Текст книги "Брачный контракт кентавра"

Дарья Донцова
Брачный контракт кентавра

Глава 1

Какие чувства вы испытаете, если утром, выйдя на кухню, увидите, что ваши дети перед тем, как отправиться в школу, вынесли мусор, помыли за собой чашки и подмели пол?

Когда я сегодня обнаружила в столовой идеальный порядок, сердце мое испуганно сжалось, я схватила мобильный и набрала нужный номер.

– Чего случилось? – спросила Лиза.

– Ты где? – ответила я вопросом на вопрос.

– Меня Сережка в Москву везет, – сказала девочка, – мы попали в пробку на МКАД.

– Вы с Кирюшей не завтракали? – с облегчением сообразила я.

– Ели кашу и тосты, – отрапортовала Лизавета.

– И куда подевались грязные кастрюля и тарелки? – насторожилась я.

– Они в посудомойке.

В придачу к сердцебиению прибавилась тошнота (от стресса у меня всегда начинает болеть желудок).

– А мусор? Он где?

Послышался шорох, затем раздались сдавленные голоса.

– Дай сюда!

– Это мне звонят!

– Жадина!

– Немедленно прекратите, – перебил детей баритон Сережки. – Устроили драку в машине!

– Она в мобильник вцепилась, – пожаловался Кирюшка.

– Лизавета, отдай брату аппарат, – распорядился Серега.

– Фигушки! – азартно воскликнула девочка. – У него свой есть. Сейчас все деньги на счету выговорит!

У меня, слушавшей нормальную подростковую перебранку, тяжесть с души как рукой сняло – вроде дети здоровы. Вот если бы они сидели тихо и вежливо беседовали, тогда я точно бы решила: накатила беда. Последний раз Кирюша сказал «Спасибо тебе, милая Лизочка, за книгу» в момент, когда температура у него зашкалила за 40°. А услыхав, как Лиза нежно ответила: «Пожалуйста, мне совсем не трудно тебе помочь», я ей за компанию поставила градусник: столбик показывал ту же цифру. Ребята тогда подхватили скарлатину. Но сейчас-то они привычно переругиваются, значит, их здоровье в полнейшем порядке.

Не успела эта мысль поселиться в моей голове, как ее оттуда пинком вышиб очередной приступ паники. А почему ребята вели себя утром, как примерные детсадовцы? Раньше им никогда не приходило в голову подумать о чашках! Что натворила шкодливая парочка? Сожгла школу? Они скрыли от меня что-то вчера вечером? И что сообщат сегодня? Видно, подростки совершили какую-то феерическую гадость, если им потребовалось столько времени, чтобы признаться в содеянном.

– Эй, – заорала я в панике, – немедленно отвечайте, куда подевался мусор?

Кто одержал победу в борьбе за мобильный, выяснилось, когда из трубки ответил Кирюшка:

– Я отволок пакет в бак у ворот.

– У ворот… – остолбенело повторила я. – Ты не поленился тащить его через весь поселок?

– Нет, – спокойно ответил Кирик, – довез в машине, а на выезде выбросил.

– Офигеть… – только и сумела сказать я. И тут же спохватилась: – То есть очень хорошо, что ты позаботился о чистоте и порядке на кухне.

– Мне это совсем не трудно, – подольстился ко мне Кирюшка. – Могу каждый день тебе помогать!

– И я, – прозвучал фоном голос Лизы.

Затем послышалось напряженное сопение. Очевидно, Лизавете удалось отобрать свой мобильный, потому что спустя секунду разговор повела уже она.

– Лампуша, ты чем собиралась сегодня заниматься?

– Ну, сварить обед, прибрать в доме, – начала я перечислять, – у меня же отпуск.

– Ой, здорово! – слишком бурно обрадовалась Лиза. – Я оставила в гостиной на красном диване книжку, называется «Породы кошек». Может, посмотришь на досуге?

