Текст книги "Иванушка на курьих ножках"

Глава седьмая

– Иван Павлович, – улыбнулась стройная дама и протянула мне руку.

Я наклонился над ее дланью, изобразил поцелуй.

Человек забывает массу нужных сведений, но способен помнить всякую ерунду. Когда-то мой отец объяснил мне, подростку: «Если надо поцеловать женщине руку, не следует чмокать кисть с чавканьем, ронять слюни на кожу. Просто возьми нежную лапку и сделай вид, что прикасаешься к ней губами. А дама должна понимать, что для поцелуя не подают грязную кисть с ногтями, под которыми траур. У нее может не быть красивой прически, она просто вымыла голову и небрежно причесалась. И одежда не по последней моде, и бриллиантов нет. Но руки обязаны выглядеть безупречно. Коли предполагается, что вечер может завершиться интимным ужином при свечах на территории кавалера, то хорошо бы леди вспомнила про педикюр, иначе возможен конфуз».

Слова эти вспомнились мне и тогда, когда я пригласил некую особу на субботу-воскресенье в подмосковное СПА. Понятно, что поездка предполагала интимное общение после бассейна, массажа и ужина. И хорошо, что в данном перечне первым оказался заплыв. В одежде моя спутница выглядела идеально. В купальнике ее фигура смотрелась безупречно. Но когда я увидел ее ступни, ногти, пораженные грибком, заскорузлые пятки… Вот тут у меня враз пропало всякое желание плескаться с нимфой. Я отправил Боре смс, батлер живо перезвонил, я «случайно» включил громкую связь, и дама услышала: «Простите за беспокойство, но Тимофеева только что убили, вам необходимо срочно вылетать в Тверь. На десятом километре ждет личный вертолет». И я спешно удрал, оставив красавицу развлекаться в одиночестве.

– Вы меня, конечно, не помните, – засмеялась Леокадия.

Я насторожился.

– Мы раньше встречались?

– Да, и не раз. Как поживает Николетта?

– Спасибо, у нее все хорошо, – кивнул я.

– Вот уверена: женщина после смерти супруга вновь успешно вышла замуж, – засмеялась моя собеседница.

– Вы правы, – согласился я.

– Николетта – кошка, которая, выпав из окна, всегда приземляется на лапы. Имя Дмитрия Барсова вам что-то говорит?

– Поэта? Он жил с нами в одном подъезде на седьмом этаже.

– Его жена Марина убежала к писателю Георгию Николаеву.

– Простите, – улыбнулся я, – наверное, эта печальная история случилась до моего рождения. Про Марину впервые слышу.

– Детям такое не рассказывают, – усмехнулась Леокадия. – Марина была до Елены, она вышла замуж за Барсова по голому расчету. Девушка из деревни, служила домработницей у Николетты. Барсов с ней в подъезде постоянно сталкивался, ну и влюбился. Краснощекая, грудастая, крепкая девица отличалась от всех жен литераторов.

Я, именно в этот момент сделав глоток чая, подавился, начал кашлять, но потом сумел произнести:

– Тесен мир!

– Николетта страшно негодовала, – засмеялась Леокадия. – Ее прислуга оказалась вровень с бывшей хозяйкой, возвысилась до супруги члена Союза писателей, да еще живет с ней в одном подъезде! А Марине скоро надоел Дмитрий. Он направо-налево гулял, в доме вечно устраивал пьянки. Жена пожила с веселым мужиком и ушла к Георгию Николаеву. Тот спиртным не увлекался, дым коромыслом в квартире не затевал. Пара поженилась, спустя два года на свет появилась я. А Барсов никак не мог успокоиться, что Марина его кинула, начал пить без продыха. Принимал энную дозу водки и приезжал к Николаевым. Мама и папа его не выгоняли, успокаивали, порой оставляли ночевать. Поэт стал членом семьи, меня он очень любил. Мои родители – люди сострадательные, им удалось отучить рифмоплета от бутылки. Барсов потом женился на Елене Львовне, которая преподавала в балетном училище. Она тоже стала нашим семейным другом. Вторая супруга благотворно повлияла на мужа, он начал активно работать. Елена познакомила Барсова с композитором Рыковым, родился очень успешный творческий дуэт, песни которого звучали по радио, исполнялись на концертах. Их до сих пор поют, они стали классикой жанра. Именно Елена Львовна увидела во мне задатки балерины, и я стала посещать училище. Потом у родителей появилась Эмилия, она младше меня на восемь лет.

