Текст книги "Яблоко Монте-Кристо"

Глава 7

Я уже не раз говорил ранее, что детективное агентство «Ниро» было создано Норой в качестве игрушки, поэтому никакие аргументы типа «Вас же не просили начинать расследование, и я не собираюсь оплачивать услуги» на мою хозяйку не действуют.

Впрочем, имейся у нас другой клиент, ну появись сейчас на пороге мужчина с душераздирающей историей о пропавшей жене или украденных деньгах, Нора могла бы и забыть про Вяземских. Но, как назло, в сентябре агентство «Ниро» не могло похвастаться огромным наплывом клиентов: если честно, к нам не пришел за месяц ни один человек. И заполучившая наконец забаву Элеонора сурово оборвала все мои справедливые замечания патетической фразой:

– Я должна помогать людям. Да, Ляля не нанимала нас. Пока. Она в шоке, потеряла любимую свекровь, которую считала своей второй матерью, впереди похороны, поминки, девять дней, сорок. Любой мало-мальски нормальный человек утратит в подобной ситуации способность логично мыслить. Но уже к началу ноября, отметив сороковины, Ляля очнется и задаст себе вопрос: кто хотел испугать ее до полусмерти? Кому было надо травить вдову? Зачем? Еще она сообразит, что «шутничок» является невольным убийцей Зои, которая скончалась от стресса, вызванного видом «призрака». Не успеет Ляля задуматься о личности мерзавца, затеявшего представление, как мы тут! Придем и назовем ей имя. Ясно, Ваня?

– С одной стороны, да, с другой – нет, – осторожно сказал я. – Что касается вашей мотивации, это понятно. Но отчего вы решили, будто жертва розыгрыша Ляля? Может, негодяй хотел напакостить Зое?

– Нет, – покачала головой Нора, – объект издевательств Ляля. Ее разыгрывали не один раз и, по словам Зои, довели почти до психушки. Мерзавца следует искать в окружении Ляли. Вспомни, Зоя считала, что невестке просто чудится Игорь, к матери сын никогда не приходил, а вот к жене муж являлся регулярно. Нет, изводили именно Лялю. Причем тот, кто это делал, был хорошим приятелем вдовы.

– А это вы почему решили?

Нора сцепила пальцы в замок.

– Ваняша, у тебя странно работает голова. Иногда ты способен на абсолютно нестандартные решения, фонтанируешь удивляющими даже меня идеями, а порой не можешь элементарно сложить два и два. Ну рассуди, каким образом «призрак» попадал в квартиру Вяземских? Неужели ты полагаешь, что человек, который изображал привидение, на самом деле лез по пожарной лестнице наверх, а? Или считаешь его духом, способным к левитации и могущим беспрепятственно проходить сквозь стены? И то и другое смешно. Нет, Ваняша, перед нами преступление, задуманное и совершенное человеком. Небось мерзавец тайком сделал второй комплект ключей. Думаю, он хотел только попугать Лялю, но что вышло?

– Почему вы все время говорите «он»? Вполне вероятно, что основное действующее лицо женщина.

– Рост! Покойный Игорь был высоким мужчиной, – напомнила Нора. – Зоя ведь сказала, что ты издали легко за него сойдешь. Думаю, даже в Москве нелегко обнаружить почти двухметровую гражданку.

– Отчего же? – удивился я. – Манекенщицы, спортсменки…

– Они дуры, – безапелляционно заявила Элеонора, – умеют лишь эксплуатировать свои физические данные.

– Право, Нора, вы несправедливы. Среди названных мною категорий есть…

– Нет, – рявкнула хозяйка, – в нашем случае налицо ум и артистические способности, значит, это мужчина!

Я с изумлением уставился на Элеонору: надо же, всегда считал ее феминисткой, и вдруг подобное заявление. По мнению Норы, выходит, что умом и талантом обладает лишь сильная часть человечества, а красивые девушки, ходящие по подиуму, и спортсменки – идиотки? Но ведь это несправедливо, была у меня знакомая баскетболистка, кандидат наук…

– Мужчина, – продолжала Нора, – хитрый, изворотливый, жестокий. Он сумел подобраться к ключам от дома, сделал дубликат и спокойно входил в квартиру. Сукин сын, естественно, не знал о том, что задумала Зоя, не предполагал, что в шкафу затаился еще один «Игорь». Зоя-то в поздний час спит, мерзавец ожидал увидеть Лялю в одиночестве.