Я расхохоталась. Страх и волнение улетучились, на душе стало спокойно. Вот, оказывается, в чем дело…

Месяц назад Кирюша и Лизавета отправились на выходные к своей однокласснице Светлане Рыжовой. Света милая девочка, очень тихая, правда, болезненная. У нее замечательное, хоть и несовременное, хобби – она вышивает гладью. Я хорошо знаю ее мать и отца, поэтому со спокойной совестью отпустила детей к Рыжовым, ведь ничему плохому в этой семье их не научат. Втайне я надеюсь на то, что Света увлечет Лизу вышиванием и наша озорница забудет про ролики и скейт, займется менее травмоопасным проведением досуга.

Но я не учла одного фактора: Виктор Ильич, отец Светы, ветеринарный врач, а ее мать, Елена Генриховна, занимается разведением экзотических кошек. У Рыжовых тоже дом в ближнем Подмосковье, кстати, совсем недалеко от местечка Мопсино, где теперь поселились мы. Питомник Елены Генриховны находится на одном участке с особняком, Светлана помогает матери. Ясное дело, она показала приятелям хорошеньких, умильных котят, а Елена Генриховна сказала:

– Поговорите с мамой и Лампой, если они согласятся, я подарю вам любого.

И Кирюша с Лизой потеряли покой. Едва вернувшись домой, они бросились к Кате, а потом ко мне. Хитрецы решили использовать принцип «разделяй и властвуй», надеялись, что хоть кто-то из нас, либо я, либо Катюша, согласится завести кошку.

Но они просчитались – мы, не сговариваясь, заявили:

– У нас четыре мопса, стаффордшириха Рейчел и двортерьер Рамик. Вам не кажется, что еще одно животное в этой стае будет лишним?

Нет, Лизе и Кирюше так не казалось. Тогда они кинулись к Сережке с Юлечкой, попытались сделать старшего брата и его жену своими союзниками. Но вновь потерпели поражение.

– На мой взгляд, заводить кошку не совсем разумно, – дипломатично заявила Юля. – Сейчас самое начало весны, впереди лето, в доме будут постоянно открыты окна и двери, она может убежать в лес и там погибнуть.

– С ума сошли? – более резко отреагировал Сережка. – К шести собакам еще и котенок! Кто следующий? Обезьяны, крокодилы, бегемоты и зеленый попугай? Извините, если переврал слова песни.

Юные «зоологи» приуныли. А потом решили не мытьем так катаньем добиться своего и начали настоящую психологическую атаку. В комнатах появились дешевые керамические фигурки всевозможных персов и британцев, потом на кухне материализовался календарь с фотографиями котят, затем Лиза раздобыла кружки, украшенные портретами сиамок. Дети четко разделили обязанности: Лизавета была ответственной за покупки, а Кирюшка проводил идеологическую работу. Он выискивал в Интернете всяческие статьи и ходил за нами по дому, твердя:

– Мыши – разносчики чумы, а справиться с ними в загородном доме способна только кошка.

Или заявлял:

– Британец рыжего окраса по кличке Маркиз спас людей от смерти: когда у американцев по фамилии Робинсон на втором этаже коттеджа замкнуло проводку и вспыхнул пожар, кот кинулся в спальню и разбудил хозяев.

Я надеялась, что через некоторое время ребята забудут о кошке, но желание заполучить нового любимца оказалось живучим. В гости к Рыжовым дети ездили в марте, сегодня десятое апреля, но Лиза с Кирюшей по-прежнему жаждут завести котенка, и, похоже, с этого дня они резко изменили тактику. Поняв, что фотографии, кружки и рассказы об удивительном уме кисок никак не действуют на взрослых членов семьи, ребята начали изображать из себя пай-деточек, убирающих за собой посуду и выносящих мусор. В принципе, это правильный ход, мало найдется на свете родителей, способных категорично гаркнуть: «Нет! Не получишь никаких кошек!» – в лицо отличнику, моющему в свободное от уроков время полы в квартире.

Интересно, надолго ли у подростков хватит рвения? Мне ситуация нравится, я не люблю возиться с мусором…

– Что ты смеешься? – обиженно спросила Лиза.