Леокадия взяла пирожок.

– Прекрасен момент, когда танцовщица выходит на пенсию. Она может теперь позволить себе разные неполезные для фигуры вкусности. Я не стала солисткой классического балета, ушла в народный танец. После окончания училища меня пригласили в коллектив, который успешно гастролировал и до сих пор любим зрителем в России и за рубежом. Я объездила почти весь мир. У меня много друзей в разных странах. Сейчас по-прежнему живу в самолете, стала хореографом в своем ансамбле, меня там считают талисманом удачи. А вот с Эмилией общение не сложилось. Я пыталась с ней дружить, но сестру съедает зависть. С самого детства она хотела иметь все, что есть у меня, но в двойном размере. Мне купили новые туфли? Эми необходимо несколько пар. Учтите, у нас разница восемь лет. Мне шестнадцать, я завершаю обучение в училище и начинаю работать на сцене. Эми ходит во второй класс. А теперь представьте картину: сижу в своей комнате, отдыхаю после занятий, читаю книгу. Дверь распахивается, влетает Эмилия, размахивает вешалками, кричит: «Тебе купили одну юбку, а мне две и блузку в придачу! Плачь теперь, грызи ногти». Как вы на такое отреагируете?

– Ни разу не оказывался в подобной ситуации, – улыбнулся я, – но, скорее всего, не сумел бы удержаться от смеха. Невозможно обижаться или сердиться на малышку.

– Вот и я начинала веселиться, – кивнула Леокадия. – А Эмилия впадала в ярость. Говоря откровенно, балерина из младшей сестры не лучшая. Но у мамы и папы были хорошие связи. Родители очень любили нас, помогали нам. Я никогда не скрывала, что получила шанс танцевать в самом известном ансамбле благодаря протекции отца.

Леокадия взяла чашку, а я воспользовался паузой, чтобы высказать свое мнение:

– Многих детей известных людей устраивают на теплые места, родители надеются, что наследники пойдут по их пути. Я учился в литературном институте, попал туда по просьбе Павла Ивановича. Но стать писателем мне не суждено – начисто отсутствуют талант и желание накропать роман. Да, вас взяли в ансамбль из уважения к старшему поколению, но никто не станет держать ленивого косолапого лебедя. Думаю, вы старались изо всех сил.

– Верно, – согласилась Леокадия. – Очень хотела остаться в коллективе, летать за границу, боялась опозорить старших членов семьи. А Эмилия захотела себе ставку в Большом театре, но туда ее не взяли. Папе пришлось здорово постараться, чтобы младшую дочь приняли в другой коллектив, рангом пониже. Я надеялась, что теперь ее зависть утихнет. Ан нет! Эми принялась требовать, чтобы ее брали на гастроли за рубеж. Но за такие поездки всегда драка, и в основном едут примы. Наши отношения накалились до предела, когда я в очередной раз прилетела из Америки, привезла всем подарки. Сестре вручила набор футболок с забавными картинками. «Дерьмо носи сама, – фыркнула Эми. – Не могла что-то приличное взять?» Окончательно мы разошлись, когда умерла Елена Львовна. Дмитрий Владимирович скончался раньше. И оказалось, что мне кое-что завещано. Но главное – я получила авторское право на все песни Барсова. А они, как уже упоминала, до сих пор исполняются. Эми пришла в негодование, потребовала: «Отдавай восемьдесят процентов гонораров поэта». Я удивилась: «С какой стати?» – «Тебе деньги девать некуда, а мне не на что прилично одеться!» – закричала сестра. В разговор вмешался отец: «Лека привозила из всех поездок Барсовым лекарства, никогда с них ни копейки не брала, хотя таблетки очень дорогие. В свободное время прибегала к Елене, водила женщину гулять. Наняла для нее домработницу, оплачивала ее работу. Лека заботилась о наших друзьях. А что сделала ты, кроме того, что злилась, когда Лена к нам приходила? Ты рожи корчила: „Фу, от нее воняет!“» – «Так и правда запах омерзительный от бабы шел», – фыркнула младшая дочь. «Леночка аккуратный человек, но что делать, если пришел тяжелый недуг?» – возмутилась мама. «Дома сидеть! – завопила Эмилия. – Не портить другим жизнь, не вонять у них в квартире».