– Согласен, роль Вяземского исполнял парень, но заказчицей могла быть дама, – не дрогнул я.

Элеонора сузила глаза.

– Ваня, – почти ласково ответила она, – я очень хорошо знаю о твоей любви к противоположному полу, но должна тебя огорчить – данное преступление спланировал и претворил в жизнь мужчина. Завтра мы начнем его искать в ближайшем окружении Ляли, после обеда отправишься к вдове. Ладно, давай спать, честно говоря, я устала.

– Но зачем мне ехать на задание во второй половине дня? – весьма глупо поинтересовался я и тут же пожалел об идиотском вопросе: ну какая разница, во сколько начать никому не нужное расследование?

– Потому что к девяти утра ты должен отвезти Лешу в Кардиоцентр, – спокойно ответила Нора, – я уже договорилась с врачом, Одеялкину сделают все необходимые исследования.

Я тяжело вздохнул – совсем забыл о недужном родственничке.

Не знаю, как вы, а я ненавижу вставать на рассвете, мне легче лечь спать в три часа утра и вылезти из-под одеяла в десять, чем уснуть в восемь вечера и открыть глаза в момент восхода солнца. Я типичная сова, вынужденная, увы, слишком часто выступать в роли жаворонка. Поэтому сегодня утром я выполз на кухню в полувменяемом состоянии и попытался привести себя в равновесие при помощи литра кофе.

Алексей же выглядел абсолютно бодрым. Всю дорогу до больницы Одеялкин щебетал, словно веселая птичка, но стоило нам добраться до небольшого здания с надписью «Томограф», как мой спутник, сильно побледнев, воскликнул:

– Может, не надо?

– Пошли, – велел я, ощущая дискомфорт в левой стороне груди.

– Ты уверен? – шепнул Леха. – Чтой-то мне того… не по себе.

– Глупости, – не слишком уверенно попытался я приободрить явно трусившего мужика, – это не больно.

– Точно?

– Полагаю, да. Тебе рентген делали?

– Ага, – понуро кивнул Леха.

– Сейчас будут те же ощущения, собственно говоря, томограф тот же рентген.

– Ой, врешь, – покачал головой Леха, – иначе б он по-иному назывался, не томографом, а рентгеном. Слушай, давай вернемся домой, а? У меня ничего не болит, голова не кружится! За фигом у занятых людей время отнимать, а? Ваньша!

Если честно, мне самому совершенно не хотелось нырять в подъезд, радовала лишь мысль о том, что всякие, скорей всего неприятные, медицинские манипуляции будут производить с Алексеем, я всего лишь сопровождающий, отнюдь не самое главное блюдо банкета.

Получив на рецепшен четкие указания, мы покружили по узким, извилистым коридорам и очутились около двери нужного кабинета, над которой тревожным красным светом горела надпись: «Не входить, идет сеанс». Мы чинно сели в неудобные, низкие кресла и притихли. Внезапно к моему горлу подкатила тошнота, под лопаткой закололо, а в животе заработал пропеллер. Я попытался справиться с разбушевавшейся вегетатикой, закрыл глаза и решил заняться аутотренингом. Так, попробуем представить себе берег моря, ласковый прибой, волны, накатывающие на песок, солнце, тихий ветерок.

– Ой! – сдавленно вскрикнул Леха.

Я разомкнул веки:

– Что случилось?

– Во жуть-то, – Алексей ткнул корявым пальцем в сторону плаката, прикрепленного к стене.

Я машинально перевел взгляд на текст и углубился в чтение:

«Инфаркт – бич человечества. Смерть от заболеваний сердечно-сосудистой системы стоит сейчас на первом месте среди всех смертей. Даже в автокатастрофах гибнет меньше людей. Человек сам виноват в своем инфаркте, а ведь так легко его избежать. Спроси себя: „Что я делал, чтобы сберечь сосуды здоровыми? Ничего? Тогда моя дорога на кладбище“. Если вам наплевать на собственное долголетие, не читайте дальше статью, но если вы хотите хоть ненадолго увеличить свой срок пребывания на земле, изучите наш доклад. Курение. Немедленно бросьте сигарету, каждая из них отнимает у вас десять минут жизни. Ну-ка, посчитайте!»

