Текст книги "Рваные валенки мадам Помпадур"

Глава 1

Жизненные трудности лучше всего переживать в красивой обуви.

Я отошла от витрины магазина, моментально ступила в лужу, прикрытую палой листвой, и оказалась почти по щиколотку в воде. Ноги сразу промокли. Ну кто бы мог подумать, что в начале осени в Москве ударит мороз, с неба посыплется дождь, повалит мелкая крупа, а на тротуарах заварится грязная каша? Я планировала купить себе симпатичные теплые сапожки этак недели через три, а они понадобились уже сегодня. К сожалению, в последние годы зимой улицы Москвы поливают какой-то гадостью, и мои прошлогодние ботиночки с опушкой из цигейки пришли за пару месяцев в полнейшую негодность. На них, правда, не проступили противные белые разводы, которые появлялись на обуви в прежние годы, когда дворники высыпали на мостовые килограммы соли. Но ботиночки скукожились, покрылись трещинами, мех напоминал шубу плохо выбритого ежа, а платформы – куски дерева, обглоданные термитами. Интересно, из чего сделан реагент, который в газетах называются «экологически безопасным»? Его готовят из реактивных отходов? Или, может, используют отбросы химического производства? Впрочем, я не специалист и не буду злопыхать – вероятно, смесь, которую щедро выплескивают поливальные машины, на самом деле не наносит вреда природе, просто я купила некачественную обувь. А еще у меня в джипе щетки никак не могут очистить ветровое стекло, а лишь гоняют по нему туда-сюда некую субстанцию, более всего похожую на жидкое масло.

Я горестно вздохнула, шагнула из лужи и незамедлительно попала в другую. Мне захотелось заплакать, но я занялась аутотренингом. Спокойно, Танечка, это всего лишь маленькая, совсем незначительная неприятность. Голос разума моментально заглушил вопль эмоций. Ага! Незначительная неприятность! Ну-ка, походите в насквозь мокрых туфлях во время стихийно возникшего холода! Мне срочно нужны новые сапоги, и я отлично знаю, какие именно. Недавно видела в глянцевом журнале замечательную модель – нечто вроде валеночек из овчины. Удобная подошва, на такой не поскользнешься, замша пропитана специальным составом, на ней не задерживается ни грязь, ни вода, и главная фишка – внутри мех, очень тепло, уютно, ну прямо как в домашних тапочках. Москвички уже оценили прелесть новинки, я сейчас на многих вижу валеночки, их называют угги. Вон идет девушка в розовых, чуть поодаль – женщина лет сорока, в ярко-синих. Обе торопятся по своим делам, а я, как дура, мокну в луже. Но где купить угги? Мне они ни разу не попались на глаза – может, я захожу не в те магазины?

Я выбралась из очередной лужи и посмотрела на мобильный. На работе надо быть через час, а вон там, на расстоянии вытянутой руки, возвышается огромный торговый центр. Есть время в него заглянуть, авось мне повезет, и там найдутся вожделенные угги. Впрочем, я так основательно промокла, что готова купить любую сухую обувь! А еще очень хочется горячего кофе и булочку с корицей. Конечно, с моим весом лучше ограничить себя в мучном и сладком, но от постоянной диеты у меня портится настроение. Поэтому я решила: в понедельник, среду, пятницу и воскресенье питаюсь зеленью и пью пустую воду, зато во вторник, четверг и субботу ем, что заблагорассудится. Можете мне не верить, но за год я потеряла почти двадцать кило, и сейчас, когда становлюсь на весы, стрелка замирает около цифры 70. Правда, сегодня понедельник, день салатных листьев, но нет правил без исключений: я промокла и могу заболеть. А всем известно, что лучшая профилактика простуды – это горячий сладкий латте и пара плюшек. Есть запретную выпечку я собираюсь не потому, что обжора, а исключительно ради сохранения здоровья.

Договорившись с собственной слабо сопротивлявшейся совестью, я вошла в просторную галерею магазина, повернула голову и чуть не завизжала от радости.