Леокадия допила чай.

– Спустя несколько месяцев Эми мне объявила: «Вот теперь поймешь, каково это – на чужие бриллианты смотреть и знать, что тебе такие не достанутся. Выхожу замуж за Романа Братова». Сначала я обрадовалась. Мужчина – певец номер один, в Ла Скала поет, на других лучших сценах мира работает. Гастроли у него на много лет вперед расписаны. Слава богу, Эмилии повезло. Но потом восторг утих, я спросила: «Вроде, Роман состоит в браке?» – «Жена не стена, подвинуть можно, – хихикнула сестрица. – Она больная совсем, скоро умрет».

Леокадия поежилась.

– До сих пор неприятно, когда тот разговор вспоминаю. И что получилось? Законная половина Братова выздоравливать начала. Эмилия все равно решила своего добиться, позвонила супруге Романа, про свою связь с Братовым доложила. Но женщина была старше Эми и умнее, она засмеялась: «Многие бычки бегают по чужим угодьям травку жевать, да в родное стойло возвращаются. Знаю про ваши отношения, сама посоветовала Роме тебя в качестве временной партнерши использовать. Сама болела, а для мужчины воздержание опасно. Теперь выздоровела, в твоем обслуживании больше нет необходимости. Скажи, сколько за услуги должны? Сразу заплатим!»

Рассказчица покачала головой.

– Опустила она Эмилию с высоты будущей жены Братова на уровень проститутки. Сестра просто взбесилась, пошла к директору театра и выложила историю, мол, Братов к ней поздно вечером в гримерку вломился, изнасиловал, вот пусть теперь все пожелания Эми выполнит. Ей нужны квартира, машина, дача, сольные партии, поездки за рубеж. И вообще, она беременна!

Леокадия подозвала официанта, заказала еще чаю и продолжила:

– Жадности у сестры намного больше, чем ума. Директор пообещал разобраться, через пару дней пригласил Эми в кабинет. Она вошла, а там Роман сидит, улыбается: «Дорогая, ты напутала, вот справка от врача! У меня нет и не может быть детей по причине перенесенной в подростковом возрасте свинки. Если ты и впрямь беременна, то точно не от меня. И что? Продолжишь молоть языком о наших кратковременных отношениях? Или заткнешься?» Потом повернулся к директору и осведомился: «Кого больше хочешь в друзьях иметь, меня или убогую подтанцовку?» – «Конечно, тебя, – вмиг ответил начальник, – кому эта утка, косящая под орла, интересна?!»

Леокадия развела руками.

– Итог акции – Эми вытурили на улицу. Сестра ко мне примчалась в слезах. Отношения у нас плохие, но помочь ей больше было некому. Попросила кое-кого, Эмилию взяли в штат другого, не особо популярного театра. Прошло несколько месяцев, и выяснилось, что Эмилия и впрямь беременна.

Глава восьмая

– Значит, Валерия не родная дочь Кирилла Мефодиевича? – уточнил я.

Леокадия объяснила:

– Кирилл женился на Эмилии, и через пару месяцев после росписи у молодой супруги живот вырос. Нет точного ответа на вопрос, от кого родилась Валерия. Думаю, после беседы с Братовым сестра вскоре легла в постель с влюбленным в нее Фокиным. Он тогда был хорошим концертмейстером, служил в популярном театре. И родители не лыком шиты. Главная в паре Анна Степановна, Мефодий Кириллович ее во всем слушался. Связей у женщины было полно! Ее очень уважали, она невестку куда угодно продвинуть могла. У жениха, правда, не было своей квартиры, но у его родителей многокомнатные хоромы неподалеку от консерватории. Анна Степановна и Мефодий Кириллович никогда к ним в гости не заглядывали, с родителями невестки не общались, Эмилию не приглашали на дни рождения. Старшие Фокины не говорили ничего плохого о жене сына, они просто не желали видеть ее. Почему? Не знаю, но, возможно, пару оттолкнули жадность жены сына и подозрение, что Эмилия солгала Кириллу, сказала, что забеременела от него, а на самом деле отец ребенка кто-то другой. Но к Валерии старшие члены семьи Фокиных прекрасно относились. Они девочку к себе приглашали, дарили вещи, игрушки. После того как Эмилия выгнала дочку на дачу, Анна Степановна очень переживала, что Леру выпихнули из родного дома в деревню и та учится в сельской школе. Когда малышку вернули в Москву, родители Кирилла искренне обрадовались. Девочка опять стала к ним заходить, благо идти через двор в соседний дом. Но потом, когда Мариусу исполнилось семь, визиты прекратились, потому что Эми обязала Леру навещать родителей отца только в сопровождении брата. Школьник, в отличие от сестры, оказался шумным, плохо воспитанным, не слушался ни Анну Степановну, ни Мефодия Кирилловича, хватал все без спроса, разбил несколько фарфоровых статуэток, которые собирала бабушка. Его просили не трогать фигурки, но без толку. А потом, после очередного визита Мариуса, мать Кирилла обнаружила пропажу очень дорогого кольца, подарка мужа на тридцатилетие свадьбы. Анна Степановна попросила сына разобраться с произошедшим, Кирилл вечером перезвонил, сказал: «Мама, Мариус ничего не брал».

Леокадия потерла виски пальцами и продолжила:

– Не знаю, что в семье Фокиных случилось, но Анна Степановна еще до рождения Мариуса перестала восхищаться Кириллом, свела общение с сыном почти к нулю. Какая кошка пробежала между мужчиной и его матерью? Понятия не имею, но животное определенно толстое и некрасивое. Преподаватель вокала никакие семейные проблемы ни с кем не обсуждала, посторонним с улыбкой говорила: «У нас все прекрасно!» Сыну она прилюдно замечаний не отпускала, но история с кольцом, похоже, сильно задела женщину. Она перестала приглашать в гости Мариуса, а маленький мальчик решил расставить правильно все знаки препинания. Однажды поздно вечером, когда ребенку следовало уже спать, он тайком удрал из дома, пришел к бабушке, заплакал: «Я очень-очень тебя люблю». И рассказал, что украсть украшение его подбила мама, она часто говорила: «Анька старая жаба, сидит на золоте! Леокадия к ней подлизывается, в гости бегает, получает презенты. А мне ничего. Так мечтаю о кольце с бриллиантами, как у этой старухи!..» И ныла, ныла, ныла… Потом прямо сказала: «Возьми у бабки перстень!» Вот мальчик и стащил украшение.

Моя собеседница протяжно вздохнула.

– А я в тот момент, когда Мариус в слезах бабушке на шею бросился, сидела у Анны Степановны. Ребенок на меня внимания не обратил, все выложил, прямо в истерике бился. Пожилая дама малыша успокоила, попросила меня: «Будь добра, отведи Мариуса домой. Он замечательный мальчик, просто маленький и не виноват, что стал орудием в руках гарпии. Я совершила ошибку. Следовало расспросить внука как следует, а не дуть губу. Мариус, приходи ко мне каждый день, я тебя нежно люблю». Я отвела первоклашку к родителям. Они не заметили, что сын убежал, оторопели, Кирилл удивился: «Лека, ты что, моих родителей навещаешь?» – «Да, – ответила я. – Им очень нравится творожный пирог, всегда его приношу из ресторана „Мама-папа“. Часто гуляем, в музеи ходим вместе».

Моя собеседница закрыла глаза ладонью.