Словно кролик, скованный взглядом кобры, я вытащил из кармана мобильный, нашел в меню калькулятор и начал нажимать на кнопки. Значит, я в день выкуриваю тридцать сигарет, тридцать на десять… О господи! Триста минут! Это же пять часов. В году у нас триста шестьдесят пять дней, это получается… Восемь тысяч семьсот шестьдесят часов!

Недокончив расчеты, я сунул руку в другой карман и смял пачку. Никогда больше не стану курить, я и не предполагал, сколь опасен табак. Взор вновь обратился к плакату.

«Еда. Свинина, яйца, сливочное масло, жирное, жареное, соленое, копченое. Каждый кусок подобного яства отнимает у вас десять минут жизни».

Я вновь впал в ступор. Матерь Божья! Я очень люблю мясо, а свинина – самое нежное из всех возможных. Говядина и телятина суховаты, у баранины неприятный привкус. Так, вчера я слопал отбивную с жареной картошкой. Сколько в блюде имелось «укусов»? Ну, допустим, десять, возведем в квадрат… О-о-о, сто минут, это же чуть больше, чем полтора часа. Мне стало очень некомфортно. Еще я завтракал омлетом, а вечером, ближе к ночи, испытав голод, спокойно сделал себе пару бутербродов из мягкого белого хлеба и свежего вологодского масла. Итого выходит, три часа жизни псу под хвост. Поежившись, я вновь стал читать плакат:

«Если не занимаетесь в спортзале регулярно, отнимите из каждых суток сто двадцать минут. Пользуетесь автомобилем? Долой еще двести. Имеете мобильный телефон? Испытываете стресс? Волнуетесь о своем будущем? Вас беспокоит судьба детей? День стал короче на шестьдесят минут».

Я вытер пот со лба, хорошо хоть, не обременен семьей, ох, не зря я избегал женитьбы, теперь могу радоваться дополнительному времени на жизнь.

«Холестерин! Вы знаете свои показатели?» – вопрошал плакат.

Господи, конечно, нет. Холестерин, это где? В каком месте? В голове или животе?

«Меряете давление? Оно повышено? Нам жаль вас…»

Я не успел дочитать вдохновляющий текст до конца, раздалось лязганье, красная надпись погасла, широкая дверь распахнулась, и в коридор выехала каталка, на которой лежал сморщенный, высохший, жутко страшный дед с синюшным лицом. Передвижную кровать толкала перед собой хорошенькая, похожая на ватрушку медсестра. Не успела она сделать два шага, как из кабинета полетел вопль:

– Катька! Историю болезни забыла.

– Ой, ща! – воскликнула «ватрушка» и побежала назад.

– Слышь, пацаны, – прохрипело с койки, – закурить е?

Я покачал головой и нащупал пальцами измятую пачку.

– На, дедуля, – дрожащим голосом сказал Леха, – пользуйся.

– Какой я тебе дед, – слабо завозмущалась развалина, – позавчера тридцать пять стукнуло.

– Мама дорогая! – взвизгнул Леха. – А чего ты такой страшный? Чем болеешь?

– Не знаю, пацаны, – грустно признался парень, быстро пряча пачку под одеяло. – Пришел сюда месяц назад на своих ногах анализы сдавать, а меня оставили, теперь лечат. И что интересно, с каждым днем мне хуже делается.

Мы с Лехой переглянулись, вскочили с кресел, но тут из кабинета вынырнули «ватрушка» с толстой тетрадкой в руках и стройная дама в голубом халате.

– Одеялкин? – очаровательно улыбаясь, заявила последняя. – Проходите.

Затравленно оглядываясь, Леха исчез в комнате, я обвалился в кресло и, провожая взором медсестру, бойко толкавшую по длинному коридору каталку, начал давать себе клятву.

Так, следует признать, я был безответственен, отвратительно относился к своему здоровью, разбазаривал его направо и налево, пора сделать выводы, ведь уже не мальчик. Значит, курить я бросил, прямо сейчас. И ем отныне лишь диетические блюда, без соли, сахара, жира и консервантов. Немедленно запишусь в спортзал, выброшу мобильный, стану ходить пешком, даже близко не подойду ни к одному существу женского пола. Хотя о сексе в плакате стыдливо умалчивается, но, я полагаю, интимные отношения нагрузочны, они наносят огромный урон здоровью. Я же совершенно не хочу в могилу!

В подобных размышлениях пробежало полтора часа, и с каждой минутой мне делалось все хуже и хуже, потому что со всех сторон к кабинету на каталках и инвалидных креслах подруливали больные люди самого устрашающего вида, кое-кто из них был утыкан трубками и обвешан банками.