Прямо по курсу в витрине стояло многоцветье уютных сапожек из овчины. Не веря своим глазам, я ринулась в торговую точку и спросила у продавца, меланхолично дремавшего за прилавком:

– Это угги?

Парень приоткрыл глаза и безо всякого энтузиазма ответил вопросом на вопрос:

– Что вы хотите?

– Угги, – в полном восторге повторила я.

– Мы ими не торгуем, – фыркнул юноша и попытался снова уснуть.

Я расстроилась, но потом еще раз оглядела армию изделий из овчины и возмутилась:

– Да ваш магазин забит угги, или уггами, не знаю, склоняется ли название.

Продавец молча сопел в углу. Меньше всего он хотел заниматься покупательницей, но я была полна решимости обзавестись обновкой, поэтому, бросив взгляд на беджик, который украшал свитер лентяя, громко сказала:

– Александр! Немедленно очнитесь!

Юноша вздрогнул и с трудом сфокусировал взгляд на мне.

– Что вы хотите?

– Угги, – сердито ответила я.

– Мы ими не торгуем, – зевнул Александр.

– А то, чем заполнены витрины, на самом деле – босоножки? – ехидно осведомилась я. – Или вьетнамки?

Моя настырность пришлась Александру не по вкусу, он скривился и заявил:

– Мы работаем лишь с качественным товаром, элитным, предлагаем вещи повышенной ценовой категории. Угги – ширпотреб, в них каждая вторая рассекает. А вы стоите в бутике «Дугги-плаза», который принадлежит фирме «Мадам Помпадур».

Я заморгала.

– У вас не угги, а дугги?

– Абсолютно верно, – снисходительно кивнул Алексндр.

– А в чем разница? – заинтересовалась я.

Продавец оттопырил нижнюю губу:

– Угги шьют из старых дряхлых баранов, а дугги производят из шерсти сумчатых годовалых зебрят серо-голубой породы. Учтите, ни одно животное не погибает, его просто вычесывают. Я зря сказал «шерсть», это – пух. Дугги производят лишь в одном селении Африки, там вот уже на протяжении нескольких столетий обитает популяция сумчатых зебр. Стадо немногочисленно, поэтому в год производится лишь двести пар, они шьются вручную, обрабатываются соком местного дерева и становятся стопроцентно водонепроницаемы. Никакой химии не применяется.

Я решила поймать парня на мелком вранье:

– А краска? У вас обувь всех цветов радуги!

Александр вдруг улыбнулся.

– Традиционный вопрос человека, который привык пользоваться дешевкой. Розовые сапожки получены из пуха сумчатого зебренка, который питался побегами растения, смахивающего на нашу свеклу, синий и голубой свидетельствуют о том, что животное жевало местную глину, зеленый, ясное дело, – траву. Вам понятен процесс? Хотите померить?

Я попыталась пошевелить онемевшими от холода пальцами, не смогла и попросила:

– Несите!

Александр исподлобья взглянул на меня:

– Должен сразу предупредить: дугги имеют одно отрицательное качество. Тот, кто их надел, больше никогда не снимает. После нашей обуви невозможно пользоваться ничем иным. Это все равно что из «Жигулей» пересесть в «Роллс-Ройс». У нас есть три цвета сапог вашего размера: индиго, ярко-зеленый и апельсиновый.

– Мне лучше синий, – быстро решила я, – он подо все подойдет. А как вы определили размер?

– Я профессионал, – торжественно заявил парень.

Когда я сбросила со ступней мокрые туфли, продавец вдруг спросил:

– У вас на ногах гольфы?

– Да, а что? – удивилась я.

– Снимите их, они промокли, – посоветовал юноша.

– Разве можно мерить сапоги босиком? – возразила я. – Это негигиенично и неудобно.

Александр улыбнулся:

– Если наденете дугги, то больше их не снимите, поверьте, сразу купите.

Я решила не спорить с ним и всунула ноги в сапожки.