– Просто так, от переизбытка чувств, – ответила я. – Весна идет, птички поют, скоро тюльпаны расцветут…

– Ага, и кошки на крылечки выберутся, – Лиза не упустила случая упомянуть о главном. Но не удержалась и добавила в обычном своем стиле: – Смех без причины – признак дурачины.

– Лучше без повода смеяться, чем рыдать, – парировала я. И тут услышала мелодичное треньканье звонка, а потом разноголосый собачий лай.

– Кто пришел? – спросила Лизавета.

Но я не стала ей отвечать, положила трубку на стол и поспешила в прихожую.

Когда живешь не в многоквартирном доме в шумном городе, а в коттедже, окруженном елями, на территории охраняемого поселка, то теряешь бдительность. В Москве мне бы и в голову не пришло не запереть входную дверь или распахнуть ее без предварительных вопросов, но в Мопсине другие порядки.

Я нажала на ручку и, толкнув красивую дубовую дверь, сказала:

– Входите, открыто.

Если честно, то я предполагала увидеть кого-то из соседей. Это могла быть Диана Ловиткина с пятого участка или Карина Бурмака из девятого дома, которой я вчера пообещала дать рецепт ватрушек. Не исключен был и визит Ани с другого конца поселка. У Анечки есть пятилетняя дочь Машенька, девочка очень плохо ест, и если маме удается впихнуть в малышку обед, то в качестве награды за проявленное терпение ее приводят к нам – посмотреть на собак.

Но на крыльце стояла незнакомая женщина лет пятидесяти.

– Здравствуйте, – с удивлением приветствовала ее я. – Вам кого?

Незнакомка отреагировала странно. Она вздрогнула и спросила:

– Вы кто?

– Меня зовут Евлампия, но лучше обращаться просто Лампа, – ответила я, разглядывая даму.

Одета та была не совсем по погоде: теплое темное пальто не лучшего качества, старомодная шапка из мохера и не очень чистые сапоги черного цвета на так называемой «манной каше». В руках нежданная гостья держала нечто, смахивающее на мешок из брезента.

– А где Вета? – задала следующий вопрос женщина. – И Федор Сергеевич?

Я растерянно заморгала.

– Простите, вы, наверное, ошиблись адресом.

– Нет, – возразила гостья, – я отлично его знаю. Я провела здесь все свое детство. Хорошо помню, как старый деревенский дом постепенно превращался в коттедж… Он мало изменился, хотя цвет уже не темно-бордовый, а зеленый и вторую веранду пристроили.

– Вы жили в Мопсине ребенком? – переспросила я. – Это дом вашего детства?

Незнакомка кивнула.

– Верно. Мне тридцать три, и восемнадцать из них я жила здесь.

– Вам тридцать три года? – неприлично удивилась я, окидывая взглядом чуть сутулую фигуру.

– Что, я так плохо выгляжу? – без тени кокетства улыбнулась незнакомка. – Приехала издалека, в дороге, в общем вагоне, устала, да и помыться негде было. Веты нет?

– Здесь такие не живут, – растерянно сообщила я. – Все же скажите, как вас зовут?

– Таня Привалова, – представилась женщина. – Что случилось с Ветой?

Я посторонилась.

– Заходите… Надеюсь, собак вы не боитесь? Наши псы мирные, им и в голову не взбредет кого-нибудь укусить.

Татьяна шагнула в холл, секунду постояла в молчании, потом сказала:

– Здесь висело зеркало, а там был встроенный шкаф, его Федор Сергеевич сам соорудил. Вы его выломали?

– Нет, – ответила я, – когда мы приобрели дом, он был без мебели. Хотя, конечно, ремонт сделали.

– Ясно, – кивнула Таня. – Значит, Вета его продала.

– Хозяйку звали иначе, – возразила я. – Она то ли графиня, то ли княгиня, точно не помню, живет за границей. Я никогда владелицу коттеджа не видела, та прислала адвоката, он за нее бумаги оформлял.[1]1
  Как Лампа и члены ее семьи получили дом в Мопсине, читайте в книге Дарьи Донцовой «Фанера Милосская», издательство «Эксмо».