Сначала мне стало неудобно оттого, что выгляжу совершенно здоровым, даже захотелось воскликнуть: «Люди, я такой же, как вы, насквозь отравленный табаком и свининой!»

Но потом меня охватил страх. Господи, небось эти несчастные тоже не хотят отправиться на тот свет! Они были здоровы, доконал их неправильный образ жизни. И потом, кто сказал, что сердечно-сосудистые заболевания не заразны? Наука еще мало знает! Вон раньше язва считалась последствием ошибок в диете, а сейчас доказано: слизистая желудка поражается некой бактерией, язву запросто можно подцепить, целуясь с больным человеком, вот почему болезнь является семейной заразой. Получил язву папа, за ним мама, следом дети… Может, и с инфарктом так? А я сижу в кресле около больных!

Невидимая рука стала толкать меня в спину, как назло, находившийся в непосредственной близости инвалид принялся кашлять. Я моментально покрылся потом и стал проклинать хорошее воспитание. Конечно, неприлично сейчас подпрыгивать и нестись в противоположный конец коридора, скорей всего, я обижу этим несчастного больного. Но ведь неохота подцепить заразу. Что в данном случае важнее: чужая обида или собственное здоровье?

Моментально сделав вывод, я вскочил и тут же увидел Леху, выходящего в коридор. На лице Одеялкина было странное, горько-задумчивое выражение. Сердце у меня сжалось в комок и прыгнуло в горло.

– Что? – с неподдельной тревогой воскликнул я. – Плохо?

Головы инвалидов повернулись в нашу сторону. Леха задрал рубашку:

– Во.

Я ахнул и прижал ладонь ко рту – было от чего оторопеть.

Торс Лехи оказался опутан разноцветными проводами, они брали начало из небольшой прямоугольной коробочки, похожей на плеер, подвешенной на ремне. Потом шнуры разбегались в разные стороны и при помощи присосок крепились под ключицей, на груди и боках мужика.

– Это что? – еле-еле сумел выдавить я из себя.

– Ерунда, – прошелестело с одной из каталок, – типа кардиограммы.

– Верно, – закивал Леха, – велели несколько дней носить не снимая. И спать в этой хрени придется! Во беда.

– Больно? – с сочувствием поинтересовался я.

Одеялкин скорчил гримасу, с каталок донесся тихий смешок, потом больные начали быстро говорить:

– Ерунда! Ему бы изотопное исследование попробовать.

– Ты че, хуже шунтирования ничего нет.

– Ха, шунтирование! А пересадку не хошь?

Леха затравленно огляделся, перекрестился, схватил меня за плечо и велел:

– Давай в машине погутарим, чегой-то мне тут не по себе, чесаться начал, и зубы заныли. Хотя я давно протезы поставил!

Глава 8

– Мне не больно, – сообщил Леха, сев в машину, – вообще никак. Одна беда.

– Какая? – нервно спросил я, борясь с желанием закурить.

– Эта хрень доктору все о моем здоровье сообщит, – начал объяснять Леха, – там внутри записывающий аппарат. Врач велел вести привычный образ жизни, ни в чем его не менять, курить и выпивать.

– Зачем? – поразился я. – Вот уж странная рекомендация из уст доктора.

– Не, – ухмыльнулся Леха, – не в том суть! Инне Алексеевне, докторше этой, надо видеть: во, зашкалило аппарат. Отчего? А, Леша с соседом поругался. Понимаешь? Поэтому ща пока надо себя обычно вести. Потом Инна Алексеевна выводы сделает, скажет, допустим: «Слышь, Леха, не ходи на работу, у тебя из-за нее сердце барахлит». Во беда!

– В чем же неприятность? – улыбнулся я. – Вроде особых ужасов тебе не сообщили, просто датчик навесили. Эка печаль, живи спокойно.

– Не получится эксперимент, соврет коробочка, – приуныл Одеялкин.

– Навряд ли, – решил я приободрить его, – не ты первый с ней ходишь.

– Понимаешь, – окончательно пригорюнился Леха, – у меня ведь как день проходит? Утром встал и на работу, я почту разношу, до трех часов управлюсь, потом свободен. Припрусь домой, а там Клавка, зуда, блин! Как заведется! «Двор не подмел, забор не поправил, табуретку не сделал, огород не полил…» Гр-гр-гр, гав-гав-гав… Ну я распсихуюсь, ведра пошвыряю, удочки схвачу – и на речку.