Если вы мужчина, то навряд ли поймете мои ощущения. Но если женщина, то представьте: весь день вы провели на пятнадцатисантиметровой шпильке. Бегали в лодочках по офису, носились по лестницам, стояли в кабинете у шефа, встречали и провожали деловых партнеров, не присели ни разу, а потом ехали домой в вагоне метро, где не нашлось свободного места, шли пару кварталов пешком. Вползли в подъезд – увидели на лифте табличку «Не работает». Вскарабкались на пятнадцатый этаж, наконец-то очутились в своей квартире, со стоном сбросили с ног изобретение мадам Помпадур[1]1
  Изобретение обуви на каблуках приписывают малорослой мадам Помпадур, фаворитке французского короля Людовика XV.


[Закрыть], сняли колготки и всунули распухшие, отчаянно ноющие ножки в просторные, уютные, родные домашние тапочки. Несчастные пальцы наконец-то вырвались из тесных объятий узкого мыска, пятка опустилась вниз, перестало ломить поясницу, а голени больше не сводит судорога. Вот оно, счастье работающей женщины, избавление от шпилек.

– Ну и как? – с любопытством поинтересовался Александр.

– Невероятно, – прошептала я, – настоящее блаженство. Тепло, мягко, удобно, восхитительно, потрясающе…

– А еще модно, – снисходительно добавил продавец, – и сразу скажет знающему человеку о вашем безупречном материальном положении. Угги может приобрести любой, а вот дугги доступны лишь избранным.

– Сколько они стоят? – прошептала я.

Александр ткнул пальцем в ценник, прикрепленный к коробке.

– Сколько? – ахнула я. – Может, здесь случайно написали цену всего ассортимента?

Продавец пошел к кассе.

– Дугги – элитный товар. Это только на первый взгляд кажется, что они слегка дороговаты.

Я сглотнула слюну, «слегка дороговаты» – да расчудесные сапожки стоят немереных денег!

– Но посмотрите на ситуацию с другой стороны, – запел парень, – дугги вечны, носите их пятнадцать лет – и ничего с ними не случится. Если разделить цену на пятнадцать, потом еще раз произвести деление на двенадцать, то что мы имеем? Мелочь. Год хождения в потрясающе роскошных сапогах обойдется вам в стоимость тарелки с пельменями. Я вас убедил? Похоже, вы меня не поняли. Взглянем на положение с третьей стороны. Думаю, ваш муж…

– У меня нету супруга, – остановила я продавца.

Александр улыбнулся, словно кот перед тарелкой с мясом.

– А дети?

Я помотала головой:

– Нет.

– Престарелые родители? – не успокаивался парень.

– Какое отношение семейное положение имеет к покупке сапог? – вздохнула я.

Александр резко оживился:

– Поправьте меня, если я ошибаюсь, но у вас хорошая работа и соответственно нормальный оклад. И на что вам его тратить? Вы заслужили роскошную обувь, вам, красивой женщине, она необходима. И вспомните, дугги стоят всего ничего, если рассчитать цену их носки за один год. Впрочем, я не имею права настаивать.

Я стояла в уютных сапожках и понимала, что не могу их снять. В чем-то Александр прав: я хорошо зарабатываю и не имею близких родственников, живу в квартире Димона вместе с его кошками, бабушками и подругой Лапулей. Хозяин не желает брать с меня деньги за приют, поэтому я стараюсь почаще покупать продукты и всякие хозяйственные мелочи, но мои расходы были бы намного больше при наличии детей и супруга. А моим лапкам никогда не было так комфортно, как сейчас.

– Вот ложка, – нежно прокурлыкал Александр, протягивая железку с длинной ручкой.

– Зачем она мне?

– Чтобы надеть мокрые холодные туфли, – пояснил продавец, – если снимете уютные теплые дугги, то в чем пойдете? В своей обуви! В этом году после лета сразу наступила зима.

Я посмотрела на скукоженные баретки, представила, как натягиваю на ноги влажные гольфы, с трудом влезаю в покоробленные туфли, выхожу на улицу, попадаю в очередную лужу…

– Можно уйти в дуггах? – помимо воли спросила я, а руки уже открывали сумку, где лежал кошелек.

