Текст книги "Аполлон на миллион"

Глава 3

Войдя в холл, мы с Дегтяревым наткнулись на Эвелину, которая незамедлительно раскудахталась:

– Дашульчик! Счастлива, что вы пришли! Как приятно вас видеть! Немного нервничаете перед мероприятием? Ни в коем случае не надо! Ситуация под контролем. Сейчас покажем вам чудесное меню. Вкуснота! Красота!

– Вы разрешите Александру Михайловичу воспользоваться туалетом? – прервала я ее.

– С восторгом! У нас там чудесно! Живые цветы! Тихая музыка! Одеколон! Дезодорант! – затараторила она. – Александрик Михайлович, любименький, вам понравится – вода в бачке голубая, с ароматом моря, туалетная бумага с запахом пустыни! И вы оцените прокладки с тампонами, они нового поколения, супервпитывающие!

Дегтярев покраснел, а я захихикала. О да, женские гигиенические средства крайне необходимы полковнику.

– Сюда, сюда… – суетилась Элевина. – Рита! Дашунечка наша любименькая приехала, она уже в креслице садится. Дашунечка, не скучайте, Ритусик мчится, чую стук ее каблуков. Александрик Михайлович, дайте возьму вас под руку. О! Какие у вас бицепсы!

Дегтярев стал пунцовым и решил удрать от слишком уж приторной дамочки:

– Спасибо, обойдусь без туалета. Лучше в машине посижу.

Эвелина прижала руки к груди.

– О! Полагаете, у нас там грязно? Вы только гляньте! Если пожелаете, вам в комнату блаженных раздумий принесут кофе, фрукты, сигару, виски… Пойдемте, наш любименький Александр! Можно, я отчество отброшу? Вы такой молодой, красивый! Заглянули к нам на разведку? Жениться собрались?

В глазах Дегтярева заплескался ужас.

– Идти в загс? Мне? Да никогда!

– Сначала в туалетик, – пропела Эвелина и уволокла Дегтярева в коридор.

Я вошла в гостиную, села в кресло и через минуту увидела Маргариту, которая, тоже сказав массу приятных слов, положила передо мной лист бумаги со словами:

– Мы составили меню, получилось шикарно. Перед началом церемонии предложим гостям по бокалу шампанского и виандэ на бротиках. Очень удобно, порция на один щелк зубами. В придачу будут фишен с гратином из мелона. Оригинально и вкусно.

– Простите, что такое виандэ на бротиках? – робко осведомилась я.

Рита удивилась.

– Неужели никогда не пробовали? Тоненький кусок роскошной вырезки и хрустящий тостик.

Я приоткрыла рот. Виандэ? Очевидно, это viande, что по-французски означает «мясо». А слово «бротики», судя по всему, происходит от немецкого brot, то есть хлеб. Выходит, гости будут лакомиться бутербродами.

– Фишен с гратином из мелона – это рыба в сопровождении мелко нарезанной дыни? – предположила я, сообразив, что к чему.

– Вы чудесно разбираетесь в высокой кухне, – польстила мне Маргарита.

– Среди гостей будут пожилые люди, им такое сочетание может не понравиться, – закапризничала я.

– Заменим! – немедленно пообещала Рита. – Сейчас…

Голос владелицы агентства «Стрела Амура» дрогнул, она растерянно уставилась на дверь.

– Вы?! – воскликнула она.

Я обернулась и увидела на пороге Дегтярева. Александр Михайлович внимательно посмотрел на Риту, моргнул раз, другой…

Моя собеседница закрыла лицо руками.

– Зачем вы пришли?

– Это просто случайность, – забубнил Александр Михайлович, – я сопровождал Дашу, понятия не имел, кого встречу. И не предполагал, что брачное агентство принадлежит госпоже Ермаковой.

– Зачем вы пришли? Ну зачем? – повторила Маргарита и схватилась руками за шею. – Ой, дышать нечем! Лина… мои лекарства… там… там…

Эвелина бросилась к письменному столу, выхватила из ящика блистер и подала его Рите. Та быстро проглотила таблетку и прошептала:

– Сейчас мы с Эвелиной вернемся… Простите! Оставим вас на пару минут… Лина, помоги!

– Да, да, конечно, – засуетилась та, – обопрись на мою руку.

– Что происходит? – налетела я на Дегтярева, когда мы остались одни. – Откуда ты знаешь Риту? Почему она так странно на твое появление отреагировала?