– Зачем?

– Во, спросил! Это ж лучший отдых! – с жаром воскликнул Леха. – Сидишь на бережку, на воду глядишь, душа и оттаивает. У нас красиво до жути! Лес стоит зеленый, тишина! Рыба ловится в любой час, без штанов в воду не войдешь, отгрызет кое-чего начисто. Ха-ха!

Я улыбнулся:

– Мне незнакомы прелести рыбалки, я никогда не принимал участия в забаве.

На лице Лехи появилось выражение искреннего сочувствия.

– Ваньша! Какой ты несчастный человек! Живешь в грохоте, дышать нечем! И рыбу не ловил! Во беда! Ну ничего, хочешь со мной поехать? Вот только коробка эта!

Леха снова приуныл и тоскливо закончил:

– Ну, допустим, вместо работы я могу просто у вас во дворе побегать. А где рыбалку взять? И Клавку? Может, мне от бабы плохо? Инна Алексеевна строго предупредила: «Только при условии соблюдения вашего постоянного распорядка дня наше исследование окажется точным». Получается, зря я в столицу катал, кучу бабок извел, не получится узнать про здоровье.

Последние слова Леха произнес шепотом, мне стало жаль бедолагу, и я решил его приободрить.

– Друг мой, безвыходных положений не бывает.

– Ну е мое! А рыбалка? А Клавка?

– Поезжай домой на время эксперимента.

– Ваньша! Коробку уже приклепали! Мне ж в поезде двое суток переть.

– На самолете можно.

– Во! У нас в деревне аэродрома нет! Это ж надо до Екатеринбурга лететь, а оттуда на кукушке катить, и денег столько нет, взад-вперед шмыгать!

Я призадумался, потом воскликнул:

– Не стоит отчаиваться! Утром походишь вокруг дома, а потом на рыбалку.

– И че? У вас тут можно щук найти? – оживился Леха.

– Наш сосед регулярно куда-то ездит, узнаю адрес и отвезу тебя.

– Ваньша! Класс! Вот только… – снова притих Леха.

– Теперь что? – насторожился я.

– Удочки нет, опарышей тоже, уж про воблеры я и не вспоминаю, – зачастил Леха, – не с прутиком же сидеть, смешно!

Я взял в руки мобильный.

– Эка проблема, сейчас изложу хозяйке суть вопроса, и поедем в специальный магазин для рыболовов.

У Элеоноры, как у любого человека, есть определенный набор отрицательных черт, но жадность к ним не относится.

– Естественно, купи ему все необходимое, – велела хозяйка, – привези домой и отправляйся к Ляле. Да поторопись!

Я кивнул и повернулся к Лехе:

– Ну, покатили.

В магазине «Счастье рыболова» Одеялкин почти лишился чувств. Сначала он, разинув рот, прилип к прилавку, потом прошептал:

– О господи! И что, это все можно купить?

– Да, – улыбнулся я, – конечно.

– Мне вот… – начал было Леха, потом замолк.

– Если выбрал, то говори, – поторопил я Одеялкина.

– Дорого как!

– Это подарок от Норы.

– Ой, не возьму.

– Но почему?

– Отдарить нечем!

– И не надо.

– Нет, нет, я так не могу! Хотя… вам табуретка нужна? Давай сколочу.

– Хорошо, – кивнул я, – просто прекрасно, вот и решили: мы тебе снасти, а в обмен получим необходимую мебель.

Через полчаса совершенно счастливый Леха сел в «Жигули» и принялся рассказывать мне обо всяких приспособлениях. Я делано удивлялся, испытывая радость от того, какое счастье излучал Одеялкин. Под самый конец монолога он продемонстрировал мне банку с отвратительными здоровенными жуками.

– Это кто? – с некоторой брезгливостью осведомился я.

– Тараканы, – гордо сообщил Леха.

Меня передернуло.

– Ты уверен? Обычно они маленькие, рыжие, а тут темные, блестящие…

– Это не российские насекомые.

– Да? Откуда же их завезли?

Одеялкин пожал плечами:

– Ну вроде из Эфиопии, я точно не знаю. Только теперь их в России разводят, есть специальные люди, у них аквариумы дома стоят, там таракашки живут.

– Какая гадость! – не сдержался я.