– Конечно, – обрадовался продавец, – я упакую в коробочку ваши… э… э… ботинки. Поверьте, вы сделали абсолютно правильный выбор. И я еще из скромности преуменьшил срок жизни дугг, рассчитал на пятнадцать лет, а по-честному, следует брать двадцать. И что у нас выйдет, ну-ка… ну-ка…

Александр схватил калькулятор:

– Да вы в них бесплатно ходите! Еще и оставите их внукам! Дугги с вами навечно! Навсегда! Можно их в гроб надеть, будете шикарно смотреться!

Я заморгала, а парень со скоростью испуганного таракана засунул мою кредитку в терминал, снял нужную сумму и заявил:

– Носите на здоровье, радуйтесь каждый день, дугги и летом хороши! В них весь Голливуд круглый год рассекает.

Я, забыв про кофе и булочки, вышла на проспект и двинулась к машине. Господи, как хорошо! Тепло, уютно, мягко, никаких каблуков и платформ. Боже, благослови сумчатых зебрят из Африки, спасибо вам, ребятки, за то, что поделились со мной своим пухом! Зеленой вам вкусной травки и прочих лакомств побольше.

Глава 2

В кабинет Приходько я ворвалась с десятиминутным опозданием, обнаружила там, кроме Федора, незнакомого мужчину и Димона, который с легкой укоризной посмотрел на меня, а потом – демонстративно – на большие настенные часы.

– А вот и наш начальник оперативно-следственного отдела, – спокойно сказал Приходько.

– Доброе утро, – заулыбалась я, усаживаясь за стол, – извините великодушно за опоздание, попала в пробку. Не знала, что у нас в полдень совещание.

Димон незамедлительно пнул меня под столом ногой. Коробок отлично знает, что затор на дороге – отговорка. Наши машины снабжены спецсигналами: сиреной, крякалкой, квакалкой, стробоскопами, вдобавок на джипах особые номера, при взгляде на которые гаишники разом слепнут, глохнут и немеют. Даже если на глазах у дорожно-патрульной службы я нагло развернусь через две двойные сплошные линии, дорожные полицейские и бровью не поведут. А еще они не имеют возможности проверить мои документы. Приди кому-то из них в голову идея остановить мой внедорожник, я продемонстрирую особый талон, на котором стоит печать и волшебное слово «Аляска». Какое отношение к ГИБДД имеет часть земли, некогда проданная российским царем Америке, я понятия не имею. Заламинированный прямоугольник был мною продемонстрирован лишь однажды в ситуации, когда от скорости моей машины зависела жизнь двоих детей. Я испытала легкий шок, увидав, как гаишник сначала вытянулся, отдал честь, а потом перекрыл все движение и сказал: «Хорошей вам дороги». Но Коробков в курсе, что я не стану пугать народ на шоссе, торопясь в магазин, и не считаю совещание у Приходько достойным поводом для включения сирены.

Я пнула Димона в ответ и улыбнулась во весь рот. Начальник похлопал рукой по столу:

– Прошу внимания. Давайте познакомимся. Это Иван Сергеевич Добров.

Мужчина кивнул, а шеф продолжил:

– Дмитрий и Татьяна займутся вашим делом. Я оставлю вас для детального разговора. Не торопитесь, изложите свою проблему, мои сотрудники непременно вам помогут.

Я проводила Приходько взглядом – он величественно прошествовал к двери – и подавила вздох. Кто мне объяснит, почему одни люди нам нравятся, а другие нет? Федор умный, образованный, внешне вполне симпатичный человек. Он сменил на посту Чеслава[2]2
  История ухода Чеслава из бригады описана в книге Дарьи Донцовой «Агент 013», издательство «Эксмо».