– Неудобно получилось, – поморщился приятель, – никогда бы не зашел в агентство, если б знал, кто его хозяйка.

– Немедленно объясни, в чем дело, – потребовала я.

Полковнику пришлось рассказать…

Два года назад Люба, пятнадцатилетняя дочь Маргариты и Прохора Ермаковых, придя домой из гимназии, обнаружила в почтовом ящике флешку. Девочка предположила, что это признание в любви от одноклассника Вити Степанова. Мальчик, живший в соседней квартире, постоянно оказывал Любаше знаки внимания: то шоколадку перед дверью ее квартиры положит, то фигурку котенка в почтовый ящик опустит, то притащит новую книгу Смоляковой. Люба воткнула флешку в компьютер и… увидела своего отца Прохора Ермакова. Папа, привязанный ремнями к стулу, заговорил, глядя не прямо, а в сторону, как будто читал по бумажке: «Хотите получить его назад живым? Миллион долларов наличными. Дальнейшие указания в телефонной будке на проспекте Раскова, у дома сто четыре. Времени на поездку три часа. Если не успеете, он умрет. Если обратитесь в полицию, он умрет. За вашим домом следят, все ваши перемещения не пройдут незаметно. Все указания должна выполнять дочь. Если увидим в телефонной будке Маргариту, он умрет».

Девочке стало понятно, что отец озвучил текст, написанный похитителем. Люба бросилась по указанному адресу, а по дороге раз сто позвонила матери, но та не подходила к телефону.

Рита и Прохор на тот момент были в разводе, который произошел по вине мужа. Маргарита любила супруга и верила, что его отсутствие дома по вечерам, а порой и по ночам, обусловлено работой. Прохор ведь фотохудожник, снимает рекламу, и этот процесс, думала жена, может затянуться. Прозрение наступило в тот день, когда Любаше исполнилось тринадцать. Рита решила испечь торт, отпросилась с работы домой пораньше и – застала мужа в постели с соседкой по подъезду. Классическая ситуация. Прохор попытался вымолить прощение, но Маргарита была непреклонна. Муж не стал делить квартиру с имуществом, благородно оставил все жене и дочери, уехал жить к матери, Надежде Васильевне. Он ради дочки хотел сохранить нормальные отношения с бывшей супругой, однако Рита закусила удила и решительно пресекала попытки отца встречаться с девочкой. Любочка, обожавшая папу, просила мать не мешать их общению, на что Рита наконец ответила:

– Хорошо. Вы можете культурно проводить один выходной день вместе. Подчеркиваю: культурно. Что значит посещать театры, выставки, концерты, а потом ужинать. Маленькое условие: Прохор должен платить алименты, пока же от него ни копейки на твои расходы я не получила.

– Мусечка, но ведь папа сейчас временно без работы! – бросилась на защиту отца Люба.

– У него нет средств на билеты в кино и на мороженое? Решил развлекаться за мой счет, то есть за вход в музей и еду в кафе должна будешь платить ты?

– Папа творческий человек, – чуть не плакала Люба, – он талант, фотохудожник. И баба Надя платит за мою гимназию, это можно считать алиментами.

Маргарита решила сказать дочке правду.

– Милая, мой бывший муж никогда не приносил в семью большие деньги. Его работа в рекламе оплачивалась плохо, и именно я тянула на своих плечах тебя и супруга. Прохор безответственный человек, сначала сидел на моей шее, теперь уютно устроился за спиной у Надежды Васильевны. Чтобы содержать великовозрастного сыночка, пожилая женщина не отдыхает на пенсии, а до сих пор вынуждена работать. Нет, то, что моя бывшая свекровь отсчитывает сумму на образование внучки, нельзя считать алиментами. Это деньги Надежды Васильевны, которой я очень благодарна за заботу о тебе. Алименты должен платить муж, а не его мать. Ты вообще на чьей стороне? Знаешь, по какой причине наш развод случился? Виноват в нем Прохор, он изменял мне, а не наоборот.

– Мама, я очень тебя люблю, – всхлипывала Люба, – но и папу тоже. Вот увидишь, он найдет хорошую службу, станет нам помогать…

Однако Маргарита не верила в предприимчивость бабника. Она продала трехкомнатную квартиру, купила однушку и открыла магазин детских товаров.