[Закрыть]

Татьяна стала комкать лямку мешка, который держала в руке.

– Понятно, – прошептала странная гостья. – И что же мне теперь делать? Думала, все по-прежнему тут живут, вот и заявилась в гости. Наверное, следовало предупредить, но номера телефона-то у меня нет. Или телеграмму можно было послать, но я не додумалась.

Я молча смотрела на расстроенную женщину. Первым желанием было сказать: «Оставайтесь, угощу вас чаем, а там сообразим, как поступить. Дом большой, места много, у нас две комнаты свободны». Но я представила, что услышу вечером от Володи Костина и от Сережки, когда они узнают, что я приголубила совершенно незнакомого человека, и прикусила язык.

– Наверное, мне надо уйти, – растерянно сказала Таня, – уж извините, что свалилась вам на голову. Еще раз простите. А… а не дадите мне стакан воды? Очень пить хочется.

Я быстро сбегала на кухню и принесла бутылку минералки.

– Ой, зачем такую дорогую? – испугалась Татьяна. – Сошла бы и из-под крана.

Похоже, беднягу на самом деле мучила жажда – гостья в несколько глотков осушила бутылку и вытерла губы тыльной стороной ладони.

– Ну спасибо! Теперь и есть расхотелось.

Я невольно задержала взгляд на изящной кисти, кожа которой была покрыта цыпками, и помимо воли спросила:

– И какие у вас дальнейшие планы?

Таня переступила с ноги на ногу.

– Ну… на работу наймусь… Я много чего умею – штукатурить, плитку класть, даже с сантехникой справлюсь, унитаз там установлю, раковину повешу, стиралку подключу… Не пропаду! Пока в поезде ехала, народ говорил, что в Москве много домов возводится, так что где-нибудь устроюсь.

– У вас есть деньги? – поинтересовалась я.

– Вообще-то, если честно, в дороге я немного поиздержалась, – призналась Татьяна. – Поезд был не скорый, на каждой станции тормозил, поэтому четверо суток до столицы тащился. Я думала, сэкономлю, билет на экспресс дороже, но получилось наоборот. Питаться-то надо! Уж когда в Москву прибыли, я сообразила: а как в Мопсино добраться? На электричке можно зайцем доехать, но в метро без оплаты не пустят… Огляделась по сторонам, увидела, что к ларьку машина с пивом прибыла, ну и предложила свою помощь по разгрузке. Мне пятьдесят рублей дали. Предлагали еще и бутылку, но я не пью. Хватило и на метро, и на билет до Мопсина, а вот на воду уже не осталось.

– Раздевайся и иди на кухню, – улыбнулась я. – Или хочешь сначала в душ?

– Вы чего, меня в гости зовете? – округлила глаза Таня. – Мне заплатить нечем!

– Мы комнаты не сдаем, – возразила я, – гостей даром пускаем.

Глава 2

После того как Таня вымылась и поела, она словно помолодела лет на десять. А когда я дала ей старое домашнее платье Юли, стало понятно, что вид дамы предпенсионного возраста ей в основном придавал неуклюжий наряд. Оставалось лишь удивляться, где Привалова раздобыла жуткое пальто, шапку и ужасную темно-синюю хламиду с нагрудным карманом, которая обнаружилась под верхней одеждой. В симпатичном платье, давно надоевшем жене Сережки, Татьяна превратилась почти в красавицу. Лицо осталось прежним, с ввалившимися щеками и курносым носом, зато фигура была выше всяческих похвал: стройная, с осиной талией.

Быстро поглощая бутерброды с колбасой, Таня рассказала свою историю.

Ее отец, Федор Сергеевич, работал в НИИ, мать, Ирина Павловна, в отличие от мужа, кандидата наук, была простой лаборанткой в поликлинике. Она постоянно болела и в конце концов скончалась. Вдовец горевал недолго – не прошло и трех месяцев, как он женился на своей коллеге с необычным именем Иветта.