[Закрыть], и, надо отдать ему должное, изо всех сил старается подружиться с членами бригады. Для начала он повысил меня и Коробка в должности. Мы теперь начальники отделов. Соответственно выросли и оклады, а это, согласитесь, весьма приятно. Правда, у нас с Димоном пока нету подчиненных, мы руководители и исполнители в одном лице. Приходько не лебезит перед нами, он не стал резко перестраивать работу бригады. Если речь заходит о Чеславе, Федор высказывается о предшественнике с уважением и не упускает случая подчеркнуть: я тут у вас недавно и не пытаюсь изменить не мною заведенные правила. Замечания босс отпускает исключительно по делу, он всегда мил, не орет и добился повышения бюджета бригады. Димон заполучил кучу новых технических штучек и безмерно счастлив. А вот мне Приходько не по душе. Почему? Нет ответа. Мое чувство нельзя объяснить логически. Федор хорош со всех сторон, но я от него не в восторге.

Димон кашлянул, я опомнилась и взглянула на клиента:

– В чем ваша проблема?

Иван Сергеевич взял со стола стакан с водой, сделал несколько глотков и смущенно сказал:

– Придется долго рассказывать.

– Мы никуда не торопимся, – приободрил его наш компьютерный гений.

– Привыкли к задушевным беседам, – улыбнулась я.

– Как-то неудобно вываливать перед вами семейные проблемы, – смущенно сказал Добров, – поверьте, я не пришел бы сюда, не посмел бы беспокоить людей, которые занимаются особо тяжкими преступлениями, убийствами, похищениями. У меня в семье все живы. Пока.

– Пока? – повторила я. – Вы подозреваете, что кто-то готовит на вас покушение? Партнеры по бизнесу?

Иван Сергеевич смутился еще сильнее.

– Я владею фирмой, которая производит натуральную косметику из российского сырья. Начал бизнес с нуля, на голом энтузиазме, сейчас он приносит стабильный доход. Конкуренция на рынке велика, зайдите в магазин и найдете там огромный выбор товара от иностранных и российских фирм. Чего только нет! Кремы, лосьоны, сыворотки, все с сильным действием, но я сделал ставку не на городского избалованного покупателя, а на сельского потребителя, который до сих пор и душой и умом остался в двадцатом веке, не доверяет новым технологиям, не понимает слов типа «дермобразия», «эксфолиант», «пилинг». У меня все очень простое, родное.

– Лосьон «Рассвет» и «Роза», крем «Любимый»? – спросила я. – Во времена моего детства у нас в ванной стояли такие.

– Точно! – обрадовался Димон. – А я помню коробочку с пудрой «Лебедь», круглую, картонную, с красной крышкой.

– Вот-вот, – кивнул Добров. – Мои автолавки ездят по провинции, там до сих пор именно подобный ассортимент пользуется спросом. Ну зачем бабушке нанотехнологии? Ей удобнее с привычным мылом и шампунем «Малыш» без слез. В общем, я никому не мешаю, супердоходов не имею, но на безбедную жизнь мне хватает.

Иван Сергеевич слегка расслабился, откинулся на спинку стула и опять заговорил. Чем дольше длился рассказ Доброва, тем больше я недоумевала. Ну что ему от нас надо?

Иван Сергеевич воспитывался одинокой мамой, которая без оглядки любила его. Анна Егоровна была неглупа, не устраивала единственному сыну скандалов, когда тот приводил в гости девушку, наоборот, всегда угощала потенциальную невесту чаем. А потом говорила Ивану:

– Какая милая девочка! Ваня, женись поскорей, хочу умереть, зная, что ты в хороших руках.

Добров, обожавший мать, пугался и отвечал:

– Ну уж нет. Придется тебе обо мне еще сто лет заботиться. Нам и вдвоем очень даже хорошо.

Но Анна Егоровна отчаянно хотела устроить семейное счастье сына и в конце концов свела Ванечку с дочерью Марии Николаевны, своей коллеги по работе. Скромная, тихая Любочка училась в институте на археолога. Ей, несмотря на все ее хозяйственные таланты, светила судьба старой девы. Люба не ходила на танцульки, не бегала с подружками в кино, не гуляла допоздна с мальчиками. Мать воспитывала дочь в строгости, потребовала от нее сначала золотой медали, а потом ждала диплома с отличием и защиты кандидатской диссертации.