– Боже, что началось! Случился невероятный скандал! Эмилия бросилась на меня с кулаками: «Хочешь получить их квартиру? Лишить Мариуса наследства? Это ты ювелирку у Анны стырила, мальчика оболгала! Научила племянника, как мать оговорить!» Ну, тут даже всегда сдержанный Фокин засмеялся. Мне пришлось встать, я спокойно сказала: «Прости, Кирилл, хорошо к тебе отношусь. Не знаю, по какой причине ты бросил пожилых родителей. Но они уже не в том возрасте, чтобы самим себя обслуживать. Никогда их не кину, а ты живи как считаешь нужным. Больше я в ваш дом ни ногой». И ушла, дистанцировалась от сестры и ее семьи. Информация до меня, конечно, долетает. Знаю, что Эмилия ненавидит Леру, обожает Мариуса. Мефодий Кириллович скончался. Анна Степановна ушла через несколько лет после смерти мужа. Она завещала Мариусу квартиру. Я сейчас хореограф, педагог-репетитор, работаю все в том же ансамбле, он процветает при всех политических пертурбациях, которые случились в России. В курсе, что Валерия стала писательницей и художницей. Очень порадовалась, всегда знала, что племянница талантлива, просто Эмилия дочь ненавидит за то, что не удалось с помощью беременности Братова на себе женить, пришлось Кириллом довольствоваться. Вот и срывает зло на бедной девочке. А у Фокина, небось, возникли сомнения в отцовстве. Жена ему наврала, что Валерия родилась семимесячной. Мать новорожденную никому не показывала до года, говорила, сглазят. Но, полагаю, дело в другом. Кириллу что недоношенный ребенок, что вовремя на свет появившийся покажется очень маленьким. Большинство мужчин боятся первое время своего малыша на руки брать, они им кажутся крохотными. Кирилла легко провести. А как обмануть женщину, у которой свое дитя есть? Анна Степановна сразу поймет, что видит образцово-показательного недоноска весом больше трех кило. Вот когда Валерии якобы год стукнет, тогда трудно будет понять, двенадцать месяцев крошке или четырнадцать. Можно солгать: «Девочка крупная, кушает очень хорошо, развивается с опережением».

Леокадия усмехнулась.

– Вас не удивило, что Эмилия назвала дочь Валерией?

– Не думал на эту тему, – признался я.

– А поразмышляйте. Я Леокадия, младшая сестра – Эмилия. Красивые имена нам придумал папа, он говорил: «Татьян, Марий, Наташ пруд пруди… А вот Леокадия да Эмилия вряд ли встретятся. С кем девочки ни познакомятся, их непременно запомнят. Они получат хорошее образование, прекрасное воспитание, плюс необычное имя. При прочих равных условиях последнее может сыграть положительную роль, например, при устройстве на работу. Их просто запомнят». Эмилия очень гордится своим именем, часто повторяла: «Я не Галька, не Манька, не Танька! Я прима-балерина Эмилия Фокина. Прапраправнучка великого Михаила Фокина».

Я не сдержал удивления:

– Неужели? Вроде, Фокиной ваша сестра стала после того как вышла замуж за Кирилла, в девичестве она была Николаевой!

– Верно, – засмеялась Леокадия. – Но многие верят, что Эми – прапраправнучка Михаила Фокина. Почему она дала дочке обычное имя? Ведь мальчик, который родился позднее, – Мариус. Для малышки матери следовало найти нечто позаковыристее. Жизель, например! Одетта, Аврора, Джульетта… У имени Валерия есть и мужской вариант – Валерий. А об Эмилии сделал программу Валерий Кох. Он журналист, пишет о кино, но танцовщицу пригласил. Так расхваливал балерину, что у простого зрителя возникала уверенность: госпожа Фокина гениальна! Плисецкая, Уланова и Семенова ей в подметки не годятся. Это единственный случай, когда Кох от кинематографа отошел. Ванечка, специально для вас отыскала несколько фото. Смотрите, кто это?

Собеседница вынула из сумки планшетник и положила его передо мной.

Глава девятая

– Нельзя сказать, что Валерия прямо копия господина Коха, – заметил Боря, рассматривая снимки, которые мне переслала Леокадия. – С другой стороны, она и не слепок Кирилла Фокина. У женщины есть нечто общее и с Кохом, и с Фокиным. Но вы вот похожи на Петра Первого, а он вам не отец родной.

– Надеюсь, у меня не характер царя-реформатора, а я всего лишь подобен ему ростом, – усмехнулся я. – Когда анализ ДНК на отцовство стал доступен широким массам, ряд мужей начали обращаться в лабораторию, чтобы выяснить, своих ли по крови малышей они воспитывают. И вылезла малоприятная правда: часть отцов, решивших сдать пробу, не имели ничего биологически общего с теми, кого любили как родных детей. У нас нет результата анализа ДНК девушки. Но есть повод задуматься. Валерий Кох – известный журналист, пишет о кино. Но ради Эмилии сделал исключение, ушел в тему балета. Это единственный раз, когда критик так поступил. Может, он не откажется побеседовать с нами? Попробуйте с ним договориться.