Близким друзьям, несколько шокированным таким оборотом дела, Федор Сергеевич сказал:

– Таня школьница, один я ее не подниму, бросить работу и заняться воспитанием дочери не могу. А у Веты есть сын, Миша, он совсем маленький. Ясен расклад?

Иветта в одночасье ощутила себя хозяйкой большого дома, который ее муж получил в наследство от первой супруги, и начала переделывать жилище по собственному вкусу. Двадцатипятиметровую детскую Танечки перегородили стеной. В большей части, с окном, поселили Мишу, в меньшей, без дневного света, – Таню. Вета очень оберегала покой мужа, поэтому если дочь пыталась прорваться к отцу с тетрадками или дневником, мачеха твердо говорила:

– Не сейчас! Папа хочет отдохнуть.

Пока Таня училась в четвертом, пятом, шестом классах, она не задумывалась о своем положении, но, чуть повзрослев, вдруг задалась вполне естественными вопросами. Почему она спит на раскладушке в душной каморке, а Миша на удобной кровати в просторной комнате? Отчего ей давно не покупали новой одежды? Все платья стали девочке малы, юбки коротки до неприличия, а рукава едва закрывали локти. У отца нет времени на общение с родной дочерью, но с пасынком Мишей он часто ездит на рыбалку… Таню ругают за четверки, а брата хвалят за тройки… Справедливости ради следует отметить, что и при жизни Ирины Павловны Федор Сергеевич мало интересовался дочерью. Приваловы не ходили совместно в театр, не принимали гостей и не обсуждали сообща возникшие проблемы. Мама и Танечка были сами по себе, папа предпочитал проводить вечера в одиночестве, в кабинете. Если дочь просовывала в комнату голову и пыталась затеять с отцом разговор, как правило, она слышала в ответ строгое замечание:

– Татьяна, не мешай мне работать.

Федор Сергеевич всегда произносил эту фразу, даже когда лежал на диване с газетой. Но у девочки была мама, которая хоть и не проявляла особой ласки, но решала ее проблемы. Когда Тане исполнилось семь лет, она тяжело заболела и почти два года не могла справиться с недугом. За парту она села в девять и оказалась самой старшей среди детей. Училась она посредственно, и Ирина Павловна только вздыхала, подписывая дневник, а отец ее оценками вообще не интересовался. С появлением мачехи Федор Сергеевич стал нападать на дочь, тогда Танечка, чтобы понравиться папе, совершила почти невозможное – начала получать хорошие отметки. Но он сердито откладывал ее дневник и недовольно бухтел:

– Ни одной пятерки! Стыд и срам!

Ну почему отец не замечал стараний дочери? Отчего требовал невыполнимого – пятерки по алгебре? Танюшка ведь еле-еле освоила таблицу умножения!

Так девочка и мучилась. А несколько повзрослев, пришла к отцу и вывалила свои претензии.

Федор Сергеевич обомлел, потом попытался вразумить Таню.

– Как тебе не стыдно! Миша сирота, у него нет отца, он пришел в чужой дом, ему надо создать лучшие условия.

– Но я тоже сирота, – возразила Таня, – и в нашем коттедже много места. Вета занимает половину второго этажа, у нее в распоряжении спальня, кабинет и гостиная. Если она так любит сына, могла бы выделить ему одну из своих комнат. Зачем было мою детскую перегораживать?

– Не думал, что ты такая эгоистка! – возмутился отец. – Теперь об одежде и рыбалке. Мы не так уж много с Ветой зарабатываем и содержим двоих детей. Прорва денег на шмотки уходит! И неужели тебе интересно ловить рыбу? Это мужское хобби.

– Но Вета себе каждый месяц то юбку, то блузку шьет, – стояла на своем Таня, – а я два года в одном платье хожу!

Федор Сергеевич стукнул кулаком по столу.

– Хватит! В доме есть швейная машинка, научись ею пользоваться и строчи себе, как Иветта.

