костин. – Церкви Святого гонимого Валерия нет, то есть официально она не существует, где шаманит, в бубен бьет, неизвестно.

– Ты сам бывший полицейский и знаешь, как твои коллеги «любят» по остывшему следу рысить. Они просто решили не браться за явный висяк, – резюмировала я. – Мошенничество совершено полгода назад, а Брунов только сейчас о нем узнал.

– Потом Михаил обратился к частному детективу. К нам он пошел…

– Можешь не продолжать, – вздохнула я, – понимаю, почему он сразу не стал с фирмой Макса связываться. Нам деньги платить надо, вот Брунов и подумал: сыщик-одиночка ему дешевле обойдется. Да только зря отдал доллары, взамен ничего не получил.

– Евро, – поправил Костин. – Через неделю ему представили сведения, которые ценности не имеют. Жертве мошенников рассказали о Павле Петухове и его фирме, кто до бизнесмена жильем владел, не выяснили. Сведения явно взяли из Интернета. А я дальше по цепочке пошел, про Самсонова и Злотникову информацию раздобыл.

Я включила чайник и полезла в коробку с пакетиками.

– Завтра узнаю, кто из врачей и медсестер дежурил в ту ночь, когда появилась лжемонашка. Выясню имя, а вечером, когда все уйдут, поболтаю с девушкой на посту. Доктор, который должен в ночное время находиться в отделении, как правило, отправляется спать в ординаторскую, приказав среднему персоналу не смыкать глаз и разбудить его, если кому-то станет плохо. Сестричка тоже хочет придавить подушку, но у нее вздремнуть не получается, вот и мается несчастная, то книжку почитает, то в ноутбуке пороется. Завтра принеси мне коробочку красной икры, но развесной малосольной, в жестяной банке не бери, ее нельзя попробовать, может дрянь попасться. А еще колбаски дорогой, сыру хорошего, батон белого хлеба, пачку сливочного масла.

– До того, как с лестницы навернуться, ты придерживалась здорового питания – кашки, овощи, сухофрукты, орехи, белое мясо индюшки, а тут вдруг такое чревоугодие, – удивился приятель.

– Деликатесы не мне, а медсестре, – пояснила я.

– Может, лучше тортик? – заспорил Вова. – Конфеты, шоколадка…

– Забыл, что Катерина хирург? – засмеялась я. – Она частенько говорит: «Меня от сладкого, которое больные притаскивают, тошнит. Ну почему все тащат докторам бисквиты с безумными кремовыми розами? В ординаторской их каждый день по пять-шесть штук стоит. Люди хотят, чтобы я скончалась от диабета? Или лопнула от жира? Отчего никто не угостит врача хорошей колбаской, икоркой, дорогим сыром? Я бы очень такому обрадовалась».

– Понял, – сказал Костин. – Постарайся раздобыть побольше информации. Ну, я поехал по делам – работы в последние дни невпроворот. Не вовремя ты с лестницы спланировала, без тебя я как без рук.

– Долго болеть ты мне не дал, – усмехнулась я, – даже в больнице работенку нашел.

– Это случайно получилось, – начал оправдываться Костин, – если бы Галина Максимовна не в этой же клинике лечилась…

– Прикупи еще и пирожных, – перебила я, – но только не в супермаркете, в кондитерской «Чай и булочка».

– А говорила, что у врачей от сладкого диабет начинается, – напомнил приятель.

– Я подумала, вдруг медсестра икру не любит? – вздохнула я. – Купи штук десять, разных.

– Она же лопнет! У нее живот заболит! Разве можно столько эклеров зараз сожрать? – усомнился Костин.

Я погрозила ему пальцем.

– Разве я говорила про трубочки из заварного теста? Сказала же, разные – корзиночка, наполеон, шоколадный мусс… И я тоже угощусь.

– Ясно, – пробубнил Костин. – Хорошего тебе дня. И приятного аппетита.