– Потерпи, солнышко, – говорила она дочке, – через пару лет я построю загородный дом, мы с тобой будем разъезжать по курортам и европейским столицам, накупим себе модной одежды.

В тот день, когда Люба нашла флешку, Рита уже собрала небольшую заначку. Но сумма в миллион долларов была для нее заоблачной.

Глава 4

Любочка без приключений добралась по адресу, который назвал отец, и нашла в будке мобильный телефон. Он сразу зазвонил, едва девочка схватила аппарат.

– Миллион долларов, – прохрипел отец, – в пятницу. Сотовый оставь там, где он лежал.

– У нас нет таких денег, – заплакала Люба.

– Нет денег – нет папы, – раздалось в ответ.

– Погодите! – закричала девочка. – Можно заплатить частями? У мамы припрятано пять тысяч долларов. Верните папочку, мама напишет расписку, что должна вам остальное.

Из трубки снова раздался голос Прохора:

– Миллион. Дальнейшие указания позже. Обратитесь в полицию – я покойник.

Представляете, в каком настроении Люба вернулась домой и в какой ужас пришла Рита, услышав эту новость?

В четверг утром бывшая жена Прохора извлекла из почтового ящика другую флешку. На экране опять появился Ермаков, но выглядел он значительно хуже, чем в первый раз. Лицо его было грязным, а когда он начал говорить, стало понятно, что у бедняги нет передних зубов – во рту чернели дыры.

– Автобус пятьсот сорок девять «а», ехать до остановки Зюково. Пересесть на маршрут девяносто четыре «б», сойти в Анисине. Дойти до церкви. Оставить сумку с деньгами слева от входа на деревянном стуле. В девять вечера миллион должен быть там. Выкуп привозит Люба. Едет одна. Мы следим. Если заметим сопровождающего, Прохор покойник…

Прервав рассказ, Дегтярев потер рукой шею.

– Догадываешься, что произошло?

– Да, – мрачно ответила я, – ни отец, ни девочка домой не вернулись, мать прождала Любу до утра и бросилась в полицию. Ну почему люди верят преступникам?

– По глупости, – пожал плечами полковник. – Многие думают, что, если подчинятся, получат родного человека назад живым.

– Прохору не завязали глаза, – вздохнула я, – уже одно это должно было насторожить родственников. Если похититель не лишил жертву возможности его видеть, значит, и не собирался отпускать ее. И вы не смогли найти преступника?

– Нет, – вздохнул Александр Михайлович. – Он оказался хитер. На пленке были только изображение и голос Прохора, Ермаков сам произносил текст, составленный похитителем. Его сняли на фоне светло-бежевой стены, больше в кадре ничего не видно. Наш компьютерщик попытался выжать из записи хоть какие-то крохи информации, но ничего не добился. Стул, ножки которого видны, обычный, куплен в дешевом сетевом магазине. Подобных полно, определить, кто и когда его приобрел, невозможно. По звуку тоже никаких зацепок. Эксперт сказал, что запись сделали в небольшом помещении, никаких посторонних шумов не зафиксировано. Прохор читал заготовленный текст, и если в комнате кроме него находились люди, то стояли они очень тихо, почти не дыша. Прохор не мог подать никаких знаков руками, их завели за спину. В подъезде Ермаковой не было консьержа, видеонаблюдения и домофона – Маргарита с дочкой жили в бедном районе, денег у жильцов на обеспечение безопасности не имелось, – поэтому выяснить, кто бросил флешку в почтовый ящик, не удалось. Мои парни тщательно опросили местный люд на предмет появления во дворе или в здании посторонних. Сведения оказались неутешительными. Двора фактически нет, вернее, он проходной, через него течет поток людей к метро. Рядом находится крупный торговый центр, многие продавцы и техперсонал – гастарбайтеры, снимавшие жилье в расположенных поблизости пятиэтажках. В подъезде, где жили Рита и Люба, редко увидишь лицо европейского типа. Мало того что все эти таджики и киргизы плохо изъяснялись на русском, так они еще, боясь полиции, прикидывались идиотами. Заверения моих ребят, что они не имеют отношения к иммиграционной службе, а расследуют жестокое убийство и любая деталь может помочь найти преступников, вызывали у контингента панику.

– Тела нашли? – спросила я.

– Да, – кивнул Александр Михайлович, – в церкви. Любу неподалеку от входа, Прохора в том месте, где обычно ставят ларек со свечами, книгами и прочим.

– Церковь не работала? – предположила я.