Когда Любочка принесла маме «корочки», выданные ей как новоиспеченному специалисту, Мария Николаевна устроила дочь в один из музеев, а потом сказала:

– Ну, а теперь пора подумать и о семье. Надо, конечно, писать кандидатскую, но следует и личной жизнью заняться.

Любе тоже хотелось простого женского счастья, поэтому она стала присматриваться к своему окружению в надежде найти себе пару. Увы, коллеги по работе оказались преимущественно одного с ней пола. В поле зрения маячило лишь двое мужчин; сами понимаете – рабочих, электриков, охранников Люба в расчет не принимала. Обе относительно подходящие кандидатуры, старший специалист Владимир Каминский и завотделом Алексей Николаевич Бутров, были докторами наук, профессорами, творческими, талантливыми людьми и вполне приятными внешне мужчинами. Оба часто ездили за границу, хорошо одевались, имели машины и квартиры. Но, главное, они были авторитетами в своей области, а Любу всегда привлекали увлеченные люди. Красавец-блондин-мачо, озабоченный исключительно походами в парикмахерскую и имеющий состояние, полученное в наследство от богатых родителей, не мог заинтересовать Любочку Казакову, ей требовался творческий человек: пусть он будет беден, зато внутренне интересен. Каминский с Бутровым отвечали всем требованиям молодой женщины, но роману мешало простое обстоятельство: оба были женаты. А уводить отца от детей Казакова не собиралась, ей не позволяли моральные принципы.

Видя, что дочь остается без кавалера, мать забеспокоилась, и в конце концов они с Анной Егоровной решили поженить своих детей.

Брак, заключенный под давлением родителей, неожиданно оказался счастливым. Через девять месяцев после свадьбы Любочка родила дочь Надю, спустя еще двенадцать появился сын Сережа. Бабушки пестовали внуков, Иван Сергеевич затеял свой бизнес; Любочка, которой самоотверженно помогали и мама, и свекровь, не бросила работу, стала правой рукой профессора Бутрова, ездила с экспедициями на раскопки, написала две книги и пользовалась заслуженным авторитетом у коллег. Любу хорошо знали коллеги из других стран. Она владела двумя иностранными языками, поэтому, когда в музей приходило приглашение на международный симпозиум или конференцию, директор не колебался в выборе. Немаловажным фактом было и то, что Добров гордился своей женой и оплачивал ее поездки. Музей не тратился ни на билеты, ни на гостиницу, ни на суточные для Любочки.

Если в коллективе кто-то и был недоволен заграничными вояжами Любы, то ему приходилось молчать или идти к директору с более сильными козырями, которые могли бы побить свободное владение языками, профессионализм и материальное благополучие Добровой. А таковых людей, что понятно, вообще мало, поэтому через некоторое время приглашения уже стали именными, они начинались со слов «Madam Dobrov».

Люба сблизилась с женой Бутрова Галиной, у нее наконец-то появилась настоящая подруга.

Пять лет семья жила в полном счастье, а потом кто-то на небесах решил, что Добровы исчерпали положительный лимит, и открыл их личный ящик Пандоры[3]3
  Пандора – богиня в Древней Греции, созданная в наказание людям за получение огня от Прометея. Она открыла ящик в доме мужа, который был братом Прометея. В ящике хранились несчастья и беды, они разлетелись по миру.


[Закрыть].

У Сережи обнаружили лейкоз. Иван Сергеевич поднял на ноги всех, усиленно лечил сына, покупал самые современные лекарства, привозил лучших специалистов. Ребенок мужественно терпел болезненные манипуляции, но в конце концов врачи произнесли сакраментальную фразу:

– Простите, медицина бессильна.

Сережа умер на руках у родителей и перепуганной сестры. Смерть ребенка – страшное испытание для его родных, очень часто семья не выдерживает его и распадается. Но Добровы сплотились и продолжали жить вместе.

Когда боль от утраты Сережи слегка отпустила Ивана с Любой, на них обрушилось еще одно ужасное известие: у Нади диагностировали ту же болезнь, что и у брата.