Таня заплакала и убежала. Но, видно, Федор Сергеевич все же переговорил с женой, потому что в доме начались удивительные метаморфозы. Стену в детской сломали, Мишу переселили на второй этаж, Вета сшила Тане штук пять обновок и коротко сказала:

– Носи.

– Это мне? – удивилась девочка, разглядывая вещи.

– Нет, соседской козе, – съязвила мачеха. – Опять не нравится?

– Они очень открытые, – прошептала Таня, – на лямках, и юбка торчком.

– Федя, – закричала Вета, – не знаю, чего ей надо! То жаловалась, что в старье ходит, то новое надевать не желает.

– Пусть ходит в прежнем, – прогремел из кабинета голос ученого. – Мы пошли у капризницы на поводу, а зря! Все ты, Вета, твердила: «Девочка в тяжелом душевном состоянии…» Ну что? Получила «спасибо» за свою жалость?

С той поры жизнь Тани превратилась в ад. Нет, мачеха ее не обижала. Но на ужин Иветта готовила ненавистную девочке пшенную кашу с тыквой или пекла нелюбимые оладьи. Миша за обе щеки уплетал и то, и другое, радуя мать просьбами о добавке, а Татьяна сидела над нетронутой едой. Вета с хорошо разыгранной тревогой спрашивала:

– Ты здорова?

– Да, – коротко отвечала падчерица.

– Тогда почему не ешь? – трогательно заботилась она о девочке.

– Не хочу, – честно признавалась та.

– Оставь привереду в покое, – злился муж, – надоели ее претензии.

Вскоре Таня поняла, что ей не победить Вету, и стала все время проводить с друзьями. Едва справив совершеннолетие и получив аттестат, девушка выскочила замуж за свежеиспеченного выпускника военного училища и уехала с ним в далекий гарнизон.

Таня строчила в Мопсино письма, но ответов не получала и поняла, что тема отчего дома для нее навсегда закрыта. Связь с отцом и мачехой оборвалась.

Семейная жизнь у Приваловой сложилась неудачно – супруг пил горькую. Хорошего образования Таня не получила, таскалась с супругом по военным городкам, а там было полно жен военнослужащих, которые занимали все «теплые» места. Приваловой оставалось лишь мыть полы в местном клубе или идти работать на стройку. В конце концов дочь ученого освоила множество профессий, связанных с отделкой зданий, и фактически содержала семью. Супруг-офицер менял свою зарплату на водку, а когда получки не хватало, он, поколотив жену, отбирал у нее честно заработанные рубли.

Детей Таня не завела. Сначала не хотела, чтобы ребенок рос в походных условиях, часто менял школы и мотался по стране, потом побоялась родить от пьяницы. На беду, супруг оказался весьма сексуально активным, и молодая женщина каждый год делала по два аборта (противозачаточные таблетки в российской глубинке достать было трудно, а презервативом муж пользоваться отказывался).

Слава богу, в прошлом году алкоголик допился до смерти. Привалова без особого сожаления похоронила супруга и нанялась в фирму, занимающуюся ремонтами. Жизнь стала налаживаться. Тане удалось получить комнату в коммуналке, у нее завелись небольшие деньги, и через несколько месяцев она почувствовала себя счастливой. В соседях у нее была лишь одинокая милая бабушка, никто у Тани деньги не отнимал, не орал на нее, не лез с кулаками и поцелуями – казалось, судьба улыбнулась молодой женщине. И вдруг у нее стал побаливать живот.

Посчитав недуг ерундой, Привалова к врачам не пошла, понадеялась: поноет и перестанет. Но боль не отпускала, пришлось-таки посетить поликлинику. Диагноз гастроэнтеролога ошеломил – опухоль желудка.

– Езжай в Москву, – посоветовал местный эскулап, – здесь у тебя шансов нет. Ближайшая онкологическая клиника расположена в областном центре, но врачи там аховые. А в столице и аппаратура, и специалисты хорошие, схему лечения подберут…

Татьяна замолчала, я проглотила колючий комок, вставший поперек горла.