Дегтярев начал рыться в своем портфеле.

– Ты сегодня на редкость догадлива. Именно так. От божьего храма остались лишь стены и потолок. Службу там не вели с тридцатых годов прошлого века. Деревенька Анисино тихо скончалась в конце шестидесятых годов, нынче в избах живут две безумные бабки, забывшие, как их зовут.

– Отца и дочь застрелили? – спросила я.

– Нет. Применили боевой электрошокер, – после короткой паузы уточнил полковник. – Эксперт предположил, что работал профессионал: он не оставил ни улик, ни даже следов, намотал на ноги пластиковые пакеты. Можно лишь предположить, что размер обуви у него сорок второй, а рост где-то метр семьдесят с небольшим. Это все.

– Мать отпустила девочку одну на встречу с похитителем бывшего мужа? – удивилась я. – Прохор здорово обидел жену, изменил ей, потом не давал денег, а Рита кинулась его выручать? И где она добыла миллион долларов?

– Самый интересный вопрос, на который тоже не нашлось ответа, – хмыкнул Александр Михайлович.

Я уставилась на него.

– Что ты имеешь в виду? Маргарита отказалась сообщить имя спонсора?

– Она его не знала, – поморщился Дегтярев. – Вечером в четверг мать сказала девочке: «У нас нет средств на выкуп, мои жалкие пять тысяч похитителю не нужны. Надо смириться с ситуацией. Ничего поделать мы не можем». Люба спросила: «А если продать квартиру?» – «За ночь? – мрачно усмехнулась Рита. – И наша халупа не стоит миллиона долларов. Единственное, что нам остается, – это молиться за душу Прохора». «Завтра попытаюсь уговорить похитителя!» – с жаром воскликнула дочка. Маргарита категорически запретила ей ехать на встречу с преступником. Люба пообещала остаться дома.

– И мамаша, поверив ей, укатила на работу? – возмутилась я.

Александр Михайлович засопел.

– Нет. Ермакова предполагала остаться дома. Она встала в семь утра, села вместе с Любой пить кофе и… вскоре заснула. Очнулась Рита в районе полуночи, нашла на столе в кухне записку: «Мамусик, прости, бросила тебе в эспрессо снотворное. Я знаю, где достать деньги. Скоро мы с папой вернемся. Целую тебя».

– Девочка-подросток нашла миллион долларов? – изумилась я.

– Сначала мы предположили, что Люба обратилась к своей подруге Алисе Лункиной, – пустился в пояснения Дегтярев. – Ермакова посещала престижную гимназию, в одном классе с ней учились дети богатых людей. Отец Алисы занимается торговлей винно-водочной продукцией, в средствах не нуждается, единственную дочь обожает, ни в чем ей не отказывает. Лункина могла попросить у него нужную сумму. Но девочка понятия не имела, что происходит у подружки дома, Ермакова свято хранила тайну.

– Странная мысль пришла вам в голову, – удивилась я. – Как бы отец ни баловал дочку, миллион в валюте ни один человек просто так не отдаст. Уж наверное господин Лункин не дурак, он должен был спросить: а как Люба вернет долг?

Дегтярев вытащил из кармана носовой платок и начал промокать лоб.

– За год до похищения Прохора тяжело заболела подруга Алисы, Елена Королева. Диагноз поставили очень нехороший, в России лечить девочку отказались, посчитали безнадежной. Алиса бросилась к папе, и тот оплатил поездку Королевой в Германию, где ей сделали несколько операций. По просьбе дочки Лункин потратил на лечение Лены намного больше миллиона долларов.

– Понятно, – кивнула я. – Но про похищение Прохора, ты сказал, Алиса не знала. Может, Люба кинулась к бабушке, а та вскрыла свой денежный мешок?

Александр Михайлович вновь промокнул лоб.

– Здесь душно, и я опаздываю.

– Давай отвезу тебя на работу, доскажешь историю по дороге, – предложила я.

– А свадебный ужин? – напомнил приятель. – Тебе же надо его обсудить. Мне было важно до Москвы добраться, дальше покачу на метро.

Я дернула толстяка за рукав.

– Не спорь! Маргарите сейчас не до меня, на несчастную нахлынули тяжкие воспоминания, ты же ассоциируешься у нее с самым страшным днем в жизни, когда она потеряла дочь. Доставлю тебя до офиса и вернусь в агентство. Так что там с матерью Прохора? Она могла выделить нужную сумму?