Не дай бог кому-нибудь пережить то, что испытали отец с матерью. Правда, врачи попытались утешить Добровых, сказав:

– У Надежды картина не столь трагична, не следует терять надежду.

Фраза прозвучала ужасным каламбуром, Люба впала в истерику, Иван Сергеевич заработал гипертонию, но махнул рукой на свое здоровье и бросился спасать девочку. Все началось сначала, стерильные боксы, лекарства… Положение усугублялось депрессией, в которой пребывала Наденька. Маленькая девочка видела, как мучительно уходил младший брат, и впала в отчаяние.

– Я умру, – плакала она, – Сережу не спасли, значит, и мне не помогут.

Иван пытался взбодрить дочку, но та лишь рыдала, говоря:

– Мы близнецы, у нас одна судьба.

– Солнышко, – пытался вразумить ее Иван, – вы не двойняшки, родились с разницей в двенадцать месяцев.

– Нет, нет, – мотала головой Надя, – это не считается. Мы всегда были вместе, нас звали неразлучной парочкой. Я уже не маленькая, все понимаю.

Любой доктор скажет вам, что психологический настрой больного не менее важен, чем лекарства и уколы. Если человек сдался и решил умереть, спасти его невозможно. Состояние Нади делалось все хуже, и сейчас ей требуется пересадка костного мозга.

Иван Сергеевич запнулся, снова выпил воды и продолжал:

– На беду, дочери невозможно подобрать донора: я не подошел, по базе ей тоже никого не нашли. Нужно подождать, вероятно, появится подходящий человек, но пока его нет, а время бежит, понимаете? Вся надежда на вас.

Димон нахмурился:

– Но что мы можем?

Добров отвел в сторону глаза, а я сказала:

– Я плохо разбираюсь в медицине, но слышала, что лучше всего обратиться к родственникам, родителям, братьям, сестрам. Отец не совпал по параметрам, но мать? Она определенно подойдет.

Игорь Сергеевич глубоко вздохнул:

– Люба отказывается сдавать пробу.

Мне показалось, что я ослышалась.

– Отказывается сдавать пробу? Не хочет спасти умирающую Надю? Но почему?

Добров сложил руки на груди:

– Не знаю, думаю, она боится. Костный мозг для Сережи брали у нее, жене потом было очень плохо, она долго восстанавливалась. Доктора говорят, что это рутинная манипуляция, отработанная, она хорошо переносится здоровым человеком. Когда встал вопрос с Сережей, Люба первая ринулась сдавать анализы. А сейчас она увиливает, придумывает странные оправдания. Объявила себя больной, показывала градусник с высокой температурой, начала демонстративно кашлять.

– Вот видите, – с облегчением воскликнула я, – она подцепила грипп. У человека, зараженного вирусом, нельзя брать костный мозг.

Добров полез в карман и вытащил мобильный с большим экраном.

– Отличная техника, – не выдержал Димон, – с хорошей видеокамерой и кучей других примочек.

Иван Сергеевич нажал на кнопку:

– Смотрите.

Мы с Коробковым наклонились над телефоном. На экране появилось изображение женщины, она стояла в ванной у раковины, спиной к тому, кто вел съемку.

– Моя жена, – тихо пояснил Добров. – Смотрите, она открывает аптечку, достает градусник и…

– Подставляет его под струю воды, – пробормотала я. – В детстве, когда мне ну очень не хотелось идти в школу, я решила провернуть такой же фокус, но не сообразила, что отметка «42» удивит родителей, поэтому была разоблачена и примерно наказана. Люба притворяется больной?

– Да, – выдавил из себя Добров.

– Вы следили за супругой? – удивился, в свою очередь, Димон.

Иван Сергеевич взлохматил пятерней волосы.