– Понятно. И ты вспомнила про отца. Он же ученый, человек со связями!

– Точно, – кивнула Таня. – Приехала, а они с Иветтой куда-то подевались…

Не закончив фразу, гостья во весь рот зевнула. Потом смутилась:

– Простите!

– Пустяки, – ответила я, – ты же наверняка очень устала. И давай ты перестанешь мне «выкать»?

– Хорошо, – кивнула Таня и снова прикрыла рот рукой. – Господи, прямо с ног валит.

– Иди, ложись, – предложила я, тоже почему-то зевая.

– День на дворе, – не согласилась гостья.

– Ну и что? – ответила я, испытывая непреодолимое желание прилечь и стараясь удержать голову прямо, хотя она так и клонилась к плечу. – Раз организм просит, значит, надо к нему прислушаться.

– Спать положено ночью, – тихо возразила Привалова.

– Чепуха, – невольно прикрыв глаза, сказала я. – Лично я точно сейчас упаду на софу и придавлю ухом подушку. Наверное, погода меняется, давление падает.

Продолжая жаловаться на казусы климата и ругая глобальное потепление, я кое-как сделала пару шагов и рухнула на диван. Меня охватило блаженство. Как хорошо, что мы приобрели именно эту мебель – она необычайно мягкая, подушки словно из пуха. И плед потрясающий – уютный, нежный. Почему я раньше им не пользовалась? По какой причине считала его грубым и колючим? Лампа, а ты, оказывается, капризуля…

Внезапно сквозь наплывающий туман до меня долетели противные звуки: скрежет и постукивание. Я попыталась вырваться из цепких объятий сна, но не смогла победить силу, которая сделала тяжелыми мои веки. Перед тем как окончательно заснуть, я, приоткрыв один глаз, увидела Капу. Мопсиха спрыгнула с дивана и яростно скребла передними лапами стену под большим окном, выходившим в сад…

– Эй, Лампудель! – грянуло с потолка. – Чье там зэковское пальто в прихожей?

Мой правый глаз сам по себе открылся, я спросила:

– Где я? Вы кто?

– Супер! – похвалила темная фигура, почти закрывавшая собой неярко горевший торшер. – Спишь дома, на диване. Разреши представиться: Владимир Костин.

Я села, оглянулась, потом удивилась:

– Я сплю в столовой?

– Точно, – засмеялся Вовка, зажигая люстру. – Похоже, ты весь день продрыхла.

– Который час? – сообразила спросить я.

– Полдевятого, – объявил Костин. – А что, супчика нет?

– Хотела сварить борщ, но отчего-то уснула, – растерянно ответила я.

Вовка, открыв холодильник, закручинился.

– Пусто. Ни глазированных сырочков, ни кефира, ни йогуртов.

– И в магазин не сходила, – начала каяться я, – и дом не убрала, белье не постирала. Ой! И собак не выводила!

Костин включил телевизор.

– Насчет псов не волнуйся, я увидел в прихожей три лужи и понял, что стаю никто не выгуливал. Так чей прикид на вешалке?

Я быстро вскочила.

– Таня! Она, наверное, голодная. Увидела, что я храплю, и не стала меня будить, а сама взять еду постеснялась. Очень некрасиво получилось!

– В доме есть место, где хранится еда? – заерничал Вовка. – Можешь показать мне тайник? И кто такая Таня?

– Сейчас объясню, – на ходу пообещала я, выбегая в коридор.

В нашем доме есть две пустые комнаты, мы гордо называем их «гостевые». Обе находятся в мансарде, они небольшого размера и весьма скромно обставлены. Купив коттедж, мы прежде всего сделали капитальный ремонт, приобрели кухню и сантехническое оборудование, а вот спать всем довольно долго приходилось на надувных матрасах – деньги на кровати, кресла, диваны и столы зарабатывались медленно. Сейчас мы наконец-то привели все в божеский вид, даже обзавелись симпатичными качелями – такой лавочкой с матрасом, над которой нависает «балдахин» из полосатой ткани. Правда, это приобретение пока еще находится в разобранном виде, Вовка и Сережка хотят установить его через две недели, когда на дворе зазеленеет молодая трава.