Александр Михайлович направился к двери. Мы вышли на улицу, сели в машину, и полковник продолжил:

– Надежда Васильевна всю жизнь преподавала химию, работала в разных учебных заведениях. Когда был жив Алексей Константинович, отец Прохора, в семье, думаю, водились деньги. Старший Ермаков был одним из руководителей строительной компании, но он исчез.

Я в тот момент выруливала на проспект и от изумления чуть не нажала на тормоза.

– Как исчез?

Полковник пожал плечами.

– Утром ушел на рыбалку и не вернулся. Супруга подняла бучу, поставила на уши многочисленных знакомых, но муж как в воду канул.

– И давно это случилось? – уточнила я.

Дегтярев вытащил телефон.

– Сейчас уж точно и не помню… лет этак восемь-десять назад… Черт! Тут куча пропущенных звонков. Почему я их не слышал?

– Потому что положил трубку в сумку и завалил ее разной ерундой, – усмехнулась я. – Носи мобильный в кармане.

– Вот уж глупость ты предложила! – возмутился толстяк. – Очень неудобно таскать в пиджаке трубку, да и потерять ее легко. И у меня нет в портфеле ерунды, это у тебя в сумочке барахла навалом.

Я повернулась к Дегтяреву.

– Ну-ка покажи, что у тебя при себе.

– Сейчас? – удивился полковник. – И зачем?

– Все равно в пробке стоим, – вздохнула я, – мне просто любопытно, чем набит твой здоровенный портфелище. А я потом продемонстрирую содержимое своего клатча. У кого окажется больше ненужных вещей, тот проиграл и сделает выигравшему подарок.

– О! – обрадовался полковник. – Хочу мыло для бритья в черной коробке, забыл название фирмы. Оно очень хорошее, но дорогое, меня жаба душит самому его купить. Еще я хочу новый станок, а то мой сломался. В общем, с тебя мыло и приспособления для бритья.

– Сломался станок, который Манюня из Лондона привезла? – поразилась я. – Он сделан фирмой, основанной двести лет назад, и очень надежный. Англичане гордятся качеством своей продукции, дают на нее гарантию в четверть века. Я позвоню Маше, пусть разберется, почему ее презент пришел в негодность, и потребует заменить брак. Объясни, что случилось?

– Ну, понимаешь, перед бритьем надо вкладывать лезвие, – забубнил толстяк, – для этого нужно снять верхнюю часть бритвы, что я и сделал, а она – бац, упала в унитаз и утонула…

– Значит, бритва не сломалась, – едва сдержала я смех, – неуклюжий владелец уронил одну деталь в канализационную трубу. В данном конкретном случае предъявить жалобу производителю не получится.

– Почему? – возмутился полковник. – Сделали ерундовину такой скользкой, что сама из пальцев выпрыгнула. Я никогда ничего не теряю и не ломаю.

– Открывай портфель! – скомандовала я.

Александр Михайлович подчинился и начал комментировать вынимаемые предметы.

– Папка с бумагами. Расческа. Носовой платок.

– Их три, причем один относительно чистый, а два скомканных и несвежих, – уточнила я. – Почему бы тебе не пользоваться бумажными платками?

– Терпеть их не могу, – поморщился толстяк. – У мужчины должен быть нормальный носовой платок, а не клочок хрени.

– Ладно. Но зачем ты таскаешь два грязных? – спросила я.

Александр Михайлович, оставив мой вопрос без ответа, продолжил:

– Кошелек, записная книжка, айпад, айфон…

Я опять не выдержала, переспросила:

– Записная книжка? Ты не хранишь контакты в гаджетах?

Дегтярев надулся.

– Считаешь меня идиотом, который сначала ищет номер в блокноте, а потом его набирает? Я человек прогресса, великолепно овладел современной техникой!

Ну-ну, не стану напоминать толстяку, как он обучался общению с ноутбуком,[1]1
  О том, как Дегтярев покупал компьютер и учился обращаться с ним, рассказано в книге Дарьи Донцовой «Приват-танец мисс Марпл», издательство «Эксмо».


[Закрыть] но у меня появился новый вопрос.

– Тогда для чего носишь при себе обычную записную книжку, если не пользуешься ею?