– Нет. Я увлекаюсь видеосъемками, запечатлеваю семейные праздники, делаю любительские кинофильмы. Ну, конечно, это слишком громко сказано – «кинофильмы», так, ленты для домашнего просмотра. У Любы пятнадцатого ноября день рождения, в связи с болезнью Нади ни о каком празднике речи не идет. Но нельзя же оставить жену без внимания. Я спросил: «Какой подарок ты хочешь?» Она ответила: «Пусть Надюша выздоровеет. Пожалуйста, не трать деньги ни на кольца, ни на серьги. Я считаю аморальным радоваться драгоценностям и другим подаркам, когда дочь на краю гибели». И тогда я решил подготовить сюрприз, тайком снять видео о жене, смонтировать и показать ей в день рождения. Люба поймет, как я люблю ее. Вот такая глупая идея.

– Очень романтично, – сказала я. – Купить шубу легко, весь вопрос упирается в деньги, а вот потратить личное время – намного сложнее.

Внезапно моя правая нога начала чесаться. Я поелозила ею под столом и продолжила:

– Люба не подозревала о съемке?

– Нет, – ответил Иван.

– Вы сказали ей, что видели манипуляцию с термометром? – заинтересовался Димон.

– Весь день мучился, собирался с духом, – промямлил Добров, – а потом решился.

– И что жена ответила? – не успокаивался Коробок.

Иван Сергеевич убрал сотовый в карман.

– Она заплакала и спросила: «Ты считаешь меня вруньей, которая не хочет помочь дочери? Я просто вымыла термометр».

– Покажите запись еще раз, – сказал Димон.

– Пожалуйста, – пожал плечами Добров, снова вытаскивая телефон.

– Можно поставить замедленный режим? – попросил Коробков.

– Без проблем, – ответил Иван.

Я уставилась на экран. Зеркало, справа полочка, на ней три зубные щетки в стаканчиках и один тюбик под названием «Нокко»[4]4
  Названия придуманы автором, любые совпадения случайны.


[Закрыть]. Я сама пользуюсь такой пастой, мой стоматолог сказал:

– Это дешевое средство российского производства, стоит копейки, но очень хорошее, реально укрепляет десны.

Паста оказалась действенной, признаки пародонтита исчезли после трехмесячного применения «Нокко». Одна беда – на вкус и запах белое кремообразное вещество отвратительно. Паста воняет каким-то лекарством и не содержит отдушек, маскирующих горечь.

Еще было видно бутылочку с жидким мылом «Машенька», бальзам для губ «Веселый Мишка»[5]5
  Названия придуманы автором, любые совпадения случайны.


[Закрыть] и несколько полотенец, все с принтами на тему мультиков.

Люба протянула руку и распахнула аптечку, я невольно отметила, что на дверце красуются наклейки: лошадки, собачки, феи. Похоже, семейный быт строился вокруг Надюши. Ванную украшали для девочки, а родители пользовались детскими средствами гигиены. Жаль, не видно, что у них стоит на бортиках ванны, не удивлюсь, если там гель для мытья «Розовый слон» и шампунь «Малышам».

Женщина сунула термометр под струю, потом вынула и вытерла.

– Она его не мыла! – заявил Димон. – Не брала мыло, не терла пальцами, держала градусник пару секунд под водой, и все.

– Верно, – печально подтвердил Иван Сергеевич.

– Тань, не заметила ничего интересного? – поинтересовался хакер. – Твой глаз-алмаз ни на что не зацепился?

– Почему у вас нет детской пасты с ягодным вкусом? – удивилась я.

Иван Сергеевич положил ногу на ногу.

– Моя мама была стоматологом, и я отлично знаю, как важно сохранить здоровые зубы. Наденька любит мыло для рук с запахом персика, пену для ванны, от которой разит жвачкой, я не протестовал. Хотя сам выпускаю хорошие средства, приобрел для дочери импортную продукцию, но зубную пасту предпочитаю «Нокко». Здесь я тверже скалы. Сам ее произвожу и уверен в качестве. Вот вырастет Надя и скажет мне «спасибо», от всех этих апельсиновых добавок эмаль портится.

Добров замер, потом сгорбился и прошептал:

– Если она, конечно, вырастет.

Я поежилась, на лице Ивана Сергеевича явно читалось горе, а глаза оставались пустыми, они напоминали пуговицы.