– Вовсе нет, – возмутился Леха, – суперская наживка, лучше опарыша. Не думал, что эти эфиопские твари в Москве есть, я за ними в Екатеринбург мотался. Хотел, правда, сам разводить, да Клавка заистерила.

Я вздохнул. Может, конечно, супруга Лехи и отличается на редкость вздорным нравом, но в данном конкретном случае я совершенно с ней солидарен. Обитать в доме и знать, что за стеной, в стеклянном ящике, копошатся жуткие насекомые! Право, ужасно!

Не заметив моей брезгливости, Одеялкин тряхнул банку.

– Во, Ваньша, глянь! Шевелятся!

– Они не выползут? – с некоторой опаской осведомился я.

– Да ты че? Крышка заверчена, – успокоил меня Одеялкин.

– И все-таки лучше не оставляй их одних!

Леша улыбнулся:

– Так они не кусаются.

– Ты приглядывай за тараканами, – не успокаивался я.

– Не дрейфь! – хмыкнул Одеялкин. – Суну банку к себе под подушку.

Я глубоко вздохнул и не стал продолжать разговор. Никогда бы не сумел заснуть, зная, что под головой хранится упаковка с монстрами.

К дому Ляли я подъехал в районе шестнадцати часов. Нора дала мне четкие указания, и я великолепно знал, как следует себя вести.

Дверь в квартиру оказалась открыта, я вошел и осторожно произнес:

– Здравствуйте.

– Вы кто? – послышалось в ответ, и из-за угла вылетела худенькая женщина. – Цветы привезли?

Мне на секунду захотелось зажмуриться. У незнакомки были удивительные волосы: ярко-рыжие, мелко вьющиеся кудряшки, просто огненный сноп локонов, падающий на плечи. Никогда я не встречал людей с подобной шевелюрой.

– Нет-нет, разрешите представиться – Иван Павлович Подушкин, детективное агентство «Ниро».

В глазах женщины мелькнуло откровенное удивление.

– Соня Работкина, – представилась она, – подруга Игоря еще с детства. Вообще-то я родственница тети Зои, но такая дальняя, что и говорить не о чем.

– Вы-то мне и нужны, – обрадовался я, – а где Ляля?

– Ей совсем плохо, – пригорюнилась Соня. – «Скорая» приезжала, укол сделала, спит Лялька. Досталось ей, конечно, по полной программе, не всякая выдержит. Сразу двоих потеряла, сначала мужа, потом свекровь! Хотя, может, кто, конечно, и обрадовался бы. Вот у нашей соседки, к примеру, супружник пил, словно старый верблюд! Как на свадьбе начал за воротник закладывать, так до развода и не просыхал! Ничего не помогало! Она и плакала, и ругала его, и просила. По-хорошему, по-плохому… все одно. А мать его! Ну чума! Другая бы взяла скалку да отходила сыночка-алкоголика. Так нет же! Баба скандалы устраивала. «У хорошей жены муж не квасит. Петя нервничает! Не смей его заставлять неурочно работать». До того договорилась, что заявила невестке: «Вали отсюда! Петечке другая нужна, ласковая и заботливая!» Вот тут соседка прифигела, а потом напомнила свекрови: «Слышь, жопа! Кто у кого живет? Квартира-то моя! Вы с Петькой из Тмутаракани заявились и на московской жилплощади исключительно из-за его женитьбы оказались».

Ну дела! Соседка потом с ними судилась. Так вот, помри они в одночасье, Петька с его мамуськой, моя соседка даже не всхлипнула бы. Хотя, наверно, от радости бы рыдать принялась! Но нет же! Живы-здоровы, как коровы. Правда, она их выпереть сумела, но для этого пришлось трешку продавать! Сволочи! Давно я, кстати, заметила! Над чем трясешься, то у тебя добрый боженька и отнимет, накажет невесть за что. Вот, к примеру, Лерка Волчина! Она в театре петь собиралась, десять лет училась, и чего? Пропал голос. А вот у Надьки Морозовой, которой на сцену не с руки лезть, такой бас! Гремит трубой, ничего ее не берет! Мороженое ест, босиком бегает! А Лерка береглась, да попусту. Зато Надька собак обожает, у нее их три штуки! Ухаживает за барбосами, как за детьми! Прививки, диета! И что? Мрут они у нее словно мухи, дохнут от ветра. Вот оно как! Зато у Лерки дворняга имеется, никто за ней особо не приглядывает, пятнадцатый год скрипит. И что получается? У одной голоса нет, зато шавка живее всех живых. Но Лерке этого не надо, ей петь охота. А у Надьки голосище трубой, но болонки передохли, только Морозовой на таланты плевать, она по лохматым убивается. Разве это справедливо, а? Ну скажите?