Мой помощник бросил взгляд на часы.

– Восемнадцать тридцать, в такой час вполне прилично позвонить незнакомому человеку.

Батлер начал изучать экран ноутбука, я спокойно пил чай.

– Готово! – воскликнул секретарь. – Нашел номер. Алло, добрый вечер, вас беспокоит…

Я продолжал наслаждаться напитком, глядя на то, как меняется выражение лица Бориса. Когда батлер положил мобильный на стол, мне стал ясен результат беседы.

– Если докладывать коротко о результате нашего общения, то меня корректно послали куда подальше, – мрачно сообщил батлер. – Контакт Коха, но не того, который нам нужен.

– Почему-то знакомая фамилия, – пробормотал я.

– Ну, она не такая уж редкая, – пожал плечами Боря, – в интернете нашлось немало людей, у которых в паспорте стоит «Кох».

Я схватил телефон и набрал номер Ирэн Львовны. Дама – наша соседка, мама Олега Котина, моего лучшего друга.

– Ванечка, – пропело красивое сопрано. – Как дела? Давно не виделись!

– Позавчера забегал к вам на чай, съел невозможно вкусный – или вкусное – хачапури. Не знаю, какого рода мегрельский пирог с сыром, – начал оправдываться я.

– Визит был в понедельник, а сегодня среда, – возразила Ирэн. – И у меня скопились вопросы. Вероятно, знаешь, куда Олежек начал исчезать примерно три раза в неделю? Как ее зовут? Она из приличной семьи или как обычно?

Я молча слушал маму Котина. В курсе ли я, чем Олег занимается несколько раз в неделю? Конечно. Но своих не сдаем.

Я набрал в грудь побольше воздуха.

– Честное слово, сегодня вечером загляну. Если только у вас нет каких-то планов.

– Иду в театр с Инессой, – засмеялась Ирэн. – А теперь спрашивай, что хотел выяснить.

– Вы ведете активный образ жизни, – начал я аккуратно подбираться к нужной теме.

– Как и Николетта, – отметила Котина.

– Но у вас разный круг общения, – возразил я. – Мне нужен Валерий Кох, журналист. Он не вхож в салон маменьки. У нее другая публика, а я ищу Коха. Образовался клиент, с которым он, вроде, связан.

Боря быстро повернул ко мне экран одного из своих ноутбуков. Я начал читать вслух любезно предоставленную информацию.

– Раньше Кох писал о кино, считался одним из самых влиятельных молодых критиков. Сейчас ведет ютуб-канал, весьма популярный. И там, опять же, ведет беседы только о киноискусстве.

– Валерик немилый мальчик, – хмыкнула Ирэн. – Я с ним в поверхностных отношениях, кухонных, вроде «вам какой чай?». Если хочешь с Кохом поболтать, звони Олежику, у него точно есть все контакты.

Поблагодарив Котину, я опять постучал пальцем по экрану, но друг сбросил вызов и прислал сообщение: «Прости, на совещании. Драка за бабло. Срочно?»

«Не очень», – ответил я.

«Через час-полтора?»

«Ок», – напечатал я.

И тут мой телефон зазвенел. Меня разыскивала маменька.

– Ты где? – как всегда не поздоровавшись, начала негодовать она.

– В офисе, – ответил я.

– В каком? – прилетел следующий вопрос.

– В своем.

– А-а-а, – протянула маменька, – интересно!

Я удивился. Что происходит? У маменьки странный тон!

Тут в мое ухо влетел вопль:

– Вава!

Моя рука дрогнула, трубка выпала, спланировала на пол, но продолжила кричать:

– Мы тут сидим, ждем, а он!..

Борис поднял сотовый, но маменька замолчала. Я глянул на экран и понял, что она отсоединилась.

Через пару секунд телефон вновь зазвенел, но на сей раз номер оказался незнакомым. Я протянул трубку Боре. Тот начал беседу:

– Слушаю вас! Добрый день. Сейчас. Иван Павлович, это Эдуард, модельер.

Телефон опять перекочевал ко мне.

– Ив, дорогой, – защебетал Трубецкой фон Блюмен, – мы договаривались насчет примерки на завтра. После визита к вам я поехал в свой офис. А госпожа Адилье отправилась пообедать в клуб к Жоржу.