Александр Михайлович нахмурился, но ничего не ответил, а я отняла у него портфель и радостно воскликнула:

– Ой, сколько тут всего! Жестяная коробочка с леденцами, гора оберток от шоколадных батончиков…

– В Москве днем с огнем урну не найдешь, – объяснил толстяк, – а я не приучен бросать мусор на тротуар.

– Выброси дома в помойку, – посоветовала я.

– Вчера случайно забыл вытряхнуть, – процедил толстяк.

– Только вчера? – уточнила я, разглядывая фантики. – Значит, все это ты слопал за один день? Раз, два, три, четыре, пять шоколадок, две упаковки чипсов. А это что? Вафли «Лесная быль» с плодово-ягодной начинкой. Их еще выпускают? Когда-то я очень любила такие. Столько сладкого за один день? Да у тебя скоро объем талии совпадет с ростом!

– Не успел пообедать, пришлось хватать в магазине что под руку попалось, – буркнул Дегтярев.

Я выудила из одного отделения смятый чек, расправила его и прочитала:

– Кафе «Греческий рай». Салат оливье, борщ с майонезом, сосиски с картофельным пюре, кофе латте, торт медовик. Однако, интересное у московских греков меню. Вот в Париже в Латинском квартале они другое готовят, борща я в харчевнях с названием «Гурманы Афин» не встречала. Ой, здесь еще штук десять шариковых ручек без колпачков, перочинный ножик, фонарик, одеколон, упаковка ватных палочек и… крохотная баночка паштета для собак мелких пород! Милый, ты не наелся греческими изысками вкупе с шоколадками-чипсами, проголодался и схватил в зоолавке лакомство для псов? Ошибся с размером. Тебе подойдет порция для пожилого тибетского мастифа.

– Почему пожилого? – заморгал Дегтярев.

– Потому что в юности эти собаки стройны, к старости же весят за сто двадцать кило, – развеселилась я, – чем животное больше, тем обильнее содержимое его миски.

– Отдай мои вещи! – рассердился приятель. – Паштет я купил для Мафи. Она ко мне в гости часто забегает, я всегда угощаю пагля.

– Так вот почему Мафуся превратилась в бочонок на тонких ножках! – возмутилась я. – Оказывается, ты ее подкармливаешь!

– Всего-то кусочек патэ даю и пару печенюшек, – заюлил толстяк, – от этого не разнесет. Теперь, когда ты убедилась, что у меня при себе лишь самое необходимое, открывай свою торбу. Мне хватит двух часов, чтобы изучить ее содержимое?

– Возьми на заднем сиденье, – улыбнулась я.

Дегтярев попытался повернуться, засопел, расстегнул ремень безопасности, закряхтел, покраснел, так и не смог дотянуться до сумки и разозлился:

– У тебя узкая машина!

– Нет, просто у кого-то большой живот, – хихикнула я, подавая полковнику клатч.

– Это что? – удивился Александр Михайлович. – Мыльница?

– Клатч, – пояснила я.

– И как открыть эту фигню?

Я нажала на кнопочку.

– Вуаля!

Полковник вытащил губную помаду.

– Что это такое?

Я изобразила удивление:

– Неужели никогда не встречал такой вид косметики? Ею пользовались еще в Древнем Египте!

– Я не жил во времена Зевса, – проворчал толстяк.

– Он был греческим богом, – поправила я, – к стране пирамид отношения не имел.

– Хочешь сказать, что таскаешь с собой только дурацкую мазилку? – взвыл полковник, заглянув в пустую сумочку. – Где остальное?

Я прикинулась дурочкой.

– Что, например?

– Телефон.

– Вот он, в кармане.

Александр Михайлович притих.

– Ты проиграл! – радостно объявила я. – Кстати, можешь выходить, твой офис через дорогу. Подумаю, что попросить в подарок за свою победу.

Дегтярев молча выбрался из моей «букашки». Я опустила стекло и помахала ему рукой.

– До вечера, милый. Не ешь много шоколадных батончиков, намазывая их собачьим паштетом, иначе ты в свой внедорожник не влезешь.

Александр Михайлович включил скорость и живо удрал в подземный переход. Тихо посмеиваясь, я поехала вперед. Хорошо, что толстяк не знает про вместительную сумку в багажнике моей машинки. Вот в ней масса интересных и жизненно необходимых для меня вещей: косметичка с полным набором для дневного и вечернего макияжа, парочка шарфов, духи, шоколадка… Если честно, я и не помню, что там лежит, но знаю, что все это очень мне нужно.