От трескотни Сони у меня начала кружиться голова, а Работкина не собиралась захлопывать рот. Вопрос о справедливости был ею задан риторически, никакого ответа она не ожидала, продолжала болтать дальше, успев в перерыве между рассуждениями велеть мне:

– Снимайте ботинки и идите в гостиную.

Я повиновался и вновь оказался в комнате, где вчера развернулись печальные события.

С тех пор тут, похоже, никто не убирал. Везде были разбросаны вещи, на диване валялся серо-голубой махровый халат, на полу лежал плед и две подушки. Я вздрогнул, увидав на паркете полустертую белую линию. Бригада милиционеров, приехавшая по вызову, очертила место, где лежал труп Зои. Было очень душно.

– Фу, – скривилась Соня, – я не входила сюда с ночи, как прибежала к Ляльке, так у нее в спальне и сидела. Дышать нечем! Надо окошко приоткрыть.

С этими словами она подошла к занавескам, язык Работкиной продолжал болтать:

– Во, вечно Ляля драпировку до конца не сдвинет, ей красиво кажется, если окно полуприкрыто, стопор поставила. Идиотство полнейшее! Я ей сто раз говорила: из-за твоей красоты в комнате темно! Ну сейчас-то я их сдвину!

Соня резко дернула портьеру, в то же мгновение из ее складок высунулась простая вешалка и снова исчезла.

– Ваще! – всплеснула руками Работкина. – Кто ее сюда прицепил? На веревке привязал к карнизу! Во сделано как! Ездит вместе с тюлем! Зачем? Ну, Ляля! Вечно ерунду удумает! А еще у нее в ванной этажерка с цветами! Ну не дура ли, а? Хотя, если учесть, каково ей досталось! Так еще и не такие странности делать начнешь! Сначала Игорь с собой покончил. Лялька чуть с ума не сошла, она мужа обожала. У нее в голове четко застряло: Игорек – принц! Себя за лягушку считала! Вот е-мое! Это ее так воспитали! Нет уж, если у меня когда дети будут, не стану их гнобить, никогда! Хотя, теперь я знаю, к сыну и дочке можно по-разному относиться! Вот тетя Зоя. Чего она только ради Игорька не делала! Верочку погубила! Мне у них года два потом прям плохо было! Висела в квартире чернота, я ее спиной чуяла! А все Вера! Ну кто бы подумать мог! В десять лет в петлю влезть! Хотя Ларису и не посадили, да мучается небось! Не зря она отсюда съехала! Мать ее, Зинка, осталась! Первое время глаза в пол ходила, потом исчезла. Ну да столько лет прошло! Думает небось, все забыли! Конечно, люди про чужие беды не думают. Но я-то помню. Эх, Ларка! Вот уж Зинка ненавидит тетю Зою! О-о-о! Они один раз подрались! Вы чай хотите или кофе?

– Да, – машинально ответил я.

– Так чего? – захихикала Соня. – Чай с кофеем в одну чашку? Смешной вы! Чего дакаете? Примите решение. Все мужики такие, нерешительные.

Я потряс головой. Может, некоторые несчастные мужчины обращаются к бутылке, чтобы не слышать визгливого голоса супруги? Ей-богу, если ваша половина никогда не закрывает рта, это слишком сильное испытание. А у Работкиной синдром гиперболтливости, даже я, приученный к общению с Николеттой, и то почувствовал сейчас приступ морской болезни. Но надо попытаться разобраться в океане информации, который выливает передо мной Соня, а она как ни в чем не бывало неслась дальше:

– …вот Игоряха, например, в день свадьбы прямо испугался, заныл: «Я заболел», а Зоя на сторону Ляли встала, она ей роднее матери была, а та прямо без нее шаг ступить боялась!

– Кто без кого? – отмер я.

– Ляля без Зои, – пояснила Соня. – Так чай или кофе?

– Спасибо, все равно.

– Значит, чай, – сделала вывод Соня. – Пойдем лучше на кухню, мне в этой комнате не по себе.

Я покорно переместился в другое помещение. Рот Работкиной не закрывался ни на секунду, но, как ни странно, я начал понимать сумбурную речь Сони и постепенно более или менее разобрался в ситуации.