– Так, – пробормотал я, – ясно.

– После трапезы Николетта прилегла отдохнуть, – лепетал Эдик, – а когда проснулась…

– …решила, что уже настало завтра, – не выдержал батлер.

– Да, Боренька, вы, как всегда, правы, – протараторил модельер, который его услышал.

Мне стало жаль парня. Сколько себя помню, маменька всегда любила днем подремать пару-тройку часиков. График жизни у нее никогда не меняется. Луна может свалиться с небосвода, на земле высадятся инопланетные чудовища, но маменька в шестнадцать часов обедает, а в семнадцать уютно устраивается в кровати. В девятнадцать-двадцать она просыпается, пьет кофеек и готова принимать гостей или сама к кому-то отправляется. Дневной сон идет маменьке на пользу, благодаря ему она способна бодрствовать до двух часов ночи. В три маменька ложится спать, просыпается в полдень. Летом у нее не случается проблем, а вот поздней осенью и зимой, когда темнеет рано, подчас происходят конфузы.

Помню, как в начале ноября матушка, открыв глаза в семь вечера, вышла в столовую, увидела меня, тогда еще школьника, и возмутилась:

– Ты почему не на уроке?

На беду, в тот момент мы были в квартире вдвоем. Отец давно уехал по каким-то делам, домработница отправилась за покупками. Рядом не оказалось никого, кто мог бы сказать мне: «Парень, молчание – золото». Поэтому я заявил:

– Сейчас вечер! Занятия только завтра утром.

Маменька вмиг разозлилась:

– Завтра? Неужели надеешься столь глупо обмануть меня? Я только что проснулась! Время…

Маменька посмотрела на часы, которые висели на стене, и договорила:

– Семь двадцать. Ужас! Видишь, до чего мать своими капризами довел? Проснулась ни свет ни заря, нервы из-за тебя разорваны.

Нет бы мне промолчать, но я почему-то начал спорить. Что подтолкнуло меня к столь опрометчивому поведению? Ответа нет. Мне не следовало говорить следующую фразу, но я ее произнес вслух:

– Не семь. Девятнадцать двадцать!

Маменька ткнула пальцем в сторону часов.

– Не умничай. Нет тут цифры, о которой ты говоришь. А вот семь вижу! Немедленно шагай на занятия!

Я попытался разъяснить маменьке, что на циферблате, как правило, стоят отметки от единицы до двенадцати, но в сутках двадцать четыре часа. А ей кажется, что сейчас семь утра, потому что она заснула после обеда…

Маменька открыла дверь, вытолкнула меня на лестничную клетку, потом вышвырнула мне вслед портфель.

– Шагом марш на занятия, лентяй!

Пришлось подняться на этаж выше, сесть на подоконник и ждать, когда вернется Нюша, она же Тася. Стыдно признаться, но до сих пор не знаю, что написано в паспорте у домработницы. Маменька называет ее по-разному, а помощница по хозяйству не обижается, у нее на редкость спокойный характер.

Как-то раз, в детстве, я все же осведомился:

– Как правильно к тебе обращаться?

– Без разницы, – отмахнулась горничная, – хоть пирогом обзови, только в печь не сажай. Тася-Нюша! Нюша-Тася!

Неизвестен мне и ее возраст. В детстве она казалась пожилой, но чем старше становлюсь я, тем моложе кажется Тася-Нюша. Вероятно, она начала служить в нашем доме совсем юной. Если Нюшу, то есть Тасю, кто-то спрашивает: «Сколько вам лет?» – она не удивляется бестактному вопросу, у нее заготовлен хороший ответ: «Я старше хозяйки. Она молодая, меня уже пылью присыпало». А истинный возраст маменьки – тайна за семью печатями. Да и зачем кому-либо его знать? Ей всегда тридцать!

Что случилось, когда Тася вернула меня в квартиру? Маменька вновь негодовала:

– Вава! Где ты шлялся после уроков? Почему не вернулся в пять вечера домой?

Она выпила свой кофе, ее память частично ожила, и она поняла, что на дворе вечер. Но то, как она выпихнула меня на лестницу, осталось забытым, или маменька просто не захотела признать свою ошибку.