Я распахнула дверь в первую гостевую и увидела застеленную софу. Быстро открыла соседнюю створку, ожидая обнаружить Таню там. Я уже готова была извиниться: «Прости, заморила тебя голодом! Не понимаю, почему заснула на несколько часов», но слова так и остались непроизнесенными – в другой спальне тоже никого не оказалось.

– Ну и где же таинственная мадам? – серьезно спросил шедший за мной Костин.

– Вероятно, Таня не поняла, где комнаты для гостей, и устроилась в чьей-то спальне, – растерянно ответила я. – Надо посмотреть на втором этаже.

Через десять минут стало ясно: Приваловой нигде нет.

– Интересная ситуация… – нараспев произнес Костин. – И куда подевалась гостья?

– Она была! – чувствуя тебя законченной идиоткой, сказала я. – Очень милая, стеснительная особа.

– С пропеллером на спине? – перебил меня майор.

Я изумилась.

– С чем?

Вовка засмеялся. В ту же секунду я сообразила, о ком ведет речь Костин, и сердито на него посмотрела. А тот бойко продолжил:

– Была и нету. «Он улетел, но обещал вернуться». Хотя, учитывая наличие пальтеца из зоны и сидора в прихожей, предполагаю, что нам никогда не суждено встретиться с очаровательной Танюшей. Да и таково ли ее имя? Ставлю «Бентли» против драного носка, что ты не удосужилась попросить у гостьи паспорт… И кто она?

Я рассказала Костину о визите Приваловой. По мере того как я выдавала информацию, лицо майора каменело, и в конце концов он сказал:

– Ох и дура же ты! Разве можно впускать в дом невесть кого? Лампудель, ты работаешь в частном детективном агентстве, имеешь дело с разными людьми, считаешься хорошим специалистом…

Я не выдержала и перебила Вовку:

– Я не считаюсь хорошим специалистом, а являюсь им.

– Вот только, покинув службу, ты моментально превращаешься в безмозглую козу! – рявкнул майор с такой силой, что в буфете жалобно зазвенели бокалы. – Ну-ка, оцени ситуацию со стороны. Эй, ау!

– Слушаю тебя внимательно, – пробормотала я.

Вовка потер лоб рукой.

– Итак, к тебе пришел клиент, рассказывает историю про Таню и сообщает: «Когда мы сели пить чай, я неожиданно захотел спать, прилег на диван и продрых с полудня до позднего вечера». И что ты ответишь идиоту?

– К вам, похоже, заглянула одна из тех, кого называют клофелинщицами, – незамедлительно отрапортовала я. – Воровки работают на доверии и делятся на две категории. Первая, самая распространенная, группа состоит из проституток. «Ночные бабочки» подсыпают клиентам в спиртное клофелин, ждут, пока мужчина крепко заснет, грабят его и уходят. Вторая разновидность: преступницы, прикидывающиеся социальными работниками, коммивояжерами, агитаторами, представителями ДЭЗа. Они проникают в квартиру. Дальнейшее понятно. Клофелин сильно понижает давление. Это опасный препарат, чтобы не навредить человеку, врач тщательно рассчитывает дозу. Но воровки не медики, поэтому у них случались убийства. Срок за воровство намного меньше наказания за лишение человека жизни, поэтому сейчас клофелином практически никто не пользуется, преступный мир перешел на другие, менее опасные медикаменты.

Костин зааплодировал.

– Исчерпывающий ответ. И откуда ты знаешь про все это?

Я пожала плечами.

– О тех, кто усыпляет жертв, много писали в газетах, говорили в телепрограммах, предупреждали людей, просили быть бдительными.

– Восхитительно, – сказал Вовка. – Остается лишь поражаться, отчего, обладая столь глубокими познаниями, Лампа Романова сама стала жертвой воровки-мошенницы. Здорово она тебе напела про несчастное детство, жизнь с мужем-алкоголиком и болезнь.